– Съезди, навести бабу Липу и отвези ей мёд, – просила мама.

– Опяяять? – капризно тянула Таня.

– Она старая и одинокая, – уговаривала мама, – у неё совсем никого не осталось.

– Давай, Красная Шапочка, не ленись. Пойди к бабушке и отнеси ей бабалиповый мёд, – отрывался от книги папа.

Таня неохотно собиралась и ехала навестить эту дальнюю, “седьмая вода на киселе” родственницу.

Олимпиада Власьевна, крошечная полная женщина с кругленьким личиком, седым шиньоном и белыми искусственными зубами, всю свою жизнь была деятельной и энергичной. Она надменно и покровительственно опекала своих бедных родственниц, мужья которых были репрессированы. Липин же муж сделал блестящую карьеру, служа непонятно где. Они жили в прекрасной, сталинской квартире в самом центре, единственный их сын Владик изучал иностранные языки, а ни дня не работающая Липа носила элегантные, идеально пошитые её личной портнихой платья и тряпичные перчатки в тон. После того, как умер муж, жизнь как-то сразу поблёкла. Не было уже того размаха и беззаботности. А потом начались неприятности с Владиком. Он начал постоянно говорить о том, что за ним следят. Шептал жарким, прерывающимся шёпотом каждому, кто оказывался с ним рядом за столом на семейных праздниках. Милый, интеллигентный Владик стал вспыльчивым и временами даже поднимал руку на мать. Потом он плакал, стоя на коленях, обнимал её ноги и просил прощения. Недолгие периоды покоя, когда он днями и ночами сидел за переводами, сменялись новыми приступами паранойи и разговорами о том, что его преследуют. Кто знает, было ли это лишь навязчивой идеей шизофреника или может за ним действительно следили. Диагноз Владику так и не поставили. Не успели.

Это случилось днём. Владик напряжённо работал, по обыкновению заперевшись в своей комнате, когда раздался стук в дверь. Владик знал, что это за ним. Он забаррикадировал дверь, и кричал тем, за дверью, чтобы они убирались, но они продолжали стучать. Тогда Владик, поняв, что пути к отступлению нет, заколол себя огромным кухонным ножом, который всегда держал в своей комнате, чтобы обороняться, если «они» придут. Когда вернулась так некстати отлучившаяся мать и работники ЖЭКа, всего лишь пытавшиеся сообщить, что в ванной протекает труба и соседей этажом ниже заливает, взломали наконец дверь, Владик был уже мёртв. Липа поседела за одну ночь.

Встречая Таню в коридоре, Олимпиада Власьевна обнимала её короткими пухлыми ручками и вела на кухню пить чай. Это был ритуал. Потом Таня предлагала помочь по хозяйству – у бабы Липы всё время что-то болело и она жаловалась, что ничего не может делать.

– Ты уж ей помоги там, – говорила мама, провожая Таню.

В этот раз баба Липа попросила погладить белье. Увидев огромную стопку, Таня внутренне поморщилась, но взялась за утюг. Баба Липа сидела тут же, в слишком высоком для неё кресле, вытянув вечно больные свои ноги на небольшую банкетку. В руках у неё были пяльцы с привычной вышивкой. Она оживлённо болтала.

– Сегодня приедет Витюшенька, – услышала вдруг Таня.

«Витюшенька» – противный, прыщавый тип – был дальним родственником бабы Липы. Были ли там кровные узы? Таня хотелось думать, что нет. Витюшенька и его мама появились в жизни бабы Липы вскоре после смерти Владика. Когда, вслед за похоронами, прошла череда грустных поминок и жизнь Олимпиады Власьевны вошла в монотонную, тоскливую колею, вдруг появились они – жители небольшого областного городка, мечтающие “охмурить бабу Липу и получить в наследство её квартиру”. По крайней мере так говорили все близкие. Баба Липа не скрывала, что обо всём догадывается. Она недвусмысленно намекала, что Витюшенька – её наследник, потому что больше всех за ней, старухой, ухаживает именно он.

– Вот бы вас с Витюшенькой спарить, – произнесла баба Липа, мечтательно улыбаясь своим пяльцам.

«Вот ещё!» – думала Таня, энергично наглаживая белое, жёсткое от стирки бельё. «Больно нужна мне эта квартира. А с Витюшенькой и подавно!»

Вскоре действительно пришёл длинный, омерзительный Витюшенька, подозрительно посмотрел на Таню через стекла своих очков и сухо поздоровался. Баба Липа – ровно вдвое ниже ростом – радостно тянула к нему свои ручки, точно также, как совсем недавно тянула их к Тане.

– А мама Вам продуктов послала, Олимпиада Власьевна, – пробасил Витюшенька и снова с тревогой посмотрел на Таню.

– Идём пить чай, дорогой мой, – засуетилась баба Липа, – Танюша, ты с нами?

– Нет, спасибо, баба Липа, я уже заканчиваю гладить и мне нужно бежать.

– Ну беги, беги, – к Тане снова протянулись пухлые ручки, – спасибо тебе за мёд и за помощь.

– А хорошо бы вас спарить, – шепнула она Тане на ухо и задорно подмигнула.

– До свидания, баба Липа. Если что – звоните.

Таня кивнула Виктору. Тот кивнул в ответ.

Когда Баба Липа умерла, именно Витюшенькина мама, хозяйка новой сталинской квартиры в центре, распоряжалась похоронами. После поминок она подошла к Тане и протянула ей большую цветастую коробку .

– Олимпиада Власьевна оставила это тебе.

Таня, с замирающим сердцем, открыла. В коробке лежали нитки для вышивания. Мулине. Много ярких, шелковистых ниток. А ещё там были перчатки всевозможных цветов. Те, которые Олимпиада Власьевна носила давным-давно. Тогда, когда она ещё была счастлива.