*   *   *

 

Для детства, ноша чья легонька

И годы не сочтут за труд,

Но чьи обиды, только тронь-ка,

Разбередишь, коль не поймут,

Казалось в жизни всё долгонько

Хранимо в ласке и тепле.

 

Тогда и я мечтал тихонько

О лучшей доле на земле.

 

 

 

 

399-й до Р.Х.

 

Аристофан смеялся над Сократом, –

Наверное, завидуя уму.

А может, был философ виноватым

Той мудростью, что упекла в тюрьму.

 

О, эта ночь и день самопознанья!

Любовь и смерть, и – с ложа – взгляд во тьму.

И кто пришёл на позднее свиданье,

Ютились здесь же с плачем по нему:

 

– Сократ, беги! А мы тебе поможем…

– Темница, суд и приговор… Кому?

А он сошёл на каменное ложе,

В века сошёл, как золотой в суму.

 

Рождённый логосом афинский воин,

Он следовал закону своему –

Всё то, чего при жизни был достоин,

У новой эры сладил на дому.

 

 

 

 

 

 

Обед в девяностых

 

Ресторан «Харакири»

Это не «Тили-тили»,

Даже не «Трали-вали»

С кухней в полуподвале.

 

Как саке для беседы,

Всё готово к обеду –

Суши,

рис,

гарнир а-ля карт,

роллы.

 

Души,

искалеченные

Савонаролой

Из горнила

партшколы.

 

 

 

 

 

Ужин в нулевых

 

Ресторан «Жили-были» –

Шведский стол в русском стиле:

Водка с шуткою грубой

И селёдка под шубой.

 

Официанты-ребята

Подают воровато

Овощные салаты.

И чуть тяжеловата

Муть

в компоте,

закуска,

Грудь

в обхвате

под блузкой.

 

 

 

 

 

*   *   *

 

С годами ничуть не считаясь,

Живём уходя в высоту.

Ты смотришь в глаза улыбаясь,

Чтоб больше ценил красоту.

 

К чему ворошить бытовое,

Печати с заклятий снимать

И «это ещё что такое»

По-русски определять?..

 

Послушай, я знаю, в чём дело:

Какая-то дюжина лет

И сил твоих огненно-смелых

Счастливый наступит расцвет.

 

И в это прекрасное время

Почти что наверняка

Прельстишься друзьями не теми,

А я превращусь в старика.

 

 

 

 

 

Долина Бекаа

 

Умеем мы, не поднимаясь с койки,

Скрипеть комплектом всех её пружин

И на людей, пускай не самых стойких,

Но с кем союз, как прежде, нерушим,

 

Под разговоры о высоком долге

Умеем оказать любой нажим.

Что нам с того пустые кривотолки,

Мол, всем хозяйством на боку лежим,

 

Мол, не бывало ничего в помине

Подлее, чем такой дурной режим –

Бряцать оружьем в выжженной пустыне

И жизнь отдать амбициям чужим?!

 

 

 

 

 

Олесе

 

Веет ветер с берега в море,

И кораблик уносит волной –

Посмотри стоп-кадр на повторе,

Окунись в облака с головой.

Ведь кораблик отдал швартовы –

Он идёт с океаном на «вы»,

И сквозь камень к пространствам новым

Пробиваются стебли травы.

 

А стихи эти, в трусиках дети,

Просто ветер с твоей головы.

 

 

 

 

*   *   *

 

Сто лет страна поражена

Отравой слов и горькой славы.

Кто предрекал конец кровавый,

Тот грех простила им она.

 

Но нет под властью сапога

Свершений творческих наитий,

И в ленте тягостных событий

Всегда бежит её строка.

 

 

 

 

 

Вся власть воображению

 

Забава детская –

Плеснуть бензин в костёр

И по-простецки так

Восславить «Гриффиндор!»

 

Казалось, надо бы,

Когда у власти вор,

Не в гнев, так в жалобы

Свой обратить укор.

 

Но есть традиция,

Ценнее, чем винтаж,

Дерзить полиции,

Что под брусчаткой пляж.

 

 

 

 

 

 

*   *   *

 

Нам вечно стыть в краю своём далёком,

Судить-рядить, зачем, откуда мы,

А жизнь идёт каким-то странным боком,

Как долгий сон в беспамятстве зимы.

Один есть шанс очнуться ненароком

И сбросить груз истории с кормы:

 

Вот – голова возникла из пальтишка,

Вот – в рукава метнулись воробьи, –

И ожил новой жизнью городишко,

Чтоб верили, и знали, и могли, –

Какой-нибудь мальчишка-муравьишка

Подымет груз на плечи на свои.