Мы живем вместе, мы совершаем поступки и реагируем друг на друга; но
всегда и во всех обстоятельствах мы - сами по себе. На арену мученики
выходят рука об руку; распинают же их поодиночке. Обнявшись, влюбленные
отчаянно пытаются сплавить свои изолированные экстазы в единую
самотрансценденцию; тщетно. По самой своей природе, каждый воплощенный дух
обречен страдать и наслаждаться
в одиночестве..
Олдос Хаксли
1
Даже в сексе вы далеко, вы и он далеко, вы – и другой человек. Ты хотел бы влиться в него, стать с ним одним!.. Но видимо это невозможно. Защита этого форта превосходит все вместе взятые изобретения прежних магов и нынешних спецслужб – ведь даже если ты сближаешься с человеком тем или иным способом физически – как ты сможешь попасть к нему в душу?!
Все закрыты. Даже если человек открыл ум и сердце для тебя – ты можешь чувствовать эту открытость – но всё же это только его послание, передача оттуда, а ты сам остаёшься вовне. И это ничего, конечно, что тут такого – всё, что есть здесь, хорошо и правильно. И зачем нам вообще нужны чужие души? Не нужны – пускай там будет хоть что угодно. Не нужны.
До того самого времени не нужны, пока мы не полюбим этого человека и он не станет неотъемлемой частью нашей жизни (по крайней мере, мы так будем думать и никто нас не переубедит).
Такая любовь редка, и она не является особенным, лишь некоторым даруемым благом – чаще это именно крест. Хотя, может, то и другое (иначе бы никто ее не принял, не открыл ей дверь). А может, это возможность – узнать что-то о самом себе…
* *
Изэл придумал новое..
-А что, – воскликнул он, оборачиваясь. Обнаженная Зелда лежала и смотрела на него, подперев щёку рукой, улыбаясь, – что, если жить на Земле станет невозможно, если все вымрут, или…
-Улетим на Луну, – спокойно сказала она.
-Ты полетишь со мной??
-Конечно.
Он подошёл и сел перед ней на кровать.
-И оставишь всё?..
-Даже не задумаюсь.
Он хотел обнять её крепко-крепко – но вдруг.. чуть не расплакался.
-Что с тобой? – засмеялась она, подбираясь к нему. Она легла совсем близко и обняла его за шею.
Он обнял её тоже и посмотрел в глаза… Но не знал, что сказать.
2
А потом он хотел войти к ней, а его не пускали. Он говорил, что он её друг… Да нет, не друг!. – они почти женаты, они…
-Нельзя, – говорили медсёстры, сдерживая его втроём.
-Нельзя, – подойдя, сказал спокойно доктор.
Изэл смотрел на него, тяжело дыша.
-Она без сознания, но её жизнь уже вне угрозы. Если хотите, посидите здесь – но могу посоветовать: идите домой, раньше завтрашнего дня никого к ней всё равно не пустят. А завтра сможете увидеть, но – пока только через стекло.
-Через стекло.. – сказал, не помня себя, Изэл.
* *
Она лежала такая беспомощная.. Где она?!. где сейчас.. Вряд ли здесь. Только тело, тихо дышащая оболочка, с трубочками, проводками – украшения, которые, увидев, она наверняка бы сбросила – это совсем не её стиль. Она сильна, она уверенна.
Она пыталась покончить с собой…
Странное выражение: «покончить с собой» – какое-то дикое, неприемлемое… Должно быть, и потенциальный суицидник чувствует это – и поэтому часто заменяют его чем-то другим, например говорят: «уйти… Просто уйти». Но уйти предполагает покинуть это место и переместится в другое – а ″куда же ты перешла теперь?.. Где ты??″
-Конечно, она где-то есть, – бормотал про себя Изэл. И вдруг мысль, как молния, ворвалась в его ум: «а знал ли ты её хоть когда-нибудь?! видел её?»
Изэл даже пошатнулся от неожиданности. Посмотрел на лежащее за стеклом тело, и оно ему показалось уже другим (бессмысленным?)
Ну конечно, он знал её… Хотя бы немного, хотя бы часть её – разве нет? Разве ложью было чувство близости, испытываемое, когда они оставались рядом друг с другом.., когда он мог угадать её следующее слово, даже небольшой жест, поворот глаз.. Или это не она??!
Молодой человек всматривался в тело. Просто нечто; укрытое одеялом, дышащее – значит живое..
«Живое тело?» – сказал голос внутри и почему-то засмеялся. Присмотревшись, Изэл понял, и усмешка отразилась на стекле, за которым… да. «Тело», – говорим мы. Обычно мы применяем это высказываение, когда речь уже идёт о трупе. «Забрать тело», «тела на поле битвы»…
-Но ведь они были живы когда-то! – размышлял (о том ли?.) молодой человек, стоя у палаты своей невесты. – И мы когда-то станем ″телами″ – но пока мы… Что? Точнее – кто? …Или первое было точнее.?
Он совсем запутался, он, кажется, на долгое время забыл про неё. Доктор вывел его из забытья.
-Насмотрелись? – сдеражанно улыбнулся он, постояв некоторое время (незамеченный) рядом. – Теперь попрошу в коридор, сейчас ей будут делать процедуры.
-Но я, я близкий.. погодите, я…
Его выдворили, и он долго ругал себя за то, что из-за мыслей упустил возможность просто смотреть на любимого человека. В мыслях, в своих мыслях он её не найдёт – уж это точно.
Но тогда где??!
-Можно теперь? – бросился он к доктору, как только тот вышел вместе с медсёстрами.
-Идите, – вздохнул доктор. – Но там, где и раньше! Не заходя.
3
Её выписали через две недели. Помимо лечения, она прошла обязательный курс психотерапии, полагающийся неудавшимся самоубийцам (удавшиеся избавлены от этой процедуры, которая вряд ли кому-то что-то даёт). Он приехал за ней, принёс цветы. Она ждала с вещами в компании доктора; улыбнулась ему.
-Можно забирать? – спросил он врача, поцеловав её и вручив пышный букет.
-Непременно, – сказал доктор. – Всего лишь пару слов между нами. Зелда, вы подождёте нас здесь?
-На улице, – сказала она весело, выглядывая из-за букета.
-Замечательно.
-Как я понимаю, – сказал доктор, подходя к окну в своём кабинете, – вы единственный близкий ей человек?
-У неё есть сестра, но она далеко. Родители умерли. Мы уже четыре месяца живём вместе.
Доктор собирался ещё что-то уточнить..
-Мы очень близки, – сказал Изэл. – По крайней мере, для меня она всё… – И это было правдой, но имело сейчас такой неожиданно горький привкус: вот значит, получается, это лишь с одной, с его, стороны. Он был так уверен в ней, верил, что знает её всю, – теперь же ему кажется, что он не знает ничего…
Доктор сказал:
-Мы не можем ничего гарантировать – как вы понимаете. Но псхиатричнский тест говорит, что у неё нет на данный момент никаких следов суицидальных настроений и даже простой депрессии. Ничто, конечно, так просто не исчезает – поэтому вам нужно присматривать за ней. Будте рядом, будте внимательны.. Ну а. – Доктор развёл руками, – наша миссия закончена.
-Я вам за всё благодарен, – Изэл сердечно пожал руку доктору. – Я непременно буду присматривать за ней, то есть… – На секунду его сбила глупая мысль: «Ты будто в кабинете ветеринара». – Я не спущу с неё глаз, – глухо закончил он.
-Удачи, – сказал доктор. – Как показывает практика, многие замыслившие такое прячут свои намерения до поры втайне от всех, и только перед самым совершением что-то начинает проявлятся – беспокойство, тревога. Это связано с естественной неуверенностью, а также со страхом разоблачения и срыва всего задума. И ещё одно, но думаю вы и так знаете: одна из главных причин, ради чего суицидник может отказаться от своего задума, то есть захотеть жить дальше, – это любовь…
* *
-Ты меня любишь? – спросил он.
-Что, долго не слышал, как я это тебе говорю?
-Нет, я серьёзно спрашиваю!.
-Ах, серьёзно! Значит до этого, получается, я говорила это в шутку?..
Его всё что-то не устраивало; и он в многих действиях видел какие-то знаки – то тревогу, то скрытность…
Он отошёл к окну.
-Ты не понимаешь, – сказал он, сдерживая досаду и опять подступающие слёзы. – Я тебе хочу.. помочь!
-Да что ты. – Она подошла к нему (одетому в чистые выглаженные тёмно-синие брюки и белую сорочку) и провела рукой по бедру. – Почему бы нам лучше не занятся чем-нибудь интересненьким – аммм?..
Он обернулся. Что это? Она прячет что-то, соблазняя его?.. Он должен быть твёрд – ради неё же он не должен терять бдительности!.
Но вот она расстегнула и сняла блузку, вот юбка упала на пол, а за ней и трусики…
-Давай, – шептала она, прижимаясь к нему, – доктор уже разрешил..
Другая сторона ума внезапно вышла на первый план, в промежутке растерянности захватила власть.. «Конечно, теперь нечего бояться», – было официальное заключение, прежде чем позволить себе без оглядки влиться в страсть. И в самом деле – всё было прекрасно, как обычно.
* *
Но как он испугался утром!..
Её не было рядом.. – тут еще ничего такого: сколько раз он просыпался и не заставал её, она почти всегда вставала раньше. Но всё было хорошо лишь малую долю секнуды, пока он не вспомнил последние события. Тут же были забыты и покой, и сон – он вскочил на постели…
-Зелда!
Сколько он ждал ответа?. Ему казалось достаточно долго – ни ответа, ни звуков из кухни или ванной. Нагишом он выбежал из спальни… и чуть не сбил её, входящую в квартиру с газетой и пакетом молока.
-Ты.. ты…
Второе «ты» было уже спокойней – не нужно нагнетать, в самом деле: ничего не случилось, а он так возбуждён. Нужно всё обратить в шутку.
-Ты купила яйца?
-Яйца? Ведь у нас были..
-Всего немного, – похабно улыбнулся он (хорошо сердце ещё колотилось в груди) и поцеловал её – в лоб.
Постепенно всё наладилось и практически вошло в прежнюю колею. Он то и дело напоминал себе, что надо быть бдительным, – и смотрел, смотрел на неё, изподтишка, очень внимательно… Может, видел то, что не замечал раньше, но будто ничего подозрительного – ни беспокойства, ни скрытности – в конце концов, и эти фантомы пропали. Сразу после её выписки он сказал себе, что поговорит с ней, – когда пройдёт достаточно времени и будут подходящие обстоятельства. Неизвестно что такое «достаточно времени» – но случившееся стало покрываться пылью забытья: просто что-то проишедшее однажды. Конечно, из ряда вон – но и то смешивается с массой прошлого..
Как всё было? – а вот так.
Почему? – ну, видимо, что-то.. ну, как-то!.. А, просто глупость!
И он уже не видел почти смысла заводить разговор – это могло растревожить что-то внутри неё, напомнить о прошлой “ошибке”., а она, наверно, уже и позабыла.. Что, если успокоилась, стала забывать, а он своим разговором опять всё расшевелит?!. Нет, он будет просто наблюдать – и ничего не пропустит.
4
Прошёл почти год, всё было хорошо. Их отношения были точно такими, как до того случая, – лишь еле заметная тень: он иногда чувствовал некоторое напряжение, взглянув на неё и все вспомнив; и он всё ещё, наверно по привычке, приглядывался, наблюдал… не всегда помня, почему или зачем.
Но теперь ему надо было ехать. Весь этот год он умудрялся отказываться от коммандировок и, не смотря на то, что его работа была связана с ними весьма тесно, смог всё же не потерять место; и дома он всегда был вовремя: торопился, прилетал.. Первые месяцы сердце ёкало, и не мог долго вставить ключ в замок, всякие гадости проплывали перед глазами. Иногда она открывала ему: «Кто это тут скребётся?» – и всё напряжение вмиг превращалось в облегчение, затем в любовь, конечно же направленную на неё, воплощённую в ней. Или он в конце концов открывал – и, стоило ему лишь попасть в квартиру, слух его возрастал наверно в три или четыре раза. Он аккуратно затворял дверь, и, как только замок мягко щёлкал (и даже во время этого щелчка – не упуская ни мгновения, отделяя ненужный звук от того, что может оказаться нужным…), слух улавливал малейшее.. – хотя раньше, ещё год назад, он входил, и спроси его сразу: ″Что ты слышишь?″, он бы хмыкнул и сказал уверенно и спокойно: «Ничего». А теперь..
Обычно доставало двух-трёх секунд, а то и меньше, чтобы уловить успокоительное свидетельство активности в доме: звук фена в дальней комнате за закрытой дверью, плеск воды в ванной или какие-то звуки на кухне.. Но даже если ничего не было слышно – она могла спать или сидеть тихо на диване и слушать плеер, – всё было хорошо (так говорят, когда можно расслабится) – день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Когда ему предложили очередную коммандировку, он уже готов был отказаться и сказать, что вдвойне отработает здесь (да, он отрабатывал и всё же никогда не опаздывал домой), но вдруг подумал: «Но ведь времени уже достаточно прошло… Или нет?»
Даже в мыслях мы спрашиваем кого-то, думаем, что нас кто-то ободрит: ″Конечно, да, дружище, – не волнуйся!″ Но никто не говорит, а только те же мысли снуют, и надо принимать решение, где-то беря критерий, находя почву, – потому что если ты перестанешь это делать (и делать правильно!), кем ты станешь?
-Что ж, – осторожно сказал Изэл начальнику (будто всё ещё надеясь на чудо в виде постороннего вмешательства), – я думаю… думаю, я бы.. наверно согласился.
-Вы так размыли это предложение, – сказал начальник, – так растянули что, вспоминая начало, я забыл и середниу. Извольте сказать чётче.
-Еду! – произнёс Изэл – и в этот момент как-то само собой произошло: он, возможно, впервые в жизни обратился к Богу с просьбой о помощи. Какие-то первые попавшиеся слова, но сам факт – ему больше не на кого было надеяться…
И он шёл домой в тот день и думал: «А если что-то случится?. – И дальше дурацкий вопрос: – Кто будет виноват?» – Но, не видя его дурацкости, он продолжал обдумывать, как держать ситуацию под контролем, как сделать всё «хорошо»… Всё-таки это было правильное решение – не век же ему сидеть с ней и уклонятся от обязанностей.., да и ничего не случится! – она ведь видит, как он любит её, неужели она так жестока., что снова доставит ему боль?!
Да, пусть это случилось однажды. (Изэл останавливался на мосту и смотрел на шумящий перед ним город.) Что это было, как? Почему?! Может, просто…
Нет, всё-таки нужно с ней поговорить; обязательно, перед отъездом..
* *
Дотянул до самого вокзала – но как начинать разговор, если видимых поводов для него нет?!. Да, конечно, ты обязан, ты знаешь, что видимое – это ещё не всё, разумный человек должен, учитывая прошлое, видеть наперёд!
-Отойдём? – сказал он, и они отошли в самое тихое и безлюдное место перрона – но туда всё равно доносились голоса, пробегали рядом люди, и голос из динамиков то и дело объявлял что-то.
-Надо поговорить с тобой… – он стоял близко, смотрел на неё, она улыбалась ему. Была, кажется, открыта… Он думал: что за этой улыбкой? Никак нельзя было понять – улыбка и всё! Оставался разговор.
-Я обязан спросить.. узнать, прежде, чем уеду. Ты… – Он надолго замолчал, смотря на неё, – может, она сама поймёт? почему бы ей не понять..
Но она так же смотрела на него, улыбалась… О, любимая!
-Всё хорошо? – спросил он.
-Да.
Если она сейчас обманывала его, то была величайшей актрисой.
-Понимаешь, я очень беспокоюсь.. – Он выдавливал из себя по слову., она слушала. – Из-за того случая… – Тяжёлый вздох. В горле что-то застряло Потом он собрался и досказал всё, что осталось. – Пожалуйста, скажи мне, ты не повторишь снова.. той глупости? Просто скажи – нет, хотя бы намекни. Скажи: может у тебя проблема? Если так, расскажи мне о ней, я всё сделаю – ты знаешь!. Если что-то тревожит тебя, я останусь, я даже уйду с работы, если нужно, я… Пожалуйста, скажи: всё хорошо?
Она смотрела на него с непонятным выражением – а может, он не мог понять его, потому что нервничал после сказанного, которого, быть может, и не нужно было говорить – может, оно только растревожило её.. а он.., он, идиот, – наверно, ему стоило ей просто довериться, просто оставить её и не донимать своей параноей, ведь… Признайся себе (думал он, смотря прямо на неё и не видя), ведь ты беспокоишься как бы тебе не оказаться виноватым! – и из-за этого, из-за этого ты, может быть, разрушаешь настоящую идиллию, спокойствие, которое устанавливалось, укреплялось всё это время…
Сколько же у нас мыслей появляется, когда мы волнуемся! – и откуда они все берутся? Как голодные мыши, вылезают из нор, заслышав запах пищи…
Она опустила голову, вздохнула (незаметно для него), потом рассмеялась.
-Нет, – сказала она, посмотрев ему прямо в глаза, – ничего такого не будет. Теперь ты спокоен?
-Извини, извини, Зелда!. Я, понимаешь..
-Ничего. – Она смотрела в сторону пару секунд. – ..Кажется, твой поезд. Послушай, ты мне не говорил, куда едешь… Какие-то тайны от меня, да? – Она забавлялась, а в глазах стояли (не заметные! или видимые по-своему) слёзы…
-В пустыню, – сказал Изэл. – В Карнакеш. Наши партнёры по нефтяным делам – нужно подготовить документальную почву по новой совместной разработке… – Он рассмеялся. – Всё это деловая дребедень. В самом деле, мой поезд.. Ну? – Он повернулся к ней, пристыженный (самим собой и будто её спокойным ответом) и уже не в чём не сомневающийся. – Я буду звонить. Пока?
-Буду ждать звонков из пустыни.
Прощальные улыбки. Она провела его до вагона, расстались перед самым отбытием, как и положено влюблённым, – каждая минута должна быть , как золото! Он махнул из тамбура, потом помахал из окна..
Потом дорога, всё другое (пустое, ненужное) – он один.
5
На нашу жизнь оказывает большое влияние то, что мы замечаем – и делаем таким образом, хотя бы на время, её частью. Но, может быть, ещё большее значение имеет то, что, хоть и происходит в поле нашего зрения, его будто бы нет; но оно есть, и, в конце концов..
В пустыне его настигло странное письмо. Он должен был выезжать через два дня, но теперь готов был хоть пешком бежать в аэропорт – хотя письмо, даже не пришедшее по почте, а принёсённое мальчиком-курьером, было более чем туманным:
«Вас ждут на родине. Приезжайте скорей. Впрочем, вы уже опоздали».
Ни точки в конце, ни подписи. Ни числа, ни штемпеля… – но, конечно, это она, это от неё, или.. Да неважно, чёрт побери, нужно ли вдаваться в подробности?! Может, сама судьба ему, чтобы он поторопился! (и доставила в отель, обренувшись мальчиком-посыльным).
Он сразу же вспомнил: она не звонила сегодня. Он дал ей свой номер в гостинице и сказал, чтобы она не беспокоилась о деньгах за переговоры и звонила когда только захочет. И она звонила, каждый день, они болтали не меньше десяти минут о том, о сём. Ничего необычного (как он ни вслушивался), её голос был успокоителен, не резок и не устал, темы, которые она затрагивала, не отличались от тех, что были всегда… – всё хорошо?
Он сказал ей, что каждый день после трех часов будет свободен, и действительно всегда сидел и ждал её звонка, никуда не ходил. И всегда телефон оживал очень скоро – минут двадцать-сорок, лишь один раз чуть больше часа ожидания, и то он опоздал, пришёл почти к четырём – это было будто наказание, он чувствовал, что его наказывают.. Но все эти дни, почти две недели, раздавался звонок, и он получал её голос из-за тысячи километров, летящий по небу, струящийся по проводам.. – только чтобы он был спокоен…
И в этот день он сидел в номере, но забылся, увлёкся бумагами – завтра последняя встреча с партнёрами, а потом в последний день им обещали прощальную вечеринку. Он не знал идти ему или нет..
Когда принесли письмо, ни о какой вечеринке уже и речи быть не могло, и даже важная встреча стала досадной помехой, от которой нужно как-то отделаться.
-Что это?. от кого?! – допытывался Изэл у портье, который передал ему письмо, уже чувствуя нарастающее исподволь напряжение и пытаясь что-то вспомнить, что очень надо бы теперь, – но…
-Не знаю, господин, – отвечал парень в униформе, – мальчишка принёс. – Он смирно стоял, пока Изэл вглядывался в запечатанный конверт – а, когда тот начал открывать, вежливо спросил: – Ещё что-нибудь, или я могу идти?
-Да.. идите. – Постоялец закрыл дверь и вытащил из конверта письмо. Что-то звякнуло… нет, не у него, это что-то в коридоре, это не то..
-Куда вы собрались ехать? – недоумевал руководитель их группы, Фарих. – Вы же лучший специалист – останьтесь и расскажите им!. Только вы так умеете. Кто ещё сделает это за вас?!
-Вы знаете, – говорил Изэл, пронзая руководителя взглядом (каждая секунда дорога – что, если билеты раскупят, что, если…), – вы знаете, что я всегда готов, что дело не в лени и не в личной прихоти. Дело очень важное. Личное!. Я… я бы вам всё рассказал – но очень спешу.
-Погодите, – обречённо развёл руками шеф. – Мне бы надо вас давно уволить из-за ваших обстоятельств, которые так влияют на вас… Но давайте я вас хоть отвезу на вокзал.
-Спасибо, не нужно. Я уже вызвал такси – и мне не на поезд, а на самолёт.
Какой-то бред – не путь, а бред!.. А ведь раньше он любил всякую дорогу, на любом транспорте. ..Ну почему, не только в детстве, и в юности тоже, и потом… – всегда. Теперь даже самолёт казался ему медленным, а все окружающие равнодушными клоунами – что они обсуждают, над чем они смеются?!.. Ведь такое может произойти в любой момент, с любым из них!..
И тут же одёргивал себя: ″Что произойти? – ты, дурак!! Ничего ещё не произошло.. Может, это просто моя болезненная фантазия… Хорошо, если так, – хорошо, если я просто параноик, я подлечусь, и всё будет о’кей». Но это были просто мысли, он никогда, и сейчас тоже, не считал себя всерьёз параноиком – он всегда был полноценным человеком, всё делал, чтобы оставаться таковым во всех смыслах, для себя и для других. И даже когда любовь ворвалась в его жизнь и сделала его ″немного ненормальным″, он знал, что тут всё хорошо – со всеми влюблёнными так бывает. Ему, конечно, не нравилось (было страшно), что внешние обстоятельства оказывают на него такое влияние, но он был уверен, что может со всем справиться, и радовался, что теперь, наверно, стал уже совсем завершённым человеком, – всё у него уже было, деньги, места, свершения, теперь появилась и любовь. Вот он, объект этих внешних обстоятельств, – чудо земное… Да, она опасна – думал он в начале их встреч и боялся (вообще-то очень сильно) из-за того состояния, в которое она его вводит, одним взглядом или прикосновением, просто присутствием своим.., а вдруг он увлечётся, что—то сделает не так… Но он не мог от этого отказаться, не мог это ломать – однажды (неожиданный взрыв) он признался себе: это самое ценное в его жизни. Она; и его вдруг обнаружившаяся способность любить.
И, конечно, теперь он боялся её потерять – да, её! – это глупые мысли говорят: «спеши, чтобы не оказаться виноватым! спеши…» О да, ему нужно спешить, но не для того, а чтобы не потерять её, – именно так! Он от всего другого готов отказаться – от работы, от всех своих достоинств, которые он считал важными и взращивал с большим трудом.. Он станет просто сидеть дома, он всегда будет рядом с ней – и, если она ещё не поняла, он убедит её, как любит, он убедит её, что она для него всё!. Он будет просто сидеть и смотреть на неё, ловить каждый момент рядом с ней, ощущать запах, присутствие…
Полёт прошёл, как бред.
А потом, чем более приближалось такси (он заплатил втройне, чтобы побыстрее), тем более ему хотелось оказаться не здесь… – может заплатить столько же и вернуться в аэропорт; а оттуда опять в Карнакеш – он ещё успеет на встречу, наверно..
-Трус, – сказал себе Изэл.
Водитель, то ли принявший это негромко сказанное слово на свой счёт, то ли наконец выехавший на ровный участок, вжал педаль, и они понеслись, полетели по трассе, так что внутренности обоих замирали, видимо своим собственным умом представляя, как это будет, если скорость выйдет из-под контроля или встретит внезапую преграду на пути, – “где мы окажемся.., как далеко друг от друга..?”
А ум, пользуясь неразберихой, рассредоточенностью, спокойно думал о своём.
6
Черезчур желаемое сбудется, даже если это невозможно.
Сущее найдет возможность дать тебе это!..
(из одной книги)
Она ждала его; она насыпала песка… Да нет, не на ковёр – на холодный гудрон крыши. Нет, нет, она не собиралась прыгать – что вы. Она босая сидела на песке, брала и сыпала песок правой рукой себе на ступни – а в левой был зажат шприц со смертельной дозой приписанного ей лекарства…
-Я никогда не была в пустыне, – сказала она, как только он выбежал на продуваемое холодным и сырым (с самого утра так) ветром пространство крыши.
Изэл остановился. Слева от неё прилепленная скотчем к подставке для нот была надпись на листе: «Не подходи, иначе я сделаю это сразу». (Какое-то время ему понадобилось, чтобы поверить, что она не блефует, и уже потом он заметил шприц.)
-Я тебя отвезу.,покажу пустыню, – сказал он. – только пойдём домой.
-Нет, нет, – покачала она головой. – Вот здесь у меня песок… мне уже ничего не нужно.
-Не глупи, Зелда, – сказал он, трясясь (едва ли от холода) и безуспешно пытаясь сдержать себя, мысленно твердя о том, что надо быть спокойным, сдеражнным… ещё каким-то!
-Давай.. давай уйдём, – выговорил он.
Она не реагировала на него, сыпала песок, частично разносимый ветром…
Через пару минут молчания сказала:
-Я сделаю укол и спокойно умру.
И тут он понял, что надо делать – то есть он увидел единственный шанс. Нужно быть открытым в эту секунду, нужно всё сказать, что он чувствует к ней, как она важна для него… вот, может, последние минуты остались в его распоряжении, и не важно, говорил он это ей уже или нет, – нужно показать, ЧТО она для него!..
И он начал говорить, он говорил так жарко, как никогда; и был так открыт – он отдавал всего себя, говоря! изворачивал, обнажал.. Он фактически отказался в этот момент от всего, он сделал всё неважным – и только сердцем остался, любящим и желающим сохранить сердцем, стремящимся к этому человеку, готовым на всё… И отдавая себя в этом желании, отдавая полностью, без утайки чего-то «на потом» или «для себя», он чувствовал величайшую силу в своей жизни, огромную уверенность – это было уже не выдуманное условное совершенство и не статус, поддержанный другими, – это была настоящая сила и уверенность, исходящая из единственного: у тебя теперь ничего больше нет, только эта любовь…
И когда говорить уже было совсем нечего – слова ушли, осталась только она, смысл всей жизни – что она скажет, что сделает?.
Она сидела на песке, опустив голову, – палец, очерчивая, медленно вёл линию вокруг стопы… И замер.
-Я тоже любила тебя, – сказала она. – Долгое время. Это было хорошо – но я больше не могу. Это трудно. И бессмысленно..
Он с удивительной лёгкостью сказал:
-Если это другой человек, то.. я не создам тебе никакой проблемы. Я не могу даже отпустить тебя – ты свободна! Я желаю тебе сча…
-Что ты знаешь о счастье?! – воскликнула она.
На секунду он растерялся, а потом сказал:
-Вот сейчас я, кажется, его испытал… Может, ты не поверишь..
-Хорошо, если так. – Она переложила шприц в правую руку и будто стала прикидывать, смотря на вену.
Он весь сжался в одну точку и смотрел на неё..
Что же ещё?. Почему он не может понять, в чём дело?.. Почему она не может объяснить?? не слушает, не принимает его… Как бы он хотел сейчас проникнуть за эти стены, стать с ней действительно одним!.. и, если она и умрёт – умереть вместе с ней. «И, может, улететь призраками, взявшись за руки». – Он усмехнулся, отвлёкшись: какие глупые мысли приходят в самые ужасные моменты!
-Я рада, что ты смеёшься, – сказал она, подняв на мгновение взгляд. – Видит Бог, я никому не хочу причинять боли.
-А у тебя получается, – сказал он и напряжённый, и лёгкий одновременно. – Я вот сейчас подумал: что если мне тоже – вслед за тобой, а?
-Не глупи, Изэл, – сказала она. – У меня есть причина, а…
-А моя причина – это ты. Думаешь, я смогу без тебя?
-Сможешь.
Он подошёл и посмотрел через парапет: «Кажется, достаточно высоко. Или ты мне оставишь немного из своего шприца?»
Она смотрела на него с мрачной досадой.
-Я просто хотела попрощаться с тобой, – сказала она. – Увидеть тебя ещё раз. Я не хотела доставлять тебе боль. Тебе лучше уже сейчас выйти в эту дверь, спустится и… (она хотела закончить так: «дальше жить».)
Он стремительно подбежал к ней и схватил за плечи. Стал трясти, смотреть в глаза – про шприц и конкретную угрозу он совсем забыл. Всё, что он хотел, – это проникнуть в неё и понять: п о ч е м у ?
Он перестал трясти и просто смотрел.. Она не могла отвести взгляд.
И что-то случилось. Как вспышка!. Произошло ли то, о чём он просил всех богов, из-за чего напряг все силы? Да, кажется да. И всё же нет. Он не проник в неё, он остался собой, как и всегда, – но он вдруг понял, увидел: она – это тоже он.. это он же, смотрящий оттуда на него (или себя), держащего ли за плечи, беспомощно стоящего среди огороженной площадки на фоне неба… Видящий “другого”, ощущающий “свои” чувства.. Даже не он – как и не она. Это Нечто, что смотрит из них двоих – из всего, из всех людей, из каждой жизненной формы, каждого тела, – одно и то.., и всё-таки, каким–то образом, разное. Это так просто и обычно.. и так удивительно!
Всё, что их разделяло, – эти стены плоти – это пустяки. Самое главное различие – это мысли, и желания каждого. Они отделяют тебя и располосовывают жизнь, делают из единого глобуса политическую карту. Да ведь со всем так!.. Это еще похоже на сны – у каждого свои.. Он (Изэл) так хотел к ней, он так боялся её потерять – а она (да, она): он почувствовал огромную глубину, которую никогда не знал в ней раньше. Кажется, она прошла всю эту жизнь до конца, познавая и отбрасывая прекрасные и сложные чувства, этапы – и наконец увидела её бессмысленность. И теперь единственный выход, который был ей виден – самоубийство, уход. Абсолютно ничего её уже не интересовало; и даже любовь была позади. И, увидев это на мгновение – просто и легко, посмотрев на неё, ощутив, почти как в себе – он сам растерялся.. В самом деле: что? что дальше? Он отпустил её и сел рядом с отупленным лицом. Взял в кулак песка и без причины и мысли высыпал подле себя.. Но что-то было… было, он чувствовал!. Смысл, суть – и так много! Возможность. .. Как найти, как передать ей?
-Мы должны подождать, – сказал он ей. – У меня такое ощущение, что это не конец.
Она смотрела на него – нельзя было не заметить перемены… И не только поведение – он вмиг стал роднее, что ли.. Такое странное чувство: ближе, чем любовник, роднее, чем брат…
А он думал: «Ведь я видел что-то – что-то чрезвычайно важное. Часть души никогда это не забудет.. Но другая никак не может понять. Пока они не соединятся, мы будем, как на грани, – в неопределённости, в колебаниях… ЧЕГО не хватает??..»
Всё вокруг молчало. Предметы (и небо, и весь мир) держали таблички: «Теперь ты должен решить и понять всё сам. Остался лишь шаг».
Куда он? куда этот шаг??. Как его сделать.
Он сел поближе к ней на песок, обнял с новым, хотя, кажется, знакомым, приятным ощущением, пришедшим просто от ощущения гладкости её кожи..
-Что это? – спросил он. Она невольно смотрела туда же, куда и он – на всё сразу и ни на что…
«Что это?» – будто бы спросило что-то единое в них.
..Двое, сидящие на крыше дома, среди маленькой искусственной пустыни под серым небом, и рядом выпущенный из руки шприц – могущий ли что-то на самом деле изменить.., помочь или разрушить?. (просто забытый теперь).
Поймут они или нет – не имеет значения. Главное:
(где=здесь=ты)
–=–=
