Владимир Невидимов. Медведица (рассказ)

1

Социальные сети всколыхнула сенсация. Это были кадры десятисекундной видеосъёмки: какое-то тёмное пятно, которое при желании можно было принять за зверя, пересекало освящённый мутным фонарём участок улицы. Снимали, вроде бы, с открытого балкона.

Видеозапись стремительно размножилась и обросла комментариями, большинство из которых сводилось к тому, что ночами по улицам нашего города бродят медведи. Диванные “иксперты” писали: “И не удивительно: тайга-то выгорела!”; “Мне точно говорили, что происходит миграция животных в связи со строительством ГЭС!”; “Медведи размножились из-за повышенной солнечной активности”. Особо остроумные сопровождали свои умозаключения логотипом правящей партии: “Берегитесь, медведи пошли в народ!”.

Кто-то, может быть, и шутил, но основная часть находящихся в сети обывателей встревожилась не на шутку. По городу пошли гулять слухи, на ходу обрастающие множеством невероятных подробностей. Говорили, стаи бездомных собак, постоянно обитавшие на улицах, сбежали за пределы города, а домашние питомцы после десяти часов вечера ни за что не хотели покидать квартиры. Говорили, что один из местных бомжей был прижат медведем к забору и поседел. Спасся же только потому, что от него разило застарелой грязью и перегаром. Говорили… Впрочем, народная молва неистощима.

Как бы то ни было, дело дошло до публикации в местной газете.

– Всё это пустые слухи, – “железно” сказал мэр, когда газетчики обратились к нему за комментарием. – В оперативных сводках никаких медвежьих следов нет. Обратитесь к специалистам, они всё скажут. Команду я дам.

Вскоре на страницах газеты появилась целая подборка публикаций “Фейковая тревога, или Медвежья услуга социальных сетей”. С разъяснениями нелепой ситуации выступили особо ответственные лица: главный специалист по гражданской обороне городской администрации, начальник подразделения полиции, директор одного из охранных агентств, а также председатель некоммерческого объединения садоводческих товариществ, который выступал всегда и всюду. Завершалась подборка статей рассказом о реальных встречах с медведями из богатой трофеями жизни секретаря городского общества охотников.

Кстати сказать, интервью начальника полиции завершалось словами: “Порядочные горожане могут быть спокойны, но пусть беспокоятся те, кто запустил в сети информационную утку: всякое деяние, повлекшее нарушение общественного порядка, не останется безнаказанным”.

2

Местного полицмейстера интервьюировал молодой и перспективный сотрудник редакции, которого за стремление к неоспоримой самостоятельности прозвали Сам Самычем.

Начальник полиции был далеко не красноречивым и совсем не многословным человеком. Он отличался внушительной комплекцией и тяжёлой рукой. За пределами огороженного высоким забором полицейского участка старался не показываться. Даже на совещания в администрацию города чаще всего направлял своего заместителя по работе с личным составом. Но с мэрами всегда поддерживал тесное неформальное общение.

Когда Сам Самыч устроился перед ним с блокнотом и диктофоном, полицмейстер задумчиво огладил коротко стриженную тяжёлую голову и, проникновенно вглядываясь в журналиста, сказал: “Давай-ка без записей! Мы обсудим, а ты напишешь”. После весьма короткой беседы, состоявшей из пространных вопросов и односложных ответов, Сам Самыч покинул строгий кабинет с пустым блокнотом. В коридоре обескураженного газетчика перехватил расторопный “зам” – невзрачный пожилой человек с умным и утомлённым лицом. “Вопросы есть?”, – спросил он, увлёкая Сам Самыча к себе.

На следующий день Сам Самыч отправил на указанную “замом” электронную почту заготовку будущей публикации. Текст вернулся изрядно прореженным. Кое-как поправив его, Сам Самыч переслал на утверждение. “ОК, – тотчас откликнулся адресат, – распечатай и принеси завтра в 11-00 шефу”.

Шеф читал долго и вдумчиво. Прочитав, перевернул листок и внимательно осмотрел чистую половину, словно ожидая обнаружить тайнопись. Потом сказал: “Годится. Главное – ничего лишнего”. И уже отпуская Сам Самыча вдруг добавил: “Только вот приписать бы… в том плане, что люди должны быть спокойными, а те, кто мутит воду, пусть знают: мы до них доберёмся”.

Газетное выступление сделало своё дело: слухи прекратились, хотя в сетях медвежью тему мусолили ещё долго.

3

Сам Самыч был молод, но с безусой юностью, романтически настроенной по отношению к собственной жизни, уже распрощался. Он находился в том возрасте, когда исчезает иллюзия личной исключительности и общая заурядность жизни перестаёт казаться пошлой. Когда понимаешь, что не нужно “рваться из всех жил и всех сухожилий”, чтобы сотворить нечто самоутверждающее, а достаточно просто хорошо выполнять работу, банально рассчитывая, что наградой за профессионализм станет тёплое место под солнцем.

Собственной семьи у Сам Самыча не было, и жил он на съёмной квартире, куда никого не приглашал. Говорят, была у него подруга жизни, которая то появлялась, то исчезала, увлекаемая обстоятельствами собственной судьбы, но, похоже, их жизненные пути пересекались только в постели.

Однажды случилось ему вернуться домой поздним вечером…

Оставив свою универсальную “тойоту” среди припаркованных во дворе машин, он не спеша направился к подъезду. Был конец мая. Вечер выдался хмурый и холодный. Стылый ветер порывисто срывал с гибких, едва опушённых зеленью ветвей дождевые капли. В сыром воздухе неуловимо витал аромат расцветшей черёмухи.

Читайте журнал «Новая Литература»

Сам Самыч остановился посреди двора. Вокруг него призывно сияли озарённые домашним светом окна тихих квартир. На фоне чёрного, будто квадрат Малевича, ночного неба их сияние казалось таким тёплым, что невольно захотелось оказаться в уютной комнате за круглым столом при свете одетой в абажур лампы… Увы, Сам Самыч вырос в семье, где редко собирались за общим столом, когда разливается по кружкам душистый чай и горкою лежат на блюде тёплые пирожки…

“А ведь где-то, в свете этих окон, такое есть, – подумал молодой человек. –И живут люди размеренно, с несомненной определённостью, без головной боли о смысле жизни. Мне бы так!”. Но что-то в Сам Самыче усмехнулось течению этой мысли. “Под абажурчик захотелось? А ведь и там случаются такие драмы, такие драмы!..” Сам Самыч закурил и пошёл к себе.

Он был около подъезда, когда бросив в урну тлеющий окурок, на мгновенье обернулся и боковым зрением уловил какую-то тёмную фигуру, которую при желании можно было принять за животное. “Собака?” Но неожиданная мысль молнией осветило другое… Не веря себе Сам Самыч медленно, с напряжённой осторожностью повернулся к приблизившейся фигуре.

Это был медведь. Не самый, может быть, крупный, но всё-таки мощный лесной зверь. В чистой, без видимых изъянов, шкуре. С торчащей на загривке шерстью. Он остановился буквально в десяти шагах. Сам Самыч остолбенел.

Медведь переминался не двигаясь. Что-то сковывало его. Настороженно вздрагивали нелепо торчащие мохнатые уши. На тяжелой, словно колода, морде блестели глаза. Они-то поразили Сам Самыча больше всего: живые, выразительные глаза на тупой и безжизненной морде! Это были не медвежьи непроницаемые “бусины”, а нечто иное… В них была душа. Они излучали осмысленный и насмешливый взгляд.

Сам Самыч в ужасе попятился назад, но, споткнувшись о ступеньку, упал и отключился. А когда ожил, рядом никого не было.

4

Рассказывать о шокирующей встрече Сам Самыч никому не стал. Но задался целью выследить зверя. “Или зверей, – подумал он. – Или зверинец”. И каждую ночь стал кататься по городу. По три – четыре часа в разный период тёмного времени суток.

Он подолгу останавливался в безлюдных дворах и в тихих проулках. Выезжал на окраины. Исследовал все подходы к своему дому. Откуда там мог оказаться медведь? Ведь из леса же вышел… “А может, ручной?” И тотчас вспоминались несвойственные животному живые глаза с осмысленным и насмешливым взглядом. Но не хотелось думать, что бы значило это невероятное сочетание… И Сам Самыч катался по городу, надеясь доказать (кому?), что встреча была реальной, что встреча была с реальным медведем.

А уж чего он только ни насмотрелся! Ночная жизнь города открылась ему, как отважно погрузившемуся в неисследованную глубину подводнику открывается копошение донных тварей. Он увидел, что в ночной темноте с особенной силой проявляется всё самое страстное и страшное в человечестве. И Сам Самыч как наблюдательный и вдумчивый газетчик сделал немало любопытных заметок.

“В мире царит раздвоенность, – написал он. – Порядочность и благопристойность уживаются с хамством и бесстыдством. Один и тот же человек может быть достойным Доски почёта порядочным членом общества и – преступником. Причем чаще всего преступаются нравственные законы. Решительнее всего происходит это, когда социальная фаза бытия сменяется другой – индивидуальной. Тогда одержимые страстью люди вместе с деловым костюмом сбрасывают и свою добропорядочность. Тогда расцветают злачные места”…

О своих ночных впечатлениях Сам Самыч написал большую статью, которая наделала много шума – и не столько среди рядовых читателей, сколько среди должностных лиц, почему-то воспринявших публикацию как болезненную и незаслуженную пощёчину. Впрочем, обошлось без последствий.

5

О чём же он написал?

Конечно же, о застигнутых светом фар эксгибиционистах, в числе которых были вовсе не молодые люди. Один из них в полной беспардонности шествовал по улице как по своей квартире. Это был зрелый мужик с широкой грудью и округлившимся брюшком. Половину лица скрывала маскировочная шапочка. Он не смутился, когда Сам Самыч, притормозив рядом, шутливо спросил: “Не подскажете, как добраться до библиотеки?”. Было три часа ночи. Мужик засмеялся и они познакомились. “Бывает, что раз в месяц я выхожу так, – поделился голый человек. – Сам себе назначаю маршрут, выбираю время, даю задание. Мне это нужно для тонуса. Возбуждение заряжает! А случайностей я не боюсь: мне такое приходилось видеть, что тебе и не снилось!..”.

Конечно, написал он и о ярко наряженных в женское платье молодых представителях далеко не прекрасной половины человечества. С особыми подробностями написал он о “театральном разъезде” из полуподпольного, но широко известного в нашем городе ночного клуба, где в общем зале завершилось жаркое стриптиз-шоу, а в секретной “красной комнате” состоялась публичная садо-мазо-порносессия. Разумеется, собственными глазами Сам Самыч ничего не увидел, но пользуясь случаем провёл скрытый экспресс-опрос лиц обслуживающего персонала. “Сначала вроде бы приличные люди приходят, а потом такое оказывается! Охренеть можно”, – говорил вышедший покурить охранник (кстати, официально устроенный в одном из агентств). “Как же ты тут работаешь?” – “А что не работать? Моё дело за фейсами следить и сообщить кому следует, когда придут крутые ребята”. – “А если ЧП?” – “У нас здесь своя “крыша”…

Естественно, все ночные объекты и субъекты были покрыты паучьей сетью криминального бизнеса, представители которого одинаково презирают всех порядочных и беспорядочных граждан.

6

Однажды на исходе ночи, когда Сам Самыч приостановился на парковке воле торгово-развлекательного центра с ночным рестораном, к нему подсел невысокий и плотный человек средних лет. Одежда его была неприметной (джинсы, рубашка, пуловер), но добротной – такой, какая в торгующих ширпотребом “супер”-маркетах не продаётся. В его движении и жестах выражались уверенность и сила независимого и состоятельного лица. Решительно распахнув дверцу, он секунду помедлил, осматривая салон, но, видимо преодолев вызванное отнюдь не блестящим состоянием авто неудовольствие, разместился на заднем сиденье и назвал адрес. Сам Самыч поехал.

– В командировке? – спросил он пассажира после непродолжительного молчания.

– С чего это?..

– Видно, что не ездите в такси. А у вас, наверное, БМВ.

– У меня служебная машина, – сухо отозвался незнакомец.

Мелодично звенькнул телефон и лицо пассажира осветилось сиянием экрана. Кинжально блеснула улыбка. Когда телефон погас, Сам Самыч снова возвысил голос:

– Можно вопрос?

– Ну… – без энтузиазма откликнулся собеседник.

– Ночами, знаете, такого насмотришься… И голышом бегают, и на поводке друг дружку водят… Не случалось сталкиваться?

– Ну и что?

– Не понимаю. Не понимаю, что происходит.

– Расслабляются. Кто как может.

– А разве так можно? Мне кажется, если есть нравственность, то всё безнравственное преступно.

– Нравственность, молодой человек, это система общественных условностей. И если то, что мне нравится, не нарушает условий общественного договора, я могу считать это нравственным.

– И человека на поводке?

– Это личное дело того, кто взял поводок, и того, кто дал повод. Абсолютизируя нравственность, вы лишаете человека личной жизни.

– Не думал я, что личная жизнь может быть такой…

Пассажир не откликнулся. Покидая машину он протянул тысячную купюру.

– Извините, – сказал Сам Самыч, отказываясь от денег, – я не таксист. Просто так получилось…

– Вот как? Интересно.

Незнакомец вышел из машины, но прежде чем раствориться в окружающей ночи, ещё раз заглянул в салон:

– На всякий случай, – сказал он, – прошу помнить, что частная жизнь неприкасаема так же, как частная собственность.

Об этой встрече в газетной статье Сам Самыч не написал. Свой очерк об особенностях ночного поведения горожан он хотел закончить такими словами: “Есть гипотеза, утверждающая, что сексуальное бесстыдство и связанные с этим отклонения являются одним из признаков развивающейся шизофрении. Глядя на персонажей ночного города мне хочется сказать, что шизофрения становится частью нашей жизни. Я бы сравнил этих людей с оборотнями, у которых днём преобладает человеческое начало, а ночью – животное”. Но это осталось в черновике.

7

В последний раз Сам Самыч выехал на ночные улицы города накануне выхода в свет газеты с уже известной нам статьёй. Рано, ещё до полуночи, покинув дом, он прокатился по окраинам и остановился на затемнённом пятачке возле какого-то, огороженного невысоким забором, учреждения. Перед ним, через дорогу, китайской стеной высились примыкающие одна к другой панельные пятиэтажки. Все они были испещрены яркими пятнами освещённых окон. Вечер был тихий, тёплый, душистый. Пышно цвела сирень.

Сам Самыч находился в том приятно приподнятом настроении, какое бывает, когда сбросишь долго вынашиваемый груз. Ему уже не хотелось видеть ничего тёмного. Ночные впечатления, как отработанный материал, стали тусклыми и неинтересными. Он вглядывался в светлые окна и видел в них зарю будущего дня. О, мы должны нести в мир только свет! Мы должны светить миру огнём своего сердца, сиянием своей души, светом разума. А наше тёмное ночное пленение нелепо и бессмысленно. “Вот о чём надо было написать, – подумалось Сам Самычу. – Если хочешь жить, выбери свет и свети миру хотя бы огнём своего домашнего очага!”.

И опять в глубине сердца что-то усмехнулось на эти слова…

Сам Самыч бросил окурок и повернулся, чтобы сесть в машину, но… Перед ним стояла женщина. Видимо, она подошла сзади, из темноты, и простояла, наблюдая за молодым человеком, не одну минуту, не две и не три… Её пристальный, прицельный взгляд остался спокойным и невозмутимым, когда Сам Самыч наконец обернулся. А Сам Самыч смутился. Ему померещилось, что он уже где-то видел эти внимательные глаза.

Женщина была немолодой, но её фигура привлекала округлостью зрелой женственности. На ней было тонкое, легко застёгивающееся платье и легкомысленные босоножки, которые едва удерживались на ногах.

– Может, позволите? – осторожно сказал он, приоткрывая дверцу машины.

– Ты ведь ищешь меня, – проговорила она вдруг безо всякого выражения. – Зачем?

Сам Самыч должен был удивиться и, слегка пожав плечами, небрежно бросить: “О чём вы?”, – но всё это, мгновенно промелькнув, испарилось бесследно под её внимательным и насмешливым взглядом.

– Кто ты?

– Медведица, – обыденно, будто называя своё имя, сказала она.

Месяц назад он просто покрутил бы у виска…

– Но… как? И… зачем?

Она даже не улыбнулась:

– Натура такая.

С полминуты они стояли друг против друга не шелохнувшись. Сам Самыч был охвачен одним неразрешимым недоумением: что с этим делать? Посмеяться, как ещё над одной причудой сумасшедшего человечества, или бежать без оглядки – пока не поздно… Она же оставалась неподвижной и непроницаемой.

Надвигалась ночь. Один за другим угасали светлые окна, и только фонари, как атланты, держали на себе тёмный свод неба.

Вдруг женщина отступила на шаг, оставив перед собой босоножки, одним движением неожиданно расстегнула и сбросила платье. Обнажилось крепкое и гибкое тело с невысокой грудью и остро торчащими сосцами. У Сам Самыча вспыхнула кровь. А она – мгновенно опустилась на четвереньки и в ту же секунду – обернулась медведем! Медведицей…

Последнее, что увидел Сам Самыч, была широко раскрытая пасть поднявшегося перед ним зверя…

8

Сенсация опять всколыхнула сети…

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.