Очередная волна бросила меня вниз и затянула, вместе с другими обломками корабля, на глубину. И теперь, задыхаясь, я рвался вверх, к свету. К свету и воздуху. Легкие мои, казалось, сжались и ссохлись, и я отчаянно тянулся к пятну солнца, которое где-то вверху, качаясь на волнах, ломалось на куски и блики. Вот оно все ближе и ближе, еще один круг описанный руками и вот моя правая прорвав эту хрупкую границу из хрусталя, ударяется обо что-то твердое. Мысль: “Это дно” отчаяньем взрывается в соскучившемся по кислороду мозге, и вдруг… Вдруг, я понимаю что могу дышать. Сделав судорожный вздох я открываю глаза и вижу пальцы моей правой руки, скребущие по влажному кафелю покрывавшему дно какого-то бассейна, по черной полосе, одной из тех, что проходят вдоль дорожек. Немного отдышавшись, я встал, с помощью трясущихся конечностей, выбрался из кафельного провала пустого бассейна и огляделся. Я находился в довольно большом, абсолютно пустом, тускло освещенном где-то спрятанными светильниками помещении без окон и единственным провалом коридора в одной из стен. Несмотря на то, что почему-то я был почему-то абсолютно голым и мокрым – холода я не ощущал.
Завернув за поворот коридора, я оказался в длинном узком помещении. По-видимому, здесь была душевая – вдоль стен тянулись проржавевшие, местами до дыр, перегородки кабинок, в некоторых из которых еще стояли изогнутые металлические конструкции, из которых лился кипяток. Здесь было душно, под высоким потолком скопился пар, сквозь который с трудом пробивался желтый свет редких ламп. На другом конце душевой, будем называть ее так, была тяжелая от впитавшейся влаги деревянная дверь. С трудом ее открыв, я оказался в ярко освещенной, абсолютно пустой комнате, в которой, однако, к моему сожалению, не было ни одной двери, кроме той в которую я вошел. Обойдя комнату по периметру и внимательно осмотрев стены и убедившись, что другого выхода отсюда нет, я пошел обратно.
Дойдя до поворота коридора я, вдруг, обнаружил еще одно ответвление коридора в противоположную той, откуда я сначала пришел, сторону. Казалось бы, еще только что его не было, хотя, с другой стороны, я мог его и не заметить. Я вошел в него, это оказался длинный отделанный грязной керамической плиткой тоннель. Изредка размещенные на его стенах лампы дневного света были забраны металлическими пластинами с просверленными многочисленными отверстиями, чтобы пропускать какой-то паскудный свет. Стены были покрыты помимо грязи рисунками и надписями. Изредка, то с одной, то с другой стороны попадались ходы-лестницы в другие коридоры, какие-то из них вели вверх, какие-то вниз. Наконец поняв, что по этому коридору можно идти до бесконечности, я поднялся по одной из лестниц и вновь оказался в помещении бассейна, но с другой его стороны. Обойдя его, я вновь пошел по коридору решив начать проверять все ходы по очереди.
На этот раз, по моим ощущениям, до первого ответвления я шел гораздо дольше. Хотя утверждать этого было нельзя: у меня не было часов, окон тоже нигде не было, так что я даже не мог определить времени суток. И сколько я уже здесь хожу было совершенно непонятно, может час, а может день, по моим ощущениям прошло где-то часа три. Наконец слева появился проход. На этот раз лестница вела вниз, спустившись по ней, я оказался на маленькой площадке, от которой очередная лестница вела вниз: пролет за пролетом как в многоэтажках. Сначала я попытался считать этажи, но быстро понял, что это бесполезно – каждая лестница была отличной от предыдущей длины, более крутой или пологой, с большими или меньшими ступенями, и самое главное каждая вела в каком-то своем направлении. Спустившись пролетов на десять, я было решил вернуться назад в тоннель, но обернувшись и запрокинув голову увидел лишь бесконечные, уходящие вверх, пролеты лестниц, без малейшего намека на выход. Поэтому я предпочел продолжить спуск. («Предпочел»? Ха… Будто у меня был выбор.) Чтобы занять себя я начал вспоминать свою жизнь. Воспоминания были очень яркими, но как будто бы я все это видел со стороны. Почему-то в голову приходили только те моменты счастья, которые уже были безнадежно упущены, и мысли, что это уже никогда не вернется, и что, как зачастую бывало, я сам все что было хорошего похерил своими руками, раскаленным свинцом переливались в моей голове.
Вскоре на одной из площадок я увидел дверь. За ней оказался очередной тоннель, только более чистый, хорошо освещенный и не такой узкий как предыдущий. По бокам от него тоже уходили ответвления. Я попытался вернуться на лестницу, но дверь оказалась безнадежно закрыта, и я пошел по тоннелю, вскоре он разделился на два рукава, немного поколебавшись, я выбрал правый.
Странно, несмотря на то, что я уже явно не один час ходил по этому лабиринту я не чувствовал ни усталости, ни голода, ни жажды. Даже спасительного желания спать, не смотря ни на что, не приходило. А значит, нельзя было забыться, уйти от этих кошмарных воспоминаний, и не менее кошмарной действительности.
И так бесконечно ходил я по этим бесчисленным тоннелям, лестницам, коридорам, попадая в некоторые из них по несколько раз. Быть может, час за часом, а может день за днем, год за годом продолжалось мое молчаливое шествие. Я шел, раз за разом заново переживая каждый день моей жизни, не испытывая ни холода, ни усталости, ни боли (да, я пытался покончить с собой, но безуспешно) по безлюдным коридорам. Только тоска и рвущие душу воспоминания неотступно ходили со мной.
Наконец в один прекрасный момент, (О, он был действительно прекрасен!) в одном из коридоров я услышал доносящиеся из-за поворота чьи-то испуганные голоса, робкие шаги. Я облегченно вздохнул, еще до конца не веря, что сейчас все может закончиться. И увидев, в висящем на стене осколке зеркала отражение своей бычьей морды, я улыбнулся, и крепче сжал занесенную над головой ржавую секиру.
