Было утро субботы. По субботам у нее генеральная уборка. Не самое приятное занятие, но необходимое. На тот случай, когда ей уж очень не хотелось заниматься этим делом, она шла на хитрость: мысленно отправляла себя часа на четыре куда-нибудь в более приятное место, например, в гости к подруге Маринке на чай или на шопинг в супермаркет. И пока ее мысленный образ развлекалась или щедро транжирил денежки, заработанные непосильным собственным трудом и трудом законного супруга Гены, ее реальный образ трудился не покладая рук, надраивая кафель в ванной или пылесося ковры и паласы. При этом реальный образ трудился во всю, да еще и спешил, дабы успеть за эти три-четыре часа все переделать, к собственному возвращению. Получался сюрприз: «вернувшись» к определенному времени из гостей или магазина, она заставала дома полный порядок, кипящий борщ (гуляш, жаркое) в последней стадии готовки, чистое белье, сушащееся на балконе, политые цветы, в общем, полную идиллию. Было приятно. Способ, согласны, несколько тяжеловесный и очень уж условный, но ей помогал.
Впрочем, сегодня прибегать к этой хитрости не потребовалось. У нее с утра было прекрасное настроение, энергия кипела и требовала выхода. Выход для энергии имелся – генеральная уборка. «Не сталевары мы не плотники, да, но сожалений горьких нет, как нет. А мы монтажники-высотники, да, и с высоты вам шлем привет!» – напевала она. Не зря говорится: нам песня строить и жить помогает. Действительно, помогает. Убираться и готовить она тоже очень помогает.
В ванной мерно гудела стиральная машина. На кухне в кастрюле под полотенцем подходило тесто на пироги. Пылесос стоял наготове. Она протирала пыль на подоконнике.
За окном мягко падали пушистые белые хлопья. Погода просто новогодняя – деревья в инее, елочки в кокетливых белых шапочках, ясно, тихо. Хорошо. «Какой чудесный день! Какой чудесный пень! Какая чудесная я, и песенка моя! – запела она, – Не скучно мне ничуть! Пою, когда хочу! Какая веселая я, и песенка моя! Ля-ля-ля!». Так, с подоконниками закончено. Пора переходить к пылесосу.
Пылесос гудел «У-у-у-у». Она ему в тон: «Эх, догоню, догоню, догоню, Хабибу догоню-у-у-у-у!»
…Она огляделась вокруг. Цветы политы, пыли нет, полы вымыты, белье висит на балконе, борщ практически готов, пироги дорумяниваются в духовке. Она ли не умница, она ли не красавица, она ли не хозяюшка? Спору нет – и умница, и красавица, и хозяюшка. Часы показывали полдвенадцатого. Через час из школы вернется Маша. Еще через полчаса явится законный супруг Геннадий. А пока можно полежать, посмотреть телевизор или почитать. Заслужила. Но не до конца использованная энергия требовала, чтобы ее доиспользовали. Ладно, раз так, то она протрет салфеткой посуду и полки в посудном шкафу. Протирала сервис, мурлыкала себе под нос. Этот чайный сервис им на свадьбу подарила свекровь. Ей он очень нравился – чашки и блюдца тонкого дорогого фарфора, очень изящные, цвет нежно-бирюзовый, а по этому фону серебристые листочки. Взяла в руки заварочный чайник. Протерла его бока, сняла крышечку, чтобы и ее протереть. А что там, внутри? Опа! Внутри были деньги. Вернее, одна пятитысячная купюра. Ничего себе! Откуда? Она точно помнила, что деньги сюда не прятала. Не было у нее такой привычка – прятать деньги. Маша этого, разумеется, тоже сделать не могла, откуда у второклассницы пять тысяч. Оставался только законный супруг Гена. Все ясно – заначка. То есть, деньги, о которых она, законная супруга Светлана, знать не должна.
Настроение резко испортилось, в одну секунду. Вот только солнышко светило и раз! – мгновенно туча налетела. Одновременно с появлением тучи испарились остатки энергии. В сердцах бросила салфетку на пол. Она, как Золушка, с утра трудится, уют в доме создает, а законный муж от нее деньги припрятывает. На личные нужды, надо полагать. И какие такие у него могут быть личные нужды? Можно подумать, что она ему когда-то что-то запрещала покупать, если у него возникала такая потребность. Тут, понимаешь ли, батрачишь на них, пирогами и борщами балуешь, а в ответ вон что.
Она вынула пирог из духовки, переложила его на поднос, накрыла полотенцем, выключила борщ. Подняла с пола салфетку, отнесла ее в пустую корзину для грязного белья. Все. Финита. Закончились ее дела на сегодня.
– Алло, Марин. Дома? Вот хорошо. Занята чем-нибудь? Нет? Тогда я иду к тебе.
И она ушла. Ничего, Маша уже большая девочка, сама себе тарелку борща нальет. А мужа ей сейчас лучше не видеть. Но перед тем, как уйти, взяла и перепрятала купюру. Засунула ее в стопку глаженного постельного белья. Туда муж никогда не заглянет, это не его тема. А спросит про купюру, так и мы вопросом на вопрос: денежки от семьи припрятываем, уважаемый?
Маринка к ее приходу сварила какао, сделала бутерброды. Сидели на кухне, потягивали-смаковали шоколадный напиток, беседовали.
– Стало быть, заначки стал делать? Ну-ну. Первый звонок. Дальше будет больше, – говорила Маринка, – мой тоже начинал с этого. Как барсук перед зимой все тайники организовывал. Там сотня, здесь полтинник. Как начинаю уборку капитальную, так себе на приличную косметику насобираю. А чем дело закончилось ты в курсе.
– Ты думаешь, что у Гены может тоже появиться возлюбленная на стороне? – подняла на подругу встревоженный взгляд Светлана.
– Что значит «может»? Ты думаешь, зачем женатому мужчине нужны свободные деньги? На пиво? На футбол? На «посидеть с друзьями»? Насколько я в курсе твоих семейных дел, ты своего Гену и так ни в чем не ограничиваешь. Развела демократию, понимаешь, вот пожинай теперь плоды. Мужиков надо на коротком поводке держать, в узде. Дрессировать их надо, и жестко. Чуть воли дашь, они мигом наглеют. Такова природа мужицкая. Полигамия, то, се. Пять тысяч – сумма немалая. Это явно не на пиво и не на футбол.
– На любовницу?
– А ты как сама думаешь? Женщины – удовольствие дорогое. Это с женами можно малыми тратами обойтись, а то и вовсе без трат. Мы сами дуры: «Ой, не надо мне цветов и конфет. И подарков дорогих тоже». Бережем семейный бюджет. А полюбовнице как раз побольше выцарапать надо.
– Нет, Марин. Не может быть. Тут что-то другое. Может, он мне подарок хотел сделать. Сюрприз.
– Да? Сюрприз вполне удался. Чего же ты тогда вся поникшая сидишь? А потому, что сама не веришь в свои слова. Много он тебе сюрпризов сделал за те десять лет, что вместе? Если честно.
– Если честно – ни одного. Он если что-то хочет купить мне дорогое, то всегда сначала со мной же советуется, чтобы не промахнутся.
– Вот именно. Вспомни, не наблюдалось ли за ним каких-нибудь странностей в последнее время? С работы задерживаться не стал? Может, больше начал уделять времени своему внешнему виду?
– Туалетную воду поменял. Раньше что я ему покупала – то и хорошо. А недавно вдруг принес флакон «Аллюр». Говорит, на работе подарили, ко Дню мужчин.
– Очень может быть, что и на работе. Может, они вместе работают. Кстати, а когда у нас День мужчин? Это не 23 февраля?
– Нет. То День защитников Отечества. День мужчин в начале ноября, вроде, Горбачев его узаконил. А еще 19 ноября – Международный день мужчин.
– Ишь ты, развели, понимаешь, себе любимым праздники…
Марина в задумчивости стучала красным ногтем указательного пальца по столу, это она думала.
– Короче, заначка, и немаленькая, – раз, «Аллюр» – два. Выводы уже можно делать вполне определенные.
– И что мне теперь делать? У нас же Машка? И я тоже… как я без него?
– Да замечательно! Я тоже сначала убивалась, а теперь рада до смерти. Хомут с шеи сняла, жить только начала. Не переживай, Светик. Ты у нас девушка видная, глазастая, ногастая. Пристроим в два счета.
– Я Гену люблю.
– А он тебя?
– …Даже не знаю теперь. Всегда считала, что и он меня любит. …Нет, любит. Точно знаю. Нутром чувствую.
– Очень может быть. У них это запросто – любит жену и гуляет налево и направо, для разнообразия. Так сказать, обновляет чувства. А как припрут к стенке, кается: черт попутал, ты моя единственная любовь, прости.
– Знаешь, Марин, а я бы простила. Может действительно, попутал?
– Пусть Бог прощает. Это Гейне перед смертью так сказал: «Бог простит меня, ведь это его профессия». А ты у нас не святой отец, чтобы грехи отпускать. А вообще, сначала все выяснить надо, все точно разузнать, чтоб наверняка. Ты с кем-нибудь из его коллег близко не контактируешь? Нет? Напрасно. Никогда не мешает быть в курсе рабочих дел муженька. Может, он там шашни вовсю крутит, а ты здесь сидишь и рассказываешь мне, как его любишь. Ладно, не бледней. Вовремя ты эту заначку обнаружила. Наверняка все еще поправимо.
Она шла домой в растрепанных чувствах. Как хорошо день начался. И как плохо все дальше пошло. Гена наверняка дома. Как теперь с ним себя вести? Маринка велела не пороть горячку и ничего не предпринимать до выяснения обстоятельств. А когда они выяснятся, эти обстоятельства? И как теперь жить-существовать? Под одной крышей, в одной постели? Не было печали, и вот пришла.
А дома вернувшийся муж Гена искал в шкафу носовой платок. Просквозило где-то, исчихался с утра. Так, где же они, платки эти? И Светки дома нет, а то бы подсказала. Может здесь, среди постельного белья? Так, а это что? О, деньги! Здорово! Деньги – это хорошо. Деньги – это класс. Деньги – это… деньги. А что, кстати, они здесь делают? И почему они здесь? Ясно, что Светка положила. Вернее, припрятала. Получается, что от него. А зачем? Хм… Вопрос, конечно, интересный. Он задумался. Хмурил брови, чесал затылок, переносицу, лоб. Это что же, у жены его Светы существуют от него маленькие тайны? Ничего себе, маленькие – пять тысяч, не кот начхал. А на кой ей прятать такие деньжищи от родного мужа? Разве только… Разве только что завелся у нее друг сердечный. Вот на разные женские прибамбасы денежки и потребовались. Бельишко там ажурное сексуальное, духи дорогие, колготки блестящие. Мужу ведь не объяснишь, зачем вдруг жене потребовалось все это. Да… Ситуация. Живешь себе, живешь спокойно, работаешь как вол, чтобы семью обеспечить, а тут такое.
Он вконец расстроился. Даже аппетит пропал. И насморк, кстати, тоже. Надобность в носовом платке пропала. Но появилась надобность расставить все по местам, выяснить, разобраться. Но не рубить с плеча. На холодную голову, а то можно натворить дел.
– Доча, ты ела?
– Да, папа. Борщ вкусный. И пироги. Тебе согреть в микроволновке?
– Нет, не хочется пока. А мама где?
– Мама звонила, сказала, что она у тети Марины в гостях. Скоро придет.
– Хорошо. (Хорошо то хорошо, да ничего хорошего. Не известно еще как в действительности зовут этого Марину.)
Вечер прошел скучно. Не как субботний. Света была чем-то расстроена. Гена сдержанно-молчалив. На них глядя, и Маша скисла, притихла.
Общую атмосферу уныния прорезал дверной звонок. За дверью стояла Анна Ивановна – Свете свекровь, Гене мама родная, а Маше бабушка любимая.
– Добрый всем вечер!
– Здрасти, – вяло улыбнулась Света, – входите. Очень рады.
– В самом деле? Что-то не похоже, – смеялась Анна Ивановна, протягивая Свете круглую коробку торта.
– Это в связи с чем? – уточнил вышедший в прихожую сын Гена.
– Это в связи с тем, что я, как вы помните, не смогла по уважительной причине присутствовать на вашем недавнем торжестве по случаю десятилетия совместной жизни. И вот теперь решила хоть с опозданием, да поздравить.
…Сидели вчетвером на кухне. Пили чай с тортом. Ради гостьи все сделали хорошую мину при плохом настроении, дабы не огорчать.
– Дорогие мои! – горячо говорила между тем Анна Ивановна, – Я очень рада за вас, что вы такие молодцы, такие у меня дружные, так любите друг друга. Я так скажу, главное в семейной жизни – это полное доверие и открытость. Не надо ничего скрывать друг от друга. Не должно быть никаких тайн, потому что тайны становятся преградой счастью и любви!
Светлана и Гена многозначительно переглянулись. Взгляд каждого говорил: вот именно!
– Кстати. Я хочу вам сделать небольшой подарок. Света, там, в чайничке, я припрятала денежку. Побоялась потратить, вот и оставила заранее. Подай, пожалуйста.
– …Ой, я… я ее случайно обнаружила сегодня и положила… в другое место. Сейчас принесу.
– Уж не в постельное ли белье, дорогая?
– Да. А ты откуда?..
Анна Ивановна переводила непонимающий взгляд с одного на другого:
– Эй, вы чего хохочите как ненормальные? В чем дело, господа?..