Еще одной сомнительной статьей доходов была торговля с/х продукцией. Причем не той, что Дед выносил для себя со складов. Для обывателей маленького городка у оборотистого старичка было припасено совсем другое…
Как известно, сентябрь и, отчасти, октябрь в средней полосе богаты на урожай плодовых. А яблоневые сады в частном секторе в свое время были неким фетишем, они росли повсеместно, украшая тенистыми густыми кронами даже берега реки. Правда экологическая ситуация в городе давно изменилась не в пользу растениеводства, фруктовые деревья одичали. Зато способствовала появления большого числа бесхозных участков, и, одновременно, тяги городского населения к «чистой» деревенской еде.
В выходные дни Дед расчесывал и приглаживал бороду, одевал шерстяную вязанную телогрейку, бережно хранимую для парадного случая, и превращался в типичного жителя «отдаленного села». Вдвоем с Егором они обшаривали берега вонючего ручья, что пересекал поселок по диагонали, и с мешком красивых, ярких, но совершенно не съедобных яблок, появлялись на базаре, занимая центральное место в ряду реальных дачников. Подросток, разумеется, изображал внучка
Надо заметить, Дед с щепетильностью прожженного торгаша готовил продукцию для продажи, плюя на и без того серый платок, и тщательно натирая им каждый фрукт до воскового блеска. После, рассыпал яблоки по ведрам из-под майонеза, и зазывал покупателей «чистым» товаром. Причем, для дегустации, обязательной при продаже на базаре, использовались единичные экземпляры, из партии, вынесенной со складов для личного пользования.
Иногда, ради смены образа, чтобы не «мелькать» в одном и том же, Дед облачался в другой жилет, с карманами, – обязательный аксессуар «делового человека». Пристраивался к пустующему грузовичку в центре городе, водитель которого был на обеде, и поднимал ценник. Здесь не было конкурентов и платили больше, чем на базаре. Ведь мало у кого, при взгляде на продавца возникали сомнения во внегородском происхождении яблок и обычно к полудню они сбывали все, что принесли, разжившись неплохими деньгами.
Торговали по-очереди. То Дед, то «внук». Однако, успех торговли в этом случае перекрывался его краткосрочностью. Так как некоторые искушенные покупатели могли вернуться на следующий день, но не за добавкой, а скорее для разборки по поводу расхождения в оценке качества товара. Желая, так сказать, углубить спор. Продолжить прения, зачастую переходящие в болезненные трения сторон. Тогда старик перемещался на… собачий рынок.
В подвале у него был как минимум еще один постоянный жилец. Правда, уже из мира животных. Под потолком, высоко у окна, была подвешена большая деревянная клетка. В ней обитала самая настоящая сорока. Пестрая, говорливая птица. Неизвестно, как давно она появилась у старика, но была совсем ручной. Иногда он выпускал ее, но всякий раз птица возвращалась обратно. Постоянный хороший прикорм сделал свое дело. Сорока не боялась людей, часто садилась на плечо к своему благодетелю, и громко о чем-то трещала, распустив длинный хвост. Занялся дрессурой Дед не просто так, дабы скоротать свободное время. У него был апробируемый вариант заработка на любителях живой природы.
Он приносил клетку на собачий рынок и предлагал сочувствующим «выпустить птичку за деньги». Иногда ее действительно «выкупали». Особенно, мамаши с детьми или продвинутые студентки (наверняка, активистки гуманитарных факультетов). Тогда сорока улетала вдаль, на глазах счастливых освободителей, а уже к вечеру объявлялась в подвале, треща пуще прежнего, требуя поощрения и добавки.
Этот процесс мог быть бесконечным, не имеющим сезонного характера, если бы однажды Дед не наткнулся на … самостийный патруль защитников природы. Экологов возмутила сама постановка вопроса – выкуп птицы за деньги. Возмутила настолько, что старик и сам едва не отгреб, причем, совершенно бесплатно, и без какой бы то ни было компенсации. А вернувшись без клетки и денег, искренне возмущался по поводу нравов, царивших в современном обществе:
– Что такое, в самом деле, готовы за птицу с потрохами съесть! Сорока им дороже живого человека! И просил то копейки, и того пожалели! Куда мы катимся?!
Он долго горевал по поводу морального падения общества, особенно, когда понял, что сорока больше не вернется!
– Видимо, ее не выпустили, а пристроили в добрые руки. – предполагал подросток.
– В загребущие руки! Иными словами – просто украли. Она была моей собственностью. Мы столько лет провели под этой крышей…- не унимался старик. Мальчик же тихо радовался избавлению от необходимости торговать на базаре.