Суицид – шестая из ведущих причин смерти в России.
По официальной статистике ежегодно кончают жизнь
самоубийством 55 тысяч россиян.
Мужчины совершают суицид в 6 раз чаще, чем женщины.
– В моей смерти прошу винить, – написав это, он бросил карандаш и тяжело задумался. М-да. Кто же действительно виноват в том, что он решил свести счеты с этой жизнью? Если честно, то виноватых много. Виноваты люди, его окружающие. Виноваты обстоятельства, приведшие к такому печальному финалу. Виновата жизнь. Виноват и он сам. Виноват в том, что не смог достойно «держать удар». Не смог противопоставить людям и обстоятельствам свою волю.
В последние годы все шло не так. И чем дальше, тем больше не так. А потом и вовсе съехало куда-то на обочину. Мимо шли более удачливые, более целеустремленные. Те, кто из разряда «любимчиков судьбы и фортуны», лихо мчались мимо на шикарных иномарках. А он, сиротливо застрявший на обочине, только с тоской провожал их взглядом. Нет, он не опустил руки. Он что-то еще предпринимал, дергался, пытался как-то выправить ситуацию, подбадривая себя лозунгами типа «жизнь в полоску», «будет свет в конце туннеля» и тому подобными байками вроде басни о той лягушке, что лапами взбила масло из молока, в которое свалилась. Но время шло, а ситуация не только не выправлялась, а усугублялась, и ему стало казаться, что он попал в болото и все его «телодвижения» только способствуют процессу затягивая в трясину. Тогда он предпринял другую тактику: пустил все на самотек, пусть судьба сама выведет из тупика. Но и это не помогло. Жизнь его словно затормозилась и делала холостые обороты раз за разом. И тут он отчаялся, растерялся. Что делать? Извечный человеческий вопрос.
Жена, устав от его уныния и замкнутости, вызванного неудачами и неприятностями, собрала дочку и уехала к матери. Вроде как на время, пока все не утрясется. Но не утрясалось. Уже два месяца он жил один. Недели две назад приезжала теща, поговорить по душам. Тещу он не любил. Впрочем, зять, любящий свою тещу – это из разряда «очевидное – невероятное». От разговора осталось двоякое ощущение. С одной стороны, она вроде как ратовала за единение семьи, мол, девочка скучает по папе, да и дочери ее без мужа неважно живется. С другой стороны, опять завела свою надоевшую пластинку о том, что должен делать настоящий мужик.
Собираясь утром на работу, по привычке включил телевизор. Пока убирал постель, одевался, краем уха слушал, краем глаза смотрел. Время от времени перещелкивал с канала на канал в поисках чего поинтересней. По «REN-TV» шел фильм. И хотя в том эпизоде, что он увидел, не было сказано ни слова, было очевидно, что фильм российского производства где-то 90-х годов выпуска – эти фильмы отличает атмосфера раздрая, неопределенности, растерянности, сумбура и безысходности, что полностью резонировало сейчас с его состоянием. Убогая обстановка невзрачной кухоньки, облицованной белым кафелем по моде 70-х годов прошлого столетия. Мужчина в кожаной куртке угрюмо посмотрел в окно, закрыл форточку, решительно открыл все четыре конфорки газовой плиты, достал из шкафчика бутылку водки, сдернул пробку, опрокинул в себя содержимое.
Он как завороженный смотрел в экран. Настенные часы пробили семь раз. Пора на работу. Обычно он выходил из дома без нескольких минут семь. Выключил телевизор, прошел в прихожую, оделся, обулся, вышел из квартиры. Привычно пошел на автобусную остановку, но, не доходя до нее метров десять, резко свернул в гастроном. Через несколько минут вышел оттуда с бутылкой водки в руке. Вернувшись домой, запер за собою входную дверь, как был в обуви и куртке зашел на кухню, плотно закрыл форточку, взял с холодильника карандаш и блокнот. Сел за стол, бутылку поставил перед собою. Написал на вырванном из блокнота листке: «В моей смерти прошу винить», бросил карандаш на бумагу и тяжело задумался.
Думал долго. Все перебирал в памяти факты биографии, листал свою жизнь как книгу. Хмурился, тяжко вздыхал, сжимал ладони в кулаки, тряс головой. Наконец опять схватил карандаш. Строчки быстро ложились на бумагу, одна за другой.
«…мою жену Татьяну и ее мать, мою тещу Анну Степановну. Это они превратили мою жизнь в ад. Это они довели меня до суицида своей травлей, унижениями и оскорблениями. Особенно это касается вас, Анна Степановна. Вы постоянно гнобили меня: и недостоин я вашей дочери, и отец неважный, и добытчик хреновый. Пусть моя смерть будет вам вечным укором».
Подписываться не стал. И без того ясно, кто автор послания. Последнего его письма в этом земном мире. Горько вздохнул, судорожно глотнул. Все. Финита.
Положил лист на середину стола. Встал. Подошел к окну. Кинул взор на открывающуюся панораму. Вид из их окна очень удачный: полгорода как на ладони. В свое время, когда получили эту малосемейку, очень радовались с женой тому, что вот так несказанно повезло: мало того, что наконец собственное жилье заимели, так еще и такое удачное расположение дома (магазины, кинотеатр, больница, остановка – все рядом), и этот замечательный вид из окна. Потом все, конечно, стало привычным, будничным, не замечаемым. А сейчас опять как в первый раз увидел – город как на ладони, прямоугольники кварталов с десятками домов, трубы заводов и котельных дымят, дороги, машины, скверы, люди, люди. Сотни людей сейчас ходят, спешат, живут и работают, спят и едят, радуются и плачут, любят и ненавидят и знать не знают, и не желают знать, что вот совсем рядом сейчас уйдет из жизни человек, еще практически молодой мужчина, как говорится, в расцвете сил и лет, уйдет добровольно, навсегда. Потому что так все сложилось. Потому что не видит света в своем туннеле и уже отчаялся его увидеть. Потому что душа его плачет и болит, болит и плачет. Потому что он больше не хочет существовать в предложенных обстоятельствах, а изменить эти обстоятельства у него нет сил и возможностей. И нет уже назад пути. Все решено. Окончательно и бесповоротно.
Подошел к газовой плите, взялся за кран. Что-то еще сдерживало от последних движений руки. Что-то еще держало его здесь. Или просто тело инстинктивно сопротивлялось, ужасаясь решению мозга. Не хотело подчиниться ему, как привыкло делать. Либо мозг еще спорил сам с собою, не решаясь отдать последнюю команду. Он даже взмок от этого невероятного внутреннего напряжения. Пальцы мелко дрожали, сжимая до судорог краник горелки. «Ну же!» – мысленно крикнул на себя. «Ну же! Будь хоть раз мужиком!». Наконец, разжал задеревеневшие от напряжения пальцы. Вдохнул всей грудью, вытер рукавом куртки пот, выступивший на лбу. Успеет еще. В конце концов, ничего не изменится, если он побудет здесь еще несколько минут, выкурит последнюю сигарету, подумает последнюю свою горькую думу.
Он курил. По привычке открыл форточку, хотя можно было это уже и не делать. Смотрел на лист, лежащий на столе. Что-то там не так было написано. То ли не все, то ли не так. А как? Разве не жена и теща виноваты в том, что семья стала разваливаться? Этот процесс шел по нарастающей, параллельно с неприятностями на работе. Еще можно пережить, когда на работе не клеится: ну зажимает тебя начальник, не дает расти ни тебе, ни твоей зарплате, хотя всем очевидно, что на тебе одном держится огромный участок работы, и ты пашешь как проклятый, не щадя живота своего, в надежде прорваться, стать более значительным в этой жизни, обеспечить своей семье достаток и достойный уровень жизни. И все никак, все буксует. И нет никакой реальной отдачи от титанических усилий. Все впустую. Но все это не так давит, когда ты знаешь, что дома все понимают, сочувствуют и верят в тебя. Но когда и дома тоже давят – жена молчаливым упреком в безденежье и отстраненности, теща, вечно околачивающаяся в их крохотной квартирке, та и вовсе не утруждала себя деликатностями, прямо в лоб брякала: когда начнешь нормальные деньги получать, мужик ты или нет, в конце концов. И ты в этих тисках зажатый, как засушенный кленовый лист в толстенном книжном томе – ни вздохнуть, ни охнуть. И такая тоска и безнадега наваливаются – хоть вой. Постепенно надежда уступает место хронической усталости, тупой обреченности. И все же теща, и тем более жена Надя – причины второстепенные. Взял письмо, прочел. Да, не точно сформулировал. Вернее, совсем не правильно. Прочтя его, сторонний человек решит, что все дело в том, что две вздорные, сварливые бабы довели несчастного мужика до собственного смертоубийства. А ведь все гораздо глубже, сложнее. Жена его, в принципе, женщина хорошая, и при благоприятных обстоятельствах жить с ней можно было бы вполне счастливо, как это и было вначале их семейной жизни. Но ее тоже можно понять: зарплату мужу и ей то задерживают, то урезают, а цены скачут как сайгаки по степи, а кушать, между прочим, хочется каждый день, да еще и не один раз в день. Желудку глубоко плевать на инфляции и кризисы, ему регулярно подавай еду, и желательно разнообразную, полноценную и здоровую. А кроме того человеку нужна одежда, да еще по сезону. И еще много разнообразных бытовых и прочих вещей, начиная от кастрюлек и туалетной бумаги до зрелищ и пищи духовной. Да и для подрастающей дочки много чего требуется. Подумалось, что зря говорят, что человек – чуть ли не самое совершенное творение природы. Фактически люди – самые несовершенные существа в земном мире, отними у них все блага цивилизации, и они вымрут моментально. Зверей будут спасать шкуры, рога, копыта, инстинкты. Птиц – перья и крылья. Рыбам везде раздолье, где есть подходящая водица. Бактерии – те, говорят, живут и развиваются и в космосе, и в Марианской впадине, и даже под чернобыльским саркофагом. Получается, что бактерии – самые совершенные творения природы. Плевали они на задержки зарплаты, на инфляции, на тещ, на начальников – идиотов, на плохую погоду и приступы депрессии. Все трын-трава. А людям вечно чего-то не хватает. И даже когда всего до фига, и то не хватает. Даже если взять счастливчиков из списка «Форбс», ворочающих миллиардами, и то наверняка и среди них есть недовольные, что на первом месте не они, а более удачливый и богатый. А тот, кто на первом месте, тоже в чем-то завидует другим. Впрочем, что ему до списка «Форбс». И вообще, что-то он не о том сейчас думает. Не о том и не о тех. Ему бы сейчас о себе подумать, о своей жизни, о жене и дочке. До остальных ему нет дела, а скоро и вообще не будет дело ни до чего.
Представил себе на минуту как бы все сложилось, если бы карьера его развивалась как он того желал и жаждал. Высокая зарплата позволила бы за два-три года набрать необходимую сумму на обмен их крошечной квартирки на просторную трехкомнатную квартиру в хорошем районе города. У него была бы возможность уединяться, когда к ним являлась в гости тещи. Не видеть ее, не слышать ее занудств – уже это одно счастье неописуемое. Однажды ему приснился сон: теща утонула. Бульк – и нет ее. А вместе с нею утонули разом половина его проблем. Это был самый счастливый сон в его жизни. Так и проснулся с улыбкой на лице. И самое грустное пробуждение, когда понял, что то был только сон. Если бы у него была достойная зарплата, то он сумел бы обеспечить себе и своей семье достойную жизнь, нормальную жизнь – с поездками семьей на отдых за границу в отпуск, с возможностью дарить жене и дочери дорогие подарки к праздникам, иногда водить жену ужинать в ресторан, покупать своим «девочкам» хорошую одежду, дорогую обувь и так далее. И это не мелкое мещанство. Это то, что дает мужчине основание считать себя настоящим мужчиной, главой семьи, кормильцем.
Счастье не в деньгах… Какая глупость. Как если сказать: счастье не в здоровье. Да, счастье не в деньгах, и не в здоровье, но без них не может быть по определению счастья и покоя в душе. Да, на одних деньгах и здоровье счастья не построишь, но это необходимые составляющие его. Нет денег – нет финансовой свободы. Нет финансовой свободы, нет свободы вообще. Нет свободы – нет счастья. Замкнутый круг.
Говорят, нет нерешаемых проблем. Кто-то из коллег скажет потом: подумаешь, проблема, мог бы просто подыскать другую работу. Наверное, это так. Мог бы. Но как уйти, если столько вложено в это дело, столько отдано ему времени, душевных и физических сил. И что самое обидное – он искренне любит свою работу. Дело, которым он занимается ему не просто по душе, оно приносит радость удовлетворения, наполняет его неким вдохновением и азартом, когда вдруг получается то, над чем бьешься несколько недель, ища пути решения проблемы. Он мог просиживать за компьютером и над графиками часами напролет, забыв про обед и перекуры, отключив все телефоны, чтобы не мешали. И когда в результате рождался оптимальный и красивый в своей гармоничности вариант, то чувство гордости наполняло его. И сам он, и коллеги, да и начальник осознавали, что он – не просто хороший работник, он особенный, почти гениальный в своем деле. Тем обиднее было знать, что его зарплата находится на уровне зарплат весьма заурядных коллег. Как сказал однажды в доверительной беседе за бутылочкой пивка приятель и коллега Валера: скорее всего, то была мелкая месть со стороны шефа за то, что сам шеф не обладал и сотой доли его таланта. «Поискал бы ты другую работу, – поучал за спиной шефа Валера, – где и платят больше и людей ценят выше. Кстати, умоешь нашего босса. Вот когда локоточки то свои белые он покусает с досады, что такого ценного кадра не уберег. И поделом ему будет эта наука». Но уходить так не хотелось, вряд ли он бы нашел что-то другое, где бы ему так хорошо и счастливо творилось.
Порвал письмо на мелкие обрывки, бросил в мусорное ведро. Вырвал еще пару листов из блокнота, пошел в прихожую за автоматической ручкой. Заодно снял куртку, повесил на крючок, разулся. Нелепо висеть в петле в ботинках. Хотя, какая, в конце концов, разница, обутым он будет или разутым. Сел за стол, стал писать.
«В моей смерти прошу винить моего начальника Алексея Ивановича. Это он довел меня до суицида издевательским отношением ко мне, которое выражалось в унизительно низкой зарплате, не соответствовавшей моей работе, моим способностям и отдаче делу, в пренебрежительном отношении ко мне. У меня нет больше сил терпеть это хамство и несправедливость».
Да, совсем глупая записка получилась. Как у обиженного ребенка, которому родители не дали конфету. Не оценили его, видите ли. Обидели кровно. Да бросай на фиг эту работу, устраивайся в другое место, только и дел. Нет, чем такое письмо – лучше никакого. Порвал лист на мелкие кусочки, выбросил. Жена, начальник, теща – это не главное. А что главное? Кто главный? В ком или в чем корень зла, которое загнало его, мужчину в расцвете сил и лет, на эту кухню, к этой газовой плите, всучило в руки авторучку: на, пиши, излей на бумаге свою обиду, прежде чем уйти навсегда, найди виноватого, крайнего?
Жизнь – ценный дар. Подарок судьбы. Почему это подарок для иных оказывается пустотой в красивой обертке? Вспомнилось, как возвращаясь на днях с работы как всегда в последние недели чуть ли не к полуночи (дабы меньше находится одному в пустой квартире), вдруг зацепил взглядом красивую павлиньей расцветки вывеску кафе восточной кухни с названием «Шахерезада», где несколько букв не горели, в результате чего получилось «..хер.зад.». Усмехнулся тогда про себя: как просто восточную сказку низвести до убогой пошлости. Вот и у него так вышло: от подарка судьбы остались только «хер» да «зад». Изначально, от природы и родителей ему было отпущено немало: отменное здоровье, светлый ум, смекалка, порядочность, упорство в достижении целей. И складывалось все поначалу неплохо. Счастливое детство с любящими родителями, окончил школу с хорошим аттестатом, отучился в институте, нашел подходящую перспективную работу, женился, родил дочь, заимел небольшую, но собственную квартиру. А потом… Что-то не так пошло потом. Ушли родители, в один год, один за другим подряд. На работе пошла пробуксовка: он пахал как лошадь ломовая, а начальник в упор не видел, не замечал, не хотел видеть, что давно перерос его подчиненный и свою должность и зарплату. Стали отдаляться с женой друг от друга, не без усилий тещи, старательно вбивающей клин в едва появившуюся трещину. Долго болела дочь Надя – нефрит, воспаление почек. Жена тогда вымоталась, водя дочку по разным поликлиникам и медицинским светилам. Бесконечные анализы, процедуры, больницы, очереди. Ему было в этом смысле легче: он пропадал на работе, зарабатывая деньги на врачей и лекарства. Наконец, после лечения в санатории Надюша пошла на поправку и вот уже больше года, как болезнь отступила. Но как следствие ее – охлаждение в отношениях с женой. С подачи мамочки Таня считает, что он отстранился, оставил ее один на один с проблемой. Разве он не переживал, не мучился тем, что дочь больна, а он ничем не может ей реально помочь? Разве только тем, что любить стал ее еще больше, отчаяннее, и работать стал еще одержимее, чтобы обеспечить финансовую возможность справиться с бедой. А жена не поняла, решила, что он струсил, по принципу страуса ушел с головой в работу, чтобы не видеть, не слышать, не знать про беду. Она, измотанная болезнью дочери, крепко спала по ночам, а он по нескольку раз за ночь выходил курить на балкон. Смотрел на огни большого города, курил, успокаивал себя как мог (жизнь в полоску, будет свет в конце туннеля), а грудь сжимала тоска. А утром бежал на работу, чтобы окунуться в нее с головой: его девочкам нужны деньги. «Разве это деньги?» – презрительно кривила губы теща, когда он выкладывал на стол всю зарплату.
Что за жизнь? Что за страна наша такая, в которой честному, порядочному, рабочему человеку живется невыносимо трудно. А самое главное – нет света в конце туннеля, и темная полоса может растянуться на всю жизнь. А раз так, то стоит ли растягивать ее дальше, эту полосу длинною в жизнь?
«В моей смерти прошу винить наше государство, которое загоняет гражданина своей страны в такие рамки и условия, что жизнь становится невыносимым, бессмысленным существованием».
Глупо, конечно. Смешно роптать на государство, на историю, на политиков. Как если бы он написал: «В моей смерти прошу винить моих родителей, произведших меня на белый свет, и тот черемуховый май семидесятого с его соловьиными ночами, который способствовал моему появлению на этой суровой планете».
И кто же тогда виноват? Кто тот крайний, на которого можно было бы с чистой совестью свалить всю вину за свои несчастья, прежде чем покинуть этот бренный мир? Конечно, можно было бы обойтись и без предсмертной записки. Почему он должен кому-то то-то объяснять? Ушел и все. И пусть думают кто что хочет. Его это уже волновать не будет абсолютно. Жена, наверное, подумает, что виновата она. Теща, что виновата …дочь (эта никогда себя ни в чем не обвинит) или сам дурак, что так сделал. Но хотелось понять самому, разобраться напоследок.
Скомкал лист, бросил в ведро. Долго думал, тупо уставившись в стол. Наконец тряхнул головой, взял оставшийся листок.
«В моей смерти прошу винить только меня самого. Не смог реализоваться, не смог найти свою стезю, нишу. Не смог достойно обеспечить свою семью – жену, дочь, тещу. Оказался слабым. Прошу простить мой поступок моих родных и близких. Простить и понять. Ваш А.»
Да, так, пожалуй, будет правильнее всего. Человек сам творец своей судьбы и если не сложилось, то вина в первую очередь на нем самом. У него просто не хватило характера, выдержки, упорства. Целеустремленные и упертые не ищут причин для оправдания своим неудачам, они прут вперед как танки. Вспомнить тех же параолимпийцев – вот у кого реальные причины обижаться на судьбу, а они вопреки всем обстоятельствам живут, и живут полнокровно, и достигают таких результатов, что не по зубам здоровым. У него же и руки и ноги на месте, мозгами бог тоже вроде не обидел, а жизнь не получилась.
Положил записку на середину стола, для верности прижал сахарницей. Открыл бутылку, хлебнул прямо из горла. Закашлялся поперхнувшись. Не идет, зараза. Пить в одиночку из горла без закуски было непривычно и неприятно. Беда большинства российских мужиков под названием «алкоголизм» его миновала. К спиртному всегда был равнодушен. Нет, в хорошей компании под хорошую закуску для настроения мог с удовольствием пропустить парочку-другую рюмок, но не более того. Даже Анна Степановна и та, обвиняя его во всех смертных грехах, все же справедливости ради всегда прибавляла: «одна отрада, что не пьющий». Снова поднес бутылку ко рту, отхлебнул и опять закашлялся. Не шла в него водка, не желала. А надо бы. Умирать на трезвую голову было страшно. Хотелось забыться, упиться до полубессознательности, как тот мужик в кино, чтобы не понимать происходящего.
Вдруг остро захотелось услышать голос жены. Просто услышать. Ничего не говорить, не объяснять, не выяснять. Услышать ее «алло» и положить трубку. Только и всего. Имеет он, в конце концов, право на то, чтобы перед смертью услышать голос своей жены, некогда отчаянно любимой женщины, матери своей единственной дочери? Усмехнулся сам над собою. Он словно выпрашивает у кого-то разрешение на это. Он имеет сейчас право на все. Во все времена перед казнью старались исполнить последнее желание приговоренных.
Набрал номер телефона тещиной квартиры. Жена сегодня должна быть выходная, наверняка дома сейчас. Дочка в садике. Теща по пятницам с утра всегда ходит на рынок. Так что Таня дома одна.
– Да. Алло, – отозвалась теща. Чуть не ляпнул: «А где Таня?». Молчал. Только мелькнуло в голове: и здесь облом, вместо родного голоса, теща разлюбезная отозвалась. Уже собрался положить трубку, как Анна Степановна заговорила: «Антоша, это ты?.. Чего молчишь то, я же чувствую, что это ты. Ты меня извини, конечно, но так и хочется дать по башке вам обоим. Не малые дети, а ведете себя как два несмышленыша. Все гонор свой показываете, характер держите, да? Смотри, Антон, но так можно и семью потерять. Что случилось то? Ничего ведь не произошло, чтобы так вот разбегаться и дуться друг на друга месяцами. Может я чего когда лишнего сгоряча ляпнула, так ты знаешь, что не со зла, а только добра вам желаючи. Если чего не то сказала, так не держи обиду за то. …Надюша каждый день спрашивает: где папа? Мы ей все врем, что папа уехал в командировку в Африку, поэтому так долго его нет. А она ждет, когда папа приедет из Африки. …Ты все же мужчина, должен первый сделать шаг навстречу.» Она неожиданно расплакалась. Он положил трубку на место.
Надо же, услали его аж в Африку. Далековато, однако. С глаз долой – из сердца вон. Хотя, судя по грустному голосу тещи, его все же еще не забыли. Честно говоря, она впервые говорила с ним так – откровенно, с сочувствием, проникновенно. Даже слезу пустила. Надюшка… Доченька. Папина кровиночка шести лет от роду. Все переживут его уход так или иначе, кто-то равнодушно, кто-то с сожалением, кто-то возможно и со злорадством, жена, конечно, поплачет, попереживает, но в конце концов как-то устроиться. Для дочки это будет катастрофа. Единственная надежда, что жена и теща сумеют оградить Надюшу от правды: уехал в Африку, приедет не скоро.
Зазвонил сотовый. Кто бы это мог быть? Ага, начальник собственной персоной. Ну, ну. Поговорим напоследок.
– Слушаю, Алексей Иванович.
– Антон, а ты где? Рабочий день уже начался, а тебя нет. Ты же никогда не опаздываешь. Не приболел случайно? Напоминаю, что у нас сегодня ответственный день. Не забыл, надеюсь, что в 12 часов встречаем своего генерального заказчика, презентация, твой доклад о наших перспективах и все такое.
– Я не приду сегодня, Алексей Иванович.
– Как это не придешь? Не понял.
– Я… я вообще больше не приду.
– То есть? Как понимать прикажите, Антон Дмитриевич? Вы уж поясните ваши слова, будьте так любезны.
– Так и понимайте. Я не приду сегодня на работу. И завтра тоже. И послезавтра. Я НИКОГДА не приду, – он отключился.
Вот так-то вот. Еще одна ниточка обрублена.
Встал. Бесцельно прошелся по квартире. Только сейчас заметил как в ней стало неуютно, пыльно, грязно. Это раньше Таня все драила, терла и мыла, наводя чистоту.
Вышел на балкон, вдохнул полной грудью свежего воздуха. Зашел обратно. Подумал, что не мешало бы помыться перед тем как… в общем, помыться. Усопших принято обмывать и переодевать во все чистое. Так почему бы не сделать это самому.
Опять зазвонил телефон. Что-то он сегодня активизировался, как вулкан после спячки. А то хранил абсолютное молчание два месяца. Впрочем, он сам домой приходил буквально на несколько часов, только отоспаться, несколько раз даже ночевал на работе. Домой не шлось, не хотелось возвращаться в пустоту и одиночество.
– Здравствуй. Мама сказала, что ты звонил недавно. Что случилось? Ты почему дома? Заболел?
– … Можно и так сказать.
– Ну вот… Так я и знала. Наверняка питаешься там чем попало, на одних перекусах. Врача вызвал? Температуру мерил?
– Нет, не мерил.
– Ну вот… Ставь градусник. Я сама врача тебе вызову, – и вдруг заплакала, – Не звонишь, не приезжаешь, не зовешь назад. Как будто мы с Надей умерли для тебя. Или как будто ты умер.
– Еще не умер. Пока не умер. А врача не надо, не поможет.
– Какой ты все же!..- захлебнулась в плаче жена, – Не любишь ты меня. Совсем не любишь.
– Люблю. – И положил трубку. Хорошо, что успел сказать самое главное. Даже полегче стало на душе, а то бы мучился там недосказанностью.
Долго стоял под душем. Горячие струи упруго били по голове, спине, плечам. Вспомнился давний фильм, виденный в юности «И дождь смывает все следы». И душ смывает все грехи. И все проблемы. Хорошо бы так то. Друг Валера с молодости практикует контрастный душ и его много раз агитировал начать принимать по утрам таковой. Но он все отшучивался, мол, не по нраву подобное издевательство над собственным организмом. Он крутанул до отказа холодную воду, одновременно закрыв горячую воду. Ледяная вода мгновенно обожгла кожу. Сердце подпрыгнуло и замерло. Дыхание так перехватило, что он задохнулся. «…А-а-а!!!» – самопроизвольно вырвалось из легких.
Трясущимися руками тер себя полотенцем, пытаясь согреться. Не хватало еще простуду схватить напоследок. Вдруг от души расхохотался этой мысли. Да, забавно – простуженный покойник. В наброшенном на плечи махровом халате жены вышел из ванной, прошел на кухню, поставил греться чайник. Горячий крепкий чаек сейчас – самое милое дело. В ожидании чая бесцельно прошелся по квартире, машинально насвистывая. Засвистел и чайник, сообщая о своей готовности напоить хозяина. «Иду, иду», – крикнул он, направляясь на кухню. Почувствовал зверский аппетит, да и то: с утра маковой росинки во рту не было с этими переживаниями. Кстати, что это за выражение – маковая росинка? Надо бы заглянуть в интернет, полюбопытствовать.
Пил пакетиковый чай с бутербродами. Надоели, однако, эти бутерброды и сухомятка. Хорошо бы борща домашнего, со сметаной. Его Танюша борщи отменные готовит. Интересно, а в Африке сейчас какая погода? Солнце жарит, должно быть под сорок, а то и под пятьдесят. Все же странно, как на одной по сути малюсенькой планете в каких-нибудь десятках тысяч километров и такой разительнейший контраст – от вечной ледяной мерзлоты до вечного буйства флоры и фауны. Он никогда это не понимал. Все же жизнь земная – цепь загадок и тайн.
«А-а, в Африке горы вот такой высоты. А-а, в Африке реки вот такой ширины», – промурлыкал себе под нос.
Сходить, что ли в «Детский мир»? Наверняка там продаются какие-нибудь игрушки и сувениры на африканскую тематику: экзотические маски, плюшевые обезьяны, надувные крокодилы. Надо же перед Надюшкой оправдаться о своем долгом отсутствии.
Он уже обувался в прихожей, когда опять зазвонил сотовый. Звонил друг и коллега Валера, любитель и пропагандист контрастного душа.
– Доброе утро, прогульщик. Тут шеф просил передать, что только что подписал приказ о повышении вашей зарплаты, – и, понизив голос почти до шепота, – твой оклад утроен. Повторяю: утроен. Плюс коэффициент к зарплате 1,3. Плюс гарантированный процент от каждой заключенной сделки. Проскочил слушок, что ты к конкурентам собрался переметнуться. Короче, руководство в легкой панике и тяжелой депрессии, – и опять в полный голос, официально, – Антон Дмитриевич, Алексей Иванович убедительно просит вас присутствовать сегодня на презентации. Что ему передать? Будешь? …Ваше молчание расцениваю как знак согласия. Передаю шефу, что господин Федотов снизошел до его слезной мольбы и принял предложение о дальнейшем сотрудничестве на новых условиях. – И снова шепотом. – А ты молоток. Я тебя недооценивал. Круто ты шефа припер к стенке: или повышение зарплаты или ухожу к конкурентам. Давно бы так то. Видел бы ты как он заюлил, как уж на раскаленной сковороде: «Валерий, вы же близкие приятели, что там задумал Антон? Никак решил переметнуться? Звали его куда-то? Приглашали?». «А то, – говорю так веско, щеки многозначительно надуваю, глаза к потолку закатываю – такого специалиста с руками и ногами оторвут и на руках носить будут, пылинки сдувать. Не голова, а государственная Дума. Работает не щадя живота своего, по двадцать часов в сутки пашет. Слон, на котором держится все дело. Папа Карло рядом с ним бездельник и паразит. Да ему по хорошему четверть миллиона в месяц платить бы и то мало будет». Ну и так далее. В общем, пел такие дифирамбы в твой адрес, что с тебя теперь ящик пива с новой зарплаты. Но ты к двенадцати все же подгребай, я за тебя поручился.
– Передай руководству, что …я буду. Появлюсь минут за 30 до начала. А сейчас мне надо съездить… к конкурирующей фирме, предупредить их, что я передумал переходить к ним.
Он зашел на кухню. Взял открытую бутылку и вылил ее содержимое в раковину. Пустую бутылку бросил в ведро. Туда же полетел и смятый лист с запиской.
…Он трясся в маршрутке. Раздолбанные в хлам маршрутные такси грязно-желтого цвета (хотя возможно цвет машины изначально был просто желтым и это налет многодневной пыли придавал такой грязный оттенок) отчетливо сигнализируя в задницы своих пассажиров о малейших нюансах поверхности проезжей части, не обещало быстрой доставки до нужной остановки. Но он не торопился. Он расслаблено сидел отвалившись на спинку сиденья, даже слегка сполз вниз, чтобы голова как раз покоилась на подголовнике. Глаза прикрыты. Поза расслаблена. И никто из присутствующих в маршрутке пассажиров даже не догадывается о бурной радости, бурлящей внутри человека.
Ехать далековато, почти через весь город. Есть время подумать. Например, на тему «как докатился до жизни такой». Он никогда и никому не расскажет о сегодняшнем дне. Никогда и никому. И не потому, что чуть было не порешил себя, а это признак слабости, недостойной мужчины. А, да глупости все это… Во-первых, выражения о том, что что-то там недостойно настоящего мужика – это сказочки для малолеток. «Кушай, Вовочка, кашку, а то большим не вырастишь, будешь маленький и слабенький, а настоящий мужчина должен быть большим и сильным. Как солдат». Не в том слабость мужчины, что допускаешь минуты слабости. А в том, чтобы суметь с этим справиться. А во-вторых, он вовсе и не собирался ничего такого делать. Да, купил бутылку. Да, держался за газовый кран с намерением открыть его. Да, писал записки. Но он НИКОГДА не стал бы дышать этим газом с целью самоубийства. И записок его никто бы не прочел по той причине, что писал он их самому себе и только себе. И когда он держал пальцами газовый кран, он твердо в душе знал, что не откроет его. А если и откроет на несколько мгновений, то тут же и закроет. Нет, не настолько он обижен людьми и судьбою, не настолько дурак, чтобы совершать такие преступные глупости.
Просто вдруг захотелось представить себе как это все может быть вообще. Вроде как поиграть в игру под названием «в моей смерти прошу винить». Или попробовать себя в роли главного героя в грустном кино. Чтобы напомнить самому себе как прекрасна жизнь. Как она фантастически, потрясающе удивительна.
Тут главное не заиграться. Успеть прочертить четкие границы: вот она жизнь, вот игра, а вот и шутки кончились. А то, что зарплату утроили и наконец на работе начальство оценило, да настроение майское, и вот сейчас муж, вернувшийся из затянувшейся командировки из Африки, заберет наконец то загостившихся у тещи горячо любимых и бесконечно дорогих жену и дочку домой – так это приятные «побочные эффекты».
