В предпоследний день

…А ноги действуют сами по себе, словно у них нет никаких связей с головой. Правая ступня нажимает на педаль  акселератора все сильнее и сильнее. Бедная послушная «Нива» перешла на вой, отдавая последние силы, чтобы исполнить волю хозяина. Где же то место, которое поможет ему создать правдоподобную картину аварии?Но его и искать не пришлось. Вдруг впереди, буквально в нескольких метрах показалась тень огромного чудища с ветвистыми рогами. Посматривавший по сторонам Хумри заметил его слишком поздно. Он резко нажал на тормоз. У «Нивы» перестали вращаться колеса, но она все еще рвалась вперед юзом, со страшным скрипом, и налетела на это чудище. Раздался страшный скрежет, машина взлетела вверх, словно вертолет с места поднялся, успев сделать в воздухе несколько раз сальто-мортале, грохнулась в кювет, довольно-таки глубокий, на этом участке уже превращавшийся в овраг…

Утром на место происшествия прибыла опергруппа полиции.  Довольно-таки тщательно изучив представшую перед взором картину, она констатировала просто аварию: «Нива», явно мчавшаяся с превышением скорости, столкнулась с лосем, о чем свидетельствовали слелды его копыт. В здешних лесах этих рогатых,, как и другого зверья, довольно много, пора бы, кстати, соответствующие дорожные знаки поставить. Но куда? Сегодня звери перейдут дорогу здесь, завтра – там. Разве угадаешь? Одно непонятно: куда делся водитель? После такой аварии он не то, что уйти, уползти не смог бы. Вряд ли вообще остался живой. Однако ни в машине, ни вокруг нее не было ни капли крови, и вообще следов, которые бы указывали, что тут был человек. Как сам водитель, так и какой-нибудь сторонний, кто мог подойти сюда, чтобы помочь потерпевшему. Значит, хозяин «Нивы» точно ушел своим ходом. Раз так, куда же он делся? Чудеса, да и только. Почесали затылки следователь с криминалистом, да делать нечего, завершив свои дела и приказав отправить металлолом от «Нивы» на спецстоянку, уехали восвояси, по пути договариваясь, как оформить аварию.

 

1

Случилось это еще зимой.

По традиции, Хумри появился в редакции раньше всех. Надо было подготовиться к длящейся не менее получаса пятиминутке, где ведущие сотрудники газеты оценивали материалы свежего номера, после чего намечали контуры нового. Исходя из этого,  журналистам раздавали задания по освещению событий дня, определяли время сдачи материалов. Все остальное – инструктаж юристу по отстаиванию правоты газеты в суде по иску оскорбленного за критику чиновника, подготовка ответа на претензии налоговиков, отправка  коммерческого директора в Балахну, чтобы ускорить отгрузку бумаги, отчет в Министерстве печати и прочее, и прочее – это потом… В общем, обычное для главного редактора начало рабочего дня в ежедневной газете. Только сегодня что-то пошло не так.

Не успел Хумри дойти до рабочего стола, как зазвонил один из трех стационарных телефонов. Судя по звонку, правительственной связи. Так называлась сеть, напрямую связывающая руководящий состав и иных особо важных персон республики, к коим относился и главный редактор правительственного издания.

– Хумри у аппарата, – сняв трубку, отозвался он.

– У аппарата он! – даже не поздоровавшись, голос в трубке перешел на повышенный тон. Голос самого главы республики Мокшанцева. – Виктор Петрович, ты хотя бы по диагонали просматриваешь свою газетенку, прежде чем отправить в печать?

Та-ак, стало быть, речь пойдет… Конечно же, о статье молодого обозревателя Иванского. Неплохой экономист оказался к тому же весьма способным журналистом. Сочетание этих двух качеств делает его просто талантливым аналитиком.

– Владимир Абрамович, я, так или иначе, прочитываю все материалы. Некоторые заранее, иные – на полосах. Но все. Кроме рекламных.

– Прочитывает он. Как тогда могла появиться эта статья, мать твою? – прибавил децибелы глава. Хорошо, телефонная трубка их уменьшает в разы.

– Какая?

Хумри требовалось сообразить, что ответить.

– А такая! Пасквиль на министра экономики. И что это за заголовок: «Рупь в дело, десять в уме»?

– Ну-у… Мы посчитали, что неэтично напрямую утверждать, что в кармане. Все-таки о представителе власти речь.

– Ты что, Виктор Петрович, белены объелся? Какой карман? Мой министр экономики  – честнейший человек! Если бы не он…

Хумри знал, что глава будет долго перечислять достижения в экономике республики, которые, тем не менее, почему-то не приводят ее к подъему. Потому он на минуту отвел трубку от уха и стал просматривать готовые материалы, лежащие на столе в нескольких стопках, в зависимости от тематики. Выволочка выволочкой, а сотрудники вот-вот соберутся. По крайней мере, треть этих статей и информаций должна пойти в номер, и надо выбрать, что из них.

– Короче… – послышалось в трубке. О, значит, время дослушать. Хумри поднес трубку к уху. – Ты завтра же дашь опровержение и извинишься перед министром. А журналюгу этого выгнать! Немедленно! С треском! Чтоб другим неповадно было.

– На основании чего?

– Как это на основании чего? – от возмущения глава на секунду даже осекся. – За клевету, порочащую авторитет власти. Да, да, власти в целом, а не просто отдельного министра.

– Я не только об этом… На основании чего мы можем дать опровержение? Для этого нужно, чтобы герой статьи прислал в редакцию соответствующее требование. С приложением текста опровержения и желательно документов, подтверждающих его правоту.

– Что-что-что?!

Хумри представил, как глава весь побагровел от возмущения, а усы у него зашевелились, словно малюсенький ежик.

– Так требует закон о средствах массовой информации, – ухватился Хумри за спасательный крюк.

– Зако-он? А требование главы республики для тебя уже ноль без палочки? Послушай, Виктор Петрович, это уже твой не первый и не третий-четвертый косяк за последнее время. Может, мне пора делать оргвыводы? Как думаешь?

Хумри промолчал. Да и что сказать. По делу, на свой вопрос глава сам и должен ответить.

– Короче, так. Требование об опровержении министерство пришлет, так и быть. Ты только не тяни с публикацией, будь добр. А журналюгу выкинешь сегодня же.

– На основании чего я его уволю? – Хумри чувствовал¸ как у него в душе закипает возмущение, и постарался сдержать себя. – Вот вы, Владимир Абрамович, охотник, собак любите. Вы же даже щенка своего просто так не выкинете. А тут человек, его судьба.

– Так это щенок! Охотничьей породы! – заорал глава. – А твой писака – он кто такой, чтобы на министров замахиваться? Короче, сегодня же доложишь мне об исполнении!

Есть у Хумри одна черта – большой, между прочим, недостаток для человека его положения. Когда ему хамят, он иногда забывается, с кем говорит.

– Нет, он пока будет работать! – решительно заявил Хумри. – Вот получим письмо из Министерства экономики, увидим, насколько обосновано требование об опровержении. Тогда посмотрим.

– Ах, так? – Какое-то время глава, похоже, что-то обдумывал. Было лишь слышно, как он натужно сопит. – Ну, вот что, Виктор Петрович. Ты переходишь всякую черту в субординации. Долго я все это терпел, но всему есть предел. Раз такое дело, с сегодняшнего дня ты сам не работаешь главным редактором! – послышалось, наконец, в трубке. – Распоряжение председателя правительства тебе пришлют. Сегодня же. А ты сдавай дела первому заму.

И точно, через пару часов прибыл курьер с распоряжением премьер-министра о расторжении контракта с главным редактором по обоюдному согласию. Хумри, конечно, мог бы оспорить его, даже восстановиться на время, поскольку о расторжении или о не продлении контракта положено предупреждать за 30 дней. Только зачем? Случившееся оказалось пределом терпения не только для главы республики Мокшанцева. Сколько же может Хумри молча проглатывать такие унижения? Или у него не осталось даже капли человеческого достоинства?

Хумри меньше чем за час собрал все свои пожитки и с великодушного разрешения и.о. главного редактора отвез их домой на редакционной машине. Случившееся он воспринимал философски и об уходе с должности не жалел. В жизни всему есть начало, всему есть конец. Карьера главного редактора главной газеты республики тоже должна была когда-нибудь завершиться. Только этот процесс представлялся ему несколько иначе. Хумри полагал, что высокое начальство соберет коллектив и поблагодарит его за «долгую, плодотворную» работу в газете. Может, даже грамоту вручит. А вышло вона как. Ну и ладно. Достали уже все эти власть предержащие! Журналисты для них ниже своих щенков. А насчет работы… Хумри, между прочим, не только журналист, он еще и писатель. Автор нескольких романов и повестей. Лет семь – восемь назад один из них вышел даже в Москве, так что его имя, пусть не широко, но все же примелькалось и за пределами своей республики. Вообще, Хумри литературный труд всегда ставил выше журналистского, считал последний хоть и высококлассным, а все же лишь ремеслом. Только главному редактору ежедневной газеты не до высоких материй литературы. Такая это должность, что занимает мозг редакционными заботами круглые сутки, не оставляя времени ни на что другое, даже на семью. Над романом же требуется трудиться месяцами, а то и годами, говоря образно, не отрывая задницу от стула. И вот, наконец-то, Хумри вновь возьмется за любимое дело. Да уж, не было бы счастья, да несчастье помогло. Ведь теперь он свободный писатель! То есть сам себе заказчик, сам себе проектировщик, сам же подрядчик. Волен работать так, как пожелает, не считаясь ни с днями и ночами, ни с выходными или праздничными датами. Короче, сам себе хозяин, сам себе раб. Да что там – целое государство в едином лице! Ведь он может выработать для сотворенного им мира даже свои законы…  Правда, есть нюансы. Как издать книжку, когда, наконец, поставишь последнюю точку в романе? При этом желательно получить кое-какой гонорар. Писателям из провинции в этом плане нынче приходится туго. Местные издательства зачахли, а московские или петербургские, кажется, загородились собственным кругом авторов.  Хумри даже не знает, печатаются ли сегодня в столицах писатели из областей и краев. По крайней мере, их новых книг ни в библиотеках, ни в книжных магазинах не видать. Об авторах из национальных республик и говорить нечего. Ну да ладно, плакаться по поводу не написанной еще книги ни к чему, сначала ее надо сотворить. Пока же что случилось, то случилось. Как говорится, что ни делается, все к лучшему.

Впрочем, было бы неверным утверждать, будто Хумри совсем не переживал по поводу вынужденного ухода с работы. Был в этом деле существенный изъян – он потерял источник солидного дохода. Кое-какой запасец пока, правда, имелся, зарплата главного редактора позволила ему сделать накопления. Но что будет дальше, через полгода, год? Конечно, у него много знакомых, вроде бы и друзей. Только Хумри умудренный жизнью человек, прекрасно понимает, что если тебя выгнало с работы высокое начальство, эти друзья найдут сто причин, чтобы не брать тебя на работу в свою компанию. Впрочем, надо бы пожить чуток, не думая ни о чем, не заморачивая себя повседневными заботами, отдохнуть… «Зато я стал совершенно свободным человеком, – продолжал размышлять Хумри. – Для многих это – голубая мечта, ради нее иные готовы идти на баррикады».

Так всякими самовнушениями и самоувещеваниями Хумри за неделю-другую, можно сказать, как-то успокоил себя. Только беда ведь не приходит одна. Находясь дома, Хумри вдруг обнаружил, что его жена Маша, учительница с неполной ставкой, без классного руководства, кружков, оказывается, приходит домой довольно-таки поздно, по крайней мере, не раньше шести вечера. Хотя последний урок у нее заканчивается в десять сорок пять. На такой работе Маши когда-то настоял сам Хумри. И то лишь ради того, чтобы к пенсионному возрасту у нее был соответствующий трудовой стаж… А в одну прекрасную мартовскую пятницу Маша с утра ушла в школу и домой заявилась лишь в воскресенье вечером. На естественный вопрос мужа о причинах столь долгого отсутствия она вдруг разыграла такой скандал, который завершился тем, что Хумри пришлось уйти из дому. Хорошо, он не успел продать хрущевскую двушку родителей, умерших незадолго до этого, и ему не пришлось искать угол. Закончилось все спустя полтора месяца официальным разводом. К тому времени Маша в оставленной Хумри квартире уже жила с новым «гражданским» мужем, с которым, оказывается, встречалась больше года. Его звали Виталием. Вроде бы предприниматель, по словам Маши, «сможет содержать семью достойно», не то, что «теперь никто» Хумри, для которого «семья всегда была пустым местом». Виталий оказался весьма коммуникабельным человеком, назначил Хумри встречу в кафе, «чтобы обо всем договориться». Встретились. Поговорили. Договариваться, собственно, было не о чем. Виталий уверил, что относится к Сашке, сыну Виктора Петровича, как к родному и сделает все, чтобы он вырос в достатке. А Хумри сможет встречаться с ним, когда захочет. Но просил, чтобы он оставил Маше квартиру и дачу. Квартира была четырехкомнатная, современная, общей площадью более ста двадцати квадратных метров. Да и дача кое-чего стоила. Двенадцать соток земли (пару лет назад прикупили соседний заброшенный участок), двухэтажный дом, баня, беседка, две теплицы… Хумри с легкостью согласился на все условия. В конце концов, это ведь забота, прежде всего, о собственном сыне.

В одном из романов Хумри главный герой оказывался ровно в таком же положении, в каком теперь был сам автор. Тот спился, чуть ли не в бомжа превратился, лишь пройдя жестокие уроки жизни, опомнился и начал возвращаться в нормальное состояние. Не-ет, автор сам по такому пути не пойдет. Хумри после развода принципиально перестал употреблять алкоголь, разве что иногда выпьет бокал любимого «Шато-Тамань», чтобы освежить мозги. И на женщин в отместку предавшей жене его не потянуло. Хотя он, рослый, широкоплечий, спортивного телосложения (вообще-то спорт тут ни при чем, это от природы), с умным интеллигентным лицом мужчина, привлекал внимание многих дам. Чтобы забыться, Хумри с головой ушел в работу «по своему заказу». Мечта у него была – написать исторический роман. Про жизнь айван* в далеком прошлом. Много лет назад он в Интернете наткнулся на одну научную статью и узнал, какой древний, оказывается, этот народ. Что для него стало настоящим откровением. Ведь в школе на уроках истории России вообще не говорили о его существовании и даже о государстве Серебряная Булгария, в составе которого проживал этот народ. Вспоминали вскользь лишь про Казанское ханство как об огрызке бывшей Золотой Орды и рассказывали, как его завоевал Иван Грозный. О том, что огромное пространство между Доном и Уралом за тысячу лет до этого занимала страна булгар – почему-то ни слова. Хотя она, оказывается, была могучей державой, объединяла многие народы или, по тем временам, племена. Именно Серебряная Булгария, разгромив в 1223 году в битве на Калке татаро-монгольские войска, с трудом, но удерживала их продвижение на Запад в течение тринадцати лет, за что жестоко поплатилась. В 1236 году татаро-монгольская армия во главе с Субэдеем разорила всю эту страну, а большинство населения было просто вырезано. Объединись тогда силы Серебряной Булгарии и русских княжеств, скорее всего, и нашествие с востока остановилось бы на уральской границе. Но русские почему-то не захотели договориться. Результат оказался плачевным…

Трогала эта история Хумри потому, что айване – прямые наследники серебряных, или как теперь говорят, волжских булгар. Хумри же, хоть и числился по воле родителей русским, на самом деле человек айванских кровей. Да и народ соседней с Айванией национальной республики, в которой он оказался по воле судьбы, тоже в далеком прошлом жил вместе с айванами в одном государстве. Так почему бы не написать роман об истории этой страны, чтобы дать хоть какой-то толчок к поднятию духа великого когда-то, а ныне исчезающего народа?

И стал Хумри постоянным посетителем республиканского архива, где начал подбирать нужные материалы для своего будущего произведения.

 

2

Хумри, а полностью Ян Хумри – это псевдоним Виктора Петровича Карсакова. Почему такой? Потому что по рассказам отца, как уже было сказано, он знал, что в нем течет айванская кровь. А «ян» по-айвански означает звонкий, громкий.  Хумри же – от названия речки Хум, в переводе на русский – волна. Она будто бы протекает рядом с ялом-деревней, откуда в середине прошлого века по оргнабору переселилась в далекую Сибирь семья деда. Отец Виктора, уже обрусевший, окончил университет в Новосибирске и с дипломом инженера был направлен на работу в город Саринск – столицу соседней с Айванией республики. Там и осел, проработав всю жизнь в известном когда-то во всем мире объединении «Светотехника». Его сын Виктор почему-то пошел по гуманитарной линии, окончил филфак местного университета. Отслужив в армии, он поступил в редакцию газеты, одновременно писал рассказы, затем и повести. Лет через десять он, будучи уже Яном Хумри, разразился романом и стал членом Союза писателей. Отец даже дивился этому и частенько высказывал единственному сыну: «Как же так? В нашем роду все мужики были технари. Дед – механизатор, брат  – механик по сельхозмашинам, я – инженер-электрик. Даже сестренка моя до пенсии заведовала магазином автозапчастей. А ты – писатель. Чудно…» Хотя, по всему, в душе он был горд тем, что его сын стал какой-никакой, а знаменитостью.

Еще в «постперестроечные» годы молодой Карсаков сильно увлекся историей страны. И не мудрено. В когда-то монолитной, казалось бы, стране вдруг обнаружилось более двух десятков республик, желающих называться государством, хотя в большинстве и в составе России. Ну да, они были, конечно, и раньше, но как-то не выставляли свой особый статус. А ведь и вправду, каких только народов нет в России! Как они, эти народы, жили? Как назывались их страны? По сути, ничего этого мы не знаем. За исключением, может быть, историков. Киевская Русь, Московская Русь, Золотая Орда… Затем завоевания нескольких ханств, о коих тоже мало что говорится… А народов в стране  –  полторы сотни. Они ведь жили, существовали, имели свои государства, свою культуру, свою веру…

Чем больше Хумри углублялся в историческое прошлое, тем сильнее подогревался его интерес к судьбе своего единокровного народа. Выходило, народа совершенно уникального. Айване, оказывается, прямые наследники не только серебряных, а вообще древних булгар. Удивительно, они единственные сохранили их язык почти в первозданном виде. А булгары в древние времена были великим народом – это точно. Только со временем разделились, разбрелись по белу свету. Какой-то род перекочевал на Дунай, иные – на Кавказ, кто-то остался на прикаспийских и причерноморских землях. Большая часть поднялась  на север и обосновалась в Поволжье, Прикамье, Приуралье, образовав мощную Серебряную Булгарию. Она была настолько обширна, что ее истинные границы не определены до сих пор. И настолько сильна, что долгие годы одна сдерживала татаро-монгольские орды от дальнейшего продвижения на Запад … Сам того не замечая, Хумри от истории айван перешел к изучению прошлого тех народов, которые когда-то вместе с ними составляли Серебряную Булгарию. Куда они подевались? А те, кто остался, почему так малочисленны? Хотя вопрос, конечно, риторический. Известно же, далеко не все русские люди славянских кровей, многие из них – потомки обрусевших обитателей нынешних российских просторов. И мало кто задумывается, кем были их прародители. Ничего удивительного. Ассимиляция народов – процесс закономерный. Как и их исчезновение, образование новых. Какими мощными были латиняне! Их язык был настолько силен, что послужил основой образования многих великих ныне языков. И где они, эти латиняне? Где их империя? Сегодня этот вопрос никого особо не волнует. Как и то, что произошло с Серебряной Булгарией и ее народами. Ян Хумри, видно, редкое исключение. Впрочем, на то он и писатель, журналист, странный, по меркам «нормальных» людей, тип, который ковыряется там, куда человек в здравом уме носа не сунет.

Однажды во время очередных раздумий ему в голову пришла неожиданная мысль: «Ян, может, ты ломишься в открытую дверь? Может, национальные писатели давно сказали свое слово об этом?» Тут он, помня, откуда его корни, через бибколлектор выписал исторические книги айванских литераторов. Их оказалось немного. О временах падения Серебряной Булгарии не было вообще ничего. Значит, здесь для него поле непаханное. Тем не менее, одна книга – исторический роман «Черный хлеб» народного писателя Айвании Миколы Ильбека – поразила его. Нет, не содержанием. Тут как раз нечему восхищаться. Описанные в романе местечковые события полуторавековой давности никак не возвеличивали народ, скорее наоборот. Но как же чудесно все показано! Даже в переводе книга читается на одном дыхании. «Не-ет, коли у народа есть такие таланты, он еще не исчезающий. С такой оценкой в отношении айван деятели ЮНЕСКО явно поторопились», – подумал Хумри, закрывая последнюю страницу. Но что это? Указано, что роман написан в 1957-м году… М-да, рановато он обрадовался. Книга Ильбека вряд ли служит подтверждением процветания айванской литературы в наше время… И все же она сильно вдохновила Хумри. Желание заняться историей айванского… чего уж – своего единокровного народа в нем крепло все сильнее.

Как-то во время очередного посещения архива к Хумри подошел пожилой архивариус и, попросив разрешения, подсел к столу.

– Виктор Петрович, я вижу, вы по-настоящему взялись за разбор прошлого, – заметил он.

– Да, стараюсь, – коротко ответил Хумри, отодвинув очередной пергамент в сторону. Пора было прерваться, передохнуть. – Все хочу узнать не по учебникам, а непосредственно из первоисточников.

– Это похвально, – согласился архивариус. – Только, видите ли, летописи тоже часто, скажем так, искажают события.

Слышать такое от архивариуса, по крайней мере, было неожиданно.

– Это как? – с прищуром посмотрел Хумри на старика.

– Знаете, я думаю, что далеко не все летописцы могли описать их так, как все происходило на самом деле. Они ведь тоже, как принято ныне говорить, ходили под кем-то. И в этом плане нисколько не отличаются от нынешних журналистов. Простите, как говорится, я не имею в виду присутствующих… Одним словом, вы понимаете, о чем это я…

Архивариусу не стоило извиняться, даже выразиться он мог бы гораздо крепче. Уж кто-кто, а Хумри лучше всех знает, в каком положении находятся нынче журналисты. Сам он, как главный редактор, давал кое-какую вольность своим сотрудникам, и чем это обернулось

– Вот пройдут столетия, историки станут изучать прожитую нами жизнь по нынешним газетам и журналам,  теле- и радиопередачам, – продолжил тем временем архивариус. – И что, много в них правды найдут?

Прав, конечно, этот старик. Можно себе представить, как будет выглядеть двадцать первый век через двести  – триста лет в монографиях тохдашних историков. Хотя у них будет возможность при желании изучать не только горы официальной прессы, но и горсточки независимой. Другое дело летописи. Их дошло до нас считанные единицы, часто весьма выжные события описываются на одном-единственном пергаменте.

– И что делать? – то ли в ответ, то ли размышляя, вопросил он. – Ведь других свидетелей тех далеких времен не найти. Разве что раскопки, только это несколько иное.

– То правда, – согласился архивариус. – Однако ж есть редкие ученые, исследователи от Бога, которые умеют отделить зерна фактов от плевел. Это, знаете ли, весьма редкий дар. И очень кропотливая работа по сопоставлению разных документов. Как и в вашем ремесле. Писателей с корочками тысячи, а настоящих… Опять же я не вас имею в виду, не обижайтесь… – И вдруг резко повернул разговор: – Не желаете с одним таким ученым познакомиться?

Еще бы не желать!

Вскоре архивариус привел Яна Хумри к Сатаю Эрзютовичу Кирдяпко. Вообще-то,  Хумри и сам знал его. Когда Виктор Карсаков учился в университете, профессор Кирдяпко заведовал там кафедрой истории СССР. Как-то в течение месяца он читал спецкурс и у будущих филологов. Кажется, о древней письменности народов Поволжья. При этом был он, между прочим, незрячим. Говорили, потерял зрение на фронте в самом конце Великой Отечественной войны. И студенты по графику ходили к нему домой, читали для него вслух разную научную и даже художественную литературу. Виктор тоже с этой миссией побывал у него дважды. Хотя, конечно, близким знакомством это вряд ли можно считать.

В настоящее время Кирдяпко уже не преподавал – помимо инвалидности, давал знать о себе и возраст. Профессор не выходил на улицу, по квартире передвигался лишь в кресле-коляске. Однако голова у него варила по-прежнему как надо. Хумри он встретил вполне дружелюбно. Как-никак это же был не студент третьекурсник, а известный во всей республике человек, славившияся в среде творческой интеллигенции свими смелыми высказываниями. Немало вечеров просидели Хумри с Кирдяпко за чашкой чая. Профессор, действительно, был ученым от Бога. Главное даже не в том, что он очень много знал. Главное – он научил Хумри чуть ли не интуитивно отличить вымышленное от подлинного. А такой шелухи, оказывается, в документах всех времен хоть пруд пруди.

 

3

– Ян, похоже, дни мои сочтены.

Профессор Кирдяпко осторожно откинулся на спинку кресла-коляски, слегка приподнял голову и направил взгляд куда-то вверх-влево, в небеса, будто собирался получить ответ оттуда. Хотя определить, так ли это, было сложно, потому как свои бесцветные глаза он тщательно прятал под изогнутые затемненные очки, плотно прикрывющие самое малое треть лица. При этом сам он был совершенно спокоен. Его худые, почти иссохшие руки лежали на подлокотниках неподвижно, лишь длинные костлявые пальцы нет, нет, да и подергивались, давая знать, что под посиневшей старческой кожей еще теплится жизнь.

Старику несколько лет как перевалило за девяносто.

– Ну что вы, уважаемый Сатай Эрзютович, вы вполне здоровы, вам еще жить да жить…

Ян чувствовал, что голос выдает его неискренность, потому не стал дальше распространяться. Старик все понимал и пропустил его слова мимо ушей.

– Я обращаюсь к тебе не за словами сочувствия…

Сатай Эрзютович выпрямил голову и несколько минут просидел молча. Видно, собирался с мыслями. Или силами. Затем попросил:

– Подкати меня к камину.

Ян, стараясь, чтобы колеса на ламинатном полу не сильно шумели, подкатил кресло к правой стороне камина – любимому месту хозяина дома, сам привычно устроился на старинном стуле слева, наискосок от него.  Сколько вечеров они просидели так вдвоем – уже не счесть…

Хвойные полешки при горении сильно потрескивали и опасно стреляли, что, как знал Хумри, профессору нравилось. Вообще, перед камином было тепло, уютно, вскоре профессор заметно ожил, заговорил:

– Ну вот, друг мой, пришла пора прощаться с этим миром… Стоп! Не дергайся, помолчи пока. Понимаешь, неприлично жить на белом свете больше века, быть обузой для всего живого, устремленного вперед. А мне уже близко к этому. Так вот, мой юный друг, напоследок я хочу посвятить тебя в одну чрезвычайно важную свою тайну…

Ян привычно достал из бокового кармана курточки диктофон, а из внутреннего – блокнот и ручку, приготовился записывать. Он всегда страховался от возможных сбоев техники, какой бы совершенной она ни была.

– Это все спрячь, – вяло махнул левой рукой профессор. – Я сейчас начну рассказывать кое-что не для твоего романа, а лично для тебя. Прежде поклянись, что все останется между нами. Дело чрезвычайной значимости. Возьмешься ты за него или нет – это как хочешь, в любом случае, никто другой о нем не должен ведать.

Обычно слабый голос профессора звучал непривычно возвышенно или еще как-то, что словами не передать. Правда, он не торопился продолжить разговор, сняв темные очки, тщательно протер их карманным платочком. Ян при этом заметил, как бывшие когда-то, видимо, синими, но давно поблекшие глаза вдруг сверкнули из-под мохнатых седых бровей так, словно хотели пронзить собеседника насквозь, чтобы дать понять всю важность момента. Ян шестым чувством уловил, что старик собирается сообщить ему нечто чрезвычайно сокровенное, чем люди делятся с другими лишь перед уходом в иной мир. Обычно это – самое важное, выстраданное, пронесенное человеком через всю жизнь.

– Профессор, дорогой Сатай Эрзютович, как велите, так и поступлю. Обязуюсь, – поклялся Хумри.

Старик еще долго как бы вглядывался в него сквозь свои темные очки, затем, слегка наклонившись в сторону собеседника, начал говорить. То, о чем поведал Кирдяпко, Хумри сначала даже смутило, вызвало недоверие. Только слова исходили из уст авторитетнейшего ученого. Такой человек не может пороть чушь. Потому Хумри слушал внимательно. Чем больше он вникал в суть сказанного профессором, тем больше его охватывало какое-то чувство, – воодушевления, что ли. Оно как бы побуждало заняться чем-то пока еще непонятным, невероятным, которое, однако, вполне может оказаться вероятным. Как бы то ни было, он все запомнил на всю жизнь без всякого диктофона и блокнота. Со временем, по мере более глубокого и тонкого осознания узнанного от профессора, прежние его рассказы начали казаться просто мелочью. Хотя нет, не так. Они оказались как бы прелюдией к чему-то важному, главному. По всему, умнейший старик изначально подводил, готовил Хумри к тому, чтобы  он стал тем человеком, который завершит замысленное, но не осуществленное им самим дело.

После этого они провели вместе еще немало долгих вечеров, за которые выпили литры кофе и чая. Невозможно представить, но Хумри даже перестал заходить в “Красное&Белое” за своим “Шато-Тамань”.

В конце мая профессора Кирдяпко не стало. Похоронили его торжественно, с большими почестями на старом кладбище в черте города, где предавали земле лишь самых достойных граждан – членов местного правительства и коронованных воров, которых теперь называют олигархами.

 

После поминок на девять дней профессора Хумри засобирался  в дорогу. Старый ученый настропалил его на продолжение своего дела так, что тратить дни на простые, обычные житейские дела стало казаться расточительством. А решиться на поездки ему теперь проще простого. Как говорят те же айване, у него одна башка, один зад – надумал, оторвался от дивана и айда в путь. И с работой никаких сложностей. Они со знакомой журналисткой подрабатывали в газете регионального отделения одной как бы оппозиционной партии. Выходила она дважды в месяц на восьми полосах формата А3. Хумри, договорившись с напарницей, что срочные материалы она будет готовить сама, спешно написал несколько нестареющих аналитических статей для очередных двух номеров и таким образом освободился, по сути, на целый месяц. А там у политиков подоспеют летние каникулы, у журналистов соответственно – отпуск.

В соседнюю Айванию, по современным понятиям, путь недолгий. Понятное дело, Хумри сильно потянуло туда и потому, что она – историческая родина его деда и отца. Говорят же, зов предков неугасим. Правда, ему предстояло оказаться вдали от реки Хум, откуда родом дед с отцом. Судя по Википедии, село Козловка, куда он направлялся, расположено в довольно-таки обширном лесном массиве Присурья в километрах трехстах с гаком от Саринска. Помнится, в семидесятые годы прошлого века в тех местах японский режиссер Акира Куросава снимал таежные сцены фильма «Дерсу Узала»… Раз Козловка село, оно должно было быть крупным, хотя бы в прошлом. Общинные церкви не ставили и не ставят там, где мало прихожан. Смущало то, что, тем не менее, Козловка почему-то на карте никак не отмечена.

Хумри хорошо представлял прелесть лесных дорог и попросил у друга на время его «Ниву», оставив тому в пользование свой Volkswagen Polo. Несмотря на относительно небольшое расстояние, выехав с утра, на место он прибыл лишь вечером. В «Ниве» не было навигации, а названия села Козловка, оказалось, никто из местных жителей даже не слыхивал. Хорошо, в одной деревеньке встретилась древняя старуха. Она-то и  растолковала, что села этого «давнешенько уже нетути», там ныне город, называют его Октябрьск, что гораздо благозвучней, чем Козловка. А ведь Хумри уже проезжал этот город, расположенный недалеко от реки Сура.

Вернувшись в Октябрьск поздним вечером, Хумри заселился в первую попавшуюся на глаза гостиницу. Она называлась «Киря». Позже он узнал, что это название одного из притоков Суры. Да уж, фантазии у провинциальных бизнесменов везде одинаковые: зациклены на названиях местных рек и прочих географических достопримечательностей или лучших европейских собратьев. Оставив «Ниву» на платной стоянке во дворе, Хумри поднялся в свой номер на втором этаже. Тут он понял, почему хозяева не осмелились назвать свою гостиницу Хилтоном или Санта Катариной. Полуторная кровать, обшарпанный диван, такое же обшарпанное кресло, небольшой столик с телефоном образца  восьмидесятых годов, единственный стул со спинкой, тумбочка – вот и вся мебель. Похоже, кто-то приватизировал это заведение в девяностые годы и так с тех пор и пользуется, особо не вкладывая средств в его обновление. Хумри человек не привередливый. Войдя в номер, он в прихожей кинул сумку с вещами в шкаф-купе, прошел в одну-единственную комнату и тут же распластался на койке прямо в верхней одежде. Нехитрый дорожный скарб он разложит по местам с утра. А пока спать, спать, спать!

Только глубокий сон длился недолго. Поздней ночью он проснулся от того, что вдруг почувствовал, как будто бы качнулась его кровать. Или даже само здание гостиницы. Включив свет, он взглянул на часы. Было несколько минут, как перевалило за полночь. Где-то внизу слышался глухой рокот. Вот стены будто опять начали подрагивать. Чуть-чуть, почти незаметно, а все же… Черт, этого еще не хватало! По всему, вблизи пролегала трасса, по которой ходили тяжелые фуры… Но вот постепенно шум и легкая вибрация прекратились. Видно, интенсивность движения по трассе спала. Хумри, пролежав какое-то время с открытыми глазами, с грехом пополам вновь заснул лишь под утро.

Поднялся он поздновато. Казалось бы, за это время должен был выспаться досыта и посвежеть, но почему-то голова не то что болела, а тупила, словно с глубокого похмелья. Да и все тело ныло, как бывало в студенческие годы после разгрузки вагона с углем, чем Хумри занимался частенько. Хотя отец никогда не отказывал ему в помощи, он с молодых лет старался материально не зависеть ни от кого.

Однако же делать нечего, пришлось собраться. Закончив с туалетной возней, Хумри спустился на первый этаж, в ресторан. Кухня там еще не работала. Пожевав в буфете пару вчерашних бутербродов с ветчиной и выпив чашечку растворимого кофе по цене доброго обеда в простой столовой, Хумри вышел на улицу. Да уж, с этим ресторанным питанием следует быть осторожней. Не та у него ныне ситуация, чтобы совсем не думать о лишних рублях.

Прекрасный воскресный день. Солнечно, безветренно, тепло. На небе такая яркая синь, на улице – такая свежая зелень, что дух захватывает. Раннее лето… Хумри второпях как-то не подумал, что выехал на выходные. Впрочем, ничего страшного, это, может, и к лучшему. Наверное, сначала следовало ознакомиться с городом, раз он вырос на месте села Козловка. Да и покойный профессор не зря советовал без особых причин не соваться в официальные организации.

Бесцельно погуляв с четверть часа, Хумри понял, что гостиница находится в центральной части города. Ничего удивительного. Раньше так было положено – располагать подобные объекты в комплексе административных зданий. Прежде чем продолжить знакомство с городом, Хумри вернулся в номер и включил прихваченный с собой ноутбук, быстренько просмотрел в Википедии историю Октябрьска.

Оказалось, в середине тридцатых годов прошлого века на окраине села Козловка возвели один из объектов Всесоюзной ударной комсомольской стройки – деревообрабатывающий комбинат. На самом деле это было военное предприятие, во время Великой Отечественной войны здесь выпускали самолеты У-2. Кстати, с ее началом в городе появился еще один крупный завод, эвакуированный из Харькова. Назвали его электроаппаратным. Когда война завершилась, деревообрабатывающий комбинат преобразовали в  комбинат автофургонов, его основной продукцией стали армейские спецмашины. Электроаппаратный завод сохранил свое название до последних дней. Для таких предприятий тогда не было специалистов не то что в селе, а во всей тогдашней автономной республике. Даже простых токарей-слесарей, вообще рабочий люд сюда нагоняли со всех концов страны. Постепенно в городе появлялись другие сопутствующие предприятия – железнодорожная станция, МТС, строительные и дорожные управления, автоколонна, пищекомбинат, хлебозавод, комбинат бытового обслуживания, общепит, торговые точки, всякие другие мелкие предприятия. Особо выделялся новый домостроительный завод. Внезапно хлынувших на ударную стройку людей требовалось обеспечить жильем, для начала хотя бы бараками… Короче, уже до войны здесь проживало около тридцати тысяч человек, и село преобразовали в город с соответствующим духу времени названием Октябрьск. В шестидесятые годы его население перевалило уже за семьдесят тысяч и продолжало расти. Сегодня здесь, говорят, проживает больше ста тысяч человек. Правда, численность населения поддерживается не за счет создания новых рабочих мест. По ходу закрытия старых крупных предприятий их, наоборот, с каждым годом становится все меньше. Зато сюда, где замечательная река, сплошные леса, ежегодно переселяются сотни семей пенсионеров севера, которым доктора предписали жить в умеренной климатической зоне.

Все это так. Только где теперь искать то, чего хочет найти Хумри? Сколько времени утекло с тех пор, когда здесь процветала неизвестная ему Козловка! Коренных селян, да и из «понаехавших» в те далекие годы горожан, конечно же, мало кто остался на этом свете.

Между тем городок оказался вполне себе оживленным. Из интернетовской информации выходило, что в нем уже нет основных градообразующих предприятий. А народ на улицах кишел. Чуть ли не на каждом шагу броскими вывесками и рекламой зазывали к себе магазины известных во всей стране торговых сетей, кафе и рестораны с самыми причудливыми названиями, особенно восточной и кавказской кухни. И везде люди что-то покупали, ели, пили. Значит, они где-то трудились, получали зарплату? Не все же ездили в Москву на шабашки. Хотя и пенсионеры здесь ведь особенные, с «северными» надбавками. Похоже, они здорово поддерживают местную экономику.

Заложив в голову кое-какие интернетовские сведения о городе, Хумри решил пройтись пешком по близлежащим улицам. На автомобиле, наверное, можно быстренько объездить весь Октябрьск за пару часов, только при этом мало что поймешь. Проходя мимо сквера, Хумри заметил, что там рядом с памятником какому-то военному собрались люди. Ради любопытства он перешел улицу, подошел к толпе. Оказалось, здесь проходит довольно-таки странная встреча, по всему, какого-то чиновника ли или депутата с гражданами ли или избирателями. Причем, весьма своеобразными. Если бы мероприятие не происходило в ухоженном сквере, можно было подумать, что тут собралось все «дно» города.

– …охрана памятников – это не только память. Они – уважение к предкам. Надо это всегда помнить и сохранить. Не только на улицах, но и на кладбищах. Там наши предки, –  втолковывал оратор собравшимся. И попросил: – Так давайте искать эти памятники на старых кладбищах. И сообщите обо всех комиссии по памятникам управления культуры. Номера телефонов вам уже раздали. Только, товарищи и господа, чур, не борзеть, могильники самим не трогать. Это я напоминаю особенно бичам. На вас большая надежда, вы шныряете везде. Только, обнаружив, беспредел не творить, покои мертвых не чушканить. Иначе будет с вами разборка…

Как многие современные коллеги, чиновник изъяснялся весьма своеобразно, однако понять его было можно. Только с чего это он зациклился на старых кладбищах? О чем Хумри и спросил у стоявшего поодаль интеллигентного вида старика с аккуратной бородкой и тростью. Тот охотно объяснил:

– Понимаете, у нас тут как бы начали восстанавливать историю города. Оказалось, он охватил территорию нескольких сел и деревень. Немало выходцев из них – весьма значимые персоны, прославившиеся на всю страну люди. Имена многих, кстати, все еще на слуху, просто люди никогда не задумываются, откуда они родом. А еще местность эта славилась купцами. Говорят, здесь было какое-то село, то ли Козловское, то ли Козловка. Так там проживали гремевшие на всю Россию купцы. Один из них по Суре и Волге торговал даже с зарубежьем. Возили отсюда пшеницу, рожь, обмазанные глиной для долгого хранения яйца. А уж лесу-то сплавляли-и! Выходцы села, в основном детишки тех же купцов, становились знатными инженерами, военными, учеными. Один даже стал академиком по кораблестроению. Хотя фамилия у него несерьезная – Крылов, как у баснописца. Понимаете? Многих знатных и состоятельных людей хоронили не просто с почестями, а ставили им памятники. У иных имелись даже свои склепы. Сказывают, в некоторых могилах хоронились весьма внушительные клады… Да-с. Вот и хотят местные краеведы установить личности знаменитостей. А власти им решили помочь.

До Хумри все же не дошло, почему ради этого требовалось собирать эту специфическую публику. Ну, обратились бы к населению по телевидению и радио помочь в благородном деле. Пиара было бы больше, глядишь, у кого-то рейтинги хоть чуток подросли бы.

– Понимаете, здесь, если обратите внимание, не обычные горожане. Здесь в основном бомжи и прочий подобный люд, – заметил на это интеллигентный старик.

– Тем более непонятно.

– Все удивляются этой странности. Однако на самом деле это всего лишь весьма неординарный подход к решению проблемы. Говорят, исходит он от какой-то новой помощницы главы администрации города, простите за употребление женского рода по старинке. По всему, удивительно умная и хваткая дама, я вам доложу.

Хумри все еще не осенило:

– А в чем смысл такой неординарности?

– Видите ли, от некоторых тогдашних погостов поселений в границах Октябрьска даже следов не осталось. Их давным-давно накрыли новостройки. Ныне никто не ведает, где именно хоронили усопших в вековой давности, все предполагают лишь на уровне «могло быть где-то там». Ведь как в советское время разворачивали ударные комсомольские стройки? Приезжали сторонние люди, планировали на местности объекты, что мешало – все под снос. На фоне задач «мирового масштаба» на такие мелочи, как сохранение кладбищ, просто не обращали внимания… А бомжи – они же везде шныряют. Вдруг где и заметят признаки былого погоста…

Так-то оно так. Но тут напрашивались вопросы. Если кладбища снесли, выходит, нет и надмогильных памятников. Тогда что ищут эти люди? Не бомжи, а зачинщики кампании? Впрочем, вряд ли стоило расспрашивать об этом кого бы то ни было. Хумри ни к чему, чтобы на его интересы обратили внимание.

«И мне свои поиски стоило бы начать с кладбища Козловки, – подумал он в какой-то момент. – Профессор не зря намекал на это». И не удержался, спросил-таки у старика-интеллигента:

– Вы думаете, что снесли все кладбища? Даже того большого села Козловка? Может, все-таки оно осталось, но под другим названием?

– Как вам сказать, – пожал плечами собеседник. – Городок-то наш не велик, но и не мал. Так что… Есть у нас старое кладбище, новое, еще немецкое осталось с времен войны. Только они все появились позже, по генеральному плану города.

– Немецкое-то откуда? – удивился Хумри.

– Тут у нас во время Отечественной располагался эвакогоспиталь для военнопленных. Вот и, сами понимаете…

Чего же не понимать. Однако Хумри оно, это немецкое кладбище, ни к чему. То, что он ищет, вряд ли схоронили там, ибо случилось это задолго до той кровопролитной войны.

Хумри потихоньку отошел в сторонку и, понаблюдав издали еще немного за необычным сходом в сквере, пошел дальше знакомиться с городом, как оказалось, с весьма интересной историей. То есть история эта касалась вообще-то не города, а тех сел и деревень, которые находились в старину на его нынешней территории, и, само собой, живших в них людей.

 

 Август 1931 года

Было уже за полночь, когда кто-то легонько постучался в окно одиноко стоявшего на отшибе деревеньки дома, как бы таившегося от посторонних глаз за двумя разлапистыми вязами. Странного дома. Он был весь голый. Ни тебе двора, ни изгороди. Лишь сарай-дровяник невдалеке сзади. И небольшая банька рядом с ним. Кругом тишина, не слышно ни собачьего лая, ни петушиного ку-ка-ре-ку. Казалось, и не живет в доме никто. Ан нет, краешек белой оконной занавески чуть дернулся, затем кто-то прошаркал к двери, и она отворилась с тягучим скрипом. Хозяин даже не спросил, кто пришел и зачем, оставил дверь открытой, а сам прошел обратно в избу и зажег висевшую над столом семилинейку. Лампа сама по себе слабовата, да еще нахлобученная на нее стеклянная труба уже была закопчена, потому изба освещалась тускло.

– Дед Кестин, у меня совсем нема времени, – с порога заявил нежданный гость. – Потому я сходу к делу. Мне надобно надежно запрятать кое-что. Так, чтоб могло сохраниться десятилетия. А уж случись  что-то такое – времена вона какие пошли, чтоб мое добро пошло лишь на благое дело.

– Да ты проходь, Ефим Игнатьевич, садись за стол, – предложил хозяин избы. – Нема времени аль ишшо что, а такое важное дело не решаемо на ногах.

Когда гость примостился на краешек скамейки, возле угла широкого стола, хозяин тоже, пододвинув табуретку, устроился напротив него. Тусклый свет выхватил странное старческое продолговатое лицо, с глубокими морщинами, коих почему-то было больше на щеках, с горбатым орлиным носом, с глубоко посаженными у переносицы небольшими глазами, которые даже в этой сумеречности нет-нет, да и посверкивали синеватыми искорками. Дополняли странность лика пара десятков редких волос на подбородке, означающих наличие бороды. Старец внимательно вглядывался в гостя – в крепко сбитого мужчину среднего роста, лет пятидесяти с гаком. Тот явно волновался, левой рукой теребил тщательно подстриженные рыжие усы и бороду, а пальцами правой, которая лежала на столе, нервно барабанил по дубовой доске. Его узкие, чуточку раскосые глаза никак не могли сосредоточиться на чем-то одном, выражая явное нетерпение.

– Пошто так? – неопределенно спросил старец.

Однако гость его понял, быстренько объяснил:

– Мне шепнули, что завтра, то бишь уже сегодня за мной должна приехать милиция. Чую, из ОГПУ мне уже не вернуться. Я не желаю, чтоб нажитое мною добро попало в руки супостатов. Уж коли мне самому не суждено им воспользоваться, пускай оно пойдет на пользу доброму делу.

– Какому такому доброму делу?

– Не знаю, не знаю. Это как жизнь обернется. Главное, чтоб людям польза была, а не этим бандюганам, что ноне во власти.

Старец несколько откинулся назад, и его лица не стало видно вовсе.

– И кто станет определять, что пользительно людям, а что нет? – спросил он из темноты.

– Ты и определишь, – не раздумывая, ответил гость. Похоже, он над этим уже размышлял.

– А може, я сам захочу воспользоваться твоим богатством?

– Не. Тебе это ни к чему. Ты – ведьмак, человек с колдовскими чарами, зачем тебе мои богатства?

– Тоды семье своей оставь, – то ли советовал, то ли просто что-то проверял старец.

– Семью я обеспечил, сколь нужно, и отправил далече. Больше им все одно не переварить. Нынче золотишко-то в открытую не обналичишь, коммуняки все банки к рукам прибрали. А у меня осталось ишшо… немало. И золота в царских рублях, и брильянтов, жемчугов и всяких побрякушек поценнее золота.

– Ну и ладно, ну и ладненько.

Старец встал, вышел из-за стола, пошел было к печке, остановился, спросил:

– Кушать будешь?

– Ничего не надо! – отрицательно мотнул круглой головой гость. – Давай быстрее дело решать.

Старец вернулся к столу, но садиться за него не стал, остановился возле противоположного от гостя угла, спросил из темноты:

– А пошто ты с этим делом ко мне пришел? Нешто у тебя нет надежных другов?

– Надежные есть. Да они не в силах сохранить то, что я оставлю. Во-первостях, их самих скоро того… А ишшо ежели добро обнаружат, они не смогут его отстоять.

– А я, стало быть, смогу?

– Надеюсь, дед Кестин. Не зря же тебя ведьмаком прозвали. Да и хитрее ты всех хитрых.

 Старец, шаркая ногами в валенках, походил по избе, затем вновь остановился возле гостя, молвил:

– Ну и ладно, ну и ладненько… Знаешь, я все понимаю. Токмо настолько ли я надежный сохранитель? Сдается мне, тебе след обратиться к батюшке. У него ведь не то, что мои колдовские чары, у него чары самого Господа Всевышнего.

Гость с удивлением глянул на хозяина избы.

– Мне казалось, вы с батюшкой-то чуть ли не на ножах, – произнес он, растягивая слова. – А ты вона что глаголешь.

– Ничего странного, – незамедлительно откликнулся старец. – Мы-то, ведьмаки, к церковникам относимся весьма уважительно. Это они нас и колдунов не признают, считают, что мы своими действиями вызываем у их прихожан сомнения во всесильности божией. Особливо слабые попы, которым Господь не разрешил обращаться к себе напрямую. Отец Николай – он не таков. Он священник настоящий, способный разговаривать с самим Господом. Таких в их среде весьма немного. А божественные чары, скажу прямо, посильнее наших-то будут.

 Гость опять нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

– Послушай, дед Кестин, время идет, мне надобно успеть до утречка домой, – сказал он. – Насчет отца Николая я уже думал. Токмо он ведь мои сбережения зараз в пользу церкви использует. Это мне ни к чему. Это не пойдет людям на пользу… Короче, ты как, спрячешь мое богатство на хранение?

– Ну, что ж, убедил ты меня, – слабо мотнул головой старец. – Так где они, твои сбережения?

Гость ничего не стал объяснять, быстренько вышел из избы и юркнул в ночную темень, в сторону леса, черной неровной стеной тянущегося прямо за огородом старца. Вскоре он, ведя лошадь под уздцы, привел повозку, снял с нее прикрытые пологом два металлических сундука, не без натуги отнес их по указке старца в дровяник.

– Не сумлевайся, я их спрячу надежно, – пообещал следовавший следом хозяин дома.

…Уже затих в отдалении топот конских копыт, а старец все стоял и вслушивался в тишину. Затем тяжко вздохнул:

– Ох-хо-хо-ох! Вот тебе и купец. Второй гильдии. Большой хозяин всей округи. И что теперча? Времена, однако…

 

4

Скорее всего, в силу привычки прежних исследований Хумри выяснение истории городских кладбищ начал с посещения местного архива. Он здесь почему-то назывался «Отдел культуры и архивного дела». Удостоверение члена Союза писателей России, похоже, вызвали к нему уважение, и охранник пропустил его в читальный зал, даже не взглянув в раскрытый паспорт. Или у них тут принято доверять людям? В зале, если можно так называть небольшое помещение с несколькими простыми столами, было пусто. Правда, пока он перелистывал предоставленные ему документы, туда пару раз заглянула какая-то молодая женщина. На нее нельзя было не обратить внимания. Лет двадцати семи – восьми, выше среднего роста брюнетка с прямо-таки сверкающими под лучами солнца каштановыми волосами, с изящной спортивной фигурой, скорее гимнастки, чем легкоатлетки. Большие, почти круглые черные глаза, брови вразлет и прямой тонкий нос в сочетании со слегка выпирающими, но не толстыми губами выдавали в ней любвеобильность и крепкий дух. Такие женщигы очень настойчивы и изощрены в достижении своих целей. Кто-кто, а Хумри, на своем веку повидавший тысячи самых разных людей, основные черты характера человека определяет с первого взгляда. Впрочем, с чего это он так присмотрелся к этой женщине? Нет, Ян, нет, не о том думаешь…

Документы  архива не помогли ни на йоту. О старом городском кладбище говорилось весьма подробно. Не оставлено без внимания даже так называемое немецкое кладбище, где в сороковые годы прошлого века хоронили умерших немецких военнопленных. Оказывается, здесь в сорок третьем был развернут эвакогоспиталь для немецких военнопленных, захваченных в сталинградском котле, а затем и вдругих местах. Многие из них были настолько истощены и неизлечимы, что пришлось для их захоронения выделить близ города специальный участок. Правда, большинство пленных все-же стараниями советских медиков вставали на ноги и впоследствии наравне с советскими людьми вкалывали на возведении новых корпусов переброшенных сюда в начале войны предприятий.

А о погосте Козловки нигде ни слова, будто он испарился, исчез бесследно. Скорее всего, его сравняли бульдозерами или чем тогда планировали строительные площадки, и теперь на том месте стоит какой-нибудь производственный объект, ибо даже при советской власти вряд ли решались воздвигать жилые дома на костях усопших. Просмотрев документы, Хумри с благодарностью вернул их архивариусу – пожилой женщине, которая, судя по табличке, называлась главным специалистом, и собрался уйти. Про себя он решил все же пройтись по самой старой части закрытого уже городского кладбища. На всякий случай. Хотя понимал, что это вряд ли поможет его делу. Не могли жители села тех давних лет попасть туда, ну никак. Не перезахоранивали же их.

У выхода Хумри чуть не столкнулся с той самой интересной брюнеткой с каштановыми волосами, которая входила в зал в очередной раз. Она не растерялась, остановилась напротив него лицом к лицу, поинтересовалась:

– Ну как, господин писатель, смогли мы вам чем-то помочь?

Голос молодой женщины оказался удивительно приятным – грудной, как бы воркующий.

– Увы! – развел руками Хумри, в уме машинально отмечая ее довольно-таки высокий рост – почти вровень с ним. А он по утрам вытягивается где-то до ста восьмидесяти трех сантиметров. Правда, у нее каблуки… Итого получается не меньше ста семидесяти.

– И что это мы так заинтересовались мертвыми? – сыронизировала дама.

– Вы здесь работаете? – вместо ответа спросил Хумри.

– Да нет, я работаю в администрации города. Помощником главы. Отдел культуры и архивного дела курирую. Меня зовут Алла Белова.

– Ян Хумри, – представился Хумри. – Интересуюсь я, как вы говорите, мертвыми потому, что собираю материал для исторического романа.

– Вот как! – воскликнула Белова. – Можно спросить, о чем будет роман? Уж очень любопытно. Вы ведь, если не ошибаюсь, из писателей первый, кто посетил наш архив. По крайней мере, в наше новое время. Я уже справлялась у ветеранов.

Показалось, она интересуется его планами просто из вежливости.

– Думаю, пока рано говорить о содержании, – неопределенно пробормотал Хумри и, не желая ввязываться в долгий разговор,  поспешил к выходу. Хотя если бы разговор зашел о чем-то другом, он был бы не прочь пообщаться с такой женщиной.

Белова проводила его долгим изучающим взглядом вплоть до выхода, затем отошла к окну, продолжая смотреть вслед неспешно идущему в сторону гостиницы писателю, вынула из сумочки смартфон и кому-то позвонила.

Хумри в ту ночь долго еще не смог уснуть. В голове безостановочно ворошились разные мысли, правда, вокруг одного и того же. Как ему теперь действовать? Подсказанное покойным профессором Кирдяпко дело оказалось не таким простым. Главное, совершенно не понятно, с какого конца к нему подойти. Наконец, он пришел к выводу, что лучше всего было бы найти старых обитателей села. Должны же  дожить до наших дней хоть несколько человек. Конечно, те люди в далекие тридцатые годы были в том возрасте, что вряд ли отчетливо запомнили интересующие его события. В их памяти, скорее всего, запечатлелись картины быта, жизни семьи, детские игры. Но они могли слышать рассказы старших о всяких неординарных происшествиях, о знаменитых людях того времени. Рассказы, которые, возможно, превратились в легенды. Хумри по своему литературному опыту знает, что иногда такие легенды вполне достоверно отражают действительность.

Решив про себя завтра же отправиться в городской ЗАГС, Хумри взглянул на часы. Стрелки приближались к полуночи. Пора отойти ко сну. Но тут вдруг под домом что-то гулко зарокотало, будто бы даже стены качнулись. Так продолжалось с перерывами почти четверть часа, после чего, наконец, установилась тишина. Черт бы подрал эти фуры! Разъезжают круглые сутки. Наверное, придется все-таки перебраться отсюда в другую гостиницу…

 

Утречком Хумри первым делом подошел к администратору и уточнил, как проехать к отделу ЗАГС. Весьма приятная дама, выше среднего роста, лет тридцати – тридцати пяти дружелюбно объяснила, что и как. Удивительно, почему-то во всех гостиницах администраторами работают именно такие женщины. И где только их находят… Не успел Хумри отойти от ресепшена, как администратор подняла трубку стационарного телефона и куда-то позвонила. Такая у нее работа – всю смену проводить в переговорах и объяснениях.

Попив в буфете кофе, Хумри не медля отправился в ЗАГС. Он располагался в небольшом уютном особняке, называемом Дворцом бракосочетания. Выехав со двора гостиницы, Хумри заметил, что за его «Нивой» увязалась какая-то машина из семейства ВАЗ – марок этого завода в последнее время расплодилось столько, что он их перестал различать. Неужели за ним следят? Тут еще некстати вспомнилось, с какой поспешностью администратор гостиницы начала куда-то звонить после разговора с ним. Но нет, когда Хумри остановился у Дворца бракосочетания, следовавшая сзади машина проехала дальше. Да уж, чего только не померещится из-за излишней мнительности. Чего Хумри остерегаться? Вряд ли кому придет в голову, зачем он оказался в этом городе.  Если и придет, кого это станет волновать?

Долгожителями Октябрьск точно не мог похвастаться. Мужиков среди таковых не значилось вообще. Да и женщин, кто бы мог помнить тридцатые годы, то есть кому уже за девяносто, оказалось всего две. Одну из них Хумри исключил сразу. Она приехала сюда буквально накануне Отечественной войны из Харькова как молодой специалист и, естественно, вряд ли могла рассказать о событиях, происшедших в Козловке в тридцатые годы. Другая, хотя и зарегистрирована в городе, проживала в небольшой деревеньке, что в километрах тридцати от Октябрьска. Что поделаешь, пришлось выехать туда.

Пока добирался до места, Хумри нет, нет, да и похваливал себя за то, что поменялся с другом машинами. По всему, в недавнем прошлом до деревни все же была проложена дорога с твердым покрытием. Только теперь от нее остались лишь выпирающие местами небольшие бугорки из залежалого щебня. Двигаться по этой дороге на транспорте, наверное, возможно и в осенне-весеннюю слякоть, но лишь со скоростью трактора. Иначе можно остаться без подвески. Потому, а также памятуя, что «Ниву» надо вернуть хозяину в целости-сохранности, Хумри ехал медленно и весьма осторожно. Вообще движение здесь почти отсутствовало. Лишь сзади тоже ползла какая-то легковушка, не решаясь увеличить скорость и обогнать «Ниву», да навстречу попались две «Газели» с торговыми марками на бортах. Легковушка, кстати, показалась знакомой. Хотя кто ее разберет с такого расстояния. Да и кому нужно следить за Хумри в этой глухомани не пойми почему.

Долгожительница Марфа Федорова, похоже, была местной знаменитостью. Или гордостью. Уже первый попавшийся на пути мальчишка лет десяти сразу указал, где она живет:

– Марфа Федорова… Баба Марфа, что ли? Вот проедете по этой улице, потом свернете в переулок направо. Третий дом от перекрестка, покрыт шифером. Она там обитает.

Оказалось, в этом доме баба Марфа с внучкой проживали одни. Познакомились.

– Марфа Тимофеевна… – начал было Хумри, но тут же его упредила ее внучка Надя:

– Зовите ее баба Марфа. Не любит она эти отчества…

– Хорошо, – быстро поправился Хумри. –  Баба Марфа, почему вы живете здесь, а не в городе у своих детей? Там же, наверное, удобнее.

– Ась? – переспросила старуха, отодвинув краешек зеленого платка от правого уха и направляя его в сторону гостя.

– Глуховата она стала, – сказала Надя и громко повторила вопрос гостя.

– Дык сына уже нет на свете. А дочь – немощная она, ей самой уход надобен, – объяснила баба Марфа.

Да уж, тут каждый вопрос следует взвесить, прежде чем задать. Иначе попадешь впросак, и разговор может не получиться. Хумри встал, подошел к простенку между окнами, где в рамках было вывешено множество старинных и не очень снимков. На многих запечатлены Марфа Тимофеевна и Надя с разными людьми, судя по позам и лицам – родными и родственниками. Фоном некоторых фото служили улицы, памятники и здания разных городов, весьма крупных.

– Надя, а ты чего здесь осталась? Я смотрю, родня-то ваша вся по разным городам страны разъехалась.

– У нас, айван, принято, что в отчем доме остается самое младшее дитя. Ну вот, я таковой и оказалась. Я ить молода ишшо, на пенсию-то лишь в прошлом годе вышла, -объяснила хозяйка дома.

Да, семейка… Зато, судя по возрасту, баба Марфа вполне могла помочь Хумри.

– И как вам здесь живется? – спросил он, чтобы разговорить женщин.

Надя громко повторила вопрос бабушке. Баба Марфа откликнулась охотно:

– Сынок, живется нам хорошо! А чегой не жить-то? Есть лектричество, газ. Опять же пенсию дают. А как мы жили после войны-то, ой, как тяжело жили. Весной с полей гнилой картофель собирали и варили. Крахмалом  называли. А уж ломались-то как на колхозных полях! Ни за грош ломались. Да что говорить, ныне мы в раю живем, истинный бог! Спасибо властям и вождю нашему за это.

– А более раннее время вы помните? Тридцатые годы.

Баба Марфа задумалась.

– Предвоенные-то годы в памяти, – сказала затем задумчиво. – А вот начало тридцатых – менее. Дитя ишшо была, не больно-то разбирала, что важно, что не так. Однако ж кое-чего в памяти имеется.

– Ну вот, к примеру… Вы ведь родом из села Козловка?

– Оттуда, милок, оттудова. Только нет ноне нашего села-то родимого. Разбросали нас кого куда, аки мусор какой. Мы вот в этой деревушке оказались, – перешла на жалобный тон долгожительница.

Только Хумри хотел услышать не эти стенания, потому поспешил прервать старуху:

– А помните знатных людей вашего села? Говорят, там жили священники, богатейшие купцы. И знаменитостей было немало, известных всей стране.

Баба Марфа замолкла на минуту-другую, видно, резкая смена темы заставила ее перестраиваться.

– Ну да, были таковые, – подтвердила она, подумав. – Всех не упомню, а вот про купца Ладейникова шуму-то было мно-ого. Сказывают, богатейший бы-ыл! Аж во всей России-матушке таких будто б раз, два и обчелся. Токмо где эти его богатства – никому не ведомо. Сказывают, многие искали, да так и не нашли.

– Может, он с собой увез все это? – для затравки спросил Хумри.

– Какое там! Взрослые сказывали, будто б в тюрьму он увелся гол, как сокол. Правда, семья его ранее куда-то смылась, но тож сомнительно, чтоб супружница его этакое богатство сумела с собой прихватить. На одном-то возу много ли увезешь.

На одном возу… Да увезешь. Только вряд ли рискнешь, зная, что тебя в любом месте могут остановить и обыскать.

– Баба Марфа, а с кем в селе дружили эти Ладейниковы?

– Дак кто ж это помнит, мил человек. Такие происшествия тоды случались, что не приведи Господь. Рази ж кто постарше меня вспомнит.

Кто постарше, может, и вспомнил бы, да где их сейчас найдешь.

– Правда, слух был, будто бы купец Ладейников ходил то ли к священнику, то ли к местному ведьмаку, защиту просил. Токмо никто его не защитил. То ли не захотели связываться, то ли силенок не хватило у них против новой власти переть, – продолжила тем временем долгожительница.

– А как звали священника? Или ведьмака? – загорелся Хумри.

Но баба Марфа его остудила:

– Не знаю, мил человек, вот те крест не знаю. Дитя я была тогда, малая, уж прости. Да и священника энтого вскорости милиция увезла куда-то, ну и сгинул он опосля без слуху и духу. А всяким ведьмакам-колдунам-знахарям советска власть запретила колдовать-ворожить, засухарились они.

…В город Хумри возвращался в большой задумчивости. Он прекрасно понимал, что слухи в народе рождались не на пустом месте. Да и Кирдяпко что-то говорил не только про священника, но и про возможного ведьмака. Однако, по рассказу профессора, священника репрессировали, что, по сути, подтвердила и баба Марфа. А вот ведьмак… Только где его сейчас искать? Да и жив ли он? Профессор говорил, что обладающим магическими способностями людям не положено жить дольше века. Так что того ведьмака, если таковой и был на самом деле, наверняка уже нет на этом свете. Хотя… Возможно, кто-то унаследовал его дело? Кирдяпко утверждал, что ведьмакам, колдунам, экстрасенсам и прочим деятелям этой серии положено оставлять наследников. Иначе люди потеряют связь с мистическим миром. Мистика, – объяснял профессор, – в переводе с греческого означает «секрет». Только секреты мира духов должны передаваться их обладателями особо одаренным личностям из поколения в поколение, чтобы через них ими по мере необходимости могли пользоваться люди. Иначе разрушится равновесие параллельных миров – этого и потустороннего. Или, как говорят некоторые народы, верхнего и нижнего. И тогда, дескать,  неминуема  катастрофа вселенского масштаба.

Может, все так и есть. Однако понимание этого не приблизит Хумри к цели ни на миллиметр. Ему сейчас нужно не теоретизировать, а искать конкретных людей, конкретные факты, конкретные места. А как? Где найти хоть малюсенькую зацепку?

Вернувшись в гостиницу, Хумри вспомнил про ночные кошмары и заговорил с администратором:

– Скажите, какие еще гостиницы есть в вашем городе?

– А что такое? – подняв голову, взглянула на него своими огромными глазищами женщина. – Вам у нас не нравится?

– На обслуживание не жалуюсь. Только рядом с вашей гостиницей, похоже, проходит оживленная трасса, даже по ночам проезжают фуры и не дают нормально спать, – объяснил Хумри.

– Нет тут поблизости никакой трассы. И вообще, грузовому транспорту запрещено ездить и по нашей, и по параллельной улице, – пожала плечами администратор. – Правда, иногда по ночам и мы слышим какие-то шумы. Но это же город, что вы хотите…

«Ну, ладно, раз так. Пока не стоит никуда перебираться. К тому же здесь все-таки центр города, это удобно во многих отношениях» – уговорил один Хумри другого.

На этом он рабочий день завершил и после ужина сел за компьютер в поисках в Октябрьске всяких ведьм, колдунов, гадалок, предсказателей, ворожей и прочих мистификаторов. Благо ныне не советские времена, те сами охотно рекламируют себя. Однако, судя по Интернету, в Октябрьске значились лишь гадалки, ворожеи и прочая мелкота, большинство из которых, как понимал Хумри, были обыкновенными шарлатанами. Впрочем… Пусть это прохиндеи, но они ведь тоже обладают кое-какими способностями, совсем без них даже шарлатанить невозможно. Может, через них пробовать прорваться, как говорят в народе, к настоящим чудотворцам? И через них попытаться углубиться в то далекое время? В таком немалом городке кто-нибудь да должен же промышлять чудодейственными делами. Впрочем, стоп! Не ставит ли Хумри телегу впереди лошади? Чтобы воспользоваться услугами провидцев, надобно понимать, что желаешь узнать с их помощью. А это пока не совсем ясно самому Хумри. Что значит углубиться в то далекое время? Время – оно как море, океан. А Хумри нужна конкретная капля. Так что ему, прежде всего, следует определиться с планом дальнейших действий. Похоже, в прошлое просто так, с кондачка не попадешь.

Долго лежал Хумри с открытыми глазами, размышляя о дальнейших действиях и перебирая уже совершенные. В эту ночь он даже не обратил внимания на донесшийся в какой-то момент опять утробный подземный грохот.

 

5

Рабочий день заканчивался. Белова сидела в своем кабинете за компьютером и играла в «Солитер», коротая время в ожидании звонка начальника – главы администрации города Соловья. Вообще-то она могла заглянуть к нему в любое время без всякого приглашения. Однако тот сейчас вел переговоры с известным в городе бизнесменом, в свое время не менее известным воровским авторитетом. Разговор шел об освободившейся после закрытия домостроительного комбината территории. Бизнесмен желал заполучить ее, чтобы построить там комплекс из высотных домов. Само собой, в них квартир будет гораздо больше, чем в привычных для Октябрьска пяти- и девятиэтажках. Пенсионеры Севера продолжали бомбардировать город заявками на переселение, и жилья требовалось все больше. Соответственно цены на них поднимались все выше. Они и так уже сравнялись с ценами самой столицы республики Шубашграда. Короче, переговоры серьезные. Белова в таких случаях вела себя тише воды, ниже травы, как обычная подчиненная. Ни ей, ни ее шефу ни к чему давать лишний повод для досужих кривотолков относительно их взаимоотношений. Да и знала она, чем закончатся переговоры, потому как сама составила условия соглашения.

Наконец, натужно зажужжал зуммер внутреннего телефона.

– Заходи! – коротко послышалось в трубке.

Белова, чтобы не возвращаться обратно, прихватила сумочку из крокодиловой кожи и пошла в другой конец коридора. В приемной главы уже было пусто, и она защелкнула входную дверь на замок, только после этого прошла в кабинет. Береженого бог бережет.

Глава администрации Аркадий Иванович Соловей, высокий, плотный мужчина лет пятидесяти с гаком, дожидался ее в комнате отдыха. Здесь на столике, словно в насмешку называемом журнальным, стояла бутылка  «Кача Вэлли», уже наполненные наполовину два фужера, трехъярусная ваза с фруктами и шоколадными конфетами. Соловей попробовал это вино в прошлом году, слетав в порядке «рекомендации сверху» на отдых в Крым, с тех пор и пристрастился к нему. Оно неплохое, с приятным терпким вкусом, только ценой покруче, чем аналогичные французские напитки. Зато налицо патриотизм его потребителя.

– Ах, моя девочка! Как я за день соскучился по тебе! – шепотом воскликнул Соловей, распростертыми руками приглашая помощника в свои объятия.

Дальше происходило, как обычно: выпивка по фужеру вина, диван, быстрые сборы… Успели поговорить и о только что провернутом деле. Как и предполагалось, землю бизнесмену отдадут по весьма умеренной цене. Зато на счет благотворительного фонда по поддержке детей-инвалидов тот перечислит сумму в два раза больше. А фонд этот создали Соловей с Беловой на пару…

– Аркаша, ты знаешь, пока мы возимся с этими миллионами деревянных, от нас могут уплыть миллиарды зеленых, – неожиданно  перевела разговор на другую тему Белова.

– Алла, ты о чем? – не понял Соловей, несколько отстранившись от нее.

– Помнишь, я тебе говорила о неком писателе? Яне Хумри.

– Да, конечно. Кстати, Аллочка, когда ты устроишь мне с ним рандеву? Ты же обещала, – заметил Соловей. – Сама же объясняла, что этот выпендреж облагородил бы мой образ.

Белова подошла к Соловью, но не близко, рукой притянула его к себе, проговорила почти шепотом:

– Я тут подумала и решила, что с этим спешить не стоит. Сдается мне, что писателишка-то наш совсем не прост. Уверяет, что ищет материал для исторического романа, а сам копается в истории местных кладбищ. Что он может почерпнуть из нее для своего опуса?

– Ну, не знаю, – протянул Соловей. – Я ведь технарь, сама знаешь, в литературе смыслю мало.

– Я сегодня ради интереса пустила за ним ноги, – продолжила Белова. – И что ты думаешь, где он побывал?

– Ну, не томи. Это становится интересно…

– Так вот, писатель наш ездил в деревню, к долгожительнице Федоровой. Помнишь, в позапрошлом году накануне выборов отмечали ее девяностопятилетие. Ты там выступил с зажигательной речью, – напомнила Белова.

– Эта-та встреча, я полагаю, как раз может быть связана с поиском материалов о прошлом, – не без основания заметил Соловей.

– Может и так, милый, – как бы согласилась Белова. Тут же добавила: – Если же связать этот факт с его интересом к кладбищам, вырисовывается несколько иная картина.

– Ну, говори же быстрее, не тяни кота за хвост! – поторопил Соловей. – Мне сегодня дома надо быть раньше.

Белова посмотрела ему в глаза, вновь отстранилась, холодно сообщила:

– Наш нежданный гость явно что-то ищет. Только не материал для романа. Мне почему-то кажется, что его интересует то же самое, что и нас.

– Да ты что-о! – даже рот раскрыл Соловей, топорща седые усы. – Может, ты все же ошибаешься?

– Хотела бы, Аркаша, да не получается, – уже резко ответила Белова. – После него с этой старухой наши люди тоже потолковали. Оказалось, писателю ее жизнь до лампочки. Он допытывался, какие богатеи жили когда-то в селе Козловка.

Аркадий Иванович шумно выдохнул, как потревоженный хряк, только нежившийся в грязи под теплыми лучами солнца, наморщил узкий лоб, заморгал узенькими черными глазками. Значит, что-то раздумывал.

– Пон-нятно! – заключил затем. – Я попрошу ментов, чтобы они организовали круглосуточную слежку за ним. Братву в это дело пока не вовлекай, могут запалиться. Тут нужны профи. Да еще всякая аппаратура. Там поглядим. Возможно, мы зря забздели… С этим ладно, а сами-то мы как, продвинулись?

Белова отрицательно мотнула головой:

– Не-а!

– Пон-нятно. Я домой. А то моя что-то подозревает. Вы, женщины, как-то чуете измену.

– Ерунда все это. Если ты с ней по ночам горяч, ничего она не поймет.

– В том-то и дело… Ведь мне скоро шестьдесят. Думаешь, после тебя у меня силы остаются?

Вроде бы брошенные мимоходом слова. Однако они вдохновили Белову. Значит, он все силы отдает ей. А это многое значит. Надо успеть воспользоваться, пока у него к ней есть похотливая тяга. Ведь ему, действительно, скоро шестьдесят. Жить-то он, возможно, будет еще долго, а интерес к бабам может утратить уже в недалеком будущем. И как тогда на такого мужика влиять?

 

6

Хумри иногда снятся удивительные сны. Правда, правда. Иные из них, ну, просто готовые сюжеты для рассказа, повести или даже романа – с невообразимыми подробностями, коих не всегда придумаешь даже при неслабом, как у Хумри, воображении. Вдобавок при этом возникают такие мудреные мысли, которые почему-то в повседневной жизни не мелькнут даже хотя бы мимолетно. На этот раз, правда, сон не касался творчества. И все же… Хумри будто бы снова попал в архив, только под названием Книжная палата. И начал там перелистывать подшивку какой-то старой, давно пожелтевшей газетки. Вдруг одна из страниц превратилась в экран то ли телевизора, то ли компьютера, и там тут же возникли живые картинки далекого прошлого. Будто кого-то раскулачивают или что-то в этом роде – выселяют семью из дома.  Хумри не привык, как иные писатели, вскакивать после таких снов среди ночи и спешно записывать увиденное. Он не фиксирует даже значимые мысли, которые возникают в мозгу в самые неожиданные моменты. Еще студентом он запомнил слова доцента философии, который с иронией объяснял, что голова не мусорный ящик, чтобы пихать туда что попало. Она все равно выкинет из себя всякий хлам, а что нужно – запомнит и в нужный момент преподнесет тебе на блюдечке, хотя, казалось бы, ты давно забыл об этих вещах. А сон этот Хумри запомнил и утром решил, что надо искать подшивку районной газеты начала тридцатых годов. Действительно, она наверняка сообщала трудовому крестьянству о высылке купцов и кулаков. Тем более, речь тут о знаменитых на всю округу людях.

Понятное дело, подшивка газеты района, куда входило село Козловка, в Книжной палате хранится наверняка. Только она в столице  Айванской Республики, а это не близко. Может, подобная подшивка имеется и в самой редакции? Ведь многие газеты дорожат своей историей и берегут каждый номер.

В редакции «Октябрьских вестей» «известного писателя» встретили весьма радушно. Главный редактор даже собрал свободных сотрудников и представил им «знаменитого» гостя, затем предложил ему чаю, в довесок выставил на стол бутылочку коньяка. Жаль, Хумри не удалось воспользоваться таким гостеприимством, поскольку был за рулем. Да и самого главного он в редакции не получил. Оказалось, что городская газета появилась отдельно, гораздо позже районной. И вообще, Октябрьск являлся отдельным городским округом, а территория за его чертой входила в сельский район с центром, расположенным в двадцати пяти километрах отсюда. Искомые подшивки, если они есть, наверняка находились в редакции газеты того района.

Что ж, двадцать пять это все-таки не двести пятьдесят, что пришлось бы проехать, чтобы попасть в республиканскую Книжную палату. Хумри быстренько пообедал в дешевом кафе и выехал в село Шерут, которое и значилось центром прилегающего к городу района.

Сельские журналисты встретили писателя из соседней республики даже радушнее, чем их городские коллеги. Редактор, женщина предпенсионного возраста, сначала представила его коллективу – четырем сотрудникам и другим работникам, оказавшимся в то время на месте, затем быстренько сообразила «чай или кофе?», к которым у нее в холодильнике оказались домашние пирожки. При этом в центр стола каким-то образом взгромоздилась увесистая бутылка с португальским вином. Оказалось, редактор года два назад ездила на Пиренейский полуостров с группой районных и городских журналистов страны… Но главное не это. К счастью, в редакции хранили все подшивки двух районных газет. Одна из них перестала выходить еще в шестидесятые годы прошлого века, когда Хрущев провел реформу по созданию отдельных сельских и промышленных районов. После «исправления перегибов» один из районов так и не восстановили. Подшивки газеты того уже не существующего административного деления и стал Хумри изучать, поскольку село Козловка до исчезновения входила туда. Времени для их просмотра потребовалось немного, поскольку районные издания выходили тогда по два раза в неделю на двух страницах. Сообщение об аресте купца Ладейникова Хумри нашел в сентябрьском номере тридцать первого года. Похоже, оно интересовало не только его. Информация была обведена тоненьким красным фломастером и, судя по свежести цвета, относительно недавно:

«В с. Козловка сотрудники рабоче-крестьянской милиции арестовали паразитировавшего на обмане народа купца А.М. Ладейникова. В ходе обыска в его доме найдена большая сумма денег. Реквизированы дом, хозяйственные постройки, мебель, домашний скот, включая четыре лошади, одна из которых – породистый орловский рысак. К моменту прихода милиции купец жил один, члены семьи – жена, дочь и двое сыновей скрылись в неизвестном направлении».

В подшивке за 1935 год Хумри прочел еще одну информацию об интересовавшем его деле. Похоже, неизвестными исследователями районной газеты она осталась незамеченной или просто проигнорированной:

«Постановлением Совета Народных Комиссаров Айванской АССР от…. Козловский церковный приход ликвидирован. Здание церкви Рождества Христова передано Октябрьскому городскому Совету депутатов трудящихся. Предполагается, что его преобразуют в Дом культуры. Место распространения духовного опиума для народа превращается в очаг культуры и просвещения…  Районным отделом НКВД за антинародную деятельность арестованы все священнослужители прихода во главе с настоятелем протоиереем о. Николаем».

Из этой поездки Хумри вернулся с двойственными чувствами. Да, предположения (или утверждения?) профессора Кирдяпко вроде бы подтверждаются. Стали известны и кое-какие подробности дела. Только они никак не приближали к главному – определению места, где находится искомое. И как быть? Этот вопрос сверлил голову не только по пути обратно в Октябрьск, но и в гостинице долго не давал уснуть. И то. Найти очевидцев тех событий, кажется, уже невозможно в силу того, что время выкосило их безжалостно. Работа с архивными материалами тоже мало что дает. Понятное дело, фиксировать каждую мелочь невозможно даже ныне, в век цифровой электроники и интернета, а про те времена и говорить нечего. Да и кто мог знать, где люди схоронили самое ценное для себя, чтобы оно не досталось врагам. А новая власть для них была именно врагом, который ставил целью не просто прижать, а ликвидировать их полностью, относя к классу эксплуататоров.

Короче, Хумри требовалось найти какой-то неординарный выход из ситуации. Или, если таковой не найдется, вернуться домой восвояси.

Тем временем мало-помалу спустились сумерки. В городе автоматически включилось уличное освещение, кругом как-то незаметно потишело. Почему-то пришло в голову: да, поблизости от гостиницы точно нет никакой трассы.

Хумри вдруг почувствовал, что сильно проголодался. Так, что в животе начало урчать так, будто в болоте поднимались пузыри. Видел он такое тряское место, когда два десятка лет назад, будучи студентом, ездил с отцом на родину живого еще тогда деда, в Тюменскую область. Хумри, действительно, сегодня даже не обедал, обошелся чаями и кофе с печеньками да пирожками. А его крупное тело, естественно, требует немало калорий.

Наскоро приводя себя в порядок, он спустился вниз, подошел к ресепшену. Здесь почему-то вместе с администратором оказалась и знакомая уже Белова.

Вежливо поздоровались.

– Скажите, где у вас в городе в этот поздний час можно не просто поужинать, но и отдохнуть? – спросил Хумри у администратора.

– А что, наш ресторан вас не устраивает? – вместо нее откликнулась Белова, слегка кивнув головой в сторону двери, ведущей туда прямо из фойе.

«Наш ресторан?»

– Между прочим, мы специально для вас можем попросить приготовить лучшие блюда, – продолжила Белова.

«Интересно, и во сколько мне это обошлось бы?» Впрочем, разочек можно и гульнуть после таких непростых дней. В конце концов, Ян Хумри, конечно, не миллионер, но и не последний же нищий.

– Ну, смотрите, вы обещали, – улыбнулся Хумри и повернулся лицом к входу в ресторан.

– Тогда пошли! Прошу вас,  – легко откликнулась Белова и уверенно двинулась первая, как бы прокладывая путь.

При этом все ее тело изгибалось так заворожительно плавно – молодежь сказала бы: сексуально, – что мысли Хумри сами собой потянулись на фривольный лад. Стоп!  Такая женщина наверняка замужем, если и нет, точно имеет или завидного молодого друга, или влиятельного покровителя. Не может не иметь. Так что не зная броду не суйся в воду.

Угостить даму в планы Хумри не входило, однако задний ход уже не включишь.

Они заняли небольшой столик на двоих у окна. Официант тут же принес две папки с меню. Хумри уткнулся в свою, начал изучать, какие там блюда, одновременно в уме прикидывая, как сделать так, чтобы вышло не слишком накладно и при этом не показаться жлобом.

– Надеюсь, вы не диабетик? – очаровательно улыбнувшись, спросила Белова. – И не страдаете аллергией?

– Слава Богу! – только и смог ответить Хумри.

– Тогда, позвольте, закажу я! – еще очаровательнее улыбнулась Белова и, не глядя в меню, приказным тоном обратилась к официанту:

– Значит, так. Холодная закуска – строганина из семги. На второе – мясо по-французски, только не переусердствуйте с майонезом; на десерт – печенье венское с вареньем. Запивать это печенье лучше чаем со сливками. Еще свежевыжатый апельсиновый сок. Все – по две. – Тут она обернулась к Хумри. – Вы какое вино предпочитаете? Я предлагаю сухое полусладкое.

Хумри в этот вечер, конечно, лучше бы водочки или коньяку. Однако, раз так все обернулось… Он согласно кивнул головой.

– Белое, розовое, красное? – допытывалась Белова. – Предлагаю выбор из белого муската «Ля Круа лю Пэн», розового каберне “Жозеф Вердье, Розе д’Анжу”, красного “Ле Шабро”.

Хумри ничего из перечисленного не пробовал. Да и не сильно он интересовался легкими алкогольными напитками, предпочитая, случись вынужденные обстоятельства, обходиться отечественным «Шато-Тамань». Но не ударить же в грязь лицом. Как-никак, он представитель творческой интеллигенции.

– Давайте возьмем “Ле Шабро”, – предложил Хумри. – Красное вино полезно для сердца.

Он уже перестал подсчитывать в уме, во сколько все это может обойтись. Белова словно прочитала его состояние, предупредила:

– Ян, – ничего, что я вас по имени? – я слышала, что среди писателей и журналистов не принято друг друга по отчеству называть, – вы не беспокойтесь, все это за счет заведения. Да, вы можете еще что-то заказать по своему вкусу. А то, чувствую, я тут излишне раскомандовалась.

Хумри какое-то время «переваривал» услышанное. Получалось все равно не комильфо. Хотя, раз такое дело… Несколько успокоившись, он спросил:

– Да нет, ничего. Заказали вы вполне… Только с чего это такое внимание ко мне?

Белова, слегка прищурившись, внимательно глянула ему в глаза, сделав многозначительную паузу, с легкой улыбкой объяснила:

– Понимаете, город наш небольшой. Мы тоже, конечно, не лыком шиты, у нас есть свой поэт, есть и некий писатель, который строчит рассказы. А вот такие корифеи, как вы, в Октябрьске появляются не часто. И, признаюсь, наш шеф Аркадий Иванович Соловей попросил меня организовать для вас комфортные условия для работы. Не просто так же вы здесь оказались, по итогам поездки наверняка намерены что-то создать. Потому если что потребуется, просите, мы вам поможем, чем сможем.

Тем временем официант принес холодную закуску, соки, вино, изящно их расставил. Бутылку откупорил и наполнил фужеры на две трети вином, после чего, пожелав приятного вечера, с поклоном удалился на время. Дальше уже пришлось за столом, на правах кавалера,  хозяйничать Хумри. Тем не менее, первый тост провозгласила Белова:

– За Ваши творческие успехи! – коротко, но многозначительно произнесла она.

Дальше ужин продолжился без напряга. Белова перед употреблением подробно описывала каждое блюдо:

– Строганина – она из филе семги. Как видите, подается с луком, лимоном и горчичным соусом… Мясо по-французски – это свиная вырезка, приготовленная с использованием шампиньонов, лука репчатого, твердого сыра, сметаны, майонеза, черного перца молотого, масел сливочного и растительного…

Хумри сидел и внимал. При этом в нем появилось и с каждой минутой росло какое-то неприятное ощущение, похожее на недовольство собой. Недовольство как бы из-за понимания своей отсталости, а может, даже неполноценности. В самом деле, какой же он, писатель и журналист Ян Хумри, дремучий человек. Да, рестораны для него не внове.  Только разве пробовал он такие блюда? Казалось бы, на слух простые, а копнешь глубже, до рецептов, так получается, они сейчас потребляют одни деликатесы. И вино это…

– Алла Борисовна…

– Алла, Ян, просто Алла, – поправила Белова Хумри.

– Ну да, Алла, я заметил, что у вас в почете все французское. Блюда, вина…

– Это правда, – согласилась Белова. – Я несколько лет прожила в Париже и как бы полностью зарядилась французским духом. Вообще, мне очень нравятся их традиции, культура, быт…

– А чего тогда вернулись в Россию? – сделал наивное лицо Хумри.

– Да… – неопределенно пожала узенькими, но округлыми плечами Белова. – Непостоянство женского характера, знаете ли. И вообще… Я, хотя и не русская, но сильно люблю Россию. Здесь родилась, здесь выросла.

– Здесь – это в Октябрьске?

– Ну что вы, не в этой же ды… – тут Белова осеклась. – Хм.

– А не русская – это как? Я, к примеру, по крови айванин.

– Вы айванин? – многозначительно взглянула Белова на Хумри из-под тщательно выровненных темных бровей. Тут же перешла на снисходительный тон. – Пон-нятно. Вы и языком родным владеете?

– Нет, к сожалению, – чуть смутился Хумри. – Я родился, вырос и живу вдалеке от Айванской Республики. А вы, раз уж так, позвольте спросить, кто по национальности?

– Я точно не айванка. И, как уже сказала, не русская, – показалось, не без горделивости ответила Белова. – Кто тогда? Догадайтесь сами: моя исконная фамилия – Вайсс. То есть Белая…

Хумри немного подумал, но так и не решил, кто она по национальности: немка? Еврейка? Ляпнешь случайно не то и обидишь человека. Сама Белова тоже не стала вдаваться в подробности.  Да и какая разница…

Между тем вино, хоть и слабое, а действовало неотвратимо. Общение явно оживилось. И время потекло быстрее, вечер незаметно перешел в ночь. Принесли уже десерт – печенье венское с вареньем.

– Оно готовится из муки, естественно. Пикантности ему придают ингредиенты. Сахар, черничный джем, яйца, разрыхлитель, ванильная эссенция. Еще сахарная пудра – она для украшения, – в очередной раз объяснила Белова.

Тут неожиданно затрезвонил молчавший два дня смартфон Хумри. Он после некоторых раздумий вынул его из кармана куртки, приложил к уху. На связи была Маша.

– Привет! – раздалось в трубке. – Послушай, я не стану тратить твое драгоценное время, сразу перейду к делу…

Вот так вот. Ни тебе имени, к кому обращалась, ни не обязывающих ни к чему «как поживаешь?», «как здоровье?», ни чего-то еще хотя бы для проформы.

– …Мне срочно нужны деньги.

– Деньги? – от неожиданной просьбы Хумри даже растерялся. – И сколько?

– Немного, – скороговоркой ответила Маша. – Пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят тысяч? – опешил Хумри. – Это еще зачем?

– Зачем, зачем. Ты забыл, что у тебя есть сын? Напомню: зовут его Саша, ему двенадцать лет. Я решила отправить его в лагерь. Пусть поправит здоровье. Путевка стоит тридцать пять. Да еще надо будет ему кое-что купить, опять же дорожные, карманные расходы, – затараторила Маша, с каждым произнесенным словом все ближе приближаясь к крикам-визгам..

– А что Виталька? Он же обещал, что все расходы на содержание Сашки возьмет на себя и вообще будет считать его своим сыном, – напомнил Хумри о новом муже своей бывшей жены. – Ты же мне теперь из-за этого даже свидания с Сашком не разрешаешь.

– Что Виталька? Что Виталька? – наконец-то завизжала Маша. – Он, что, обязан содержать чужого ребенка? А ты и обрадовался, что полностью освободился от родительских пут?..

Зная, что теперь последует, Хумри отложил смартфон в сторону, выпил глоток сока, переждал минуты две-три, смущенно взглянув на Белову, снова взял аппарат и подвел его к уху.

– И когда тебе нужны деньги? – осведомился он у жены.

– Путевку надо выкупить завтра же.

– Завтра же суббота.

– Тогда в понедельник. Какая разница?

– В понедельник не получится, – спокойно сказал Хумри. – Я ведь сейчас не в Саринске. Я в командировке. А сбербанковскую книжку я с собой не брал.

– Так с карты переведи. Номер моей ты знаешь, – мгновенно отпарировала Маша.

Еще бы Хумри не знать номер ее карты. Только на своей у него сумма незначительная, а здесь, в Октябрьске, неизвестно, сколько еще придется жить. О чем он и поведал бывшей своей дражайшей супруге.

Тут Машу понесло окончательно. Она вспомнила все: и как он обещал ей райские кущи, когда делал предложение пятнадцать лет назад; и как все его обещания оказались пшиком; и что мама ее была права, предупреждая, чтобы она не выходила за него; и что он никогда не думал о семье, даже маме ее не помогал выкопать картошку на даче, а ведь она выращивала ее для них… Хумри не выдержал, выключил чертов смартфон, раздраженно бросил его на край стола.

– Что-то не так? – спросила Белова, сделав вид, будто ничего не слышала, хотя обрывки разговора из трубки доносились ло нее отлично.

– Да-а, – махнул рукой Хумри. – Бывшая требует денег на путевку сыну. А где я тут их возьму.

– И много? – прищурила глаза Белова.

– Пятьдесят тысяч.

– Надеюсь, рублей?

– Конечно. Мы еще не привыкли вести счет деньгам в зеленых купюрах.

– Так перечислите. Небольшая же сумма, – легко посоветовала Белова.

– Может, и небольшая, – стараясь казаться не таким уж бедным, отозвался Хумри. – Только на карте у меня тогда останется совсем ничего. А сколько мне еще придется пожить в вашем городе – неизвестно.

Белова покрутила тонкими изящными пальчиками стаканчик с остатками сока, подумала немного и предложила:

– Давайте я вам одолжу эти пятьдесят тысяч? Отдадите, когда сможете, по возвращению домой.

Хумри долго всматривался в ее лицо. Это она серьезно? Вроде не шутит. Да и человек она, хоть и прекрасная дамочка, по всему вполне серьезный и деловой. Такие люди с кондачка ничего не скажут.

– Назовите номер ее карты, я сейчас же и переведу, – настаивала тем временем Белова.

– Лучше уж сначала на мою карту. А то подумает черт знает что, – сдался Хумри. – Выручите меня. Большое вам спасибо. Не знаю даже, чем заслужил…

Вскоре они совершили два перевода, после чего через минут пять снова зазвонил телефон Хумри.

– Вот видишь, были у тебя денежки. Жмот ты, Яник, жалеешь даже для своего…

Хумри в сердцах выключил смартфон. Хотя дистанционный конфликт завершился благополучно, хорошее настроение испарилось, словно его и не было. Черт бы ее подрал эту Машу. Когда же она отстанет от него?

– Может, нам по стопочке чего-то покрепче принять? – предложила Белова. – Для снятия стресса.

Ну, стресса, не стресса, а было бы кстати… Хумри согласно кивнул головой. Белова тут же подозвала официанта, приказала:

– Нам еще бутылочку Томпсанса! И сделайте на закуску мясное ассорти. – Тут же рассказала подробности о сделанном заказе. –– «Thompsons» – это французское виски. Знаешь, вообще французы начали выпускать виски всего-то лет тридцать с небольшим назад. Однако преуспели сильно. Французы не были бы французами, если бы в производстве благородных напитков не придумали что-то свое, оригинальное. Так вот, они пользуются не только традиционными солодами из ячменя, пшеницы, кукурузы, а еще и гречки. А виски, которое мы заказали, сделано на основе купажированного солода. То есть солода из нескольких видов зерна. Ну как, стоит попробовать такой необычный напиток? Кстати, вы в Своем столичном Саринске такого не найдете.

Вопреки этикету, Белова сама разлила виски по стаканам, один протянул Хумри:

– Ян, как говорят русские, примите на грудь, и все пройдет. Не стоит вам так переживать из-за какого-то мелкого спора. Ну, все же хорошо. Вы сможете продолжить командировку. Сын ваш поедет в лагерь. А жена ваша… Вы же сказали, что развелись. Так зачем переживать из-за ее поведения. Пусть об этом болит голова у нынешнего ее супруга.

И то правда. Хумри взял стакан, на четверть наполненный виски, опрокинул его одним махом. Напиток действительно имел чудесный вкус, с еле заметной отдачей сладкого. Однако он заметил, что Белова свой стакан лишь пригубила.

– Алла, а вы что? – спросил он.

Белова одарила его своей очаровательной улыбкой:

– Я же все-таки женщина. Слабое существо.

Это так, конечно. Женщина. Но какие они разные, эти женщины! Маша. Почему она никак не отстанет от него? И сколько еще ему предстоит выслушивать ее истерические вопли?

Размышляя над этим, Хумри уже сам механически наполнил свою рюмку еще одной порцией крепкого напитка, опрокинул ее в рот и проглотил содержимое одним махом. Хорошо пошло! Как и предсказала Белова, стало легче, вскоре ссоры с Машей и вообще мыслей о ней как не бывало. Хумри вновь потянулся к бутылке.

– Ян, вы хоть закусывайте, – забеспокоилась Белова и по-дружески предложила: – И вообще, давайте пошли отсюда. По-моему, так будет лучше.

Хумри глянул на нее осоловевшими глазами, приподнялся, пытаясь встать, и грохнулся на стул. Да уж, лучше смыться отсюда, пока совсем не развезло. Усилием воли Хумри поднапрягся, встал-таки и, слегка пошатываясь, но все же довольно твердо пошел ко второму выходу, ведущему в гостиницу напрямую. Белова отстраненно последовала за ним чуть поодаль, как бы подчеркивая, что не имеет к этому человеку никакого отношения. Хумри вполне нормально поднялся на второй этаж, дошел до своего номера, с нескольких попыток вставил-таки карту-ключ в гнездо  – и все, отрубился начисто.

Не скрывая отвращения, Белова, тем не менее, уложила его в постель, скинув с него лишь туфли. Подумав, как бы переборола себя и раздела полностью, до майки и трусов, после чего сама присела рядом с ним.

– Ян, какова цель твоей командировки в Октябрьск? – наклонившись к его уху, спросила она шепотом.

Хумри что-то промычал. Значит, слышит и пока суть вопроса понимает.

– Ян, дорогой, что ты ищешь в Октябрьске? – продолжила Белова. – Ян, скажи, что ты здесь ищешь?

Хумри, вяло помотав головой, опять что-то промычал.

– Ян, я же тебе друг. Если что, могу и помочь. Что ты здесь ищешь? Может, клад какой-то? Ценности?

– Что, клад? Цен-н-ности? – еле внятно проговорил Хумри. – Какой клад? Ах, клад, ценности… Ну да… Можно и так сказать…

Тут он обеспокоенно заворочался и через минуту, повернувшись  лицом к стене, сначала замолк, затем сильно, на грани храпа засопел. Похоже, уснул или впал в забытье. Что, впрочем, одно и то же.

Белова встала, окинула взглядом весь небольшой номер, после чего быстренько обыскала ящики стола, шкаф-купе в прихожей, повседневную сумочку Хумри и спортивную сумку с бельем. Не обнаружив ничего интересного, она не стала засиживаться в номере, тихо вышла, защелкнув за собой дверь на замок. Оказавшись на улице, тут же позвонила по смартфону:

– Посидела я с ним, поговорила. Как и предполагала, ему какие-то материалы для книги до лампочки. А вот на слова «клад», «ценности» реагирует даже в бессознательном состоянии. И еще. Человек не богат. Я даже одолжила ему пятьдесят штук.

– Понятно, – послышалось в трубке. – Ладно, встретимся завтра в нашем домике, обсудим.

– А сегодня, что, нельзя?

– Что – нельзя?

– Встретиться.

– Поздно уже. Я сейчас дома. И как я объясню свой уход в такое время? Ты же умница, должна понимать.

– Пока, – сухо бросила Белова и отключила смартфон. «Ничего, придет время… Да и без тебя я ночь проведу прекрасно».

Она легкой походкой подошла к ожидавшему хозяйку автомобилю Toyota Auris темно-синего цвета, открыла дверцу, села за руль…

 

7

Хумри открыл глаза. Белый потолок. Потемневшая местами латунная люстра с тремя лампочками. Он повернул чуть голову в сторону-вниз. Небольшой столик у окна. Напротив койки – обшарпанное кресло, рядом с ним тумбочка, крашенная-перекрашенная сто раз. Так это же он в своем номере! Лежит на койке. Раздетый. Правда, одежда не сложена. Брюки, сорочка, туфли – все валяется на полу как попало. Ну и ладно! Главное, он в своем номере и, кажется, целехонький. Только как он здесь оказался? Помнится, он спустился в ресторан поужинать. К нему подсела Белова. Или они вместе пошли в ресторан? Но посидели точно вдвоем. Хорошо посидели. Это запомнилось. Еще – телефонный звонок, разговор с бывшей женой о каких-то деньгах. Кажется, Хумри ей их перевел… А дальше – провал. Ничего не вспоминается.

Хумри включил смартфон, посмотрел на движение денег на своем счету. Точно, он перечислил жене целых пятьдесят тысяч. Только… до этого столько же поступило на его карту. Откуда пришла такая немалая сумма? Ну-ка, Ян, напрягись, вспоминай, вспоминай! Голова трещит? Это ничего, с тобой такое случалось. Все пройдет, все образумится… Кажется, о деньгах он говорил с этой Беловой. Да, точно. И она предложила помощь… Стало быть, он ее должник? А что было дальше? Тут в памяти полный провал. Он сразу попал в номер? Если да, то как? Или до этого где-то побывал? Как вел себя при этом, что говорил? Не дай бог, если накуролесил. Такое по пьяни с ним тоже случалось. Правда, в далекой молодости. Хотя после одной такой неприятности – а это произошло почти два десятка лет назад – он начал держать себя в рамках. И срывов до сих пор не было. Даже после развода. Так какого же рожна вчера он так надрался? Ладно, как говорят молодые, по этому поводу поздняк метаться. Вспоминай, Ян, вспоминай… Стоп! Клад, ценности… Откуда в памяти эти слова? Он что-то говорил про то, что ищет? Или его спросили об этом? О, черт! Зачем же он так надрался?

Зажав виски ладонями, Хумри встал, заметив на тумбочке графин с водой, налил полный стакан и опустошил его, как водку, большими глотками. Показалось, вода не свежая.

Так, первым делом ему немедленно надо привести себя в порядок. И тело, и мысли. Хумри разделся, пошел в душевую… Постояв под горячей водой, он понемногу пришел в себя. Затем, одевшись, спустился в буфет. Есть не хотелось, а вот чаю выпил целых три чашечки. Хотя мог бы почаевничать и в своем номере – в дальних поездках Хумри всегда таскал с собой мини-кипятильник и пол-литровую стеклянную банку – эти рудименты командировочных восьмидесятых годов. Только сейчас было лень заниматься самообслуживанием. Поднявшись обратно в номер, Хумри опять прямо в верхней одежде прилег на койку. Так легче думалось. Что-то подсказывало, что вчерашняя ночь была не простой. Белова, ее угощение «за счет заведения». Ни с того ни с сего. Еще были же какие-то разговоры. О чем? И что при этом сказал сам Хумри? Он отчетливо помнит лишь слова клад, ценности. Только кто говорил о них? Он сам? Или Белова? Если она, что он ей ответил? И зачем она завела разговор об этом?

Как с ним случалось после долгих тяжелых размышлений, Хумри начало клонить ко сну. Видимо, так организм предохранялся от нервных перенапряжений. Хумри не стал этому сопротивляться, решил вздремнуть. В конце концов, после вчерашнего перепоя он еще так и не пришел в нормальное состояние. А надо было.

 

…В это время к большому двухэтажному дому на берегу Суры, с трех сторон окруженному лесом, подъехала изящная машина темно-синего цвета. Автоматические ворота с узорчатой верхотурой, замыкающие трехметровый забор из коричневого профнастила и облицовочного кирпича песочного цвета, растворились, и автомобиль бесшумно въехал во двор. Ворота тут же сомкнулись.

Соловей встретил Белову как всегда. Стол в гостиной – именно в гостиной! – был полон яств. В центре величаво возвышалась массивная темная бутылка “Jim Beam” объемом 700 гр., к которой как бы прислонилась и пол-литровая с надписью “Chateau Margaux”. Это были любимое виски хозяина дома и обожаемое вино гостьи. Однако на этот раз дальше пошло не по накатанной. Выпив за встречу, Соловей не полез к Беловой обниматься, а усадил ее на диван рядом с собой и стал расспрашивать.

– Аллочка, ну, как он тебе показался?

Белова пожала плечиками:

– Однозначно ничего сказать не могу. Пьет много, меры не знает. Хотя это могло быть просто делом случая.

– Какого случая?

– Во время ужина ему позвонила бывшая жена и потребовала денег. Короче, они крепко поскандалили. И он, по-ходу, не раздумывая, опрокинул несколько порций виски.

– Денежки-то он ей дал?

– Дал. Мои. Я же тебе звонила. Так что теперь ты мне должен пятьдесят штук.

– Долларов? Евро?

– Рублей, Аркаша, рублей! – отчего-то рассмеялась Белова.

Соловей удовлетворенно приобнял ее за плечи:

– Я, конечно, возмещу, ты же знаешь. И с лихвой. А он, стало быть, совсем не богат? Кстати, денежки от тебя взял без колебаний?

– Можно сказать и так. Правда, обещал непременно вернуть.

– Ну, эти уловки мы знаем…

Соловей встал, налил себе виски, Беловой – вино. Выпили еще, после чего он вновь присел рядом с ней, обнял. Теперь уже по-настоящему.

– Аллочка, какая ты у меня молодец, – горячо прошептал Соловей, толстыми губами касаясь мочки ее уха. – Быстро соображаешь, что и как делать. Другая на твоем месте вряд ли бы догадалась подмазать ему лапу… Так, а ты спросила, зачем он здесь?

– Да, в номере пыталась заговорить. Только он уже был ни бэ, ни мэ, ни кукареку.

– Ты пошла к нему в номер? – чуть отстранился Соловей от Беловой.

– Аркаш, это не то, что ты думаешь. После ужина он еле держался на ногах, я вынуждена была сопроводить его.  Только внятного разговора не получилось, он уже ничего не соображал.

– Жаль, – шумно выдохнул Соловей.

– А вот и нет, – возразила Белова. – При всем при этом он отреагировал на слова клад и ценности. Даже повторил их за мной. Думаю, подсознательно, потому как в тот момент был в полной отключке. Значит, это и есть цель его так называемой командировки.

– Вона как! – воскликнул Соловей. – Не зря ты его заприметила. Ну и чутье у тебя… В общем, как бы ни было, за ним нужен глаз да глаз. По этой части я приму меры. А ты… Аллочка, постарайся подружиться с ним совсем близко.

– Как это? – откинув голову, Белова насмешливо глянула патрону в глаза.

– Так это. Чтобы он тебе доверился во всем и не скрывал от тебя ничего. Стань ему помощницей.

– Так он же… мужчина, – напомнила Белова. – Просто так к себе не подпустит.

– Ты сделай так, чтобы подпустил! – строго сказал Соловей. – Тебя учить, что ли, этому?

– И ты…

– Я ничего. Я деловой человек, все пойму. В конце концов, что мы делаем – делаем для нас обоих… Ну ладно, хватит об этом. Аллочка, милая, поди ко мне.

Соловей крепко обнял Белову, встав, прижал его к себе. Она почувствовала не только его округлый живот, но и какой-то бугорок ниже. Мда, мужику скоро шестьдесят, а он все еще в силе.

– Пойдем в спальню, – шепнула Соловей ей на ухо.

– Только, чур, я сверху, – напомнила Белова.

Она не любила лежать под этим округлым боровом. Она в постели любила свободу действий для себя. Как и во всем остальном.

 

8

Второй раз за этот день Хумри проснулся далеко за полдень. Солнце уже ушло на запад и светило прямо в окно номера, отчего в комнате стало душно. Хумри был укрыт одним пододеяльником, и все же лежал весь мокрый, словно в парной бани. Встав, он настежь раскрыл окно, кое-как заправил постель, поскольку горничная, видя, что в номере отдыхал человек, обошла его и теперь вряд ли вернется. Затем Хумри второй раз за день принял легкий душ и наконец-то почувствовал себя вполне свежим и полным сил. В такие моменты его тянуло к работе. Однако заняться было нечем. Суббота. Учреждения на замке. Да и в какое из них теперь ему податься? Вообще, что делать-то дальше, чтобы двигаться к цели? Возникла какая-то неопределенность – самое паршивое чувство в жизни деятельного человека.

Тем временем подошло время ужина. Спуститься опять в ресторан? Хумри вспомнил вчерашний ужин. Да, кухня оказалась весьма приличной, как говорится, не хуже, чем в ресторанах ЛондОна и Парижа. Стоп! Эти изысканные блюда выбирала Белова, и весь ужин был “от заведения”. Если бы пришлось заказать что-то самому, было бы то же самое? Что-то сомнительно. Да и влетел бы такой стол в жуткую копеечку.

Хотелось бы знать, с чего это Белова так расщедрилась? Она же еще и денег ему одолжила…  Хотя у них до этого было лишь шапочное знакомство. Кстати, что было дальше? Тут память никак не восстанавливалась. Не дай бог все-таки, чтобы он по-пьяни совершил нечто такое, от чего потом будет стыдно долго-долго. Еще хуже, если проболтался о цели своего приезда в Октябрьск. Нет, все! Больше он, пока находится в этом городе, к крепким напиткам не притронется ни при каких обстоятельствах!

Короче, в гостиничный ресторан он не пойдет. По крайней мере, в этот вечер. И вообще, чего это он замкнулся на этой гостинице? Раз выходной, можно немного и расслабиться. В любом городе, даже таком небольшом, как Октябрьск, наверняка есть какая-то своя фишка, что-то такое, чего нет в других. О чем и решил Хумри справиться на ресепшене у администратора. Кажется, такой вопрос для дамы за стойкой был не нов.

– Любопытные гости у нас стремятся побывать в клубе «Винкс», – охотно сообщила она.

– Что за клуб? – решил уточнить Хумри.

– Ну, это… В общем, там собираются то ли феи, то ли ведьмы, то ли колдуны, экстрасенсы всякие – фиг их поймешь.

– Неужели у вас их так много?! – с иронией воскликнул Хумри.

– Нет, конечно. Просто там собираются странные люди, которые себя так выделяют. Думаю, многие всего лишь шутки ради. Просто там каждый вечер происходят всякие необычные представления, вот люди и тянутся в кафе, – объяснила администратор. И почему-то с нажимом добавила: –  Хотя эта тяга влетает в копеечку.

Рассказ администратора Хумри заинтересовал, и он пропустил ее намек мимо ушей. В конце концов, финансовое состояние клиентов такие люди определяют с первого взгляда. Однако она не знает, что Хумри ради достижения намеченной цели готов потратиться до последней копейки. Кто знает, клуб этот, возможно, один из редких шансов выйти на нужную тропинку в поисках сокровища, о котором говорил Кирдяпко. «То ли ведьмы, то ли колдуны, экстрасенсы всякие…» А вдруг среди них есть и такие, кто реально обладает потусторонними способностями. Хотя бы чуточку. Как однажды пошутил профессор Кирдяпко, он вроде бы тоже в какой-то степени из таких людей. Да и, на его взгляд, Хумри тоже обладает некоторыми сподобными способностями. Короче, интуиция подсказывала, что ему желательно познакомиться с этими странными людьми в кафк «Виникс».

– Как попасть в тот клуб? – уточнил Хумри у администратора.

– Очень просто. Там нет членских билетов. Просто покупаешь разовый входной билет – и вперед.

Клуб фей находился на другой, параллельной улице, прямо напротив двора гостиницы, где стояла «Нива» Хумри. Правда, чтобы попасть туда, пришлось проделать пешком значительный крюк, хотя при желании, наверное, можно было пройти напрямую двором. Вскоре он оказался у скромной пятиэтажки, в цокольном помещении которой и располагался кафе-клуб. Вывеска с названием “Winx” выглядела скромно, по крайней мере, издалека не зазывала людей. Причину этого Хумри понял позже, пройдя внутрь. Оказывается, клуб занимал относительно скромную площадь, хотя в нем имелось все, что положено быть в таких заведениях: бар, кухня, с десяток обеденных столов, три отдельных кабинета, возможно, в глубине еще малый зал, небольшая сцена с шестом для pole dance. В центре выделялось свободное пространство, очевидно, это была танцевальная площадка. Судя по быстрой наполняемости, клуб в лишней рекламе точно не нуждался.

Заплатив за вход – охо! – пять тысяч рублей, Хумри вошел в зал. Несмотря на еще вполне светлое время дня, окна почему-то были занавешены, правда, полупрозрачной материей. Зато горели настенные светильники, похожие на церковные свечи. Хумри заметил, что большинство посетителей приходили сюда парами и небольшими компаниями. В основном это, похоже, были завсегдатаи. Они уверенно занимали определенные – свои постоянные? – места. Что, впрочем, не удивительно. Цена входного билета многим местным горожанам вряд ли по карману. Хумри, естественно, никого пока не знал и лишь с третьего или четвертого раза нашел свободное место в самом дальнем от танцевальной площадки углу. Официант ему тут же принес трехсот пятидесяти граммовый бокал «бесплатного баварского» пива и соленые сухарики-кириешки к нему. Но Хумри решил сегодня устроить день трезвости, настолько после вчерашнего ужина у него вызывал отвращение даже один запах поданного живого пива.

Соседями по столу оказались три женщины разного возраста – широкоплечая, но худощавая блондинка (или покрасившая волосы) примерно сорока трех – сорока пяти, полноватая брюнетка тридцати-тридцати пяти и рыжая девушка двадцати четырех – двадцати шести лет. Судя по всему, они не просто случайные соседки, а давно знакомые или даже подруги. Что их объединяло – сразу и не понять, настолько разными они казались и по возрасту, и по поведению, а также, на наметанный глаз «инженера человеческих душ», по характеру и по уровню образования. Все с удовольствием попивали охлажденное пиво, закусывая фирменными сухариками.

– …Представляете, девочки, прямо на моих глазах над этой чашечкой поднялся вихрь из каких-то светящихся частиц, и из них образовался еле заметный лик человека, – продолжила рассказ старшая по возрасту из подруг после того, как, получив разрешение, к ним подсел Хумри. – И остановилась, покосившись на нового соседа оценивающим взглядом.

– И? – с нетерпением воскликнула самая младшая.

– И лик заговорил. Вернее, говорил он или нет, понять было сложно. Ведь показывался он не четко, открывался у него рот или еще что-то – совершенно непонятно. Однако в комнате раздался какой-то трубный голос. А что он сообщил – об этом я вам уже доложила.

Тут к столу подошел официант.

– Что заказываем? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

За подруг за всех ответила старшая дама:

– Нам как обычно.

Официант перевел взгляд на Хумри. Тот растерялся. Он даже не успел взять в руки папку с меню. Главное, понял, что «бесплатным» пивом здесь не обойтись. Впрочем, он сегодня даже не обедал, а уже время ужина.

– Мне салат «оливье», – заказал он первое, что пришло в голову, не забитую названиями разных экзотических блюд. – На второе что-нибудь простенькое, но сытное и мясное на ваш вкус. Ну и томатный сок, лучше в пивном бокале, желательно охлажденный. А вот пиво это уберите.

Услышав его заказ, женщины многозначительно переглянулись.

Вскоре на столе появились бутылка белого вина и бокальчик сока взамен унесенного пива, холодные закуски.

– Молодой человек, у нас тут принято знакомиться, – заметила старшая дама, прежде чем приступить к трапезе. – Впрочем, никому не запрещено быть инкогнито.

– Ян, – чуть приподнявшись, представился «молодой человек».

– Эстонец, что ли? – решила уточнить старшая дама.

– Да не, белорус, наверное. Или хохол, – высказалась средняя.

– Может, чех? Или словак? – это подала голос младшая.

– Да нет. Вообще-то я по происхождению айванин, – разочаровал Хумри. – А вы, позвольте полюбопытствовать?

– Мы все местные, – за всех ответила средняя. – Меня зовут Маша…

От этого имени у Хумри невольно передернуло лицо.

– …Ее зовут Валентина Петровна… – продолжила Маша, чуть коснувшись рукой плеча старшей соседки. У той от такого величания почему-то появилась гримаса недовольства.

– …А эту красавицу звать Илемпи, – завершила представление Маша.

Тут Хумри впервые весьма внимательно рассмотрел соседок по столу и надолго остановил взгляд на самой младшей из них. В ней чувствовалось что-то непривычное, что ли, нестандартное. Сначала Хумри подумал, что это из-за ее внешности, точнее, из-за ее рыжих кудрявых волос. Они пышные и длинные, прикрывают даже плечи. Потому голова девушки казалась  непропорционально большой по отношению к телу. При этом он заметил, какая у Пинерпи чистая и светлая кожа, причем, весьма своеобразного  оттенка, который сразу и назовешь нужным словом. У рыжих людей такого не бывает. У них лицо и тело обычно покрыто россыпью  веснушек. И голова у девушки на самом деле совсем не большая. Несколько продолговатое лицо с прямым греческим носом – ну просто античная скульптура из мрамора. «Во-во, оттенок ее кожи напоминает цвет мрамора!» – подумал тут Хумри. На белом фоне «скульптуры» отчетливо выделяются большие искрящиеся зеленые глаза и небольшой ротик с губами, похожими на розовую розу. Но притягивало к ней совсем не это. И даже не ее изящные плечи и груди под белой кофточкой, тоже кажущиеся высеченными из мрамора. А что-то точно притягивало. Это Хумри почувствовал сразу. Нет, это было совсем не то, что тянет мужчину к женщине, не что-то плотское или вполне приличное из области чувств, называемых романтическими отношениями. Определить это внезапно появившееся ощущение словами у Хумри, неплохого знатока русского языка, пока так и не получилось. Одно ясно, что ощущение такое есть, оно его охватило сразу.

Девушка, похоже, почувствовала острый взгляд соседа и тоже взглянула ему в глаза. Смело, пронзительно. Взгляд этот продержался всего-то секунды три-четыре, но Хумри понял, что и она обратила на него внимание.

– Илемпи?  Какое чудесное имя, – выдохнул Хумри, отведя глаза от девушки.

– Она местная, из айван, – объяснила за подругу Маша. – Пи в их языке означает девушка. Илем – красота. Стало быть, Илемпи – Красавица. Правда, она очень красивая?

В компании женщин открыто восхищаться одной из подруг – это чревато. Тогда пришлось бы похвалить и других. Хумри к этому сейчас был не готов.

– Маша, вы сказали, что Илемпи местная. А ранее Валентина говорила, что вы все местные. Как-то непонятно, – заметил он вместо того, чтобы рассыпать комплименты в адрес всей троицы.

Тут в разговор вмешалась Валентина Петровна:

– Илемпи – она местная коренная, из айван. А мы – тоже местные, здесь родились и выросли, но наши предки были людьми пришлыми. А вообще, давайте на время прекратим разговоры разговаривать и поедим. А то у меня уже сводит желудок.

Очень своевременное предложние. Хумри воспользовался им незамедлительно. Да еще не удержался,  подсластил-таки еду сорокоградусным напитком, заказав, правда, всего-то сто грамм. И вскоре перестал размышлять о соседках. Кадрить кого бы то ни было у него даже мысли не возникала, а так чего без толку трепаться.

Тем временем в общем зале возник какой-то шум, который медленно, но уверенно начал усиливаться. Нет, публика в кафе была весьма спокойная, никто даже в подогретом состоянии не выкрикивал чего-либо из репертуара заядлых питухов. Просто все стали общаться друг с другом оживленнее. Хумри, уже сытый и довольный, тоже отпустил тормоза и обратился к словоохотливой соседке:

– Маша, скажите, почему клуб ваш называется Винксом? Если не ошибаюсь, слово это итальянское и означает фея. То есть ваш Винкс должен быть клубом неких волшебников. Однако таковых я здесь не вижу.

– Мы здесь, в Октябрьске, промеж собой это кафе называем клубом ведьм, – уточнила Маша.

– Ведьмы, экстрасенсы, феи, чародеи и кто там еще… Для меня они все одного поля ягоды. Но здесь никого из них вроде бы нет.

– Ян, вы правы, – прервала их разговор Валентина Петровна. – Я тоже думаю, что реальных колдунов или ведьм здесь вряд ли увидишь. Просто все мы немножечко свихнувшиеся на этой теме, ну и сами интересуемся мистикой и пытаемся что-то вымучивать из этой области. Вы знаете, некоторые достигают определенных успехов. Думаю, скоро вы в этом сами убедитесь. Вот они своими примерами и привлекают в клуб любителей таинственности.

Илемпи слушала разговор подруг с Хумри внимательно, не глядя, впрочем, ни на кого, а делая безразличный вид. Только после слов Валентины Петровны мельком взглянула на соседа и снова опустила голову. Тем временем не прошло и получаса, как слова Валентины Петровны начали сбываться.

В какой-то момент – Хумри этого не успел заметить – в зале появился молодой франтоватый мужчина в белом однобортном смокинге с шелковыми заостренными лацканами, в слегка расклешенных брюках, белой рубашке с воротником-стойкой с отгибающимися уголками, со светло-голубой бабочкой, которая хорошо гармонировала с такого же цвета жилетом. Оказалось, что он – постоянный распорядитель вечера. Возможно, представляя его в таком облачении, владельцы заведения давали понять, что здесь клуб не каких-то интеллектуально слабых нуворишей и, тем более, не современных хиппи понарошку, а вполне определенного круга людей по интересам.

– Внимание! – без напряга, но хорошо поставленным голосом зычно обратился распорядитель к публике. – Я – presenter программы, в которой вы все имеете честь участвовать. Зовут меня … (он назвал свое имя). Наш главный герой сегодня – гость из Казани известный экстрасенс Аглимулла Кадыров, что в переводе на русский означает лучший и могущественный.

Публика одобрительно зашумела, послышались даже хлопки аплодисментов. Распорядитель сделал паузу, дожидаясь тишины, когда же она более или менее установилась, продолжил:

– Аглимулла покажет нам спиритический сеанс по вызову духа предков. Не мне вас учить, уважаемые колдуны и ведьмы, такие сеансы принято проводить в уединении и в полной тишине, потому если что не так пойдет, не обессудьте. Мы подумали, что совершенное  в уединении действо не всем покажется достоверным, потому попросили дорогого гостя поработать прямо в зале. Только я попрошу уважаемую публику: будьте все благоразумны и сидите как мышки, ведите себя тише воды и ниже травы.

К удивлению Хумри, публика вела себя весьма послушно, хотя, как он заметил, многие здесь, особенно мужчины не ограничивались, как он сам, ста граммами крепких напитков. Через минуту-другую после обращения распорядителя вечера на слух показалось, что в зале нет никого. Ни тебе покашливаний, ни обмена мнениями даже шепотом, ни даже глубоких вздохов-выдохов.

Тем временем по указке распорядителя работники кафе откуда-то вынесли и поставили в центр танцевальной площадки диковинный стол. Он был весь из темного стекла, с изогнутыми серебряными или посеребренными ножками  с непонятной, но явно осмысленной инкрустацией. На него тут же установили латунную чашку с водой, поставили толстенную свечу.

– Ну, кто сегодня желает стать партнером нашего гостя? – обратился тем временем распорядитель к публике.

Сразу несколько человек подняли вверх руки.

– Ого, целых двенадцать! – сходу подсчитал распорядитель. И вынул из кармашка жилета что-то типа пластинки с торчащими палочками толщиной в американскую спичку, посчитав, оставил нужное количество, остальные убрал обратно. – Что ж, бросим жребий. За столом действо будут наблюдать трое – это те, кому выпадут самые короткие палочки. Желание выскажет тот, у кого она окажется самой короткой. Всем ясно? Тогда приступаем к жеребьевке.

Распорядитель обошел всех поднявших руки людей, так что счастливчики определились быстро. Они чинно прошли к столу, заняли места за ним по одну сторону.

– Других желающих понаблюдать за действом прошу не приближаться к столу ближе трех шагов, – предупредил распорядитель. – Итак, начинаем!

Диджей  включил туш в исполнении электронных музыкальных инструментов, который как бы втягивал публику в мир волшебства. Точно как в цирке! Из боковой двери в зал вышел высокий стройный мужчина в черном смокинге. Его иссиня-черные кучерявые волосы, такие же аккуратно подстриженные усы и бородка отливали блеском. Тут по взмаху руки распорядителя притушили свет. На улице уже спускались сумерки, потому в зале установился полумрак. Экстрасенс, достав из кармана явно не российские крупные спички, зажег свечу, и над столом образовался как бы светящийся шар, добавив обстановке сказочности. Тем временем в нескольких шагах от стола выстроились в ряд любители поглазеть за всяким дивом. Среди них затесался и Хумри. Он встал рядом  с  Илемпи, которая оказалась здесь раньше него. От девушки отдавало чем-то непонятным. Будто от нее шли какие-то волны. Они то пронизывали Хумри насквозь, то отходили от него, вызывая чувство беспокойства, тревожности, настороженности, одновременно какой-то приподнятости  и еще непонятно чего. Что же это такое могло быть? Возможно, нечто подобное испытывала и сама Илемпи, она нет, нет, да и посматривала пытливо на него искоса, будто силилась понять, что к чему.

Вот Аглимулла поднял полусогнутые руки вверх, выставив ладони вперед. Тишина в зале стала гробовой. Лишь со стороны кухни доносился еле слышный рокот вентиляторов.

– Уважаемые господа! Кто из вас будет загадывать желание? – обратился экстрасенс к сидящей за столом тройке.

Двое мужчин и одна женщина переглянулись.

– Мы уступим это право даме, – сказал затем один из них.

– Суть в следующем, – обратился тогда экстрасенс к женщине. – Вы загадаете желание увидеть портрет близкого вам человека, уже обитающего в мире ином. Я же постараюсь угадать, кто это, и показать вам его портрет. Согласны?

– Да! – очарованно выдохнула женщина, одновременно несколько раз мотнув головой в знак согласия.

– Тогда выберите своего человека. Глядя на меня, какое-то время думайте о нем, – попросил экстрасенс. – На меня смотреть, на меня! Прямо в глаза!

Сам тоже буквально впился в нее взглядом, отчего женщина вдруг застыла, как окаменелая. Через минуту-другую экстрасенс смягчил взгляд, спросил обычным тоном:

– Ну как, определились?

Женщина согласно кивнула головой.

– И вы хотели бы увидеть здесь портрет этого человека? – продолжал допытываться экстрасенс.

Женщина еще раз утвердительно кивнула головой.

– Кто он, этот человек? Кем вам приходится?

– Это мой дед. Его арестовали в сорок девятом году и отправили на лесоразработки. Домой он так и не вернулся.

– Вы помните его? У вас были его фотографии?

– Мама тайно хранила его портрет. Я помню, дед был в солдатской гимнастерке.

– И его лицо вы признаете, если увидите? – задал последний вопрос экстрасенс.

– Да, конечно.

– Теперь прошу тишины! – обратился экстрасенс ко всем, хотя в зале и без того было так тихо, как, наверное, бывает лишь в космосе.

Аглимулла взял свечу в левую руку, чуть приподнял ее и начал водить кругами против солнца над чашкой с водой, одновременно произнося  длинными очередями что-то быстро-быстро, так, что невозможно различать отдельные слова. При этом язычок пламени свечи вдруг начал набухать, округляться, меняя желтый цвет на красный, затем – белый, под конец стал совсем светлым-светлым. И вдруг он лопнул. Однако частички света не разлетелись, а стали медленно расплываться в разные стороны, как пушинки одуванчика. Язычок огня свечи опять стал обычным – небольшим, желтоватым… Тут экстрасенс обессиленно выдохнул и расстелил на столе принесенную с собой тонкую белую бумагу, макая кончики пальцев правой руки в воду, начал мелкими редкими каплями орошать ее. По ходу на  бумаге появлялись темные пятна. Сначала отдельными точками, потом, по мере их слияния, целыми линиями и массивами. Под конец вырисовался чей-то довольно-таки отчетливый темно-серый портрет. Экстрасенс еще раз шумно выдохнул и обессилено опустился на предусмотрительно подставленный распорядителем вечера стул. Отдышавшись, тихо обратился к женщине:

– Он?

– Он! – так же тихо подтвердила изумленная женщина.

Однако в тишине их услышали все. Тут публику словно прорвало. Люди шумно заговорили между собой, громко выражая одобрение, удивление, восхищение действом, которому стали свидетелями. Женщина за столом надрывно воскликнула:

– Дед! Дедуля! Родненький! Ты явился к нам. Я вижу тебя, я помню тебя…

Дальнейшие ее причитания утонули в многоголосье публики. Лишь через четверть часа все постепенно успокоились, расселись по местам, начали обсуждать только что увиденное уже за столами, для облегчения разговора промачивая горло вином или пивом. Кроме Хумри. Он тоже с наслаждением сделал несколько глотков из бокала. Только в нем было не пиво. Все еще сохранивший прохладу сок освежал не только ротовую полость, а и голову. Поговорив об увиденном и о самом экстрасенсе между собой, женщины устами Маши спросили Хумри:

– Ян, и как вам Аглимулла?

Хумри неопределенно пожал плечами:

– Я в фокусах ни бельмеса, потому не смею комментировать.

– Это не фокус. Это колдовство, – горячо возразила Илемпи. – Не в том отрицательном смысле, что принято в народе, а в самом действенном, реальном. Аглимулла – настоящий колдун. Таких один на миллионы.

– Да ла-адно! – протянула Маша, видно, продолжая какой-то происшедший между ними спор. – Подстроено все это. Я вам скажу как человек, немного смыслящий в живописи. Как-никак художественную школу окончила. Невозможно вот так – как это сказать, написать или нарисовать? – создать портрет человека. Тем более если ты его никогда не видел. Ну, никак!

– Написал же Аглимулла! – заметила Валентина Петровна. – Как он сделал это? Ведь всего-то побрызгал заговоренной водой.

– Ну, не знаю… Может, набросил сначала на своей бумаге каким-то раствором, высушил ее. Потом, когда бумагу намочил, рисунок и проявился вновь, – предположила Маша и пошла рассуждать, как жульничают в век Интернета всякие экстрасенсы, фокусники и кудесники.

Илемпи демонстративно отвернулась от подруги. Поневоле вышло так, что при этом повернула голову в сторону Хумри.

– Ян, а вы чего молчите? – обратилась она к нему. – Вы же сами…

Тут она замолкла и многозначительно посмотрела ему в глаза. А Хумри в этот момент опять почувствовал, что от нее повеяло каким-то духом, на этот раз близости, что ли, или просто понимания.

– В любом случае это волшебство, – сказал он. – Простой смертный так не сможет.

– Это-то поня-атно! – протянула Маша и подняла фужер с вином. Отпив глоток, вопросила: – Ян, как полагаете, так кто он, Аглимулла: колдун, экстрасенс, иллюзионист?

Хумри подумал и вполне серьезно ответил:

– Коли он сумел вызвать именно лик деда той дамы, то однозначно не иллюзионист. В нем наверняка есть что-то из области так называемых сверхъестественных сил, которыми простые смертные не обладают. Потому и попал как-то в те далекие времена, когда был жив дед той женщины.

Тут Хумри смущенно умолк. Показалось, его слова никого не проняли. Главное же, с чего он так вдруг полез в защиту этого Аглимуллы? Еще несколько месяцев назад он ни за что не решился бы на подобный поступок, ибо не верил ни в экстрасенсов, ни в колдунов, ни в черта лысого. А тут показалось, усомнившись в способностях Аглимуллы, Маша оскорбила самого Хумри. С чего бы это? Или имя Маша действует на него так отторгающе? Все, стоп! Не стоит дальше рассуждать об этом. Иначе залезешь в такие дебри… Не время и не место.

Между тем в зале стало оживленнее. Люди словно уже забыли о только что увиденном чуде. Слегка подвыпившие, они стали общаться без тормозов, женщины смеялись громче обычного, то и дело взвизгивая от прилива чувств. Вот опять появился распорядитель вечера.

– Дамы и господа! Наша презентация завершена. А вечер отдыха продолжается. Объявляю танцы!

Он взмахнул рукой. Видно, подал знак диджею, который стоял в противоположном от бара углу за специальным столиком с аппаратурой. Из скрытых за узорчатыми решеточками динамиков раздалась довольно-таки приличная музыка, похожая на танго, но в современной аранжировке. Однако… В этом небольшом городке… Завсегдатаи клуба, похоже, привыкли к распорядку вечеров. Многие легко поднялись и вышли парами в круг. Пошли туда и Маша с Валентиной Петровной. Оставшийся наедине с Илемпи Хумри почувствовал себя обязанным пригласить девушку на танец, что он и сделал. Девушка отнекиваться не стала.

– И все же, Илемпи, почему эти люди полюбили клуб с таким названием – Винкс? – спросил Хумри, понимая, что с соседкой по столу молча танцевать неприлично.

– Думаю, что каждый человек иногда хочет быть волшебником, – ответила Илемпи. – Кто реже, кто чаще. Вот и тянутся сюда. Хозяева клуба делают все, чтобы убедить их, что волшебство возможно.

– Стало быть, настоящих или хотя бы потенциальных фей, колдунов, ведьм, экстрасенсов и прочих здесь нет?

Илемпи чуть откинула голову назад, с легкой улыбкой посмотрела партнеру в глаза:

– Почему же. Вот вы, например.

Хумри рассмеялся:

– Я же серьезно спросил.

– Я серьезно и ответила. Я же чувствую в вас некие признаки, обычному человеку не присущие.

Да уж, девушка, похоже, с юмором.

Тут музыка прервалась. Однако люди не расходились. Прошла всего какая-то минута-другая, и динамики ударили современными ритмами. В зале пошли танцы не парные, более живые. Люди начали выделывать выкрутасы, кто во что горазд. Хумри такие танцы не любил. К тому же, у него от ста граммов водки и запаха не осталось, он был совершенно трезв и не заводился, потому отошел, сел за свой столик. Отпив глоток томатного сока, он понаблюдал, как танцует Илемпи. Кажется, она здесь была самая молодая. Не удивительно, что резвилась активннее других. Хумри моментами казалось, что теряет девушку из виду, вернее, это ее тело почему-то моментами как бы совсем теряло конфигурацию, расплывалось, что ли, как утренний туман. Нет, так, конечно, не могло быть, скорее всего, Хумри, хоть и не пил, но под настроением сам терял сосредоточенность. К тому же, происходи с Илемпи такое на самом деле, другие тоже заметили бы обязательно. Соответственно как-то отреагировали бы.

Но вот Илемпи резко остановилась, взглянула на ручные часы и, торопко подойдя к столу, позвала официанта.

– Ян, я, кажется, опоздала на последнюю маршрутку, – сокрушенно вымолвила она, переводя дух. – Официант, быстрее же!

Тот ее не слышал и все не появлялся из-за закутка у раздаточной кухни. Наверное, привык, что танцы длятся долго.

– Что же делать? Я опаздываю! – заломила руки Илемпи. – Ян, вызовите, пожалуйста, мне такси, а я пойду, расплачусь. Если бы знала сумму, просто оставила бы деньги на столе, а так…

Хумри тут вспомнил, что у него есть машина.

– Далеко вам ехать-то? Может, я отвезу, – предложил он.

– А вы за рулем… – хотела спросить Илемпи, но Хумри понял ее сходу, прервал:

– Могу. Сами же видите, я трезв.

– Да и ехать мне далеко за город…

– Ничего. Я сегодня проспал целый день, так что могу ночью пободрствовать.

Он тут же побежал в закуток, оторвал официанта от оживленной беседы с помощником повара и повел к своему столу… Через три минуты, расплатившись, Хумри с Илемпи почти бегом вышли из кафе.

– Вы подождите меня здесь, на свету, – попросил Хумри. – Я подъеду быстро. Моя машина стоит недалеко, во дворе гостиницы.

На этот раз он не стал давать кругаля вдоль забора, показав привратнику гостиничную карту и квитанцию об оплате за стоянку, вошел во двор через задние ворота и вскоре уже подъезжал к кафе Winx.

 

В это время в пригородном особняке заиграл-зазвонил телефон

 Только что вышедший из спальни в обнимку с Беловой Соловей чертыхнулся, но все же взял смартфон.

– Хакас, он подъехал к кафе на «Ниве». Кадрит какую-то девицу. Та села к нему. Что делать? – послышалось в трубке.

– Слушай, ты! Еще раз скажешь по телефону Хакас, в Хакассии и окажешься!

– Все, все, виноват! – пролепетал голос.

– Ты же говорил, что он гуляет в кафе, – смягчил тон Соловей.

– Да. Потом вышел и уже через несколько минут вернулся с машиной. Она у него во дворе гостиницы кантуется, – объяснил звонивший человек.

– Так, значит, он сел за руль подшофе. Не можно, чтобы человек из кафе вышел трезвый, как стеклышко, – заключил Соловей. – Ты гляди, какой беспредельщик. Ничего не боится… Проследи, куда они двинут, и немедленно звякни нашему кенту из ГАИ. Пусть мусора где-нибудь приморозят писаку, слегка пошмонают для острастки. Только… Впрочем, что делать дальше – это будет зависеть от их поведения, там я, если что, сам подключусь.

– Будет сделано! Все, шеф, отключаюсь. Они тронулись…   

 

Илемпи не назвала, куда ехать, вместо этого начала исполнять роль штурмана. Впрочем, и назвала бы, ничего бы не изменилось. Ведь навигатора в «Ниве» нет, а регион Хумри не знаком. Вскоре они оказались за городом, проехали по шоссе с полтора десятка километров и свернули на еле приметную проселочную дорогу. Она привела к лесу. Время приближалось уже к полуночи.

– Нас кто-то сопровождает неотрывно, – заметила Илемпи, хотя ни разу не оглядывалась назад, а в единственном зеркале заднего вида, развернутом к водителю, не могла видеть, что происходит за машиной. – Вот их авто тоже свернуло за нами.

Хумри краешком глаза посмотрел сначала в боковое, затем – внутреннее зеркало, направленное назад. Действительно, на повороте с шоссе мелькнул какой-то движущийся огонек. По всему, это на самом деле автомобиль. Правда, у него почему-то включены лишь габаритные фонари. Только стоит ли из-за этого настораживаться? Здесь ни у кого нет никаких причин преследовать Хумри. Скорее всего, случайное совпадение маршрутов. Ведь проселочная дорога вовсе не означает, что по ней по ночам никто не ездит.

Тем временем они углубились в лес уже на километр с гаком. По сути, без всякой дороги. Хорошо, «Ниве» это нипочем, на иной марке тут наверняка пришлось бы туго… Тут неожиданно в спину по ним ударили автомобильные фары. И не только штатные. Преследователи, похоже, включили еще то ли прожектор, то ли какой-то иной дополнительный осветитель. При этом они догоняли «Ниву» быстро. Впрочем, Хумри и не пытался оторваться от них, он все еще воспринимал происходящее как некое недоразумение. Вот сзади послышался волчий вой полицейской сирены вперемежку с вороньим карканьем, писклявый мужской голос из динамика потребовал, чтобы водитель «Нивы» прижался к обочине и остановил машину. Законопослушный Хумри нажал на тормоз.

– Ян, простите, я не могу опаздывать! – забеспокоилась Илемпи.

– Что делать-то? Сзади полиция, – растерялся Хумри. – Я быстренько им все объясню, и мы двинемся дальше.

– Времени осталось не более четверти часа! – воскликнула Илемпи. – А мне еще болото перейти.

– Куда это вы навострились на ночь глядя? – решил было уточнить Хумри, но в это время полицейский «УАЗ», проломив мелкие кусты слева, объехал «Ниву» и встал поперек дороги, преградив ей путь. Из машины вышел, судя по отсвечивающей форме, инспектор ГИБДД и лениво направился к Хумри.

– Инспектор ГИБДД лейтенант… – промямлил он, сглотнув свою фамилию, и, слегка козырнув, попросил: – Водитель, ваши документы.

– Инспектор, что случилось-то? Я ничего не нарушал.  Мы очень спешим, – попытался выяснить ситуацию Хумри, подавая водительские права с доверенностью друга и техпаспорт.

– Вот именно, очень спешите, – равнодушно промямлил лейтенант и, отойдя под свет фар, начал кропотливо изучать документа.

– Ян, я больше не могу ждать! – воскликнула Илемпи. – Сделай так, чтобы он не приставал к нам.

– Как? – развел руками Хумри.

– Как угодно. Ты же можешь по-всякому, я чувствую, я знаю. Почему не используешь свои возможности?

Не поняв ее, Хумри промолчал. Илемпи взглянула на часы, нетерпеливо поерзала в кресле и выдохнула:

– Не хотела я, да придется… Ждать больше не могу. Ян, я сейчас сделаю так, что менты на время отключатся. Очнутся они не скоро. А и очнутся, не сумеют погнаться за вами, так что вы спокойно уедете в город. А пока прощайте.

Илемпи быстро выскочила из машины, бегом помчалась вглубь леса и вдруг исчезла из поля зрения. Хумри померещилось, что вместо нее какое-то время вперед летело светлое воздушное облачко, которое быстро распадалось на глазах и через минуту как бы совсем растворилось в воздухе. Потрясенный Хумри не сразу заметил, как инспектор, стоявший рядом с фарой «Нивы», оказался на земле. Заметив же, он обеспокоенно выскочил из машины, подбежал к нему. Человек дышал, только ничего не соображал. Похоже, прихватило сердце. Из его кармана раздалась какая-то музыка, видно, зазвонил телефон. Хумри машинально забрал из рук лейтенанта свои документы и побежал к полицейской машине за помощью. Только оказалось, что сидевший за рулем прапорщик тоже находился в таком же состоянии, как его напарник. Кстати, наклонившись к нему, Хумри почувствовал, что сидел он странно низко. Оказывается, у полицейского УАЗа были спущены все четыре колеса. Недолго думая, Хумри вернулся в свою «Ниву», резко развернулся и выехал на опушку леса, где остановился, позвонил по номеру 112, сообщил о возможном сердечном приступе у инспекторов ГИБДД. Правда, точное место указать не смог, но направление объяснил довольно-таки подробно и точно. Однако «скорая» не хотела выезжать в полночь куда-то в лес, диспетчер стал допытываться, кто звонит, где он прописан, какие у него паспортные данные.

– Причем тут мои данные? – возмутился Хумри. – Тут люди в беде. Могут ведь и умереть. Так что в случае чего виноваты будете именно вы. Я так и сообщу следствию, если что.

Отключившись, Хумри не стал долго раздумывать, помчался обратно в город. Оказавшись, наконец, в номере, Хумри первым делом вскипятил воду прямо из-под крана. Налив кипяток в гостиничную фарфоровую чашечку, бросил в нее сразу два пакетика чая. Выпивая небольшими глотками горячий напиток без сахара, Хумри стал анализировать только что происшедшие события. Что же это было? Почему гаишники увязались за ними? И что они предпримут дальше? Если, конечно, окажутся в полном порядке. Еще когда возвращался в город, Хумри начал думать, что ничего с ними и не случится. Ибо это вряд ли инсульт или, тем более, инфаркт. Вероятно, на них как-то воздействовала Илемпи. И вообще, теперь уже точно, девушка она не простая. «Может, как говорят в таких случаях, мне ее послал сам бог?» – пришла в голову мысль. Как бы то ни было, пока это единственный в Октябрьске человек, на которого можно рассчитывать в щепетильном и сложном деле, за которое взялся Хумри. Если, конечно, Илемпи согласится помочь. Кстати, что это она говорила насчет способностей самого Хумри? Что она имела в виду? Да уж, есть над чем поразмышлять, хоть до утра крути мозгами.

 

В это время в эфире шли телефонные переговоры

– Узнай немедленно, почему они молчат? Я звоню уже битых полчаса, а от них ни слуху ни духу.

– Откуда мне знать? Я и сам не могу до них дозвониться.

– Так слетай, узнай, что там.

– Куда слетать-то? Я же не знаю, где они.

– Что ты вообще знаешь? Что ты вообще можешь? Только быковать мастер. А подумать у балаболки твоей извилин не хватает?

– Шеф, но ведь…

– Никаких но! Раз так, дуй немедленно в отдел полиции, порасспрошай, что и как. И доложи мне,  что узнаешь. Если же новостей не будет, не тревожь.

– Будет сделано!

 

9

По натуре Хумри сова, в обычной писательской жизни любит засиживаться допоздна, соответственно вставать не раньше девяти – десяти утра. В Октябрьске он вынужден придерживаться другого распорядка. Но в этот день решил немножечко понежиться, а после обеда съездить туда, где вчера расстался с Илемпи. Как ни крути, там случилось что-то загадочное, и произошло оно по хотению и желанию девушки. С этим следовало бы разобраться, прежде чем решиться на сближение с ней. Да и на всякий случай не мешает убедиться, что с инспекторами ГИБДД, все ли с ними в порядке.

Однако едва Хумри успел побриться, как к нему в номер заявились двое в штатском, представились сотрудниками местной полиции. Их сопровождал работник гостиницы, который, впрочем, тут же поспешил удалиться. После формальных вопросов полицейские сразу приступили к допросу, который деликатно назвали беседой. Вернее, допрос вел старший в звании майора, другой, кроме диктофона, фиксировал что-то еще в блокноте. Выходило, протокол они все же не вели.

– Гражданин Хумри, где вы были этой ночью? – спросил допрашивающий голосом, будто разоблачает крупного преступника-рецидивиста.

– Провожал девушку, – спокойно ответил Хумри.

– Куда проводили?

– Куда она попросила.

– А куда она попросила?

– Я не знаю, не местный. Она просто показывала дорогу.

– Скажите, зачем вы спустили все колеса полицейской машины?

– Я даже близко не подходил к вашей машине. Между прочим, мне самому интересно, как они были спущены. Их продырявили?

– Нет.

– Вывинтили золотники?

– Нет.

– Тогда как?

Тут допрашивающий майор пожал плечами и вопросительно взглянул на напарника. Тот тоже лишь пожал плечами. Это придало Хумри уверенности.

– Раз так, чего вы от меня хотите услышать? – спросил он у майора. – Сначала определитесь хотя бы, как были спущены эти колеса.

Майор прокашлялся, что-то обдумал и продолжил:

– Ладно, пока эту тему оставим. Скажите, как и чем вы отключили инспекторов ГИБДД?

– Что значит отключил? Я думал, у них прихватило сердце. Даже «скорую» вызвал. Правда, не знаю, поехали врачи к ним или нет. Показалось, они мне не поверили.

Кажется, такой ответ для полицейских оказался неожиданным.

– Вы звонили в «скорую»? – переспросил майор.

– Да, сразу же после выезда из леса. То есть минут через пять после случившегося. Так что врачи должны были успеть.

– Выезжали они или нет – мы не знаем. Уточним. Только инспектора пришли в себя где-то через четверть часа после происшествия и, накачав колеса, в город вернулись своим ходом.

– Я ничего не понимаю, – успокоился и еще больше осмелел Хумри. – Раз с ними все в порядке, зачем вы здесь? К чему ваш допрос?

– Не допрос, а беседа… Скажите, гражданин Хумри, у вас есть электрошокер?

– Нет.

– А если мы обыщем номер и машину?

– Ради бога. Предъявите постановление, пригласите понятых – и вперед.

– Зачем же сразу так. Хотя, если надо, мы доставим все необходимое. Но я бы хотел посмотреть просто так. Или вам есть чего бояться?

– Бояться мне нечего! – жестко ответил Хумри, которому вся эта процедура начала надоедать. – Я готов разрешить обыск и без ордера. Только чтобы понятые были. И обыскивал кто-то один. Чтобы я мог проследить за ним, особенно за его руками и убедиться, что он не подбросит мне ни пакетик с белым порошком, ни патрон для отсутствующего пистолета.

Полицейский посмотрел на Хумри с прищуром, подумал минуту-другую, сказал:

– Хорошо, я бы поверил вам на слово. К тому же на инспекторах нет ожоговых точек. Тогда как вы умудрились все это проделать?

– Что – все это?

– Обездвижить инспекторов, спустить колеса.

– Опять двадцать пять, опять начинается сказка про белого бычка, – начал нервничать Хумри, тут же взял себя в руки. – Если у вас ко мне нет других вопросов, то, считаю, беседу нашу можно прекратить, ибо иных ответов у меня нет.

Давая понять, что нежеланным гостям пора уходить, Хумри встал с дивана:

– До свидания, господа полицейские.

Встали и полицейские, переглянулись. Младший по чину кивнул головой, как бы соглашаясь со старшим. Видимо, у них была какая-то предварительная договоренность.

Гражданин Хумри, сейчас вы поедете с нами в отдел полиции, – приказным тоном произнес майор. – Там поговорим в более подобающей обстановке и выясним все подробности.

– Вы что, задержать меня хотите? – начал уже по-настоящему возмущаться Хумри. – На каком основании?

– Мы подозреваем вас в оказании сопротивления сотрудникам полиции, причем с наличием опасности для их жизни. Это пункт два статьи триста восемнадцатой УК РФ. Она грозит виновному лишением срока до десяти лет.

Хумри от удивления даже присвистнул:

– Фью-и-и! Как у вас все просто. Заподозрили, причем, без всяких оснований и доказательств, и уже задержали?

Майор мило улыбнулся:

– Ну что вы, гражданин Хумри, за кого нас принимаете. Пока у нас есть основание задержать вас из-за неповиновения законному требованию сотрудника полиции. Часть первая статьи девятнадцать-три предусматривает за это штраф или административный арест на срок до пятнадцати суток. В вашем случае явно не обойдется штрафом. Впрочем, мы ведь пока поедем просто для продолжения беседы. Остальное будет видно по ходу –  отпустим мы вас на честном слове или повезем в суд.

Тут младший полицейский взял Хумри под руку и потянул к выходу.

– Что вы себе позволяете? Я могу выти из номера и сам! – воскликнул Хумри и отдернул руку.

Полицейский не стал долго раздумывать, тут же заломил ему руку назад. Подоспевший майор завел назад другую руку Хумри и вынул из кармана наручники. У Хумри в душе неожиданно резко вскипело. С криком «Что же вы делаете?!» он резко отдернул руки, пытаясь всего лишь освободить их. Только получилось что-то невероятное. Полицейские, не хилые, в общем-то, мужики, отлетели от него, как капли воды, когда стряхивает их с себя пес, только что вышедший из речки. Разъяренный Хумри не обратил на это внимания. Он вдруг почувствовал в себе прилив такой силы, что без колебаний открыл дверь номера и, буквально схватив полицейских за шиворот, как котят, одного за другим вышвырнул их в коридор. Майор полетел первым, стукнувшись башкой о противоположную стену коридора, как бы потек по ней вниз и сел, вяло откинув голову вбок. Его подчиненный, вылетевший следом, накрыл его, усевшись прямо на плечи. Хумри захлопнул дверь номера, заперся изнутри. Что будет дальше – он об этом в этот момент даже не думал.

Долго ли, коротко ли прошло времени, Хумри почувствовал слабость во всем теле. Странно это. Ведь он совсем недавно обладал как бы богатырской силой… Хумри решил чуток передохнуть, прилег на диван. То ли задремал, то мысли унесли его куда-то в былое, он начал вспоминать слова Сатая Эрзютовича.

 

Из последних бесед с профессором Кирдяпко

– Ян, ты как относишься к мистике?

Вопрос застал Хумри врасплох, потому он неопределенно пожал плечами:

– Как вы, преподаватели, нас учили.

– Ты давно уже не студент. Ты теперь сам учишь людей. И общаешься не с сотнями, как я, а с десятками тысяч человек. Так как?

– Ну как… Я понимаю, что на свете происходит много чего непонятного нам. Только, полагаю, это не мистика, а просто нехватка знаний. Мы, самые разумные земные существа, со своими космическими кораблями и термоядерными бомбами еще лишь в самом начале познания Вселенной. Отсюда и мистификация многих непонятных явлений.

– Хорошо ответил. Четко. То есть мы отметаем любую мистику? И демоническую, и божественную, и естественную?

 «Чего это он наседает? – подумал Хумри. – Не просто же так. Похоже, в его вопросе есть какой-то подвох».

– Да нет никакого подвоха, – улыбнулся Кирдяпко.

Неужели Хумри высказал свою мысль вслух?

– Нет, ты вслух ничего не сказал, – опять улыбнулся профессор. – Просто я тебя, тем не менее, услышал. Мистика, знаешь ли… Только не в понимании простонародья – как некие действия колдунов и попов. Мистика – это некие силы, пока, как ты верно отметил, непонятные нам и потому кажущиеся сверхъестественными и, тем не менее, с которыми связан и способен общаться человек. Ибо он хоть и всего лишь малюсенькая, нано-частичка Вселенной, но все же частичка некоего каркаса вселенского разума.

– Профессор, все это, может, и так. Только к чему вы клоните?

Хумри посмотрел Кирдяпку в глаза, вернее, в его темные очки. Не любил он говорить с людьми, отворачивая от них взгляд. Если даже собеседник незрячий. Кстати, сам профессор тонко чувствовал, когда смотрят на него, а когда в сторону, это сразу становилось заметно по тону его разговора.

– Сначала я тебе открою секрет,- какой-то особенной, отцовской что ли, теплотой начал он объяснять. – Я ведь обладаю некоторыми мистическими способностями. Говоря по-народному, я экстрасенс,  еще проще – ведьмак. Впрочем, нет, до него еще не дорос, наверное, я просто начинающий колдун. Хотя на самом деле  больше увлекаюсь теургией. Правда, и колдун я так себе, потому как способности мои ограниченны. Слишком поздно начал этим заниматься, не успел приблизиться к вершинам. Но не о том речь. Дорогой Ян, мне уже далеко за девяносто. Будь я даже настоящим колдуном, им ведь тоже запрещено жить больше века. К чему я речь веду? В своей долгой жизни я так и не сумел осуществить то, к чему стремился. Отчасти потому, что поздно начал. К тому же с войны я вернулся инвалидом.

– С какой войны?

Профессор выдержал паузу, глядя Хумри в глаза, и с укоризной в голосе уточнил:

– Для людей моего возраста была одна война – Великая Отечественная. Остальные – это конфликты, стычки непонятно за что и почему… Так вот, отсутствие зрения мне не мешало работать в университете. А вот выезжать куда-то – это было проблематично. К тому же со временем начала давать знать о себе раненая правая нога. Знаешь, иногда ночами она так ноет, что хочется отрубить ее, лишь бы не терпеть эту адскую боль… Ну, не стану дальше рассусоливать, ты сам все понимаешь. Вот и хочу я попросить тебя завершить мое дело. Вернее, наверное, сказать: осуществить мою мечту. Если согласишься, я попытаюсь передать тебе не только собранные сведения, но и некие свои способности. Может, пригодятся.

Хумри недоверчиво покосился на профессора, заметил:

– Сатай Эрзютович, вы имеете в виду свои знания? Я думаю, они накапливались вами десятилетиями, я вряд ли сумею освоить их за какие-то недели или даже месяцы.

– Нет, дорогой Ян, я не о том. Знаний, слава богу, у тебя своих достаточно. Школа главного редактора правительственной газеты с точки зрения кругозора ценнее любой аспирантуры или докторантуры. Я имею в виду свои, пусть и небольшие, способности, скажем так, в сфере мистики.

Тут Хумри совсем растерялся.

– Профессор, если у кого-то и есть такие способности, то, полагаю, лишь у единиц. Понятно же, не каждому дано обладать ими. Иначе… Иначе мировой, вселенский порядок потерпел бы крах.

– Думаю, тебе дано, – как мог твердо заявил Кирдяпко. – Понимаешь, все зависит от того, способен ли человек впадать в транс. Если способен, то он вполне может связаться с душами ушедших в мир иной. Самые талантливые из таких людей могут контактировать уже с более могучими потусторонними силами. Такие наверняка есть среди художников и писателей, ибо они так устроены, что мыслями  могут самовозбудиться настолько, что… Ну, не мне тебе рассказывать. Да и не мои это слова. Еще философ Соловьев говорил: «Художники и поэты опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями».

Мнение знаменитого философа, конечно, впечатляло. Ясное дело, такие люди  словами попросту не бросались. И все же…

– Профессор, я, прежде всего, хотел бы знать, какая же у вас была цель?

– Охотно поясню, – откликнулся Кирдяпко и, откашлявшись, кратко и ясно изложил суть дела. – Полагаю, в душе ты и сам  желаешь этого, – добавил в конце. – Я же вижу, что тебя мучает. Не только по твоему поведению, но и по твоим книгам.

Да, так оно и было. Но… Верный ли это путь? Хотя, если не получится, что он теряет?

– Ну как, дорогой Ян, по рукам?

– По рукам!

– Тогда с сегодняшнего дня и начнем, как бы это проще сказать, прием-передачу навыков колдовства. Без них в транс не войти. Только наши с тобой ритуалы отличаются от ритуалов тех же колдунов. Те применяют их для усиления личного «Эго» и его воли. Мы же с тобой будем стараться слить личное Эго воедино с волей Вселенского разума, то есть, по-народному, Бога.

Итак, урок первый. Ты не природный колдун, потому в обычном состоянии будешь жить как обычный человек. Чтобы в тебе появились мистические силы, надо сильно возбудиться…

 С того вечера они каждый день занимались изучением всяких приемов и ритуалов. Жаль, что недолго это продолжалось, потому Хумри не успел пройти весь курс профессора.

 

После стычки с полицейскими в номере прошел час, пошел второй, а ничего больше не происходило. Хумри наконец-то крепко уснул и проснулся в своем обычном состоянии. Ни тебе усталости, ни возмущения. Случившееся в номере два-три часа назад он теперь анализировал спокойно, как привык. При этом Хумри почему-то и не подумал, как это он смог так легко вышвырнуть из номера двоих крепких мужчин, наверняка обученных борьбе, даже рукопашному бою. Зато в голове заиграл вихрь всяких мыслей. Причиной тому оказалось именно посещение полицейских, вернее, та информация, которой они поделились. Что же там, в лесу, случилось? Как могли спустить все колеса одновременно, если их не прокололи, золотники не вытаскивали? И что случилось с инспекторами ГИБДД? Хумри к этому точно не имел никакого отношения. Да и Илемпи близко не подходила ни к ним, ни к машине. Тогда как, почему, что? И что это за место такое в глухом лесу, куда Илемпи надо было попасть пренепременно, причем, как он понял, именно до полуночи.

Что ж, Хумри – человек вольный. Определенных планов на сегодня у него нет. Полицейские пока, кажется, от него отстали. Может, следует самому попытаться разобраться в ситуации? По правде, загадок в ней выше крыши. Так что в какой-то мере и полицейских можно понять. Потому лучше заранее вооружиться фактами… Что-то подсказывало, что понимание случившегося поможет Хумри не только оправдаться перед правоохранителями,  возможно, оно пригодится ему самому по делу.

Пообедав, Хумри забрал со стоянки свою «Ниву», на заправке залил бензина полный бак и выехал из города по знакомой уже дороге. Стояла отличная погода. Солнце светило по-максимуму. Небо настолько чистое, словно его отфильтровали. Марево на горизонте придавало всей картине окружающего мира оттенки сюрреализма. Правда, в машине без кондиционера душновато даже при открытых окнах. Сейчас бы на речку, на Суру. Отличная, кстати, река. Это он знает точно, не раз рыбачил на ней, правда, в верховьях, в пензенской стороне… Стоп! Не отвлекаться! Главное – не пропустить  поворот налево на проселочную дорогу. Она сама приведет куда надо.

Умудренный опытом, Хумри уже с заправки начал посматривать в зеркало заднего вида более внимательно и заметил, что за ним, не отрываясь, следует джип «Рено Дастер». Автомобиль, конечно, не полицейский, но все же… Неужели его опять кто-то пасет? Зачем? Почти подъехав к знакомой развилке, Хумри решил провериться. Он остановился, выйдя, открыл капот, начал как бы что-то рассматривать в двигательном отсеке. Джип слегка замедлил ход, но, снова набрав скорость, проехал дальше. Впереди в нем сидел лишь водитель, был ли в салоне еще кто-то – не понять, задние стекла тонированы.

Вскоре Хумри оказался в лесу, проехал место, где останавливался вчера. Его он определил по следам разворота своей «Нивы» и полицейского УАЗа. Тут дорога, и так еле заметная, совсем потерялась, хотя пространство между деревьями и кустарниками, похожее на узенькую просеку, еще просматривалось. Пришлось ехать по густой высокой траве наугад. Километров через пять, если считать от шоссе, Хумри почувствовал что-то неладное. Машина начала юзить, словно двигалась по грунтовой дороге после дождя. Хумри остановился, ступил ногами на землю. Действительно, под травяным покровом почва была совсем сырая. Ехать дальше даже на «Ниве» было опасно. Коли увязнешь, помочь тут некому. И Хумри пошел вперед пешком. Где-то через километр он вышел к болоту. От него веяло затхлой сыростью, еще раздавались какие-то странные, утробные звуки, завершающиеся легкими хлопками. Возможно, это из-под глубины вылетали и лопались газовые пузыри, как показывают в кинофильмах. На первый взгляд, болото казалось бесконечным. Однако где-то впереди, очевидно, была суша, потому как виднелись верхушки высоких сосен. Ища проход туда, Хумри прошелся вдоль трясины по паре километров сначала в одну, затем в другую сторону, потратив на это два часа. Оказалось, болото тянется  дальше. Вот тебе раз! Вроде бы город недалеко, а поди же… Тогда он вернулся на первоначальное место и стал всматриваться в окружающую среду. В трясине, понятное дело, крупных деревьев оказалось немного, все больше мелкие и кустарниковые. При внимательном взгляде на противоположной стороне, где-то в километре, местами даже ближе, может, в полукилометре кое-где проглядывался берег. Возможно, это было начало суши, или же остров. Там уже продолжался настоящий лес. Вдруг на том берегу мелькнуло что-то светлое, остановилось. Похоже, это был волк. Точно! Только он почему-то весь белый. В детстве Хумри как-то от отца слышал, что айване считают священным животным белого волка. Они даже полагали, – в далекую старину, конечно, –  что сами произошли от него. И будто бы белый волк является их защитником, поскольку оберегает свой род. Хумри тогда выслушал эту легенду как сказку. Он не верил, что бывают белые волки. Разве что альбиносы… А он – вот, стоит напротив и тоже как бы внимательно разглядывает Хумри. Ошибки никакой быть не может: зрение у Хумри отличное, животное стоит в тени, так что никакого отблеска от него нет. Вот волк поднял голову, завыл. Ни угрозы, ни злобы в его голосе не чувствовалось. Да и повыл он недолго, как бы лишь дав понять, что он здесь, затем медленно развернулся и затрусил вглубь леса. Однако зверь вряд ли ведал, что айване, – а Хумри в последнее время всегда помнил, что он по крови айванин, – произошли от его сородичей и что они родня. Случись с ним встретиться на узкой тропе, неизвестно, как он поведет себя. Короче, желание оказаться на том берегу у Хумри как-то само собой отпало. Да и сохранилось бы, все одно туда не попасть. Разве что в обход. Только где он, этот обход, и сколько до него километров? Так что придется повернуть оглобли назад. И вообще, с чего он решил, что Илемпи среди ночи помчалась в лес, чтобы попасть на тот остров? Что такого там могло быть, чтобы, рискуя утонуть, мчаться туда. Ну, разве не глупый он человек, ищет то, незнамо что и где.

 

Из разговора в эфире за два часа до этого

– Ну как, поговорили?

– Так точно!

– И что выяснили?

– Ничего определенного. Упирается, твердит, что он ни при чем и понятия не имеет, как все там произошло.

– И что?

– Хотим доставить в контору, допросить, как следует. Уверен, выбьем из него все.

– С этим подождите. Нам важно узнать не то, как он нейтрализовал ваших инспекторов. Нам важно узнать совсем другое. Пока пустите за ним ноги и следите круглосуточно.

– У нас есть и другой повод для его задержания. Он нам оказал сопротивление. В самой наглой форме.

– Я вам что, неясно объяснил? Нам важно знать, зачем он здесь, что и как делает. Это главное. Все остальное – после. Исполнять!

– Есть!

 

Выезжая из леса, Хумри заметил, что где-то в километре от него из леса выходили женщина с девочкой. Он, повернувший было в сторону города, развернулся на сто восемьдесят градусов и подъехал к автобусной остановке. Скорее всего, женщина с девочкой шли туда. Так и оказалось. Примерно шестидесятилетняя бабушка с девочкой лет двенадцати (скорее всего, внучкой), видно, сходили по ягоды и возвращались домой. Пластмассовые двухлитровые ведерки у них были полны красной, поблескивающей на солнышке мелкими серебринкамиземляникой.

Поздоровавшись и выказав восхищение собранным урожаем, Хумри спросил у женщины:

– Я вот по той дороге пытался заехать в лес. И уперся в болото. Скажите, где его объехать или обойти?

– Ноне-то оно не такое долгое, – охотно ответила женщина. – В старину, говорят, трясине этой не было ни дна, ни конца. Теперча она обхватывает лишь небольшой остров, куда нет доступа.

– Почему это? – удивился Хумри. – Запрет, что ли?

– Не-а, не в том дело. По-первости, туда просто не попасть. По-вторости, его, говорят, днем охраняют белые волки, а по ночам там беснуются ведьмы.

– Неужели так и не попасть? А насчет ведьм, в наше-то время…

– Може, пустое все это, не скажу. Одно точно. На том острове, говорят, в далекие тридцатые  погребли какого-то прокаженного. Сам остров в народе до сих пор называют островом Прокаженного. А проказа – она ить, говорят, способна пронзить человека даже через века. Так что, от греха подальше, местные люди туда ни ногой.

Хумри хотел было еще кое-что уточнить, но тут на опушке леса что-то сверкнуло. Он присмотрелся и заметил машину, наполовину выглядывающую из-за ивняка. Тот самый джип, который обогнал его на перекрестке. Похоже, за ним все-таки опять следят? Если и нет, лучше ретироваться отсюда подобру-поздорову. Кто знает, что это за люди и чего они хотят. Хумри поблагодарил женщину и, сев за руль, развернул «Ниву» в сторону города. Отъехав на значительное расстояние, он в зеркале увидел, как «Рено» выкатилось из-за куста и двинулось к дороге. Еще раз взглянув в зеркало секунд через пятнадцать – двадцать, он понял, что это точно слежка за ним: джип тоже следовал в сторону города. Ну и пусть. Хумри не делает ничего такого, что затрагивало бы интересы полиции или каких-нибудь бандитов. «Раз так, может, следят не за мной, а за Илемпи? Я же с ней был вчера, – мелькнуло в какой-то момент в голове. – Надо будет еще раз сходить в этот клуб, выяснить все. Тогда и подумаю, как  в дальнейшем не попадать в подобные передряги».

 

На этот раз Хумри пришел в клуб раньше, чем в прошлый. Зал пока был наполовину пуст. Или – уже наполовину полон. Хумри сел за тот же столик. От «бесплатного» пива он теперь отказываться не стал, наоборот, попивал его с большим удовольствием. При этом про себя подумал: «Стало быть, наконец-то восстановился полностью».

Вчерашняя женская компания заявилась в полном составе. Скорее всего, девушки встретились где-то заранее. Хумри встал и помахал им рукой. Они не сразу заметили его, стояли у входа, оглядываясь по сторонам. Наверное, искали столик, чтобы сесть вместе. Вот Маша увидела Хумри, приветливо улыбнулась ему, помахала в ответ ручкой и, обернувшись к подругам, что-то им сказала. Девушки тут же подошли к столику Хумри. Все поприветствовали друг друга как давние знакомые. Илемпи заодно внимательно посмотрела на него. Ее лицо выражало вопрос, который она, впрочем, не задала, а Хумри косвенно все же ответил:

– Все в порядке… Девушки, присядьте, пожалуйста, этот самый лучший столик я занял специально для вас.

Илемпи опять оказалась рядом с ним. Постаралась сама, кстати. То да се, вскоре все пошло обычным чередом.

– Полицейские все же полюбопытствовали, что там у нас было вчера, – тихо сообщил в какой-то момент Хумри девушке. – Приходили ко мне, допрашивали.

– Там что-то произошло страшное?

– Нет, ничего такого. Только странно как-то все обернулось.

Хумри коротко рассказал, что случилось с ним и инспекторами ГИБДД после того, как Илемпи скрылась в лесу.

– Они, что, следят за тобой? – завершил он рассказ вопросом.

– Почему за мной? – чуть отстранившись от него, ответила тоже вопросом Илемпи.

– Не за мной же. Я тут человек сторонний, случайный: нынче здесь, завтра там. Не замешан ни в какие дела. Думаю, полицейские гаишники доложили своему начальству, что с ними произошло на опушке леса, вот полиция и решила разобраться, что к чему.

– Они думают, что случившееся – это чьи-то козни? – усмехнулась Илемпи. –  Если и так, я к ним никакого касательства не имею. Да и не видели они меня около своих машин, ведь я к ним даже не подходила.

Странно, что она пошла в отказ. Вчера сама же предупредила, что сделает так, чтобы инспектора не погнались за Хумри… В таком случае стоит ли делиться с ней предположениями? Однако в городе нет больше ни одного человека, с кем он мог бы посоветоваться, у кого мог бы просить помощи. Да и что он теряет от этого? Подумав так, Хумри рассказал ей и о последнем случае:

– Между прочим, я сегодня съездил туда, где нас остановили гаишники. На всякий пожарный. Так за мной опять увязалась какая-то машина. Только ни останавливать меня, ни «беседовать» впоследствии никто не стал.

В этот момент в центр зала вышел распорядитель вечера, все такой же красивый, такой же важный. На этот раз он представил гостя из Шубашграда – какого-то фокусника, что ли, который вытворял с картами черт знает что. Только Хумри не обратил на него никакого внимания. Карты – это не колдовство, это всего лишь «ловкость рук и никакого мошенничества». Ему же нужны люди, действительно связанные с потусторонним миром. Илемпи тоже пару раз оглянулась в сторону фокусника и на этом интерес к нему потеряла. Зато ее подруги сразу сорвались с места, чтобы оказаться поближе к демонстрационному столу и следили за фокусами картежника с раскрытыми ртами.

– Ян, давайте прекратим разговоры на эту тему, – предложила тем временем Илемпи. Несмотря на молодость, в ее голосе послышалась твердость, даже некие оттенки властности. – Скажите, если можете, чем вы занимаетесь в нашем городе? Какова цель вашей командировки сюда? От того, что вы ответите, будет зависеть, что я вам скажу. Или не скажу.

Хумри задумался. У него теперь нет никаких сомнений: Илемпи – девушка далеко не простая. От нее и сейчас веяло чем-то загадочным. Эта загадочность чувствовалась не в каком-то особом, неповторимом женском взгляде или дамской  мимике, нет. От девушки  как бы исходили некие невидимые лучи или волны что ли. Они пронизывали Хумри и заставляли чувствовать себя настороженно, обеспокоенно и одновременно чем-то притягивали к ней.

– Илемпи, я вижу, вам не очень интересны фокусы с картами, – вместо ответа заметил Хумри.

– С картами – нет, – тут же ответила Илемпи. – В отличие от вчерашнего гостя нынешний просто шулер. Талантливый, конечно, высокий мастер своего дела. Но я уважаю реальных волшебников, скажем так. Но вы, кажется, сегодня тоже не горите желанием узреть чудо.

– То правда, – быстро согласился Хумри. – Тогда что мы здесь делаем? Предлагаю уйти отсюда. Посидим где-нибудь в тихом месте, поговорим.

Надо же, Илемпи не стала хотя бы делать вид, как это положено девушке, что раздумывает, тут же встала, положила под тарелку деньги за еду и выпивку и пошла к выходу. Хумри проделал то же самое.

На улице было прекрасно. После дневной жары спустилась легкая прохлада, да и воздух очистился от дневной пыли и автомобильной гари, и дышалось легко. Шума городского – а он весьма ощущался даже в этом небольшом, в общем-то, Октябрьске – тоже не чувствовалось.

– Может, пойдем ко мне? – предложил Хумри. – Я, как уже говорил, живу в гостинице рядом. Вина прихватим, кофе попьем.

– Вино – это хорошо, – улыбнулась Илемпи. И вдруг, глядя Хумри в глаза, спросила:

– Соблазнить меня хотите? Ничего не выйдет.

– Да нет, – растерялся Хумри и, как бывает, когда человек теряется, начал оглядываться по сторонам. Но что это? Невдалеке от них стояли двое мужчин и делали вид, что оживленно беседуют. Получалось у них это как-то неестественно. Постой! Это же те самые полицейские, которые приходили к нему в номер!

– Я просто привык общаться с людьми в обстановке, где на столе вино, кофе, – более спокойно объяснил Хумри. – Так что не бойтесь вы меня. Если вам так удобнее, можем поговорить и на улице. Только обстановка здесь не самая подходящая. Видите, недалеко от нас двое стоят? Это они приходили ко мне, учинили допрос. Возможно, и сейчас они оказались в этом диковинном месте далеко не случайно.

– Бояться-то я не боюсь. И не только вас, – многозначительно заявила Илемпи, и первая пошла вперед в сторону гостиницы.

На входе Хумри краешком глаза глянул назад. Двое полицейских в штатском подошли к какому-то мини-фургону и сели в него. Значит, будут дожидаться чего-то. Ну и пусть. Плевать.

В номере Хумри вскипятил воду, заварил кофе. Было у него и печенье, овсяное с семечками. Девушку такое угощение, кажется, вполне устраивало. Вообще она держала себя смело, можно сказать, взяла инициативу в свои руки.

– Раз я доверилась вам и пришла в номер, хотелось бы узнать поближе, кто вы, – сказала Илемпи.

В ее голосе, вообще в поведении было нечто такое, требовательное, что ли. Однако весьма уважающего себя Хумри это сейчас нисколько не коробило. Он рассказал о себе весьма подробно. Да и чего скрывать, все в его биографии прозрачно.

– Ян, вы женаты? – задала после этого Илемпи стандартный для девушки вопрос.

– Да, был женат. Она теперь замужем за другим, У нас сын, я его очень люблю… Послушайте, я все о себе да о себе. А вы замужем?

– Я – нет. И вообще быть замужем, любить – это не мой удел.

Хумри пристально оглядел ее всю, будто видел впервые. Девушка сидела в кресле с чашечкой кофе в руке. Бежевое платье плотно облегало ее фигуру. Про такие говорят – точеную. Пожалуй, она стройнее даже Аллы Беловой. Правда, не виляет известными местами, как Белова, потому, может, сексуальности в ней заметно меньше. Но Хумри нравятся как раз такие женщины: стройные, но без признаков вульгарности. Ну и неглупые, конечно. Впрочем, такого не скажешь ни об одной из них. Еще внешний вид Илемпи вызывает у Хумри какое-то необъяснимо странное чувство. Вот вроде бы она молодая, совсем молодая, даже моложе Беловой. И все же почему-то кажется, что он беседует с умудренным опытом человеком… Стоп, Ян, стоп! С чего это ты вдруг начал сравнивать двух молодых девушек?

– А родители? Родные у тебя есть? – спросил Хумри, отведя глаза от Илемпи.

– Родителей не помню. Родных тоже нет. Давайте не будем больше об этом. Мне неприятно.

– Хорошо. Только все же еще один, последний вопрос из этой же серии: почему любить, быть замужем – не ваш удел?

– Ну, это сложно объяснить. Впрочем, я тоже могу стать простой девушкой. При одном условии.

– Каком?

– Об этом я не могу сказать. Пока не могу сказать… Ян, можно еще кофе?

Хумри встал с дивана, подошел к тумбочке, опять налил в чашечки остатки все еще горячей воды из банки, бросил в них по паре чайных ложек кофейного порошка, размешал.

– Ян, скажите, а все-таки чем вы тут занимаетесь? Зачем приехали в наш город? Только не говорите, что собираете материал для романа, – с внимательным прищуром глядя ему в лицо, спросила тем временем Илемпи.

В этот момент исходящая от нее энергия усилилась настолько, что Хумри показалось, что у него поднялась температура. Нет, обычными фразами от нее не отделаться. Хотя можно, конечно, просто не отвечать. Только Хумри здесь нужны друзья, соратники, без них одному ничего не добиться, ничего не найти. А Илемпи, хоть и молода, явно человек с большими возможностями. С какими? Кто знает. В любом случае,  ничего плохого не должно случиться, если ей в общих чертах раскрыть цель приезда в эти края.

– Илемпи, можете дать слово, что услышанное вами дальше этого гостиничного номера не уйдет?

– Конечно, – уверенно ответила девушка. – Не думаю, что вы замыслили что-то противоправное, аморальное, не похожи вы на такого человека. Потому если то, что вы задумали, мне не по нраву, я просто забуду обо всем – и все дела.

Хумри снова присел на диван, наискосок от Илемпи, сделал глоток из чашечки. Оказывается, кофе уже остыл.

– Понимаете, я ищу сокровища.

– Сокровища?

– Да, сокровища.

Илемпи покрутила стоявшую на маленькой тарелке чашечку с кофе, протянула:

– Интерес-сно! А большая сумма?

– Сумма чего?

– Ну, не знаю. Денег, золота, бриллиантов. Что вы ищете-то?

Хумри не сразу нашелся, как все объяснить, потому решил сделать небольшой перерывчик.

– Ой, а кофе-то остыл, – как бы спохватился он. – Надо будет заварить свежий. Дайте мне вашу чашечку, я вымою посуду, вскипячу воду. И выпьем свеженький.

Он собрал со стола посуду и пошел в ванную, включил кран.

– Ян, давайте я все это сделаю, – потянулась за ним Илемпи. – А то неудобно как-то. Мужик занимается кухонными делами, а девушка сидит, как барышня, и ждет, когда ей все подадут.

Здесь, в душевой, между делом Хумри и объяснил девушке, что за сокровища он ищет. При этом Илемпи облегченно вздохнула и повела себя заметно веселее. Даже некая загадочная энергия от нее теперь исходила не так сильно. Тут она взглянула на часы, воскликнула:

– Ой, мне пора. Ян, спасибо за угощение. И за доверие. Я подумаю, как вам помочь.

– Может, тогда перейдем на «ты»? – предложил Хумри. – В нашей среде писателей как-то не принято выкать.

– Хорошо! – легко согласилась Илемпи. – А теперь мне надо уйти, простите… прости.. Приближается полночь.

Хумри тоже взглянул на свои часы. Время было без четверти двенадцать.

– Как ты теперь успеешь? – забеспокоился он. – Я за руль не могу, в кафе  сегодня немного расслабился, и пива выпил, и пару рюмок водки пропустил. Да и сел бы за руль, до полуночи тебя явно не доставить до места. Кстати, ты где живешь-то?

Илемпи, вытерев руки полотенцем, объяснила:

– Знаешь, в километрах двух ближе к городу от того места, где мы с тобой влипли в происшествие, на опушке леса стоит одинокий домик. Адресно он относится к небольшой деревушке, только расположен как бы на отшибе. Я живу там.

– У-у, так тебе добираться и добираться. Как быть-то? – пуще забеспокоился Хумри.

– Ничего, я успею. Для этого мне машина не нужна. Вчера я попросил тебя лишь затем, чтобы не выдать себя. Кстати, вообще-то я спешу не домой… Ну, пока. Позже я тебе все объясню. – Это Илемпи промолвила, уже выходя из ванной.

Пока Хумри просушил посуду и вынес ее обратно к столу, девушки и след простыл. Вот тебе раз! Да уж, сколько загадок в ней, в этой прекрасной фее.

А тут и полночь наступила. Где-то внизу, под зданием гостиницы, опять что-то глухо рокотнуло, потом еще раз, еще. Однако сейчас Хумри на это не обратил никакого внимания. Привык уже.

 

В это время в эфире

– Хозяин. Они в номере.

– Чем занимаются?

– Кофейку пьют. Та-ак… Ага, кажется, деловой разговор пошел.

– Деловой, не деловой, записывайте все. После разберемся.

…………………….

– Ага, они заговорили о сокровищах! Писака ищет сокровища!

– Какие конкретно? Не сказал?

– Что-то говорит. Но тут они ушли в ванную, включили воду, блин, не понять ничего!

……………………..

– Девка вышла из гостиницы.

– Не упустите ее. Когда дойдет до места, задержите.

– Если мотанет из города? Она же не местная.

– Без разницы. Действуйте, как приказано.

– Ладно, погнали за ней.

………………………..

– Бля-а! Она исчезла!

– Как исчезла?

– Так и исчезла. Шла, шла, потом смотрю – нет ее.

– Как это – «смотрю – нет ее»? Ты что, меня за лоха держишь?

Куда ты зенки направлял?

– Хозяин, сукой буду, следил за ней неотрывно.

– Короче, обыскать весь район и найти ее! Завтра я с вами разберусь! Увидим, как ты отмоешься от своего косяка. Конец связи.

 

10

Понедельник для Соловья день тяжелый в буквальном смысле. Главное – не оторваться от работы. Никак. С утра – планерка администрации, подведение итогов прошедшей недели и определение задач на следующую. Соответственно отделы представляют свои планы работы. Их нужно или одобрить, или отклонить, или же потребовать пересмотра и уточнений. А для этого сначала – хочешь, не хочешь – приходится если и не изучать их, то хотя бы чуток вникнуть в суть дела. В любом случае приказы с кондачка не отдашь. Потому после общего сбора на планерке Соловью с начальниками департаментов и их замами приходится долго общаться тет-а-тет. Не все, что делается под руководством главы администрации, можно предать гласности. О-о, если бы о некоторых вещах прознали оппозиционные журналюги и блогеры! Они бы подняли такой хай, что никому мало не покажется. Конечно, люди из окружения Соловья не простаки, они способны выкрутиться из самых сложных ситуаций. Только пришлось бы потратить немереные средства, чтобы ублажить прорву ненасытных правоохранителей, которые возьмутся «проверять сигналы прессы и общественности». Еще главе администрации обязательно самому надо побывать на некоторых строительных объектах, участвовать в мероприятиях. Не зря же его по-современному называют сити-менеджером. Как бы ни было, город живет. Закладываются ли фундаменты жилых домов, запускают ли на заводе новый станок вместо отработавшего свое старья, открывают ли где-то детскую площадку, привозят ли в Дом ветеранов в качестве подарка списанный компьютер – глава везде разрезает ленточки, выступает с речами о прекрасных планах на ближайшие двадцать-тридцать лет, вручает символические ключи и подарки. Хотя в большинстве случаев к этим событиям администрация города не имеет никакого отношения. Но так требует Алла, так требуется по жизни, что Соловей понимает прекрасно. Его имя должно быть у всех на слуху каждый день. А еще пусть жители Октябрьска постоянно видят лик главы города, если не воочию, то хотя бы по местному ТВ, читают в газетах статьи о его успехах по развитию городского хозяйства, по улучшению жизни населения.

И все же в этот понедельник Соловей ограничился лишь парой выездов на места, после чего уже за час до конца рабочего дня вернулся в администрацию и, пригласив Белову, долго с ней что-то обсуждал вполголоса. Затем к нему прибыли заместитель начальника межрайонного отдела полиции и двое мужчин лет тридцати пяти – сорока из числа известных бизнесменов.  Дальше они что-то обсуждали уже впятером.

– Короче, узнайте, где живет эта девица, где работает. Какие сокровища ищет наш гость писака, напал ли он на их след. Если да, как он планирует достать их или что-то в этом роде. Дожидаться самого момента завладения кладом не желательно, можем его и проворонить. Как только станет ясно, что писака узнал о месте схрона, дальше следует его опередить. Хотя, конечно, нам бы самим все проделать раньше него…

– А как опередить, что этот Хумри узнал о месте хранения клада? Он же не станет кричать на всю ивановскую: «Ребята, вон там схрон! В нем бриллианты и золото!» – заметил подполковник полиции Петровский. – Если даже и узнаем о его находке, как к нему подступиться? Он ведь человек не простой, известный писатель, такой хай может поднять на всю страну…

– Владимир Прокопьевич, ты что, мечтаешь провернуть такое дело в белых перчатках? Если информацию о кладе придется выбивать, действуйте смело. В случае чего у нас тут, слава богу, поблизости еще сохранились такие болота… Они в смысле сокрытия… надежнее, чем даже река или море, – успокоил Соловей. Увидев, как поморщился полицейский, грозно добавил, оглядывая всех: – А как вы хотели!? Заграбастать драгоценности на сотни миллионов, да еще зелененьких, и остаться ангельски чистыми? Учтите, если все выгорит, каждый из вас заработает солидную сумму. Короче, подполковник, ты сегодня же начнешь розыск девицы. Прослушку номера писаки продолжить. А вам, ребята предприниматели, я уже говорил, что и как делать…

– У меня нет столько свободных людей, – заметил подполковник полиции. – Чем я объясню начальнику необходимость их задействования в нашей операции?

– Это твои проблемы, – отмахнулся Соловей. – Все, разошлись. Белова, ты пока останься.

Когда все ушли,  Соловей вытащил из бара бутылочку коньяка, шоколад, разлил напиток по фужерам на одну треть, предложил:

– Аллочка, давай-ка выпьем. Что-то муторно на душе. Мы тут все тянем и тянем с нашим кладом, между тем, похоже, про него прознал еще кто-то. Могут ведь нас и опередить.

Белова от крепкого напитка не отказалась, правда, сделала лишь пару глотков, зато шоколада отломила изрядный кусочек. Сам хозяин кабинета опустошил свой фужер залпом, как простую водку.

– Ну, еще неизвестно, за каким кладом приехал этот писатель, – заметила она. – Хотя, конечно, точно за кладом. Теперь это ясно.

– Думаешь, этих кладов здесь, в окрестностях села Козловка, понатыкано немерено? – откликнулся Соловей. – Если и спрятал еще кто-то, таких сокровищ, как у купца Ладейникова, не могло быть ни у кого. Мне бабушка об этом говорила. Уж она-то знала… Мой прадед был не какой-то купчишкой местного пошиба, он работал по всей России. Даже в Хакассии у него были люди, собирали для него пушнину. Потому и сумел он отослать туда и спрятать свою семью.

Белова сделала еще один глоток коньяка.

– Аркаша, я с тобой не спорю. Я просто размышляю, – успокоила она Соловья.

– Ладно, я тоже просто так сказал… Интересно, откуда этот, как его, Хумри прознал про клад? Что ему известно о нем? Какая у него крыша? Есть ли команда и какая? Главное, как я понял, он тоже пока не знает, где спрятан клад. Иначе уже достал бы и с концами. Только насколько он близок к цели? Послушай, Аллочка, нам обязательно надо узнать все это. Проследить каждый его шаг – это одно, а быть в курсе того, что у него в башке, – это совсем другое.

– Ты к чему это? – спросила Белова, – отломив еще  квадратик шоколада и отправив его в ротик.

При этом Соловей заметил, что выступающие чуток вперед и оттого весьма привлекательные, ну, прямо зовущие губы ее от выпитого коньяка заалели без всякой помады. Как, впрочем, и щеки. Черт возьми! Как же она хороша и соблазнительна!

– Базар о том, что выяснением всего этого придется заняться тебе.

– Это прикол? Как я могу это сделать?  Вот напоила, денежки дала. А результат? Ну, узнали, зачем и почему он здесь. Дальше дело твоих борзых. Пусть следят, вовремя перехватят, где и когда надо.

– Милочка моя, все так. Но лучше залезть в его голову. Для пущей надежности. Резонно?

– Если и резонно, как я это сделаю? Я не гипнотизер.

– По-женски, дорогушечка моя, по-женски. Я же тебе намекал. У тебя это получится, я знаю.

– Ты мне предлагаешь?.. – начала было возмущаться Белова, но Соловей накрыл ее ротик поцелуем. Оторвавшись, выдохнул:

– Тебя от этого не убудет. Думаешь, мне хочется отдать тебя кому-то?

Он приподнял Белову с кресла, на руках понес ее в комнату отдыха, аккуратно уложил на диван и начал раздевать. Соловей любил проделывать эту процедуру сам…

 

Семь лет назад

В середине ноября, когда кругом хозяйничала промозглая осень, в хакасском аале, – так у этого народа называется деревня, – затерявшемся в бескрайней тайге в пойме реки Абакан, появился мужчина лет пятидесяти. По всему, он здесь знал все, потому шел уверенно, пройдя по главной улице, свернул в небольшой переулок и остановился возле небольшого, но крепко сбитого дома. Стучаться не стал, сходу торкнулся в калитку, которая, по местным обычаям, в любое время суток закрывалась лишь на щеколду. Мужчина прошел по деревянному настилу к сеням, опять же не постучавшись, вошел внутрь, уверенно нащупав в темноте  ручку, открыл дверь в избу… В прихожей никого не оказалось, но из кухонного закутка слышалось позвякивание посуды.

– Батя, маманя, вы дома? – громко спросил мужчина.

На какой-то момент в кухне все стихло. Затем оттуда вышла старуха ближе к восьмидесяти годам, в странной для этих мест одежде, не похожей ни на русскую, ни на хакасскую. На ней было зеленое платье в клетку с двумя бордовыми оборками, поверх него завязан явно не кухонный белый фартук особого кроя, с вышивкой ломанными под девяносто градусов углами. На голове – зеленый платок, опять же завязанный складным углом в верхней части…  Присмотревшись, она узнала мужчину, надрывно охнула и подалась к нему:

– Аркаша! Сынок! Вернулся! – И приникла головой к его груди. Тут же оторвалась на миг, крикнула в сторону кухни: – Старый, чего ты сидишь там? Выходь, сынок наш возвернулся!

Тут и хозяин дома явился. Это был старик, судя по всему, старше старухи, однако все еще крепкий, вполне здоровый для своих лет мужчина: и слышал хорошо, и зрением не страдал. В отличие от старухи, он бросаться к сыну не стал, подошел к нему степенно, подал руку, а другой слегка приобнял за плечо.

– Здравствуй! – глуховатым голосом поздоровался он. – Чего встал-то у двери? Раздевайся. Скидывай свою тюремную робу и проходь. И айда ужинать. Мы тут как раз… Хотя, мать, давай накрывай стол в зале. Сколько лет не виделись…

Вот тогда, за столом, и состоялся разговор, который сменил все планы Аркаши Соловья по налаживанию жизни на воле, которые он вынашивал по ночам, лежа на шконке, не смыкая глаз.

После третьей рюмки отец отставил бутылку с водкой в сторону, сказал:

– Ладно, сынок, бог троицу любит. А теперча давай потолкуем. Наперво, надеюсь, ты не в бегах? Дали-то тебе шесть лет, а отсидел всего четыре.

– Не беспокойтесь, родные мои, – сразу ответил Аркадий. – Я по УДО. За хорошее поведение. Косяков не имел, потому хозяин меня не трогал. А так был наиболее грамотный, потому моей помощью пользовался бугор, он и защитил от лиха в первое время. А дальше… Я козловством не замаран, так что и урки тоже были мне кентами.

– Ладно, коли так, – успокоился хозяин дома. – Токмо ты забудь эти тюремные словеса-то. Это выдает… А так, как же тебе не быть самым грамотным. Чай, до отсидки у главы району в замах ходил. За него и сел. Будешь отместкой-то заниматься? Он ить кинул тебя ни за грош.

– Не, батя, не стану мараться, – решительно сказал Аркадий. – Да и… Если рассудить, все одно я сам тоже виноват. Хотя бы потому, что позволил себя охмурить.

Старик снова взял бутылку, разлил себе и сыну по рюмочке. Мать не пила, ее посуда так и стояла полная с первого раза.

– Правильно рассудил, сынок, – одобрил он. – Ты ж с высшим образованием. С настоящим! А тебя обвел вокруг пальца какой-то сморчок с купленным дипломом. Чего теперча-то, пусть будет уроком. Давай выпьем за то, чтобы впредь тебя миновала чаша невезения. В нашем роду ни недоумков, ни невезучих не было.

Выпили.

– А прадед? – выдохнул Аркадий. – Сам же сказывал, как ему не повезло.

– То другое, – не согласился отец. – То это, как ее, классовая драка. Лодыри и завистники почали отнимать нажитое у трудяг. И убили твоего прадеда нелюди… Это ладно, чего уж теперча. У тебя как, планы-то на дальнейшее житье-бытье имеются?

– Кое-что наметил, батя. В начальство не полезу. Бизнесом займусь. Как решать вопросы с властью, полагаю, знаю. До отсидки на деле учился, ну, ошибся, и то урок. И в колонии сведущих людей наслушался. Надеюсь, какое-то бабло из накопленного прежде сохранилось, для начала сойдет. А там видно будет,

– Ну и ладно, – довольно согласился старик.

Еще посидели, поговорили. Пора было и ко сну. Тут старик глянул на свою старуху, то ли спросил, то ли сообщил о своем решении:

– Как, мать, откроем сыну наш секрет? А то ведь скоро уйдем в мир иной, все и сгинет вместе с нами.

– Воистину так, Ваня, воистину так. Я ить сама хотела тебе подсказать об етом, – согласно закивала головой старуха и, приготовившись слушать, что скажет муженек, поставила правую локоть на стол, положила на оттопыренную ладошку голову, другой рукой приоткрыла платочек над левым ухом, направленным в сторону главы семьи.

И тут отец буквально-таки ошарашил Аркадия. Оказывается, его прадед, то есть дед Аркашиной мамы перед арестом энкевэдэшниками где-то на родине припрятал неслыханные сокровища. Не менее двух пудов золота, а главное, целый сундучок с бриллиантами да драгоценными камешками, которые стоили в разы больше того самого золота. Откуда это у него могло накопиться? А дед матери был знатным купцом, вел дела по всей России, в том числе якшался и с хакасскими охотниками. Фамилия того деда была Ладейников. Это мать стала Соловьем, когда вышла замуж за Ивана Соловья. Соответственно и Аркаша принял фамилию отца. А жили коренные Ладейниковы, оказывается, вовсе не в Хакассии, а в далекой Айвании, что в европейской части России.

– Что же вы молчали об этом до сих пор? – с упреком развел руками Аркадий. – Такой капитал зря пропадает!

Тут в разговор вмешалась старуха:

– Мне бабушка, затем и мама говорили, что богатство это должно пойти лишь на богоугодное дело. Так наказал дед, когда отправлял семью в эту Хакассию, к своему хорошему знакомому. Когда началась великая война с ерманцами, бабушка решила, что пришла пора использовать богатства в помощь армии. Для этого она послала на родину сына, моего дядю Миккула. Мама говорила, что он опосля отписался бабушке. Дескать, до места доехал, токмо использовать богатства на пользу людям не получилось… И сгинул после этого. Дальше война закончилась. Лет через двенадцать матерь моя отошла. Мы с отцом тогда уже были женаты. Памятуя о ее завещании, все дожидались, когда же придет то время, когда люди почнут жить по-божески. Токмо тогда мы должны были пустить в дело богатства деда.

– И вы теперь решили, что вот оно, богоугодное время, настало? – не удержался от сарказма Аркадий.

– Не, сынок, не настало, – спокойно ответил старик. – Токмо я так понимаю, что в Рассеюшке теперча оно и не настанет. Так что единственная полезность дедовского богатства будет, ежели использовать его на благо его наследников. Ну, не совсем же пропадать добру, что он нажил и сохранил ценой собственной жизни!

Возразить на это было нечем.

 

11

Какой-либо определенный план на день Хумри так и не составил. Он с нетерпением ждал лишь встречи с Илемпи. Чутье подсказывало: девушка не случайно обронила, что подумает, как ему помочь. Кто она такая – Хумри пока окончательно так и не понял. Только не простая она, ох не простая. Вдруг и правда сумеет хоть чем-то поспособствовать ему? Как бы ни было, Хумри сейчас приходилось хвататься за каждую соломинку, ибо в данный момент он оказался в полной неопределенности. Где искать то, о чем говорил профессор Кирдяпко? Ведь в городе не осталось даже следов от того села, которое располагалось когда-то на его месте. Да и среди оставшихся в свое время в городе сельчан не было тех, кто помнил те далекие тридцатые годы. Впрочем, профессор предполагал, где может находиться клад. Только как теперь определить то место, коли все село фактически стерто с лица земли? Хотя стоп! А что, если… Хумри даже хлопнул себя ладошкой по лбу: вот олух царя небесного, как же он до этого не додумался? Надо найти план села Козловка. Он же наверняка был. В царские времена землеустроители трудились весьма усердно. По их плану можно сверить основные объекты.

Позавтракав в буфете гостиницы парой сочней с кофе, Хумри отправился в знакомое уже место – в городской архив. Поискав с полчаса, ему все-таки нашли план села Козловка. Только оказалось, что по нему трудно совместить объекты современного города, потому как на плане указаны лишь направления света в виде стрелки компаса, а ни широта, ни долгота не прописаны. Хотя… Хумри вспомнил заметку в райгазете, в которой говорилось о закрытии церкви Рождества Христова села Козловка и о планировании открыть в нем заводской Дом культуры. Ну, вроде бы теплее. Дом культуры просто так, бесследно, не исчезнет. Так что делать? Расспрашивать, где находится заводской Дом культуры и то, что теперь вместо него? Или лучше вернуться в гостиницу, включить ноутбук, войти в Интернет и определить адрес этого здания по карте Октябрьска?

Недолгие размышления прервала появившаяся тихо, как кошка, Белова. И как это ей удается на таких каблуках?

– Здравствуйте, господин писатель! – шутливо поздоровалась она. – Без нашего архива никак?

– Здравствуйте, госпожа Белова, – в таком же тоне откликнулся Хумри. – Да, никак. И без вашего архива. И без вас.

Белова подошла к столу с лицевой стороны, прислонилась к нему, встав боком к Хумри. При этом чуть выше столешницы отчетливо выделялась ее известная округлость. Да уж, ничего не скажешь, соблазнительная дамочка. Бывают же такие женщины, при одном виде которых у мужчин непонятно почему появляются фривольные мысли! У любых. А Хумри еще в том возрасте, в каковом перестать думать о таких вещах просто невозможно.

– Ну, ну. – Белова перешла на серьезный тон. – Ян, если вам на самом деле нужна какая-то помощь, обращайся ко мне. Чем смогу – помогу.

– Я и так перед тобой в долгу, – отвел глаза от ее округлости Хумри. – Его я обязательно возмещу. Как только окажусь в Саринске, деньги тут же пришлю. Хоть на вашу карту, хоть на счет – что мне сами назовете.

– Да ладно вам! – как-то по-женски игриво отмахнулась Белова, при этом нечаянно коснувшись вытянутой к плану села ладони Хумри. Коснулась и чуть задержалась в таком положении. – А вообще мне бы хотелось продолжить начатый с тобой в прошлый раз разговор. Весьма было интересно.

«В прошлый раз»… Какой же такой интересный разговор был у них тогда? Хоть бы вспомнить малюсенький отрывок, может, весь клубок раскрутился бы. Только нет, не помнит Хумри ничего. Надо же было дураку напиться до чертиков в глазах и впасть в полное забытье.

– М-да, – неопределенно хмыкнул Хумри, не зная, как реагировать на просьбу или предложение Беловой. Да и непонятно, всерьез она или подтрунивает?

– Я так понимаю, Ян, что у тебя нет желания больше общаться со мной? – сделав хитрое лицо, то ли продолжала шутить, то ли на полном серьезе сказала Белова.

– Что ты, что ты, – смутился Хумри. Как-никак, он все же ее должник. Это уважающего себя мужчину напрягает.

– Тогда давай пообедаем сегодня вместе? Не возражаешь?

Однако…

– Я часам к двум приду к вам в гостиницу…

Да уж, в напористости Беловой не откажешь. С другой стороны, если ей так невтерпеж с ним пообщаться, ему ведь это дело тоже не безразлично.

– Хорошо, я буду ждать тебя в ресторане, – сказал Хумри.

– Не надо в ресторане. В таких заведениях лишь в кино можно поговорить спокойно, – возразила Белова. – Мы пообедаем в номере. – И рассмеялась. – Да не парься ты, я все организую сама. Тебе, не раз побывавшему, надо полагать, в европах и прочих зарубежьях, наш городок наверняка кажется провинциальным глухим уголком. И тут нечем возразить. Но и в нем есть люди, которые живут вполне цивилизованно, уж поверь.

Хумри стало окончательно неловко. К тому же и «в европы» он выезжал всего пару раз, и то в Турцию, где отдыхал по путевкам «все включено», потому не было нужды гулять по ресторанам.

– Да верю я. И вижу, – с некоторым опозданием высказался он насчет цивилизованности Октябрьска.

Ладно, так и быть. Обед в номер он как-нибудь выдержит. Только непонятно, с чего это она набивается к нему в друзья? То, о чем может подумать любой мужчина, отпадает. Для такой выразительной молодой женщины мужчина, которому скоро сорок пять, может, и годится для чего-то, но только не для любовных утех. Иных «мужских» достоинств, как большие деньги, высокая должность, у Хумри нет. Это все, скорее всего, у Соловья, который, возможно, пенсионного возраста или около того. Впрочем, о нем Хумри подумал так, для сравнения, исходя из того, что сити-менеджер вряд ли случайно назначил в помощники такую молодую девицу. Однако зачем-то же хочет она сблизиться с ним?

Белова постучалась в номер ровно в два часа. Немецкая точность, однако! Как-то не похоже на поведение девушки, пришедшей на свидание. Если же она и пришла на свидание, то, скорее, лишь на деловое. Кофточка рубинового цвета с весьма открытым воротом, вернее, совершенно без него, темно-серая, почти черная атласная юбка, плотно облегающая бедра, удлиняющие и без того длинные прекрасные ножки черные открытые туфли с рубиновой застежкой давали повод думать и так, и этак.

Для начала полюбезничали. Затем Белова вызвала человека из ресторана, сделала не обильный, как принято у новых русских, но изысканный заказ из закусок, пары блюд, виски “Chateau Margaux” и вина “Jim Beam”, а в качестве напитка – русский квас!

– Господин писатель, это все – за счет заведения, – мило улыбнувшись, сразу предупредила Белова.

Как это понимать? Как уважение? Как сочувствие? Или как подтрунивание на грани насмешки по поводу его несостоятельности?

– Зачем? Я могу заплатить сам, – возразил Хумри.

– Ну… – Белова чуток подумала, соображая, как лучше ответить. – Я хочу показать, что сближаюсь с людьми не из-за их финансового или властного положения. Мне больше интересны интеллектуалы. Вообще, давай закруглим подобные разговоры. Лучше налей мне вина.

После первой рюмки Хумри и бокала Беловой, наконец, разговорились.

– Ян, скажи, пожалуйста, над чем ты сейчас работаешь? Какой материал собираешь для своего романа у нас, в Октябрьске? Мне кажется, в век интернета ездить и записывать рассказы стариков и старушек – это не очень эффективно. Конечно, повидаться с живыми людьми, наверное, интересно и надо. Но не неделями же этим заниматься. Когда и что происходило, по крайней мере, в период существования нашего города, известно от А до Я.

Раскрыть, что ли, ей цель своего приезда? Вдруг, действительно, от нее будет прок? Может, она не ради красного словца сказала, что чем сможет – поможет. Но тут вспомнилось предупреждение профессора Кирдяпко… Нет, надо все же обождать, убедиться в ее искренности. Все-таки странновато: случайно встретились, и тут же готова помочь…

– Аллочка, понимаешь, документы – это одно, а живой рассказ – совсем другое. Человек, когда говорит, меняет тональность, делает какую-то мимику, переживает или радуется своим воспоминаниям. Этого же, положим, в распоряжениях твоего руководителя нет. Нет их и в документах прошлых столетий.

– Это правда. Нам, простым смертным, вас, инженеров человеческих душ, не понять, – вроде бы согласилась Белова. Тут же неожиданно предложила: – Ян, а давай выпьем на брудершафт.

Вот это переход! Как ей откажешь. И зачем?

Постбрудершафтный поцелуй оказался долгим, глубоким и… сильно возбуждающим. Алла целовалась  как-то по-особенному, словно всасывая поочередно каждую губу Хумри, одновременно слегка шевеля языком, но не засовывая его в рот. Хотя, возможно, Хумри просто не встречался с современными «европеизированными» женщинами и потому самые обыкновенные вещи воспринимал как открытие. Все же они с Аллой люди разных поколений. Да и не гуляка Хумри, хотя, конечно, и не святой. Тут еще она так плотно прижалась к нему, что он сквозь тонкую футболку чувствовал не только ее упругие груди, но и все изгибы ее спортивного тела.

Дальше пошло-поехало. Какой же писатель не любит при случае выпить и расслабиться. Хумри не исключение, хотя в последние годы и старался воздерживаться от излишеств, а совсем недавно вроде бы дал себе слово не перегибать с алкоголем. Что поделаешь, творческим людям время от времени требуется разрядка. Иначе мозги от постоянных размышлений могут расплавиться. Или, говоря проще, можно запросто свихнуться. Все же, несмотря на приятную расслабленность, Хумри на этот раз следил за собой, старался не перепить. Тем временем время шло, обед плавно перешел в ужин, наступил глубокий вечер. Алле в такую прекрасную летнюю ночь, само собой, совсем не хотелось оказаться одной в своей неуютной квартире… Да уж, та ночь в номере гостиницы  прошла совсем иначе, чем день: бурно, временами взрывоподобно. Алла удивляла своими возможностями и способностями. К тому же Ян явно истосковался по женщинам… А между любовными цунами они говорили, говорили. О чем? Да бог его ведает, Хумри и не помнил ничего, хотя и не был пьян. Он в эту ночь вообще забыл обо всем, в том числе и о клубе фей, где хотел встретиться с Илемпи.

 

12

Соловей встретил Белову с ехидной ухмылкой:

– Ну и дала ты жару этой ночью! Вся гостиница, наверно, не спала из-за твоих стонов и криков.

Чего-чего, а такого Белова от него не ожидала. Сам же приказал… Она огрызнулась:

– А тебе завидно, что кто-то другой может меня так завести?

Соловей быстро остыл.

– Извини, я шутейно брякнул, – пробормотал он. И тверже добавил: – Как я понял из вашего любезного базара…

– Аркаша, ну, сколько можно? – поморщилась Белова. – Завязывай ты с этим воровским жаргоном. Ты кто сейчас? Светский человек, чиновник немалого ранга. Ты же умный мужик, с реальным высшим образованием. Не то, что твои начальники недоумки.

– Извини, Аллочка, вот не хочу, а слова вылетают сами собой, черт бы их подрал. Ну, давай, рассказывай, что ты нового разузнала.

– Твои шестерки тебе разве не доложили? В номере же прослушка.

– Прослушка прослушкой, а твои впечатления тоньше и точнее. Да и микрофоны эти не настолько хороши, чтобы охватить весь номер.

Белова, вопреки привычке, села не рядом с Соловьем, а как обычный посетитель напротив сбоку, за овальный столик-приставку, и начала рассказывать.

– Вывод такой, – подытожила она. – Хумри действительно ищет клад. Похоже, он знает, что там много чего, потому называет его сокровищем. Еще сказал, что сокровище это такое, что может повлиять на жизнь не просто отдельных людей, а целого народа.

– Можно и так сказать, – согласился с ней Соловей. – Драгоценностей там должно быть столько, что годовой бюджет нашего города по сравнению с ним покажется сущим пустяком.

– Еще я поняла, что клад должен находиться в чьей-то могиле. Типа то ли блаженного, то ли прокаженного. В общем, какого-то такого человечка, которого хоронят не на общем кладбище. И правда, на общем кладбище вряд ли кто решился бы оставить такие несметные богатства. Так что, думаю, нам лучше сосредоточиться на поисках именно таких могил. Что важно, у писателишки этого нет никакой команды. Его преимущество – в знании возможного места клада.

– Было, – прервал Соловей Белову. – Было такое преимущество. Только оно теперь переходит к нам, раз он одиночка, а его секрет нам известен. В отличие от него, мы можем поднять всех знатоков местной старины, чтобы определить, где захоронены богатые люди. Так давай, организовывай поиски. Это все по твоей части. Только тише, пожалуйств, без шума.

– Это понятно. И еще. За писакой нужна тотальная слежка. Пусть в его машине установят микрофончик и следят за ним круглосуточно.

– Менты же и так следят. Правда, не круглосуточно, конечно. На ночь они пост у гостиницы снимают. Мало у них людей, своих же дел полно. Да и необходимости в ночной слежке, думаю, пока нет.

Белова на минуту замолкла, оценивая слова Соловья. Похоже, они ее не удовлетворили.

– А вот ментов от этого дела я бы совсем отшила, – сухо заметила она.

– Почему это?

– Они опасны. Если прознают, что к чему, выхватят у нас все из рук. А мы с тобой можем оказаться там, откуда ты вернулся семь лет назад. Или ты им доверяешь? Думаешь, раз ты хозяин города, они тебя не ослушаются?

– Нет, так не думаю, – согласился Соловей. – Это такой народ… Да и не реальный я хозяин города. А вот когда найдем с тобою клад! Тогда и станем хозяевами. Мы тут такое развернем! Город-то наш расположен на очень выгодном месте. Железная дорога, трасса на Москву, большая река… Сам бог велел его развивать.

– Почему сейчас не занимаешься этим? – не удержалась Алла, чтобы не съязвить.

– Зачем? Ну, построим заводы, туристические комплексы, еще что-то. Так это же будет не мое. Нет, кое-какую маржу от них, конечно, я тоже могу иметь. Только кем я буду при этом выглядеть? Да и небезопасно стало взимать мзду в наше время. И вообще, я тут хозяин, сама знаешь, пока мой тесть там, – кивнул головой куда-то вверх Соловей. – А так я все построю, всему стану хозяином сам, и все доходы по-любому будут моими. И у меня станут просить милостыню всякие начальники и правоохранители. Я им дам. Знаю, без этого не обойтись. Не бывает так, чтобы зерно в амбаре не досталось и мышам. Но, Аллочка, дорогая, это же совсем другой коленкор…

Поговорили еще о том о сем, выпили по второму-третьему разу. Тем в этот раз и ограничились.

– Так что, мне встречи с Хумри продолжать или как? – спросила Белова, встав из-за стола и многозначительно полуобернувшись так, что ее без того тонкая талия стала похожа на муравьиную.

В такие моменты Соловей совсем терял голову и притягивал ее к себе, вкруговую обхватив эту тонкую талию своими лапищами. Но в этот раз он сдержал себя и неопределенно хмыкнул:

– Пока или как.

– Тогда…

– Нет, сегодня ко мне приезжать не надо. Кто-то жене накапал про нас, и она сейчас меня контролирует жестко.

– Аркаша, ты что, ревнуешь меня к нему? Сам же посылал, – по-своему поняла его отказ в интимной встрече Белова. Правда, высказалась без нотки сожаления в голосе.

– Нет, дорогая, нет! – горячо откликнулся Соловей. – Я бы хоть сейчас развелся со своей курвой. Только ты же знаешь, мне пока нужна поддержка тестя. Вот найдем клад, тогда, думаю, я сразу порву с этой семейкой. И ты станешь моей законной женой, даю слово.

Почему-то на это страстное обещание Белова не отреагировала никак. Лишь в голове промелькнуло: «Дурачок, думаешь, сплю и вижу себя в роли твоей супруги? Как бы не так! Вон, какие есть мужчины, да без хвостов. Сильные, умные. Правда, бедные, но это поправимо». Минуточку! О чем это она? Нет, нет, пока подобным мыслям не должно быть ходу. Это она вспомнила просто так, для примера.

…Вечером к Соловью в загородный дом подъехали трое друзей, с которыми он не встречался давно. Между тем это были его самые близкие, самые надежные товарищи. Правда, несмотря на это, Соловей по обоюдной договоренности общается с ними редко, старается не показывать, что они близки. Познакомился с ними Аркадий Иванович еще семь лет назад, когда впервые появился в Октябрьске с намерением налаживать свой бизнес. Понятное дело, упасть в любой город с неба и завести свое дело – такая мысль нынче может прийти в голову лишь безумцу. Но Соловью пойти на такой шаг посоветовали дружбаны по колонии. У них тут были свои люди, весьма влиятельные, главное же – обязанные им многим. Они и помогли Соловью-Хакасу быстро пустить корни в Октябрьске, уступив деловую долю в поделенном уже по-справедливости городе. Впрочем, долю эту Соловей вернул им тут же, как только стал главой администрации Октябрьска, кресло которого удалось занять тоже не без их помощи… Вчерашние авторитеты Октябрьска Леший, Валок и Кузнец теперь значились как успешные предприниматели Алексей Петрович Вашуров, Валентин Васильевич Бритвин, Кузьма Егорович Стальский. Они старались держаться чинно, важно, однако временами у них нет-нет, да и проступали повадки бывших блатных. То кто-то забудется и начинает не есть, а жрать, то другой ляпнет словечко по фене. Каким бы ни был важным повод для встречи, хозяин сначала всех усадил за стол с винами и яствами. Прислуживала гостей… сама супруга Соловья, которая здесь, в загородном доме, вообще-то появлялась редко. Похоже, анонимный донос про похождения мужа подстегнула ее стать более активной его спутницей.

Когда стало заметно, что друзья наугощались достаточно, но не до такой степени, чтобы разум отключился, Соловей обратился к ним по поводу своего дела:

– Братва, есть большая работа. Риска никакого, законов и понятий мы не нарушим. Однако ж требуется исключительная исполнительность. Если все выгорит, вы все станете богатыми людьми. – Заметив кое у кого ухмылку, особо подчеркнул. – Я знаю, что никто из вас не бедствует. Но вы станете очень, очень богатыми. Если и не выгорит дело, я вас отблагодарю достойно. До сих пор мне помогали менты. Однако они для дальнейшей работы не годятся. И вообще, западло нам с ними дружить. Ну, как, согласны? Насчет моих слов – вы меня знаете.

Леший, – мужчина плотный, высокого роста, – оглядев товарищей, кивнул хозяину дома:

– Говори, Хакас… э-э, прошу пардону, Аркадий Иванович.

– Значит, так, братва…

И Соловей долго и обстоятельно объяснил, в чем суть работы и кто чего должен делать конкретно, начиная прямо с этого дня.

 

Семь лет назад

Побыв дома неделю, Аркадий Соловей отправился в путь, в далекую Айванию. То есть на родину своих далеких предков. Отправился не просто так, ради любопытства, а пытать счастья. Родители проводили его до калитки, на улицу выходить не стали: плохая примета.

– Да поможет тебе Господь! – перекрестила сына в спину мать, когда тот дошел до перекрестка. И расплакалась.  – Уж и не ведаю теперча, свижусь ли ишшо когда с тобой, сыночек…

А Соловей шел к большаку, все ускоряя шаг. В рюкзаке у него было белье на первый случай, еда, которую силком заставили взять родители. Они за всю свою взрослую жизнь дальше райцентра не выезжали и не представляли, какое нынче обслуживание в дороге. И еще в рюкзаке имелись два бруска золота. Девятьсот девяносто девятой пробы! Прадед был молодец, знал, что делал. «Это бабушка моя смогла привезть сюды немного золотишка и камней. Да воспользовалась ими мало. Как и матушка моя. Не было в этой глуши на это необходимости», – объяснила сыну старая мать. «Да и рискованно было при большевиках-то пользоваться золотишком. Сунешься в банк, чтобы на купюры обменять – объясняться надо, откуда да почему. А как объяснишь-то? Что дед с бабкой  сумели припрятать золото от Советской власти? Вот и схоронили мы его до сих пор. Ноне, конечно, волю дали золоту-то, токмо нам теперча ни к чему богатства. А тебе пригодятся», – добавил отец. Как бы ни было, желтые увесистые слитки грели душу Аркаши, прибавляли уверенности в своих силах и возможностях.

Однако по прибытии на место Аркадия Соловья ожидало большое разочарование. Оказалось, Козловки, о которой толковали родители, нет и в помине. На его месте вырос целый город, в черте которого от крупного села не осталось ни кусочка. О каком-то ведьмаке и подавно никто не слыхивал. Что неудивительно. Столько времени прошло! А ведьмак тот еще в тридцатые был глубоким стариком. И где теперь искать этот клад? После небольших раздумий Соловей решил не отступать и обосноваться в городе капитально. А там потихоньку будет заниматься своим главным делом – поиском клада, оставленного прадедом, купцом Ладейниковым. Для начала  же взялся за бизнес, чтобы через него закрепиться в городе. Тут Соловью сильно подфартило. Две тысячи двенадцатый год был отмечен самым высоким спросом на желтый металл. За два слитка ему удалось выручить шестьсот тысяч долларов! Можно было заполучить и больше, только он не стал связываться с банками, решил сбыть желтый металл с рук на руки, посчитав, что так менее рискованно. Запоздай с обменом на год, все стало бы иначе… На вырученные деньги Соловей купил солидную авторемонтную мастерскую, действовавшую еще при советской власти. С местными крышами он быстро нашел общий язык на вполне приемлемых условиях. Помогла отсидка, как самим фактом отбывания срока, так и тем, что в зоне бывалые урки преподали ему немало полезных уроков из своего опыта. Главное же – в Октябрьске у его дружбанов по колонии оказалались свои преданные люди…

 

13

Бизнес  Соловья быстро набрался сил и расширялся из года в год, можно даже сказать, процветал. Только не за этим же он переселился на свою историческую родину. Такого успеха он мог добиться и в Хакассии. Главным для него было найти сокровища прадеда. Их стоимость в переводе на современную валюту даже представить трудно. По рассказам родителей, одно оставленное прадедом золото могло оцениваться в сотни миллионов долларов. А бриллианты, драгоценные камни? Как понимал Аркадий, прадед мог насобирать их в Сибири несметно. Ведь многие аборигены в те времена даже не представляли их истинную ценность, чем купец, конечно же, воспользовался по пределу.  Потому и простирал он свои руки далеко на восток от той же Хакассии. Только вот прошел год, другой, а о сокровищах прадеда Соловью все еще приходилось лишь мечтать. И правда, где их искать, коли от самого села Козловки не осталось и следа? Он понял, что за пару-другую лет ему задуманное не осуществить. Требовалось обосноваться в городе обстоятельно, набрать сильную немногочисленную команду. И Соловей начал присматриваться к властной элите Октябрьска, чтобы стать в ней своим. Оказалось, это не так-то просто. Правда, используя связи с сокамерниками, которые он не терял, удалось выйти на одного местного авторитета, ставшего по гордским масштабам довольно-таки большим начальником. Через него Соловей сумел проникнуть в круг властителей города. Только этого было мало. Ему бы самому завладеть городом, чтобы иметь возможность планомерно прощупать каждый его потайной уголок. Как этого добиться? Не объяснишь же даже соратникам, зачем ему это надо. Желающих стать хозяином города без него хоть пруд пруди, а он – человек как бы пришлый, ему такая перспектива точно не светила.

Как иногда бывает в жизни, помог господин случай. Хотя, если разобраться, вся жизнь состоит из случайностей. У главы города Энвера Азизова, человека богатейшего, которому прочили скорый переход в Шубашград – столицу Айванской Республики на высокую должность, овдовела сорокачетырехлетняя сестра Алсу. Муж ее, владелец мебельной фабрики, созданной на месте бывшего комбината автофургонов, погиб на охоте при весьма странных обстоятельствах. Почему-то никто в них разбираться не стал. Уголовное дело открыли по каким-то признакам и вскоре закрыли за отсутствием таковых. Вдова тоже недолго предавалась безутешному горю. Видя такое, Соловей подумал, подумал и решил с ней познакомиться поближе… Долго ли, коротко ли он добивался ее внимания, в итоге все же добился. Хотя это далось не просто, поскольку вокруг вдовы начали увиваться сразу несколько альфонсов, более молодых, сильных и статных. Только женщина оказалась уже умудренная опытом. Поговаривали, что муж Алсу тоже был моложе нее лет на пять и все норовил сходить на сторону при любом удобном случае, да все больше к совсем юным девицам. А Соловей – он, хоть и старше, мужчина еще ого-го, к тому же владел солидным бизнесом и на роль альфонса точно не претендовал. Короче, через полгода после смерти мужа Алсу они сыграли свадьбу…  А там пошло все как по маслу. Вскоре, после очередных выборов в парламент Айванской Республики, шурина утвердили аж главой правительства республики. Тот порекомендовал депутатам Октябрьского городского собрания избрать на освобожденное им место главы администрации или, по-современному, сити-менеджера города Соловья. За его предложение слуги народа проголосовали почти единоглдасно. После этого положение Соловья сильно окрепло. Только до осуществления главной цели все еще было далеко. Может, потому, что он своими намерениями не делился даже с шурином. И тут, откуда ни возьмись, подвернулась Белова. Как и почему – честно говоря, сам Соловей так до конца и не понял. Говорили, что она немка. Настоящая ее фамилия Вайсс подтверждала это, хотя сама Белова отнюдь не отличалась светлой арийской кожей. Будто бы ее родители переехали в город Октябрьск в семидесятые годы, когда здесь открылся филиал Харьковского электроаппаратного завода. Сама Алла Белова окончила, оказывается, юридический факультет университета и какое-то время прослужила в полиции в Шубашграде. Когда не стало отца, затем вскорости и матери, она вернулась в Октябрьск, потому как наследство родители оставили ей немалое. Пока она жила в городе и размышляла, как быть дальше – остаться при богатом наследстве или продать все и податься обратно в столицу республики, ее приметили люди Соловья. И она оказалась его помощником. Белова с Соловьем поняли друг друга с полуслова и быстро сблизились, теперь ищут клад вместе.  И вот Белова сумела-таки разузнать, что клад, скорее всего, спрятан в чьей-то могиле. Чья она и где находится – это пока большой, большой вопрос.

 

14

День у Хумри начался с самобичевания. С чего он вчера так расслабился? Конечно, приятно было вспоминать, что произошло между ним и Беловой. Только, перебирая в памяти все происшедшее последовательно, Хумри понял, что лично его заслуги в случившемся никакой. Она захотела сблизиться с ним, она это и сделала. Увидела в нем мужчину своей мечты? Навряд ли. Конечно, Хумри мужик не слабый, только Беловой требуется не только это. Такие женщины, несмотря на, можно сказать, юный возраст, люди прожженные и зазря ничего не делают. Это-то Хумри понял давно. Так чего ей от него надобно?

Хумри постарался, как мог, вспомнить происшедшее этой ночью до каждой мелочи. Выходило, что, как бы мимоходом, невзначай, на самом же деле весьма настойчиво Белова выпрашивала у него о цели его приезда. Убаюканный и восхищенный ее чарующими нежностями и умело представленными женскими прелестями, чего его бывшая супруга, тоже не лишенная телесных достоинств, не смогла бы сделать, хоть озолоти ее,  Хумри, помнится, не удержался и проговорился-таки о поиске неких сокровищ. После чего Белова стала настолько ласковой и податливой, что трудно поверить, как такое вообще может быть. И Хумри совсем потерял голову. Да и память тут на какой-то момент отшибло. Теперь вот никак не вспомнить, говорил он тогда, какие конкретно ищет сокровища? Профессор Кирдяпко советовал этого не раскрывать никому, Хумри его напутствие вроде бы зарубил себе на носу. Кажется, он в этих убаюкивающих разговорах с Аллой все же не уточнял, какой конкретно клад его интересует. Или ему так хочется думать? Да уж, слабак ты, писатель Хумри, раз любая баба может воздействовать на тебя своими чарами. Слабак. В дальнейшем надо быть осторожнее.

Впрочем, в случившемся есть и кое-что положительное. Не в смысле утех, а по делу. Стало ясно, что Белова, – вернее всего, его покровитель, – тоже сильно интересуется наличием какого-то клада в черте города. Как человек весьма деятельный, она тоже наверняка ищет место, где он хранится. При этом у нее возможностей гораздо больше, хотя бы в силу ее должности.  Вспомнилось сборище бомжей в сквере, которых городской чиновник призывал искать старые захоронения. Не случайно же оно проходило под эгидой городской власти, как теперь стало понятно, под присмотром той же Беловой, курирующей в городе сферу культуры. Ясное дело, бомжей нацелили именно на поиск местонахождения клада.

Переживал Хумри и за то, что вчера он променял на утехи с Беловой очень важную встречу с Илемпи. Теперь вынужден без толку потратить целый лишний день, дожидаясь вечера в клубе фей. А если Илемпи не придет? Она же не обязана ходить туда ежедневно. Да и обидеться могла, девушка все-таки. Черт, черт, черт! Сколько за свою жизнь Хумри твердил себе, что если хочешь добиться чего-то весомого, крупного, человеческие слабости надо оставить в стороне, иначе они затянут тебя в обыденщину, как забуксовавшую в грязи машину в кювет.

Обо всем этом Хумри размышлял, сидя на скамейке без спинки в городском парке, если можно так называть эту запущенную небольшую рощу. Хотя она, похоже, все еще оставалась привычным местом отдыха горожан. Может, оттого, что не было иных подходящих уголков. Правда, уже в километре с небольшим от окраины города начинется замечательный настоящий лес. Судя по карте, он тянется вдоль Суры на север почти до устья Волги, а южной стороной – на восток, пересекая территорию Айванской Республики, уходит дальше, в соседние регионы. Только не каждый горожанин имеет возможность устраивать систематические вылазки на природу.

Впрочем, не о том речь. Илемпи… Кто же она такая? На вид – обычная девчушка. Только странная. Хотя почему странная? Может, Хумри просто не встречался с такими людьми, потому не смог сразу понять ее характер? Главное, от нее исходит какая-то непонятная таинственная сила, что ли, или что-то в этом роде. И еще одна странность. У Хумри с первого взгляда создалось впечатление, что Илемпи настоящая красавица. Однако же четкие очертания ее лица он навскидку, убей, не вспомнит. Так, что-то общее, смутное. Белое овальное лицо, прямой носик. А дальше… Глаза то ли круглые, то ли просто большие. То ли зеленые, то ли синие. И лицо ее обрамлено как-то не четко. То ли волосы этому помеха, то ли  еще что. Так бывает, когда вещь находится в состоянии вибрации. Да и волосы, то ли кудрявые, то ли лишь несколько кучерявые. И удалялась она от него тогда, в лесу, весьма странно. Вроде только что была, и вдруг ее нет. А в той стороне, куда она уходила, оставалось лишь беловатое пятно, больше похожее на дымку или туман. И вот эта девушка обещала ему помочь. Может, не поняла, о чем речь? Ведь молода еще, возможно, мало что смыслит в жизни.

День тянулся невыносимо долго. В годы детства отец как-то рассказывал, что отслужил в Советской Армии срочную длиной целых три года. Так на третьем году будто бы день тянулся, словно целый месяц. Виктор, помнится, как ни силился, все не мог представить, как такое может быть. Теперь вот поверил: да, может. Еле дождавшись открытия клуба «Винкс», Хумри вошел туда в числе первых. Встретится он сегодня с Илемпи или нет? И когда примерно через час появились все три девушки, от радости у него сердце готово было выпрыгнуть из груди, а в теле появилась такая легкость, будто гора с плеч свалилась. Хотя чему радоваться до такой степени, ведь предстояло сначала рассеять неопределенность в отношениях с Илемпи, и неизвестно, каков будет результат.

Как и в прошлый раз, Хумри, привстав, помахал девушкам, приглашая к своему столу. Первой заметила его Илемпи, остановилась в раздумье. Маша же, увидев Хумри вслед за ней, тут же, не мешкая, направилась к нему, потянула за собой и Валентину Петровну. Илемпи ничего не оставалось, как следовать за подругами.

Поздоровались.  Хумри услужливо подставил всем стулья.

– Что-то вы сегодня слишком галантны, – откликнулась на его джентльменство Валентина Петровна.

– Девочки, а давайте я вас сегодня всех угощу, – предложил Хумри, сделав вид, что не заметил иронии старшей из подруг.

– Соскучился, поди, по Илемпи. Как-никак целые сутки не виделись, – бесцеремонно предположила Маша. Тут же добавила, ответив за всех: – От угощения мы, конечно, не откажемся. Правда, девочки?

Девочки на это промолчали, то есть выразили знак согласия.

– Маш, с чего это ты сейчас меня клеишь к писателю? – недовольно проворчала Илемпи. – У него запросы другого уровня.

– Да ла-адно, и пошутить нельзя, – отмахнулась Маша. – Так, девочки, что мы заказываем? Ян, я полагаю, меню мы выберем сами?

– Конечно, что за вопрос, – суетливо согласился Хумри, краешком глаза взглянув на Илемпи. Она на этот раз села не рядышком с ним, а напротив. – Только, если не возражаете, вино я предложу сам.

Дальше все вроде бы пошло по-прежнему: немножечко потрапезничали, затем фокусник из Йокшир-града – столицы соседней, граничащей с Айванией с севера республики, удивил всех тем, что из-за пазухи довольно плотно сидевшего пиджака доставил сначала голубя, затем петуха, а завершил выступление вытаскиванием вслед за птицами целого поросенка. Живого, всамделишне хрюкающего. Бедный малыш, увидев столько народу, видно, сильно струхнул и завизжал, словно ему к горлу подставили огромный нож. С перепуга он не проследил за собой и сильно испачкал снежно-белый пиджак фокусника, чем у завсегдатаев клуба вызвал сильное оживление. Ну и по традиции после этого начались танцы. Валентина Петровна с Машей, взбодренные любимым Хумри вином «Шато-Тамань», легко поднялись и привычно составили пару. Хумри же подошел к Илемпи, пригласил. Девушка молча, но категорически отказалась, сильно мотнув головой.

– Илемпи, что с тобой сегодня? – разочарованно спросил Хумри.

«Неужели она прознала о ночи, проведенной с Беловой? – подумал сам. – Если и так, в конце концов, что такого».

– Ничего такого, – спокойно отозвалась девушка. – Просто нет желания танцевать. Разве у тебя так не бывает?

Что тут возразишь? Так они вдвоем и просидели за столом, пока подруги веселились. Поговорить толком тоже не получилось.

– Илемпи, ты в прошлый раз намекнула, что можешь мне помочь. Не передумала? – спросил, наконец, о самом главном Хумри.

– Зачем я тебе? У тебя помощников без меня хватает, – тут же отреагировала девушка.

Вот оно что. Значит, о его ночи с Беловой она все-таки знает. Откуда? Кто ей успел рассказать?

– Илемпи, нет у меня никаких помощников. Если ты… ну…

– Ничего я ни о чем не думаю, – резко оборвала его Илемпи, словно стопроцентно знала, что хотел сказать Хумри. – И вообще, не мое это дело. Прости, я сейчас хочу посидеть молча.

Так и не получилось поговорить с ней в этот вечер. Ушла Илемпи рано, когда и десяти ночи не было. Выходит, Хумри потерял единственного пока человека в этом городе, который согласился, было, ему помочь. А без таких людей ему не найти то, что ищет. Неужто придется вернуться в Саринск восвояси, несолоно хлебавши. Ладно, допустим, этим его поездка в Айванию и завершится. А что будет, если когда-нибудь то, что он ищет, найдет кто-то другой? Чем это обернется? Ведь такое драгоценное сокровище можно использовать по-всякому. Нет, этого допустить нежелательно. Не то слово, просто нельзя этого допустить. Короче, надо во что бы то ни стало помириться с Илемпи.

С такой мыслью Хумри лег спать, с такой же мыслью проснулся утром следующего дня. Попив кофе, он не стал медлить, тут же вышел во двор гостиницы, завел свою «Ниву»…

Дорогу в лес Хумри знал уже хорошо, потому еще километра за три до знакомой развилки с проселочной дорогой стал внимательно всматриваться в левую сторону. Небольшую деревеньку из пары десятков домов, скрытую за деревьями, обнаружить было нелегко, потому, наверное, до этого он не обращал на нее внимания. Теперь же, как только завидел какие-то постройки, повернул к ним по засыпанной серой щебенкой дороге. Заезжать на одну-единственную улицу он не стал, чуть постояв и присмотревшись, проехал дальше, ближе к лесу. Там увидел странное хозяйство, скрытое от шоссе за двумя древними вязами, окруженными кустами шиповника. Хозяйство состояло из одиноко стоявшей ветхой избушки, которой, по всему, до столетнего юбилея осталось совсем ничего. Причем, избушка была вся голая. Ни тебе двора, ни тебе изгороди. Лишь сарай-дровяник невдалеке сзади. И банька рядом с ним. В отличие от избы она оказалась довольно-таки просторной и аккуратной на вид, с обшитыми планкеном из хвойной древесины стенами.

 

В это время в эфире

– Да, мы следим за ним.

– Смотрите, не засветитесь!

– Нет, мы на расстоянии. Менты по телефону определяют его локацию. И сами видим его машину в бинокль. Только позже придется приблизиться. Отсюда разговор не услышим даже с нашей аппаратурой.

– Еще раз, только не засветитесь. Иначе осложним себе работу.

– Шеф, мы тебя понимаем. Будь спок!

 

Выйдя из машины, Хумри с минуту простоял, размышляя, куда податься. Сенная дверь избы оказалась на замке. Сарай тоже был закрыт плотно. Кажется, Хумри появился здесь в неудачное время. Что делать: возвращаться в город восвояси или подождать хозяйку? Размышления прервал вой. Сначала почудилось – собаки, но нет, оказалось – волчий. Раздался он со стороны леса. Вскоре оттуда показалась… Илемпи. Она шла по еле заметной тропинке, у последнего куста на опушке остановилась. Вслед за ней трусил волк. Белый, такого Хумри видел на суше за болотом. Илемпи погладила зверя, нагнувшись, что-то ему сказала на ухо и легонько шлепнула по заду. Волк в ответ облизнул ей руку и, развернувшись, такой же трусцой скрылся в лесной чаще. Хумри стоял весь ошарашенный. Что сие было? И что означает?

Тем временем Илемпи заметила гостя и не спеша подошла к нему. Поздоровались. Девушка не выказала никакого удивления появлению Хумри, степенно пригласила его в избу. Здесь Хумри словно попал в начало двадцатого века. Прямо у входа, справа от двери, стоял деревянный, скорее дубовый – в породах он не очень разбирался – топчан, на нем лежал свернутый матрац, в середине которого виднелось остальное постельное белье. Судя по тому, что койки в доме не было, хозяйка спала на этом топчане? Слева стояла русская печь, не обложенная даже простым кафелем, правда, аккуратно побеленная. За полуоткрытой занавеской в предпечье виднелась кое-какая посуда, непривычная для глаз: металлические чугунки и глиняные горшки и миски на полочках, деревянные ложки, аккуратно вставленные в щелку между стеной и рейкой, кружки, тоже из дерева… А в запечье, похоже, имелись полати – еще одно спальное место. В передней стоял небольшой, но массивный стол, опять же, вероятно, дубовый. Возле него по углам вдоль стены тянулись две скамейки, по двум другим сторонам расставлены табуретки. Еще сзади от печки стоял платяной шкаф, который как бы отделял запечье от остальной части избы. Что там имелось – не было видно. И – вся мебель! Двадцать первый век, время интернета и цифровых технологий…

– Илемпи, ты здесь живешь или пользуешься избой вместо дачи? – осмотревшись, спросил Хумри.

– Живу, – ответила девушка коротко, словно отрезала. Видно, не хотела разговора о том, почему и как она тут оказалась. – Ян, ты проходи, присядь на скамейку. В ногах правды нет.

Вела она себя сейчас степенно, двигалась не торопясь, как женщина солидного возраста. Да и на вид выглядела несколько иначе, чем во время встреч в кафе. Как-то значительно старше, что ли. Пытаясь понять эту метаморфозу, Хумри пристально вгляделся в нее. И тут она на глазах снова помолодела. Или на самом деле оставалась такой, а состарила ее некая сумрачность, стоявшая в избе с небольшими окошками?

Хумри стало неудобно за свой вопрос, он поспешил объясниться:

– Я просто хотел сказать, как же ты тут живешь? В наше-то время. У тебя же, кажется, нет даже электричества. Не говоря о связи.

– Да есть у меня электричество. В бане, – ответила Илемпи. – Есть и компьютер, смартфон, короче, все что надо. – И перевела разговор на другое: – Чаю хочешь? Или кофе?

Какой чай? Какой кофе? У нее же тут и воду вскипятить нечем.

– Я могу быстренько сбегать в баню, вскипятить. У меня целых два чайника для быстрого кипячения, – сказала Илемпи, словно поняв, о чем думал Хумри.

– Спасибо, мне не хочется пить горячее в такую жару. И вообще, я приехал к тебе, чтобы поговорить.

Хумри встал, прошелся по избушке к двери и обратно.

– А не надо ничего говорить, – откликнулась Илемпи. – Твои похождения меня ни с какого боку не касаются. Важно, для чего ты встречался с этой дамой? Ищешь в ее лице союзника в своих поисках? Может, через нее – и в лице главы администрации? Тогда я тебе зачем?

Что на это сказать? Это она серьезно так считает или скрывает некую… нет, не ревность, конечно, а…

– Илемпи, дорогая, если бы я и искал союзников, то точно не этих, – чуть ли не захлебываясь от спешки начал объяснять Хумри. – Пойми, может, вчера я и совершил ошибку. Я все-таки холостой мужчина. Хотя ты, молоденькая девушка, вряд ли пока способна это понять. Однако в Беловой и ее шефе я точно не ищу союзников. Наоборот, веришь – нет, я их почему-то остерегаюсь. Какое-то внутреннее чутье подсказывает, что они не зря интересуются мною, в том числе, как я теперь понял, тем, чем тут занимаюсь. Эта Белова почему-то настойчиво выспрашивала, зачем, с какой целью я оказался в Октябрьске.

– Ты, случайно, не проговорился? Только скажи правду.

Хумри призадумался, затем признался:

– Да, кажется, проговорился. Сказал, что ищу клад или сокровище, что-то в этом роде. Только что из себя это сокровище представляет – об этом я точно не сказал ни слова. Еще я понял, что они тоже интересуются какими-то сокровищами ли, кладом ли.

Илемпи долго молчала. Видно, о чем-то напряженно размышляла. Затем резко встала, словно решилась на что-то важное.

– Я знаю, что они ищут, – сказала она. – Только они ничего не получат. Одно тебе скажу: это не то, что тебя интересует.

– Слава богу, – хоть и не успокоился, а все же облегченно вздохнул Хумри. – Их-то что влечет к поискам?

– Их влечет одно: богатство. И ищут они, по-моему, клад, оставленный в далеком прошлом одним богатым купцом.

– Почему же они его не получат?  Полагаю, они в силах отыскать место захоронения драгоценностей.

– Наверное, в силах. Но не получат, если и найдут это место. Потому как сокровища эти – а клад действительно сумасшедшей сотимости – разрешено отдать лишь тем людям, кто станет использовать их на благо народа. Так завещано его хозяином и его первым хранителем.

Ничего не ясно. Хумри начал уже теряться. Хозяин клада – это понятно. А хранитель? Причем, первый. Стало быть, имеется и второй, может, и третий? Потому как вряд ли есть в окрестности человек, доживший с начала тридцатых годов прошлого века до наших дней и при этом все еще способный хранить сокровища купца. В случае чего, возможно, еще и защищать, поскольку они должны доставаться не каждому, кто до них даже добрался бы. Ко всему прочему, этот человек ведь должен иметь возможность охранять клад постоянно. Только он ведь должен где-то работать, кормиться, содержать семью…

Размышления прервала Илемпи:

– Ян, знаешь, а я сильно заинтересована в том, чтобы клад этот, наконец, достался достойному человеку. Такому, какового имели в виду хозяин и хранитель сокровищ. Я бы этого человека сама подвела к месту его захоронения и вообще всячески помогла овладеть этими сокровищами.

И по тону голоса, и по поведению девушки Хумри понял, что она высказалась не ради красного словца. Чувствовалось, что она, действительно, очень, если не сказать страстно, желает этого.

– Так чего же ты не поможешь никому? – задал он, возможно, не самый удачный вопрос.

– Ты не поверишь. Людей на свете много, просто тьма, сам видишь. А такого, кто мог бы все попавшее в его руки богатство пустить в дело на пользу народа, я так и не встретила, – вздохнула Илемпи. – Мой наставник рассказывал, что однажды такой человек появился. Причем, не случайный, а настоящий наследник купца – его сын. Только распорядиться несметным богатством у него так и не получилось.

 

Сентябрь 1941 года

В маленький хакасский аал, расположенный в глубине тайги, весть о начале Великой Отечественной войны добралась не сразу. Здесь проживало тогда всего лишь несколько охотничьих семей. Они не особо старались связываться с внешним миром, поскольку приторговывали пушниной подпольно. Да и в райцентре, в Абазе, почти и не помнили о существования этой деревни. Некогда живой рабочий поселок после закрытия пятнадцать лет назад чугунолитейного и железоделательного заводов зачах, люди не знали, как прокормиться, и районному начальству было не до таежников, которые  жили сами по себе и ладно. Да и было бы до них дело, до аала добираться по реке Абакан было совсем не просто. И все же в июле весть о войне дошла, и оба сына купца Ладейникова начали собираться на фронт добровольцами. Однако в Абакан для вступления в формируемую здесь воинскую часть поехал лишь младший. Старшего, Миккула, мать попросила сначала заехать в далекую Айванию, а оттуда уж отправиться на фронт опять же добровольцем. Сама она вовсе не желала, чтобы сыновья сражались за власть, погубившую их семейное счастье, только те понимали ситуацию иначе. Они полагали, что надо защищать страну, а это для мужчины святое дело. Вот тут и подвигла мать старшего сына на очень важный поступок. Она рассказала, что там, на родине, отец оставил несметные богатства и велел использовать их только на важное для множества людей дело. А разве может быть дела важнее, чем защита Родины от вероломно напавшего врага? Потому мать поручила Миккулу найти оставленный отцом на хранение клад и отдать его военным, чтобы они смогли купить на вырученные средства самое лучшее, какое только есть на свете, оружие.

Как Миккул добрался в то непростое время до Айвании – это отдельный рассказ. Ведь ему следовало не просто доехать до места, а еще и не попасться по пути в руки военных, хотя сам он и стремился в армию. Иначе он не смог бы распорядиться богатством отца так, как наказала мать… Итак, в начале сентября на станции Октябрьск Миккул сошел с поезда. От совсем еще недавно большого села Козловка к тому времени здесь мало что осталось. Однако нужный дом на опушке леса юноша нашел легко, ибо он относился не к селу, а к небольшой соседней деревушке. Обитавшего там старца Кестина, которого мать называла ведьмаком, в том, что он и есть сын купца Ладейникова, Миккул убедил быстро. На этот случай у него были подробности, рассказанные купцом жене.

– Ну и ладно, ну и ладненько, – вроде бы даже обрадовался ведьмак. – Меня ить тоже лишняя ответственность напрягает. Однако, парниша, давай не спешить с доставкой клада. Сперва-наперво ты определись, кому и для чего станешь вручать сокровища-то. Чтоб пользительно было как можно для большего числа людей. Такова была воля твоего родителя.

– Это мы с маманей решили, – известил Миккул. – Все отдадим армии, на покупку оружия.

– Ну и ладно, ну и ладненько, – одобрил колдун. – Тоды давай, дуй в этот, как его, военкомат, зайди к самому старшему и предложь отцовское богатство лично ему. Чтоб весть о нем не дошла до чужих-то ушей. Время ноне такое, что народец разный стал, всякое может произойти. Токмо ты сперва просто скажи ему, мол, так и так, могу доставить… А мы поглядим, что он скажет, что станет делать опосля.

– А как? – недоуменно взглянул Миккул на старца.

– Это уж мое дело, – несмотря на возраст, лихо махнул рукой старец. – Теперча для начала откушай с дороги. А то, гляжу, ты здоровее отца вымахал, силы тебе требуется много…

День уже клонился к вечеру. В районный центр Шерут наверняка придется добираться пешедралом, а это, оказывается, двадцать с лишним верст. Потому Миккул переночевал у ведьмака Кестина.

На следующий день Миккул до военкомата добрался за полчаса до обеденного перерыва. Сквозь очередь призывников и добровольцев он пробрался на второй этаж, где, как ему сказали, находился сам военный комиссар. У его двери стоял часовой, правда, без винтовки, но с винтовочным штыком на поясе.

– К майору нельзя, – равнодушно преградил он путь Миккулу. Похоже, желающих попасть к Самому было немало, потому заворачивать их стало для него привычным делом.

– Послушай, я по очень важному делу. Его можно решить только с главным начальником, – стал объяснять Миккул.

– Тут все по важному делу, – равнодушно отозвался часовой. – Ежели желаешь записаться добровольцем, этим занимается заместитель военкома на первом этаже. А ежели нужно медицинское освидетельствование, комиссия работает по вторникам и четвергам в другом крыле этого этажа. Ноне там выходной.

– Нет, мне по более важному делу. Друг, пропусти!

– Нынче других важных дел, чем попасть аль не попасть на фронт, нема, – заметил часовой и для надежности прикрыл дверь кабинета военкома спиной.

Ну что ты будешь делать, придется, видно, назвать причину.

– Друг, я по поводу пожертвования. На покупку оружия. Речь о большой сумме, – сказал Миккул.

– Зарплату в фонд помощи фронту перечисляют через бухгалтерию вашей организации, – равнодушно объяснил часовой. – Ежели дополнительно какие суммы, можно сдать и в военкомате. Бухгалтерия на первом этаже. Беги, не то там тоже вот-вот закроются на обед.

– У меня не зарплата. И не денежный взнос. У меня драгоценности. На сотни зарплат. Их просто так не сдашь, дело надо порешать с главным, – все-таки пришлось Миккулу проговориться о значительном богатстве.

Часовой удивленно расширил узкие глаза, почесал затылок и отошел от двери.

Майор переговаривался с кем-то по телефону и на вошедшего парня сначала даже не обратил внимания. Положив трубку, обернулся к нему:

– Ты кто? Как сюда попал?

Понимая, что его могут попросить выйти, Миккул начал объяснять сходу:

– Товарищ майор, я по поводу пожертвований для фронта. У меня есть огромное состояние. Стоимостью многих миллионов, я даже не знаю, скольких, рублей, –  выпалил он. – Я все это хочу отдать государству на покупку оружия для фронта.

Майор внимательно осмотрел необычного посетителя с ног до головы. Справно одетый парень, по всему, питается неплохо. Лицо неглупое. На первый взгляд, вполне приличный молодой человек.

– Еще раз: ты кто? – спросил майор.

– Я сын купца Ладейникова из села Козловка, которого десять лет назад арестовали, и он сгинул бесследно, – глядя военкому в лицо, спокойно ответил Миккул.

– Сын врага народа-а!? – повысил голос майор.

– Товарищ майор, великий вождь Сталин сказал, что сын за отца не отвечает, – напомнил Миккул военкому. – Главное – я хочу передать вам несметные богатства, которые мой батя схоронил перед арестом. Он просил использовать их только на пользу народу. Считаю, сейчас именно такое положение.

Военком еще раз осмотрел Миккула с ног до головы, предложил:

– Садись за стол. Рассказывай.

Миккул присел, поняв, что майор готов его выслушать до конца, подробно объяснил, что и как. Военкома особо поразило то, сколько золота, бриллиантов и драгоценных камней могло быть спрятано расстрелянным – он это знал – купцом. Поразило так, что у него аж дыхание сперло и засверкали глаза. Узнав подробности, майор приподнялся и крепко пожал руку Миккулу, который по такому случаю встал по стойке «смирно».

– Товарищ, я благодарю тебя за благородный порыв. Где сейчас ваши драгоценности? Еще в тайнике? Давай так. Ты сейчас поедешь с моими людьми на место,  и вы вывезете весь клад сюда, в военкомат. Мы тут составим опись, чтобы потом сдать в госбанк. Лады?

– Товарищ майор, так быстро не получится. Тайник где-то в лесу, не близко отсюда. Давайте все организуем завтра, – заметил Миккул.

– Разве? – опешил майор. – Тогда… Тогда так. Я с вами пошлю своих людей. Скажем, двоих, чтобы легче было таскать ваши драгоценности, коли они хранятся в металлических сундуках. И завтра, точно, привезете. Если это не близко, они найдут тягловую силу на месте. Реквизируют на военные нужды  лошадь и телегу. И еще, –  сбавил он голос, – товарищ, – как ты сказал? – Ладейников, – у тебя, может, есть желание не идти на фронт, а остаться в тылу, чтобы отсюда больше помочь фронту? Если что, я могу поспособствовать с бронью.

– Это лишнее, – повернулся Миккул к двери.

– Тогда подождите меня внизу. Я приведу к вам людей. Но сначала мне надо их найти, – скороговоркой протараторил майор, ненавязчиво выпроваживая посетителя из кабинета.

Миккул вышел, но не сразу спустился вниз, а решил немного отдышаться. Почему-то ему стало душно, хотя наступила сентябрьская  прохлада, что чувствовалось и в здании. Часового уже не было, видно, ушел на обед. Комиссар, судя по щелчку внутреннего замка, заперся в своем кабинете и стал куда-то звонить. Зачем, кому – какое до этого дело Миккулу. Но вот он случайно услышал слово «клад» и понял, о чем говорил майор. Сам того не заметив, он зачем-то приблизился к двери, стал внимательно прислушиваться.

– Там этого добра столько! – рассказывал майор собеседнику. – Значит, так. Золото мы сдадим полностью. С ним в наших условиях никуда не сунешься. А другой сундук полностью оставишь… Куда, куда. Наметь заранее… С ним-то? Вас там будет двое. Он один… Понял? Так действуй! И живее давай, не то человек может заподозрить…

В кабинете послышались шаги. Миккул быстренько отпрянул от двери и бегом побежал вниз по лестнице. На первом этаже он задерживаться не стал, выскочил во двор и почти бегом пустился на улицу. Там свернул в первый же переулок и был таков. Он понял, чего хочет военком. Ну и гнида же! Ну и сволочь! Такая война идет, он главный военный в районе, должен все мобилизовать, чтобы помочь  армии. А он…

Вернувшись к старцу, Миккул все рассказал и спросил:

– Как думаешь, я верно его понял, этого военного комиссара?

– Верно, само собой, – поддержал ведьмак. – Токмо тебе теперча не стоит здесь светиться. Коли захочешь через кого ишшо передать свои богатства, военкома все одно не миновать. А там, сам понимаешь, на фронт ты уже вряд ли попадешь… Ну, и ладно, ну и ладненько, что отцовские богатства не попали в руки такого упыря с его друганами. Токмо что же ты теперча станешь делать?

– Что делать… Пойду на фронт. Только через другой военкомат, что подальше отсюда. Глядишь, к весне война закончится. Я вернусь, а там посмотрим, – не раздумывая, ответил Миккул.

– Эх-хе-хе-ех! К весне, говоришь? Твоими устами бы да мед пить, – тяжко вздохнул ведьмак.

На другой день с утра Миккул Ладейников с тощей котомкой за спиной потопал на станцию. С тех пор его в здешних краях никто не видел. Дома, в Хакассии – тоже.

 

…Хумри выслушал Илемпи с открытым ртом. Он, сам того не замечая, представил себя живущим в те далекие трагические для страны и народа годы. Как-то само собой в нем возникло чувство возмущения, оно все усиливалось, расширялось и вот уже захватило его всего. Как же так? Люди, – кто по призыву, а кто-то и добровольно, – уходили на фронт, чтобы защитить Родину от ненавистного врага. Ради ее свободы они были готовы погибнуть. Это же не просто пафосные слова, что звучат сегодня в устах, их произносящих. Это судьба и жизнь их самих, их семей, родных, их деревень и городов. И вот человек из тех, кто призван организовать эту самую защиту, хотел обогатиться за счет пожертвований. И наверняка обогащался. Не один же сын «врага народа» тогда жертвовал государству свои денежные накопления и другие драгоценности, чтобы помочь армии. Да таких упырей, как тот военком, надо было ставить к стенке без суда и следствия!.. «Стоп, Ян, остынь. Чего это ты разгорячился. Это же события восьми десятков лет давности. Чего уж теперь» – стараясь взять себя в руки, начал Хумри себя успокаивать. «Тогда многое воспринималось иначе, – возразил ему другой Хумри. – Люди воспитывались по-другому. Даже появление одной мысли о таком присвоении должно было равняться самому тягчайшему преступлению». Вообще-то с ним подобное, когда он вдруг как бы раздваивался, и один Хумри начинал спорить с другим, случалось часто. Вот и сейчас спор продолжился. «Брось ты, люди – они всегда одинаковые. С исторических времен в жизни поменялось все. Общественный строй, быт, наука и техника достигли такого уровня, что еще полвека назад нам такое и не снилось. А вот человеческая сущность за все эти века не изменилась. Только многогранная она, эта сущность. И какая грань преобладает в то или иное время – зависит от внешних условий: общественного устройства, государственного строя, господствующей морали. Только и всего». «Однако это противоречит философии развития! Общество должно развиваться только в лучшую сторону». «Кто это сказал?» «Так утверждают все науки: философия, политэкономия, физика, астрономия, биология…». «Науки, конечно, развиваются. Несмотря ни на что. А человеческая сущность при этом, пойми, остается прежней. Вот поменялась у нас власть. Обещали покончить с несправедливостью. И что? Все равно наверху оказались воры, жулики и прочие негодяи. Потому что человеческая сущность не изменилась ни на йоту…»

Стоп, стоп, стоп! Хватит пустопорожних споров. Пора вернуться в сегодня, к нынешнему моменту. Что же получается из рассказа Илемпи? А то, что она знает место, где хранятся сокровища купца. О чем Хумри и спросил.

– Да, знаю, – не стала отнекиваться Илемпи. – Только прошу об этом – никому ни слова.

– Тогда зачем ты мне раскрылась?

– Я тебе верю. К тому же я ведь не указала, где они хранятся. – Тут Илемпи увела разговор в сторону. Или, наоборот, перевела на главное для Хумри? – Вот где хранится то, что ты ищешь – ума не приложу. Ты говорил, что его спрятал священник, которого арестовали в тридцать пятом?

– Да, настоятель Козловской церкви Рождества Христова протоиерей Николай. Так мне сказал профессор Кирдяпко.

– И где он мог оставить такую ценность? Задачка… Что ж, давай думать, как это определить. Пока… Пока я, пожалуй, покажу тебе место, где хранятся сокровища купца Ладейникова.

Хумри даже растерялся от такого поворота разговора:

– Зачем?

-Это я тебе объясню позже. Ты ведь сюда приехал на машине? Тогда поехали.

Через пять минут «Нива» с двумя людьми в салоне выехала на асфальтовую дорогу и повернула налево, начала быстро удаляться от города.

 

15

Из последних бесед с профессором Кирдяпко

– Так вот, Ян, я в свое время горел желанием поднять самосознание своего народа. Да и сейчас хочу. Ты ведь знаешь, я не русский. Нас – тех, кого при царях называли инородцами, остается все меньше и меньше. По статистике, конечно, а не по крови. Десятилетиями, веками множество людей при переписях записываются в русские. Они не знают родного языка, языка матери. Почему? Потому, что их родители маргиналы. Они полагают, что в нашей стране достаточно знать русский язык. Многие же просто не имеют возможности изучать родной язык, потому как ему обучают лишь в границах отдельных республик. Вот ты, Ян, айванин, правда?

– Ну да, профессор. Я этого и не скрывал.

– Не скрывал – это хорошо. А родным языком владеешь?

– Откуда? Я же родился и вырос в стороне.

– Как – в стороне. В стороне от чего?

– Ну, Айванской Республики. Где говорят по-айвански.

– Айване разве только там живут?

– Ну… Насколько я знаю, в самой республике проживает лишь небольшая часть народа.

– И что, мы, инородцы, в остальных частях страны как народ должны исчезнуть? Да и в республиках молодежь переходит в «русских» так охотно, что лет через пятьдесят европейские лингвисты начнут ездить к нам для изучения исчезнувших языков. Не случайно же ЮНЕСКО включило наши языки в список исчезающих.

От слов профессора Хумри стало не по себе. Он, конечно, и раньше замечал эти изменения в среде так называемых малых народов, просто не придавал этому особого значения. Теперь вот начал заниматься историей, и все увиделось по-иному.

– Сатай Эрзютович, и что делать? В мире во всех сферах идет глобализация. Мы же не можем остановить этот процесс. Объективно всему есть начало и конец. Языки тоже, отработав свое, вымирают. Когда-нибудь исчезнет и великий и могучий русский. Ему уже трудно соперничать с языками тех народов, которые развиваются активнее. Во всем мире люди, к примеру, тянутся к английскому. Это же не потому, что англичане хороши сами по себе. Просто в науке, технике, экономике, политике, социальной сфере задают тон англоговорящие страны. Соответственно появляются новые термины, слова, понятия на этом языке. Хочешь, не хочешь, а приходится их учить.

– Ян, не надо поспешных выводов. Хотя бы насчет русского. Да, сегодня мы начали отставать. Только история – она долгая. В ней бывают и подъемы, и спады. Жизнь, конечно, в целом движется вперед, только не прямолинейно, а зигзагами, которые иногда и назад заворачивают.

– Профессор, извините, это уже ученые разговоры. И несколько удаленные от нашей темы. Мы же речь ведем о малых народах, – напомнил Хумри. – Можно, конечно, заставить учить национальные языки, включить их в школьные программы. Только сомнительно, что это поможет делу.

Кирдяпко чуть пододвинул свое электрическое кресло-коляску к Хумри. До этого говоривший весьма возбужденно, он перешел на спокойный, вернее, доверительный тон.

– Мой юный друг, ты прав, конечно. Заставлять учить наши языки не надо. Впрочем, ставить искусственные препоны вроде закона о необязательности изучения родного языка в этом деле тоже не допустимо. Тут ведь как. Надо, чтобы вступающий в жизнь молодой человек гордился тем, что он, скажем, айванин. Я знаю много выдающихся айван. Их имена известны начиная со времен противостояния татаро-монголам. Военные, ученые, архитекторы, министры, в том числе правительства СССР… Даже помощник Сталина. Помнишь, у Жукова в книге  «Воспоминания и размышления»: «Вошел помощник Сталина с характерными айванскими скулами». А сколько космонавтов вышло из небольшой Айвании? Трое! Между прочим, из числа первопроходцев. Вот скажи, много об этом рассказывают?

– Я не знаю, – пожал плечами Хумри. – Я же там не живу.

– Ладно, зато ты живешь в нашей республике. Много слышишь о выдающихся людях нашего народа? Их ведь тоже немало. О них надо рассказывать и рассказывать. Еще добиваться успехов сегодня, чтобы названия наших республик звучали как знак высшего качества. Тогда никого не придется уговаривать считать себя теми же айванами.

Хумри подумал, подумал и вынужден был согласиться с профессором.

 

Вообще на эту тему они говорили еще и еще раз. Завершились эти беседы тем, что Кирдяпко предожил Хумри взяться за благое дело возрождения национального самосознания малых народов страны. Тут, после получения согласия,  профессор и сообщил ему тайну, которую до сих пор держал при себе:

– Ян, знаешь, есть еще одна возможность повлиять на этот процесс. Это, конечно, тебе вначале может показаться чем-то из области фантастики. Или мистики. Что, по-моему, одно и то же. Как бы ни было, сам я в эту возможность верю…

Оказалось, в конце семидесятых годов прошлого века Кирдяпко проходил очередной курс лечения в главном военном госпитале имени Бурденко в Москве. Там ему пришлось лежать в одной палате с фронтовиком – сыном расстрелянного в тридцать пятом году священника из Айвании. Тот после войны постоянно болел и лечился в разных госпиталях. В Москве в тот раз ему ампутировали вторую ногу. Узнав, кто такой Кирдяпко, сын священника, имя которому, как и отцу, Николай, сильно обрадовался и поделился с ним удивительной историей. При этом заметил: «Больше я об этом никому уже не успею рассказать, и все может сгинуть, пополнив число выдающихся открытий и удивительных возможностей, упущенных человечеством в своем развитии. А так, профессор, есть хотя бы сотая, тысячная доля надежды, что этим делом займетесь вы или ваши ученики».

 

Август 1935 года

Поздней ночью к дому настоятеля Козловской церкви по огородам подкрался мужчина. Дойдя до хозяйственного двора, он внимательно огляделся по сторонам, убедившись, что за ним никто не следит, юркнул в заднюю калитку. Через минуту мужчина постучался в дверь избы священника. Несмотря на позднее время, отец Николай еще не ложился. Он имел привычку перед сном обязательно выбрать часок на чтение книг. Нежданного гостя священник принял с некоторым удивлением, но с почтением. Тот оказался председателем исполкома местного сельсовета.

– Отец Николай, я к вам только на минутку, – едва присев за стол, заговорил гость. – Решил предупредить, что вас со дня на день могут арестовать. Решением ЦИК Айванской Республики церковь нашего села со следующего месяца закрывается. Насчет других священников не знаю, а вот вас, как настоятеля, арестуют. Что будет дальше – можно представить. Вы мой первый школьный учитель, я вас очень уважаю, потому решил предупредить. Надеюсь, не надо упоминать, что я ничего вам не говорил, у вас вообще не был.

Гость тут же встал, пошел на выход, у порога остановился, вернулся к столу и, немного поколебавшись, выложил на стол три листа бумаги:

– Я тут на ваших детей подготовил справки. О том, что они – выходцы из бедной крестьянской семьи. У вас умные сыновья, они должны получить дальнейшее образование. Пусть уедут к старшему брату. Думаю, он способен их устроить. Тут ваших сынов из школы исключат.

Если бы смелый поступок председателя сельсовета получил огласку, ему бы, само собой, не поздоровилось. В то же время большинство местных жителей наверняка одобрили бы его. Отец Николай почитался в округе всеми. Была у айван в старину такая черта: образованного человека они сразу ставили на голову выше себя, независимо от того, кто он и что он. Отец Николай  окончил закрытую в 1921 году Казанскую православную духовную семинарию, ранее, еще до революции 1917 года, – Симбирскую айванскую учительскую школу, которая готовила кадры для народов Поволжья. Прихожане священника уважали также за его человечность. Он помогал попавшим в сложные условия людям, сочувствовал бедным, доставляя им еду и одежду за свой счет, даже усопших в их семьях отпевал за символические копейки. Своих детей батюшка воспитывал достойно. Между прочим, они советскую власть восприняли вполне лояльно. Старший сын добровольно пошел служить в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, окончил Первую Советскую объединенную военную школу РККА им. ВЦИК и к тому времени в звании полковника командовал дивизией в Подмосковье. Второй сын был чекистом где-то в Сибири. Третий, учитель по профессии, работал в Казахстане, помогая наладить там народное образование. Остальные трое сыновей пока были дома. Старшему из них, тоже Николаю, недавно исполнилось семнадцать, его младшие братья один достиг пятнадцати, другой – четырнадцати лет.

Отец Николай воспринял слова председателя сельсовета всерьез и уже с утра отправил детей на железнодорожную станцию. Отправил одних, чтобы не привлекать к ним внимания. С наказом попросить брата полковника пристроить их где-нибудь в Москве:  двоих старших на работу и в вечерний рабфак, младшего братишку – в школу ФЗУ – фабрично-заводского ученичества. Чтобы они все трое могли жить самостоятельно и больше со старшим, полковником, вообще не знались. Словно чуял священник, что, вопреки утверждениям Сталина, дети начнут отвечать за родителей. Перед расставанием священник еще раз долго проговорил с сыном Николаем с глазу на глаз, после чего тот вышел из дома сильно озабоченный и всю дорогу до станции молчал. Отец поведал ему о своей тайне – спрятанных им очень важных рукописях, которые якобы учили, как подчинить воле одного человека целые народы. Оказывается, их прислал ему на хранение сам патриарх интеллигенции поволжских народов Йыван Яккусен как своему лучшему и надежному ученику. Случилось это летом 1930 года, незадолго до кончины Яккусена в октябре. Сам он, помимо просветительской работы, в течение многих лет переводил церковную литературу, включая Псалтырь и Новый Завет, на айванский язык. В сопроводительном письме сообщал, что собирался  перевести недавно полученную («от кого – не скажу») древнейшую книгу Абдула Альхазреда, но, «видно, не судьба». Потому просил завершить о. Николая начатое им дело. Еще предупредил: «Знай, Альхазред, хоть и араб, не был мусульманином. Он был язычником, как и айване до крещения. Язычники верят не в бога, а в силы природы, потому связаны с ними более тесно, чем верующие в бога – хоть в Христа, хоть в Магомета, хоть в Будду. Потому все, что написано в этой книге, касается всех нас». Еще отец Николай сказал сыну Николаю, что Яккусен также передал ему на хранение и труды мага и пророка Георгия Гурджиева, за которыми охотился Берия, скорее всего, по приказу Сталина.

 

О Георгии Гурджиеве Хумри, имея доступ к закрытому фонду республиканской литературы, читал.  Его многие считали великим магом и пророком. Его учением интересовались, оказывается, лично Сталин и Гитлер, многие видные нацисты и чекисты непосредственно придерживались его и достигли, как показало время, невероятных успехов в подчинении воле вождей целых народов. А вот об Альхазреде Хумри слышал лишь краешком уха, потому решил уточнить:

– Профессор, в Интернете пишут, что Абдул Альхазред – всего-навсего вымышленный герой американского писателя Лавкрафта.

– Плюнь на все это. Твой американский коллега из не очень далекого прошлого был не очень удачливым писателем. Его произведения, написанные в жанрах ужасов и мистики, мало кого интересовали. Тогда он начал использовать имя, может, и некоторые творения Альхазреда.

– Пусть будет так. Тогда еще вот что: Альхазред действительно не признавал монотеистические религии? Как же он стал образованнейшим человеком? Ведь в его время язычникам путь в образование был заказан.

– Да, все утверждают, что он был язычником. Только не обычным. Он поклонялся не силам природы и  стихии, таким как, скажем, солнце, вода, земля, гром, а каким-то неведомым существам, которых называл Йог-Сотот и Ктулху… Ян, завари мне чаю, – вдруг прервал рассказ Кирдяпко. – Со сливками. Заодно принеси мед. Там, на кухне, на столе в пиале. Устал я, мне надо подкрепиться.

Хумри живо взялся за привычное дело, через четверть часа все поставил на журнальный столик рядом с креслом-коляской. Подкрепившись, профессор завершил рассказ:

– Вот тогда, в госпитале Бурденко,  у меня и возникло желание найти эти рукописи. Я имею в виду и рукопись Гурджиева. Есть предположение, что это могла быть неопубликованная работа, за которой охотились тогда чекисты. Только Гурджиев, полагаю, не захотел, чтобы она попала в их руки. Наверное, он за короткое время прекрасно осознал суть новой власти в России. Возможно, из-за этого в двадцатые годы прошлого века вместе с частью учеников перебрался в Константинополь, после – и во Францию. Одним словом, если труды Альхазреда и Гурджиева или хотя бы одного из них  действительно имеют магическую силу, по-моему, грех не воспользоваться ими, чтобы поднять дух нашего народа. Вернее, наших так называемых малых народов. Зачем и почему – тебе не надо объяснять. Если бы я нашел, воспользовался бы пренепременно. Я ведь и сам давно учусь магии, достиг кое-каких успехов, видно, от природы наделен некоторыми способностями. Если же утверждения насчет силы учений этих выдающихся личностей лишь легенда, я все равно ничего бы не терял. Ведь такие труды сами по себе для историка имеют огромное значение. Только вот, сам видишь, вскоре после этого я стал нетранспортабельным. На лекции-то меня отвозили-привозили, а на дальние походы у меня способностей, увы, никаких. Вот и прошу тебя продолжить мое дело, ибо вижу, ты тоже заражен подобным, как у меня, желанием.

Кирдяпко все это высказал таким тоном, не просящим, а умоляющим, даже не так, тоном человека, который дает завещание перед своим уходом в мир иной, что Хумри не смог ему отказать, дал слово:

– Сатай Эрзютович, не знаю, что из этого выйдет, но я сделаю все, что в силах, чтобы сделать то, что вы просите. И да, для меня это тоже очень и очень важное дело. Только вот…

– Что – только вот,-  неожиданно живо переспросил Кирдяпко, почувствовав в голосе Хумри некоторое сомнение.

– Видите ли, профессор, я где-то читал, что этот Альхазред жил в восьмом веке, родом из Йемена, затем скитался по арабскому миру. Ведь он, помимо всего прочего, известный в свое время поэт, потому я и интересовался его биографией. Так вот, он будто бы исследовал руины Вавилона и подземные пещеры Мемфиса, десять лет провел в великой аравийской пустыне Руб-эль-Хали. Эти места, по поверьям, были населены чудовищами и злыми духами. Неужели после этого он мог написать что-то такое, что принесло бы пользу порядочным людям?

– Ты прав, – согласно кивнул головой профессор. – В 730 году он написал весьма зловещую книгу «Пль-Азиф», известную в Европе как «Некрономикон». Имевшие дело с этой книгой люди всегда заканчивали плохо. По легенде, это коснулось и самого Альхазреда. Будто бы его похитили и из Дамаска увезли в тот самый Безымянный Город, секреты которого он описал в «Некрономиконе». В наказание за зловещую книгу он был ослеплен, ему вырвали язык, затем и казнили. Интересный момент. В книге «Текст Р’Льеха» говорится, что смерть Абдула Альхазреда сопровождалась затмением солнца.

– Не понял. Когда же он успел написать ту самую книгу, о которой вы говорите?

– Вот тут тайна великая есть. Некоторые современники Альхазреда утверждали, что поэт не был казнен и даже не пойман. Он просто-напросто решил скрыться, прежде всего, от некоего злого демона, под влияние коего попал еще в молодости, когда путешествовал в Мекку. Одни предполагали, что поэт отправился в Пустынные Земли, где нашел заброшенный город и стал в нем жить. Другие считали, что Альхазред вновь посетил Безымянный город, после чего уехал в Египет. Я полагаю, что он совершил совершенно неожидаемый ход и вообще покинул арабский мир. И приехал он в Серебряную Булгарию, которую мы сейчас в исторических воспоминаниях называем Волжской Булгарией. Не стану морочить тебя долгими доказательствами своего вывода, поверь, они есть. И вообще, ты же знаешь, без них я никогда не делаю даже предположений.

Хумри какое-то время просидел в размышлениях, затем обратился к профессору:

– Сатай Эрзютович, я, конечно, доверяю вашим выводам. И все же… С какой стати Альхазред мог оказаться в далекой по тем временам от восточного мира Серебряной Болгарии. Он же араб. А тут жили болгары.

Профессор снисходительно улыбнулся, протянув руку (кожа да кости!), похлопал Хумри по тыльной стороне ладони:

– Да, писатель, мы, даже интеллигенты, действительно, весьма слабо знаем историю своей страны. Ведь тогда, в восьмом веке, Серебряная Болгария была очень тесно связана с арабами, даже своей главной верой признала ислам. Болгары и арабы постоянно ездили друг к другу, торговали. И не так уж они были далеки друг от друга, ведь страна Болгария начиналась уже от Каспийского моря… Короче, полагаю, живя в Болгарии, он и написал свою книгу, которая каким-то образом оказалась у великого просветителя поволжских народов Йывана Яковлевича Яккусена. Надо ее найти, Ян, найти во что бы то ни стало. Быть может, она окажет решающее влияние на судьбу всех наших так называемых малых народов, да и русских тоже. Мы ведь все повязаны одной судьбой навеки.

– Да уж, – выдохнул Хумри. – Но как же так получилось, что важнейшие работы двух важнейших деятелей совершенно разных эпох оказались в руках именно Яккусена?

– Случайность, – хмыкнул профессор. – И закономерность. Великое тянется к великому. Почему – не спрашивай, не ведаю. Только думаю, и нас с тобой судьба свела далеко не случайно.

 

16

На этот раз Илемпи попросила Хумри проехать чуть дальше того места, где он уже побывал дважды. С асфальта они свернули там, где, как помнит Хумри, выходили из леса пожилая женщина с девочкой. Здесь вообще не было проселочной дороги, одна еле заметная тропинка, тянущаяся узенькой змейкой посреди травостотя по колено. При этом высокая трава слегка колыхалась под слабым ветерком, отчего казалось, что машина въезжает в какое-то зеленое море. Местность оказалась ровной, «Нива» легко добралась до лесного массива и скрылась среди деревьев. Видно, Илемпи хорошо знала эти места и успешно выполняла роль штурмана. По дороге она посвятила Хумри в цель поездки:

– Ян, я тебе сегодня покажу, где хранится клад купца Ладейникова. С одним условием: ты об этом никогда никому не скажешь.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Хумри, по сути, повторив вопрос, который задавал девушке в ее доме.

– Не вечно же мне охранять эти сокровища. Понимаешь, я к ним привязана уже многие десятиле… хм, давно. Считаю, что им пора появиться на свет и послужить добрую службу. Тут ключевое слово «добрую». В моем понимании – в пользу народа или, если скромнее, многих и многих людей. Для этого сокровища должны попасть в руки не просто порядочного человека, но и умного, который бы сумел тратить их не только, скажем, на благотворительность, а на более весомые дела. Такие, что могут поднять дух народа, его самооценку, самосознание. Понимаешь? Я тебя за эти дни изучила весьма подробно и верю, что ты именно такой человек.

– Если я окажусь обманщиком? Говорят, несметные богатства часто лишают человека не только совести, а и разума.

– Не сомневайся, я в людях разбираюсь, – повернувшись к Хумри, твердо сказала Илемпи…

Какая самоуверенность, однако. Разбирается она в людях. В ее-то годы… Хумри за свою журналистскую и писательскую жизнь повидал тысячи людей, из них не с одной сотней имел непосредственные отношения. Казалось бы, перевидал все варианты человеческих особей и должен определить их характер с первого взгляда. И определяет. Но все же продолжает ошибаться в людях, даже самых близких, как Маша. В большинстве случаев из-за того, что они неожиданно менялись и проявляли себя совсем  с иных сторон, на которые он ранее не обращал внимания… Хумри захотелось внимательно, даже пристально посмотреть на девушку, чтобы еще раз оценить ее характер, что ли, но дорога не позволяла.

– …К тому же я тебе покажу лишь место захоронения. А как достать клад оттуда – пока промолчу. Это, смею заверить, весьма непростое дело, – продолжила тем временем  Илемпи.

 

В это время в эфире

– Шеф, докладываю: место проживания девушки мы определили. Мало того, она сейчас укажет писаке место хранения какого-то клада.

– Отлично! Продолжайте следить. Только не засветитесь, ни в коем разе!

 

Вскоре «Нива» почти уткнулась в болото. Илемпи предложила машину оставить и пойти дальше пешком. Куда еще дальше-то, ведь впереди трясина. Странное дело, девушка повела его вдоль болота в сторону… города. Тогда зачем они приехали сюда, а не свернули к лесу раньше?

– Я чувствую, что за нами следят, – как бы услышав сосмнение Хумри, объяснила девушка. – Правда, не знаю, как и откуда. Вроде бы в пределах видимости за нами никто не ехал. И все же чувствую, будто кто-то, вернее, чей-то дух постоянно присутствует с нами. А нам надо попасть на островок посреди болота без свидетелей. Понимашеь? Чтобы никто не узнал место перехода на остров.

– Как знать, может, и следят, – откликнулся Хумри. – Движение на трассе оживленное, отличить преследователей от обычных машин сложно. Потому я с тобой согласен. Береженного бог бережет.

Где-то через километр с гаком подошли к месту, откуда до островка было  не более четырехсот – пятиста метров.

– Давай здесь перейдем, – предложил Хумри. – Тут рукой подать.

– Ян, как раз здесь самое опасное место, – остудила его Илемпи. – Расстояние и правда небольшое, только тут очень глубоко, в случае чего нет никаких шансов выбраться из трясины.

Прошли еще с километр. Похоже, приблизились к тому месту, где Илемпи ночью скрылась таинственным образом. Здесь болото простиралось настолько далеко, что островной суши совсем не видать.

– Теперь, Ян, будь внимателен, – предупредила Илемпи. – Вот тут и начинается переход через болото на остров. Каких-то зарубок или иных знаков нет, их заметили бы не только мы. Потому ориентируйся на отдельные деревья, особенности рельефа. Что я тебя учу, сам придумай способ запомнить путь. Да, и никаких шестов. Их могут обнаружить. Или заметить, где их рубили. Мы с тобой имеем особое чутье, обойдемся без подпорок.

А девушка-то, оказывается, с чудинками. О каком особом чутье она? При этом  еще о «мы с тобой». Впрочем, стоп! Не отвлекаться, строго следовать за ней…

И вот они оказались на загадочном острове. Тут их встретили… два волка. Белые! Хумри приготовился защитить от них Илемпи, о себе он уже не думал. Однако звери оказались весьма миролюбивыми. Они не спеша подошли к Илемпи, потерлись об ее ноги. Девушка погладила их одного по голове, другого по загривку. Волки подошли и к Хумри, обнюхали его со всех сторон.

– Он свой, – предупредила зверей Илемпи. Словно домашних собак.

Хумри вспомнил, как у своего дома Илемпи выходила из леса в сопровождении белого волка, как она общалась с ним. Выходит, зверей этих достаточно много, и они сопровождают ее по всему лесу?

Тем временем волки не стали больше задерживаться около людей, оба затрусили вдоль берега в разные стороны и вскоре скрылись в чащобе.

– Что это было? – спросил Хумри, оправившись, чего скрывать, от охватившего испуга.

– Они – охранники клада, – быстро ответила Илемпи и поторопила: – Пошли, пошли быстрее в лес. Не стоит нам тут светиться.

 

В это время в эфире

– Мы их потеряли.

– Что!? Если так, я вам головы оторву! Немедленно свяжитесь… знаете с кем… Пусть по билингу телефона писаки засветят его местоположение.

 

Островок, действительно, был небольшой. Уже через четверть часа они оказались на крохотной полянке, которую можно заметить лишь с близкого расстояния. Илемпи подошла к еле заметному холмику, покрытому кустарником. Каким – Хумри не разбирался.

– Ян, здесь в начале тридцатых годов прошлого века захоронен человек, который будто бы болел проказой.

Хумри приблизился к холмику, внимательно вгляделся. Только что теперь здесь высмотришь, ведь с тех пор прошло почти девяносто лет.

– Я слышал о такой болезни, однако, если честно, доподлинно не знаю, что это такое, – сказал он.

– Ничего удивительного, – пояснила Илемпи. – В наших краях это довольно редкое заболевание. В Ветхом завете об этой странной болезни написано так: «Когда у человека появляется на коже опухоль, лишай или белое пятно, напоминающее проказную язву, его должны привести к первосвященнику Аарону или одному из его сыновей… Первосвященник осмотрит рану. Если волосы на ней побелели, и она углубляется под кожу тела, это – проказная язва; священник, производивший осмотр, должен объявить такого человека «нечистым».

– Интересно, есть ли в медицинских архивах упоминание об этом человеке? – вслух подумал Хумри.

– Вряд ли, – откликнулась Илемпи. – Проказу определяли не врачи, а священники. Вот и тут, священник определил больного, и его захоронили подальше от людей. Так было заведено. При этом еще уничтожали все хозяйство больного человека, одежду, любые предметы обихода, которых он касался. Людям запрещали даже близко подходить к его могиле. Считалось, что проказа – сильно заразная болезнь, причем, может распространяться от мертвеца даже через сотни лет.

– Ну, это вряд ли, – засомневался Хумри. – Я где-то читал или слышал, что опасность проказы сильно преувеличена.

– Может, и так, – не стала спорить Илемпи. – Однако люди обходили могилу прокаженного за версту. Наверное, не зря. Только не затем я тебе все рассказываю, – вдруг сменила она тон. – Здесь, Ян, в могиле прокаженного и хранятся те драгоценности купца. Под неусыпной охраной. Днем и ночью здесь сторожат мои волки, ежедневно в полночь… Впрочем, это неважно. Главное, охрана более чем надежная. Теперь все, пошли отсюда.

 

В это время в эфире

– Алло, это мы. Оказывается, они каким-то образом перебрались через болото на остров.

– Зачем?

– Откуда мне знать.

– Та-ак… В любом случае они пошли туда не грибы собирать. И остров этот тоже непростой, иначе они не стали бы переходить туда скрытно. Значит, так. Проследите, как они вернутся с острова. Главное – запомните место прохода. Тогда и хвост за ними на обратном пути необязателен. Пока все. Конец связи.

 

Обратно они шли молча. Только на берегу острова, прежде чем залезть в болотную воду, Хумри спросил:

– Илемпи, ты обязана этим заниматься?

– Да, мне поручили, и я обязана, – коротко ответила девушка. – Правда, нахожу и другие дела. Ко мне иногда приходят люди с просьбами. Бывает, приезжают издалека.

– А как ты живешь? Как зарабатываешь на жизнь?

– Сам же видишь, как живу. Как все. По вечерам отдыхаю в клубе «Винкс», встречаюсь с подругами.

– Они в курсе всего этого? То есть того, чем ты занимаешься.

– Не знаю. Может, догадываются. Земля же слухом полнится. Думаю, если и так, мои занятия всерьез не воспринимают. Они-то в клуб-то ходят ради приятного времяпрепровождения. И в надежде встретить когда-нибудь мужчин с такими же интересами.

Илемпи больше не стала разговаривать. Только перебравшись, так сказать, на большую землю, попросила:

– Ян, я очень надеюсь на твою порядочность, что ты о нашей тайне никому ни слова. – И вдруг строго, чуть ли не угрожающе добавила: – Если же проболтаешься, с тобой могут случиться бо-ольшие неприятности.

Хумри лишь посмотрел на нее понимающе и промолчал. У него и в мыслях не было рассказать кому-нибудь о том, что ему стало известно в этот день. Зачем? Хотя в способности девушки устроить ему в случае чего немало неприятностей он поверил.

Выехав из леса, на обратном пути «Нива» лишь на минутку заехала к одинокому домику за вязами, чтобы оставить там его хозяйку, и помчалась в город лишь с водителем за рулем. На всякий случай он чаще обычного посматривал в зеркало заднего вида. Знакомой «Лады» вроде бы не было. И вообще, похожего на «хвост» автомобиля не замечалось. Возможно, Хумри излишне осторожничает? Ну, и слава богу, коли так.

 

17

– Братва, значит, дела такие!

Соловей окинул всех четверых участников сходняка – каждого поочередно – сверлящим взглядом. Они уже сидели битый час в банкетном зале ресторана, обсуждая весьма и весьма важное дело. Важное, прежде всего, для Соловья, а теперь и для его друзей, которым он за работу обещал значительные куски от будущего большого пирога.

– Теперь мы наверняка знаем, где находится то, что мы ищем столько времени, – продолжил он. – Уточню: примерное место. Остров посреди болота, конечно, небольшой, только место клада найти там все одно не просто. Весь его не перекопаешь. Потому первым делом придется определить точку, где хранятся сокровища моего прадеда. А как? У кого какие предложения?

– Выбить признание у этой прынцессы, как ее… – начал громила Кузнец.

– Илемпи, – подсказал ему Валок, худощавый, выше среднего роста, очень подвижный мужчина.

– Во, во, Илемпи. В переводе с айванского, оказывается, как раз и означает что-то вроде принцессы, – завершил Кузьма свое предложение.

– Кузнец, если она заартачится? Если не получится брать ее на понт? – заметил Валок.

– Получится, – поддержал Кузнеца Соловей. – Женщина все-таки, выбить из нее сведения проще, сами понимаете.

– Женщина-то она женщина, только шальная какая-то. Живет весьма странно. От таких баб можно ожидать чего угодно, – с сомнением покачал головой Леший.

Соловей ответил не сразу, чуть подумав, решительно заявил:

– Что ж, в таком разе придется пытать писателишку. Не хотелось бы, вони из-за этого может может появиться много много. Но, если что, этим пусть займется полиция. Они профи по части выбивания признаний. Ну, а теперь погуляем. И так в последнее время встречаемся редко, – широким жестом указал Соловей на стол, заваленный винами и яствами. – На десерт, кто желает, есть шикарные девочки. Надежные, вы их знаете. Номера в гостинице закреплены за каждым. Так что, пригласить их?

– Само собой!

– Как без этого? – послышались одобрительные голоса.

– Сам тоже с нами? – спросил кто-то.

– Тут с вами. После – нет. У меня, сами знаете, есть постоянная… Только одно попрошу: мы все теперь цивилизованные люди, потому и держите себя нормально.

– Да помним мы.

– Само собой, – откликнулись собравшиеся…

 

…Тем временем Хумри вновь пошел в кафе-клуб фей. На этот раз три подруги пришли сюда раньше него. Когда Хумри вошел в зал, его пригласила к столу не Илемпи, а Маша. Естественно, он пошел к подругам безо всяких колебаний. Маша, попеременно взглянув на него и Илемпи с хитринкой, отодвинулась от молодой подруги, уступая место рядом с ней. Впрочем, так они сидели и раньше, потому Хумри сделал вид, что на поступок Маши внимания не обратил.

Все шло как обычно. Заказав еду и напитки, сначала попили-поели не спеша. Потом посмотрели работу фокусника из Саратова. Тот удивлял, доставая из карманов людей предметы их соседей. Как эти вещи попадали к ним, и как определял фокусник их место нахождения – Хумри как не силился, а все одно не понял. Тут начались танцы. Валентина Петровна с Машей ушли на площадку. Хумри тоже пригласил Илемпи, но та не согласилась.

– Лучше поговорим, – предложила она.

Но сама замолчала.

– Как ты думаешь, этот фокусник такой же искусный шарлатан или шулер, каковым ты назвала гостя из Шубашграда? – спросил Хумри ради того, чтобы как-то завязать разговор.

– Думаю, этот – настоящий фокусник, – вполне серьезно ответила Илемпи.

– Но как так может быть? Как могут вещи соседа оказаться в твоем кармане, а совершенно сторонний человек их находит, хотя сам ты об этом ни сном, ни духом?

– По-моему, гость наш обладает способностью квантовой телепортации или чем-то подобным. То есть он сам же перекладывает чьи-то вещи соседу в карман, соответственно, затем легко их находит. Поскольку перемещение происходит на квантовом уровне, мы, естественно, никакого движения предметов не замечаем.

– Илемпи, разве это возможно? – усомнился Хумри. – Нет, я, конечно, понимаю, что в далекой перспективе… Но в наше время…

– А что в наше время? Ты знаешь, американские ученые уже провели опыт депортации не только предметов, а еще и квантовой логики. Из одной квантовой системы в другую.

Хумри от изумления даже рот раскрыл:

– Ка-ак?

– А так. При помощи ионов. Почему ионов? Потому что они – главные элементы будущих квантовых компъютеров… Впрочем, давай не отвлекаться.

Хумри слушал девушку с неподдельным удивлением. Нет, он, конечно, не поверил, что фокусник из Саратова воспользовался опытом американских ученых. До претворения в жизнь их задумок наверняка пройдет еще немало десятилетий. Его удивило другое – откуда у Илемпи такие познания? У человека, который живет отшельником на отшибе, в избе даже без электричества? Хотя отшельником ее вряд ли можно назвать, поскольку она – завсегдатай такого, тоже несколько странного клуба. Все равно не понятно.

– Илемпи, прости, если задам глупый вопрос. Откуда у тебя познания про кванты, ионы, телепортацию? И вообще, кажется мне, ты очень много знаешь такого, чего не ведаю даже я, человек, – не воспринимай как самовосхваление, – неплохо образованный, имеющий значительный кругозор.

– Вообще-то я в свое время окончила Московский энергетический институт, точнее, его Шубашградский филиал. Потом училась… – тут Илемпи словно спохватилась и замолкла, смущенно потерла себе лоб.

– Ты окончила энергетический институт? И училась дальше? Когда же ты успела? – стал уже допытываться Хумри. – Ведь на основе этого института давно, еще в шестьдесят седьмом году прошлого века был образован Айванский государственный университет имени Ильи Николаевича Ульянова. Соответственно, тебя тогда не было даже в проекте. А ты сказала, что окончила филиал Московского энергетического института. Или ты его назвала по-старинке?

Илемпи сидела, вся раскрасневшаяся, и продолжала потирать лоб.

– Ян, не обращай внимания на мои слова, – сказала затем. – Я просто хотела пошутить, да вышло неудачно. Конечно же, я нигде не училась. Правда, почитывала литературу, прессу.

– Еще скажи, что смотришь телевизор, пользуешься интернетом, – съехидничал Хумри, зная, что у девушки в избе ничего этого нет. Но тут же вспомнил, что она упоминала об электричестве в бане, где, видно, есть и компьютер, да и смартфон постоянно при ней. Ему стало неудобно за излишнее, как он сам посчитал, ерничанье, потому, спохватившись, он добавил: – Прости за неудачную шутку.

Немножечко потянули через соломинку коктейль «Кровавая Мэри», придя в нормальное дружеское состояние, продолжили разговор.

– Ян, я вот что думаю, – задумчиво произнесла Илемпи. – Искомые тобой сокровища, как ты их называешь, видно, действительно дороже всяких бриллиантов. Не зря они достались отцу Николаю. Я слышала, что он из тех редких священников, кто обладал особыми способностями.

– Это какими же? – с нетерпением прервал Хумри. Ему сейчас меньше всего хотелось общих рассуждений.

– Ну, способностями предвидеть, исцелять… одним словом, знаниями эзотерики.

– Постой, – опять прервал девушку Хумри. – Я, конечно, не специалист по этой части, но, помнится, религия в целом отрицает существование эзотерики.

– Это отрицание – на публику с целью защиты своей аудитории. На самом деле она широко пользуется ею. Теологи считают, что Господь сам дарит подобные способности избранным им священникам, чтобы они, когда надо, могли обращаться к нему непосредственно. Возможно, отец Николай был теургом. Не случайно же такие важные ценности доверили именно ему.

– Может, просветитель Яккусен просто считал его своим верным учеником?

– Думаешь, он среди тысяч своих учеников кого-то другого не мог найти? Того, кто живет ближе или, скажем, более защищен от возможных репрессий? А он выбрал именно отца Николая. Значит, это было веление свыше.

В словах Илемпи было столько уверенности, что Хумри даже удивился, чего не стал скрывать:

– Ты так говоришь, будто сильно веруешь в Бога. Только не видал я в тебе каких-то склонностей к этому.

– Видишь ли, я сторонница белой магии. Хоть ею тоже занимаются ведьмы и колдуны, но такие, которые на самом деле ближе к богу. Они человека рассматривают как творца в созданном Богом мире и всячески стараются помочь ему в благих делах, в этом видят смысл своего существования.

– Откуда ты все это знаешь? – совсем изумился Хумри. – Где набралась таких знаний?

Илемпи словно спохватилась после какой-то ошибки, чуток посидела молча. Возникший, было, на ее щеках румянец потихонечку исчез, и вот лицо девушки опять не выражало почти никаких чувств.

– Ян, мы отвлеклись. Давай о деле, – спокойно сказала она. – Что у нас есть? Мы точно знаем, что ищем. Почти уверены, что это нечто существует. Требуется определить место его нахождения. Я долго думала над этим и пришла к выводу, что это можно сделать, лишь вызвав дух священника отца Николая. Других способов просто не вижу. Однако для этого надо иметь его лик, в виде фотографии ли, рисунка или еще чего-то – неважно. Или, на худой конец, какую-то вещицу, которая точно принадлежала ему.

– И кто может вызвать его дух?

– Не это главное. Главное – найти его лик или вещицу.

Тут в танцах объявили антракт, чтобы после утрамбовки в желудках уже употребленной еды люди могли еще попить, поесть, потратив дополнительные денежки. Валентина Петровна с Машей вернулись за стол, подозвав официанта, заказали еще кое-чего. Хумри с Илемпи ограничились тем, что у них было на столе.

– Вы все воркуете? – обратилась Маша к Илемпи с Хумри. В ее голосе чувствовалась плохо скрываемая зависть.

– Между прочим, отличная пара.

Это так их оценила Валентина Петровна. Вполне дружелюбно. Только и Илемпи, и Хумри на ее слова не обратили внимания, сделав вид, что не услышали или не разобрали слов. Так и просидели до объявления следующего отделения танцев. Когда вновь заиграла музыка и подруги снова ушли в круг, Илемпи сказала, словно раздумывая вслух:

– Ян, может, тебе встретиться с Аглимуллой Кадыровым? Помнишь его? Он маг настоящий, если захочет, поможет.

– В чем? Поможет в чем?

– Я думаю, он сможет проявить пусть и не четкий, но хотя бы силуэтный портрет отца Николая. Тогда мы попробовали бы по этому портрету вызвать его дух и поговорить с ним. Мне почему-то кажется, что это у нас получилось бы. Я тут пообщалась с хозяином нашего кафе. Они с Аглимуллой большие друзья, оба из Казани, выросли вместе. Короче, он сказал, что Аглимулла сейчас гастролирует по городам Поволжья и на днях должен быть в Нижнем Новгороде, где проведет несколько спиритических сеансов. Рекламы об этом в интернете наверняка полно, так что найти его в городе не представит сложностей.

– Странно, – заметил Хумри. – Насколько мне известно, православие не поощряет спиритизм, считает этот процесс общением со злыми духами. Кто же предоставляет для таких представлений самые большие залы?

– Деньги, дорогой Ян, деньги всему голова, – саркастически улыбнулась Илемпи. – Нас не это сейчас должно волновать.

Ну да, она права, сейчас не стоит отвлекаться мелким бисером на всякие сторонние рассуждения.

– Думаешь, я попрошу, и он мне поможет?

– Нет, конечно. Мало того, если и согласится помочь, за услугу он наверняка потребует мзду, и немалую. Я попробую заполучить у хозяина нашего кафе рекомендательное письмо к нему. – Заметив вопросительный взгляд собеседника, девушка скороговоркой добавила: – Я ему как-то помогла в одном деле, когда на него насели полицейские «крыши», так что, думаю, он мне не откажет… Знаешь,  я бы сама съездила к Аглимулле, только не могу отлучиться от своего дела. Нутром чувствую, как надвигается что-то неприятное, опасное. Так что мне сейчас пренепременно надо быть на месте и постоянно начеку.

День ото дня Илемпи становилась все загадочней. Чем она, голимая, в общем-то, девчушка могла помочь владельцу кафе в смысле защиты от полицейских, пожелавших «крышевать» «точку» бизнеса? Да и насчет ее дела… Какая неприятность или даже опасность может быть у нее, если она, по всему, нигде не работает, живет обособленно от людей? Может, ее деловитость, ее якобы возможности – это напускное? Может, она, страдая от безделья, просто хочет казаться важной, деловой? Да нет, отдельные ее поступки, которые прорываются сквозь обыденность, все-таки подтверждают ее уникальность, что ли… В любом случае, она ничем Хумри не обязана, так что он должен благодарить ее хотя бы за идею, за которую можно зацепиться и попытаться продвинуться в поисках дальше.

Тем временем танцы продолжались. Диджей поставил танго Ежи Петербурского «Утомленное солнце» в исполнении Павла Михайлова, от которого Хумри всегда без ума. Он, чуток поколебавшись, встал.

– Может, пойдем, потанцуем? – обратился к Илемпи, одновременно дав понять, что принял ее предложение. Да, он съездит хоть в Нижний, хоть в Казань, хоть в какой иной город, где можно будет застать Аглимуллу.

Обычно насчет танцев не очень решительная, на этот раз Илемпи тут же встала, подала ручку, чтобы ее повели в круг. В отличие от других современных девушек, она не сильно прижималась к партнеру, и все же Хумри ощущал, как от нее исходит нечто пронизывающее насквозь. Чувство – не чувство, а это нечто приводит его в странное состояние, для описания которого у него так и не находится слов. Любовное влечение? Нет, нет, не то. Она настолько моложе него, что и думать об этом смешно. Ощущение женской сексуальности? Тоже вроде бы нет. Да, Илемпи очень красивая девушка, очень, только она не вызывает желания обладать ею. Бывают такие женщины, которые прекрасны как художественное произведение, как мраморные статуи лучших скульпторов, на них хочется смотреть и смотреть, любоваться ими бесконечно, но желания обладать ими почему-то не возникает. Илемпи, скорее всего, из таких. То нечто, что исходит от нее и пронизывает Хумри, совсем иное чувство, оно, похоже, вообще не связано ни с какими женскими чарами.

Тем временем Илемпи вдруг вполголоса начала подпевать Павлу Михайлову:

 

Мне немного взгрустнулось –

Без тоски, без печали…

 

Голос ее, который музыковеды определили бы как лирико-драматическое сопрано, звучал хоть и негромко, но сочно, даже загадочно, будто она вкладывала в слова какой-то смысл, который недоступен другим.

 

Расстаемся, я не стану злиться,

Виноваты в этом ты и я.

 

Может, она поет о чем-то своем, вспоминая прошлое? Вообще странно, молодые люди ее возраста в принципе равнодушны к музыке из далекого прошлого, тем более к каким-то там танго. Она вот даже подпевает. Значит, знает слова. Значит, они запали ей в  душу…

А Илемпи словно отстранилась от всего происходящего вокруг. Да, она танцевала, легко и изящно, как танцевали танго в старину. Только глаза ее вдруг стали такие грустные, что не описать. Так бывает у животных, они ведь не могут высказать о своих чувствах словами, потому у них все отражается в глазах.

– Илемпи, тебе нехорошо? – тихо спросил Хумри.

– Нет, все нормально, – вздрогнув, вернулась в этот мир девушка. – Просто взгрустнулось немного. Вспомнилось прошлое, молодость…

«Какое прошлое? Какая в этом прошлом молодость, коли тебе еще и до тридцати жить да жить?» – хотел сказать Хумри. Но промолчал. В такие минуты человека лучше не тревожить даже с лучшими намерениями.

– Молодцы! Вы смотритесь очень, очень красиво! – неожиданно громко раздалось рядом.

Это оценила их проходящая в танце на пару с Машей Валентина Петровна. Заодно отвлекла от ненужных в данный момент размышлений и воспоминаний.

Во время очередного антракта Хумри решил угостить девушек вином. Сам он в последние дни остерегался от употребления алкоголя, даже «бесплатное» пиво выпивал лишь наполовину, все больше потягивал через соломинку соки. А тут захотелось.

– Илемпи, скажи, какое вино тебе по душе? – решил он сначала посоветоваться с девушкой. – И какое предпочитают твои подруги?

– Ян, я бы просила тебя сегодня не пить, – прошептала ему на ухо Илемпи. – Я хочу сегодня уйти пораньше. Может, ты проводишь меня на машине?

Когда Илемпи незаметно подтолкнула Хумри, электронные часы под потолком зала показывали без десяти одиннадцать вечера. Они тихо вышли на улицу. Маша непонятно хмыкнула, а Валентина Петровна проводила их одобряющим взглядом. Хумри уже привычным образом прошел во двор гостиницы через задние ворота и вскоре вывел оттуда свою «Ниву».

Долго ехали молча. Уже когда приближались к избушке Илемпи, девушка разоткровенничалась.

– Ян, прости, что вырвала тебя из кафе, не дала тебе повеселиться, выпить с девочками вина. Если честно, я до дома и одна могу добираться спокойно. Но сегодня почему-то захотелось, чтобы меня проводили. Человеком себя почувствовала, что ли…

– Ты говоришь так, будто и не человек вовсе, – отшутился Хумри.

– Ну… это я так… Только, Ян, сегодня за нами опять увязался хвост. Прости, что вырвала тебя из города.

Хумри внимательно поглядел в зеркало заднего вида. Вдали от них мелькали сразу несколько пар автомобильных фар. Откуда узнаешь, хвост это или стечение обстоятельств. Если бы за ними действительно увязался «хвост», их машина должна была находиться ближе. И все же Хумри на всякий случай решил не просто довезти девушку до дома, а еще и подождать там, чтобы понять, не появится ли кто-то чужой на ее территории. Правда, Илемпи, как только доехала, стала торопить Хумри с отъездом. Но он  сделал вид, что случилась какая-то неполадка с машиной, открыл капот и начал как бы ковыряться в двигателе.

– Ладно, ты как хочешь, – отошла тогда от него Илемпи. – Я пойду в баню, заночую там. Ты туда не подходи, исправишь, что надо, и уезжай. Прости.

– Илемпи, постой. Можно, я запишу твой номер телефона? – остановил ее Хумри. – Вдруг пригодится. Может, переговорить с тобой придется. Или тебе со мной.

Илемпи остановилась, обернувшись к Хумри вполоборота, бросила:

– Ян, после, ладно?  Я сейчас сильно устала, хочу отдохнуть.

И ушла, не проявив даже капли гостеприимства.  Хумри взглянул на часы. Они показывали без четверти двенадцать. Вошла ли Илемпи в баню – со своего места Хумри не видел, поскольку уличного освещения не было, а ночь оказалась темной из-за наплывших откуда-то туч. К тому же Хумри, как бы возясь с двигателем, больше поглядывал в сторону трассы. Показалось, там на перекрестке остановилась какая-то машина, но вскоре тронулась и проехала дальше. Короче, никакой слежки за ними вроде бы не замечалось. Хумри опять взглянул на часы. Фосфоритные стрелки показывали почти что полночь. В этот момент что-то слегка блеснуло со стороны бани и пятно тут же рассеялось, быстро удаляясь в сторону леса. Хумри вгляделся туда пристальнее. Больше ничего не происходило. Да и пятно это… Возможно, отблеск от фар проезжающей вдали машины. Может, сходить в баню, убедиться, что с девушкой все нормально? Только она может понять это по-своему… Хумри переждал еще четверть часа. Нигде кругом ничего не происходило, к дому никто не приблизился…  И он, наконец, опустил капот, сел за руль и медленно отъехал. Пока добрался до трассы, все поглядывал назад. Ничего подозрительного в темноте не заметил.

 

В это время в эфире

– Шеф, она приехала не одна.

– С писакой, что ли?

– Точно. И он не отваливает.

– Ну… Понятное дело, мужик все-таки. Значит, так. Столько времени терпели, день уже не решает. Валите туда с утра, дождитесь, когда он отчалит. Дальше действуйте по плану. Конец связи.

 

Когда Хумри, оставив машину на стоянке, вошел в гостиницу, на циферблате стенных электронных часов высвечивалось почти два часа утра. Дежурная на ресепшене и охранник, правда, не спали. Они проводили его каким-то странным взглядом. Как только Хумри, обычно поднимающийся на второй этаж по лестнице, на этот раз вошел в лифт, дежурный администратор тут же позвонила кому-то:

– Он пришел, отправился в свой номер.

После чего, вытащив из ящичка бамбуковую подушку и покрывало, прилегла на диван, а охранник защелкнул замок на входной двери и зашел в свой закуток с множеством включенных экранов.

 

18

Толком еще не рассвело, как из города выехал черный внедорожник «Мерседес-Бенц». Дорога была совершенно пустая, и, несмотря на легкий утренний туман, он мчался так, будто торопился на пожар. На развилке с проселочной дорогой, ведущей в небольшую деревушку на опушке леса, джип свернул и тоже довольно-таки споро помчался к ее окраине. Вскоре он скрылся в утреннем тумане. О том, что здесь только что проехала машина, говорил лишь параллельный темный след, оставшийся на покрытой легкой росой земле.

Вскоре джип остановился у небольшой допотопной избы. Избы Илемпи. Из машины вышли двое мужчин. Это были Леший с Кузнецом. Третий, Валок, остался сидеть за рулем.

– Может, мне с вами? – крикнул он вослед товарищам.

Те в ответ лишь махнули рукой.

Мужчины действовали открыто, не боясь никого и ничего. Они наверняка знали, что хозяйка дома была одна, поскольку ее хахаль почему-то ночевать здесь не остался и сейчас дрыхал в своем гостиничном номере. Это Леший с подельниками знали наверняка, потому как проследили за писакой до конца… Когда они подошли к дому, к их удивлению оказалось, что сенная дверь была не на замке, как, впрочем, дверь и самой избы. Войдя туда, мужчины включили фонарики и осмотрели все, вплоть до запечья. В доме не то что не было никого, даже не чувствовалось, что в нем кто-то проживает. Правда, имелся топчан со свернутым матрасом и другими постельными принадлежностями, только, по всему, их давно уже никто не разворачивал.

– Куда же она делась? – растерянно спросил Кузнец у Лешего.

– Ты у меня спрашиваешь? – огрызнулся пахан. – А ну, пошли во двор. Может, она где-то на сеновале, на свежем воздухе почивает.

Только во дворе их тоже ожидало разочарование. Там был лишь небольшой дровяной сарай, в котором никаким сеновалом и не пахло.

– Как же она живет? Чем занимается?

– Прям отшельница какая-то, – обменялись мнениями мужчины.

Тут Леший заметил баню, стоявшую поодаль от дома, совсем близко к лесу:

– Ты гля! Вот она где затаилась! – догадался он.

Не сговариваясь, мужчины устремились к бане, убедившись, что вход в нее один, с криком ворвались внутрь:

– А ну, кто здесь, поднимайсь!

– И чтоб не было шуму!

Осветив фонариком, мужчины нашли включатель, зажгли свет. Вот те на! Ни в предбаннике, ни в моечной, ни в парной – никого.

– Неужто он ее с собой увез? – вопросил Леший.

– Да не, в гостиницу он примахал один, – отозвался Кузнец.

– Тогда что здесь происходит?

– Откуда мне знать. Ты лучше давай, не тяни, звякни шефу.

Леший достал телефон, нашел нужный номер, позвонил. Откликнули не сразу. Леший хотел было уже отключиться, и тут послышался недовольный заспанный голос:

– Чего трезвонишь в такую рань, мать твою?

– Шеф, прости, но тут такое дело, – начал объяснять Леший и замялся.

– Ну что?! – строго спросил голос в трубке. Похоже, человек спросонья пришел в нормальное состояние.

– Да… Ни в избе, ни в сарае, ни в бане, ни в уборной никого нет. Короче, нет здесь девки, – доложил Леший.

На том конце долго не отвечали. Похоже, человек раздумывал.

– Что теперь намерены делать? – спросил шеф. Это был Соловей.

– Не знаю. Как скажешь.

– Как скажешь, как скажешь… Легко жить по подсказке. У вас у самих, что, вместо головы горшок с дерьмом, что ли? – вдруг разъярился Соловей. – Значит, так. Машину поставьте в стороне, замаскируйте. Сами возвращайтесь к избе, тоже спрячьтесь поблизомти и ждите возвращения девки.

– Сколько ждать?

– Хоть сутки! Хоть неделю! Только без нее не возвращаться! Идиоты безмозглые… – оборвал Соловей и отключился, продолжая ворчать про себя.

Братве куда деваться… Они все быстро исполнили так, как велел Хакас, то есть Соловей, и стали ждать, теперь уже втроем спрятавшись в кустах тальника между лесом и хозяйством девушки. Правда, сидеть в засаде пришлось недолго. Вскоре в соседней деревеньке запели петухи, извещая о наступлении утра, а уже минут через десять после этого со стороны леса показалась тень человека. Именно тень, хотя в свете оживающего дня кругом все было видно уже вполне отчетливо. Только, судя по походке, это вроде бы и не девушка вовсе, а, можно сказать, старуха или, в крайнем случае, сильно уставшая женщина в годах.

– Поди узнай, что за карга, – приказал Леший Валку. –  Попроси, чтобы схиляла отсюда быстрее, пока цела. И чтоб рот лишний раз не открывала, ежели что. Иначе она может нам всю малину испортить.

Валок вышел навстречу приближающейся старухе. Каково же было его, да и наблюдавших за его действиями товарищей удивление, когда, как только заметила незнакомца, старуха вдруг превратилась в молодую девчушку, идущую легко и плавно, словно лебедь на воде плыла.

– Эт-та жа-а… – раскрыл рот ошарашенный Леший. – Это же та девчушка и есть. А ну, братва, хватай ее!

Тут же все трое моментально окружили девушку и начали к ней приближаться, суживая кольцо с тем, чтобы она не смогла выскользнуть из него. Впрочем, Илемпи, – это, действительно,  была она, – и не думала ни убежать, ни даже просто возмущаться.

– Ты хозяйка этого дома? – обратился к ней Леший.

– Да, я, – подтвердила Илемпи.

– Тогда поедешь с нами, – тут же скомандовал Леший.

– С какой стати? Вы кто вообще? – спросила девушка, никак не выдавая голосом даже малейшего беспокойства или волнения.

Странное, однако, состояние, которое тройка сотоварищей не понимала. Они привыкли, что при одном их появлении «опекаемый» ими человек начинает дрожать от страха и лепетать слова о прощении или просьбу оставить в покое. А тут какая-то девчушка и в ус не дует. Или она ничего еще не сообразила?

– Кто мы – это ты скоро узнаешь, – пообещал с ухмылкой Леший. Тут же приказал Валку: – Ты давай, подгони машину.

Когда тот исполнил приказ, братва тут же затолкала Илемпи в джип, и группа, довольная тем, что все так легко и просто получилось, двинулась обратно в Октябрьск. В пригороде машина свернула в сторону заброшенных построек бывшего завода автофургонов.

– Эй, мужики, вы куда? – спросила Илемпи, впрочем, все еще не выказывая никакого беспокойства.

– Скоро узнаешь, – пытаясь казаться загадочным, многозначительно ответил Леший.

– Ребята, короче, так. Меня никуда помещать не надо. Ни в подвал, ни в сарай. Если кто-то хочет от меня чего-то, ведите меня сразу к вашему пахану. Я все расскажу, что знаю. Скрывать мне нечего, – неожиданно заявила Илемпи.

Твердость ее тона озадачивала. И правда, если она согласна все рассказать, зачем ее в подвал? Вообще, зачем задерживать?

– Так расскажи, – предложил Леший.

– Разве я неясно намекнула, что все расскажу только вашему главному, – отказалась Илемпи. – Везите меня сразу к нему. Или это все ваша отсебятина?

Леший еле заметно кивнул головой, и Валок остановил машину. Сам Леший вышел из нее, отошел в сторону и начал с кем-то говорить по телефону, то и дело махая свободной рукой в сторону разрушенных построек. Вернувшись, коротко бросил то ли девушке, то ли своим подельникам:

– Поехали на хату.

Валок развернул джип, а сидевший рядом громила Кузнец накинул на голову Илемпи мешочек так, чтобы она не видела, куда они следуют. Через какое-то время машина остановилась. Илемпи повели под руку по лестнице вниз, судя по количеству ступенек, явно не в подвал, а в какое-то цокольное помещение. Оказавшись в нем, с нее сняли мешочек, до этого занавесив окна высотой в половину обычных, как бы нависающие сверху. Все трое мужчин обходились с Илемпи вежливо, даже покормили бутербродами с колбасой и растворимым кофе.

– Хозяин сказал, что заявится после планерки, – сообщил тем временем Леший девушке. – Приказано оказывать тебе всяческое внимание и обхождение.

Планерка, видно, продлилась долго. Лишь часам к одиннадцати к дому подъехала, судя по звуку мотора, какая-то иномарка и остановилась прямо перед окном дома. Минуты через три в помещение вошел… глава администрации города Соловей. По тому, как подобострастно встретили его мужчины, Илемпи поняла, что это и есть их главный. Однако…

– Ну, здравствуй, красавица, – поприветствовал Соловей девушку, словно не замечая других присутствующих. – Долго же за тобой охотились мои ребята.

– А чего за мной охотиться, – непонимающе откликнулась Илемпи. – Стоило лишь пригласить,  я бы сама примчалась к вам. Вы же хозяин города.

Ответ девушки, похоже, был для Соловья несколько неожиданным. Он не сразу нашелся, как поступить дальше, лишь через минуту-другую предложил:

– Тогда кофе? За столом и побеседуем.

– Лучше бы чаю, кофе я только что попила… Однако странно, такой большой человек, важный начальник, а назначает встречу в каком-то подвале, – сыронизировала Илемпи.

Соловей неопределенно хмыкнул и отодвинул стул, приглашая девушку присесть, когда же она прошла за стол, по-джентельменски продвинул его обратно под нее. Громила Кузнец принес на подносе по чашечке кофе и чая, тарелочку с печеньями и пряниками. В официанты он явно не годился: передвигался неуклюже, и кофе, и чай из чашечек выплескивались, что вызвало у Илемпи ироническую улыбку. Она хотела было даже подшутить по этому поводу, но промолчала – все-таки не та обстановка.

– Прежде всего, давай знакомиться, – начал Соловей. – Кто я такой, ты, судя по твоим словам, уже знаешь…

Илемпи согласно кивнула головой и отхлебнула глоток чая.

– … А кто ты? Как тебя зовут? Где ты работаешь, чем занимаешься?

– Я-то? Я Илемпи Салматова. Пока нигде не работаю. А занимаюсь я… Ягоды собираю, грибочки. Ну, и огородик у меня. Свой картофель, свои овощи. Тем живу. Я же деревенская, – простодушно объяснила девушка.

Соловей пристально осмотрел ее всю. Он понял, что перед ним сидит или совершенно наивная простачка, или же весьма хитрая бестия.

– Что так скромно? – тоже будто бы по-простецки удивился он. – Ты обладаешь несметным богатством, а нажимаешь на картошку и овощи.

Вон оно что! Илемпи начала понимать, зачем ее доставили сюда. Поняла также, что за всем этим стоит сам глава администрации города. Только как и откуда они узнали о кладе? Неужели Ян проговорился?

– Ну да, земля и лес – они, конечно, несметное богатство. Только богатство общее, я не хозяйка всего этого, – сказала она, глядя Соловью в глаза.

«Ты погляди, какая наглая. Несет пургу и не смущается, – подумал тот про  себя. – Не-ет, не простая она, девка эта, ох, не простая. Показное добродушие тут бесполезно, пустая трата времени. Надо сразу дать понять, что к чему».

– Значит, так, Илемпи, – сдвинув еле заметные белые брови, строго сказал Соловей. – Мы тут не намерены играть в незнайку. Потому не советую включать дурочку. Скажешь, где хранятся сокровища купца Ладейникова – и мы тебя отпустим. Мало того, если сама не захочешь, вообще не станем о тебе вспоминать. Если же тебе вдруг понадобится содействие, скажем, найти работу или еще что, тут я готов помочь всем, чем смогу. Договорились?

– Какой купец? В наше-то время… Абсурд какой-то, – откликнулась Илемпи. – Отпустите вы меня от греха подальше, ладно? Не знаю я ни про ваши сокровища, ни про вашего купца. Сами прикиньте, если бы знала, разве сейчас здесь сидела бы? Или обитала бы в той халупе, откуда твои люди меня, как барышню, на иномарке доставили?

Вроде бы и права она. Только ведь в «Ниве» сама говорила о кладе, о том, что знает, где он хранится, почему-то обещала показать то заветное место писаке из Саринска.

– Вот что, – обратился Соловей к своим людям, – я сейчас не могу тут долго задерживаться. Заприте ее пока в кладовку. Я вернусь в конце рабочего дня. Вы к тому времени позовите Клыка. Он у нас лучший мастер развязывать языки. Тогда и попытаем девицу, раз она так упрямится.

Соловей тяжко вздохнул, встав, направился к выходу. Его подельники тут же взяли Илемпи под мышки и потащили в какую-то комнату без окон, но с железной дверью, грубо втолкнули ее туда и закрыли на замок.

– Теперь давай жратву готовить, – чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, предложил Кузнец. – С утра ничего в рот не брал, аж под ложечкой сосет.

Тут послышался какой-то странный шум. Кажется, из кладовки. Мужчины по указке руки Лешего замерли, прислушались. Шум не повторился. Тогда Леший еще раз махнул рукой, дескать, ерунда, просто обустраивается девка в темноте, как может.

– Что там может быть? Даже если захочешь повеситься, не за что веревку зацепить. Да и веревку еще найти надо, – шутливо заметил Валок, уже возившийся у холодильника.

– По-моему, она просто шарила рукой по стене, нащупывала выключатель, – высказал свое мнение Кузнец.

И все трое дружно начали накрывать стол, доставая из холодильника дежурные продукты.

 

19

…Вернувшись от Илемпи, Хумри, оказавшись в номере, на ходу снял куртку, бросив ее на кресло, упал ничком на койку, даже не сняв с ног туфли, и тут же уснул мертвецким сном. Правда, тем не менее проснулся рано, что с ним случалось редко. При этом чувствовал себя весьма бодрым, посвежевшим. Так бывает после глубокого сна, если даже он весьма короток. Глубоким он получился, похоже, потому, что наконец-то стало более или менее ясно, что делать дальше. Еще оттого, что Хумри теперь не один, у него появилась странная, но весьма сильная и способная помощница.

Умывшись и побрившись, Хумри спустился в буфет, слегка позавтракал. Затем достал смартфон, решил позвонить Илемпи. Черт, а ведь она так и не дала ему свой номер. Случайность? Или девушка все-таки себе на уме и надеяться на нее можно лишь осторожно? Однако делать нечего, придется дожидаться ее сообщения, когда можно будет съездить в Нижний Новгород на встречу с Аглимуллой Кадыровым.

Пока есть время, Хумри решил заняться бытовыми делами. У него заканчивалось чистое белье, он решил сдать грязное на стирку, и, поднявшись в номер, начал собирать использованные трусы, майки, рубахи, платочки, носки. И тут зазвонил смартфон. Хумри, прежде чем ответить, посмотрел на его экран. Номер вызывающего абонента не значился. Странно… Все же он нажал на зеленый кружочек приема.

– Ян, привет!

Это звонила Илемпи. Откуда у нее его номер?

– Послушай, ты никому не проговорился о нашем разговоре насчет… ну, ты знаешь? – строго спросила она.

– Нет, никому, – твердо ответил Хумри.

– Никто об этом у тебя не допытывался?

– Никто… – Тут он замялся, вспомнив Белову. – Хотя был разговор о цели моего приезда в Октябрьск. Скажу честно, кажется, чуть проговорился. Только сказал, что ищу не клад с драгоценностями, а нечто иное.

– А о нашем разговоре, совместной поездке никому ни слова?

– Об этом точно нет.

– А они вот почему-то все знают, – с сомнением заметила Илемпи.

– Да кому я мог рассказать? Я после поездки вообще ни с кем не встречался. Вернулся-то в гостиницу лишь под утро, – разволновался Хумри.

Вообще-то, конечно…

– Ладно, Ян, не горячись. Только подумай, как они могли узнать о нашем разговоре. И впредь будь осторожен, – примирительно предупредила Илемпи.

– Буду, – пообещал Хумри. – Кстати, ты где сейчас? Какой у тебя все-таки номер телефона, пришли эсэмэской.

– Позже, Ян, позже. Сейчас я тороплюсь. А так у меня все нормально, – ответила Илемпи и отключилась.

Вот человек! Все-таки хитрит чего-то. Ну да ладно. Если она точно знает, что кому-то стало известно об их тайне… «Так, вспоминай, Ян, когда и где  Илемпи сообщила о месте хранения клада?» Хумри начал перебирать в памяти встречу с девушкой, в ходе которой они и перемолвились коротко обо всем. Выходило, это произошло, когда ехали в машине. В машине… О, черт, неужели туда поставили микрофон? Кто? Зачем? Впрочем, наивный вопрос.

Хумри, не мешкая, спустился вниз, вышел во двор гостиницы, подошел к своей «Ниве», начал внимательно осматривать ее.  Хотя понимал, что прослушку вернее искать в салоне, сначала осмотрел машину снаружи: кузов, днище, пространства под крыльями… Ведь мог быть и маячок, который бы указывал на местоположение его автомобиля. Так и оказалось. Под задним бампером он нашел небольшое электронное устройство, которое точно могло быть пульсирующим маяком. Мало того, в салоне, под рулевой колонкой, обнаружился  миниатюрный микрофон, позволяющий подслушивать разговоры на расстоянии. На каком – Хумри не знал. Хоть он и служил в войсках связи, с такими тонкими приборами дела не имел. Одно понятно: если кто-то фиксировал их с Илемпи разговор в машине, а вблизи в это время они никого не замечали, значит, микрофон этот способен передавать звуки на значительное расстояние. Стало быть, это не какой-то ширпотреб, который можно приобрести в салоне электроники или через Интернет-магазин, а сугубо профессиональная, доступная лишь правоохранительным органам аппаратура. Выходит, неизвестные люди почему-то серьезно взялись за Хумри и ему надо быть готовым ко всему. Впрочем, почему неизвестные? Он же видел, что около него ошивались сотрудники полиции. Хотя кому они, эти полицейские, служат – поди разберись в наше-то время…

 

20

…Тем временем в цокольном помещении дома, где содержалась Илемпи, произошло странное событие.

Плотно позавтракав, подельники решили передохнуть. Как-никак, все трое провели бессонную ночь. Да и пленная девка была надежно заперта в чулан. Поболтав о том о сем, Леший приказал:

– Мы с Валком поднимемся наверх, подрыхнем пару часиков. А то совсем уж сморило после еды. На всякий пожарный Кузнец останется тут, сторожить деваху. Через два часа, Валок, ты его сменишь.

И пахан группы первым направился к выходу.

– Валок, обожди чуток, пошептаться надо, – обратился тут Кузнец к подельнику.

Валок остановился, обернулся. А Леший ушел, привычно тихо прикрыв за собой дверь. Подслушивать базар друганов – это не по понятиям.

– Чего тебе, излагай быстрей! – поторопил Валок, широко зевнув.

– Не психуй, я хочу предложить тебе приятнейшую вещь, – таинственным голосом ответил тот.

Зная, что Кузнец зря не треплется, Валок несколько оживился:

– Выкладывай, не тяни кота за хвост.

Кузнец вплотную придвинулся к другану и прошептал ему на ухо:

– Как тебе наша девка?

– Девка-то ничего. Округлая, есть за что ухватиться, – хихикнул Валок и отошел от двери. Он понял, чего хочет подельник и явно заинтересовался его предложением.

– Так давай оформим, – открыто сказал Кузнец.

– Хорошо бы! Давно с не имел дела с такой приятной бабой, – сладко потянулся Валок. – Только… не влетит нам за это? Сказал же Леший, что приказано оказывать ей всяческое внимание и обхождение.

– Ты что, не слышал, каким тоном хозяин с ней разговаривал?

– Так-то оно так…

– Короче, решай. Иначе я без тебя обойдусь. Только не хочется портить ей личико. А так ты подержишь, и бить не придется. Потом сменимся. Ну!?

– Давай, открывай! – решился Валок. – В конце концов, не убьет же Хакас нас за это. Впервой, что ли.

Кузнец сунул ключ в замок, повернул, затем почему-то очень медленно, будто скрытно входил в чужую квартиру, открыл дверь, переступил порог и остановился, как вкопанный.

– Чего ты? – подтолкнул его сзади Валок.

– Так… это… т-там никого, – растерянно пролепетал Кузнец.

Валок оттолкнул его в сторону и ворвался в кладовку. Там… было пусто! Ни окна, ни люка в полу. Есть правда, вентиляционная решетка размером вершок на вершок, да и та целая. Куда же тогда подевалась девка?

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Кузнец у подельника.

– Чего тут понимать! – воскликнул тот. – Нету девки! Убегла!

– Это-то да. Но как!? – в свою очередь воскликнул Кузнец.

– Нам какое дело? Пусть начальство решает. Мы никого не выпускали, мы ни при чем.

Он тут же выбежал из помещения, побежал наверх к Лешему доложить о случившемся. Тот сразу взялся за телефон, однако хозяин трубку не брал, видно, сильно занят. Тогда Леший решил дозвониться до его помощника. По правде, Белову эту он терпеть не мог по принципу взаимности, но делать нечего, ситуация требовала немедленного реагирования.

– Это Леха, – представился он, хотя знал, что Белова узнает его по голосу.

– Какой еще Леха? А-а, Леха, – равнодушно откликнулась Белова. – Чего ты хотел?

– Никак не могу дозвониться до Самого. У нас ЧП, – доложил Леший.

Равнодушию Беловой словно ветром сдуло.

– Говори коротко и ясно, – приказала она.

Куда уж короче:

– У нас пропала девица. Прямо из кладовки.

– Вы где были в это время? – закричала Белова, повысив голос не хуже самого Соловья.

– В том-то и дело. Мы все трое… вернее, это случилось не при мне… Короче, двое наших неотлучно находились в помещении. Она при любом раскладе не могла их миновать. И минула бы, из дома не смогла выйти.

– Ты что мне лапшу на уши вешаешь? Находились… Не могла… Так на месте она или где?! – перешла Белова на ор.

– Говорю же, не стало ее.

– Как не стало? Убили, что ли? – судя по тону, начала выходить из себя Белова.

Леший не выдержал, тоже повысил голос:

– Это что еще за предъява? Сказал же, мы до нее пальцем не дотрагивались. Она находилась под замком в кладовке с металлической дверью. Открыли ее – девки нет. А в комнате ни окон, ничего такого другого. Все четыре стены глухие. Замок был цел…

– Все! Хватит! – прервала его Белова. – Я сейчас же доложу Самому, чтобы он принял к вам меры. Раззявы, раздолбаи, идиоты безмозглые!

Она отключила телефон. Леший обреченно вздохнул и грузно опустился на стул. Валок с Кузнецом подошли к нему, встали рядом, опустив головы.

Тем временем Белова ворвалась в кабинет Соловья, где тот вел переговоры с представителями московской фирмы. Москвичи желали взять в свои руки вывозку городского мусора, обещая сити-менеджеру города солидную долю барышей, которых от этого простого дела должно было быть чуть ли не больше, чем от всех предприятий города вместе взятых. К тому же ожидалось выделение из федерального и республиканского бюджетов более двух миллиардов рублей на строительство мусороперерабатывающего завода, половину которых легко можно было освоить, не забив ни одной сваи. Об условиях этого освоения и деления будущей прибыли они и договаривались… Белова не сказала шефу ни слова, положила перед ним какую-то записку и тихо ушла. Соловей прочитал бумажку, обеспокоенно заерзал в кресле, затем обратился к москвичам, решительно заявил:

– Мне – тридцать процентов! Причем, до конца работы вашей фирмы в Октябрьске, независимо от того, останусь я в своей должности после выборов или нет. Это мое последнее слово. Ответа жду не позднее, чем через неделю. Если его не будет, договор подпишем с петербуржцами. А теперь извините, у меня непредвиденное срочное дело.

Как только московские бизнесмены ушли, в кабинет вновь вошла дожидавшаяся в приемной Белова.

– Алла Борисовна, что это все значит? – строго спросил ее Соловей, тряся в руке подсунутую ею бумагу.

Белова объяснила ситуацию, добавив от себя некоторые размышления.

– Так что на твою братву надеяться не приходится, – заключила она. – Придется все-таки воспользоваться помощью Петровского.

– И поделиться с полицейскими, – буркнул Соловей.

– Зачем? Мы подполковнику долю уже обещали. Других своих сотрудников пусть он сам поощрит. Каким образом, за счет чего – не наша забота. Возможностей у него наверняка немало, – заметила Белова.

– Ну да, в этом можно не сомневаться, – согласился Соловей. – Значит, так, узнай, когда он может освободиться. И пусть немедленно прибудет ко мне. Я сегодня никуда не выезжаю, помощнику скажу, чтобы отменил все встречи.

Через час с небольшим подполковник Петровский уже входил в кабинет сити-менеджера города. Соловей встретил его с распростертыми руками, правда, не обнял, обошелся дружелюбным приглашением в комнату отдыха. Через минуту вошла к ним Белова. Она быстро, по-деловому – умеет же! – объяснила сложившуюся ситуацию, ни словом не обмолвившись о том, что подельниками Соловья была поймана некая девица Илемпи, которая наверняка знает все о кладе купца Ладейникова, но она непонятно как сумела убежать.

– Короче, надо будет задержать писаку Хумри и выбить из него сведения о местоположении клада, – подытожил Соловей. – Это и есть твоя задача.

Подполковник неестественно повел головой, хмыкнул:

– Аркаша, как ты себе это представляешь? Писака этот, каким бы ни был, известен во всей России. На каком основании мы можем его задержать и допрашивать?

– Ну, оснований для задержания любого человека у вас всегда уйма, – заметил Соловей.

– Хорошо, задержим. Дальше что? Он же не расскажет нам все за чашкой чая. И что?

Соловья словно прорвало.

– Послушай, ты! Не надо мне тут твоих «и что»! – чуть ли не задохнувшись от перехода на крик, заорал он. – Проходил я вашу школу допросов. Выбейте из него все, любыми способами. На то вам, ментам, власть дана.

– А потом? Шуму будет на всю страну, а то и на весь мир. Мы живем в век Интернета, от общественности ничего не спрячешь.

– А ты постарайся, Володя, постарайся, чтобы ничего из ваших стен не вышло! И чтобы у писаки не появилось никакого интереса сутяжничать с вами. Поверь, игра стоит свеч. Кстати, я поднимаю твою ставку. Ты получишь треть добычи. Тре-еть, понимаешь?

Подполковник, раздумывая, постучал по столу пальцами:

– Треть, треть… А сколько это будет в реальности? Может, на самом деле игра как раз не стоит свеч?

– Володя, честно скажу: сколько это будет – я и сам не знаю. Знаю лишь, что куш не просто большой, а огромный. Во всяком случае, доля твоя будет исчисляться миллиардами рублей! По рассказу матери, там такие бриллианты, такие караты, столько золотых царских червонцев! Сундуками, понимаешь? Не самыми большими, может быть, но сундуками. Представляешь, сколько бриллиантов и камешков входит даже в небольшой сундучок? Представляешь, сколько стоит сегодня один такой червонец? Так что давай, действуй. Иначе я попрошу братву. Тебе это надо?

Петровский замолчал.

– Вот и ладно, – понял его Соловей. – Алла Борисовна, налей нам, пожалуйста, коньячку. И себе, если желаешь…

 

…В это время Илемпи встречалась с хозяином кафе-клуба «Винкс».

– О, Илемпи! Горячий салам! Рад тебя видеть не в качестве посетителя моего заведения, а как гостя! – воскликнул хозяин, как только увидел ее в дверях, и, встав, быстро пошел ей навстречу. – Почему с тех пор не заходишь ко мне просто так, дорогая Илемпи?

– Салам, Касым! Не заходила, потому что не было повода, – простодушно ответила Илемпи. – А так, беспричинно, беспокоить тебя незачем. Ты ведь человек занятой, у тебя, я знаю, кроме этого кафе много точек.

«С тех пор» – это был вообще-то пока единственный – и дай Бог, чтобы таковым и остался! – случай. Тогда какой-то майор полиции начал требовать у Касыма четверть прибыли «за крышевание». Касым внимательно присматривался ко всем своим посетителям и понял, что среди них есть пара человек, действительно имеющих  в той или иной степени отношение к магии. Самая сильная из них – Илемпи Салматова. Когда майор совсем уж допек его, подрядив своих подручных на проверку кафе, при этом пообещав в дальнейшем натравить еще и налоговиков, он и обратился к Илемпи. Как она это сделала – Касым не знал, только случилось так, что в ближайшую же ночь после его обращения к девушке, рассказывают, во двор особняка майора наведались то ли волки, то ли какие другие существа, и порвали двух его овчарок. Мало того – надо же! – эти же существа зашли аж в дом и сначала вырвали из рук майора пистолет, за который он схватился, при этом обкусали ее так, что лечиться ему пришлось чуть ли не месяц. После чего будто бы кто-то позвонил майору и предупредил грозным басом, что если он еще раз сунется к Касыму, то волки перегрызут ему шею, а голову подбросят к памятнику Джерзинскому, который стоит в сквере напротив отдела полиции. Не просто так, а с соответствующей припиской. Чтобы все видели, что случилось с оборотнем в погонах. Еще бас потребовал, чтобы мент принес извинения хозяину кафе, что он следующим же утром и сделал. С тех пор никто даже не заикался, чтобы требовать с Касыма мзду за «крышевание».

– Я так понял, что у тебя появилась причина встретиться со мной? – спросил Касым, – на ходу подав знак появившейся по звонку официантке принести кофе с закуской. – Тогда прошу за стол, поговорим.

Вскоре официантка принесла бутылку вина, два кофе из натурального порошка, бутербродики, конфеты, печенье. Касым налил вина в бокалы, предложил выпить. Илемпи отказываться не стала, но сделала лишь глоточек. Касым молча уставился в нее в ожидании.

– Просьба моя простая, но важная, – сказала Илемпи. – Я хочу переговорить с твоим другом Аглимуллой.

– Да… Но он же далеко, на гастролях. Сегодня должен выступать во Владимире, а завтра переедет в Нижний Новгород, – напомнил Касым.

– Для начала я бы хотела переговорить с ним по телефону. А там будет видно…

– Понял, – согласно кивнул головой Касым. – Пока он не на сцене, пожалуй, найдет время для разговора со мной.

Он тут же набрал по телефону нужный номер. Слышно было, что дозвонился, только с того конца тут же дали отбой.

– Не беспокойся, – сказал Касым Илемпи, заметив ее обеспокоенное движение. – Он перезвонит, как только сможет. Подождем. Предлагаю пока все же выпить кофе, пока не остыл. Настоящий, из смолотых здесь, у себя, зерен из Бразилии.

Аглимулла проявился минут через двадцать. За это время Касыму позвонили несколько человек, он всех их отключал, чтобы не пропустить звонок далекого друга. После традиционно долгих взаимных приветствий по-татарски, Касым объяснил суть своего обращения:

– Аглимулла, дорогой, тут с тобой хочет поговорить человек. Очень хороший человек, девушка, которой я обязан многим. Она тоже обладает колдовскими способностями и выручила меня от… Ну, это не по телефону. Прошу отнестись к ее просьбе серьезно и помочь, чем сможешь.

И передал телефон девушке.

– Аглимулла, здравствуйте! – обратилась Илемпи к далекому магу. – Мне посчастливилось видеть, как вы сумели проявить лик человека, о котором думала одна из ваших зрительниц…

– Так это были вы? – прервал ее Аглимулла. – Я тогда все время чувствовал присутствие человека с похожими, как у меня, способностями. Дорогая Илемпи, прости, что прервал, говори, чего тебе надо?

– Мне надо определить лик одного человека. Не простого, а священника, умерщвленного давно, еще в тридцатые годы. К сожалению, у нас нет ни снимка, ни какой-то его вещички, чтобы вызвать его дух и поговорить. Вот я и подумала, а что, если вы сможете определить его лик. Тогда можно было бы через него обратиться и к духу самого священника. Нам очень важно поговорить с ним.

– Та-ак… – Аглимулла замялся и проджолжил разговор через большую паузу. – Я так понял, что вы не подруга, а друг моего друга, поскольку Касым не позволит себе ничего такого… Коли так, это даже важнее. Потому, дорогая, я скажу тебе правду. К сожалению, я силен не до такой степени. Вообще я не знаю никого, кто бы, читая мысли другого человека, мог обрисовать портрет того, о ком тот думал. Не скрою, та женщина была подставной. Если же вы найдете хоть какую-то, самую маленькую вещицу, к которой прикасался тот священник, я его дух вызвать смогу. Такие вот дела…

– Если бы была такая вещичка, то мы бы и сами с ним поговорили, – тяжко вздохнула Илемпи и, попросив прощения за беспокойство, вернула телефон Касыму…

Выйдя из кафе, Илемпи тут же позвонила Хумри, коротко сказала:

– Поездка к Аглимулле отменяется. Он не сможет нам помочь. Будем думать, как действовать дальше. Только будь осторожен. Сегодня наши преследователи пытались меня задержать. Эти мордовороты могут наведаться и к тебе.

 

21

После встречи и телефонных переговоров с Илемпи  для него события разворачивались неожиданным образом и так стремительно, что Хумри не сразу сообразил, как он должен вести себя, чтобы оградиться от возможных неприятностей. Хотя Илемпи и предупредила его и советовала быть осторожным. Неясно почему, его после этого телефонного разговора охватило чувство тревоги. Оно подсказывало, что ему лучше бы пока скрыться на два-три дня, посмотреть, что произойдет дальше. Однако прежде он решил уточнить подробности случившегося с Илемпи, чтобы понять, чего и кого ему опасаться. Ведь совет быть осторожным, по сути, совет ни о чем. Главное – понять, от какой опасности ему остерегаться. Потому Хумри решил все же сходить в кафе-клуб и встретиться с Илемпи, выяснить подробности того, что с ней произошло и с какого боку это относится к нему. В кафе он пришел прямо к открытию. Но, похоже, он зря торопился. Вот и подруги Илемпи появились, а ее все не было. Где-то через час Валентина Петровна сочувственно произнесла, обернувшись к Хумри:

– Нашей красавицы сегодня, похоже, не будет. Иначе к этой поре была бы здесь. Она, если приходит, то обязательно не позже начала представления.

Хумри, чтобы коротать время, заказал сто грамм водки с закуской и на всякий случай просидел еще почти час. Наконец, поняв, что Илемпи сегодня точно не дождется, попрощался с ее подругами и вышел из кафе. Ночь была хороша! С небес опустилась приятная прохлада, а снизу нагревшийся за день асфальт все еще отдавал теплом, и эта смесь тепла и прохлады уносила мысли от жизненных забот далеко-далеко. И правда, что такого в конце концов случилось? Ну не пришла. Наверняка остерегается, чтобы кому-то еще раз не взбрело в голову задержать ее. Завтра Ян съездит к ней и все разузнает, заодно поймет, какая опасность и насколько угрожает ей. Как бы ни было, им вдвоем все равно придется решать важнейшую задачу – каким-то образом вызвать дух священника на разговор.

«Стоп, Ян! Мысли-то твои не только не ушли далеко-далеко, наоборот, они приземлились. И печешься ты лишь о себе. Подумай, зачем девушке рисковать ради твоих дел? Куда ты ее вовлекаешь? Давай-ка лучше просто прогуляйся по улицам этого славного города, развейся. А с утра на свежую голову и решишь, как поступить дальше».

Долго ли коротко ли ходил Хумри вокруг гостиничного квартала, вдруг услышал характерный скрип тормозов УАЗа. Это была машина ДПС. Из нее вышли двое в форме полицейских, не спеша, вразвалочку подошли к Хумри.

– Гражданин, можно взглянуть на ваши документы? – обратился к нему прапорщик, старший по званию.

Хумри похлопал по карманам легкой куртки, но там были лишь телефон и кошелек.

– Простите, документы у меня в номере гостиницы остались, – сказал он, в душе ругая себя за головотяпство. Действительно, прогуливаться в чужом городе без документов, удостоверяющих личность, – это безответственно. – А так я Ян Хумри, писатель и журналист из Саринска.

– Хы-хы, писатель и журналист он, – хохотнул напарник прапорщика в звании сержанта. – На понт берете? Видали мы и генералов ФСБ, и чиновников высокого ранга. А приведешь их в отдел, так оказывается, обыкновенные мошенники.

– Можно, я сбегаю в гостиницу, принесу документы, – предложил Хумри. – Или зайдем вместе, справитесь у дежурного администратора прямо на ресепшене. Вон вход, буквально в ста метрах.

– Как поступим? – обратился прапорщик к сержанту.

– Помнишь, неделю назад поверили одному такому. Так он сиганул от нас через запасной выход, – напомнил тот.

– Короче, гражданин, проедемте с нами в отделение, – принял решение прапорщик.

– Ребята, зачем? – недоуменно спросил Хумри.

– Для установления личности, – коротко бросил прапорщик.

– Ребята, чего же тут устанавливать? Вон вход в гостиницу. Зайти и выйти, если вам нужно документальное подтверждение. А так я уже вам представился.

– Хватит разговоры разговаривать! Проследуйте в машину. Разберемся в отделе, – приказным тоном попросил прапорщик, указывая рукой путь к УАЗу.

– Ребята, да послушайте… И вообще, с какой стати вы пристали ко мне? – начал возмущаться Хумри.

– По ориентировке, господин журналист или как тебя, писатель, – ухмыльнулся сержант и схватил Хумри под локоть, потащил к машине.

– Да пустите меня, я и сам могу пойти! – отдернул руку Хумри.

– Ах, вот мы как! Значит, оказываем сопротивление? – обрадовано воскликнул сержант и уже силой потащил Хумри дальше. Прапорщик, схватив его за другой локоть, помог напарнику.

Возмущенный Хумри машинально стряхнул себя прилипших полицейских и пошел к их автомобилю. Хоть он и сделал это вроде бы слегка, вполсилы, получилось так, что и сержант, и прапорщик чуть не отлетели.

– Ах ты, гад! – заорал прапорщик и, достав откуда-то электрошокер, ткнул им Хумри в спину…

В отделе полиции офицер дежурной части даже не спросил, почему доставили Хумри, тут же запер его в «обезьянник».

– Почему не составляете протокол? Засеките время моего задержания, – начал требовать Хумри.

– Составим… Засечем… – равнодушно пробормотал офицер и отошел в свою каморку дежурного.

Хумри понял, что попал сюда не случайно и, вспомнив, что спорить в такой ситуации с полицейскими не рекомендуется, ибо обойдется себе дороже, замолчал. В клетке-камере, кроме него, сидели еще двое – интеллигентного вида пожилой мужчина и совсем еще молодой, возможно, несовершеннолетний юноша. Хумри устроился подальше от них, в самом углу, прислонился к стене и закрыл глаза, обдумывая случившееся. В это время в клетку втолкнули еще сразу троих мужчин, по виду из братвы, затем, уже за полночь, привезли и впихнули еще несколько человек самого разнообразного пошиба. О том, чтобы прилечь и прикорнуть хотя бы на жесткой скамеечке, нечего было и думать.

 

В это время в эфире

– Да, я слушаю.

– Аркадий Иванович, извини за столь поздний звонок, но ты сам просил…

– Да, да, подполковник, слушаю.

– Птичка в клетке.

– И что?

 – Пока просто сидит. С утра начнем допрашивать.

– Только оформляйте все по закону. Заморочки с писателем и журналистом нам ни к чему.

– А как тогда добиться?..

– Не мне вас учить. Главное, чтобы не было следов и свидетелей. Короче, завтра до обеда жду результатов.

 

С утра клетку-камеру начали освобождать. За кем-то приезжали люди, то ли адвокаты, то ли просто знакомые, иных повели к дознавателям и другим офицерам. Дошла очередь и до Хумри. Его повели на второй этаж, в кабинет, на двери которой висела табличка: «Следователь Долгих Т.А.» Оказалось, Долгих – это женщина, в звании капитана. На вид ей было лет тридцать пять – тридцать семь. Даже за столом было заметно, что она не соответствовала своей фамилии: невысокого роста, то ли довольно-таки плотная, то ли полная. На большом круглом лице черными точками выделялись маленькие глазки, под которыми заметны распухшие мешки – признак то ли какой-то почечной болезни, то ли вчерашнего перепоя. Нос кнопочкой, с почти беспрерывно вздрагивающими ноздрями, словно их хозяйка постоянно принюхивается к чему-то. Сопровождавший Хумри старший сержант доложил о том, что привел задержанного и, по кивку капитана, удалился за дверь.

– Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, место проживания, место работы? – сходу огорошила капитан вопросами.

Хумри, решив ничему не удивляться и в любой ситуации держать себя спокойно, ответил более чем подробно. Еще добавил, что если патрульные полицейские потратили бы на выяснение его личности хотя бы минут десять, никакого недоразумения не случилось бы.

– Какое тут недоразумение? – ухмыльнулась хозяйка кабинета. – Вы, гражданин Карсаков, что-то упрощаете.

Потому, что его назвали по паспортной фамилии, Хумри понял, что документы из гостиницы уже доставили. Значит, теперь-то личность установлена и нет повода его дальше задерживать. О чем и высказал свое мнение.

– Увы, с удовольствием отпустила бы, но вас задержали не только для установления личности, – сочувственно вздохнула Долгих. – Вы ведь обвиняетесь в неподчинении представителям правоохранительных органов и оказании им сопротивления.

– Что вы говорите? – воскликнул Хумри, изобразив изумление. Да и на самом деле был несколько обескуражен таким обвинением.

– Вот протокол. Тут все ясно и четко написано, – кивнула Долгих головой в сторону лежавшей на столе в углу листка бумаги. Похоже, ее занесли только что, потому она даже не успела прибрать ее в папку или куда еще положено ее класть.

– Есть даже протокол? Почему я об этом не знаю? Вроде бы меня должны с ним ознакомить, и даже выдать копию, – заметил Хумри.

– Разве не ознакомили?  А-а, они же выясняли вашу личность. Потому сначала оформили все на неизвестного. После съездили в гостиницу, изъяли ваши документы и добавили паспортные данные, – то ли объяснила, то ли предположила следователь.

– Хотя бы сейчас я могу его прочесть?

– Да, пожалуйста, – продвинула следователь лист бумаги ближе к Хумри.

– Товарищ…

– Не товарищ, а гражданин следователь, – резко поправила Долгих.

– Гражданин… Гражданка… Как правильно-то? Одним словом, присесть-то я могу, чтобы прочитать протокол? А то как-то странно получается: я еще ни в чем не обвинен, а держите меня за преступника.

Долгих оценивающим взглядом окинула его с головы до колен, поскольку остальной части ног не видела из-за своего низкого роста, чуть скривив губы и обозначив улыбку, съюморнула:

– Молодой человек, еще насидишься. А так садись, конечно, читай.

Хумри присел на стул, быстро пробежал глазами написанное. «Не представился…», «показать документы отказался…», «Оказал сопротивление…», «ударил сержанта ребром ладони по руке, затем оттолкнул, пытаясь свалить на землю…»

– Что за чушь! – не удержался он от восклицания.

– Это не чушь, дорогой писатель, это статья триста восемнадцатая УК. Неповиновение и оказание сопротивления в отношении полицейских. В зависимости от полученной сержантом травмы, карается сроком до десяти лет лишения свободы, – с довольной улыбкой сообщила капитан.

– Какая еще травма? – не понял Хумри.

– Вы как, внимательно читаете протокол или просматриваете для близира? Там же черным по белому написано, что вы оказали сопротивление, ударили сержанта. Он сейчас в медсанчасти МВД проходит обследование. Даже если вы нанесли ему легкую травму, – а синяк у него есть, – вам реальный срок обеспечен.

Хумри отставил в сторону протокол, выдохнул:

– Вы с ума сошли! Какая травма? Я до него пальцем не дотронулся.

– Прошу выбирать выражения! – прикрикнула следователь, тут же смягчила тон, объяснила почему-то вкрадчиво: – Свидетели утверждают, однако, что все так и было.

Хумри посидел с минуту, раздумывая. Ясное дело, здесь явная провокация. Только пока он не понимал, какая у нее цель, хотя, конечно, догадывался, что все происходящее может быть связано с его поиском сокровища. Но как? Причем тут весь этот розыгрыш?

– Ну, что скажете? – глядя на него в упор, спросила Долгих.

– Вранье все это, фальсификация, – решительно заявил Хумри. – Когда меня задерживали, вокруг на расстоянии видимости не было ни одной живой души. А вы говорите – свидетели… Больше мне добавить нечего.

– Что ж, будем изучать, – равнодушно заявила Долгих, пряча протокол в папку из кожзаменителя. – А пока… Сержант! – крикнула в сторону двери.

Тут же в кабинет вошел сопровождавший Хумри старший сержант.

– Отведи задержанного в восьмую камеру, – приказала капитан.

– Она же и так переполненная, – заметил старший сержант.

– Твое дело – не рассуждать, твое дело – исполнять, – жестко осадила его следователь.

– Есть! – ответил старший сержант, правда, не козырнув, и обратился к Хумри: – Руки назад! Выходим. Лицом к стене!

Камера, действительно, оказалась переполненной. Хумри коек насчитал десять, причем, двухъярусных. А находилось в ней уже одиннадцать человек, он оказался двенадцатым.  Поздоровавшись со всеми, Хумри остановился около закрывшейся с грохотом за ним металлической двери, не зная, куда податься и где притулиться. Тут к нему подкатил небольшого роста юркий мужичок неопределенных лет с постриженной под нулевку головой, остановился, покачивая одну ногу, спросил:

– Кто таков? Статья какая?

– Зовут меня Ян Хумри. Статью какую-то назвали – я не запомнил, обвинили в неподчинении, нанесении травмы полицейскому. Только я ничего подобного не совершал, – ответил Хумри.

– Да мы тут все агнцы невинные, – хихикнул мужчина. – А по жизни кто будешь? Домушник? Шнифер? Медвежатник? Угонщик? Карманник? Катала? Катранщик?

– Лысый, хватит чепуху пороть! – остановил его кто-то. – Видишь же, человек не из тех.

– Не киллер же! На него он точно не тянет, – откликнулся мужчина.

Тут к ним подошел какой-то здоровяк, отодвинул его в сторону:

– Лысый, кончай трепаться. Здесь пока еще не тюремная хаза, нечего понятия качать. Назвался же человек: он – Ян Хумри.

– И что? – недовольно буркнул Лысый.

– Писатель он. Как-то я читал его книжку. Запомнил. Такой человек не станет заниматься подобными делами.

– Ну, значит, махинатор какой-то, финансовый мошенник, – заключил Лысый и отошел.

– Писатель, ты присядь пока на мою койку, – предложил здоровяк. – К вечеру, возможно, кого-нибудь да выпустят или переведут в другую камеру, тогда и займешь освободившуюся шконку. А пока давай знакомиться. Меня зовут Михаилом Валерьевичем, попросту – Михайло. Я учитель физкультуры. Вчера у меня случилось ЧП – ученик девятого класса сорвался с перекладины, а я не успел его поймать. Понимаете, есть у нас хулиганистые барчуки. Они че-то громко заспорили между собой, и я отвлекся… А у пацана поврежден шейный позвонок. Вот и попал под следствие. А вы тут за что? Если не хотите, можете не отвечать.

– Ничего секретного, – отозвался Хумри. – Попросили у меня документы, их при себе не оказалось. Полицейские сходить со мной в гостиницу не захотели, хотя мы находились в ста метрах от нее. А сегодня объявили, что я будто оказывал сопротивление патрульным, одного даже травмировал.

– Пон-нятно. Значит, они от вас хотят чего-то иного. Чего?

– Не знаю, – ответил Хумри и отвернулся.

– Пон-нятно, – еще раз произнес Михайло. И почему-то объяснил: – Вы не очень переживайте. КПЗ или, как теперь называют, ИВС – не самое плохое место. Тут реально не все преступники. В нашей камере точно. Так что в случае чего защитить себя от домогательств хмырей сможем. Потому, с одной стороны, даже хорошо, что попали в переполненную камеру.

Хумри внимательно оглядел собеседника: всерьез он говорит или подтрунивает? Не понять.

– Что же тут хорошего, коли не то что прилечь, даже присесть толком негде, -аметил он.

– Зато наших сокамерников точно не станут пытать, – объяснил Михайло. – Это в сериалах заключенного в КПЗ сразу избивают до полусмерти и, приволоча в камеру, бросают на пол, как куль с мешком. В реальности менты стараются пытать людей скрытно.

Хумри хотел было спросить: «А что, пытают?», но вовремя передумал. Такой вопрос звучал бы совсем уж глупо и показал бы его совершенно наивным человеком.

 

В это время в кабинет Долгих зашел подполковник Петровский.

– Ну как? – сходу спросил он.

Капитан поняла его без дальнейших слов.

– Пока не приступила, – встав, сказала она. – Для начала я его поместила в переполненную камеру. Пусть поймет, что здесь не сахар.

– Ты с ним не тяни, – в приказном тоне предложил подполковник.

– Что делать, если заартачится? Клиент-то не простой.

– Переведешь в VIP-камеру, – сказал подполковник.

– Так сразу? – поняв, о чем речь, засомневалась капитан.

– Нет у нас времени на раскачку, понимаешь? Напомнить, сколько можем мы его продержать?

– Ну, этот-то срок мы сможем продлить, – протянула капитан.

– Это конечно. Только исходи из того, что на все про все у нас сорок восемь часов и ни минутой больше. На всякий пожарный, не стоит делать из него уголовника. В таком разе действительно шум поднимется. Короче, жду результатов, в крайнем случае, сегодня к вечеру. Ты же не собираешься остаться тут на ночь, чтобы продолжить допрос, нет? То-то…

То-то оно, конечно, то-то, однако у следователя есть дела и поважнее. О чем она и решила напомнить заместителю начальника отдела полиции:

– Владимир Прокопьевич, товарищ подполковник, на мне сейчас одно убийство, две кражи квартиры, еще несколько мелких дел. Давайте я обстоятельно займусь писателем завтра с утра. Сейчас я хочу съездить еще раз в квартиру известного вам человека, у которого украли полмиллиона долларов. Начальник же предупреждал, что это очень важно.

– Я тебе что сказал? – сверкнул глазами Петровский. – Сейчас нет дела более важного, чем то, о чем я тебя прошу. Или ты решила выйти из состава нашей команды? Нет? Тогда действуй оперативно и решительней. Обещаю, если справишься, получишь чувствительное вознаграждение.

Петровский ушел, сильно хлопнув дверью. Это означало, что он недоволен разговором с Долгих. Ох уж эти начальники, один главнее другого. Хотя для следователя Петровский не указ, но у них другие взаимоотношения. Так что хочешь не хочешь, а придется его просьбу исполнить.

…Время поджимало, потому Долгих решила еще раз допросить писателя – черт бы его подрал, откуда он только взялся на ее голову! Наскоро попив кофе, она приказала привести задержанного немедленно.

– Ну что, гражданин Карсаков, плохи у нас дела! – встретила она его с улыбкой до ушей.

Только чем-чем, а такими деланными улыбками писателя не обманешь. Он сразу сообразил, что почему-то плохи дела у самой «гражданина следователя» и решил подождать, что она скажет еще.

– Чего молчим-то? – стараясь расширить маленькие глазки, уставилась на него Долгих. Видимо, это был ее излюбленный прием психологического давления.

– А что говорить? – равнодушно откликнулся Хумри.

– Ну, хотя бы поинтересовались, почему дела плохи, – подсказала Долгих и, убрав кое-какие бумаги в стол, жестом пригласила Хумри сесть напротив себя.

– И почему они плохи?

– Потому что медицинское обследование показало, что у сержанта, которого вы ударили, на локте обширная гематома.

– Я могу взглянуть на заключение? – потянулся Хумри к лежащим на столе следователя бумагам.

– Придет время, прочтете, – отодвинула от него какие-то листки Долгих. – Пока расскажите подробно, как все было.

– Что – все?

– За что и как вы напали на патрульного полицейского, избили его?

Как ни старался Хумри держать себя в руках, но чувствовал, что в нем нарастает возмущение.

– Напал? Избил? Может, еще и убить пытался?! – воскликнул он.

– Может, и так, – спокойно отреагировала Долгих. – Так как все происходило?

Хумри  видел, как расплывается в довольной улыбке широкое лицо следователя. Да она же специально выводит его из себя. А он, видавший виды журналист и писатель, не глупый, в общем-то, человек, чуть не повелся. Надо же…

– Я уже все вам рассказал, больше повторяться не хочу, – взяв себя в руки, спокойно заявил Хумри.

– Ты станешь отвечать и рассказывать столько, сколько я буду спрашивать! – вдруг пискляво заорала Долгих. – Здесь не такие отвечают! Еще сам попросишь, чтобы тебя больше спрашивали.

Хумри изучающим взглядом окинул всю ее видимую над столом часть и все так же спокойно ответил:

– В таком случае я воспользуюсь правом, данным мне пятьдесят первой статьей Конституции нашей страны.

Лицо Долгих то краснело, то синело, особо выделяя обширные мешки под глазами. Да уж, алкоголь сильно портит лицо, особенно женщинам.

– Нужную статью мы зна-ем! – насмешливо протянула она. – Надеетесь, что это вас спасет? Нет, дорогой писатель, все наоборот. Чем больше вы молчите, тем хуже для вас.

Долгих еще  минут десять пыталась расшевелить Хумри, но тот все понял и замкнулся.

– Ну, ладно! – зло подытожила Долгих и крикнула в сторону двери: – Сержант! – Когда тот вошел, приказала: – Отведи его в VIP-камеру.

Сержант понимающе ощерился, скомандовал Хумри:

– Руки за спину! Выходим! Лицом к стене!

Камера со столь странным названием оказалась одиночкой. Причем, не такой, что показывают в сериалах – по-настоящему, слава богу, Хумри еще не приходилось сидеть в ИВС-КПЗ, потому он не мог сравнивать реально. В ней были единственные нары, так что, подумал Хумри, все-таки спать придется не на полу. Правда, нары почему-то располагались не у стенки, а посередине помещения. Кроме них здесь не было ничего.

Еще после доставки в отдел полиции у Хумри отобрали и телефон, и часы, а камера оказалась без окна, потому он сейчас мог определить время лишь приблизительно. Это к тому, что, по его интуиции, пора бы уже обедать, а еды так и не приносили. Странно, по рассказам побывавших в заключении людей он знал, что чего-чего, а насчет еды в колониях строго. Впрочем, здесь же еще не колония. Поскольку больше было негде, он сел на нары, затем прилег  и, сам не заметив, под урчанье в животе задремал. Сколько он так прикорнул – неизвестно, проснулся от шума металлического засова. В камеру вошли подполковник Петровский и еще один здоровенный верзила в гражданской одежде и в черной маске, покрывающей лицо до самых глаз.

– Как отдыхается, гражданин Карсаков? – весело обратился подполковник к Хумри.

Похоже, это означало не только то, что его документы оказались в отделе полиции. Видно, при этом здесь решили относиться к нему не как к – пусть не звездному, а все же известному – журналисту и писателю, а подчеркнуто как к обычному правонарушителю. Что не сулило ничего хорошего. Однако любой факт можно интерпретировать по-своему.

– Наконец-то, я вижу, вы разобрались с моей личностью, – заметил Хумри, придав голосу иронии. – Пришли ко мне извиниться и выпустить?

Петровский тупо, совсем как Долгих, уставился на него – как это у них так одинаково получается! –  постояв так с минуту, вдруг расхохотался. Громко так, захлебываясь от прилива каких-то непонятных чувств.

– Ну и жу-ук! Ну и наглец! – выговаривал сам сквозь смех. – Извиниться и выпусти-ить, говоришь? Ах ты, хрен моржовый!

Нахохотавшись, Петровский резко замолк, словно перекрыл кран смеха, присел на краешек нар. Но это ему, видно, не понравилось, он тут же встал, провел ладонью по широкому заду, словно стряхивая невидимые соринки,  и приказал своему напарнику, не называя его ни по имени, ни по званию:

– Послушай, будь другом, принеси мне стул.

Тот послушно ушел. Петровский чуть наклонился к Хумри, сказал почти шепотом:

– Писатель, ты, как я понимаю, человек бывалый. Потому я тет-а-тет ничего скрывать не стану. Мы тебя, конечно же, задержали не для установления личности. И вообще у нас даже малейшего повода задержать тебя. Но нам от тебя нужна информация. Очень нужна. И мы сделаем все, чтобы ее заполучить.

– Какая? О чем таком полезном я вам могу поведать? – удивился Хумри, глядя на него снизу вверх, вынужденно закинув голову.

– Значит, так. Ты нам скажешь, где спрятаны сокровища купца Ладейникова, и мы тебя тут же отпускаем. Не скажешь – засудим тебя и посадим по статье триста восемнадцатой УК.

– Но это же…

– Не надо ничего говорить, ничего объяснять, – прикрыл ладошкой рот Хумри Петровский. – Конечно, ты возмущаешься правильно. Конечно, мы действуем противозаконно. Только все получится так, как я сказал. Неужели тебе не ясно?

– Вот именно: не ясно. Совершенно ничего. Почему вы на меня наседаете так упорно? О каких сокровищах речь? Какой купец? – заупрямился Хумри.

При этом он заметил, что у Петровского еле заметно дернулось лицо, между прочим, покрытое довольно-таки толстым слоем жира. Значит, сильно нервничает, коли тик проходит сквозь него. Однако подполковник все еще старался держать себя ровно:

– Ты же ищешь какие-то сокровища?

– Да. Но это в переносном смысле. Искомые мной сокровища – факты, события из далекого прошлого айванского села.

– Неужели? – с издевкой сыронизировал Петровский. – Разве об этом вы говорили с некой девицей по имени Илемпи?

Что на это ответить?

– Да, мы с ней говорили о кладе. Образно, уж простите писателя за это. Речь шла не о каких-то конкретных клдах, а вообще о сокрытии в свое время многими людьми нажитого богатства от советской власти.

– Ай-яй-яй, писатель, как нехорошо ты поступаешь. Учишь людей быть честными, порядочными, сам гонишь пургу со слезой невинного агнца в глазах.

Тут вернулся напарник подполковника сразу с двумя стульями и какой-то коробкой под мышкой.

– Что ж, писатель, способ допроса ты выбрал сам. Как бы ты не артачился, все равно расколешься. У нас по-другому не бывает, – пригрозил Петровский и отошел. Плотно усевшись на приставленный к стене стул, он, приподняв обвисший живот руками, еле закинул ногу на ногу и кивнул головой напарнику: – Начинай.

Верзила в маске сначала достал из коробки рулон скотча, прижав Хумри к топчану, привязал его руки и ноги к боковым скобам, которых сверху не было видно. Затем он из той же коробки вынул маску армейского противогаза образца шестидесятых годов прошлого века, без фильтра, но с длинным гофрированным шлангом, ласково сказал:

– Сейчас, милый, мы с тобой поиграем в слоники. Любишь играть в слоники, хэ-хэ-хэ?

– Писатель, учти, многие после этой игры навсегда остаются больными. Извини, что приходится применять такие специальные приемы допроса, но иначе вас, дурней наивных, как заставишь заговорить? – как бы сочувственно предупредил и Петровский.

И чем на это возразить? Ведь такое сказал не какой-нибудь отпетый бандюган, а подполковник полиции.

– Вы не боитесь последствий за незаконное применение пыток? – сказал Хумри, не зная, как еще отсрочить предстоящее – хотя в душе все еще не верил в это – мучение.

– Почему незаконное? Нам в исключительных случаях разрешается применять физическое воздействие. Когда дело касается государственной важности. – Тут же поторопил напарника: – Ты давай, давай, не рассусоливай, действуй!

Верзила натянул на голову Хумри резиновую шлем-маску противогаза. От трения об кожу лица она неприятно скрипнула, заставив сердце екнуть. Да уж, иногда даже малейшее действие нагоняет страху больше, чем сказанные сотни и тысячи слов с угрозой.

– Набери воздуха поболе, – участливо предложил верзила и, обождав несколько секунд,  согнув пополам, зажал гофрированную трубку, соединяющую маску с фильтрующей коробкой.

Поступление воздуха тут же прекратилось.  Как ни старался Хумри экономить кислород в легких, долго не выдержал, неосознанно попытался сделать вдох, но не получалось. Он начал задыхаться. Тут верзила разжал трубку.

– Так будем продолжать до тех пор, пока не скажешь, – предупредил Петровский с места. – Каждый раз продолжительность перекрытия воздуха будет удлиняться на несколько секунд. И так до конца. То есть или мы услышим, что хотим, или же ты просто отдашь богу душу. Предлагаю не доводить до этого и предоставляю последнюю возможность избежать мучений. А в итоге твое глупое упрямство окажется бессмысленной, ибо ты в любом случае выложишь все, что тебе известно.

Верзила понял его и снял маску с лица Хумри. Тот, отдышавшись, обернулся к Петровскому.

– О каком деле государственной важности вы говорите, гражданин подполковник? – спросил он осевшим голосом.

Петровский оживился, прямо со стулом придвинулся к нему.

– О таком, уважаемый писатель. По некоторым данным, у этого купца клад был весьма богатый, – начал он говорить вполголоса, словно замышлял нечто важное со своим закадычным другом. – Богатства в нем немерено даже по нынешним понятиям. Мы хотим, чтобы оно не попало в чьи-то грязные руки, а послужило жителям нашего города. А то, знаете, заграбастают клад алчные людишки – и считай все пропало. Уплывут золотишко и бриллианты куда-нибудь на Сейшельские или еще какие острова. А ведь добро-то собрал не купец-эксплуататор-кровопийца, а народ. Понимаешь, народ! Потому оно должно достаться народу. Ты же, как я вижу, сам хочешь его хапнуть. Правильно я говорю? Так вот, ничего у тебя не выйдет. Мы не допустим этого. Так что лучше колись, укажи нам место нахождения клада – и обойдемся без допроса с пристрастием. А так… Нет, признаюсь, мы тебя не убьем. Не изверги же какие. Только… Ну, охота тебе остаться инвалидом на всю жизнь? Еще раз повторяю, мы же все равно выбьем из тебя все, что ты знаешь. Даже больше. Хочешь – верь, хочешь – не верь, у меня на таких допросах за всю службу не случалось ни одной осечки. Служу я, между прочим, более двадцати лет.

Пока Петровский упражнялся в тираде, Хумри все думал, чем же его крыть. Про народ подполковник, конечно же, вспомнил не по доброте души к людям. Было бы так, этот допрос должен выглядеть несколько иначе.

– Что ж, в таком случае составляйте протокол, – стараясь держать себя как можно спокойнее, попросил Хумри.

– Здесь для этого нет условий, – подумав, ответил Петровский. – Видишь, даже не на чем писать. Ладно, пока скажи, что имееешь сообщить. Протокол составим в кабинете.

– Так не пойдет, – мотнул головой Хумри. – Не держите меня, как это у вас называется, за лоха.

Тут в разговор вмешался верзила:

– Товарищ подполковник, выходит, он все же в курсах о месте хранения клада. Сам же сказал, что готов все рассказать под протокол. А зачем нам протокол? Раз такое дело, я выбью из него всю информацию и без него. Можно, применю болевые приемы? Вмиг расколется.

– Нет, не стоит. Он же интеллигент. Не простой, а творческий интеллигент. И допрашивать мы его будем интеллигентно. Ну-ка, перекрой ему кислород еще раз.

Верзила снова надел на голову Хумри шлем-маску и, взяв в руки соединительную трубку, согнул его. На этот раз он держал ее в таком положении дольше, чем в первый. У Хумри от нехватки воздуха в мозгу начало туманиться, перед глазами поплыли синие, зеленые, коричневые круги. Он невольно задергался, но привязанный к нарам по рукам и ногам, ничего не смог сделать, чтобы вырваться. Он был уже на грани потери сознания, когда верзила отпустил шланг. Знает, чертяка, свое дело, чувствует, когда как надо поступать. Хумри задышал жадно, с хлипом вбирая в себя воздух, и постепенно приходил в себя.

– В третий раз мы не дадим тебе воздуха до тех пор, пока не согласишься ответить на все наши вопросы, – предупредил Петровский. – Сигнал об этом дашь шлепком ладони. Или все скажешь, или… Знаешь, писатель, я беру свои слова обратно. Если ты окончательно пойдешь в отказ, мы тебя в живых не оставим. Сдохнешь, как собака. Не думай, что мы остерегаемся твоей смерти. Есть десятки причин, которыми можно ее объяснить, и они принимаются следствием и судом. Иначе треть полицейских сейчас сидело бы в заключении. – Тут Петровский встал, подошел к Хумри, наклонился над ним и заорал, тряся толстыми губами и брызгая слюной: – Говори, сука, где находится клад купца?! – И начал исступленно лепить ему пощечины, продолжая приговаривать: – Говори! Говори, сука, говори!

Хумри почувствовал, как у него внутри все закипело. Это что же, он, свободный человек, ничего не нарушивший, ничего плохого не сделавший, должен терпеть все это? Слушаться откровенного мерзавца, исполнять его приказы только потому, что тот в погонах и ему нельзя ответить по-мужски? Даже если допустить, что после этого Хумри отпустят подобру-поздорову, как он после этого станет жить? Униженный, оскорбленный, опущенный морально, как будет писать про гордость, стойкость, про самоуважение, без которых человек уже не человек, а просто животное. Да и то не всякое, а что-то вроде бессловесной овцы. Не-ет, лучше умереть!

– Ты, не брызгай на меня слюной, – сказал он.

Его ослабленный голос был еле слышен, потому Петровский наклонился ниже, спросил:

– Что ты сказал?

– Я говорю, не брызгай слюной.

Тут Петровский прямо-таки взъярился.

– Ах ты, червяк поганый! Ты кого из себя корчишь, сопля бумажная? Да я тебя… – заорал он, отходя к своему стулу.

Тем временем верзила, не дожидаясь его приказа, снова зажал трубку противогаза. Кажется, эти люди свое слово держали. Отсутствие воздуха длилось еще дольше, чем во второй раз. Хумри почувствовал, что все, теряет сознание, и, как мог, старался держать себя, не дергаться, а то еще поймут, что он просит пощады. И в какой-то миг то ли действительно потерял сознание, то ли уже и в иной мир отправился, летя или плывя, подхваченный вихрем то ли воздуха, то ли каких-то мелких невидимых частиц, в спиралевидной воронке. Попал ли он в тот мир или не успел – этого уже он не знал.

 

…Хумри начал приходить в себя от того, что кто-то… целовал его. Тут же ему надавили на грудь, потом еще, еще… И снова целовали. Что происходит? А внутри тела, казалось, все пусто. Как в выпитом и уже высохшем пивном бочонке. Ну, нет там просто ни-че-го! И тут так сильно захотелось, чтобы не было так, чтобы все тело его наполнилось тем, чем ему положено наполняться. Только этому мешало отсутствие воздуха, который вроде бы и поступал совсем чуть-чуть, через поцелуи что ли или еще как-то. И Хумри захотелось набраться воздуха так, чтобы грудь поднялась, чтобы все внутри заработало. Он глубоко вдохнул, аж с хрипом, будто кузнечный мех.

– Очнулся!

– Фу, наконец-то! – послышались откуда-то издалека голоса.

Прошло какое-то время.

– Ну, все, оклемался, – произнес чей-то знакомый голос.

– Ладно, на сегодня оставим, – сказал другой знакомый голос. – Развяжи его. И отведи в камеру. В пятую. Там сегодня пусто.

Тут его поволокли, завели куда-то и бросили на пол.

Хумри долго еще лежал, все еще окончательно не придя в себя. И постепенно задремал, продолжая то и дело вздрагивать.

И увидел сон. Будто бы лежит в насквозь пронизанной солнечными лучами светлой-светлой, блаженно теплой комнате. Тут неожиданно к нему то ли прилетела, то ли спустилась с небес какая-то светлая-светлая, почти насквозь прозрачная девушка, села рядышком. Постой, это же… Она не какая-то неизвестная, она очень похожа на Илемпи! И она говорит ему громким шепотом:

– Ян, я знаю, что тебя допрашивают, пытают. И что ты молчишь, стоишь на своем. Ты молодец. Теперь послушай меня… Нет, я не призрак, я действительно Илемпи. Это ты сейчас в таком состоянии, что не можешь полностью воспринимать окружающее таким, какое оно есть. Так вот, скажи ты им, где находится клад купца Ладейникова. Пусть успокоятся. Это не тот клад, что ты ищешь.

– Но ведь несправедливо, если этаким богатством воспользуются какие-то подонки. Его же действительно можно использовать на благо честных и порядочных людей, которым сегодня живется так трудно, – отвечает Хумри.

– Ян, не беспокойся, им достанется не клад с сокровищами, а кукиш с маслом. Так что не подвергайся пыткам зря, не рискуй своим здоровьем…

Последние слова воздушная Илемпи произносила, уже поднявшись в обратный полет. И исчезла, словно медленно испаряясь. Хумри облегченно выдохнул и открыл глаза.

Он лежал в камере, где было сумрачно. Правда, в окно с металлической решеткой, расположенное высоко, чуть ли не под потолком, видно, что солнце уже взошло, только, по-видимому, оно находилось на другой стороне. Лежал он на кафельном полу, хотя в камере имелись несколько коек, и все пустые. Странно. Хумри помнил, как в той, в которую его поместили первоначально, было тесно, даже не хватало мест для всех. Ну да ладно. А вот сон… Он, конечно, странный. Только, возможно, правильный. В самом деле, что случится, если Хумри раскроет этим извергам, что клад находится на островке посредине болота? Даже если укажет, на какой там поляне. Клад и после этого искать и искать. Его место расположения даже сам Хумри сразу не найдет, насколько там все заросло и выровнялось. В самом деле, может, рассказать им все?

Хумри медленно поднялся, поискав глазами, увидел раковину с краном, пошел умываться. Мыла не было. Вода оказалась только холодная, зато освежала здорово. А вот с зубами проблема. Так их хотелось почистить, только нечем. Пока он возился с утренним туалетом, открылось окошко на двери.

– Завтрак! – послышалось оттуда. – Получай!

Хумри подошел к окошку, взял миску с кашей и ломтем хлеба и жестяную кружку с чаем. Тут он вдруг почувствовал, как сильно проголодался. Ведь не брал в рот ни крошки со вчерашнего утра, по сути, целые сутки. От пшенной каши пахло испорченным то ли маслом, то ли маргарином. Но Хумри привередничать не стал, – была не была, – съел все. Ну вот, теперь надо взять себя в руки и приготовиться к очередному допросу.

Ждать пришлось недолго. Вскоре за ним пришел сержант, скомандовал традиционное: «Руки за спину! Лицом к стене!» и повел в ту же пыточную камеру, как Хумри назвал ее про себя. Впрочем, таковой она, видно, и была. Вчерашние экзекуторы уже дожидались его. Как только Хумри вошел, верзила в маске скрутил ему руки назад и повел к нарам. Это сильно возмутило Хумри. В какой-то момент у него даже появилось желание отшвырнуть и припечатать верзилу к стене так, чтобы он долго не смог оклематься. Хумри даже не подумал, в силах ли сделать это. Ему почему-то казалось, что если захочет, отшвырнет верзилу и вообще кого угодно легко. Но тут разум взял верх: тогда уж точно ему припишут и сопротивление, и физическое воздействие и еще что там у них в законах своих прописано для таких случаев. Потому вместо сопротивления он просто вымолвил:

– Подождите со своими пытками. Я тут ночью подумал и решил вам сообщить все, что знаю.

Верзила по инерции уже усадил его на нары, вот-вот уложит на спину и привяжет к ним скотчем. Петровский жесреагировал быстро, живо вскочил, скомандовал:

– Отставить! Пока…

Сам подошел к нарам, наклонился к Хумри:

– Ну?

– Я знаю, где хранится клад, который вы ищете.

– Ну?

– Он хранится на острове, что посреди болота в лесу недалеко от города.

– Остров немалый, можно точнее? – потребовал Петровский.

– Гражданин начальник, не такой уж он и большой. За такой клад можно перепахать его весь, – не удержался и съязвил Хумри.

– Дорогой Виктор Петрович, зачем же вы так? – мягко упрекнул его Петровский. – Для вас я никакой не гражданин, и никакой не подполковник. Для вас я просто Владимир Прокопьевич. И все же, нельзя ли точнее указать место?

– Точнее? Он будто бы спрятан в могиле. Но могила не простая, говорят, какого-то прокаженного. Потому и находится в труднодоступном для людей месте.

– Могила-то сама где?

– Там есть небольшая поляна.

– И где она на той поляне?

– Ну, знаете, – пожал плечами Хумри. – Поляна всего-то с пол огорода, неужели вы неспособны даже на такой площади найти могилу? А я точно и не скажу, не заострил на ней внимания. Да и был я на острове недолго, некогда мне было запоминать всякие мелочи. Мне-то самому ни к чему ни эта могила, ни то, что в ней хранится.

Петровский встал, пробормотал:

– Ну, это как сказать… – И тверже продолжил: – Допустим, я вам поверил. Место прохода на остров вы сможете показать?

– Только примерно. Я ведь шел следом за человеком. При этом никаких меток типа зарубок или чего-то другого не заметил, – разочаровал Хумри.

Петровский подумал немного над тем, допытываться от писаки указания места прохода или нет, и решил, что не стоит. Возможно, он, городской житель, и вправду не запомнил то место. К тому же пока можно обойтись и без знания места прохода, его можно определить и позже. В конце концов, двадцать первый век на дворе, а леса присурские хоть и огромные, но не тайга же.

– Последний вопрос, Виктор Петрович, – обратился подполковник к Хумри. – Почему вы вдруг решили раскрыть секрет такой важности? По вам не скажешь, что из трусости. Подозрительно что-то.

– Я же говорил вам, что ищу совсем иные сокровища, – глядя ему в глаза, напомнил Хумри.

– Пон-нятно, – неопределенно хмыкнув, сквозь зубы проговорил Петровский. – Что ж, Виктор Петрович, пока вас отведут в камеру, но скоро выпустим. Оформим соответствующие документы – и все…

Через час с небольшим Хумри оказался на улице. Хотя было и не близко, в гостиницу он пошел пешком, обдумывая по дороге, пожаловаться вышестоящему полицейскому начальству или прокурору на незаконное свое задержание или нет. И решил, что не стоит связываться. Ну, задержали. Выяснили личность и отпустили. Значит, решили, что состава преступления в его действиях не было. В двухсуточный срок при этом уложились. Так на что жаловаться-то? На то, что в слоника с ним поиграли? «Ну, брат, ты действительно  сочинитель, – скажут в свое оправдание подполковник с верзилой, – ничего такого не было и быть не могло».

 

В это время в эфире

– Он сказал, что на острове, на поляне, есть захоронение. Не простое, какого-то прокаженного. Там якобы и хранится то, что мы ищем.

– Где проход – знаете?

– Нет. Его пытать по этому поводу мы не стали. Сами же как-то уже искали, не нашли.

– Ладно, не парься. Найдем способ туда перебраться. А где сейчас наш субъект?

– Мы его отпустили. Зачем он нам?

– И все же приделай к нему ноги. Пусть топтуны не упускают его из виду ни на минуту. Слишком легко он сдал свой секрет. Сомнительно это. И потом… Впрочем, об этом потолкуем вечером.

 

Оказавшись в номере, Хумри принял душ, сварил кофе, выпил сразу две чашечки и, несмотря на это, прилег на диван и тут же уснул.

 

22

Вечером того же дня Соловей пригласил в свой загородный дом Петровского, Белову и Лешего. Его жене Алсу компания явно не нравилась. Отозвав мужа на кухню якобы для совета по поводу закусок, она отчитала его шипящим шепотом, постоянно поправляя лифчик, еле удерживающий пышные груди пятого размера:

– Ты зачем собрал их здесь? Как смеешь приглашать сюда свою потаскушку, а? Думаешь, я не догадываюсь, ничего не знаю?

– Алсу, дорогая, что ты выдумываешь себе всякие небылицы? Для меня ты единственная женщина на свете, падлой буду. Белова – она просто мой помощник. А вопрос у нас такой, что его без нее никак не решить.

– А бандит этот почему здесь? – не унималась Алсу, кося небольшими черными глазами в сторону веранды, где сидели гости.

– Ну какой же он бандит? Он предприниматель.

– Не на-адо! Я же местная, знаю его с как облупленного.

– Мало ли когда-то что-то было. Все проходили через это, время такое пережили.

– Короче, так, дорогой муженек. Если ты этих прохвостов пригласишь к себе домой еще раз, я пожалуюсь отцу, так и знай.

– Хорошо, заметано, – не стал обострять ситуацию Соловей. – Но сейчас все же приготовь нам, что надо. Служанку я отпустил, ей не надо знать о нашем совещании.

«Жирная, безмозглая курица, – чертыхнулся сам про себя. – Скоро я оставлю тебя и твоего отца. И вообще дурацкий этот город, дурацкую эту страну».

«Совещание» квартета проходило исключительно по-деловому. Началось оно с сообщения Петровского об определении места хранения клада купца Ладейникова.

– Я позже исследовал карту и снимки с космоса нашего леса в квадрате, где находится остров. Там, действительно, можно заметить крошечную поляну. Дело теперь за малым: нашим людям придется побывать там и определить точное место упомянутой писателем могилы, – заключил он свой доклад.

При этом, слушая его, Соловей удовлетворенно потер пухлые ладони. Белова старательно о чем-то размышляла. А Леший обеспокоенно заерзал.

– Хакас, я так понял, что могила эта прокаженного? – напомнил он. – Говорят, что проказа передается даже через столетия. И кто станет ворошить могилу? Ты же не хочешь вовлекать в это дело много братвы.

При упоминании своего прозвища Соловей недовольно поморщился, но промолчал.

– Это так, – подтвердил он. – Чем меньше участников нашего дела, тем больше доля присутствующих здесь людей.

– Но не сами же мы станем раскапывать могилу прокаженного? – продолжал допытываться Леший.

– Придется рискнуть, – высказался Петровский. – Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Тут речь о том, что найденного наверняка хватит, чтобы купаться в роскоши до конца дней своих.

– Так кто же рискнет? Мент, ты, что ли? – съязвил Леший.

Петровский пренебрежительно покривил лицо, одновременно странно вытянув толстую шею, но промолчал.

– Если кто мыслит, что копателем стану я, то ошибается, – твердо заявил Леший.

Соловей, внимательно слушавший их, спросил:

– Выходит, ты отказываешься от своей доли?

Тут в спор вмешалась молчавшая до сих пор Белова:

– Алексей Ильич, Владимир Прокопьевич, вы зря спорите, – спокойно сказала она. – Научно доказано, что проказа вообще не передается от человека человеку. Тем более через столько времени. Ведь прошло почти девяносто лет.

– Где об этом написано? Где? Где?! – начал горячиться Леший.

– В Интернете, – спокойно ответила Белова.

– Там напишут. Там чего только не пишут…

Тут, прося прекратить споры, поднял руку Соловей.

– Я так кумекаю, – сказал он, обводя взглядом исподлобья каждого, – если никто из вас не хочет заниматься этим делом сам, пусть наймет человечков. Только расплачиваться с ними станет он из своей доли. Согласны?

Петровский, сидевший, вертя пустой пока стакан в руке, отставил это занятие, снисходительно заметил:

– В любой команде каждый занимается своим делом. Я свою задачу выполнил – определил место нахождения клада. Между прочим, это самое главное. Так что, Аркадий Иванович, с меня какой-либо оплаты копателям не требуйте. Кстати, мы все говорим и говорим о долях, а каковы они у нас? По значимости это не менее важный момент, а мы  так и не знаем, что в итоге получим. Пора бы определиться.

Тут смолк и Леший, уставился на Соловья, ожидая его ответа. Тот снова оглядел всех, понял, что придется договариваться конкретно.

– Ну, я думаю, поскольку клад оставил мой дед, самая большая доля должна быть у меня. С этим никто не спорит?

Все промолчали, поскольку по справедливости оно, конечно, должно быть так. Тогда Соловей продолжил:

– А каждый из вас, полагаю, достоин претендовать на пять процентов от всего клада.

– На сколько?!

– Пять процентов?! – одновременно возмущенно воскликнули Петровский и Леший. Белова, сидевшая рядом с Соловьем, промолчала, почувствовав, что тот слегка толкнул ее ногой.

– Что, мало? Поднявшись, как бы навис над столом своим тучным телом Соловей. – А вы хоть представляете, какие это могут быть проценты? По рассказам моей матери, это не просто клад, это – настоящие сокровища. Там тысячи царских золотых червонцев! Но они, я так полагаю, значительно меньшая часть клада. Потому что в другом сундучке – жемчуг, алмаз, другие драгоценности, которые в разы дороже золота.

– А в могиле той – погибель! – громко выдохнул Леший. – И что, рисковать жизнью за пять процентов?

– Я же сказал, что вы можете нанять работников. Главное, чтобы они не поняли, что мы ищем. Или чтобы не осталось свидетелей. Это уж как вы пожелаете, – напомнил Соловей.

– Хакас, и все это надо провернуть за счет тех пяти процентов? – возмутился Леший. – За кого ты нас держишь? Ты что, не знаешь, во сколько обойдется бесследное исчезновение человека?

Белова, все это время не открывавшая рот, решила вставить свое слово:

– Аркадий Иванович, я думаю, что господа правы. Пять процентов – это, конечно, большой кусок от такого куша, и все же как-то не по-братски это. По-моему, по десять процентов каждому участнику нашего дела – вполне справедливая доля.

Соловей хотел было возразить, но почувствовал под столом толчок в ногу. Это давала сигнал о чем-то Белова. При этом сама она смотрела на него каким-то особенным взглядом, который он, впрочем, привык понимать. Потому Соловей, подумав минутку, произнес:

– Так что, остановимся на десяти?

Консенсус был достигнут.

– Теперь давайте спланируем, как все это обделать, – продолжил Соловей уже более уверенно. – Владимир Прокопьевич, полагаю, по этой части из нас ты главный спец. Что можешь предложить?

Петровский не стал долго раздумывать, тут же изложил, как говорится, оперативный план:

– Надо будет завтра же разведать это место. Если там есть могила, какой-никакой след от нее должен быть. Само собой, предварительно придется найти проход на остров. Ну, а потом взять с собой пару человек и достать искомое.

– Кто будет разведывать? – спросил Леший.

– Вот все четверо и полетим туда. Чтобы все было честно и открыто, – ответил Соловей, краешком глаза следя, как реагирует на его решение Белова. Та сидела невозмутимо.

– Полетим – это образно? – решил уточнить Леший.

– Нет, полетим реально на вертолете, – уточнил Соловей. И крикнул в сторону кухни: – Алсу, когда, ты сказала, будет вертолет брата?

– Завтра в двенадцать, – послышался оттуда голос жены. – Ну, все у вас? Накрывать на стол? Тогда выйдите пока, перекурите…

Мужчины оказались некурящими, но все трое послушно вышли подышать свежим воздухом. А Белова пошла на кухню.

– Алсу Энверовна, давайте я вам помогу, – предложила она свои услуги жене Соловья.

– Не стоит. Достаточно того, что ты заменяешь меня в его постели, – съязвила Алсу Энверовна, даже не оборачиваясь к гостье.

Той ничего не оставалось, как последовать вслед за мужчинами на природу. Только она к ним  не пошла, а стала прогуливаться чуть в стороне одна. Ничего, она на жену Соловья не в обиде. Эта женщина, наверное, думает, что Алле доставляет огромное удовольствие ублажать ее стареющего мужа, буквально за три-четыре года обрюзгшего так, что в дверцу автомобиля он теперь влезает еле-еле. Ничего, дай срок, она с ним расстанется. Расстанется, как только станет обладательницей его несметного богатства. А она станет. И не каких-то процентов. Потому и подтолкнула Соловья, чтобы тот согласился на увеличение долей других участников дела. Пусть обещает хоть по двадцать процентов. Вот шиш вам, да дулю в придачу! Алла никому ничего не отдаст. Всех оставит в дураках, всех!

Но вот хозяйка пригласила гостей в столовую. Можно было бы сегодня погулять непосредственно на природе, с шашлыками-машлыками, да лучше остерегаться сторонних глаз. Слишком разные люди здесь собрались, это стороннему глазу может показаться странным и даже подозрительным, особенно после событий, которые должны состояться буквально в ближайшие дни.

…За неимением близ Октябрьска аэродрома и даже подходящей посадочной площадки вертолет «Ансат» премьер-министра Айвании приземлился на городском стадионе. Вскоре туда почти одновременно въехали сразу три автомобиля. А через четверть часа вертолет вновь взмыл в воздух и полетел на небольшой высоте курсом на северо-восток. Искомый остров обнаружили быстро. Он был небольшой в обычном понимании, но и не мал с точки зрения поиска определенной точки. Поляна тоже обнаружилась сразу, поскольку она была одна. Но…

– Я садиться здесь не могу, – сообщил пилот. – Поляна слишком мала, а вокруг нее – высокорослые деревья. Опасно, можно задеть лопастями. – Заметив вопросительный взгляд Соловья, добавил: – Придется спуститься по канатной лестнице.

Спорить с осторожным летчиком не стали. По выкинутой лестнице сначала спустился Петровский, следом пошла – сама захотела! – Белова, за ними – Леший. Соловей поглядел вниз, почувствовав, что вот-вот закружится голова, отступил назад.

– Я не стану спускаться! Давайте там без меня! – крикнул он, опять приблизившись к двери, чтобы хоть сверху видеть, что его подельники станут делать на земле.

Впрочем, под шум винтов его никто не слышал, потому внизу все трое продолжали ждать его до тех пор, пока в дверь не высунулся пилот и взмахом руки дал понять, что хозяин не спустится и им следует действовать без него.

Отсутствие хозяина на земле мужчины, похоже, восприняли неодобрительно, подумав, что тот просто сачкует. Белова же этому была даже рада. У нее были свои соображения. Она, как бы несколько стесняясь мужчин, отделилась от них и пошла вдоль поляны. Могилу прокаженного, если она тут есть на самом деле, обнаружат и без нее. Вот проход на остров через болото не мешает найти самой. Вертолет – это, конечно, хорошо, но его не вызовешь в любое время. Да и увезти на нем клад – значит, расширить круг людей, знающих о нем. В их числе наверняка окажется и шурин Соловья, ныне премьер-министр республики Азизов Энвер Мансурович. А он такой хищник, что Соловей по сравнению с ним выглядит лишь котом рядом с тигром. Так что если шурин вцепится в найденный клад, Соловью достанутся лишь крохи. Другим его подельникам – и того меньше, может, и вовсе ничего. Потому надо обязательно найти место прохода с острова на большую землю, тем более, что оно примерно известно по докладам тех, кто следил за Хумри и Илемпи. Правда, точное место они так и не смогли определить, но это от их безмозглости. Здесь же не бескрайние белорусские топи. Как бы старательно не скрывали проход, поблизости от него все равно должны быть какие-то следы пребывания человека. Не по воздуху же летают те, кто, по всему, время от времени сюда наведывается… Походив немного, Белова обнаружила, что в одном месте трава выглядит немного помятой. Нет, никаких следов на ней обнаружить не удалось. Или их тщательно замаскировали, или же они просто успели зарасти. Как бы ни было, растительность не может мять сама себя. Сделав в памяти зарубку в виде высокой сосны рядом с началом возможной тропинки, Белова отметила на противоположном берегу примерное место, где надо будет искать другой конец подводной тропинки.

Но что это? Неожиданно сзади нее послышалось мощное рычание какой-то здоровой собаки. Направив все внимание на поиск прохода, Белова и не заметила, как к ней подкрался четвероногий зверь. Она резко обернулась на рык и обомлела! Перед ней стоял огромный мощный кобель, больше похожий на волка. Она бы даже назвала его точно волком, если бы зверь не был весь белый. Только не может волк быть белым! Или это альбинос? Между тем зверь задрал голову и призывно завыл, затем начал медленно приближаться к Беловой. Тут же на его зов где-то откликнулся другой зверь. С перепуга у Беловой отнялись ноги, да и вся она оцепенела так, что не могла даже крикнуть, чтобы позвать на помощь. Хорошо, волк не стал нападать на нее сходу, приближался к ней медленно, останавливаясь после каждого шага. Наконец Белова как бы очнулась и бочком-бочком начала отходить к центру поляны, к мужчинам, которые, как она заметила, тоже обмерли в каких-то неестественных позах. Оказывается, к ним тоже приблизился зверь, похожий на волка, и тоже весь белый. А из чащи послышался вой другого их сородича. Господи! Сколько же их, невиданных в этих краях зверей, на этом небольшом островке? Как они сюда попали? И как живут, чем питаются? Но вот мужчины тоже пришли в себя. Петровский поднял голову и замахал руками в сторону вертолета:

– Лестницу! Лестницу бросай!

Леший же торопил Белову:

– Чеши быстрее! Улетаем!

Белова где-то слышала или читала, что если побежишь, собаки подумают, что ты их испугалась, и обязательно набросятся на тебя. Но и не бежать… Тем более, что, – теперь уже точно, – это вовсе не собаки, а настоящие дикие хищники. И она, сбросив итальянские туфли LAMODA, пустилась к мужчинам во весь дух. Только все равно мешала юбка, реши волк погнаться за ней, настиг бы ее в два счета. Черт! Угораздило же ее вылететь сюда в таком одеянии. Вот тупица…Слава богу, зверь не бросился за ней, хотя не спеша продолжал идти следом и уже приближался к мужчинам. Те теперь оказались между двумя волками и заорали разом летчику:

– Ты что, уснул? Давай быстрее лестницу!

Летчик, поняв по взмахам рук тех, кто на земле, чего они просят, и так торопился, подлетев ближе, тут же выбросил лестницу. Как ни боялись, мужчины первой пустили наверх Белову, потом начали карабкаться сами. Впрочем, волки на них не нападали, просто стояли и выли угрожающе.

В вертолете четверка искателей долго приходила в себя.

– Ну как, нашли могилу? – допытывался у них Соловей, единственный, кто не испугался и потому держал себя спокойно.

– Бугорок какой-то там был, – доложил Петровский. – Только кто его знает, могила это или так себе.

– Скорее всего, могила, – добавил Леший. – Больше никаких бугорков не обнаружили. Правда, обшныряли мы не всю поляну, не успели.

– Алла Борисовна, ты-то чем занималась? – обратился Соловей к помощнику. – Что-то ты шастала в стороне от других.

– Женские дела… – неопределенно промямлила Белова.

Что на это скажешь. К ней больше не приставали.

– Ладно, что случилось, то случилось. И что? Можем мы приехать сюда и наверняка вскрыть могилу? – спросил Соловей, не обращаясь конкретно ни к кому.

Ему ответили не сразу. Тогда Соловей пристально взглянул на Петровского.

– Копать-то все одно придется, – сказал тот. – Только сначала надо будет провести предварительную работу.

– Давай, уточни, – поторопил его Соловей. – На рассусоливание у нас нет времени. Уже подлетаем к городу.

– Первым делом следует отстрелить этих волков. Черт бы их подрал, откуда только они взялись. Затем надо будет определить способ доставки груза с острова…

Досказать он не успел. Вертолет уже был над стадионом и пошел на посадку.

– Ладно, договорим после, – махнул рукой Соловей и первым пошел на выход. Уже спустившись на землю, обернулся к Беловой:

– Алла Борисовна, вы поедете со мной на работу.

В машине они всю дорогу ехали молча, лишь при входе в здание администрации со двора, где им никто не мешал, состоялся короткий разговор.

– Аллочка, теперь объясни, что означает твоя щедрость, – спросил Соловей. – Почему ты предлагаешь отдать этим прохиндеям аж по десять процентов? Не жирно им будет?

– Аркаша, неужели ты ничего не понял? – хмыкнула Белова. – Вот достанем мы эти сокровища. И как станем делить? Ну, червонцы царские, понятно, можно поштучно раздать. А жемчуга, алмазы, другие драгоценности? Их же надобно сперва реализовать. Это не такое быстрое и простое дело, потребуется время.

– Ну, можно для начала оценить, – заметил Соловей.

– И что? Ты уверен, что сумеешь это сделать сам и получить за них денег столько, сколько они стоят? Не-ет, сначала все золото и драгоценности следует превратить в валюту, потом уже делиться. На это в лучшем случае уйдут недели. Реально же нужны месяцы.

Соловей недовольно покрутил головой:

– Допустим. И что это меняет?

– А то, что за это время мы с тобой будем далеко от этого города и даже от этой страны.

Соловей опять покрутил головой, теперь уже восхищенно:

– Ай да молодец ты, Алла! Теперь все понятно. Ладно, пошли.

Но Белова не тронулась с места.

– Только одно условие, – задержала она Соловья. – Весь клад делим с тобой пополам.

Соловей уставился на нее, подошел ближе, спросил, дыша ей в лицо неприятным запахом стареющего человека:

– Это еще зачем?

– Как зачем? Или ты предлагаешь мне меньшую долю? Тогда скажи, какую?

– Я тебе вообще ничего не предлагаю, – не очень внятно  начал объяснять Соловей. – Я тебе всего себя предлагаю. А все наше богатство станет общим. Будешь пользоваться им, как тебе заблагорассудится. Этого разве мало?

– Аркаш, извини, я тебе, конечно, желаю здоровья и долголетия. Только все люди смертны, а я как-никак немножечко моложе тебя. И с чем я останусь, если ты когда-нибудь уйдешь в мир иной? Прости за это напоминание, но я должна беспокоиться о своем будущем.

Соловей размышлял минуты две, вздохнул.

– Аллочка, милая моя, единственно любимая женщина. Ты об этом не беспокойся. Я все оставлю тебе по завещанию, – сказал затем. – А так делиться между нами, считаю, это ненормально. Мы же обещались прожить вместе всю оставшуюся жизнь.

– Значит, мне из сокровищ твоего прадеда не достанется ничего?

– Опять двадцать пять. Все будет твое. Никакого запрета с моей стороны на пользование нашим общим богатством не будет, – раздраженно ответил Соловей.

Белова больше не стала спорить, первой открыла входную дверь.

 

23

И в этот вечер Илемпи в клубе фей так и не появилась. Странно все это. Ее звонок по неизвестному телефону с сообщением о попытке задержать ее, предупреждение об опасности самому Хумри, совет отказаться от встречи с Аглимуллой, после этого реальное задержание Хумри полицией, допрос с пыткой, дурацкий сон в камере… Вдобавок ко всему сама она не показывается уже два дня. Боится, что ее схватит полиция? Или, не дай бог, с ней что-то случилось? Только Хумри обязательно надо встретиться с ней, посоветоваться, разобраться, что происходит. Все это требуется сделать быстро, не откладывая в долгий ящик. Потому Хумри решил на третий день с утра съездить к Илемпи. Притом желательно устроить это дело скрытно, чтобы хвоста за собой не таскать. А как это сделать?

Ну, прежде всего, на этот раз отказаться от «Нивы». Кто знает, может в ней опять установлены и жучок, и маячок. Если да, то, скорее всего, более хитроумно с тем, чтобы такой лох в этом деле, как Хумри, ничего не смог обнаружить. Если и нет ничего такого, сама машина тоже может послужить отличным ориентиром.

Хумри так и сделал. Утром, даже не позавтракав, он дождался момента, когда на ресепшене не оказалось никого, и выскользнул из гостиницы, не оставив ключа от номера на стенде. Походив по улицам, при этом нет, нет, да оглядываясь, как ему казалось, незаметно, чтобы увериться, что за ним не увязались топтуны, он поспешил к автовокзалу. Здесь договорился с одним таксистом, чтобы тот отвез его за город до той деревушки, рядом с которой или на окраине которой проживала Илемпи. Правда, бомбиле пришлось посулить двойную оплату, но это уже мелочи.

Заезжать на такси к дому Илемпи Хумри не стал, вышел из машины на развилке шоссе с проселочной дорогой. Долго стоял, следя за проезжающими со стороны города автомобилями. Правда, утренний туман рассеялся еще не совсем, потому обзором можно было охватывать лишь близкое расстояние, так ведь это мешало не только Хумри. Убедившись, что слежки вроде бы нет, он быстро, почти спортивной ходьбой отправился  в нужном направлении. Как ни странно, Илемпи оказалась дома. Неужели она не боится, что за ней могут нагрянуть прямо сюда? Или просто чего-то, как говорит молодежь, не догоняет? О чем он и спросил ее первым делом.

– Да я зашла домой лишь на минуту, – неопределенно пробормотала Илемпи. – Сейчас уйду обратно. Кстати, Ян, ты хоть завтракал сегодня? Что-то очень уж рано оказался здесь. Пойдем в предбанник, я угощу тебя, чем смогу. Хоть червячка заморишь.

Предбанник, как и сама баня, оказался довольно-таки просторным помещением. В одном углу стоял небольшой стол вкупе с тумбой с ящичками и полочками. Сам стол заставлен самым современным компьютером, цветным принтером, сканером и прочим электронным оборудованием. В другом углу стоит раскладной диван со свернутым постельным бельем. К нему же приткнуто, наверное, за неимением места, кресло – старинное, простое, очень удобное. Хумри тоже нравятся именно такие кресла, а не современные – громоздкие и бестолково мягкие. В середине предбанника стоял небольшой круглый стол, еще у стены имелся кухонный уголок с минимумом оборудования и посуды. На стене напротив дивана висел плоский телевизор.

Илемпи быстренько сварганила салат из помидоров со сметаной, зажарила яичницу из трех яиц, сварила настоящего кофе. Однако…

– Я сейчас собираюсь на остров. Вчера туда заявились непрошеные гости, искали, по всему, место клада. Хорошо, мои охранники напугали их. Однако «гости» сегодня или на днях могут явиться снова. Потому мне надо самой побывать на острове.

Какие охранники? Откуда эти сведения? Вообще, с каждым днем Илемпи становится все загадочней. Кто же она такая, эта деревенская девушка?

– Илемпи, не расскажешь, как тебе удалось ускользнуть из рук бандитов? – спросил Хумри. – Ты же сама звонила, что тебя пытались задержать. И почему ты тогда ничего не боишься, вот и сейчас находишься дома. Ведь все может повториться.

– Не бери в голову, Ян, – отмахнулась Илемпи. – Я им больше не нужна. Ты уже рассказал им то, что они хотели знать.

Хумри растерялся.

– Да я… Мне показалось, что ты во сне явилась ко мне и посоветовала… Хотя, конечно, этого не могло быть. Но логически поразмыслив…

– Ян, не надо оправдываться, – перебила его Илемпи. – Ты ешь, ешь. А я, может, действительно во сне ли, наяву ли явилась к тебе и посоветовала.

По ее тону Хумри показалось, что она не просто успокаивала его, а подтверждала, что так оно и было.

– Но как? – изумленно вопросил он. – Там же стены, полицейская охрана и вообще…

– Послушай, улыбнулась Илемпи, – мы же с тобой как-то говорили о квантовой депортации. А она имеет самые разные формы. В том числе и телепортации. Или ты забыл наш разговор?

Квантовая… телепортация… Хорошая шутка, однако… Конечно, Хумри помнит тот разговор, да и сам знаком с теорией мысленного перемещения в пространстве. Готов даже верить, что не только ученые, а и простые люди станут пользоваться ее возможностями. Где-то через сотню-другую лет. Только весьма странно услышать про это из уст деревенской девушки, имевшей в лучшем случае среднее образование. Хотя в наше время, конечно, есть все возможности заниматься самообразованием. Ладно, шутки шутками, а она же не только смогла каким-то образом подсказать ему, что он может раскрыть полицеским местонахождение клада Ладейникова. Ранее и того пуще – изловчилась выскользнуть из лап бандитов. Там, по всему, ситуация была еще сложнее.  Как все это получается у Илемпи – об этом она почему-то не хочет рассказать. Вообще, странная она. Совершенно не такая, какими представлял ведьм Хумри и по фольклору, и по атеистической литературе, и по рассказам якобы или на самом деле очевидцев.

– Илемпи, я что-то не пойму, ты на самом деле ведьма? – отхлебнув горячего кофе, спросил он. – Иногда ты больше похожа на научного работника. А ведьмы – они же древние существа, работают на традициях, сложившихся веками.

– Это у тебя обывательские суждения. Ныне ведьмы совершенно разные. Я, к примеру, маг эклектичный, – спокойно объяснила Илемпи.

Эклектичный, значит. И в чем это выражается конкретно? Хумри хотел, было, спросить у Илемпи и об этом, но передумал. Не всегда стоит показывать недостатки своих познаний. Надо будет порыться в Интернете.

Допив кофе, Хумри вышел из-за стола, поблагодарил хозяйку, которая, кстати, вообще не притронулась к еде. Неужели так рано успела позавтракать?

– Теперь пошли, проверим наш остров, – предложила тем временем Илемпи.

– Ты же вроде проверяла, раз знаешь, что там произошло, – заметил Хумри.

– Это было ночью, да наспех. Успела только с волками пообщ… Да ну тебя, Ян, вечно путаешь меня!

На остров они прошли, если можно так сказать, по знакомой уже тропинке. Еще только приблизились к его берегу, как навстречу им из гущи леса вышел белый волк. Илемпи сразу направилась к нему, подойдя, погладила зверя по широколобой голове. Видя это, Хумри тоже, правда, не без опаски, подошел к ним.

– Это свой, – словно домашней собаке объяснила Илемпи волку. – Скажи своей стае, чтобы его не трогали.

Зверь, словно понимая девушку, опустил голову, потерся носом об ее колени.

– Ну, покажи, мой друг, где побывали эти люди? – попросила тем временем Илемпи волка.

Тот послушно повернулся и повел  их за собой. Вскоре они вышли на поляну, где волк, дойдя до какой-то точки, повертелся на месте. Илемпи тщательно осмотрела прилегающую окружность. Никаких следов, указывающих, откуда пришли сюда люди, не обнаруживалось. А тут, на месте, следы есть, и явственные. Значит, никто даже не пытался замаскировать их.

– Откуда же они появились? – вслух проговорила Илемпи.

Волк поднял голову кверху и завыл.

– С неба, что ли? – удивилась Илемпи.

Задумался и Хумри. Но ненадолго.

– Возможно, что и с неба, – заметил он. – Вчера я в районе городского стадиона слышал рокот двигателя воздушного судна, скорее всего, вертолета.

Тут волк еще раз потерся об ноги Илемпи и пошел вперед, постоянно вынюхивая что-то в высокой траве. Похоже, он шел по следу. Пройдя вдоль берега острова какое-то расстояние, он привел Илемпи с Хумри туда же, где они только что перешли через болото.

– Что ж, переход они обнаружили, могилу пока еще нет. Судя по следам, они туда не дошли, – сделала вывод Илемпи. – Однако скоро обнаружат. Теперь это дело одного-двух дней.

– Так ведь волки не позволят, – заметил Хумри.

– Думаю, эти двуногие хищники не остановятся ни перед чем. Они постараются просто перебить их. Этого нельзя допустить.

Илемпи еще раз погладила волка по голове и отпустила, сказав:

– Иди, погуляй пока.

Зверь тут же скрылся в чащобе, словно его и не было.

– Как тогда охранять могилу? Может, клад перепрятать? – предложил Хумри.

Илемпи задумалась, потом обреченно вздохнула:

– Нет уж! Хватит с меня. Я из-за этого клада всю жизнь себе загубила. Ян, я ведь могла окончить аспирантуру, стать толковым ученым. Вместо этого живу в этой дыре…

Она могла окончить аспирантуру? Стать толковым ученым?

Илемпи заметила его сомнения, лучезарно улыбнулась:

– Извини, это я фантазирую. Я подумаю над твоим предложением. Теперь пошли отсюда. Я лишь попрощаюсь с другом.

Илемпи отошла к кустам, легонько подала голос. Тут же вышел волк. Илемпи нагнулась к нему и чуть ли не в ухо что-то говорила, говорила. Потом поласкала его по загривку и легонько подтолкнула в сторону чащобы. Зверь опять моментально скрылся из виду. Ничего удивительного. Эти женщины и в домашних условиях часто вступают в разговоры с кошками, собаками, со скотиной всякой. Почему бы девушке не найти общий язык с лесным зверем?

По пути домой Илемпи как бы продолжила начатый Хумри на острове разговор:

– Ян, дело ведь не в том, чтобы прятать. Дело в том, чтобы эти сокровища попали в руки человека, мыслящего широко, в масштабах народа, озабоченного судьбой простых людей. И готового бережно использовать их так, чтобы они послужили именно тем, кто так нуждается в поддержке. Понимаешь, для того мне и поручили охранять клад купца. Только проходят годы, десятилетия, скоро и столетие пройдет, а такой человек все не появляется. – Тут она обернулась к Хумри, глядя ему в глаза, строго спросила: – Может, ты и есть тот человек? Может, заберешь клад и распорядишься им, чтобы все было потрачено так, как мне наказали?

Непростой вопрос, если даже лишь на полусерьезе. Что бы сделал Хумри, случись так, что станет обладателем несметного богатства? Как бы повел себя, если бы стал вровень с новыми нуворишами? Как и они, стал бы жить в прекрасном коттедже-дворце с прилегающими гектарами, на которых не огурчики-помидорчики на зиму станет выращивать, а устроит альпийскую лужайку с декоративными деревьями и растениями, построит бассейн с подогреваемой круглый год водой? И станет разъезжать пусть не на самых дорогих, а все же престижных «Мерседесах» с личным водителем за рулем? И вот тогда, когда никто не посмеет смотреть на него свысока как на человека низкого сословия, он начал бы помогать другим… Стоп, стоп! Что это? Даже размышлять он начал в первую очередь не о том, что делать для других, а о своем коттедже, бассейне, лимузине. Раз так, где гарантия, что оказавшиеся в его руках сокровища не затмят ему разум? Да еще их ведь использовать-то нужно умеючи. Не годится просто раздавать всем сестрам по серьгам. Надо, чтобы они приносили прибыль и за счет этого и жизнь людей улучшать, и развиваться. Не им сказано, что поддержать человека – это значит не рыбки ему давать, а удочку, чтобы он сам ее ловил. А помогать профессиональному тунеядцу – это значит пустить деньги на ветер. И что сможет сделать Хумри? Завод построить, чтобы стало больше рабочих мест? Какой завод? И куда он впишется, этот завод, как станет продавать то, что станет производить? Опять же, как узнать, что сегодня требуется людям и сколько? Для Хумри это такие дебри… Вообще, какого черта ему ввязываться в эту авантюру с сокровищами какого-то купца? Ему надо заниматься своим делом, более важным, чем даже миллиарды рублей. Деньги, сколько бы их ни было, когда-нибудь да иссякнут. Человеческий разум, чувство собственного достоинства во сто крат важнее. Будут они – будет и сам народ. Он и денежки заработает, и заводы построит, и жизнь наладит по уму.

– Нет, дорогая Илемпи, распоряжаться несметными богатствами с пользой – увы, не мой удел. Да и задача у меня, сама знаешь, совсем иная, – не согласился Хумри. Тут его словно осенило: – А почему бы тебе самой не заняться этим? Ты очень порядочный человек, у тебя вроде бы совершенно нет тяги к роскоши, вообще ты, по-моему, человек неприхотливый. И умом не обделена, хотя, признаюсь, в этом плане мне в тебе многое непонятно.

– Мне нельзя! – коротко ответила Илемпи. – Мое дело – сделать все, чтобы добро не попало в загребущие руки. А в остальном все должно происходить само собой.

– Само собой – это как?

– Ну, такой человек должен появиться сам, без моих поисков.

– Если не появится?

Илемпи слегка задумалась, потом молвила:

– Если не появится при моей жизни, то появится позже. Не может же быть так, что люди совсем остались без праведников.

«Хотелось бы верить, – подумал Хумри. – Иначе совсем станет тошно жить на этом свете».

…Спустя полтора часа он вышел на шоссе, на остановку. Вскоре подъехал маршрутный автобус.

Хоть Хумри сильно устал с дороги, и его тянуло спать, он все же сначала подключил привезенный с собой из Саринска ноутбук к Интернету и нашел нужное название: «Эклектическое ведьмовство. Этот тип мага выбирает определенные верования и традиции, которые, по его мнению, больше всего привлекают, а затем объединяет их, чтобы сформировать свое собственное индивидуальное ремесло. В отличие от традиционных ведьм, которые следуют строгой дисциплине, Eclectic Witch ищут знания по всему спектру и выбирают нужное по своему усмотрению… берут то, что лучше всего подходит для них, делают что-то новое, но уникальное только для них. Таких магов также называют Дикими Ведьмами».

Вот, значит, с кем связался Хумри. С дикой ведьмой! Но сама Илемпи назваться так не захотела. И правильно. Эклектичная ведьма – это гораздо таинственнее. К тому же, конечно, более точно определяет сущность таких магов, как она.

 

24

Женщина есть женщина. Даже после небольшого полета на вертолете Белова раскиселилась и попросила отгул. Слабый пол, одним словом. И Соловей отпустил своего помощника с легким сердцем. Все равно шурин обещал прислать вертолет еще раз лишь через два-три дня. «Для исследования присурских лесов с воздуха на предмет определения масштабов наличия деловой древесины». «Меня ведь тоже контролируют всякие прохиндеи из оппозиции», – оправдывался он. До этого Соловью надо спланировать дело так, чтобы все провести быстро, без сучка и задоринки с тем, чтобы, наконец, не только завладеть богатством прадеда, еще и успеть скрыться с ним в неизвестном направлении в считанные часы. А обойтись без Аллы денек или даже несколько дней для него теперь не проблема. Не так сильно тянет его к женщинам даже по сравнению с пятилетней давностью, когда он впервые сблизился с этой жгучей девицей. Хотя, конечно, он не представляет себе, как вообще мог бы жить без нее. В конце концов, все, что он делал за эти годы и собирается совершить буквально в ближайшее время, – все это ради того, чтобы уехать с Аллочкой из этой проклятой страны навсегда куда-нибудь в теплые края и прожить в раю все оставшиеся годы. Так что пусть отдохнет Алла, отойдет от стресса, который получила на этом непонятном островке.

Между тем Белова и не думала отдыхать, тем более, отойти от стресса, которого у нее и не было. Не такая она слабонервная, чтобы впадать в дрожь при виде каких-то волков, когда рядом мужчины. Какими бы они ни были, в случае чего все равно бросились бы ей на помощь.

Отпросившись по мобильнику у Соловья с работы, она вышла из дома, чтобы сходить  в частную пекарню за свежими французскими булочками. На обратном пути остановилась возле телефона-автомата. Народ сейчас все больше общается по сотовым и прочим карманным аппаратам, потому там никого не было. Белова, почему-то оглянувшись по сторонам, подошла к автомату, сунула карту в гнездо, набрала номер.

– Привет! – поздоровалась она с кем-то. – Узнал меня?.. Тогда слушай, нам надо встретиться… Кончай ерничать, я к тебе с серьезным делом… Да? Ладно, давай через два часа… Место назови сам, но чтобы было меньше посторонних глаз… Где?.. Там же, наоборот, народ кишмя кишит… Вообще-то да, может, ты и прав, я же могу заходить туда за продуктами. Значит, договорились.

Белова повесила трубку и, еще раз оглянувшись по сторонам,  быстренько пошла домой. Вроде бы на нее никто не обратил внимания.

Слегка позавтракав и приведя себя в порядок, она через два часа подъехала на своей «Тойоте» к невзрачному кафе, расположенному прямо рядом с городским рынком. Тут же к ней подошел молодой человек с характерной внешностью мелкого дельца, тихо сказал:

– Следуйте за мной.

Он привел ее в почти пустой пока зал кафе, слегка мотнул головой в сторону узкого коридорчика, ведущего в подсобку:

– Вам туда. Вторая дверь налево.

Оказалось, это был вход в отдельный небольшой кабинет. Там ее поджидал подполковник Петровский. Встретил он ее с многозначительной улыбкой, явно ожидая от встречи какого-то преприятного удовольствия. Об этом же свидетельствовало то, что стол был накрыт весьма редкостными яствами.

– Привет, привет! – поздоровался он, раскинув руки, словно готовясь обнять гостью. – Проходи, дорогая Алла Борисовна. Не знаю, чем я удостоился такой встречи, но рад ей безмерно.

В ответ Белова кивнула ему головой, подойдя, подала руку, которую, Петровский, слегка пожав, хотел было поцеловать, но дама не позволила это сделать. Что слегка обескуражило подполковника.

– Владимир Прокопьевич, я по телефону не стала вам говорить о цели встречи. И вы, похоже, поняли мое желание весьма упрощенно, – совсем остудила его Белова. – А встреча наша сугубо деловая.

– Жаль… Что ж, тогда прошу за стол переговоров, – пригласил ее жестом Петровский. Стул Беловой он не подставил, но дождался, пока она сядет. После чего и сам, попридержав выпирающий живот пухленькими руками, протиснулся за стол с другой стороны.

«Какие же они, выходцы из грязи в князи, чревоугодники, – подумала Белова. – Дорвутся до деликатесов и никак не могут себя ограничить. Жрут, жрут, жрут! И толстеют, толстеют, толстеют».

Тем временем Петровский прямо сидя предложил тост:

– Давайте, Алла Борисовна, для начала выпьем кубок мира.

– Не могу. Я за рулем! – мотнула головой Белова.

– Тю-у-у! Вы же со мной. Я вас провожу до любого места, куда вам надо, и в Октябрьске никто не посмеет вас даже остановить.

– И все же. А вдруг по дороге что случится. Ведь у вас в таких случаях всегда виноват тот, у кого в крови найдут хотя бы грамульку алкоголя.

Петровский понимающе улыбнулся, вздохнул с сожалением.

– Выходит, я зря готовился к встрече, – сказал он, обводя рукой стол.

– Надеюсь, не за свой счет, – тоже улыбнулась Белова. – А так я с удовольствием отведаю некоторые деликатесы. Ладно, покончим с балагурством. Теперь к делу.

Белова села за стол, дождалась, пока заерзавший Петровский усядется плотнее и тихо начала говорить:

– Владимир Прокопьевич, вчера мы обсуждали доли…

– Да, спасибо, что вы нас поддержали. А то ваш шеф… он… несколько жмотничает, скажем так, – похвалил ее подполковник.

– Владимир Прокопьевич, вы, пожалуйста, дослушайте. Так вот, у вас есть возможность махнуть ркой на эти десять процентов и заполучить все двадцать пять, – предложила Белова, глядя в глаза подполковнику.

Петровский ничего не ответил, неопределенно хмыкнул и, медленно, с наслаждением разжевывая кусочек ветчины, стал ждать продолжения.

– Я знаю, где можно пройти на остров безо всяких вертолетов…

– Ну-ну. И что? – несколько оживился подполковник.

– А то, что мы можем достать этот клад немедля, возможно, даже этой ночью.

– И?

– И поделить на двоих.

– То есть с вами?

– Ну да.

– Вам – семьдесят пять, а мне в три раза меньше?

– Разве не справедливо? Идея моя. Ответственность, в случае чего, тоже ляжет на меня. Еще не забудьте, ведь все это предприятие изначально задумано мною, – попыталась объяснить Белова.

– А доставать клад придется мне…

– Не лично же будете копать. Наверняка найдете бессловесных исполнителей.

– Во-во, именно бессловесных. Они, поверьте, на улице не валяются. Еще не забудьте, что могила-то прокаженного. Какие гарантии, что болезнь не перекинется на копателей, да и на меня. Короче, пятьдесят на пятьдесят, и я подумаю.

Белова взяла вилку, ее ручкой поводила по столу, будто что-то высчитывала, еще раз взглянув на Петровского, сказала:

– И все-таки пятьдесят на пятьдесят – это… Мне надо подумать.

– Как не думать-то. Мы же хотим оставить с носом самого хозяина города. Не забывайте еще, кто его тесть. И кто в случае чего пострадает? Вы уйдете с работы, найдете другую, скорее всего, окажетесь далеко отсюда. С вашими-то данными… А я? Для меня смена профессии смерти подобна. Да и скрыться бесследно я вряд ли смогу. Коллеги не допустят этого.

– Надо все обустроить так, чтобы комар носу не подточил. Владимир Прокопьевич, вы же в подобных делах профи. Да и если что, вам-то чего бояться? Сошлитесь на меня, дескать, это я вас подговорила – и дело с концом.

– А что, у вас есть сильный покровитель? Сильнее премьер-министра правительства республики? – с прищуром глядя Беловой в глаза, саркастически спросил Петровский.

– Это мое дело, – уклонилась от ответа Белова.

– Согласен. Мне до этого дела нет. Мое дело – пятьдесят на пятьдесят. Иначе разговор наш не имеет смысла.

Белова не стала долго думать, – все это время она в уме уже проворачивала разные возможные варианты и пришла к выводу, – сказала коротко:

– Хорошо, по рукам.

Петровский довольно заулыбался, налил в бокалы вина:

– Алла Борисовна, дорогая, это дело все-таки надо отметить. Нельзя нарушать обычай, иначе нам удачи не видать.

– Разве что глоток, – согласилась Белова и, взяв в руку бокал с вином, осмотрела его на фоне оконного света.

Вино было янтарно-чистое, чего не скажешь о замыслах партнеров. Дальше пошел сугубо деловой разговор по планированию будущей операции, в разработке которой ведущую скрипку, конечно же, играл подполковник полиции. Завершилась встреча тем, что Петровский повез Белову в конспиративную квартиру для окончательного засвидетельствования серьезности дружбы между ними, чтобы, так сказать, в дальнейшем можно было довериться друг другу. Процесс этот длился до самой полуночи. Все-таки сорокалетний офицер полиции намного способнее и сильнее в ночных делах, чем почти шестидесятилетний сити-менеджер…

На следующий день, в субботу, Белова провалялась в постели почти до обеда. Все-таки она прошлой ночью сильно утомилась, хотя это и был весьма приятный процесс. К тому же в этот день по работе ничего особенного не планировалось. От приглашения Соловья в загородный коттедж Белова отмахнулась, прикинувшись больной, чему он, кажется, поверил. То решающее дело, которое они наметили с Петровским, должно было состояться предстоящей ночью. Так что отдохнуть от души времени хватало. Только вот, чувствовала Белова, не хватало чего-то другого. Чего-то перспективного, надежного. Да, она, конечно, заполучив сокровища, сразу смоется из этого захолустного города, из этой отсталой республики. Сначала, пристроив драгоценности или обменяв их на валюту, уедет отдыхать в безвизовую Турцию. Там постарается найти способ остаться навсегда или переехать в какую-то другую страну, где легче получить документы на ПМЖ. И все же ей, женщине, непросто будет все это провернуть одной. Вообще, женщина без поддержки мужчины, даже с миллионами, существо слабое. Вот что заставляло ее задуматься глубоко. Так что делать-то? С Соловьем у нее ничего не выгорит. Нет, он не бросит ее, не оставит одну. Только она при этом останется лишь игрушкой для удовлетворения его прихотей и никогда не станет владеть хоть какой-то долей добытого богатства самостоятельно. А что станет позже, когда он состарится? С возрастом люди меняются иногда кардинально, так что нет никаких гарантий, что через какое-то время Белова не останется на бобах. Не-ет, вариант с Соловьем не годится. Может, связать судьбу с Петровским? Тоже не вариант. С полицейским за границу не удерешь и в России не спрячешься. Да и не пойдет Петровский на это. Он человек с прописной буквы лишь при погонах, и снять их добровольно не захочет. Есть, правда, третий вариант. Появился он совершенно неожиданно в лице писателя. Пусть не очень известного, по крайней мере, за границей. Но человек интеллигентный, не то, что бывший урка или недалеко от него ушедший человек в погонах. И внешностью, и возрастом вполне пригодный, чтобы представляться как спутник жизни приличной дамы. Похоже, не совсем практичный как добытчик, но это не беда. Главное, чтобы не был мотом. На хлеб себе он все же зарабатывает, а так у них денег будет столько, что, как в известной пословице, куры не клюют. Одна незадача: захочет ли он на такие изменения в своей жизни?

Где-то около двух часов пополудни Белова оделась в подобающее в такую жару платье, которое прикрывало лишь очень уж интимные места тела, и отправилась в гостиницу, хозяйкой которой – подарок Соловья – она на самом деле была.

– Как дела? – поинтересовалась она у дежурного администратора больше по традиции, чем по необходимости. Какие могут быть дела в гостинице небольшого города в выходные дни.

– Как обычно, – ответила администратор. – Во всем отеле остались четверо. На месте лишь один.

– И кто это?

– Писатель. Сегодня вообще не выходил на улицу. Даже не обедал. Только в буфете подзакусил немного – и все. Короче, буфетчица бездельничает, остальные работники, пока нет клиентов, наводят в отеле марафет.

Хумри, действительно, в это время сидел за столом и торопко записывал пришедшие ночью мысли. Вернее, целый сюжет из истории Серебряной Булгарии – в период приближения татаро-монгольского нашествия. Из недавно узнанных от профессора Кирдяпко сведений он понял, в каком сложном положении оказалась тогда эта могучая в те времена страна. С одной стороны давила сильнейшая орда. С другой – совершали набеги русские князья. Булгары как-то сдерживали и тех, и других. С русскими не раз пытались договориться о союзе, чтобы сообща противостоять жестоким восточным завоевателям. Но князья словно не верили, что такое может быть, хотя и сами подверглись в 1224-м году нападению войск орды, пробравшихся к ним через Кавказ, и в битве на реке Калка потерпели сокрушительное поражение. А ведь они тогда выступили на защиту не только себя, но и своих союзников половцев. Только, видно, лишь из-за того, что Галицкий князь Мстислав приходился половецкому хану Котяну Сутоевичу зятем. Между тем, ту же татаро-монгольскую армию, восполнившую потери воинами плененных народов и возвращающуюся домой, булгарский хан Чельбир разбил наголову. При этом он сумел объединить под своими знаменами отряды башкортов, эрзи и других народов своей страны. Одним словом, хан Чельбир доказал, что, объединившись, вполне можно остановить нашествие с востока. Только русские князья почему-то не вняли доводам разума… Да уж, роман мог быть таким, что прогремит на весь мир. Если, конечно, у Хумри хватит таланта описать все как следует. И вот ночью ему вдруг приснился его сюжет. Показалось, способный стать захватывающим. Ибо он включал в себя и исторические факты, и авантюрные моменты, и любовный треугольник… То есть все, чему положено быть в романе, но не в традиционном сочетании. Впрочем, иначе и быть не могло, Хумри никогда не занимался вторичной литературой…

Очередной прилив мыслей прервал стук в дверь. Не сильный, но настойчивый. Значит, человек не случайный. Кто же это мог быть в выходной-то день? Хумри щелкнул внутренним замком, открыл дверь. Перед ним стояла Белова. Какая-то вся прозрачная. Вроде бы и одета, но так, что коротенькое и весьма открытое светло-бежевое платье просвечивало все ее тело. Разве что как бы напускало чуточку тумана, сквозь который все равно были отчетливо замечаемы и манящее таинственное пятнышко на месте пупка, и отточенные выпуклости в интимных местах. А и красавица же она, эта Белова-Вайсс! Что есть, то есть.

– Здравствуй, Ян! – поздоровалась гостья голосом древнегреческой сирены. – Не помешала?

– Привет, Алла! Разве ты можешь помешать? – пропустил Хумри девушку, чувствуя, как поневоле начинает таять перед этой красавицей.

Черт подери, нельзя быть таким слабовольным. Ясно же, что она приходит к нему не просто так, это он уже понял.

Белова прошла в номер, осмотрелась, будто здесь впервые, села в обшарпанное кресло, спросила:

– Ян, сколько ты уже в нашем городе?

– Две недели. Даже чуть больше, кажется, – ответил Хумри, сходу точно не сосчитав число дней.

– И все это время проводишь в гостинице и в соседнем кафе, лишь изредка совершая вылазки в лес? – хитро прищурилась Белова. – Давай разок выедем на настоящую природу. Здесь ведь невдалеке протекает замечательная река Сура. Правда, она запущена, хотя в недавнем прошлом была судоходной. Но такая, несколько одичавшая, она, пожалуй, даже лучше подходит для отдыха.

Сура, конечно, замечательная река. Он и любит-то именно такие речки, а не какие-то огромные волги и енисеи. Но выехать на реку с такой девицей – это чревато всякими осложнениями, которых лучше избегать.

– Знаешь, Алла, я тебе благодарен за приглашение, – сказал он. – Побывать на речке, позагорать в такую погоду – это, конечно, здорово. Только я не готов к таким вылазкам, у меня, извини, нет даже плавок.

Белова понимающе улыбнулась, затем стала беззвучно смеяться и, наконец, залилась хохотом. Который, впрочем, и хохотом нельзя называть. Это был колокольный звон, зовущий куда-то, в ту же поездку на Суру, что ли.

– Ян, не смеши! – сквозь смех проговорила она. – Да эти плавки у нас летом можно купить в любом киоске. И в городе, и там, на месте. Я же тебя приглашаю не на голый берег, а в замечательный летний дом отдыха, с обустроенным пляжем, рестораном, номером в отеле, с лодками на прокат. Очнись! Ты же современный человек. Что тебе в этих стенах нашей гостиницы, хотя и замечательной. – Тут она прекратила смех, хитро спросила: – Или ты сейчас мечтаешь о той дикарке, к которой повадился ездить?

С другой стороны, в словах Беловой, конечно, есть сермяжная правда. В самом деле, что же он сидит целый день в этих стенах? В такой чудесный летний день. Он ведь все же  не старец, не инвалид. Ну, съездит на речку, ну, с Аллой Беловой. И что из этого?

– Хорошо! – согласился Хумри. Я сейчас выведу машину со двора.

Белова опять рассмеялась. На этот раз сходу во весь голос:

– Ян, ты что? Хочешь повезти меня в «Ниве»? – Тут же прекратила смех. – Прости, я это в шутку. Просто я приехала к тебе на своей машине, так давай, на ней и отправимся.

Менее чем через час они уже были в доме отдыха, который, между прочим, относительно города располагался в противоположной от коттеджа Соловья стороне. Сити-менеджер не хотел, чтобы близ его «лежбища» сновали посторонние люди. В данном случае это оказалось на руку Беловой, поскольку шеф вряд ли мог увидеть ее. Он вообще не любил выходить на общий пляж, даже загорал на топчане во дворе своего дворца.

Номера в гостинице заказала Белова, они оказались рядом, с общим балконом. Закинув в них свои нехитрые вещи, Белова обратилась к Хумри:

– Ян, предлагаю сначала пообедать. Я сегодня пила только кофе, да и ты, чувствую, не баловал себя серьезной пищей.

– Ты права. Только стоит ли загружать организм перед купанием? – засомневался Хумри.

– Ты что, хочешь сразу броситься в воду? Не стоит. Самое лучшее время для купания и загорания – предвечерний период, – настояла на своем Белова.

Она, конечно, права.

Ресторан находился в отдельном легком просторном здании совсем рядом с рекой. Обеденное время уже прошло, потому там посетителей было раз, два и обчелся. Увидев свободный столик у окна, Белова пошла к нему первой. Вообще, сегодня все происходило наоборот, чем положено быть по правилам этикета. Это Хумри явно смущало. Только что поделаешь, коли она постоянно опережала его предложения.

– Что закажем? – опять первой спросила Белова. – Меню можно и не смотреть, я знаю его наизусть. Тебе какая кухня нравится лучше: французская, японская, китайская?

– Я бы хотел простой омлет. Чтобы в нем было больше яиц, не менее трех. А также больше помидоров. И чтобы жарили его на сливочном масле, – высказался Хумри.

– И всего-то?

– Еще томатный сок, охлажденный, сразу в пол-литровой емкости.

– И все? Это в ресторане-то…

– И все, – подтвердил Хумри. – Обжираться в такую жару совсем не хочется.

Белова, взяв вилочку, ее ручкой что-то начала чертить на столике.

– Ну, ладно, – вдруг весело согласилась она. – Тогда и я повторю то же самое. Только омлет будет из двух яиц. Правда, в меню у них этого блюда нет, но я попрошу. А какое вино предпочитает господин писатель?

– «Шато-Тамань» здесь найдется?

– «Шато-Тамань»? – удивилась Белова. – Это что за вино такое?

– Кубанское. Ничуть не хуже французских и итальянских.

– Мы обычно пьем… Впрочем, ну их, вин всяких. Давай лучше маханем коньячка. Только, вопреки правилу, не теплого, а охлажденного, сообразно погоде, – неожиданно предложила Белова.

На том с заказом и порешили.

Прохладный коньяк на самом деле оказался более приятным напитком, чем вино. Главное, сразу стало легче на душе, улучшилось настроение, постепенно испарились всякие сомнения. Ну и отлично! Нельзя же постоянно находиться в напряжении.  Судя по всему, настроение поднялось не только у Хумри. Хотя он продолжал ожидать от этой встречи с Беловой чего-то пока непонятного, но наверняка важного. Не просто же так пригласила она его на рандеву. По крайней мере, точно не для повторения того, что случилось с ними чуть раньше. Иначе их встреча проходила бы несколько по-иному. А девушка все выжидала, все не начинала важного разговора. Так и пообедали они, переговариваясь о всяких пустяках. После чего Белова – опять она! – пригласила Хумри на прогулку по набережной, где предложила искупаться. Погода стояла такая теплая, что легкий ветерок прияно ласкал тело, а речная вода так и манила к себе, поблескивая мелким бисером световых жемчужин, что Хумри без раздумий принял предложение девушки. Обоим пришлось вернуться в номера и переодеться в купальные костюмы. Кстати, у Хумри плавки все-таки нашлись, в связи с чем Белова слегка подтрунила над ним.

Пройтись рядом с такой женщиной, как Белова, – огромное удовольствие для любого мужчины. На пляже после тихого часа уже начали появляться люди, и почти все с любопытством разглядывали редкую в этих краях пару. При этом в глазах мужчин можно было прочесть не только любопытство, а и нескрываемое вожделение. Многие отдыхающие знали Белову, здоровались с ней с почтением, заодно рассматривали ее незнакомого спутника. Хумри сам был несколько удивлен, что она так откровенно разгуливает с ним по пляжу. Не могло же быть так, что такая девушка была свободна. Как он понимает, начальники-мужчины их на работу-то помощниками, референтами, секретарями частенько берут  лишь из-за личных симпатий.

– Ян, как ты считаешь, я плохая женщина? – вывела Белова Хумри из мира размышлений неожиданным вопросом.

– Что ты, Алла, ты не просто прекрасна, ты  – девушка всем женщинам на зависть, – искренне ответил он. – Уверен, сейчас каждый мужчина, видя тебя, глотает слюни от вожделения, если даже рядом с ним идет его пассия.

– А могу я, по-твоему, не только вызывать вожделенные мысли у мужиков, а быть просто прекрасной женой? – продолжала допытываться Белова. – Только  честно, не ради комплиментов в угоду даме.

Хумри хотел было наговорить ей кучу комплиментов относительно ее красоты и женских достоинств. Ладно хоть не успел. Почувствовав серьезный тон ее вопроса, он остановился и на минуту призадумался.

– Женой? Если честно, не знаю, – сказал он уклончиво. – Ведь жены для разных мужчин должны быть разные. Ты бы женой какого мужчины хотела стать?

– Хитрый ты, однако, – лукаво улыбнулась Белова. – Давай остановимся здесь. Тут чисто, видишь, песчинки посверкивают, словно золотые. Расстели, пожалуйста, коврики.

Она улеглась на спину, расслабленно раскинув руки, надела темные очки с большими стеклами, повернула лицо к солнцу и замолкла. Хумри со своим ковриком пристроился рядом с ней. Пролежав немного, Белова повернулась лицом к нему и как бы продолжила прерванный разговор:

– Ян, а тебе я подошла бы в качестве спутницы жизни?

Хумри приподнялся на локти, огляделся. Набережная реки оживала. По обе стороны от них появились отдыхающие, большинство в купальниках,  с разными напитками в бутылях. Кругом оживленно разговаривали, от души смеялись, дети визжали от восторга. Сейчас никто на них не обращал внимания. С чего она завела этот разговор, да еще в такой обстановке? Хумри перевел взгляд на Белову. На фоне других женщин, среди которых тоже было немало красивых и привлекательных, она заметно выделялась. Светилась, что ли, хотя кожа ее была смуглая даже не от загара, а от природы. Все ее телодвижения говорили о том, что она человек из другого круга, чем большинство находившихся здесь чьих-то половинок. Скорее всего, она вовсе не знала, что значит копаться в огороде, пусть даже на садовом участке в шесть соток, и все такое. Этакий изумруд даже среди дорогих камушков.

– Я не смог бы тебя содержать, – признался Хумри.

– Меня не надо содержать, я не бедная. Я единственная дочь покойных родителей, которые были весьма состоятельными людбми даже при советской власти. Вскоре я стану еще богаче, – судя по напористости голоса, на полном серьезе заговорила Белова. – Да, я не собираюсь стирать мужу белье, готовить ежедневно по три раза еду дома. Зачем? Для этого есть другие люди. Во всем остальном я стану примерной женой. Буду верна тебе, со мной тебе не будет стыдно появляться в любом обществе. Я хорошо знаю жизнь, это оградит меня от всяких взбалмошных претензий, что присуще девицам, случайно поднявшимся в высший круг из низов. Ну, как?

Хумри внимательно глянул в ее в темные очки. Глаз из-под них не было видно, но он чувствовал, что и она смотрит на него так же пристально.

– Зачем тебе такой, как я? – спросил Хумри.

– Не «такой, как я», а ты конкретно, – поправила Белова.

– Так зачем?

– Нравишься ты мне по всем статьям, – откровенно призналась Белова. – Высокий, сильный, стройный мужчина в самом зрелом возрасте, Образованный, воспитанный человек с именем, хотя, может, и не богат, но и не нахлебник. Я бы хотела провести всю оставшуюся жизнь рядом с таким человеком. И жить при этом где-нибудь в Швейцарии. Или в какой-то другой европейской стране, где проще получить гражданство или вид на ПМЖ.

– М-да, – только и сумел выдохнуть Хумри, ошарашенный таким откровенным предложением. – Но, Алла, я же российский писатель, пишу на русском языке, для российских читателей. Или мне прикажешь оставить свою профессию?

– Что ты как маленький! – шутливо-капризно дернула губами Белова. – Сколько их, русских писателей, живет сегодня за границей. И ничего. Пишут, зарабатывают, причем, не только валюту, но и авторитет, имя. Вообще, словеса типа «служить родине, народу, жить для народа, общества, государства» и тому подобную муру сегодня разумному человеку неприлично даже произносить. На дворе двадцать первый век, всемирная глобализация. Это же просто глупцы борются за построение своего сильного государства. Или те, кто на этом не просто стебается, а сильно много зарабатывает. Какие государства, какие границы? Все идет к тому, что в будущем на Земле образуется единая страна Земля. И это правильно, ибо не будет необходимости воевать государствам друг с другом, людям убивать друг друга. Ведь на самом деле на Земле всего хватает для всех. Только нам, людям не глупым, состоятельным, зачем дожидаться, пока дураки поумнеют и перестанут драться друг с другом за валюту, богатства недр, за право властвовать над другими, богатеть, заставляя более слабых работать на себя?

Чего-чего, а такого разговора здесь, на пляже, где теплые лучи солнца, целебный озоновый воздух создают все условия для блаженного отдыха, Хумри никак не ожидал. Нет, брат, тут, кажется, все серьезно. И надо сто раз подумать, прежде чем ответить.

– Ян, я тебя напрягаю? – сняв очки, с прищуром глянула на него Белова.

– Как тебе сказать… Слишком уж неожиданно все это, – промямлил Хумри.

– У такого человека, как ты, ответы на подобные предложения должны быть наготове в любое время дня и ночи, в любой обстановке, в любой ситуации. Ты же светлая голова с устоявшимися жизненными принципами, а не двадцатилетний вьюноша, который вьется и так, и этак, не решаясь на важные шаги или совершая их бездумно, не  рассчитывая последствий. Сам подумай, разве тебе со мной будет хуже, чем с твоей, как ее, Машей?

– Наверное, не хуже.

– Не наверное, а точно не хуже.  И заметь, я не стану вытягивать из тебя последние рубли. И сыну твоему мы поможем, дадим возможность учиться в лучших университетах мира. Скажу прямо, у меня есть единственный недостаток: я далеко не невинная девушка. Так сложилось. Но соединившись с тобой, я стану Татьяной Лариной: «Но я другому отдана, и буду век ему верна». Зато какие у тебя открываются перспективы! Ты станешь европейским писателем. Уверена, таланта у тебя не меньше, чем у многих из них. А это слава, деньги. Не говори, что они тебя совсем не интересуют. Человек творчества не может не желать их, иначе он просто не человек творчества. Правда?

Хумри подумал и согласился:

– Ты права, конечно.

– Так как, Ян?

– И все же мне надо подумать.

Белова разочарованно откинулась на спину, выдохнула:

– Ладно, думай. Только у тебя времени не более суток.

С этого момента ее словно подменили. Она, конечно, отдыхала от души: и загорала, и купалась, только как-то отдаленно, словно рядом и не было мужчины, которому она только что сделала предложение.

Так они и вернулись в город. Рядом, в одной машине, только врозь. И все же на прощание перед входом в гостиницу она напомнила:

– Ян, так помни: у тебя на размышления ровно сутки.

 

25

К выемке клада купца Ладейникова подполковник Петровский с Беловой готовились тщательно. Вернее, готовился Петровский. Белова почему-то почти весь день провела в доме отдыха, как доложили осведомители, с приезжим писателем Хумри, то есть с их конкурентом. Что настораживало. Потому Петровский велел топтунам следить за каждым ее шагом. От этой хитрой бестии можно ожидать чего угодно. Однако, кроме времяпровождения с писателем, да и то скоромного, его сотрудники в поведении девицы ничего зазорного не заметили. Ну и ладненько.

Когда начали спускаться сумерки, команда собралась в одном из заброшенных цехов бывшего комбината автофургонов. Команда – это сами Петровский с Беловой, водитель «Буханки» и двое копателей с соответствующим шанцевым инструментом.

– Владимир Прокопьевич, надо бы поторопиться, – заметила Белова. – Ночи нынче короткие. Да и с переходом через болото в темноте я могу и промахнуться.

– Ничего, – успокоил Петровский. – У нас есть очки ночного видения. А выезжать, пока светло – это значит мозолить глаза людям. Нам это надо?

Тут Белова вспомнила первый поход на остров на борту вертолета.

– Что станем делать, если опять появятся волки? Они же ночные хищники, заметят нас без всяких приборов.

– Алла Борисовна, хватит вам волноваться, – с еле заметным неудовольствием откликнулся  Петровский. – Я все предусмотрел. Вот тут, – указал на лежавший рядом на каком-то ящике футляр, похожий на скрипичный, – автомат.

– Нежелательно бы шуметь. Ночью, тем более в лесу, выстрелы разнесутся на большое расстояние. А там поблизости деревня, – продолжала осторожничать Белова.

– Я же сказал, я все предусмотрел, – теперь уже с явным раздражением прервал ее Петровский. – На этот случай предусмотрен глушитель.

Белова будто и не замечала его настроения, продолжала допытываться:

– А люди? Что это за мужики такие странные? Будто не в себе. Не нападут на нас, если поймут, что выкапывают?

Петровский начал выходить из себя:

– Алла, дорогая, хорош гнать пургу, из ничего выдумывать проблему. Это – люди, арестованные на десять суток. Я им обещал, что выпущу сразу же, как завершим дело. Забулдыги они, мелкие хулиганы. У них мозгов не хватит для подобных умозаключений.

– А вдруг хватит?

– Я им объяснил, что совершаем следственные мероприятия по эксгумации тела. Для них этого достаточно.

– Все же надо было найти более надежных людей, – продолжала упорствовать Белова.

Что это с ней такое происходит-то? Вроде никогда не была такой подозрительной, такой беспокойной, ворчливой. По крайней мере, при Петровском.

– Кто они, более надежные? Тогда найди их сама. Или придется доставать клад нам самим. Только учти, там, на острове – могила прокаженного. Всякое говорят про таких людей. Знаем же, есть утверждения, что проказа не переносится, а есть – что переносится даже через столетия. Ты рискнешь браться за лопату? – объяснил он, стараясь держать себя в руках.

– Так мы же все равно коснемся сундуков, – не унималась Белова.

– Я и тут все предусмотрел. Для начала мы поместим их в дезинфекционные мешки. Потом, когда окажемся на суше, тут же продезинфицируем сундучки как положено. В машине у меня для этого есть специальный раствор. Упреждая твой очередной глупый вопрос, скажу, что этим займутся опять же арестованные. И вообще, хватит! Я все предусмотрел! Все, понимаешь?! И точка! – перешел на крик Петровский.

– Ладно, ладно, чего ты раскипятился, – как ни в чем не бывало, пожала плечами Белова и отстала, наконец, от подполковника.

Тем временем заметно стемнело. Петровский еще раз проинструктировал группу и дал команду:

– Ну, с богом! Пока доедем, будет как раз.

Меньше чем через час УАЗ, называемый в народе «Буханкой», уже подъехал к месту, где, по утверждению Беловой, можно перейти топь и оказаться на острове. Правда, какое-то расстояние команде пришлось преодолеть пешком, поскольку даже их легендарный вездеход не смог пробраться к болоту совсем уж близко. И тут Беловой пришлось сильно напрячься, ибо, хоть и светила луна, в лесу стояла такая темень, что хоть глаз выколи. Осмотр местности в специальных ночных очках ничего не дал. Сквозь них все вокруг виделось в черно-зеленом цвете, и Белова с непривычки никак не могла понять, в нужном ли месте они находятся. Хорошо, современные китайские фонари светят сильно и бьют далеко, с их помощью она, наконец-то, увидела-таки отдельно стоявшую высокую липу, которую приметила еще с острова в качестве ориентира. Оно и понятно: раз посреди болота стоит дерево, значит, там есть твердь, за которую оно зацепилось и держится. Вот они с Петровским подошли к еле заметному вытоптанному месту. За ними потянулись и мужики с шанцевым инструментом. Здесь Белова высветила тень высокой сосны на том берегу.

– Нам надо выйти во-он на ту сосну, – объяснила она. – Правда, тропинка может быть не прямой, потому придется идти осторожно и наощупь.

– Так, мужики, срубите всем по шесту – и вперед! – скомандовал Петровский. – Мы пойдем вслед за вами. Идти след в след, держаться близко, чтобы в случае чего помочь друг другу. Расстояние здесь небольшое, пройдем быстро.

Мужики, хоть и искупались пару раз в вонючей жиже, тропинку нащупали вполне успешно (могут же, когда трезвые!). Однако пройти болото быстро не получилось. На острове группа оказалась лишь к полуночи. Странно, на этот раз их здесь не встречали никакие волки, как белые, так и серые. Поскольку остров весьма скромных размеров, поляну, хоть и небольшую, нашли быстро.

– Так, теперь все на расстоянии полутора метров друг от друга начнем двигаться поперек поляны взад-вперед, смещаясь опять же на полтора метра, – скомандовал Петровский. – Как только заметите или под ногами почувствуете какой-то бугорок, кликните меня.

Что-то такое первой нащупала ногами Белова уже на втором проходе, подозвала Петровского. Тот подошел, посветил. Действительно, бугорок был, но круглый.

– Эй, кто-нибудь подойди сюда! Кто в земле разбирается, – тихо крикнул он в сторону мужиков.

Один из них нехотя подошел, осмотрел бугорок на свету фонаря.

– Тут когда-то была нора крота или какого-то другого подземного зверька, – заявил он.

– Ну да, – с видом знатока согласился Петровский. – То, что мы ищем, должно быть продолговатой формы. И покрупнее размерами.

Нужное, возможно, место обнаружилось минут через двадцать. Это был бугорок длиной не больше полутора и шириной одного метра. Еле заметный. И почему-то густо заросший ежевикой.

– Копайте здесь! – приказал Петровский мужикам. – Сначала выкопайте весь кустарник. Под ним должна быть могила.

– Дык тут же невозможно копать! – недовольно проворчал один из арестованных. – Крыжовник – он хоть кустарник низкорослый, а корни его тянутся вниз и вширь ого-го.

– И зачем это делать? – вторил ему другой сокамерник.

– Потому что так нужно для следствия. И не ваше дело рассуждать! – прикрикнул на них Петровский шепотом. – Меньше болтовни, больше дела. И вы с утра свободны.

Делать нечего, мужики почти одновременно воткнули в землю лопаты. И тут вдруг непонятно где зашипело, засвистело. Откуда ни возьмись, появилось какое-то огненное облачко. Оно, кружась вихрем, медленно приближалось к копателям. А вот сверкнула молния, ударил гром. Резко, без раската, будто взорвался крупнокалиберный снаряд.

– А-а-а, спасите! – заорал один из мужиков и, бросив лопату, бросился наутек. Другой тут же последовал его примеру. А огонь уже настигал их. Мужики от страха, похоже, совсем потеряли голову и бросились к болоту, не разбирая дороги.

Белова тоже перепугалась страшно, только не побежала от страха, а села там, где стояла. Она почувствовала, как промокают трусики, но даже не думала вставать. Петровский же потянулся к автомату, дослал патрон в патронник и, не целясь, дал очередь по огненному шару. Впрочем, не попасть в него было просто невозможно, настолько он стал огромным. Непонятно, чего Петровский хотел добиться стрельбой из автомата, но тут от огненного шара отделился какой-то язычок и облизал подполковнику руку. Тот от ожоговой боли выронил оружие, поняв бессмысленность противостояния с непонятным явлением, подбежал к Беловой и поволок ее за руку к проходу. Та, впрочем, скоро  побежала сама, сколько зватилдо сил. Как они перешли болото – не помнили оба. Только огненный шар не стал их преследовать дальше острова и, как только они оказались на суше, исчез так же быстро и неожиданно, как и появился.

Петровский с Беловой кое-как опомнились, когда уже оказались у машины с поджидающим их водителем. Тот сладко дремал, неуклюже откинувшись на спинку кресла, и очнулся не сразу.

– А, что? – отреагировал он на толчок Петровского. – Уже?

– Что – уже? – гаркнул Петровский.

– Ну, это, все сделали, что хотели? – уточнил вопрос водитель.

– А что мы хотели?

– Я не знаю…

– А где наши мужички? – спросила начавшая соображать Белова.

Водитель пожал плечами:

– Я не знаю. Они же с вами пошли. Будем ждать?

Белова вопросительно взглянула на Петровского.

– Вообще-то они уже должны были быть здесь, – сказал подполковник. Если сумели пробраться через болото. Ладно, подождем пятнадцать минут – и поедем.

– Их оставим что ли? – опять спросил водитель.

– Вперед батьки в пекло не лезь! – прикрикнул на него Петровский.

Прошло ли пятнадцать минут, нет ли, вскоре он приказал:

– Поехали. Скорее всего, они не сумели перебраться с острова. Я видел, они вошли в болото в стороне от нашей тропинки. Значит, так, Вася. Ты их не видел. И вообще мы тут не были, а гуляли на моей даче. Понятно? Пикнешь чего лишнего – окажешься в этой трясине. Ты меня знаешь. Если что, мы все трое повязаны, не забудь это!

– Так точно, товарищ подполковник! – откликнулся водитель и включил стартер…

В машине Петровский с Беловой сели подальше от водителя и тихо обсудили создавшуюся ситуацию.

– Владимир Прокопьевич, придется заняться нашим делом завтра… то есть, сегодня днем, – сказала Белова. – Медлить никак нельзя. Иначе мы останемся с носом.

– Нет, дорогая Аллочка, – не согласился Петровский. – Если мы ввяжемся в это дело завтра… то есть, сегодня днем, уж точно останемся с носом. А так есть возможность заполучить хотя бы обещанные Соловьем доли. Я верю, что это тоже немалые суммы.

– Не понимаю, Володя, чего ты такой осторожный? Ты же властный человек, тебя сам твой непосредственный начальник боится. И вообще, плюнем мы на все и всех и укатим за границу. Там ищи-свищи.

– Это тебе легко укатить куда угодно. А у меня, я уже толковал тебе, не все так просто. Во-первых, семья. Во-вторых, нам пробираться за кордон гораздо труднее, чем вам, гражданским. И вообще, ты не знаешь, какие длинные руки у тестя Соловья. Мы тут живем – не тужим, даже не вспоминаем его, между тем он в нашем городе продолжает заправлять всеми делами. Так что давай, больше ни слова об этом. Все, закрыли тему.

Больше они до самого города не проронили ни слова.

 

26

В «Винксе» Илемпи появилась лишь во вторник вечером. Похоже, настроение у нее было далеко не радужное. Она за столом все больше молчала, если и говорила что-то, сначала долго потирала высокий открытый лоб. И во время показательного сеанса магии очередного гостя клуба, которого представили картом, то есть жрецом традиционной марийской веры, она, не проявила к нему никакого интереса. Лишь когда взялся за дело диджей, Илемпи вдруг ожила и, проявив активность, сама вывела Хумри в круг на танец.

– Ян, над кладом купца Ладейникова нависла угроза. Тебе срочно надо решиться и забрать его себе. Только ты сможешь использовать его на пользу простым людям, – без всяких предисловий сказала она. – Иначе все это бессметное богатство достанется бандитствующим ворам и жуликам.

– Илемпи, дорогая, ты ведь знаешь, я не за этим сюда приехал, – напомнил Хумри в ответ.

– Знаю. Но считаю, что одно другому не мешает. Разве будет плохо, если у тебя окажется возможность подкреплять интеллектуальные действия материально?

– Знаешь, меня профессор Кмрдяпко предупреждал, что если человек свяжется с золотым тельцом, то обязательно потеряет моральный облик.

– При всем уважении к твоему профессору, он сказал глуплсть, – тут же отпарировала Илемпи. – Если человек богат, он, что, автоматически теряет человеческий облик?

– Тут речь не о достающемся трудовым потом богатстве, когда человек знает, откуда в его кармане появился каждый доллар, будь их миллионы и даже миллиарды. Тут речь о несметных сокровищах, упавших с неба в твои руки просто так. Следовательно, их не жаль будет тратить, тем более, коли боагство это несметно. Я визобилии и роскоши не жил и боюсь, что если в моих руках окажутся сказочные возможности, не удержусь от иных вовсе необязательных соблазнов.

– Не говори так. Я же вижу, что ты не падок на роскошь, – возразила девушка. – Да и совестлив. А совесть – лучшая защита от аморальности.

Хумри с благодарностью посмотрел на нее, вздохнул:

– Спасибо, конечно, за то, что ты меня рисуешь чуть ли не святым. Но я всего лишь человек. Признаюсь, иногда меня тоже берет зависть, когда вижу, как купаются в роскоши иные, скажем так, ничем не отличающиеся от нас человечки. Я знаю людей, даже весьма приличных, которые, став начальниками или овладев богатством, отбросили в сторону разум. Они превратились в этаких двуногих существ, которые обвешаны золотом и бриллиантами,  катаются в лимузинах, на самолетах и вертолетах, на безумно дорогих катерах и яхтах. При этом потеряли все, что их делало человеком: совесть, порядочность, чувство долга и многое другое. Главное же – они со временем начисто забыли о простых людях, даже не помнят, что сами вышли из грязи в князи.

– Значит, категорически нет? – сверкнула глазами на него Илемпи.

– Почему бы тебе самой не завладеть этим богатством и заняться, скажем, благотворительностью? – вместо ответа предложил Хумри.

– Об этом я тебе уже говорила…

Во время следующего танца Илемпи продолжила разговор.

– Знаешь, Ян, вчера ночью группа людей попыталась добраться до сокровищ купца, – сообщила она. – Они нашли могилу, начали копать.

– Кто они?

– Ты их знаешь. Это зам. начальника отдела полиции Петровский и помощник Соловья Белова. Кстати, когда удирали, двое из их команды утонули в болоте.

Ого! Хумри вспомнился разговор с Беловой на пляже. Значит, она имела в виду, что завладеет богатством купца и укатит за границу? Только причем тут подполковник полиции? Положим, могли скооперироваться. Или даже договориться уехать вместе? Хотя Хумри какое до этого дело.

– Кто же их так напугал, что они бросились наутек, куда глаза глядят? – спросил Хумри.

– Неизвестно, – уклонилась от ответа Илемпи.

– Тогда откуда у тебя такие сведения?

– Знаю – и все.

Настаивать на ином ответе не имело смысла. И все же Хумри ее словам поверил. Все это так, конечно. Илемпи права, сокровища купца вполне могут достаться ворам и жуликам. Если такое случится, будет очень жалко. Только Хумри-то ищет совсем другое сокровище. Если он свяжет себя кладом купца, сумеет ли заниматься тем, чему решил посвятить свою жизнь, о чем дал слово покойному профессору Кирдяпко? Может, Илемпи права, одно другому не мешает? Нет, нет, так не годится. Богатство – вещь такая, что им надо заниматься постоянно. Даже если его придется просто расходовать на какие-то цели. Тогда все, в отношении своего главного дела пиши пропало. И что Хумри теперь делать?

Тут мысли его неожиданно перекинулись на другое, свое.

Раз дела оборачиваются таким образом, ему тоже надобно быстрее найти свое сокровище. Или окончательно понять, возможно это или уже нет. После чего и к кладу купца можно бы вернуться…Но как найти то, что он ищет? Илемпи права, надо бы вызвать дух того священника, чтобы расспросить. А как? Где найти хоть какую-нибудь вещь, с которой соприкасался отец Николай? Может, что-то сохранилось в архивах православной церкви? Метрическая книга, которую вела приходская церковь и, следовательно, в ней наверняка есть и его записи. Или какие-то документы, написанные его рукой? Годовые отчеты, например, которые обязательно держал в руках и подписывал настоятель прихода.

Обо всем этом Хумри советовался с Илемпи уже по пути к ее дому, куда он решил проводить ее на своей «Ниве». Хотя нет, девушка попросила проехать еще дальше, к месту, где они оказались в первую поездку. Там, проехав чуть дальше той точки, где их тогда остановила полиция, они вышли из машины. И Илемпи, не глядя на темень, тут же вошла в болото и пошла в сторону острова по одной ей ведомой тропинке, не взяв в руки даже шеста. Хумри уже ничему не удивлялся, лишь молча смотрел ей вслед.

– Ян, ты все-таки подумай насчет клада! – крикнула Илемпи, уже отойдя от берега метров на сто. – Может статься, что я больше не сумею его сохранить от алчных людей. Тогда зачем все мои самопожертвования? И разве это будет лучше, чем сокровища попали бы в твои руки?

В голову Хумри почему-то  врезались слова «моисамопожертвования». Что она имела в виду? Если это действительно так, кто ее подтолкнул на самопожертвования? Ничего не понятно.

 

27

После утренней планерки в городской администрации Белова как бы замешкалась со сбором своих бумаг и дождалась ухода всех сотрудников из кабинета Соловья. Надо было после ночного облома на острове прояснить, как ей поступать дальше, на кого теперь положиться. О случившейся там неудаче Соловей, похоже, не знал. Пока не знал? А узнает? Вроде бы не джолжен. Ведь Петровский точно будет молчать. Зачем ему рассказывать Соловью о том, что он решил кинуть его? А забулдыги с лопатами, которых Петровский прихватил с собой, по всему, сгинули в болоте. Они так и не явились ни к Петровскому за досрочным освобождением, ни вообще в отдел полиции. Если разве водила подполковника проболтается? Не-ет, не должен. Петровский наверняка сто раз проверял его, прежде чем приблизить к себе.

– Аллочка, надеюсь, что ты отдохнула и полна сил? – осведомился тем временем Соловей. – И как писатель? Лучше меня?

– Не говори глупостей, – холодно осадила его Белова. – Я с ним встречалась только по необходимости. Хотела разведать, какие у него успехи.

– И как?

– Слава богу, никак. Только чувствую, он тоже вот-вот доберется до клада.

– Ничего, мы ему не дадим. К нему приделаны надежные ноги. Самые лучшие, что есть у Петровского.

– Я бы этому менту не очень доверяла, – заметила Белова и осеклась. Больше о нем не стоило говорить. Однако Соловья насторожить по отношению к нему тоже не мешало. Непонятно, что теперь предпримет Петровский. Он ведь может обойтись и без них, в том числе и без Беловой. Для этого у него есть все возможности. Вот сглупила она, сговорившись с ним, ох и сглупила! Хотя если бы дело выгорело, то… Только чего теперь об этом думать.

– А что… – начал говорить Соловей, но тут зазвонил телефон правительственной линии.

– Да, Соловей слушает! – откликнулся Соловей, быстро взяв трубку. – Здравствуйте, Энвер Мансурович! Рад вас слышать… – Тут он прикрыл ладонью микрофонную часть трубки и обратился к Беловой: – Выйди, пожалуйста, на минуту, мне с шурином надо переговорить.

Белова быстро исполнила просьбу, но, уходя, оставила дверь кабинета чуть приоткрытой. Секретарь-референт, сама любопытствующая не меньше, сделала вид, что ничего не заметила, лишь тоже навострила уши, пытаясь понять, с кем и о чем переговаривается ее начальник. Тем временем в кабинете разговор по телефону продолжился.

– Да, Энвер Манусрович, – что-то подтвердил Соловей собеседнику. – Мне вертолет нужен еще раз… Да, желательно быстрее. Нет, без него невозможно обойтись. Вы же знаете, там болото… Да, да. Когда? Завтра?  Хорошо, отлично… Нормально она живет. Да, конечно, всегда отдыхаем вместе, все нормально… Обязательно передам, обязательно… Большое спасибо, Энвер Мансурович, большое спасибо. До встречи, мы оба ждем вас с нетерпением.

Соловей аккуратно положил трубку. Белова незаметно прикрыла дверь кабинета полностью и тихо вышла из приемной. Секретарь-референт углубилась в бумаги. Через минуту дверь главы приоткрылась, оттуда высунул голову Соловей.

– Где Алла Борисовна? – спросил он у секретаря-референта.

– Она ушла, Аркадий Иванович, – подобострастно сообщила та. – Позвать?

– Не стоит, – подумав, ответил Соловей. – Ушла – значит, ушла. Я позже сам созвонюсь по внутреннему телефону.

Тем временем Белова закрылась в своем кабинете и начала обдумывать ситуацию. Стало быть, завтра у Аркаши будет вертолет. Это означает одно: завтра он предпримет все необходимые действия, чтобы, наконец, завладеть богатством прадеда. Так стоит ей претендовать на это богатство или остается довольствоваться тем, что Соловей обещал? А обещал он, что предоставит ей полное право пользоваться сокровищами купца, как ей заблагорассудится. С одним лишь условием, что она останется с ним. Навсегда, как надо понимать. Белова представила себя с ним лет этак через десять… Бр-р-р! Нет, она, конечно, может уйти от него в любое время. В отличие от героев телесериалов, он не станет угрожать ей расправой и удерживать силой. В этом она уверена. Только уйти-то ей придется голой.

Белова взяла в руку смартфон, долго раздумывала, всматриваясь в черный экран выключенного компа, будто там мог появиться очень дельный совет. Но не дождалась и после некоторых колебаний включила смартфон, набрала номер.

– Алексей Ильич, здравствуйте! – поздоровалась она и тут же предложила: – Нам бы встретиться… Нет, разговор не по телефону. И желательно, чтобы о встрече никто не знал… Все потом, при встрече… Через час? Ладно. Где?.. Поняла. Буду.

Она резко встала, подошла к окну, окинула взглядом двор администрации. Ее Toyota Aurus темно-синего цвета стояла, призывно посверкивая всеми частями корпуса. Но Белова опять взялась за смартфон, нажала на кнопку с постоянным номером, коротко сказала:

– Такси? Мне нужна машина… Пусть через полчаса подъедет к скверику рядом с администрацией города.

…В назначенное время Леший ждал ее в указанном месте – в бане на окраине города. Обязательные все-таки люди эти бывшие… Впрочем, о том, кто на самом деле этот Леший, лучше не вспоминать… Он повел ее на второй этаж, где, оказывается, имелся уютный закуток. На столе уже стояла бутылка вина, в вазах – виноград и прочие южные фрукты.

– Алла Борисовна, обедать будете? – первым делом осведомился Леший.

– Рано еще, – отмахнулась Белова. – И не за этим я приехала.

– Ну, тогда излагай, – усадив гостью на стул, больше похожий на кресло, сам устроился напротив Леший.

– Алексей Ильич, я не стану ходить вокруг да около, скажу все сразу, – начала Белова. – Но при условии, что в любом случае разговор этот останется между нами.

– Век воли не видать! – пообещал Леший. – Только зови меня Лешей, мне так приятнее. И давай все-таки выпьем вина. Без него разговор кажется и не деловым, и не серьезным.

С этим Белова согласилась, тем более, погода стояла ясная, солнце пекло безбожно, и даже в этом закутке, расположенном в теневой стороне, было душновато. Похоже, кондиционера здесь не было. Значит, не так и богат этот Леший, хоть и бригадирствовал немало лет.

Сделав пару глотков пока еще прохладного вина, – видно, бутылка еще недавно стояла в холодильнике, – Белова заговорила тише:

– Леша, ты знаешь, что Соловей всех вас хочет оставить с носом?

– Как это? – спросил Леший, хотя сразу сообразил, о чем речь.

– Неужели тебе надо объяснять, как это делается?

Объяснять, конечно, не требовалось. Только Лешему не верилось, что Хакас пойдет на это. Все же он – человек понятий, до сих пор придерживался правил. Видя его сомнения, Белова продолжила:

– Завтра тесть пришлет Аркаше еще раз вертолет. И он, если доберется-таки до сокровищ купца, отправит их полностью этим вертолетом. Так он все переиграл. Нет, Аркаша нас, конечно, полностью не кинет, раздаст нам какие-то крохи. Только мы ведь даже не представляем, на какую сумму там этих несметных богатств, и насколько реально потянули бы наши доли.

Леший озадаченно потер лоб, пощупал щеки, выдохнул и обратился к Беловой:

– Думаешь, он посвятил тестя в наш секрет?

– Да, Леша, да! Сама своими ушами слышала, что Соловей обещал тестю все оставить в семье. Клялся в вечной преданности его сестре.

Леший откинулся на спинку стула, отчего тот под его сильным телом опасно качнулся, но устоял-таки.

– Я чаю, ты что-то хочешь предложить? – сказал Леший, буравя взглядом девушку.

– Да! – живо откликнулась она. – Я предлагаю опередить Аркашу и этой же ночью или ранним утром достать сокровища. Вертолета с утра не будет. Ему еще долететь до Октябрьска… Ну, ты понимаешь. Думаю, все будет как в прошлый раз. Если мы подсуетимся, успеем все провернуть.

– И?

– И разделить на двоих. Пополам.

– Опять же, как? Ты-то ведь тоже девка не промах.

Белова тоже с прищуром посмотрела ему прямо в глаза. Получилось этакое состязание взглядов.

– Пока сокровища полностью не реализуем, мы с тобой будем жить вместе. Там будет видно. Так устроит? – пообещала она.

– Так ведь нас здесь размажут! – заметил Леший. – Не забудь, кого мы хотим кинуть. Не только хозяина города, а еще вкупе с ним, получается, реального хозяина всей республики.

Белова оторвалась от стула, чуть приподнялась и теперь на собеседника смотрела свысока, выхватывая его взглядом с ног до головы.

– Леша, ты дурак? Какой город? Какая республика? Мы немедленно покинем и Октябрьск, и Айванию. И Россию. Немедленно!

Леший побарабанил пальцами по столу, затем потянулся к бокалу с вином, отставил его.

– Ты сказала «мы». В каком смысле?

Белова успокоилась, снова опустилась на стул.

– Леша, я плохая женщина? Дура, уродина, не умею вести себя?

– Нет, ты прекрасна, – вполне серьезно оценил Леший. – Пройтись с тобой по Бродвею – себя возвысить в глазах братвы и не только. Но ты ведь телка Соловья.

– Я ничья, Леша, ничья. Ну да, не скрою, пристроилась я к этому борову. А что делать бедной девушке? Только когда это было.

– А я тебе, что, глянусь?

– Ты, Леша, очень даже приличный мужчина. Высокий, здоровый, статный, довольно-таки молодой, в самом расцвете сил. Умом не обделен. Если тебя приодеть со вкусом, вполне можешь выглядеть как лондонский денди. С таким мужчиной, действительно, не стыдно пройтись по Бродвею. Только сначала туда надо попасть.

Леший встал, придвинул стул к Беловой, слегка приобнял ее:

– Ты и вправду не против быть моей?

Она, не слишком сопротивляясь, отвела его руку:

– Я не шучу. Только всему свое время. Давай сначала решим по делу.

– По делу… Допустим, мы с тобой опередим Хакаса и завладеем сокровищами. Оставаться здесь с ними не резон, ты права. Только проскочить через границу с таким добром не так-то просто. Это ведь не валюту на банковские счета в оффшорах переводить двумя-тремя нажатиями на клавиши. Ежели же влипнем – не просто оголимся полностью, еще и загремим за решетку. Вот тебе и будут теплые страны с райскими кущами. Так что какое-то время по-любому придется кантоваться в России, пока не превратим золото и бриллианты в валюту. Только разу все не пристроишь. Я, к примеру, не то, что не знаю, даже не слышал о фарцовщике, который способен разом скупить столько драгоценностей. Придется отдавать частями разным барыгам. Среди них кто-то может оказаться ссученным, я-то знаю. И сдаст нас ментам.

Белова, похоже, уже задумывалась над этим.

– Леша, дорогой, не все так плохо, – сказала она. – Если дело выгорит, оставаться здесь нам, ты прав, не стоит даже на час. Насчет отъезда за бугор есть два пути. Первый – попасть в Санкт-Петербург и оттуда махнуть на север, в Финляндию. Там граница не так сильно закрыта на замок. Еще лучше – попасть в Украину. Знаешь, мои родители в свое время переехали сюда из Харькова как молодые специалисты. При Советах существовал такой порядок: после окончания института выпускников заставляли три года отработать по направлению. Вот они и оказались в Октябрьске. Здесь им понравилось, и они остались навсегда. А с родными из Харькова связей не теряли. Я тоже продолжаю созваниваться с двоюродными братьями и сестрами, с дядей – авторитетным не только в городе, а и во всей Украине человеком. Уверена, он быстро пристроит всю нашу добычу. Поможет и границу перейти. Несмотря на войну, там это делается гораздо проще, чем даже на финской границе. Короче, Леша, рожай быстрей. У нас крайний срок – первая половина завтрашнего дня. Не решимся сейчас – после всю жизнь будем локти кусать и лить крокодиловы слезы.

Леший встал, прошелся по помещению взад-вперед, остановился перед Беловой и решительно заявил:

– Лады! Точняк, такой случай может представиться раз в жизни, надо рискнуть! Давай прикинем, как все устроить…

Они просидели вдвоем больше часа. Заодно теперь и пообедали. Когда же Белова, позволив Лешему на прощанье поцеловать в щечку, уехала, тот позвонил своим дружбанам Лысому и Михайло – которого недавно сумел-таки вызволить из беды. Его, учителя физкультуры, чуть было не посадили из-за несчастного случая с учеником на уроке. Про Валка и Кузнеца он даже не подумал – те слишком были преданы Хакасу. Через час вся тройка оказалась в закутке, где еще недавно побывала Белова.  Втроем они обсуждали ситуацию еще не меньше часа, завершив его всухую, даже без рюмочки водки. Такого у них раньше никогда не бывало, да ведь и дело предстояло такое, о котором они и мечтать не могли. Тут нужны совершенно трезвые головы, и в прямом, и в переносном смысле.

 

В это время в эфире

– Шеф, твоя телка полдня провела с Лешим.

– Где?

– В его бане.

– В бане-е? Ах вот какая она, сучка! И долго они там парились?

– Час с небольшим. Только, похоже, они вообще и не мылись, и не парились. Она вышла вся сухая.

– Вот как? Странно… Знаешь, продолжайте следить. Тут что-то не так. Если только для б…ства, она вряд ли согласилась бы на баню, не та деваха. Узнайте, что они замутили. Сейчас наступил такой момент, что можно от них ожидать любую пакость.

– Тогда, может, команду мента подключить?

– Нет, нет, не надо. Сами, все сами. И если что, докладывать мне хоть днем, хоть ночью.

– Понято, шеф.

– Конец связи.

 

28

За эти недели Хумри совсем забросил свою главную работу. Ту, которой посвятил всю свою оставшуюся жизнь, как он думал, когда ушел из журналистики. Между тем, голова продолжала работать над новым историческим романом, и с ней ничего невозможно было поделать. Так уж она устроена у людей творчества. Поскольку в поисках сокровищ он оказался в тупике, решил пока хотя бы записать кое-какие мысли, которые нет, нет, да и проявляются сквозь повседневные заботы. Хотя Хумри обычно такого не делал. Потому как всяких мыслей в голове зарождалось десятки на день, он считал, что необязательно запоминать все. Голова не мусорная корзина, а, как выражается молодежь, емкость памяти, ее не стоит забивать ненужной информацией. Только исторический роман – это нечто особое, тут желательно запомнить все, что приходит в голову в ходе работы над ним. Ибо она, голова, не память компьютера. Она не только вспоминает и думает, она еще начинает представлять, что ее хозяин живет в том самом далеком прошлом, когда и традиции были другие, и язык, и нравы. И этот временной колорит мог и не запомниться, если его не зафиксировать. Короче, Хумри в какой-то момент  раскрыл свой ноутбук и взялся за работу. Долго ли он сидел так, коротко ли, фиксируя мысли, которые пошли просто лавиной, но вдруг остановился, задумался. А что вообще он здесь, в этом городке, сейчас делает? В поисках того, о чем говорил профессор Кирдяпко, у него успехов ноль целых ноль десятых. И не похоже, что удастся чего-то достичь. Ведь для этого, как справедливо заметила Илемпи, надобно найти хоть какую-то вещицу того самого убиенного в тридцатые годы священника. Иначе его дух не вызвать. А без его подсказки теперь вряд ли обнаружишь что-либо, спрятанное или просто оставленное где-то им.

Бывает же такое! Вдруг на фоне этой безнадеги мелькнула одна мысль… Стоп, Ян! Не отчаиваться! А что, если узнать, откуда был родом отец Николай? И съездить туда. Может, там еще живут его далекие родные? Может, у кого-то из них случайно остались его вещи или фотоснимки? Как бы ни было, это, пожалуй, последняя возможность найти след к искомым сокровищам. Если попытка увенчается успехом, то поиски можно продолжить. Если же нет, тогда да, не стоит больше тратить на это времени и придется полностью переключиться на изучение истории Серебряной Болгарии в период начала нашествия татаро-монгольской орды. Почему ему втемяшился именно этот период? Об этом Хумри про себя размышлял уже не раз. Ответ получился такой: именно в это время решалась судьба великого государства Серебряная Болгария, судьба великого болгарского народа, осколком которого и являются айване. Гены величия, самоуважения, достоинства предков должны же были в них остаться! Тогда почему айване сегодня такие слабые, зашибленные, с легкостью готовы забыть не только народные традиции, обычаи, а даже язык матери? То есть, по сути, готовы к самоуничтожению… Да, надо создать такой роман, чтобы он затронул душу айванина, в каждом, кто прочтет книгу, пробудил гордость за подвиги своих прародителей, тем самым помогая возродить национальное самосознание у всего народа.

Как-то так получилось, что, размышляя обо всем этом, Хумри в какой-то момент задремал прямо за столом.

И увидел сон. Будто бы он лежит в насквозь пронизанной солнечными лучами светлой-светлой, блаженно теплой комнате. Нет, не в комнате, а в огромном зале. Тут к нему неожиданно то ли прилетела, то ли спустилась с небес какая-то светлая-светлая, чуть ли не насквозь прозрачная девушка, села рядышком. Постой, это же… Да, это Илемпи. И явилась она точно так же, как тогда, когда он лежал в камере отдела полиции.

– Здравствуй, Хумри, – приятным голоском, который только у нее и может быть, поздоровалась она. – Я сегодня в клуб не приду, потому обращаюсь к тебе таким образом. Я прошу тебя приехать завтра с утра ко мне домой, чтобы окончательно решить вопрос с кладом. Я чувствую, что за его выемку и присвоение вот-вот начнется настоящая драка. Может, даже сегодня, может завтра, послезавтра. Однозначно: в ближайшее время. Потому надо решить, кому достанутся сокровища, послужат на благо или на лихо народа. Есть и другой момент, который заставляет меня торопиться. Одним словом, все это надо будет обсудить с тобой. Так сложилось по жизни, что от встречи с тобой и у меня лично зависит многое. Приезжай ко мне, я тебе все объясню.

Тут видение Илемпи так же внезапно исчезло, как и появилось. Будто растворилось в воздухе. А Хумри будто и не дремал вовсе. Он резко проснулся, при этом стал свеж, как утром после глубокого сна. Вроде бы простое обращение девушки, а поди же…

Да вот и не простое. Явилась вроде бы во сне. Может, все-таки наяву? Во всяком случае, неожиданно и неожиданным способом, но далеко не случайно. Первый раз это можно было объяснить сном, галлюцинацией. Однако точно такое же повторение, но по другому поводу – это уже не сон, не галлюцинация.

Весь остаток дня Хумри провел в номере, пытаясь продолжить свою писательскую работу. Даже вечером не то что в клуб не пошел, вообще носа не показал из гостиницы.

На следующий день с раннего утра, наспех попив горячего кофе, он заправил «Ниву» по самую горловину бензобака и выехал из города. Илемпи поджидала его в своей избушке. При появлении «Нивы» на повороте с шоссе она вышла навстречу гостю то ли на улицу, то ли во двор – поди пойми как называть пространство близ ее хозяйства. Выглядела она странно. Вроде бы такая же молодая, светлая, но ходила ссутулившись, словно женщина в возрасте, да и голос ее не звенел колокольчиком, как обычно, а был со старческой хрипотцой. Гостя она пригласила не в избу, а в предбанник. Оказалось, Илемпи там готовила завтрак. Ведь электричество у нее было только здесь. Вскоре она предложила Хумри поесть и подала на стол пшенную кашу и чай.

– Извини, деликатесов никаких. Давно не ходила по магазинам, – как бы оправдываясь, объяснила она.

Убрав посуду со стола, Илемпи сразу приступила к деловому разговору:

– Ян, ты как, решился, наконец? Готов стать владельцем несметных сокровищ?

Хумри сидел, не зная, что ответить. Похоже, свой клад он уже не найдет. И стать обладателем несметного богатства с тем, чтобы хотя бы развивать, скажем, национальную литературу, изучить историю и донести ее до всего айванского народа – идея вполне заманчивая. Как-никак, это ведь тоже помогло бы хоть как-то расшевелить айван, придать им уверенности в своем будущем, в том, что они ничем не хуже так называемых великих и больших народов и могли бы достичь даже более весомых, чем у них, успехов. В мире этому уйма примеров! Только Хумри понимает, что ему не дадут так спокойно воспользоваться кладом купца. Слишком много на него претендентов. Да и закончатся когда-нибудь богатство купца, каким бы безмерным оно ни было. Если его сокровища для отдельных людей действительно сказочные, то для целого двухмиллионного народа не бог весть. И что дальше?

– Илемпи, я на это не могу решиться так быстро. Требуется все взвесить.

– Ян, я чувствую, что развязка вокруг сокровищ купца Ладейникова приближается неминуемо. И еще… Заканчивается срок моего обещания обеспечить сохранность клада и передачу его честному, порядочному, радеющему за судьбу народа человеку.

 

29

Полвека назад

Выпускница Московского энергетического института Илемпи Салматова была родом из Айвании, потому напросилась на электроаппаратный завод города Октябрьска, который бурно развивался. Поскольку она окончила вуз с красным дипломом, имела право сама выбрать место работы. Молодой инженер взялась за дело хватко. За три-четыре года она сумела запустить в производство несколько своих изобретений. При этом она в первую очередь старалась развивать технологию производства, чтобы ее завод по этой части смог конкурировать с самыми передовыми компаниями в мире. Талант и целеустремленность Илемпи заметили, ее назначили главным технологом. Опыт предприятия начали распространять во всей стране. Сама Илемпи опубликовала несколько обстоятельных статей в научных журналах, готовилась защитить кандидатскую диссертацию. Ее успехи удивляли даже видавших виды ветеранов завода. Ведь Салматова родилась и выросла в глухой деревне без электричества и радио. Однако у девушки были такие технические познания, что она, как принято говорить, быстро завоевала авторитет не только у начальства, а и во всем коллективе. Кто знает, кем бы она стала, не поверни в один обыденный, в общем-то, по жизни случай ее судьбу в совершенно неожиданную, весьма странную сторону.

Как-то в конце лета Салматова с двумя городскими подругами выехала в лес по грибы. Для горожанок это было просто экзотическим отдыхом на свежем воздухе в выходные. Они в основном ходили по лесу, ленясь лишний раз нагнуться в поисках грибов, зато от времени блаженно восклицали: «Ах, воздух!» Этим и довольствовались. Илемпи же по деревенской привычке хотела засолить грибочки на зиму. Незаметно подруги дошли до какого-то болотистого места. На первый взгляд казалось, что оно небольшое и не опасное. Местами уже в нескольких сотнях метров впереди виднелась суша, где возвышались величавые сосны.

– Вот там, в сосняке, должно быть много маслят – очень мягких и вкусных грибов, от которых я без ума, – вздохнула Илемпи.

– И что вздыхаем? – откликнулась одна из подруг. – Так пошли.

– Не получится, – остудила ее Илемпи. – Видишь, какая трясина впереди. Судя по всему, она тянется далеко, а мы не знаем прохода.

– А чего ее перейти! Суша-то совсем недалеко. Может, даже полкилометра нет, – легкомысленно заметила другая подруга.

– Вы что, девочки! Это же болото. Его даже метров сто просто так не преодолеешь, – напомнила Илемпи.

– Какая ты трусиха, однако!

– Да пошли уже. Топай за нами! – разом заявили подруги и смело вошли в воду.

Что делать? Не оставаться же одной. Илемпи тоже вошла в воду, пошла за подругами. Прошли едва ли метров сто, как идущая впереди девушка ойкнула и весело рассмеялась:

– Девочки, я провалилась! Прямо по самое это. А вода внизу совсем холодная!

Продолжая весело щебетать, она потянулась в сторону, чтобы вылезти на более твердое место и, похоже, ногой попала не туда. Девушка забарахталась и начала тонуть на глазах. Тут ее обуял животный страх, она отчаянно завизжала:

– Девочки, а я тону! Тону я! Эй, спасите же, помогите, вытащите меня!

Шедшая за нею подруга, увидев это, резко повернулась назад и  рванула к берегу. Илемпи же бросила свою наполовину уже полную корзину в воду и, хватаясь то за куст ивы, то за стволы ольхи и низкорослой кривоствольной березы, двинулась к тонущей подруге. Очутившись недалеко от нее, она уцепилась за самую толстую ветвь ивового куста рядом, повисла на ней и нагнула так, что конец ветки оказался над самой головой подруги. Та успела ухватиться за нее с первого раза.

– Держись крепче! – предупредила Илемпи и потихоньку начала отпускать ветку.

По мере выпрямления ветка потянула девушку вверх. Та наконец вырвалась от засасывающей жижи и ступила на более твердое место, затем быстро-быстро пошла к берегу вслед за первой подругой. Илемпи же осталась под кустом. Стремясь к нему, она сначала сумела как-то сходу перейти топкое место, но на обратном пути сделать это не удалось. И намокла, и силы сдали, потому не хватило стремительности. Илемпи почти вышла было на воображаемую тропинку, по которой все дошли до этого места, но когда развернулась, чтобы ухватиться правой рукой за ствол очередного деревца, правая нога ушла куда-то вниз, в пустоту. Илемпи начала другой ногой нащупывать относительную твердь, но ее не было. Побарахтавшись, чтобы вырваться из ловушки, девушка поняла, что, несмотря ни на какие усилия, продолжает тонуть, закричала о помощи. Подруги, визжа и крича, забегали вдоль болота, но войти в жуткую черную воду, чтобы вытащить ее, так и не решились. Когда же увидели, что Илемпи ушла под воду с головой, от ужаса застыли с раскрытыми в беззвучном крике ртами, потом вдруг опомнились, развернулись одновременно, словно по команде, и пустились наутек из леса.

…Илемпи очнулась в полной темноте. Не в болоте, не в воде. Она лежала на чем-то твердом, но постеленном. Без подушки, без одеяла. В полной тишине. Где-то на том свете что ли? Да уж, не таким она его представляла. Хотя не представляла совсем никак. Ей не пришло еще время думать об этом. Главное, она помнила, что с ней произошло в лесу. Она же там утонула в болоте! Совсем! Наглоталась воды и перестала дышать. И все померкло. Так где она теперь, если не на том свете? И что ей делать дальше? Встать и пойти? Куда? Продолжать лежать? Зачем? Просто ждать? Чего? Илемпи не трусиха, нет! По крайней мере, намного смелее многих девушек. Однако тут ситуация такая, что она не столько боялась, сколько не понимала, что делать. Ведь может случиться так, что из-за одного неверного движения или действия она может оказаться… Господи, даже напонятно где еще может быть хуже.

Долго ли она пребывала в таком состоянии, коротко ли, вдруг резко ударил свет, послышался человеческий голос:

– Очнулась?

Илемпи повернула голову в сторону голоса.

Оказалось, рядом в двух шагах стоял старец, который сдернул с окна темную занавеску. А Илемпи лежала в курной избе на деревянном топчане, застеленном тоненьким ватным матрасом. Она, продолжая лежать, покрутила головой. В избе, кроме топчана, были дубовый стол, две скамейки вдоль стен, приткнутые друг к другу в углу, несколько табуреток. Еще белела боковина русской печи. Сзади нее впритык стоял платяной шкаф, который скрывал пространство запечья. Спереди же печка была отделена от общей комнаты ситцевой занавеской. Вот и вся нехитрая обстановка.

– Мучи*, где я? – тихо спросила Илемпи.

– Ты в моем доме, – как ни в чем не бывало, ответил старик. Упреждая дальнейшие вопросы, тут же объяснил: – Я тебя вытащил из болота и оживил. Ты долго не приходила в себя, потому я помыл тебя и уложил в постель. И вот, наконец, ты очнулась… Ну, давай знакомиться. Меня зовут дед Кестин. А ты Илемпи, правда?

– Правда, – не без некоторого смущения подтвердила Илемпи. – Я что, бредила?

– Нет, доченька, ты лежала тихо, как мышь.

– Тогда как вы узнали мое имя?

– Об этом потолкуем опосля. Пока ты похлебай куриного бульона и отдыхай. Надо, чтобы ты встала совершенно окрепшая.

И правда, попив бульона, Илемпи тут же уснула.

Когда она проснулась окончательно, – а это, по словам деда Кестина, случилось через месяц и два дня после того, как он вытащил ее из болота, – хозяин избы сразу же приступил к деловому разговору.

– Илемпи, я оживил тебя, отдав  свои последние силы, – сказал он. – Токмо жить дальше ты сможешь лишь в одном случае – ежели продолжишь мое дело.

– Какое дело? Я работаю главным технологом на электроаппаратном заводе. Там меня ждут, – напомнила Илемпи.

– Никто там тебя уже не ждет. И не могут ждать. Ты утопла в болоте. Утопла всамделишне. И оживлена лишь для одного дела, о чем я уже сказал. Во всяком ином случае ты вернешься в бездонную топь.

Илемпи вгляделась в морщинистое лицо старика, в его строгие глаза, которые поблекли настолько, что даже зрачки еле замечались. Нет, он не шутил, хотя в то, что он сказал, никак не верилось. Раз жива – значит жива. Что еще?

– Не поверила, – каким-то образом понял ее Кестин. – Что ж…

Тут Илемпи почувствовала, что теряет сознание. Вскоре она забылась совсем.

Очнулась она, как и в первый раз, в совершенной темноте. Только помнила, где и что в этой избе расположено и, встав с топчана, подошла туда, где должно было быть окно, протянула  руку к занавеске, чтобы открыть. Занавески не было! Как и окна! Тогда Илемпи развернулась и пошла к двери. Не успела сделать трех-четырех шагов, как уткнулась в глухую стену. Хорошо, шла в темноте с вытянутыми вперед руками, могла бы и лбом приложиться. Стена оказалась сырой и будто слегка размягшей.

– Встала, доченька? – послышался тут знакомый старческий голос откуда-то сверху.

– Кестин мучи, что происходит? Где я? – не скрывая тревоги, крикнула Илемпи.

– Ты сейчас там, откуда я тебя достал два месяца назад, – сообщил голос Кестина. – Только в бункере. Оттуда ты сможешь выйти лишь при одном условии. Не забыла, что я тебе предлагал?

– Если не выйду, тут и останусь?

– Да, доченька, там и останешься. Токмо бункер этот – он сбит из глины и стоит в болоте. В воде глина постепенно разжижается. Что станет дальше – сама понимаешь.

– Кестин мучи, почему вы такой злой? – с дрожью в голосе крикнула Илемпи. –  Почему не можете спасти меня просто так? Разве это по-человечески?

– Хотел бы, да не получится, – спокойно возразил голос.- Мне позволили оживить тебя только для одного дела. И поступить по-человечески я не способен. Я ведь не простой человек. Ну, так как? Хочешь оказаться на этом свете и продолжить мое дело?

Илемпи не знала, что и ответить. Жить, конечно, хотелось. Очень. Но что значит продолжить его дело? Какое? Судя по всему, Кестин, действительно, не простой человек. Но вдруг он занимается такими делами, что Илемпи не под силу? Или не по душе. К примеру, против людей она ни за что не пойдет, зла им не причинит.

– Ты не бойся, я занимаюсь делом добрым, – сказал голос, словно его обладатель опять прочитал ее мысли. – Ну, как? Больше я с тобой возиться не могу. У меня наступает предел полномочий, мне надобно срочно найти себе замену.

– Да, я согласна!

Илемпи сама не поняла, как вырвались эти слова. Но что сказано, то произнесено.

Тут ее на время как бы снова отключили. Очнулась она все в той же избе, в которой пришла в себя первый раз. Сначала старик Кестин ее покормил, потом истопил баню и дал ей возможность очиститься полностью от болотных остатков и запахов. За это время к нему приходили несколько человек. Старик заходил с ними в свою избушку и удалялся в запечье, где они беседовали, а то и просто молчали, хотя, судя по непонятным шорохам, там происходили какие-то действия. Пока Илемпи мылась в бане, спустились сумерки. Заканчивался сентябрь (господи, прошло почти два месяца, как она с подругами поехала по грибы!), дни становились короче. Кестин встретил ее торжественно, в расшитом айванскими узорами белом льняном халате, называемом шупар*, с редким теперь головным убором теркупш, который как бы омолаживает старца, придает ему сановный вид. Указывая рукой, он пригласил ее в запечье, которое оказалось довольно-таки просторным закутком. Там на небольшом столике стояла медная чаша, наполовину наполненная водой, вокруг нее горели семь свечей. Илемпи знала, что у айван семь – число сакральное.

– Илемпи, ты сейчас сидишь напротив самого что ни на есть настоящего ведьмака, – без обиняков начал рассказывать старец Кестин. – Я этого и не скрывал. Никогда. Ни от кого. Даже от Советской власти. Токмо не лез в ее дела, все больше помогал людям преодолевать личные беды и несчастья. Видно, потому меня и не трогали. Выходило, что я власти помогал успокаивать людей… Теперча о главном. Нам, ведьмакам, – кстати, и и колдунам – отведен для жития ровно один век. У меня этот век на исходе. Остались считанные недели. За это время я должон найти себе замену, оставить наследователя своего дела. Я решил, что им станешь ты.

– Почему? – искренне удивилась Илемпи. – Вы же меня совсем не знаете.

– Как не знаю? Знаю. Я видел, как ты спасала подруг. Себя не пожалела, а их вытащила. Я ведьмак белый, нацелен только на благородные дела. И надобно, чтобы мой наследователь тоже старался ради людей. Еще тебя ведь уже нет в живых. Хотя, конечно, будешь жить, пока останешься ведьмой, токмо тебя никто не признает как Илемпи Салматову. Личико-то тебе я немножечко изменю. Нет, только чуть-чуть, совсем менять жалко: ты такая красавица писаная. Но и опосля будешь выглядеть не хуже, не беспокойся. Хотя это и не имеет значения. Ведь ты не сможешь любить, как человек. Да, ты будешь лишена многих человеческих радостей. Однако и то учти: ежели бы не стала ведьмой, ты так и осталась бы утопшей в болоте. Понятно толкую?

– Понятно, – кивнула головой Илемпи. Прав он, Кестин, конечно, во всем прав.

– Ну и ладно, – удовлетворенно произнес ведьмак. Подумав, добавил: – Да, ишшо вот что. Я тебя заколдую лишь на полвека. Имей это в виду, чтобы успеть подготовить себе наследователя. Так ты успеешь пожить и человеческой жизнью. Ежели захочешь, конечно. Может статься, что и не захочешь. Я предвижу в будущем в стране большую смуту.

– Через пятьдесят лет? Когда стану совсем старухой?

– Старушки тоже хотят жить. И подольше.  К тому же в семьдесят пять ты будешь выглядеть как в шестьдесят. Да, еще вот что. Будет тебе особливое задание – охранять клад. Отдашь его тому, кто станет использовать его несметные богатства на пользу людям. Ежели отдашь иному какому негодяю, останешься ведьмой и дальше, вплоть до столетия, как я. А коль сумеешь найти такого порядочного человека раньше, и человеком станешь раньше. Только не вздумай ради этого сплавить клад кому ни попадя. Я же сказал, чем это может обернуться… Об этом деле тебе позже все растолкую.

Илемпи сидела вся ошарашенная и не знала, что дальше делать, что сказать старикану.

– Чего молчишь? – глядя ей в глаза, спросил старец Кестин.

– Да вот думаю. Какая же из меня ведьма. У меня нет даже намека на ее способности.

– В этом не сумлевайся. Не было бы, не ожила бы. Да и умная ты, совестливая. К тебе мои способности пристанут легко. Ну что, почали постигать ремесло ведьмы? Так давай, отдохнем чуток и приступим немедля к делу…

 

30

Отсутствие Беловой на утренней планерке у Соловья вопросов не вызвало. Такое случалось часто – Алла Борисовна иногда опаздывала на работу до получаса. Но вот планерка закончилась, а верного помощника главы города все еще не было. Это что еще такое? Тем временем прошло уже два часа. Соловей по внутреннему телефону позвонил помощнику еще раз. В кабинете Беловой трубку никто не брал. Между тем в этот день предстояло важное событие, быть может, самое главное в их жизни. Будущей совместной жизни. После обеда Соловей достанет-таки клад своего прадеда, и они должны будут тут же покинуть Октябрьск. Каким образом – Соловей план уже разработал. Следовало лишь договориться с Аллой. А ее почему-то все нет и нет…  Соловей приказал секретарю пойти к Беловой и лично привести ее к нему. Та вернулась и вместо ответа лишь развела руками. Соловей взял смартфон, набрал мобильный номер Аллы. В трубке сообщили, что абонент вне зоны доступа или… Что такое? Случилось что? Позвонив по мобильнику еще пару раз и получив такой же ответ автоответчика компании, Соловей связался с Петровским.

– Володь, ты можешь быстро определить местоположение телефона Беловой?

– Сам, конечно, не могу. Но у нас есть соответствующая служба. А что случилось-то? – равнодушно ответил подполковник.

– Понимаешь, молчит она. На работу не явилась. Без предупреждения такого себе никогда не позволяла.

– Ну, загуляла баба. Такое с ними случается. Или приревновал? – в трубке послышалось, что Петровский хихикнул.

– Причем тут это?! Она пропала, понимаешь? Пропала помощник главы администрации города. Это повод для смеха? – повысил голос Соловей.

– Ладно, ладно. Я же шуткую. Хорошо, дам команду, пусть определят, где она. После обеда сообщу.

Тут Соловей совсем вскипел:

– Что значит – после обеда? Ты что, не понял? Сейчас же, немедленно определи, где находится ее телефон. И доложи. Срочно!

Петровский, похоже, наконец-то понял серьезность положения, или просто не стал перечить хозяину города. Он перезвонил Соловью уже через несколько минут.

– Аркаша, ее телефон обнаружен на острове, – доложил он несколько растерянным или даже встревоженным голосом.

– На каком еще острове? – не сразу сообразил Соловей. – Ах, да. Да-а? – И что же она там делает?

– У меня спрашиваешь? – теперь уже Петровский повысил голос.

Ну да, прав, конечно, подполковник. Откуда он может знать на все сто, как телефон помощника Соловья оказался на острове посреди болота.

 

31

Белова с Лешим и их подельники Лысый с Михайло выехали из города по отдельности. Автомобили они тоже оставили в разных местах, по разные стороны от прохода через болото. Белова, одетая в серые шорты и спортивные кеды, как знающая невидимцю тропу, смело вошла в трясину первой и начала продвигаться вперед, тщательно нащупывая твердь шестом. За ней вплотную, готовый в случае чего помочь, шел Леший. На груди у него висел охотничий самозарядный карабин, магазин которого вмещал пять патронов. Так что если и на этот раз откуда-то появятся белые волки, им они не страшны. Шедшие сзади Лысый и Михайло, кроме шестов, несли лопаты и топор. Посчитали, что копать рыхлую лесную землю можно и без лома или кирки.

Действительно, как только группа ступила на сушь острова, тут же на ее пути  замаячили два волка. В отдалении завыл еще один, словно давая понять, что их на острове много, в каждом уголке. Тут, взяв карабин наизготовку, вперед выдвинулся Леший. Лысый с Михайло тоже приготовились в случае чего применить шанцевые инструменты в качестве холодного оружия защиты. Белова оказалась в центре группы и чувствовала себя в относительной безопасности, потому особо не мандражировала. Да и не об этом были сейчас у нее мысли. Достать быстрее клад купца и скрыться – вот что свербило голову. Как это дело провернуть так, чтобы, заполучив сокровища, как можно быстрее избавиться от сопровождающих ее болванов? Этого она еще не придумала. Но придумает. Она почему-то верила в себя, верила, что сымпровизирует на ходу все, что надо и как надо.

 

32

Так напряженно мозг Соловья, пожалуй, не работал никогда. Десятки мыслей, предположений пронеслись в голове за считанные секунды. Надо было все понять и решить мгновенно. Как телефон Беловой оказался на острове? Может, ее заставили поехать туда силой? А кто? И, раз так, почему не выбросили ее телефон? Ведь ее могли схватить и заставить провести на остров лишь те, кто знал о спрятанном там кладе. А это весьма узкий круг. Среди них простачков нет, все понимают, что по действующему телефону легко обнаружить место нахождения и самого человека. Или же, что тоже возможно, его любимая женщина решила всех перехитрить и завладеть сокровищами сама? А что, от нее всего можно ожидать. Тут вспомнилось донесение о встрече Беловой с Лешим в бане. Так вот что означала та встреча! Выходит, она позвала на помощь Лешего и будет делиться сокровищами с ним одним? И, само собой, теперь скроется на бескрайних просторах земного шара с ним?  На кого же ты, сучка, променяла Соловья? На этого урку неотесанного! Ну, погоди! Хочешь провести Соловья? Ничего у тебя не выйдет!

Только все это стенания и словеса. А что делать-то конкретно? Ну, положим, главным делом – перехватить их. А с кем? Кого позвать на помощь? Братва против Лешего не пойдет. Опять вовлечь Петровского? У него слишком завышенные запросы. Только ведь, остерегаясь этого, можно остаться вообще на бобах. Думай, Аркаша, думай!

 

33

Пока завтракали, Хумри, наконец-то, рассмотрел внутренность предбанника более тщательно. Хотя предбанником это помещение можно было называть весьма условно. Оно вроде бы компактное, однако для такого рода заведения весьма просторное. Площадью примерно двенадцать – четырнадцать квадратных метров. В дальнем углу стоял знакомый уже раскладной диван. Не такой огромный, как современные диваны с широченными подлокотниками, но весьма удобный и, оказывается, искусно отделанный. Стоявшее рядом кресло, похоже, шло в комплекте и тоже инкрустировано. Постой, кажется, узоры эти не простые, а с какими-то символами. Правда, так, сходу, Хумри не понял, что они означают, но позже обязательно поинтересуется. В противоположном углу выделялся предельно функциональный рабочий стол с полками и выдвижными ящиками. В центре него стоял компьютер. Его Хумри, конечно, замечал и при первом появлении здесь. Только мельком. Теперь же присмотрелся  и весьма удивился. Компьютер был с непривычным – овальным – экраном и какой-то решетчатой кругляшкой на верху, похожей на макушку спортивной шапочки. Имелись на столе и всякие приложения к нему: цветной принтер, сканер, клавиатура, какая-то странная мышь с несколькими лампочками, наушники и прочие мелочи. Круглый стол в центре помещения, очевидно, был универсальным. В данное время он использовался хозяйкой и гостем в качестве кухонного. На стене напротив дивана висел довольно-таки большой телевизор. Он тоже оказался не простым, а с невообразимо тоненьким экраном.

– Илемпи, скажу прямо, в какой-то момент мне начало казаться, что ты как-то связана с магией, с мистикой. Однако тут у тебя все атрибуты современного высокообразованного человека, – кивнув головой в сторону компьютерного уголка, заметил Хумри.

Девушка, видно, была готова к такому разговору, отставив тарелку с кашей, ответила сразу и твердо:

– Да, Ян, пришло время раскрыться: я из тех людей, кого называют ведьмой. Правда, не в том примитивном смысле, что принято в простонародье. И еще, я ведьма не от рождения, стала ею по воле судьбы. Сейчас не о том речь. Ян, ты что, магию и мистику отделяешь от науки, образования?

– Не я, а все человечество, – поправил ее Хумри.

Илемпи почему-то восприняла его замечание слишком уж серьезно. Заметно было, что она, потирая двумя пальцами высокий лоб, о чем-то размышляет. Однако стала объяснять Хумри спокойно, даже с некоторой легкостью, словно разговаривала со школьником:

– Ян, ты мастер слова. Твой лексикон гораздо обширнее, чем у обычных людей, даже высокообразованных. Вспомни, что означают древнегреческие слова магия, мистика. Если коротко, первое – искусство невозможного. Уточним, невозможного с точки зрения простого человека. То есть предполагается, что кто-то все же может сотворить то, что остальным покажется волшебством или, по-народному, колдовством. А мистика, опять же, если кратко, означает секрет. Так это же напрямую касается науки! Ты ведь согласишься, что какими бы мы ни считали себя умными, с точки зрения вселенского разума познания человека весьма примитивны. Для него не то что в космических просторах, даже на Земле пока больше неясного, чем понятое. Но есть люди, у которых знаний и способностей гораздо больше. Они этим пользуются. Кто-то на благо другим, кто-то – наоборот. Их простые смертные и называют ведьмами, колдунами, магами, волшебниками, а их действия – магией. Да, они тесно связаны с потусторонним миром. Потому как там много тех, кто был умнее, способнее других, в том числе и ученые. Увы, с ними в мир иной ушли и их познания, и их возможности. Но кто-то поддерживает с ними связь, черпает у них вдохновение, получает от них помощь. А как иначе? Впрочем, давай закруглимся. Я ведь позвала тебя не для отвлеченных разговоров.

Хумри посидел, молча переваривая лекцию этой странной девушки, затем спросил:

– Получается, ты с помощью этой чудо-техники связываешься с миром науки. Понимаю. Но откуда она у тебя? Такую мне не приходилось видеть даже в Интернете.

– Ян, чудо-техника эта – квантовый суперкомпьютер «Тесла» разработки Илона Маска.

– Квантовый? И как он работает?

– Действует он, реагируя на запросы молниеносно. А как работает… Там все сложно, в двух словах не опишешь. Машина построена на совершенно новых принципах суперпозиций на основе квантовой механики. Если кратко, она действует по принципу головного мозга человека. То есть по принципу бикамерализма.

– Как это? – не сразу сообразил, о чем речь, Хумри.

– Очень просто. У нашего мозга два полушария. Так? Они работают каждый по-своему. Левое полушарие – аналитическое и вербальное, правое отвечает за «образное мышление» и предпочитает словам картинки. У кого какое развито сильнее, от того и зависит, кто по жизни станет технарем, а кто – гуманитарием. Так вот, этот компьютер может не только анализировать, но и представить… Хумри, еще раз. Давай не будем тратить время на подобные разъяснения, ладно?

Она права, конечно. И все же любопытство брало верх.

– Хорошо. А как ты сумела достать такой комп? Откуда у тебя такие глубокие познания в сфере информатики? Когда ты успела получить соответствующее образование, коли живешь тут, как я понял, безвылазно десятилетиями?

– Успела вот. Да и занимаюсь я постоянно… Только давай прекратим этот познавательный разговор и приступим к главному.

– Илемпи, я ведь спрашиваю отнюдь не ради праздного любопытства. Мне важно знать, кто ты такая есть. Лишь это позволит мне принять окончательное решение по твоему предложению, – выложил Хумри последний козырь.

Илемпи призадумалась. Видно, решала, продолжить объяснения или прервать. Лицо ее при этом вдруг стало каким-то отстраненным и начало меняться на глазах.  Девушка словно прислушивалась к внутреннему голосу. Это продлилось всего-то секунд пятнадцать-двадцать, но за это время она вся сильно изменилась, как бы постарела. От  напряженного мышления, скорее всего, подумалось Хумри. Но вот Илемпи встрепенулась, обратилась к собеседнику:

– Хорошо, я кратко объясню. Более подробно, к сожалению, сейчас некогда. Что-то неладное творится там, на острове… Так вот, самое простое – компьютер мне нужен для выхода в Интернет, чтобы держать вязь с определенным кругом организаций и лиц. Прежде всего, с всемирным движением «Брайтс»*.

– Ты держишь связь с «Брайтс»? – не на шутку удивился Хумри. Это же общество сторонников натуралистического мировоззрения. Его члены отвергают религию, и, возможно, в этом схожи с ведьмами и колдунами. Только они ведь отвергают и магию, и вообще всякие другие элементы сверхъестественных процессов.

– Знаешь, Ян, – мгновенно среагировала Илемпи, – я тоже считаю, что жизнь существует сама по себе, без Создателя. Только это не означает отсутствие в мире сверхъестественного. Я уже говорила, что явления, потрясающие наш разум, кажутся таковыми из-за того, что мы, люди, пока не достигли вершин интеллектуального развития. В принципе и не достигнем, ибо у познания нет предела. Просто чем больше у человечества знаний, тем понятнее кажутся многие явления, которые ранее считались сверхъестественными. Только при этом появятся новые, более сложные вопросы и проблемы, которых мы не замечали из-за скудости ума… Это – процесс бесконечный, соответственно магия и ее деятели будут существовать вечно. Одно бесспорно: на самом деле все происходит по законам Вселенной. А те, кого называют колдунами, ведьмами, магами, волшебниками, экстрасенсами, раньше обычных людей проникают в это непознанное. И все дела. Как видишь, в сущности, я и члены «Брайтса» нисколечко не противоречим друг другу.

– Выходит, вы, ведьмы и прочие колдуны, лишь против веры?

– Ян, и тут не все просто. К некоторым священникам мы относимся со всем уважением. В сущности, они ведь тоже все это понимают. Только хотят сделать добро людям, воздействуя на их души, подвигнуть их на добрые, светлые поступки. Потому им нужен Бог, у которого человек может попросить любую помощь и который всем способен помочь. Правда, есть и такие священнослужители, кто внедряет в душу людей ненависть и зло. Они выпячивают интересы своего народа, вернее, своего государства, ради их достижения даже благословляют верующих на братоубийственные войны. Таких мы не терпим, да и они нас тоже.

– Теперь точно последний вопрос. Архаичные ведьмы, колдуны и современность, достижения науки. Как они сочетаются.

– Очень просто, Ян, очень просто. Ведьма, колдун как слова, конечно, звучат архаично. Но по смыслу как раз тесно связаны с достижениями науки… Знаешь, в Америке есть небольшой городок Салем. Меньше нашего Октябрьска. И там есть колдун Лори Кэбот. Женщина в высшей степени образованная, особенно в плане религиозных учений. У нее острый аналитический ум, уникальные магические способности. Она точно не колдун-самозванец. Ей официально присвоено звание «ведьма Салема». Подчеркну: указом губернатора штата Массачусетс с согласия членов местного законодательного собрания. Так вот, я дважды связывалась с ней и переняла у нее много полезного. Это она подсказала мне, что есть такой компьютер, помогла его достать и пользоваться им…

Тут Илемпи опять замолкла и вновь как бы стала прислушиваться к чему-то. Вдруг она резко встала:

– Ян, давай договорим позже. Сейчас нам нужно срочно попасть на остров. Я отправляюсь туда немедленно. Ты со мной?

Хумри согласно кивнул головой и вышел из-за стола, направляясь к выходу:

– Хорошо, я сейчас заведу машину.

– Оставь. Пойдем пешком. Здесь поблизости есть другой проход, – остановила его Илемпи.

Через две-три минуты они уже скрылись в лесу, начинающемся прямо за небольшим огородом, где, похоже, хозяйка выращивала одну зелень.

 

34

Белова и Леший с подельниками остановились в нерешительности, не зная, как поступить с этими волками. Один из них, по виду матерый, встал между двумя кустами можжевельника, преградив дорогу нежданным гостям, ощерил пасть, показывая мощные клыки, и грозно зарычал. Ничего хорошего это не сулило. Хотя Белова находилась в окружении миужчин и потому вначале чувствовала себя уверенно, теперь ей стало жутко, по телу пробежали мурашки. Не на шутку струхнули и мужики. Все остановились как вкопанные. Леший на какое-то мгновение даже забыл, что у него в руках карабин. Когда же вспомнил, поднял его, прицелился, но не выстрелил. Не хотелось поднимать шума. Лес есть лес. Как говорят айване, поле с глазами, лес с ушами.

– Пошел вон! – грозно прикрикнул он на волка. – Уйди, дурак, иначе застрелю же!

Зверь его не понял или не захотел понимать, принял стойку, явно демонстрируя, что готов к прыжку. Леший оглянулся на Белову. Та согласно кивнула головой. Леший еще раз прицелился и выстрелил. Кажется, попал. Но не смертельно. Волк слегка подпрыгнул и бросился на нежданных гостей. Тут же откуда-то появился его собрат помельче и кинулся на помощь вожаку. Невдалеке завыл еще один и замолк. Значит, тоже мчится к месту схватки вожака. Медлить уже нельзя. Леший начал беспорядочно палить, не целясь. Впрочем, звери были так близки, что он попал и во второго. Однако тоже лишь ранил. Когда за кустами мелькнул третий волк, Леший еще раз нажал на курок. Выстрела не последовало. В магазине кончились патроны! А перезаряжать некогда. Тогда он взял карабин за ствол и пошел вперед на волков, отбиваясь от них прикладом. Опомнились и Лысый с Михайло. Размахивая лопатами, они пошли на зверей за паханом, оставив Белову позади себя одну. Жестокая схватка завершилась тем, что людям удалось-таки пробиться вперед. Помогло то, что два раненых волка быстро обессилили и упали сами, а третьего удалось хватить по голове и лопатой, и прикладом карабина.  Однако звери тоже успели подрать всех троих мужчин. Раны оказались серьезными. Беловой пришлось сбегать к своей машине за аптечкой. Бинта и пластырей на всех не хватило, и она при всех сняла с себя нижнюю комбинацию, разорвала ее на полосные лоскуты и завершила перевязку, дезинфицировав раны прихваченной Лысым водочкой во фляжке. А время шло. Измерялось оно уже не минутами, а часами.

Кое-как оправившись после жестокой схватки с волками, группа направилась к поляне и наконец-то оказалась на месте, где предположительно находилась могила. Тут у Михайлы заиграло очко.

– Братва, я от стариков слыхал, что здесь, на острове, захоронен прокаженный.    Даже остров называется Остров прокаженного, – сказал он.

– И что? – нехотя откликнулся Леший.

– А то, что проказа может перекинуться на нас.

В разговор вмешалась Белова:

– Ерунда все это. Ерунда на постном масле. Ты же учитель, с высшим образованием, должен знать, что наукой давно доказано, что проказа не передается от человека к человеку, она вообще не заразна. Тем более, что со дня захоронения прошло столько лет!

– Может и так, – не унимался Михайло. – Только нашей науке верить…  Мы все тут раненые. А раны они того, очень любят всякие заразы прихватить.

Его слова, кажется, подействовали и на Лысого. Тот остановился, почесал затылок. Да и Леший стал шагать не так уверенно.

– Вы мужики или нет? – разозлилась Белова. – Какая проказа? Какая зараза? На дворе двадцать первый век! Мы ведь сюда приехали не огород копать. Напомнить, что у нас на кону? Пошли вперед, пошли, пошли! И так уж сколько времени зря потеряли. Думаете, только мы знаем про это место? Нам надобно всех опередить. Потому дорога каждая минута.

Ее слова возымели действие. Группа двинулась вперед шустрее.

 

35

Петровский на просьбу Соловья среагировал быстро, совсем не так, как на звонки о совершаемых правонарушениях. Подполковник прихватил с собой, кроме водителя, двоих самых надежных сотрудников угро, которым нипочем ни черт, ни дьявол, ни закон. И стрельнут они, коль надо, коль прикажет Петровский, хоть в человека, хоть в зверя без колебаний. Одним словом, к прилету вертолета из Шубашграда отряд Соловья – Петровского находился уже на стадионе в полной готовности.

Когда они подлетали к острову, солнце уже карабкалось к зениту. Еще в воздухе Петровский в бинокль увидел стоявший почти на краю болота автомобиль Лешего. Его невозможно спутать даже на расстоянии, поскольку на крыше  Ford Explorer установлены два дополнительных прожектора. Еще, почему-то на некотором отдалении, виднелась другая машина, по силуэту смахивающая на Toyota Auris Беловой. Похоже, Соловей верно догадался, почему они, Белова с Лешим, вчера так странно встречались. Вот сволочи! Вот гады! Вот предатели! Ишь, чего захотели! Кинуть Соловья, который и есть по понятиям хозяин клада прадеда. Заодно кинуть и Петровского, целого подполковника полиции, который, если захочет, любого из этих предателей может посадить за решетку!

Тем временем Петровский на ходу быстро обрисовал Соловью сложившуюся ситуацию. Заметив, что тот начал закипать злостью, попытался его успокоить:

– Спокойно, Аркаша, спокойно! Раз их машины здесь, значит, грабители еще не успели завершить свое черное дело.

– На остров! Быстрее! – заорал тут Соловей, не обращаясь ни к кому конкретно.

Хотя они и так уже подлетали к нему. Там недалеко от берега валялись два трупа белых волков. Нет, оказывается, даже три. Просто третий находился чуть поодаль, за кустом. Значит, Лешему здесь, на острове, уже ничто и никто не мешал, и они с Беловой вот-вот окажутся единственными владельцами несметного богатства! Богатства, оставленного  прадедом Соловья! Ну, не западло ли!

– Петровский, они там! – вытянув левую руку в сторону поляны, крикнул Соловей. – Они уже там!

Петровский и сам все уже понял. Понял он и то, что Леший вооружен, раз прикончил сразу трех волков. Потому он попросил летчика зависнуть над лесом на некотором отдалении от поляны и десантировать отряд чуть в стороне от поляны. По болтающейся веревочной лестнице быстро не спустишься, тем более с Соловьем, который в этот раз тоже не захотел оставаться на борту. И вот все оказались на земле. Петровский погнал своих сотрудников к поляне бегом, сам еле поспевая за ними.

 

Характерный шум вертолета копатели услышали, когда тот был еще далеко.

– Леший, что теперь делать? – не на шутку струхнул Михайло.

– Главное – не бздеть! – огрызнулся тот. – Ты же учитель, учишь детей быть смелыми, храбрыми.

– И все же, Леший, что будем делать? – это спросил уже Лысый. – Раз так вышло, может, попробуем договориться?

– Теперь не договоришься! – оборвал его Леший. – Теперь или-или. Либо мы перестреляем их, либо они нас. Так лучше попробуем сбить весь вертолет.

И, вставив в карабин новый магазин с патронами, изготовился стрелять по вертолету, как только он появится над поляной. Только он не появился. Судя по рокоту двигателя и шуму винтов, завис совсем недалеко от них. Леший заскрежетал зубами. Он понял, что люди Соловья решили десантироваться в стороне. Позыркав глазами по сторонам, он чуть поодаль заметил небольшую ямку, поросшую высокой травой и густыми ростками лесного молодняка, улегся туда, приготовившись отстреливаться.

 

Отряд Соловья подошел к поляне скрытно. Все понимали, что те, кто находился на ней, конечно же, слышали шум вертолета и наверняка приготовились к встрече с ними. Спрятавшись за стволами столетних сосен, Соловей с Петровским какое-то время понаблюдали, что происходит на поляне. Оказалось, люди Лешего уже вычистили кусты ежевики, убрали их в сторону и теперь вскрывали могилу. Правда, Петровский наверху заметил лишь Лысого. Судя по тому, что комья земли летели откуда-то снизу, а выкидывающего их человека не видно, копатели уже заметно углубились. Но где Леший? Неужели сам копает?  Нет, такого не может быть, это не по понятиям. Тогда где он? И сколько здесь копателей? Да еще должна же быть Белова, она-то куда запропастилась? Впрочем, пора было действовать. Петровский приказал своим сотрудникам оружие держать наизготовку и смотреть по сторонам, сам же продолжал следить за теми, кто копошился вокруг могилы прокаженного и, выйдя на опушку, громко приказал:

– Стоять! Руки в гору!

Дожидавшийся своей очереди спуститься в яму Лысый нехотя поднял руки. Михайло же, услышав крик, перестал выбрасывать наверх землю. Леший, тоже слышавший команду подполковника, схватился за карабин, прицелился, однако выстрелить не решился. Петровский и его сотрудники в составе двух офицеров угро и водителя Петровского, шли вразброс, даже если Леший и попал бы в одного – а стрелок он так себе, другие тут же пристрелят его. Белова, сидевшая в стороне под сенью березы и просто наблюдавшая за работой мужчин, застыла, не соображая, что делать: тоже выйти к копателям с поднятыми руками или приказ подполковника ее не касался? Тем временем сотрудники угро не без труда заломили Лысому руки назад и напялили на кисти наручники. Михайло, оставшийся без его подмоги, сам еле выкарабкался из ямы и тоже оказался в наручниках. Тут один из сотрудников заметил лежавшего в густой траве Лешего, направил на него автомат. Тот, поколебавшись, поднялся, бросил карабин на землю. По зову сотрудника Петровский подошел к Лешему, первым делом забрал его карабин, разрядил и откинул в сторону. Тут к ним подоспел и запыхавшийся Соловей.

– Что же ты, Алексей Ильич, надумал всех нас облапошить? – сходу накинулся он на Лешего.

– Да нет, Аркадий Иваныч, у меня просто не хватило терпения дожидаться следующего прилета твоего вертолета. А вдруг, подумал я, сюда сунется еще кто-то. Сам же говорил, что за сокровищами охотится еще одна команда. Вот я и решил проверить, на месте ли клад или слухи о нем просто туфта.

– И что, туфта? – обернулся к нему Петровский.

– Нет, начальник, похоже, тут что-то есть, – мотнул головой в сторону ямы Леший. – Я, видя такое дело, только что хотел созвониться с вами, а тут вы сами собственной персоной.

– Потому ты и спрятался, изготовился к стрельбе? – съехидничал Соловей. – Добро же ты встречаешь друзей.

– Это я на всякий случай, – попытался оправдаться Леший, нисколько не смутившись. – Мало ли… Береженого бог бережет. Хакас, не это важно. Мы тут лопатой уже задели что-то. Явно не гроб, он, ежели и имелся, наверняка давно сгнил. Сдается мне, тут лежит какой-то металлический сундучок. А то и два, пока не совсем понятно.

Новость явно обрадовала Соловья:

– Стало быть, там все-таки есть клад?

– Ну, клад ли это или еще что, сначала все надо достать, – заметил Леший.

– Так доставайте, раз начали! – прикрикнул на всех Соловей.

– Как? С наручниками на запястьях? – буркнул Лысый.

Соловей повернулся к Петровскому:

– Освободи пацанов от наручников. Пусть докопают и вытащат, что они там нашли.

Тут вышла из укрытия и Белова. Прятаться дальше не было уже никакого смысла.

– О-о, тут и мой ближайший помощник! – изобразив изумление, воскликнул Соловей и пошел на нее, на ходу поднимая массивный кулак.

– Аркаша, стой! Не сейчас и не здесь! После разберешься, – остановил его Петровский.

 

36

Илемпи повела Хумри через болото по незнакомой ему тропе, которая начиналась совсем недалеко от ее дома, и вскоре они ступили на твердь острова. Стояла почти тридцатиградусная жара, но тут все же было прохладно. К тому же слегка поддувал влажный ветерок с более или менее открытого пространства между сушей и болотом. Птичий заливистый гомон перебивал все мирские шумы, которые, впрочем, сюда доносились слабо. Короче, настоящая благодать, если не считать мошкары, которой в это время года вообще-то гораздо меньше. В такую погоду по такому лесу только прогуливаться тихим ходом и, как обычно делают горожане, восклицать время от времени: «Ах, воздух!»

Но тут вдруг со стороны города появился небольшой вертолет и завис недалеко от поляны. Тут же прекратились райские щебетанья, да и красота леса как бы померкла.

Заметив вертолет еще издали, Илемпи заторопилась, двинулась берегом чуть ли не бегом. Хумри еле поспевал за нею. Вдруг она взволнованно взвизгнула и помчалась вперед изо всех сил. Через секунды они оказались возле второго прохода через болото. Здесь, недалеко от берега, лежали два белых волка. По всему, застреленные. Илемпи опустилась возле них на корточки, ощупала каждого по очереди. Тела зверей уже остыли. Илемпи погладила их, всхлипнула, приговаривая: «Простите меня, друзья мои. Не успела я, простите!». Тут Хумри невдалеке заметил еще один труп белого волка, дернув за руку Илемпи, указал ей головой в ту сторону. Илемпи тут же резко поднялась, побежала туда, опустилась возле зверя на колени, пощупала его.

– Жив! – обрадовано сообщила она подошедшему Хумри. – Этот тяжело ранен, но жив!

Она тут же странно распласталась над волком, как бы прикрывая его, при этом каким-то чудом его не касаясь, начала водить широко раскрытыми ладонями  взад-вперед вдоль тела зверя, шепотом проговаривая какие-то заклинания. И – о чудо! – волк на глазах начал оживать: открыл глаза, увидев Илемпи, дернулся к ней, но девушка, положив ему на грудь ладонь, успокоила его и продолжила нашептывать что-то. Так прошло, может, минут десять, может, все двадцать. Главное, волк, наконец, встал, отряхнулся от приставших к шерсти прошлогодних пожухлых листьев.

– Вот и ожил! Вот молодец! – обрадовано погладила Илемпи волка по спине. – Что же у вас тут произошло? Веди нас, друг мой, к тем, кто на вас напал.

Похоже, волк понимал ее. Он тут же осторожно, словно на охоте, начал продвигаться вглубь острова, по направлению к поляне. Стало ясно, что на острове появились люди. Появились, понятное дело, чтобы завладеть сокровищами купца Ладейникова. Иначе кому и зачем врываться сюда с такой жестокостью? Можно было даже примерно предположить, кто эти люди. А вот Илемпи с Хумри увидели на поляне и самих искателей счастья. И изумились. Слишком уж много было их здесь. «Семь, восемь, девять!» – насчитал Хумри. Понятно же, чем больше участников работ по добыче, тем большая ее часть уйдет на дележ. Замечалась тут и другая странность: доставали что-то из ямы или могилы совершенно разные люди, которые ну никак не могли быть в одной компании в таком деликатном деле. Впрочем, это поняла лишь Илемпи. Она неплохо знала местных людей. По крайней мере, ей сразу бросились в глаза Соловей, Петровский, Белова, Мешков по кличке Леший. Впрочем, копали и что-то доставали не они. А предметы из могилы были похожи на металлические ящики. Один смахивал на небольшой сундучок, другой – явно поменьше, – скорее всего, ларец, тоже довольно-таки вместительный.

И что делать дальше? Как поступить в такой ситуации? Понятное дело, сначала нужно разобраться, прикинуть план действий. Только на все про все имелись считанные минуты. Ведь клад уже достали, скоро его переправят в вертолет, и поминай всех, как звали. Да и запомнишь – уже ничего не вернешь. Тем временем люди на поляне открыли сундучки, чтобы посмотреть содержимое. Хумри с Илемпи услышали их восхищенные возгласы. Видно, сокровища действительно оказались сказочно богатыми. И тут случилось неожиданное. Трое полицейских с автоматами в какой-то момент чуть отошли назад и по взмаху Петровского взяли оружие наизготовку.

– Вы что, пацаны, охренели?! – заорал, вернее, завизжал Мешков-Леший так громко, что от неожиданности вздрогнул даже Хумри.

В его голосе были и страх, и запредельное возмущение, и нежелание принять происходящее. Он хотел было крикнуть или сказать еще что-то, но тут грянули колроткие очереди. Все трое копателей свалились на землю бесформенными мешками. Соловей и Белова, находившиеся в некотором отдалении по отдельности, обомлели и стояли, как вкопанные в землю истуканы, не шевелясь. Ведь менты с таким же успехом могли пристрелить и их. Кто узнает об этом? Хотя, конечно, узнают или догадаются, но позже, гораздо позже, когда обладателей сокровищ и след простынет. А достанутся они, как и положено, только победителям.

– Тела этих, – кивнул головой в сторону убитых Петровский, – позже перетащим в болото. Яму же придется засыпать, кусты ежевики поставить на место.

Все это произошло так быстро, что Хумри растерялся, не понимая, что предпринять. Зато Илемпи начала действовать не мешкая. Она неожиданно дернулась вверх и… вдруг ее не стало. Через мгновение над могильной ямой возникло огромное огненное чудище. Распростертыми руками-крыльями оно начало накрывать стоявших внизу людей, и живых, и мертвых. Полицейские направили на эту огненную массу автоматы, только Петровский упредил их, скомандовал:

– Не стрелять! – Он уже имел дело с этим чудищем и помнил, что пулей его не проймешь, потому приказал сотрудникам угро: – Хватайте сундук и бегите к вертолету! А ты, – обернулся к водителю, – тащи ларец!

Услышав его команду, Белова встрепенулась, хрипло крикнула:

– Нет! Ларец возьму я!

Очнулся от шока и Соловей.

– Володя, ты что творишь? – заорал он. – Что за беспредел? Совсем¸ что ли, берега попутал? Забыл, чье это наследство? Или решил жить не по понятиям?

– Понятия – это для тебя, – отмахнулся Петровский. – Я живу по законам. Но тут же передумал и приказал своим сотрудникам: – Отдайте ей ларец! Некогда разбираться. Все решим, когда выберемся отсюда. Сейчас быстрее несите все к вертолету.

– Как быть с трупами? – спросил один из сотрудников угро.

– Их приберет водитель, – на ходу решил подполковник. –  Слышь, прапорщик, ты останешься здесь и приберешь все, когда обстановка устаканится. Я за тобой пришлю. Пока дуй в сторонку, схоронись от этого чудища. – Тут же прикрикнул на остальных: – Ну, пошли, пошли! Быстрее, быстрее!

И сам подал пример, помчавшись первым в сторону висевшего над лесом вертолета. Однако оказалось, летчик дожидаться их не стал. Видно, он сквозь шум машины услышал-таки выстрелы, затем увидел и огненный шар и решил не пытать счастья, быстрее удалиться от опасного места. Не его дело, что там происходит на земле. Его дело – сохранить вертолет премьер-министра. Иначе ему снесут голову.

Выходка летчика оказалась такой неожиданной, что у всех подкосились ноги, опустились руки. Что теперь делать? Огненная масса продолжала висеть над головой, а бежать с острова – непонятно как. Хорошо, тут крикнула Белова:

– Пошли за мной! Я знаю, где можно перейти болото. А там у нас с Лешим… То есть там машины. Моя и еще одна.

Что тут размышлять? Помощь предателя тоже помощь. Компания без колебаний последовала за Беловой. Даже Соловей, несмотря на тряску полного тела при каждом шаге, двигался довольно-таки резво. Только не так быстро шли сотрудники угро. Они еле удерживали проржавевший металлический сундук, с обоих торцов перехваченный канатами.

– Помогите! Нам вдвоем его не унести! – крикнул один из них Петровскому.

Хотя обращение относилось, конечно, и к Соловью. Те не стали кочевряжиться, требуя соблюдения субординации, подбежали к полицейским и тоже схватились за канаты. Да уж, вот это вес! Сундук оказался трудноподъемным даже для четверых мужчин. Ну да, золото есть золото, оно почти в три раза тяжелее железа. А уж ценнее-то во сколько раз! Так что оставить его нельзя ни при каких обстоятельствах. Но так, еле волоча сундук, разве сиганешь от огненного смерча. Чудище нагнало группу, вновь накрыло ее сверху и начало опускаться, как бы прижимая людей к земле. Чем ниже оно опускалось, тем жарче становилось под ним. Вот уже стало почти невозможно выдержать. Полицейские растерялись, испуганно заорали и инстинктивно дернулись в сторону воды, желая спастись от огня. Петровский с Соловьем не захотели их отпустить с таким добром, еще крепче уцепившись за канаты, механически подались вместе с ними, даже не успев подумать о последствиях. Впрочем, огонь начал доставать так, что думать было просто некогда. Вскоре все четверо оказались в черной, булькающей воде. Понятное дело, идти по болоту ровно не получалось. Проваливался то один, то другой. В такие моменты они инстинктивно выпускали на время канат из рук, чтобы выкарабкаться на поверхность. В один из таких моментов случилось так, что канаты выпустили сразу оба полицейских. Петровский с Соловьем, как ни пыжились, тяжесть не удержали. Сундук громко шлепнулся о воду и с креном начал опускаться. Один из полицейских ойкнул и, не имея возможности чего-либо предпринять, с ужасом закричал:

– Ой-ой-ой! Держите, сейчас утонет!

Только ни его товарищу, ни Петровскому, ни Соловью было уже не до сундука. Их самих начала засасывать топь, они, пытаясь удержаться на поверхности, забарахтались в воде, как жабы в грязи. Так, беспорядочно бултыхаясь и ужасно булькая, и пошли медленно ко дну вслед за сундуком с золотыми монетами.

Удачнее убегала Белова. Она уже почти добралась до знакомой спасительной тропки, когда заметила, что за ней мчится во весь дух белый волк. Черт, откуда он взялся! Ведь убили же всех трех. Или был еще четвертый? Впрочем, какая теперь разница. Зверь вот-вот настигнет ее. Защититься от него она не сможет никак. Тем более, что обе руки заняты. «Придется войти в воду, – мелькнуло в голове. – Это единственно возможное спасение. Волк в воду не прыгнет». Знакомая подводная тропинка вот она, вот! До нее всего-то каких-нибудь метров пятьдесят. «Попробую дойти по воде вдоль берега. А там все будет ладно». И Белова вошла в болотную жуть. Оказавшись в воде по пупок, она остановилась, отдышалась. Волк, точно, в воду не вошел. Но и от берега не отходил, продолжал сопровождать человека с ларцом. Беловой пришлось-таки продолжить путь к тропинке по воде. Дно пока было вполне терпимое, но неровное. Она раза два оступилась и все же удерживала ларец. Но вот нога пошла вниз в третий раз, тут снизу вылетел огромный воздушный пузырь и лопнул под самым носом почти со звуком выстрела. Или так показалось со страху? Так или не так, а от неожиданности ли или пытаясь быстрее выбраться из зловещей ямы, Белова потянулась руками, инстинктивно делая плавающие движения, и на мгновение выпустила ларец. Всего лишь на мгновение! И почувствовала, что тот выпал из рук и пошел вниз. Она попробовала схватить его пока еще было можно, но при этом сама ушла под воду почти до подбородка, так что пришлось карабкаться, чтобы не оказаться в этой вонючей жиже полностью. И все, ларца за это время и след простыл. От отчаяния Белова даже пробовала нырнуть за ним, поискать, однако, оказавшись под холодной водой с головой, сообразила, что теперь надо думать не о богатстве, а о том, как вообще выползти отсюда. Ведь чертов белый волк так и не отходил от берега. Завыв от отчаяния сильнее матерого зверя, Белова пошла вперед. Ей повезло, она выбралась-таки на заветную тропинку.

Очутившись на большой земле, Белова долго простояла на берегу, окидывая прощальным взглядом остров. Особенно внимательно она вглядывалась туда, где потеряла из виду мужчин. Там сейчас было пусто. Огненного смерча уже не видно. На темной водной глади, само собой, никакого следа от  пребывания в ней людей.  Нет и шума вертолета. Во всем лесу кругом тишь да благодать. Птички поют. Гомон их воспринимается человеческим ухом как какофония, хотя на самом деле это и есть симфония природы. Природы, живущей своими законами, не то что отдельно взятый человеческий мир. Белова еще раз прошлась взглядом по всему острову. Острову, который хранил такие богатства, каковое могло обеспечить ей райские кущи на всю оставшуюся жизнь. Только не суждено. Не сумела она воспользоваться появившимся шансом. Видно, не судьба. Или господь для каждого своего раба определил предел достижимого, а Белова переступила за его черту? И кто она теперь? Что она теперь? Счастье было так близко. И рухнуло в мгновение ока. Ей не только не достались сокровища, она по ходу потеряет и все нажитое до сих пор с таким трудом: карьеру, кое-какое богатство, обеспечивающее сытную жизнь. Возможно, не дай бог, и свободу, если не сумеет вовремя унести ноги. Впрочем, что теперь думать об этом, посыпать голову пеплом. Как говорил один киногерой Шукшина, надо жить, надо только умно жить.

Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Белова медленно поплелась к своей машине. Дойдя до нее, простояла несколько минут в задумчивости. Затем достала из багажника какие-то вещи и, прощально махнув рукой, оставила любимую «Тойоту» на месте, сама пошла в сторону шоссе, все больше и больше ускоряя шаг.

 

37

Что тут сейчас произошло? Стрельба, убийства, гибель людей и белых волков, спустившийся откуда-то мистический огонь, накрывший бандитов и ментов, тоже оказавшихся, собственно, бандитами, добыча ими и тут же потеря неисчислимых сокровищ… Все это промелькнуло перед Хумри быстро, как в ускоренном кино. Если разбираться подробнее, он понял так: на остров прибыли какие-то люди. Достали из могилы некоего прокаженного припрятанные почти девяносто лет назад несметные сокровища. Тут появилась другая группа людей, тоже претендующая на это богатство. Из-за этого между ними началась смертоубийственная драка. И вдруг, откуда ни возьмись, появился огненный смерч. Нет, он никого конкретно не трогал. Люди с перепуга сами дали деру, спасаясь от него, побежали в болото. И – все, тишина. Уже нет никого. И сокровищ нет. Произошло все это буквально за какой-то час. Как все это понимать?

Из оцепенения Хумри вывел зов Илемпи:

– Ян! Иди сюда! Тут что-то есть еще!

Хумри обернулся на голос. Илемпи стояла на краю только что вырытой глубокой ямы и внимательно всматривалась куда-то вниз. Когда, как она там оказалась? До Хумри уже дошло, что огненный смерч – это дело рук Илемпи. Еще мгновение назад он накрывал группу искателей сокровищ, а самой Илемпи не было видно на обозримом расстоянии. Тут глядь – вот она, у ямы стоит. Впрочем, пора уже перестать удивляться метаморфозам Илемпи. Она же ясно призналась, кто такая есть на самом деле. Интересно, что она там, в этой могиле, еще увидела?

Хумри быстро подошел к Илемпи, встал рядом.

– Ян, видишь, там, на дне, что-то есть, – указала рукой Илемпи.

– Останки захороненного человека, наверное, – предположил Хумри.

Илемпи взглянула на него и вполне серьезно сказала:

– Там нет ни гроба, ни, соответственно, усопшего.

– Ка-ак? Чья тогда эта могила? Почему место это названо Островом прокаженного?

 

1935 год

В конце апреля ближе к ночи в окно дома отца Николая постучал какой-то мальчишка. Хозяин открыл створки, высунул голову:

– Арслан, тебе чего?

Протоиерей всех жителей своего прихода знал по имени – и верующих, и появившихся в годы советской власти безбожников, и стариков, и детей.

– Батюшка, с тобой хочет повидаться Кестин мучи, – захлебываясь от спешки, сообщил мальчик.

– Кести-ин? – не смог скрыть некоторого удивления отец Николай.

– Ну да, – подтвердил мальчик. – Он сказал, что будет ждать тебя возле пруда за селом, под ивами.

Странное желание. Вся округа считала старика Кестина ведьмаком. Да он и сам раньше не отрицал этого, только при Советской власти стал отнекиваться, хотя многие знали, что он тайно продолжает заниматься своим делом. Как бы ни было, чтобы ведьмаки  встречались со священнослужителями – это что-то трудно представимое… Вообще отец Николай знал Кестина как весьма серьезного человека. По крайней мере, он не был шарлатаном, как некоторые колдуны, ворожеи и прочие мистификаторы. И магические способности у старика имелись, в этом нет сомнений. Одним словом, Кестин просто так не решился бы встречаться с настоятелем православного прихода, тем более, когда над церковью, как уже знали все, нависла угроза: районная власть обратилась в республиканские органы с просьбой закрыть козловскую церковь Рождества Христова как рассадника мракобесия и антисоветских настроений.

– Хорошо, передай деду Кестину, я сейчас приду, – пообещал протоиерей и закрыл окно.

Через полчаса он уже оказался за околицей и направился к пруду, примыкающему к лесу. Вокруг водоема сплошь росли ивы, между ними легко можно было скрыться от посторонних глаз. Кестин вышел из-за куста неожиданно, вежливо, с поклоном, поздоровался.

– Святой отец, не обессудь за обращение к тебе, – сразу начал ведьмак говорить о деле. – Я считаю тебя самым порядочным во всей округе человеком. Я прошу помочь мне, вернее будет, многим айванам, в одном благородном деле. Связано оно, скажу сразу, с сохранением сокровищ, которые хозяин велел использовать токмо на пользу простолюдинов. По-вашему говоря, на богоугодные дела. Ежели ты дашь согласие, я расскажу об этом более полно. Ежели не согласный али сомнения тебя обуяют, уйду без обиды.

Протоирей ответил не сразу. Все-таки неожиданная встреча, еще неожиданнее  предложение. Высказанное не кем-нибудь, а ведьмаком. С другой стороны, ведьмак этот, как ведал отец Николай, белый, никогда никому вреда не делал, а поддержал многих. Все в округе знали, что он и беду от крестьян отваживал, и помогал людям вылечиться от тяжелых недугов. Помнится, во время гражданской войны в Поволжье началась эпидемия ящура. Так ведьмак Кестин сумел тогда спасти скот всей волости от мора…  

– А ведомо тебе, Кестин, что церковь нашу святую местные большевики собираются закрыть? – спросил он.

– Ведомо, святой отец, ведомо, – со вздохом ответил ведьмак.

– Так чем же я смог бы помочь тебе, коли у меня у самого дни сочтены? Ты же смыслишь, что закрыв церковь, закроют и ее служителей.

– Не приведи господь к такому концу! – искренне воскликнул почти шепотом Кестин. – Токмо при любом раскладе ты успеешь сотворить доброе, богоугодное дело.

– Ну, коли так, говори, – разрешил протоирей, дав понять, что готов помочь.-  Если, конечно, дело действительно богоугодное.

Ведьмак подробно рассказал о кладе, оставленном ему на хранение сгинувшим без вести купцом Ладейниковым. Завершил его сообщением о последних событиях:

– По всему, кто-то догадывается о нашей с купцом тайне. Не ведаю, как прознали, сам я все это время молчал, намереваясь дождаться, когда уйдут лихие годы и возвернется достойная жизнь. Токмо пару дней назад заявились ко мне двое в кожаных тужурках и провели форменный допрос, ведомо мне что-нибудь об кладе купца али нет.

– И что тут страшного? Догадываются, наверное, что у купца было кое-какое богатство. Как без этого. Вот и шныряют в его поисках, ищут пути к месту его хранения, – равнодушно откликнулся отец Николай.

– Кабы было просто так, – еще раз вздохнул колдун. – Токмо мне прислали из сельсовета повестку, что надобно мне в понедельник явиться в районный отдел НКВД. Иных причин, кроме как разговора о кладе, не вижу. Делом своим я давно не занимаюсь, налог за инхоз плачу аккуратно, хотя он почти в сто раз больше, чем налог на хозяйство члена колхоза… А случись что, скажем, обыск, прятать такой клад мне особо негде, его могут и узреть. Вот я и хочу спрятать его так, чтобы супостатам даже в голову не пришло искать его в том месте.

– Опять же, Кестин, я-то чем тут помогу? – вопросил священник.

– Отец Николай, объяви народу, что захоронили в одном месте прокаженного. И предупреди, чтобы к той могиле ни ногой. Да люди и сами кумекают, что проказа может перекинуться к любому, кто даже просто близко к могиле подойдет, и станут обходить ее за версту. Память о таком в народе сохранится надолго. А чтобы ворошить могилу прокаженного – это ни-ни, не будет этого никогда.

– Ты что такое говоришь? – усмехнулся священник. – Где я возьму тебе прокаженного?

– Ты просто объяви – и все. Сам знаешь, ить токмо ты имеешь право объявить человека прокаженным.

– Ты, Кестин, не понял: где я возьму такого раба божия? Чтобы хоронить, надо иметь труп. А у каждого мертвеца есть родня, близкие друзья. Они не позволят называть его прокаженным.

– Отец Николай, никакого трупа не надо. Мы смастерим могилу вдалеке от людного места. Ты объявишь, что там захоронен прокаженный. И все дела.

– Но это же обман! Это же будет, прости Господи, кощунство, святотатство, – тихо воскликнул священник.

– Какое же это кощунство? Это спасение добра во имя богоугодного дела! Господь тебя лишь отблагодарит за то, что не позволил воспользоваться богатством купца Ладейникова антихристам, – начал горячо уговаривать ведьмак.

Священник выслушал его внимательно, походу взвешивая в голове его слова и свои мысли, и поднял руку:

– Кестин, не надо столь много изречений. Ты скажи, а где ты видишь такое место, чтобы люди туда даже близко не подошли? Может, это – полезное место, а мы запретим туда являться.

– Скажу, ежели дашь согласие, – сразу утихомирился ведьмак.

«Уж не знаю, Господи, угодно ли это Тебе, однако ж думаю, что не совершу греха, коли соглашусь с сим ведьмаком, – подумал про себя священник. – Думать-то особо некогда, у меня у самого остались считанные недели до закрытия храма и прекращения службы во имя Твое».

– Хорошо, Кестин. Говори!

– Ты ведь ведаешь, в верстах двадцати с гаком от вашего села в присурском лесу есть огромное болото. В центре его имеется небольшой остров. Туда мало кто охоч ходить, ибо незачем. А просто так подвергаться опасности тем паче смысла никакого. Вот там как бы и схороним прокаженного.

Похоже, Кестин продумал все весьма толково. Ай да ведьмак! Ай да хитрец!

– Что ж, ладно, – согласился священник. – Токмо и у меня к тебе будет просьба. Ты сохрани вместе с тем кладом еще одну вещь, которую я тебе передам.

И рассказал, что это за вещь и почему ее следует тоже сохранить, не допуская, чтобы она попала в руки большевиков во власти.

 

Илемпи посмотрела Хумри в глаза и сказала:

– Ян, давай все подобные вопросы оставим на потом. Сейчас займемся конкретными делами. Предлагаю прежде все же посмотреть, что там лежит в весьма странной упаковке. После нам предстоит убрать эти трупы, – мотнула она головой в сторону лежавших в самых немыслимых позах бандитов, убитых полицейскими.

Она права, конечно. А лезть в яму придется Хумри, больше некому. Поискав глазами, он нашел поблизости большой сук упавшей давно и частично сгнившей сосны, притащил его и опустил под углом в яму. Получилось хоть и шаткое, все же хоть какое-то подобие лестницы. По ней он медленно спустился на дно, наклонившись, осторожно, чтобы нечаянно не разрушить, потрогал выступающую часть чего-то пока непонятного. Но даже от легкого прикосновения кусочек этого чего-то отвалился. Ну да, с этой вещью надо обращаться весьма аккуратно. Как-никак, она пролежала под землей не один десяток лет. Так что просто выдернуть ее не получится. Хумри попросил Илемпи кинуть ему лопату и начал осторожно, словно бывалый археолог, очищать найденную вещь от земляного наноса. Оказалось, это был кожаный портфель!

– Ян, подавай его сразу наверх. Аккуратно откроем здесь, глянем, что это за ценность. Не случайно же портфель попал сюда. Как полагаешь, судя по весу, в нем тоже какие-то дорогие ценности?

– Не знаю, – ответил Хумри, осторожно выбираясь вверх по сучкастому сосновому стволу. Вскоре его ухватила за шиворот Илемпи и стала тянуть. Так Хумри несколько освободился и с большой бережностью вынес-таки неожиданную находку наверх в целости и сохранности. Здесь Илемпи осторожно отнесла портфель в сторону, на лужайку.  Через несколько минут они вдвоем потихоньку открыли-таки его. В портфеле были не золото или алмазы, а бумажные листы. Много листов. Они прилипли друг к другу и комом вывалились на траву. У Хумри в душе что-то екнуло. А не те ли это бумаги, которые он ищет? Он, боясь навредить, склонился близко над находкой и попробовал прочитать хотя бы несколько слов. И не смог. Текст был написан русскими же буквами старой азбуки с добавлением еще каких-то букв с диакритическими знаками.

– Ничего не понимаю, – выпрямился Хумри. – Здесь написано не по-русски.

– Давай я посмотрю, – предложила Илемпи и заняла место отошедшего в сторону Хумри, тоже наклонившись близко к находке, попробовала прочитать, беззвучно шевеля губами, как первоклассник. Чем дольше она читала, тем светлее становилось ее лицо. Вот она радостно взглянула на Хумри, резко встала и воскликнула: – Ян, ты знаешь, возможно, это путь к находке того, что ты ищешь. Ты же говорил, что все это предприятие связано с именем священника отца Николая. Так вот, эта бумага написана его рукой, о чем он уведомляет в самом начале. Это его перевод какого-то текста с арабского. С какого именно – в этом мы разберемся позже, дома. Главное, эту рукопись писал отец Николай, эти бумаги он держал в руках. Значит, через них мы можем попытаться вызвать его дух и поговорить. Понимаешь?

-Так чего мы стоим? – загорелся нетерпением Хумри. – Пошли быстрее к тебе!

– Пошли, – согласилась Илемпи. – Ты сейчас осторожно вынеси портфель с рукописью с острова на большую землю.

– А ты?

– Я тебя догоню. Сначала наведу здесь порядок.

– Илемпи, давай это сделаю я. Я же все-таки мужчина, – предложил Хумри.

– Ты иди, – коротко сказала Илемпи таким тоном, что ослушаться ее было невозможно.

Хумри, прижав к груди готовый вот-вот рассыпаться полусгнивший портфель с бумагами, медленно пошел в сторону ближайшего прохода через болото. Дойдя до края поляны, все-таки решился и, повернувшись всем телом, посмотрел назад. О чудо!  Ни раскопанной ямы, ни тел убитых бандитов словно и не было. Илемпи уже шла вслед за ним и вскоре догнала его. Как она сумела все провернуть за столь короткое время? Ну да, она же ведьма! И все же… Тут Хумри со всей отчетливостью, с картинками в глазах вспомнил все, что здесь только что произошло. У него заныло сердце.

– Как же теперь? – тихо вопросил он. – Столько людей погибло, ни от кого даже следа не осталось. Что станем делать?

– Они все искали незаслуженного счастья. И нашли то, что искали, – ответила Илемпи с такой жесткостью, что у Хумри пробежала дрожь по телу. Как может быть такой жестокой женщина, молодая девушка? Только спорить с ней здесь не место и не время. Да и какой смысл? В чем-то она права, конечно. Однако почему эти погибшие люди вынуждены были бежать в болото? Не она ли вынудила их к этому? И теперь так равнодушно отзывается о них.

Выбравшись на сушу, они пошли к дому Илемпи лесом, не выходя даже на тропинки, хотя идти так, продираясь сквозь кусты и буреломы, значительно труднее. Вот, наконец, дошли. Илемпи не стала заходить в избу, попросила сразу отнести находку в предбанник, объяснив тем, что бумаги сначала надо высушить, но высушить в тени. Хумри согласился с ней, в очередной раз удивившись разуму девушки. Работая в архивах с древнейшими рукописями, он научился отличать даже различные сорта бумаги или ее заменителей, знал, когда они производились. Здесь, оценив состояние рукописи и условия ее нахождения, Хумри решил, что она написана на редчайшей в тридцатые годы прошлого века японской особо прочной и влагоустойчивой бумаге воси. Однако воси или не воси, а сушить ее придется долго. А день уже клонился к вечеру, потому Хумри уехал в город. Напроситься на ночлег к Илемпи он не посмел. Договорились встретиться на следующий день ближе к обеду, не позже двенадцати дня. На этом девушка настояла особо. Ну и ладно. В любом случае Хумри был вдохновлен возможностью вызвать дух священника отца Николая. Это вдохновение перебивало все иные чувства, которые нет, нет, да и возникали. Чувства, связанные с происшедшим на Острове прокаженного, с погибшими на нем людьми, среди которых была Белова.

Однако на следующий день выехать до обеда к Илемпи не получилось.  После завтрака в ресторанном буфете Хумри едва поднялся в номер, чтобы переодеться и выехать, как к нему постучались двое. Один из них, судя по голосу, оказался тем самым сотрудником уголовного розыска, который пытал его методом «слона», другой, вероятно, был его коллегой.  Они  интересовались, не ночевала ли Белова у него.

– А должна была? – съехидничал Хумри. Бесцеремонность полицейских теперь сразу вызывала к ним нескрываемую неприязнь.

– А то вы не знаете, – тоже начал было ехидничать «знакомый» полицейский, но его остановил коллега, взяв за руку. Сам спросил:

– Вы случайно не видели помощника главы администрации города вчера и сегодня?

Хумри уже понял, что к чему. Сообщить им, что в живых нет не только госпожи Беловой, а и тех, отсутствие которых наверняка волнует полицию? И даже тех, чья судьба им более или менее безразлична? О не-ет, это стало бы величайшей глупостью. Зачем искать приключения на свою голову, чреватые всякими осложнениями, вплоть до угрозы  пожизненного заключения?

– Нет, не видел, – коротко ответил Хумри.

– А где вы были вчера? – задал привычный вопрос «знакомый» полицейский.

– Вам зачем? – неприветливо отреагировал Хумри.

– Мы хотим знать, есть ли у вас алиби, – объяснил спросивший.

– Алиби от чего?

– Ну… – замялся полицейский, – этого мы вам пока не можем сказать.

– Знаете что, – резко оборвал его Хумри. – Я уже имел дело с вами. Так что отвечать на подобные вопросы без предъявления обвинения не собираюсь.

– Дело ваше, – ухмыльнулся полицейский. – Только тогда вам придется проехать с нами в отдел.

Хумри быстренько прикинул в голове, что к чему. Обвинить Хумри в том, что Беловой не оказалось на месте, они не могут. Хотя подозревать, что она могла ночевать у него, увы, кое-какие основания имеются, раз они ранее следили за ним. Однако, как понимает Хумри, полиция обеспокоена отсутствием на работе не только Беловой, а самого Соловья. Связать их отсутствие в одно событие у них, думается, причин даже больше, чем подозревать Хумри в чем-то. К тому же этих пинкертонов местного пошиба наверняка волнует и отсутствие подполковника Петровского и троих полицейских. Это же ЧП! Как бы ни было, привязать ко всему этому Хумри у них нет никаких оснований, это точно. Так что заплечных дел мастер полиции его, пожалуй, пока берет на понт. Да и в любом случае Хумри лучше держать язык за зубами.

– Что ж, раз так, поехали, – как бы согласился Хумри и надел легкую куртку, сунул во внутренний карман паспорт.

– Ладно, пока оставайтесь, – милостиво произнес другой полицейский. – Только прошу сегодня никуда не выезжать и из гостиницы не выходить.

– Вы объявляете мне домашний арест? – возмутился Хумри.

– Арест, не арест – там будет видно. Короче, сидите здесь, пока мы не выясним кое-что. Мы не шутим, – строго предупредил полицейский.

«Выясните вы кое-что, как же», – подумал Хумри. Однако спорить не стал. Он уже знал нравы местных стражей порядка. Хотя, конечно, жаль, что приходится откладывать встречу с Илемпи. Она должна решить или не решить все его проблемы, ибо никакой другой возможности найти место хранения нужной ему рукописи, кроме этой, случайно подвернувшейся якобы в могиле прокаженного, он не видел.

 

В это время в эфире

– Сестренка, салам!

– Ой, здравствуй, брат! Как я рада, что ты позвонил.

– А где твой ненаглядный? Я ему и по тройке звоню, и по городскому, и по сотовому. Везде молчание. Он что, дома?

– Нет вот. Как ушел вчера на работу, так с тех пор от него ни звука. Дома не ночевал, в загородном доме его тоже не видели.

– Может, загулял, сукин сын?

– В смысле запил?

– В смысле мужских утех.

Слышны всхлипы женщины.

– Брат, я уже звонила на работу, узнавала… Ее тоже нет на работе.

– Вот ведь сволочь какая. Скоро на пенсию, а все туда же… Говорил я тебе, зек он. А как волка не корми…

– Энвер, не надо. Я и так вся извелась.

– Так, ладно. Я о деле. Он на сегодня вертолет заказал. Я прислал. Сейчас летчик в полете доложил, что вылетел обратно. Какое-то ЧП у них там случилось. Что происходит?

– Не знаю, я ничего не знаю. Ы-а-а-а…

– Не реви. Я поставлю его на место. Я заставлю его ноги тебе целовать.  Он у тебя будет как шелковый, обещаю. Ну, пока, мне ведь тоже некогда. Позвоню еще кое-куда. Не реви говорю, успокойся. Все будет хорошо. Пока.

Пока, брат. Спасибо тебе…

 

Несмотря на запрет полицейских, вечером Хумри все же вышел из гостиницы и направился в «Винкс». В конце концов, день прошел, за это время ему никто не звонил, никто к нему не приходил, так что срок «заточения» он посчитал законченным. К его приходу за знакомым столиком уже хозяйничали Валентина Петровна с Машей, с удовольствием потягивали свежее пиво, закусывая солеными сухариками. Похоже, они и заказ сделали, Хумри едва успел поздороваться с девушками и занять свое традиционное место, как к столу подошел официант с подносом, на котором были две порции салата. Хумри тоже решил поужинать обстоятельно и попросил принести простой винегрет с зеленым горошком и понравившееся в гостиничном ресторане мясо по-французски, также вино «Кача Вэми».

– Из Крыма мы ничего не получаем, – ответил на это официант.

– Тогда любое сухое вино. Бутылочку, – махнул рукой Хумри. Он решил сегодня угостить девушек.

Не успел официант принести и открыть бутылку какого-то вина, как в дверях появилась Илемпи. Она еще на входе посмотрела в сторону «своего» стола, увидев всех постоянных соседей на месте, радостно заулыбалась и поспешила к ним. Как обычно, поздоровавшись, девушки поинтересовались здоровьем друг друга, отметили, как все похорошели и повели разговоры ни о чем. Что и понятно. Ведь они приходят сюда, чтобы расслабиться. А вечер проходил своим чередом. Приглашенный из Самары фокусник разрывал стодолларовые купюры на глазах у публики и тут же доставал обрывки, которые оборачивались целенькими. Причем вместо одной появлялось множество купюр. Если бы фокуснику дали времени не сорок минут, а всю ночь, он мог бы на глазах у завсегдатаев кафе стать долларовым миллионером… Вот и танцы начались. Валентина Петровна с Машей, галантно раскланявшись с соседями, вышли на площадку привычной парой. Хумри тоже пригласил Илемпи:

– Какая ты сегодня красивая, Илемпи. Страшно даже оказаться рядом с тобой. И все же я осмелюсь пригласить тебя на танец-вальс.

– Мели, Емеля, – улыбнулась девушка.

– Я не мелю. И не Емеля я, – заметил Хумри. – Ты на самом деле сегодня какая-то не такая. От тебя так и веет чем-то притягательным…

– Ян, не начинай, – прервала его Илемпи. – Скоро ты все увидишь и поймешь, какая «не такая». И это окажется совсем не отем, на что ты сейчас намекаешь. А теперь скажи, почему ты не приехал ко мне?

Скрывать о случившемся днем от Илемпи не было смысла, Хумри рассказал о посещении его полицейскими и о запрете выхода из гостиницы.

– Просто, безо всякого основания, приказали сидеть, и ты все, лапки кверху? – удивилась Илемпи.

– Ты же знаешь, я уже имел с ними дело, знаю, на что они способны. Потому решил беспричинно гусей не дразнить. Иначе они ведь могли опять упечь меня на несколько суток. А так я день добросовестно отсидел, за это время мне никто ничего дополнительно не сообщал, так что считаю, что теперь могу отлучаться не только из гостиницы, но и из города. Вот если бы одна девушка согласилась побыть со мной, я бы махнул к ней хоть этой ночью.

– А девушка приглашает, – игриво ответила Илемпи. – Поедем?

– Да, но я заказал вино. Хотел всех вас угостить.

– Успел выпить? Если да, то сколько?

– Пока нет. Но…

– Никаких но, – опять игриво улыбнулась Илемпи и тут же посерьезнела. – Нам надо сегодня постараться встретиться с духом отца Николая. Понимаешь?

У Хумри вопросов не было. И вообще он сразу посерьезнел.

– Бегу к машине, – полушепотом сказал он партнерше и дернулся, собираясь ее оставить.

Илемпи не отпустила его, ухватившись за куртку.

– Не спеши. Давай хоть еще немного побудем просто людьми, – с какой-то еле заметной грустью и загадочностью сказала она. – Нам незачем торопиться, достаточно успеть к двенадцати – часу ночи. Пока отдохнем. Думаешь, мне легко после всего, что произошло? Тв хоть представляешь, сколько энергии я потратила? И сколько времени потребуется, чтобы восстановиться?

Хумри не представлял, но догадывался. Нечто подобное случалось и с ним, правда, в гораздо меньших масштабах. Короче, они продолжили танцевать, как «просто люди».

В двенадцатом часу ночи они выехали из города. Черт возьми, кажется, за ними опять был хвост.

– Не волнуйся, – успокоила его Илемпи. – Давай, проедем подальше от нашей развилки километров на десять.

Так и сделали. Тут Илемпи указала на еле заметную дорогу к лесу и попросила свернуть туда. Заехав в лес, они  чуть ли не тараном пробрались за густой кустарник и там оставили машину. Не то что кто-то посторонний, они сами не смогли бы найти ее сходу.

– Теперь пошли обратно ко мне, – прошептала девушка.

– До твоего дома теперь топать и топать! Да еще по густому лесу. Как говорится, улита едет, когда-то будет.

– Не беспокойся! – спокойно шепнула Илемпи. – Закрой глаза и постарайся от всего отвлечься. И быстрее, пожалуйста. Видишь, свет фар приближается. Скоро наш хвост окажется здесь.

Хумри послушно закрыл глаза и замер в ожидании. Вдруг он почувствовал какую-то невесомость, что ли, словно парил в воздухе в горизонтальном положении, распластав крылья по-ястребиному. Он не удержался, открыл глаза, силясь понять, что с ним происходит. Только ничего не было: ни полета, ни крыльев. И стоял он рядом с избушкой Илемпи. Да она и сама находилась тут же. Вот это да-а!

– Время половина первого, – как ни в чем не бывало, заметила она. – Нам нужно поспешить. Хотя спиритические сеансы можно проводить в промежутке между двадцатью четырьмя и четырьмя часами, самым удачным для этого временем является промежуток между часом и тремя.

– Ты меня вытащила сюда для этого? – спросил Хумри. – А я думал…

– Ради этого, Ян, только ради этого. Понимаешь, для таких сеансов лучше всего, когда в нем участвуют не менее четырех человек. Нас с тобой и так лишь двое. Одна я никак не решалась на это, вдруг все сорвалось бы. Тогда повторить сеанс с надеждой на нормальный результат стало бы еще затруднительнее.

Хумри не ожидал, что в этом деле есть такие сложности. И теперь он вообще засомневался в успехе:

– Если у нас и вдвоем ничего не выйдет? Сама же сказала, что, нужно не менее четырех человек.

– Будем надеяться, что все получится, – то ли искренно веря в успех, то ли успокаивая самое себя, ответила Илемпи. – Все-таки мы обратимся к человеку не простому, а духовному. Да и просьба у нас не о себе, не о собственных шкурных интересах. Надеюсь, это побудит дух священника откликнуться. Еще у нас с тобой обоих сильная энергетическая оболочка. Она должна усилить нашу волю. Короче, давай готовиться. Вот-вот пробьет час. Я быстренько сбегаю к роднику, принесу свежей водицы, и начнем.

Илемпи забежала в предбанник, вынесла оттуда найденную вчера старинную рукопись,  прихватила и керамический кувшин. Рукопись, на ощупь уже пожухлую, вручила Хумри, сама с кувшином побежала в сторону леса. Видно, где-то там бил родничок, откуда вода уходила, скорее всего, к болоту, поскольку в эту сторону она не текла. Хотя это неважно. Вот Илемпи вернулась, и они вошли в избу, оставив дверь открытой. Там Илемпи, откинув занавеску, прошла в запечье, где стояли одинокий стол исторической давности и такие же древнего происхождения скамеечки под прямым углом вдоль стены, и табуретки по другие две стороны стола. На столе, в самом центре, стояла большая медная чашка. Илемпи налила туда свежей родниковой воды и опустила квадратный кусок заранее приготовленного древесного угля шириной примерно в пядь, в центр которого была прикреплена свеча. Затем достала с полки еще семь свеч поменьше и установила их вокруг чашки, а рядом, за их пределами, положила рукопись.

– Почему семь? – спросил Хумри.

– Разве я не говорила, что у айван это сакральная цифра? – шепотом объяснила Илемпи. – Ян, прошу теперь никаких вопросов не задавать. Надо сосредоточиться на главном. Заранее предупреждаю, позже будет некогда: если удастся связаться с духом священника, ни в коем случае не спрашивай его о жизни на том свете, даже из вежливости. Ведущая здесь я. Ты можешь задавать вопросы лишь в крайнем случае, если я упущу что-то важное, и такие, чтобы подразумевались короткие ответы, вроде «да» или «нет». Еще. Общаться нам между собой без крайней необходимости не стоит, а если придется, то только шепотом.

Вот Илемпи с Хумри сели за стол. Илемпи зажгла спичками сначала центральную свечу, что в чаше, затем другие по солнечному кругу, после чего попросила Хумри держаться рукой за чашку, касаясь ее лишь кончиками пальцев. При этом предупредила, что отрывать их от чашки нельзя, иначе прервется связь с вызываемым духом. То же самое сделала и сама, одновременно левой рукой касаясь листов рукописи. После чего тихим голосом трижды повторила:

– Дух Николая, приди к нам!

И стала ждать. Никаких признаков того, что в ситуации что-то изменилось, Хумри не заметил и не почувствовал. Видимо, Илемпи тоже. Подождав несколько минут, она вновь трижды повторила:

– Дух Николая, приди к нам!

Тут вдруг послышался – или показалось? – шорох, по избе прошелся легкий ветерок, отчего сначала колыхнулся, затем заиграл язычок пламени центральной свечи. В то же время все другие по-прежнему горели спокойно, лишь слегка потрескивая.

– Дух Николая, ты здесь? – заметно волнуясь, спросила Илемпи. Хотя, казалось бы, для нее это дело привычное, сколько она занималась этим за свою жизнь – и не счесть.

Успокоившаяся, было, центральная свеча вновь на время заиграла язычком пламени.

– Ты дух священника Николая? – решила уточнить Илемпи.

– Да, – послышался в избе шепот с хрипотцой.

– Где ты служил?

– В козловской церкви Рождества Христова…

Илемпи взглянула на Хумри, моргнула глазами: да, они связались именно с духом священника отца Николая. После чего она начала диалог с ним:

– Отец Николай, скажи, чью рукопись или книгу ты переводил?

– Это труд великого арабского поэта и мыслителя Абдула Аль-Хазрада.

– О чем этот труд?

– Там было две части. Я успел перевести лишь одну.

О чем они?

– Одна – о том, как поднять дух народа, чтобы он почувствовал себя сильным и вольным. Вторая учит тому, как достичь мира между народами.

– Твой перевод о чем?

– О поднятии духа. Только он имеет силу лишь при наличии оригинала.

– Где хранится оригинал, с которого ты переводил?

– Я его спрятал в склепе юродивого Григория.

– Где находится склеп?

– Юродивый Григорий, по традиции, похоронен во дворе козловской церкви.

– Можешь указать место подробнее?

– Наша церковь была трехглавая. Склеп юродивого Григория находился в тридцати шагах от алтаря правого придела.

Тут в общение осмелился вмешаться Хумри:

– Отец Николай, скажи, как труды мудреца оказались у тебя?

– Мне их передал великий учитель нашего айванского народа Йыван Яккусен.

– А к нему он как попал?

– Не знаю….

– Неужели он об этом не сказал?

– Я не видел тогда его самого. Он прислал мне рукописи с нарочным. Не только арабского мудреца… Было еще письмо. В нем… Ох, устал я, долго говорим…

Тут в чаше вода зарябила, уголь закачался, свеча на ней начала клониться, вскоре совсем опрокинулась в воду и затухла. Заиграли язычки пламени на других свечах.

– Ушел, – вздохнула Илемпи. – Вообще, дух священника Николая оказался весьма приветливым. Не капризничал, разговаривал с нами довольно-таки долго. Ну что, Ян, узнал ты, чего хотел?

– Да уж, – тоже вздохнул Хумри. Узнал. Спасибо тебе за все, Илемпи. Осталось найти этот склеп и пробраться туда.

– Я не думаю, что это такая уж невыполнимая задача, – заметила Илемпи. – Месторасположение церкви вполне можно определить. Соответственно, и склепа. После этого и станет ясно, как туда попасть и заполучить желанную рукопись.

– Наверное, – согласился Хумри. – Я завтра постараюсь встретиться с главным архитектором города. Объясню ему, что пишу исторический роман и что-то в этом роде. Надеюсь, он поможет мне найти архивные документы по строительству города в тридцатые годы прошлого века.

Договорившись с Илемпи, что рукопись перевода отца Николая пока лучше хранить у нее, Хумри выехал обратно в город.

 

Сентябрь 1930 года

Субботним вечером на станции Октябрьск с московского поезда сошел мужчина городского вида. Человек явно не здешний и, скорее всего, попал сюда впервые. И все же он никого ни о чем не стал расспрашивать, повертев головой, заметил вдали церковный купол с крестом и уверенно двинул туда. Он как раз успел к началу всенощной. Службу, посвященную Божьей Матери, приезжий мужчина отстоял наравне с местными верующими, после чего подошел к батюшке за благословением. Поцеловав руку священника, он поднял голову, спросил:

– Вы протоиерей Николай?

– Он самый.

– Настоятель этого прихода?

– Он самый. Для чего вопрошаешь, сын мой?

– Меня послал к вам Йыван Яковлевич Яккусен, – тихо ответил незнакомец.

Отец Николай, услышав имя своего учителя, мгновенно оживился:

– Вы подождите чуток. Я скоро завершу службу, и приглашаю вас к себе. Я тут недалеко обитаю.

Сам тут же подозвал какого-то мальчугана и нашептал ему что-то на ухо. Понятное дело, послал, чтобы предупредить матушку о госте.

К приходу батюшки с важным московским гостем матушка накрыла такой стол, которому могли бы позавидовать лучшие городские рестораны. Было время осеннего мясоеда, да еще субботний вечер с переходом на воскресенье. Так что скоромничать причин не имелось. Потому на стол были выставлены на тарелках и в вазах и нарезанный толстыми кусками шыртан*, и всякие городские закуски, которые начали появляться на рынке Октябрьска – сыры, обычные колбасы, еще конфеты, пряники и баранки к чаю. Рядом красовались чашечки со всякими домашними солениями – белыми груздями, огурцами, помидорами, капустой. Были здесь и напитки – вишневая наливка, яблочное полусухое вино, домашнее пиво, которым славятся айване, ну и, конечно, русская водочка. Однако гость не стал нажимать на трапезу. Попробовал, в основном, то, чего не было в Москве, выпил кружку пива, а от вин и водки вовсе отказался. Зато целый час, пока сидел в гостях, рассказывал о том, как живет великий \просветитель айван и других народов Поволжья Йыван Яккусен. Он, оказывается, несколько лет назад заболел и переехал жить из Симбирска в Москву, к сыну – профессору Московского университета. Похоже, доживает последние ме�