Жили-были старик со старухой у самого

синего моря, и была у них Золотая Рыбка

Седая сетка паутины растянулась между ветвей березы. Серебристые капельки звенели на ее пружинистых ниточках-струнах тихим эхом осеннего дня. Иногда солнечный луч ласково притрагивался к вычурным паучьим сплетениям, и в такие моменты мир становился похожим на сказку. Точно такие же паутинки серебрились в седой бороде и волосах старика, который проводил в раздумьях свой обычный день. И точно такие же сплетения ткал его зрелый ум, соединяя полотном прошлое и настоящее, отгородив от себя будущее крепкой непробиваемой стеной. В эти часы раздумий вспоминал старик родных, которые безвозвратно свернули с их общего пути в сторону невидимого мира, еще покрытого для него паутиной неизвестности. Но, как ни отпугивал неведомый свет стариковский мозг, с каждым днем он становился все более желанным, теплым и родным.

* * *

Как-то ранним утром жена поставила на стол чашку кофе с молоком, божественный аромат которого вступал в идеальный ансамбль с запахом сочного куска шарлотки, и со словами «Благослови, Господи!» придвинула к чашке сахарницу. Ее возрастные пигментные пятна все еще были эхом веснушек. А движения тела сохранили мягкость и женственность девичьей стати. Морщины сплетались в осенние паутинки на шее и руках, а в немного выцветших незабудковых глазах жила радость и доброта.

– Ты знаешь, дед, кажется, наша красавица влюбилась, – проговорила она, отпив из своей чашки кофе.

– С чего ты это выдумала? Она еще совсем ребенок, – пытался он отсрочить давно уже обосновавшуюся старость.

– Внучка твоя уже расцвела, как маков цвет. И по ночам не сны смотрит, а мечтает, глядя на звездное небо.

– А я все думал, она овец считает…

 

Теплая волна ветра спугнула воспоминание, и старик посмотрел в сторону высоких тополей. Большие темные птицы свили в ветвях огромные гнезда и неприятно каркали в лазурной выси. Серебристый бархат внутренней стороны листьев выглядел неестественно на фоне теплых красок осени. А их грубая ткань не давала согнуться. От этого шелест выходил громким и настойчивым.

С цветка на цветок порхала лимонница, высасывая последние капли нектара. Ее жизнь подходила к концу, к красивому завершению кругооборота, к волшебному сну под слоем снега или между старых оконных стекол в сараях и заброшенных домах.

 

Дверь в кухню отворилась и худенькая девчонка-подросток еще по-детски потирая сонные глаза остановилась в дверном проеме.

– После трехтысячной овцы обычно падает в небе какая-нибудь звезда. Да, деда, я влюбилась.

– И кто же этот счастливчик, твой избранник?

– Ну… так… один любитель скорости…

– Эх, бабуся!! А помнишь наши рассветы июльскими утрами и звездопады в ноябре?

– Вспомнил о том, во что уже никто и не поверит. Ты посмотри на эти счастливые глаза! В них целый мир раскинулся из незабудок и радуг! – и она провела рукой по мягким девичьим кудрям.

– Бабуль, а мне кофе остался?

– А как же, родная.

 

Визг шин. Запах жженой резины. Телефонный звонок на рассвете. В то серое утро он звучал особенно неприятно. В сонный мозг ворвались обрывки непонятных фраз. Старик не мог понять, о чем ему пытается рассказать неизвестный голос. И от этого становилось как-то пусто на душе. Инстинктивно он начинал понимать, что эта пустота оплетает его навсегда..

 

– Что, старик, не спал всю ночь? Ждал, пока наша пташка вернется в гнездо? Это ты брось. Так и недолго с ума сойти. Для молодых ночи бессонные, как Божья роса, а тебе – прямая дорога к гипертоническому кризу,- бранилась, любя, старуха своего сизого голубя, все так же заботливо подвигая сахарницу.

– Да, бабуля. Понимаю я все своим разумом, только не идет сон, когда не слышу мерного дыхания за стеной, – и он отхлебнул горячего чая с молоком, немного поморщился и вытер бумажной салфеткой рот.

– Ее чуть дрожащие пальцы поправляли букет из лавандовых соцветий. Он посмотрел на эту легкую изморозь, и в голове мелькнула мысль «Альцгеймер или бессонница?»

Прошло уже почти полвека их совместной супружеской жизни, а он все так же, как и в былые времена, любовался ее милым лицом, густой, уже, словно белая паутина, косой, полупрозрачной кожей, которая пахла солнцем даже в старости, немного неловкими движениями и улыбающимися глазами.

Все так же, как и раньше, каждое утро из кухни доносился аромат кофе либо чая, хрустели гренки, когда она заботливо намазывала их сливочным маслом. Как золото отзеркаливал свежий мед, а в сезон в фарфоровой чаше лежали ягоды клубники, черники, малины. Зимой же из креманки ярким солнечным приветом радовало варенье из ягод и повидло из фруктов. А еще, когда находило особенное кулинарное вдохновение, она баловала родных прекрасной выпечкой, которая вполне могла составить конкуренцию миланским сладостям.

Он всегда мог угадать ее настроение по напиткам. Если жена была в прекрасном расположении духа, она, соблюдая целый ритуал, подавала зеленый чай либо кофе с молоком. Если же накануне ее кто-нибудь расстроил, всем приходилось пить горький кофе. Ну, а если же она была обижена – обычный чай без изысков говорил красноречивее слов. Уровень молока в напитках всегда говорил об атмосфере в домашнем очаге.

– Мне кажется, она очень увлеклась своим Принцем, – с досадой в голосе проговорил старик.

– А мне кажется, что по-другому и не может быть, когда любишь, – в ответ с улыбкой проговорила старуха. – Признайся, что тебе не хватает ее веселого смеха, что он не так часто теперь звенит под нашими потолками. А еще будут и слезы. Без них в любви никак…

– Вот этого я и боюсь

Он опять посмотрел в высокую синь. С деревьев снялась стая воронья: взрослые вожаки учили молодежь летать, заодно совершая осмотр своих владений. На полях уже были собраны урожаи, и для птиц наступила самая лакомая пора. Теперь остатки зерен лежали прямо на земле. Осталось только собрать их в клюв и насытиться дарами щедрого урожая. Деревья в садах еще питали соком плоды, даря мякоти золото земли и сладость ранней осени. Но, недалек тот час, когда облетит листва, и первые заморозки прихватят яблоки и груши, поздние сливы. И тогда ворон будет не только сыт, но и успокоит сладким соком мозг, станет готовым пережить суровую зиму и слякотную весну.

Паутинки все кружили в теплом воздухе, и старик улыбнулся, щурясь одними лишь глазами. В уголках улыбок уже давно жили такие же паутинки, только сотканы они были из времени.

Он вспоминал.

В трубке раздался серый голос – без эмоций, ровный тон, который просто ставил в известность. Как телеграмма. Без знаков препинания и заглавных букв:

… попала в аварию… травмы не совместимы с жизнью… необходимо приехать на опознание…

Еще полностью не осознавая происходящего, в безликий тон говорившему голосу, он так же безучастно, медленно встал. Умылся. Почистил зубы. Причесал седые волосы на пробор на правую сторону. Неспешно открыл шкаф и взял с полки повседневные серые брюки, снял с вешалки бледно-голубую рубашку и серый жилет. Не включая света, он зашел в спальню жены и опустился на край кровати.

– Ее больше нет…

 

Горький кофе сегодня был еще горче. Не только по тому, что перестоял на огне, но и от пустоты комнат, от пустоты под потолками, от пустоты внутри. Она не придвинула сахарницу со словами «Благослови, Господи», да и ему было все равно, какой вкус у напитка. Не хрустели гренки под нажимом масла, не сплетались ароматы цветов и кофе, не отсвечивала красным рубином малина в чаше, и мед не растекался прозрачным янтарем по блюдцу. Теперь на столе стояла небольшая корзинка с таблетками: сердечными лекарствами, от высокого давления и несколько упаковок сильного снотворного. Сон ушел из этого дома вместе с утренним телефонным звонком.

– Нужно оформить документы,- на одном звуковом уровне с тишиной проговорил старик. Просто, чтобы не молчать, потому что это делало случившуюся жизнь невыносимой.

В ответ она не смогла подобрать ни единого слова. Серая паутина пустоты окутала ее мозг, и он перестал реагировать на любые раздражители.

– Через час я должен быть на месте. Но, если хочешь, я останусь с тобой.

Она подняла опухшие веки, трясущейся рукой поправила выбившиеся из косы волосы, остановила взгляд на снотворном, долго о чем-то  думая, словно решая математические задачи, посмотрела сквозь него и то ли сказала, то ли подумала вслух:

– Прости, но я не вернусь… – металлическим скрежетом отозвался ее голос.

 

«Я не вернусь» эхом прозвучало в его голове и сейчас, спустя несколько лет. В то утро, пытаясь что-то делать, чтобы не сойти с ума от горя, он не вник в суть ее слов. Он даже не расслышал тех слов, как когда-то от счастья не услышал три других слова «Я тебя люблю». Он не удивился количеству упаковок снотворного и даже не прочитал, как бывало всегда , обломки ее мыслей.

Карканье молодой стаи воронья отвлекло от воспоминаний. Осеннее солнце все так же весело и ласково золотило его бороду, листики-сердечки на березе и начищенные купола на церкви. Последнее тепло давало обманную надежду на то, что холода никогда не наступят. Паутинки все летали в воздухе, заставляя чихать. Он посмотрел на куст калины, который раскинулся неподалеку и пестрил на фоне опавших листьев. Медленно перевел взгляд на ярко-оранжевые ягоды ландышей и остановил его на черном куске гранита. Камень был горячим и поблескивал на солнце угольными вкраплениями. Старик положил руку и погладил, пытаясь впитать его тепло. На него посмотрели добрые знакомые глаза – художник очень реалистично передал образы на куске гранита, что бывает крайне редко. Букет желтых хризантем, стоявший в черной каменной вазе, приманил запахом неугомонную в своем труде пчелу и любопытную божью коровку. Он вспомнил, как любила этот запах его жена и внучка. Жене он напоминал отцовский дом, а внучке ароматная любовь досталась по наследству. Каждую осень он дарил такие букеты, вот и сейчас, не изменяя правилу, принес им цветы.

Легкий ветерок заставил зашептать листву. Эту мелодию каноном подхватил шелест трав, а паутина забрала с собой в полет ее отголоски. Старик постоял еще немного, вздохнул и надел фуражку. Он медленно побрел неширокой кладбищенской дорогой к выходу, всегда открытому. Обернулся в последний раз. На него могильный камень смотрел другой стороной с высеченными на нем словами. Словами, от безысходности которых холодеет все внутри.

Я не вернусь…

 

14.09.2020 г.