-Мам, а что такое секс?

Арише шесть лет и она пошла в первый класс. Но у неё нет разностороннего детсадовского воспитания, она домашняя и поэтому не просвещённая по многим вопросам. Она смотрит снизу вверх на маму и её глаза за выпуклыми стёклами очков ждут ответа. Но Галина никак не может найти нужных слов.

– А любовь? – добавляет Ариша.

– Ариша, с чего такие вопросы? Где ты это слышала?

– Один мальчик в классе сказал, что у нас будет секс и мы будем заниматься любовью. Что такое заниматься любовью?

– Будет любовь, а занимаются сексом, – всё ещё осмысливая услышанное поправляет Галина.

– Нет. Будет секс…

Ариша поджала губы. Это у неё выражение упрямого несогласия.

– Ты только этот вопрос Тане не задавай, – на всякий случай предупреждает дочь, которая и так знает, что с тёткой, маминой сестрой, о мужчинах не надо говорить. Потому что та сразу начинает волноваться и махать руками.

– Значит, ты сама не знаешь, – прерывает затянувшуюся паузу Ариша и уходит к качелям, где её ждёт подружка.

 

Не все дети Писателю нравятся. Но в одной умной книжке он прочитал, что до семи лет они – ангелы во плоти. Правда не все и не всегда ведут себя по-ангельски. Замечательно, конечно, когда помогают маме высаживать цветы на клумбе. Но когда нет рядом никого, кто мог бы поругать, с каким азартом сбивают поднявшиеся разноцветные головки того, что высаживали… И кошечек не только гладят, но и тискают до жалобного мяуканья…

Сочетание созидания и разрушения…

Но, может так и должны поступать ангелы?..

Если Ариша – ангел во плоти, то не только умненький, но и настырный.  А ещё любящий  ставить своими вопросами взрослых  и, прежде всего, маму, в тупик. И теперь она приближается к рубежу, когда из ангельского перейдёт в возраст познания соблазна и подобные вопросы утратят невинность целомудрия.

Но это не неизбежность, это его предположения в силу собственного возраста, далеко ушедшего от ангельского…

 

На двери подъезда заплаткой белело крупно: «Зодчие времени». И красным – цифра домового вечернего прайм-тайма и место сбора – подвальный холл  многоэтажки, прагматика прошлого, а возможно и будущего –  бомбоубежище.

Перед дверью тёрся Мурзик – общинный  кот, истребитель мышей, живущий в бомбоубежище. Объявление ему было до фени, но публику он любил.

Галина скользнула взглядом – какая-то музыкальная группа, нынешний андеграунд. И придержала дверь, чтобы прошла Ариша.

Писатель, позволяя Мурзику потереться об его штаны, объявление изучил. Ему понравилось сочетание – зодчие и время. Он решил, что  будет  лекция о современной архитектуре: от сталинского державного ампира до лужковского постмодернистского безобразия…

Хотя какие нынче лекции – время сети, всемирной паутины, в которую гомо сапиенс всех возрастов и цвета кожи бездумно влетели, привлечённые лживым блеском мечтаемой жизни,  и теперь дёргаются в тщетных попытках вырваться, пока не добрался невидимый, но всемогущий создатель этой сети… Впрочем, некоторым в ней вполне комфортно и даже неизбежность грядущего не пугает.

Но если не лекция, тогда что же?..

Мурсик понял бессмысленность своего подхалимажа, хотя временами ему от Писателя перепадало вкуснятины, и решил обойти свою дворовую территорию. Наэлектрилизованная им штанина неприятно прилипла к волосатой ноге. Писатель нагнулся и оттянул её. И этим отвлечением утратил логику своих размышлений. «А какая разница», – решил он, прикинув, что всё равно всё узнает, а «до» или «после» не столь важно. И может быть даже надумает спуститься в бомбоубежище, где благодаря последним веяниям теперь всё, в том числе вентиляция, работает исправно.

 

Что скрывается за «Зодчими времени» точно знал только Рома-мистик, которого все в доме знали как специалиста по всяческим мистификациям, хотя он отрицал какую-либо причастность к обману, но признавал мистику как таковую.  Рома находился в том самом деятельном возрасте, когда не задумываются ни о грешности, ни о праведности, а вовсю проповедуют собственное понимание всего сущего. Освоенные знания распирали его и требовали выхода. Он и был автором объявления и… лектором.

Как это ни странно, но в назначенный час холл в бомбоубежище был практически заполнен желающими узнать, что же скрывается за объявлением. Правда, несколько человек, в том числе Галина, разобравшись, что это никакой не андеграунд, а всего навсего Рома-мистик, сразу же покинули помещение. Но и оставшихся было достаточно, чтобы ничего не отменять и воодушевило Рому на страстное вступление, в котором он изложил своё представление о существовании человечества, как некоего планетарного (вселенского) инструмента, единого изначально, но утратившего это единение и вновь стремящегося к воссоединению… Где-то он прочитал и безоговорочно поверил, что в начале всего сущего было

время, когда всё было большим: и трава, и деревья, и животные. А люди были просто огромными по сравнению с нынешними. И была одна большая земля-остров, окружённая солёным океаном со всех сторон. И она была так молода, что ничего не знала о холоде, о снеге и морозе, она была тёплой, а местами даже горячей. Тогда она никак не называлась, но много позже, совсем недавно, её назвали Лемурией, по имени зверька лемура. Один британский учёный-зоолог решил, что эти полуобезьяны – древние жители Земли – населяли самый первый большой материк. Но другие учёные пришли к выводу, что в то же время, очень-очень давно, на Земле уже жили первые люди. И стали называть их лемурийцами. Но они не были зодчими времени, потому что были не совсем люди…

– Позвольте! – перебил его Боря-буддист. – Лемурийцы ещё мало что понимали и умели, но они были большими и очень сильными и умели охотиться на гигантских животных – динозавров. Сегодня почти доказано, что статуи, моаи,  которые стоят на острове Пасхи в Тихом океане – это не что иное как каменные изваяния лемурийцев в полный рост. Их много, восемьсот восемьдесят семь этих статуй и они разного роста, от пяти до двадцати одного метра. И они их сделали вероятно, увековечивая друг друга: мужчин, женщин, детей, с какой-то целью…

– Возможно это и так, – мягко врезался Рома. –  Возможно они были зодчими в привычном понимании этого слова, но никак не в том, какой я вкладываю в это понятие. Настоящими зодчими времени были…

– Я не закончил, – не успокаивался Боря-буддист. – Учёные считают, что именно в те стародавние времена лимурийцы разделились на тех, кто вёл себя по-человечески и кто стал сближаться с животными. Так на Земле стали жить и враждовать между собой  люди и люди-животные. Первые стали строить города, овладевали ремёслами, приручали животных, познавали окружающий мир, природу и набирались знаний. А люди-животные научились только добывать огонь, они жили в пещерах и заботились исключительно о пропитании.

– Прекрасно, – согласился Рома, поправляя мизинцем очки на переносице. –  Но мы сейчас не о ветви Дарвина… Зодчие времени — это… – Он выдержал паузу и с улыбкой отчеканил. – Это – масоны. Или вольные каменщики. – И заторопился, преодолевая нарастающий шум несогласия.- Мы имеем сегодня превратное представление о масонах. Было время – их обвиняли во всемирном заговоре. А это не так. По одной из версий –  начало этого тайного для остальных общества лежит во времена строительства храма Соломона, третьего еврейского царя, во времена которого еврейское государство достигло своего расцвета. Тогда подобные сооружения строились годами и даже десятилетями и строители жили своеобразной общиной, в которой и сложились свои правила существования, церемонии. Но главное, все они были верующими людьми и проповедовали всечеловеческую любовь, дружбу, свободу, равенство, братство.  Между прочим среди масонов запрещены дискуссии о политике и религии.  Неизменно единственное условие – каждый масон должен верить в Высшую Сущность: христиане – в Троицу, мусульмане – в Аллаха, индуисты – в Парабрахмана.

Ещё несколько человек заторопились к выходу, но остальные были настроены послушать про неведомых масонов, возможно относя их к разряду мафий или бандитских группировок. И Рома, проводив взглядом беглецов, дальше стал рассказывать об истории этого движения, которая была полна  нераскрытых тайн. Наконец исчерпал себя и предложил задавать вопросы.

-А сегодня есть масоны или они остались в прошлом? – спросил тщедушный поэт Вася, который надеялся в конце лекции прочитать своё стихотворение, которое набивал тут же, на коленке, в смартфоне, обыграв уже сочетание лемурийцы – моаийцы…

– Есть!- пафосно произнёс Рома. – Их мало, но приверженцы идеи всемирного счастливого общества есть в разных странах и сегодня. Примерно четыре миллиона человек в разных ложах, которые, как я говорил, создаются по географическому признаку. Они немногочисленны, от пятнадцати до  двухсот человек, но крепки своим братством.

– И в России есть? – поинтересовался Боря-буддист.

– Да. Несколько. В том числе «Великая ложа России»  и «Объединённая великая ложа России».

– А сколько человек в этих ложах?

– К сожалению, не так много. Примерно тысяча.

Боря-буддист хмыкнул. Кто-то присвистнул.

– Надо же так распиариться на пустом месте…- глубокомысленно произнёс поэт Вася, клацая клавишами.

– Однако  ты Рома у нас похоже масон, а не мистик, – утвердительно сказал Писатель.

И Рома неожиданно зарделся и молча кивнул так, что только Писатель это и заметил.

– Ну так и будем тебя теперь звать масоном, – констатировал тот, направляясь к выходу.

– Минуточку! Минуточку… – раздался зычный голос и к столу, на котором всё ещё стоял раскрытый Ромин ноутбук, куда он подглядывал в ходе лекции, вышел Домком, по паспорту Владимир Владимирович Строевой, председатель жилищного сообщества, отставной подполковник.

От долгой образцово-показательной службы у него остался командирский голос и  склонность к нахождению занятий для жильцов, дабы те не утратили боевой дух.

– Раз уж мы тут всякое слушаем про то, что не надо слушать и то что надо… – И сам удивившись такой длинной фразе, обрубил её, не закончив, и перешёл на простое  и доходчивое изложение мыслей: – Значит так. Масоны нам ни к чему. Точка. Переходим к насущному. На носу праздники.

– Какие? – перебил любопытный поэт Вася, навострив yказательный палец на экран смартфона.

– Новый год, – съязвил кто-то, зная, какой на улице стоит зной.

– Шутник… Язви… Всякие, впереди. Красиво должно быть. Как говорил генерал, сапоги должны блестеть всегда, словно кошачьи причиндалы… А дом шелушится. Ремонт нужен.

– Дяденька, а что такое секс?

Невесть откуда взялась Ариша. Бесстрашно стоит перед отставным подполковником, глядя через выпуклые линзы, снизу вверх.

– Так… Откуда здесь ребёнок? Где мамаша?..

Задвигались, заоглядывались, словно мама у Ариши была такой же маленькой, незаметной.

– Мяу! – вдруг разнеслось обиженно-истошное.

Кто-то наступил Мурзику, который тоже незаметно просочился в бомбоубежище, на хвост и теперь тот взывал к справедливости наказания за посягательство на его неприкосновенность.

– Ну, прямо зверинец… Привадили живность… А ты, девочка, иди к маме, где твоя мама? – наклонился Домком над взирающими линзами.

– А что такое секс? – Не унималась Ариша.

– Мама тебе всё разъяснит.

– Мама не знает, – надулась Ариша. – Она отсталая…

– Арина, пойдём со мной, – сказал Писатель. –  А вы продолжайте, Владимир Владимирович, я с вами согласен, ремонт нужен.

И стал пробираться к выходу из бомбоубежища.

– У меня идея. – Услышал он возбуждённый голос поэта Васи. – Давайте превратим наш дом в граффити. Со  стихами …

Но приняли его предложение или нет ни Писатель, ни Ариша, ни Мурзик, выскочивший за дверь впереди них, уже не услышали.

 

 

Боря-буддист начинал как кришнаит, но стал широко известен не только в узких кругах единоверцев. Пару лет он ходил в широких шароварах и неустанно повторял:

Харе Кришна Харе Кришна

Кришна  Кришна Харе Харе

Харе Рама Харе Рама

Рама Рама Харе  Харе,

не особенно вдумываясь в значение этих слов и только много позже  узнал, что имена Бога на санскрите на русский язык можно перевести  примерно так: «О Всепривлекающий, о Всерадующий Бог, о духовная энергия Бога! Прошу, позволь мне преданно служить Тебе». И посчитал, что  не напрасно прожил эти два года, питаясь рисом и овощами, предаваясь телесному воздержанию.

После звёздного часа поклонников Кришны и их растворения на просторах страны, на детской площадке во дворе среди качелей и горок  он соорудил хурдэ – разрисованный  металлический цилиндр, насаженный на металлический прут, и начал обучать детишек крутить его, утверждая, что тем самым сближает их с Богом. Когда Писатель, который в отличие от прочих жильцов немного разбирался в религиях, поинтересовался, что находится внутри цилиндра, ведь Боре неоткуда было взять молитвенные тексты, а именно они должны были находиться там, тот ответствовал, что вполне достаточно просто знания, что они должны быть там, тем более, что истинных буддистов в окрестностях кроме него нет никого.

И действительно, малышне крутить цилиндр скоро надоело, подростки, не особо задумываясь что это такое, согнули стержень, отчего он перестал крутиться, а потом городские обустроители детских площадок непонятный цилиндр убрали и на его месте разместили антивандальные шагалки, сжималки, круталки…

А теперь Боря не знал, куда приложить нерастраченные духовные силы и энергию Космоса. Вопреки восточной философии, приверженцем которой он себя считал, его задело, что Рома сумел попасть в тайное общество масонов, малочисленность которого вызывала уважение и манила его, как в своё время поманила тайна кришнаитов. Он считал, что только избранные –  малое число людей – могут обладать тайным знанием всего Сущего.

– Познавательная была лекция, –  начал Боря как и положено с похвалы, оценивающе оглядывая Рому, теперь уже масона, и не находя на его лице или прочих местах никаких намёков на эту тайную принадлежность. – Я вот заинтересовался очень…  Когда-то я даже, ещё до кришнаитского пути, увлекался всякими заговорщиками…

– Масоны – не заговорщики, – возразил Рома, идя к выходу. – Они –  посвящённые…

– Ну это мне понятно, – обрадованно произнёс Боря, потому что сам относил себя к посвящённым. – Но вот ты как, –  он запнулся, – вступил?.. Что, пришёл и всё?..

Рома даже остановился, не ожидал такого вопроса.

– К нам не приходят с улицы. – Сделал упор на «к нам».

– Я не с улицы. Я на полном серьёзе… Давно думал… Вот, скажи, кто может стать масоном?

– Свободный и добропорядочный человек, – буркнул Рома, давая понять что не намерен обсуждать эту тему.

Но Боря не успокаивался.

– Ну вот я свободный и добропорядочный. И хочу вступить в ложу. Как?

Рома остановился, повернулся в Боре и воззрился на него, словно увидел нечто небычное.  И с усмешкой произнёс:

– Профан должен постучаться и заручиться рекомендациями двух членов ложи.

– Так я не против… Только куда стучать и где эти члены?.. Как их найти?

Рома оглядел Борю с головы до ног и обратно, поймал вопрошающий взгляд того.

– Это ответственное решение. На всю жизнь, – сказал он, напомнив Боре наставника-кришнаита, который тоже не сомневался в принадлежности к избранным.

– Я готов, – твёрдо произнёс он и не отвёл глаза от Роминого, неожиданно острого взгляда.

– Но прежде тебе нужно многое узнать,  прочесть необходимые книги. Я напишу тебе список.

– Я буду тебе очень признателен, – сложил руки в кришнаитском жесте Боря.

Рома усмехнулся, хотел что-то сказать, но передумал и ускорил шаг.

 

Алик-интернет ни на какие сборища не ходил. И вообще он был невидимой и неслышимой тенью, изредка лишь мелькавший возле двери подъезда. Гораздо чаще можно было услышать его голос в домофоне. Но этого удостаивались исключительно разносчики пиццы или прочей снеди. Потому что гости к Алику не ходили.

Что и как он делал на своём самом высоком этаже, мансарде, никто точно не знал. Но предположений было много и самых разных. От безобидного: дескать, он там только тем и занимается, что взламывает всякие компьютерные сети, одним словом хакер, до пугающих – он никто иной как самый настоящий киллер, иначе откуда деньгам быть. Правда, последнее предположение скоро пугать перестало, потому что все обсуждавшие эту вероятность посчитали, исходя из кинематографического опыта, что в этом случае их дому и жильцам ничего не грозит, ведь не станет тот гадить там где живёт.

Вселился он в этот дом вскоре за первыми дольщиками. Но как он выглядит никто не мог сказать и по сей день. Даже Домком, который по должности должен знать всех, сталкиваясь с ним, правда это бывало не чаще чем пару раз в году, интересовался что тот делает в их доме. Остальные вовсе не знали его в лицо, но зато  все знали, что он выокий, худой до жалости и ходит перегнувшись, с висящей на боку большой сумкой, в которой явно было что-то тяжёлое.

Но однажды, когда он невесть откуда возвращался, на его пути встала Ариша и со всей непосредственной прямотой спросила, что этот дядя, похожий на вопросительный знак, делает возле их дома.

Дядя-вопрос очень удивился и даже остановился перед воинственно настроенной Аришей, не зная на что правильнее будет отреагировать: на сравнение его с вопросительным знаком или же непосредственно на вопрос. А потом спросил.

– Девочка, у тебя есть смартфон?

У девочки смартфон был. Потому что теперь у всех они были.

-Давай я тебе кое-что покажу…

И он что-то такое сделал, что дешёвенький смартфон стал показывать то, что раньше никогда не показывал и тем самым отвлекать Аришу от насущных проблем: выяснение отношений с одноклассником, с которым у неё будет секс и они будут заниматься любовью, или необходимость учиться на одни отличные оценки, как того требовала мама и тётя Таня, которая правда теперь сама часто просила Аришу дать ей её смартфон, чтобы посмотреть то, чего ей, Арише, смотреть нельзя. И Ариша, жалея тётю и зная, что главное – это делать другим добро, ей свой смартфон давала.

 

Столь же незаметны, но не столь загадочны были две подружки или, может быть, как предположила Галина, лесбиянки Евгения и Ядвига, заселившиеся в дом не очень давно и занявшие последнюю свободную квартиру. Евгения была симпатичной брюнеткой, с зримо выраженными женскими формами и лунообразным лицом с удивлённо взирающими на мир глазами неопределённого цвета  – это опять же вывод Галины, которая в первые дни решила с подружками познакомиться поближе и долго с ними разговаривала  на площадке. Ядвига же, или как её ласково звала Евгения, Ядя, была похожа на мальчика – подростка, с узкими бёдрами, плоской грудью и мужским  лицом с тяжёлой челюстью. В разговоре она смотрела вниз или в сторону и её глаз Галина не разглядела. Но выражение лица, настороженное и обиженное, не могла не заметить. Как и  нежные взгляды Евгении, которая та бросала на Ядю.

Евгения училась в университете на  филологическом факультете и Галина увидела в ней родственную душу. Настроена была поговорить и о нынешней студенческой жизни, и о преподах, которые когда-то учили и её, но заинтересованности не увидела. Наоборот, Евгения явно не желала вдаваться в обсуждение её жизни, ну а Ядвига стояла молча и даже на вопросы, адресованные непосредственно ей, отвечала уклончиво. Галина только и узнала, что та работает в университете, но вот где именно и кем та так и не сказала. И ей было непонятно, отчего Евгения так боготворит ту вроде бы ни красотой, ни умом не блещет. Отчего и решила, что их должно связывать нечто тайное, возможно, интимное…

На Роминой лекции была одна Ядвига. Она молча прослушала и Рому и Домкома и вышла вслед за Мурзиком, Писателем и Аришей.

 

По вечерам, когда спадала жара, площадка перед домом, сочетавшая в себе детский городок и антивандальные тренажёры, становилась многолюдной. К малышне добавлялись подростки, которые, правда, скоро растворялись с наступающей ночи; выходили прохладиться от кухонных плит молодые мамы, следящие за чадами, и пенсионеры, в основном старушки.

Выходил нормальный мужик Гоша, который целеустремлённо направлялся к тренажёрам не потому что нуждался в атлетической фигуре – она и так была у него отменная, а чтобы размяться после рутинной работы у конвейера.

Не каждый вечер, но бывало выходила с Аришей и её тётя Таня, очень похожая на маму Галину лицом, но отличающаяся от сестры лучистыми глазами и классической фигурой  – Галина была полновата. Выходила, садилась на самую дальнюю скамеечку на площадке, на самый её краешек, если она была не занята, и сидела в позе настороженной птички, готовая в любое мгновение вспорхнуть и стремительно исчезнуть в подъезде. Прочие  соседи, занятые собой или детьми, внимания на неё не обращали. Ариша тоже тётю особо не грузила своими вопросами. А вот нормальный мужик Гоша отвлекался от своих тренажёров, старался становиться так, чтобы она была в поле его зрения. И она сначала прятала свои лучистые глаза, потом, помедлив, всё же отводила и, наконец, перестала бояться его взглядов, даже наоборот, сама стала искать их. Это вскоре заметили соседки, и вездесущая и всезнающая Ариша обсказала маме как и что они про это говорили.

– Мам, а у них будет секс или любовь? – завершила она вопросом свой пересказ, отчего тётя Таня вдруг вся запунцовела и ушла в ванную, откуда послышалось стеснительное журчание воды.

– Не тупи, дочь, – строго сказала Галина. – Нельзя повторять одно и то же. Подрастёшь – поймёшь, чем отличается секс от любви.

– А я хочу сейчас, – капризно поджала губы Ариша.

– А сейчас я возьму полотенце и отшлёпаю тебя.

– Это будет домашнее насилие, – блеснула своими знаниями телевизионных новостей Ариша.

– Ничего, потерпишь…

– Фу, – мотнула головой Ариша, – ты мне не нравишься.

И ушла в комнату.

Таня вернулась из ванной уже не пунцовая.

– Гоша – нормальный мужик, – продолжая нарезать капусту, которую пора уже было забрасывать в борщ, сказала Галина, не глядя на сестру. – Жена его бросила. Фифочка была ещё та. Из тех, которым главное брак по расчёту. А с Гошей они вместе учились. Сразу после школы и поженились. Но он так богатым и не стал…

Сестра слушала молча. Иногда брала щепотку нарезанной капусты и хрустела ею.

– Ты что молчишь?  Он тебе нравится? Хочешь я с ним поговорю?

– Не надо…

– Ты только не вообрази ничего. Принцев нынче нет и быть не может и  торопиться за первого встречного не надо. Жизнь — это не сказка…

Татьяна улыбнулась.

– Ну да, не смейся. Слушай старшую сестру…

Татьяна вздохнув, согласно кивнула.

 

Поэт Вася из всего дома уважал Галину и Писателя. Он и другим пытался читать свои стихи, но только они дослушивали до конца не отвлекаясь, не торопясь убежать по делами и даже хвалили некоторые строки, а то и четверостишия. Поэт Вася в своём поэтическом таланте не сомневался. Он уже издал, то есть набрал, разместил стихи на страничках, распечатал на принтере, нарисовал обложку, потому что и рисовал тоже неплохо, и всё это сколол скрепками. Получилась книжка. Он сделал несколько. По книжке подарил Галине и Писателю. Хотел и остальным жильцам дома, но засомневался, поймут ли, и оставшиеся экземпляры раздарил первым встречным девушкам на улице. Тем, которые ему понравились. При этом он скромно представлялся как поэт андеграунда, чьё имя прозвучит после его смерти.

А ещё он любил читать свои стихи Арише. Она была самой внимательной его слушательницей, требуя от него объяснений незнакомых ей слов и выражений и он всё более убеждался, что его стихи для будущего, что поймёт и оценит их именно следующее поколение. Потому что такова судьба талантов. Большое видится на расстоянии…

Поэт Вася писал традиционно, не понимая и не принимая тех, кто игнорировал все правила, не возвышая там, где надо, буквы и не ставя знаков препинания.  Он был категорически против либерализма в поэзии, призывая в сторонники классиков из глубины веков, но увы, не находил таковых среди своих ровесников. И хотя считал, что сам он классическим талантом не обделён, но признать себя классиком не осмеливался: всё же это прерогатива читателей и подобное признание возможно лишь когда он станет стареньким, а Ариша станет взрослой и умной.

А потом он открыл для себя интернет, общение в сетях и какое-то время находился в эйфории от обилия друзей.  Но скоро понял, что эти друзья не столько жаждут прочесть его стихи, сколько сделать его читателем своих и, разочаровавшись, вернулся к  ожиданию взросления Ариши.

 

Боря-буддист начал раздваиваться. Мировоззренчески.  С одной стороны, он всё ещё не забыл своё увлечение кришнаизмом, склонялся перед мудростью восточной философии, верил в эзотерические легенды. Но с другой стороны, его деятельная натура не могла примириться  с однообразием существования в рамках религии. Одно время он даже решил заняться физическим самоусовершенствованием, но так и не осилил начальный этап йоги. Не хватило терпения. И он понял, что в его карме заложен не уход от жизни, не отстранение от деятельности, а энергичное вмешательство в повседневную суету. Ему важно было быть в центре внимания, ощущать себя одним из немногих, обладающих неким тайным знанием. И пусть масоны предпочитают быть незаметными в отличие от кришнаитов, за ними чувствуется та самая экзистенциальная энергия действия, незнаемая большинством человечества, которой ему так не хватало.

После разговора с Ромой-масоном он решил  вступить в это мистическое тайное общество, которое оказывается существует и по сей день. И вступил бы сразу, не раздумывая, но дни шли за днями, а Рома куда-то исчез. И прежняя незыблемая уверенность в правильности этого решения стала подтачиваться сомнениями. Ему надо было с кем-то обязательно поделиться ими. Но с кем? Конечно лучше всего было бы получить ответы на все вопросы у Ромы. Но того не было, сказали что он уехал в какую-то экспедицию. Писатель для таких разговоров тоже вроде бы подходил. Но, поразмыслив, Боря решил, что тот  всё же староват, а значит живёт в плену стереотипов. А исходя из того, что большая часть жизни Писателя прошла в ныне не существующей атеистической стране и при  неведомом Боре  социализме, можно было не сомневаться, что ни эзотерику, ни буддизм, ни  масонов тот не признает.

Перебрав всех соседей, он наконец пришёл к выводу, что понять его, а если и не понять, то выслушать, сможет  Поэт Вася. Тот как-то читал ему свои стихи, которые он слушал вполуха и теперь даже не мог  точно сказать о чём они и вообще стихи ли это, но в любом случае это свидетельствовало об интеллектуальном уровне  собеседника.

– Ну, что новенького сочинилось? – Озадачил он вопросом наконец-то встреченного поэта.

Тот некоторое время растерянно смотрел на него. Потом неуверенно отозвался.

– Творческий кризис…

– Бывает, – согласился Боря. – У меня вот тоже… Перехожу из одной концепции в другую. А переход – это как наркотическая ломка, можно выжить, а можно и того…- И в ответ на согласный кивок, продолжил:- Вот к примеру, одни считают, что мы все  произошли от обезьян…

– Теория Дарвина уже опровергнута, – вставил Вася.

Но Боря сделал вид, что не услышал.

– А я не сомневаюсь, что наши пращуры – космические обитатели. Ты на лекции Ромы-буддиста был?.. Ну да был, я тебя видел… Там мы с ним поспорили про лемурийцев. Они выродились потом в чернокожих и бушменов. А за ними были атланты,  чьи прямые потомки – ацтеки. А потом только появились египтяне…

Поэт Вася согласно кивал, но похоже думал о чём-то своём, что-то про себя беззвучно проговаривая и Боря догадался, что  тот сочиняет стих. И боясь, что тот сейчас его перебьёт и собьёт с мысли, торопливо закончил:

– Вот ты скажи, что важнее, созерцать или действовать?

– Я… собственно…

– Да что я тебя спрашиваю… – И сам себе ответил. – Поэт – это созерцатель априори.

– Отчего же, – неожиданно возразил Поэт Вася. – Поэт – это трибун, выразитель чаяний людей…

– Извини, – не согласился Боря. – Возьми ту же японскую поэзию, хокку. Сплошное созерцание . – И процитировал отчего-то запомнившееся из Мацуо Басё. – Старый пруд. – Выдержал паузу. – Прыгнула в воду лягушка. – Помолчал. –  Всплеск в тишине... – И опять же через паузу выдохнул: – Ну, видишь картинку?

– Это другая культура. Другой язык. Другая среда. – Не впечатлился Поэт Вася.

– Это условности, у нас один пращур…  Кстати, Александр Сергеевич – наше всё,  он ведь тоже созерцатель. – И зачастил: – Мороз и солнце; день чудесный…

– Ещё ты дремлешь, друг прелестный. – Пора, красавица, проснись… – радостно подхватил Поэт Вася. – Разве это созерцание. Пора, красавица, проснись... Это призыв к действию.

– Ладно, не буду спорить, – согласился Боря. – Каждому своё.  Мне вот ближе философия и культура созерцания.  – И  добавил не без грусти оказавшегося не у дел: – Всё в этом мире предначертано и всё уже было до нас и будет после нас.

– Я не изучал философию глубоко, – сказал Поэт Вася.

– А зачем её изучать? У каждого человека есть своя индивидуальная философия.  Вот у того же Басё, – вновь загорелся Боря. – Он видит и пишет свой пруд. А я читаю и вижу свой. Его лягушка на мою не похожа и всплеск каждый из нас слышит по-своему… А значит каждый прочтёт и поймёт это стихотворение как никто другой… Вот это и есть настоящая философия. А то, что назвали философией,  не более чем совпадение какого-то числа индивидуальных пониманий мироздания… И вообще, наши измышления – это чушь полная! – вдруг воз-мутился Боря-буддист, вспомнив, что сам начал отходить от  приверженцев созерцания к поклонникам действия. И примером теперь для него стали не монахи-отшельники, старавшиеся ничего не менять в этом мире, а тайные архитекторы, грезящие о его переустройстве… – Впрочем, пожалуй, ты прав, главное наполнение человеческого существования –  действие…

И более ничего не объясняя так и не понявшему его Поэту Васе, заторопился по своим неоправданно отложенным делам.

 

Писатель сочинял сказку.  Он сочинял её всю жизнь. Сначала  он подчинялся необузданной фантазии и та уносила его в неведомые, а может быть знаемые им когда-то в прежних жизнях,  миры. Затем фантазии превратилась в иллюзии чувственного осязаемого мира, который он ощущал всей своей плотью. И наконец дожил до тех времён, когда реальность и фантазии настолько смешались, что не поддавались привычному осмыслению. Но он не привык отступать перед непонятым и однажды перехватил у подъезда Алика.

– Извините, молодой человек, возможно в ваших глазах я сейчас уподоблюсь Арише, но вы уж простите, действительно малый и старый похожи в своём любопытстве… Всё вокруг так стремительно меняется, а мысль становится не столь резва…- Он запнулся, потому что на мгновение перенёсся в свою сказку, но, прошептав, «не сейчас», закончил: – Что такое облако, в котором хранится информация наших ноутбуков?

Алик-интернет удивлённо возрился на него. Возможно так, как современный человек глядел бы на ожившего неандертальца. И он заторопился.

– Большую часть своей жизни  я прожил в понятном и ощущаемом всеми пятью органами мире, где всё можно было если не потрогать, то увидеть, услышать, обонять, осязать. А вот теперь узнаю, что, оказывается, существует мир невидимый, не ощутимый, не слышимый, не осязаемый и неведомый прежде. Но он есть! Представляете, что сейчас творится вокруг нас… или в каком окружении мы с вами существуем…- Он запнулся. Но закончил напористо, как Ариша:- Что такое это невидимое  облако?

И возрился в глаза Алику.

Тот наконец преодолел растерянность, которую испытал перед авторитетом возраста и даже слегка свысока усмехнулся.

– Видите ли, это очень просто, компьютеры, и ваш тоже, завязаны в сеть… – Он взглянул на напряжённое лицо Писателя. – Как вам попроще объяснить…

Замолчал, не зная как этому, отставшему от жизни дедушке пояснить то, что даже малыши сегодня знают и не заморачиваются ненужными вопросами. Разве вот только Ариша задаёт вопросы. Но она ребёнок наособицу, гиперлюбопытный… или любознательный… Вот всегда он не может разделить эти два понятия – поймал себя на мысли. А этот дедушка любопытный или любознательный?.. Любознательный – это значит любит знать. И это качество присуще  исключительно человеку. А любопытный – любит пытать… Дедушка скорее пытает.

– Ну это как бы, – и вдруг нашёл объяснение. – Это как бы чемодан напрокат… Вот вы куда-то собрались ехать, а у вас всего один чемодан и все вещи в него не входят. Что делать? Покупать дорого, да и не нужен второй. Так и  в вашем компьютере не так много места и не всё вам нужно будет надолго. Вот и сбрасываете в сеть то, что вам пригодится не надолго, там таких пустых мест много. И определённое время там можно всё хранить…

– Всё мной написанное?

– Всё, что хотите.

– И как долго?

– Месяц, полгода…

– А потом?

– Что потом?

– Куда всё это моё из чужого чемодана девается?

– Куда? – Алик задумался.- Стирается.

– То есть?

– Ну, перестаёт удерживаться программой…

– Бесследно?

– Наверное.

У Алика пускаться в обяснение того, о чём он не знал, желания не было. Он привык работать над конкретными задачами, а не предаваться всяческим пустопорожним размышлениям.

– Нет, ничто в мире и вселенной бесследно не исчезает, – задумчиво произнёс Писатель. – Просто там программа, которую человеку не дано знать. И там свои облака. Нам недоступные…

– Отчего же, всё доступно. – Оптимистично произнёс Алик-интернет и пошёл к себе, на самый высокий этаж.

 

– А наш дом будут скоро татуировать, – сообщила Ариша пришедшей с работы маме, не удовлетворённая реакцией тёти Тани на эту новость.

– Это что ещё такое? – оторвалась Галина от разбора пакета с продуктами.

– Неужели непонятно. Будут татуировать! – повысила голос Ариша. – Какие вы непонятливые.

– Тань, в чём мы с тобой непонятливые?  – взглянула Галина на сестру. – Переведи  мне на русский…

– Я сама не поняла, – рассеянно отозвалась Татьяна, мысли которой сейчас были заняты последним разговором с Гошей и его ожидаемым и всё же неожиданным предложением.

– Господи, – вздохнула Ариша. – Это же так просто. Придут дяди в одеждах, заляпанных краской, и на чистых стенах нашего дома сделают тату. Надеюсь, что такое тату вы знаете.

– Вообще-то тату накалывают на коже человека, а не рисуют на стене, – сказала Галина. – Поэтому дом татуировать нельзя.

– Можно, – не согласилась Ариша.

– Нельзя.

– Можно. Если я говорю так, значит можно.

– Мне кажется, ты начинаешь зазнаваться, – отпарировала Галина. – Хотя ты ещё знаешь совсем ничего по сравнению с тем, что знаем мы с Таней.

– А вот и нет, – возразила Ариша. – Ваши знания устарели.

– Какая ты  самонадеянная… И кто тебя только воспитывает.

– Как кто, ты и Таня. Будто не знаешь…

– Ладно, не хочу спорить… Давай выкладывай полным текстом, какие сплетни ты ещё собрала?- сдалась Галина.

– Это не сплетни. Приходил дядька с бородой и Домком ему показал, где сделать татуировку.

– Где рисовать…

– Нет, – засопела Ариша. – Я слышала, он так и сказал «я вам сделаю самые модные тату, соседи позавидуют». А Домком засмеялся и сказал, «только не надо никакой уголовщины и голых баб в соблазнительных позах…»

– Я поняла, – вмешалась Таня. – Действительно сегодня приходил художник, который должен облагородить наш дом…

– Окультурить… Понятно…-  кивнула Галина. – Ладно, давайте ужинать.

– Так вы что, хотите чтобы наш дом татуировали? – спросила Ариша.

– А почему бы и нет? Будет рисунок на стене, а  не скучные кирпичи, – сказала Галина. –

– Как вы не пониматете?.. Он возьмёт и нарисует обнажённых женщин и все будут думать, что в этом доме все ходят голые…

– Та-а-ак…- протянула Галина. – Я не поняла этот логический пассаж…

– Это не пассаж, это правда жизни.

– Тань, с кем у она у нас во дворе дружит? – повернулась Галина к сестре.- Кто её так просвящает?

– А она всё время возле взрослых крутится. Писателю проходу не дает…

– Понятно. – Галина подвинула  в сторону Ариши хлебницу. – С хлебом ешь, а то совсем худоба. Кости торчат.

– Зато меня в модельный бизнес возьмут.

– Давай бери хлеб, модель вы наша.

– Ну разве сегодня разговеюсь…- вздохнула Ариша и взяла ломтик хлеба.

Галина и Татьяна переглянулись.

– Вроде священнослужителей в нашем доме нет, – не удержалась Галина.

– Книжки читать надо, а не в смартфоне сидеть. – Буркнула Ариша и никто ей возражать не стал.

 

На этот  раз плановое собрание Домком не проводил. В воскресный день стоял с художником на детской площадке  с разложенными на скамеечке эскизами – яркими картинками, на которых были нарисованы вполне пристойные, соответствующие времени изображения того, чего в ближайшей округе не было – речки с покрытым цветами берегом, где стояли с устремлёнными в будущее взглядами воздушная, готовая взлететь девушка, и мужественно-незыблемый, накрепко соединённый с берегом юноша.  Художник сказал, что готов вместо этих идеализированных фигур воплотить в красках кого-либо из жильцов. Но, естественно, чтобы те, хотя бы отдалённо, соответствовали идее отображения чистоты и силы отношений мужчины и женщины. Ариша, при  всеобщем скромном молчании, ткнула пальцем в стоящих в сторонке Таню с Гошей и громко произнесла:

– Вот!

И не стала больше ничего добавлять.

Таня вся зарделась и, отвернувшись, стала изучать стену соседнего дома, а Гоша переплёл руки с выделяющимися бицепсами на груди и прикрыл собой Таню от глаз художника.

Против подобной картины на стене их дома из присутствующих на площадке никто не возражал. Правда были пожелания. Боря, вспомнив своё буддистское прошлое, выразил желание увидеть хотя бы отдалённо снежные вершины Гималаев. Но художник сказал, что их дом слишком мал для подобной картины. Поэт Вася заметил, что было бы совсем к месту над фигурами начертать если не его гениальное  четверостишие, то что-то из Басё или на худой конец классическое: «Моя рука в твоей руке – какое чудо»… Художник сказал, что текст будет конкурировать с изображением и сковывать полёт фантазии зрителя.

Домком был доволен практически всеобщим одобрением, но пока конкретно художнику ничего не сказал, потому что отсутствовали некоторые уважаемые жильцы. Рома-мистик ещё не вернулся из своей командировки невесть куда. Возможно он, как думал Боря, выполнял тайное масонское задание.  Не спустился со своей верхотуры Алик-интернет, который видел собравшихся, но традиционно  проигнорировал коллектив.  Отсутствовал Писатель, который уехал в деревню, «где обитало вдохновение», как пояснила Ариша, которая пытала его перед отъездом: «А как оно выглядит? Оно мальчик или девочка?» – «Кто?» – «Вдохновение». – «Вообще-то – это оно. Не он и не она». – «Значит неживое…» – «Да, слава богу, неодушевлённое». Она хотела уточнить у художника, потому что он тоже говорил о вдохновении, что значит «неодушевлённое оно», но тут появились Язя с Евгенией. Они остановили уже собиравшего эскизы художника и сказали, что фигура мужчины совсем неуместна. Она разрушает ту гармонию, что присутствует между женщиной и природой и её однозначно не должно быть на фасаде их дома.

Домком сказал, что большинству подобное изображение понравилось и, следовательно, оно будет воплощено на стене. На что Язя заявила, что в данном вопросе должен быть консенсус. А если его нет, то она обратится в соответствующие инстанции, отстаивая свои, то есть их с Евгенией, права. И пригрозила, что даже если её там не поддержат, нанять маляра, который «за хорошие деньги мигом закрасит всю эту мазню…»

– Хорошо, – сказал Домком. – Тогда пока остановимся на одной девушке как олицетворении матери-природы.

Против подобной трактовки Язя возражать не стала.

А художник уточнил, следует ли в таком случае оставить девушку такой воздушной или всё-таки приблизить её к образу матери-природы…

– Это не существенно, – сказала Язя.

 

Шли дни, а Рома и Писатель, чьё мнение необходимо было тоже учесть, не возвращались. И в период этого ожидания выяснилось, что с большой вероятностью  их дом попадёт в зону реновации, потому что хотя и не старый, но маленький для этого района и на этом месте можно поставить высотку раз в пять, а то и больше, выше, а это значит в пять раз больше будет квартир и отдача этого кусочка земли будет более эффективной и для города и, естественно, для строительной фирмы. И для будущих жильцов, которые мечтают жить именно в этом уголке города. Что же касается ныне проживающих, то они получат в этом новом реновационном доме самые лучшие квартиры, не меньшей, а то и большей площади и на самых престижных этажах на выбор.

Слухи становились всё настойчивее и наконец подтвердились безоговорочно на срочно созванном собрании жильцов, на котором в президиуме сидели представитель городской власти, президент строительной компании и архитектор, чей проект будущего небоскрёба в цветном изображении высвечивался на белой стене бомбоубежища. К этому времени уже вернулся из командировки Рома-масон и из деревни вызволили  у вдохновения Писателя. На этот раз вопрос был настолько серьёзный, что требовал исключительного единогласия всех жильцов.

Сначала городской чиновник долго рассказывал о том, что сделано администрацией за последние годы, как похорошел и вырос их родной и любимый город. Потом привёл убедительные цифры большой потребности в новом жилье, потому что шла бурная миграция сельского населения и мимикризация их в городское население, а городская территория не резиновая…  И закончил он без сомнений:

– Я уверен, что вы меня поняли. Тем более что каждый из вас от реновации будет исключительно в выигрыше. Вот пусть нам архитектор расскажет, в каком раю вы будете жить.

Архитектор тоже довольно долго водил светящейся указкой по рисункам будущего райского дома, описывая будущие квартиры с детальными пояснениями, где что можно будет расставить из мебели, словно та заведомо безвозмездно входила в интерьер. И расписывал так воодушевлённо,  что если не всем, то большинству захотелось тут же перенестись из этого бомбоубежища в описываемые райские уголки. Правда в самый экзальтированный момент кто-то придавил хвост опять забредшему  вслед за жильцами Мурзику и тот истошно выругался на обидчика и потребовал его выпустить наружу. Но возникшую паузу тут же  заполнил бодрый строитель, расписывающий чудо-материалы, которые пойдут на строительство нового дома и  и в котором обязательно найдётся не этот подвал, а настоящее помещение для правления дома и прочих собраний-заседаний. И, перехватив внимательный взгляд  Ариши, её увеличенным  в очках до начальственной требовательности зрачкам сообщил, что будет и игровое помещение, дабы в холодное время дети могли там играть…

Потом говорил Домком, который выбрал себе уже квартиру в новом будущем доме большей, чем у него была, площади, напирая на жизненную необходимость подобной реновации в связи с недостатком земельных участков для строительства в городе и патриотическую сознательность.

Первыми  всё поняли Алик-интернет и Язя с Евгенией, которые сказали, что им по барабану в каком доме и на каком этаже жить, но компенсация за бездомье, пока они будут тусоваться в гостинице, пусть и за счёт строительной фирмы, должна быть. Президент компании согласно покивал и заявил, что это можно будет оговорить отдельно. И эта его поспешность в удовлетворении требований стимулировала остальных на торг.  И неожиданно для всех самой напористой оказалась Татьяна, которая на этот раз присутствовала и сидела рядом с Гошей, который не убирал свою руку с её талии. Рдея, то ли от смущения, то ли от больших планов на будущее, она заявила, что пока будет строиться новый дом, они с Гошей создадут семью, у них будут дети и им нужна будет не Гошина однокомнатная квартира, а с учётом разрастания семьи…

Президент компании вопросительно посмотрел на Домкома. Тот сообщил, что действительно, у Гоши – однокомнатная, а у Татьяны нет, она проживает у сестры… Тут вмешался представитель городской власти. Он поинтересовался, где трудятся будущие молодожёны и   как скоро они планируют создать семью. И на ожидающий  взгляд Татьяны пробасил:

– Да хоть сейчас… Я готов.

– Ну в таком случае, – он посмотрел на президента компании, – я думаю мы решим этот вопрос и будут у вас настоящие хоромы…

И явно переволновавшаяся Татьяна  благодарно прижалась к Гоше, отчего  Галина поймала себя на завистливо-тревожной нотке: выпадет ли сестре семейное счастье…

Поэт Вася сказал, что хотя небоскрёбы не способствуют творчеству, музы живут в небольших домах и на природе, но в приниципе он не возражает, если у него появится пусть небольшой, но отдельный кабинет, которого в нынешней его квартире нет. И тоже получил заверения, что его просьба будет учтена.

Боря, не получивший от Ромы ожидаемых пояснений по поводу его вступления в масоны, вновь почувствовал себя буддистом и потребовал квартиру на самой верхотуре с большими окнами в сторону невидимых, но ведомых ему снежных вершин.

Писатель поинтересовался, если он вдруг не доживёт до новоселья, перейдёт ли его право на квартиру к наследникам, и, получив утвердительный ответ, тоже не стал возражать против реновации.

Только Рома-масон и Галина ничего не стали просить, но и не сказали ни «да», ни «нет».

Покидали бомбоубежище все несколько озабоченными и каждый, отойдя от дома, незаметно для других исподволь окидывал взглядом свой, в общем-то неплохой и не такой уж и дряхлый, правда, маленький дом.  И пытался вообразить на этом месте небоскрёб с таким множеством жильцов, что никто ничего не будет знать друг о друге. И будет кутерьма и одиночество, потому что когда всего много, становится неинтересно…

-Какие же вы взрослые глупые, – вздохнула Ариша. – На новом доме никто нам не нарисует Таню с Гошей…