С определенной долей регулярности мы собираемся в установленном месте. Несмотря на то, что нас никто и никогда не инструктировал о задачах и характере встреч, я для себя всегда определял это время как отдых. А как ещё называть время, когда ты встречаешься с коллегами, которые всё знают о твоей работе? Которым, не нужно объяснять и от которых не нужно утаивать, что такое Служба? Которые также как и ты рады возможности немного побыть самим собой?
Имен друг друга мы все же не знали, да и зачем нам это? Наши имена уже давно нам самим ни о чем не говорили и ничего толком не обозначали. Разве, что пылились в архивах папки, различавшиеся друг от друга тем, что раньше было нашим именем. И толку от тех наших имен было только, что хранители этих архивов знали, какой отчет об исполнении очередного успешно завершенного задания, в какую папку вставить. И раз мы опять собрались привычным составом, значит, задания выполнены успешно. Такова специфика нашей работы.
Бесполезность и невозможность использование реальных имен своих собеседников ещё на первой встрече заставила меня про себя дать собственные имена своим собеседникам. И как потом выяснилось, имена подходили им как нельзя лучше. Первый мой коллега получил от меня прозвище Умный. В нашей конторе с уровнем интеллекта у всех было более чем в порядке. Но Умный даже на этом фоне выделялся. Его суждения были выверены, аргументация была безупречна, порядок изложения не оставляли собеседнику никаких шансов, кроме как признать, что он неправ. Потом уже я узнал, что и специфика работы Умного была соответствующей. Он занимался всеми, кого можно было назвать интеллектуальной элитой: учеными, конструкторами, изобретателями, политиками. Зная Умного, я понимал, каково было его подопечным, признанным и уверенным в собственной гениальности, часто даже обосновано, вдруг сталкиваться с интеллектом и логикой превосходящей их в общем, высочайший уровень. Неготовность осознать это делала их легкой добычей Умного. Этот эффект особенно действовал на ученых. С политиками, по словам Умного, всё было совсем просто. Там практически всегда было достаточно просто «удовлетворения тщеславия».
Второй мой собеседник получил прозвище Красивый так же, как вы понимаете, не за внешние данные. Наша внешность, как и наши имена, принадлежала Службе и целиком зависела от предстоящего задания. Красивый просто мыслил очень красиво. Извините за тавтологию, но как вы уже должны были догадаться, литература не моё призвание. В отличие от Умного, который загонял в угол собеседника железной логикой и неопровержимой аргументацией, Красивый порхал или парил над дискуссией. Порхал, как порхает бабочка необычайной красоты, едва касаясь цветка, парил как чайка скользящая по границе моря и неба. Он большей частью воздействовал на чувства и эмоции, чем на логику или интеллект. Красивые старые притчи с новой неожиданной интерпретацией, анекдоты с мастерским актерским исполнением, неожиданные сравнения и яркие образы заставляли оппонента соглашаться с Красивым. Только бы не разрушить великолепие его суждений. Я немного подшучивал над его методами, но и сам прекрасно понимал, что с его подопечными, художниками, артистами, писателями и всеми кого относят обычно к творческой интеллигенции, иначе невозможно. С этой публикой, с которой любое самое строгое, самое выверенное логическое построение может упереться в простое как удар обухом по голове в ответ на просьбу привести весомые аргументы: «А я так вижу!» иначе и невозможно.
Мой контингент много проще, но естественно многочисленней. Коллеги втайне считали мою работу малозначимой и удивлялись тому, что я не прошусь в другой сектор. На обычные вопросы, сколько я ещё буду тратить себя на народные массы, я обычно отвечал, что сменив специфику, я не буду встречаться со своими нынешними визави, а это не входит в мои планы. Но если быть откровенным, я любил свою работу и сознавал, что именно работая с «простыми людьми» можно повышать квалификацию, как нигде больше. Да и результаты, на мой взгляд, часто не менее значимы, чем у моих коллег. Именно в моей работе, как в работе, например, участкового врача множество и разнообразие задач, заставляли каждый раз искать новые пути, каждый раз начинать сначала. Я бы очень развеселил своих коллег, если бы признался им, но я искренне считал свою работу боле творческой, чем их занятия. Я понимал это и спокойно воспринимал их чуть ироничное:
-Ты, Добрый, должно быть скучаешь со своим контингентом?
Удовольствие нашим встречам добавлял и тот факт, что собирались мы, когда текущие дела были закончены, отчеты сданы в архив, но ещё не начал проявляться «зуд желания работать». Истинные профессионалы знают, что я под этим имею в виду. Это состояние, когда во время заслуженного отдыха уходящая усталость постепенно, но неотвратимо замещается желанием работать.
Та встреча, о которой я хочу рассказать отличалась от прошлых встреч именно тем, что Умный был озабочен, как никогда. Вернее будет сказать, что он никогда не был озабочен, а сейчас был и очень сильно. Хоть нам это и не возбранялось, мы редко делились деталями наших дел. Поэтому спросить напрямую Умного о причинах его беспокойства я счел неуместным, Красивый также этого не делал, по тем же, а может и другим причинам. Нужно будет, скажет сам.
Ну и, в конце концов, наша беседа непроизвольно вышла на его проблемы. Речь очередной раз зашла о различной специфике нашей работы. Умный очередной раз убеждал больше себя, чем меня в том, что работая с учеными и политиками, меняешь ход истории, меняешь окружающий мир, меняешь направления развития цивилизаций. А сколько судеб должен изменить я для того чтобы результаты моей работы стали столь же значимы. Сколько людей должен осчастливить я своим участием, чтобы результаты моей работы стали соизмеримы с тем, что делает он. Красивый как всегда вступился за меня, в глубине души соглашаясь с Умным:
– Родник, – как всегда образно начал он, – несет в себе меньше воды, чем самая малая речушка, но будет ли существовать хоть одна река, если не заботиться о родниках?
-Да я сейчас решаю задачу с одной большой рекой, – раздраженно возражал Умный, – и если я её не решу, то все ваши родники будут гнать свои хрустально чистые воды в болота.
-Ну, знаешь болота тоже… – начал было возражать красивый, но его опять резко прервал Умный.
-И всё идет к этому!
Резкость тона выдавала нешуточные проблемы Умного. Мы его таким не видели, значит, проблемы были действительно из ряда вон.
Умный не выдерживал паузу, просто успокаивался.
-Всё элементарно. Все подходы стандартны. Словом рутина. Цель – задачи – ресурсы – варианты – риски всё как в учебнике. Моделирую сценарии или плохо или очень плохо или ещё хуже, хотя казалось, что хуже не может быть.
-Может дело в персоналиях,- сразу понял любимую тематику Красивый, – менять не пробовал?
-Да я столько перебрал, что в глазах рябит, – устало, но, уже успокаиваясь, ответил Умный. –Главное по параметрам проходят почти все, но только загружаешь с модель, такие метаморфозы с ними происходят, что всё сыпется. Решение задачи не более 20, вы только себе представьте не более 20 процентов! Тогда как я любой результат хоть на сотую процента меньше ста считаю неудачей. И это при том, что по персоналиям вопрос решается. Есть подходящий кандидат, который полностью обеспечивает решение задачи, но вероятность занятия позиции менее десяти процентов.
Красивый оживился:
-Коль есть персональное решение всё остальное дело техники!
-А то я этого не знаю! – опять резко и одновременно устало ответил Красивый. – Всё дело как раз в том, что не получается найти это техническое решение.
-А случай пробовал?
-Ну, ты же знаешь, что Случай только втрое увеличит вероятность, а в моей ситуации это только 30 процентов.
-А характер менял? Нравственные ценности? С интеллектом работал? – не на шутку заинтересовался Красивый, искренне стараясь помочью.
-Так все дело в том, что все подходит, абсолютно. Даже Осознание миссии, и это в его-то позиции, имеется. А вот вывести не могу. У меня такого не было, – сокрушенно на выдохе закончил Умный.
Я почувствовал, что все мое тело начало вибрировать с очень высокой частотой. Я знал это состояние, которое у меня всегда предшествовало верному решению. Мне даже показалось, что сейчас вибрации почувствуют и мои собеседники, настолько явным было решение: -А ты пошли ему Учителя, – скорее выдохнул, чем сказал я.
Мои собеседники изумленно смотрели на меня. Этот совет из учебника для начинающих выглядел просто невероятным. С одной стороны слишком элементарным, а с другой стороны ставил всё на свои места. Конечно публика, с которой приходилось иметь дело Умному, сами считали себя Учителями, большей частью обосновано. А практически все подопечные Красивого были слишком уверены в своём таланте, чтобы кого-либо считать своим Учителем, даже при том, что все такового имели. Может именно поэтому абсолютно очевидный для меня вариант решения не пришел им в голову.
Умный откинулся в кресле. Мы увидели, что он начал работать.
-Попробуй сначала на модели, – попытался посоветовать я, но взмах руки в ответ означал, что-то среднее между «не мешай» и «меня здесь нет».

Нам ничего не оставалось, как присоединиться.

В большом кабинете за массивным столом сидел ректор. После того как неожиданная политическая жизнь эпохи перемен закружила его в своем пленительном и опасном водовороте, он уже не так часто бывал здесь. Нельзя сказать, что это место очень нравилось ему, но память об относительно спокойной жизни, в которой он был только учителем, ученым и немного администратором, умиротворяла. Это спокойствие сейчас, как никогда, требовалось этому молодому, по большому счету, человеку. Вся страна знала его как оратора резкого умеющего не только отстаивать свою позицию, но и сделать своим сторонником непримиримого оппонента, как политика уверенного в себе, знающего, что и как нужно делать. Его клетчатый пиджак был одним из своего рода символов перемен. Его высокий с узнаваемым тембром голос знала вся страна.
Но сейчас нужно было принимать решение. Для человека ответственного, а хозяин кабинета был именно таким человеком, время принятия решения самое тревожное время. Очень важно было выбрать правильное направление своих действий. Нужны советники. Не потому, что кто-либо может проанализировать ситуацию лучше или знает больше. Просто нужен взгляд со стороны человека, которому можно доверять. Рука ректора потянулась к селектору связи, но стук в дверь сделал это ненужным.
-Войдите.
В кабинет вошел проректор по кадрам. Это первый проректор по кадрам, который не только не вызывал раздражения, но и был симпатичен ректору своей принципиальностью, умением отстаивать свою позицию, не взирая на лица. Даже хозяину этого кабинета приходилось часто соглашаться с доводами своего заместителя. А это говорило о многом.
-Я как раз хотел с Вами поговорить, – первым начал ректор, – Знаете, я решил баллотироваться на пост мэра, с удивлением для себя начал он, только сейчас сознавая, что решение уже принято. – Мне нужна команда. Я хотел бы предложить Вам работать со мной и в этом направлении.
Удивительно, но этому очень влиятельному, уже состоявшемуся политику, работать с которым сочли бы за честь многие известные люди, почему-то стало очень важно какое решение примет человек, сидевший по другую сторону стола.
Собеседник, как всегда, слушал, не выражая эмоций, но отвечать начал сразу же, как всегда, как будто тема разговора была известна ему заранее:
-Анатолий Александрович, я очень ценю Ваше предложение. Более того я бы очень хотел его принять. Но Вы должны знать, что я являюсь действующим сотрудником Комитета Государственной Безопасности. И как Вы понимаете, Ваши политические противники не преминут воспользоваться тем, что в Вашей команде есть такой человек. Я бы не хотел быть причиной Ваших неприятностей. Ещё раз благодарю Вас за доверие.
Хозяин кабинета, молча, анализировал сказанное. Опять его заместитель оказался прав. А жаль.
Умный напрягся так, что его усилия были физически осязаемы. После того как пауза в разговоре начала затягиваться подводя итог беседе, Умный выругался очень грубо и громко. Естественно, что те двое, что находились в кабинете, нас не слышали, но с губ будущего мэра сорвалось:
-А ну и хуй с ними!
Собеседник, хоть и был ошарашен впервые услышанным от столь воспитанного и тактичного человека нецензурным выражением, ответил спокойно:
-В таком случае я согласен.

Мы вернулись. Умный почти без сил отвалился на спинку кресла:
-Извините, – только и хватило сил произнести ему.
Потом посмотрел в мою сторону и добавил:
-А за Учителя отдельное спасибо.