Этого странного, высокого и сутулого человека я знал с малолетства. Он приходил к нам домой почти каждую неделю. Времена тогда были советские. Семья наша жила бедно, и батя частенько «закладывал за воротник». Но всегда, когда на пороге появлялся этот человек, отец, даже будучи под хмельком, становился серьезным, выгонял меня с матерью в комнату и закрывал за нами дверь. Потом он вместе с посетителем шел на кухню, и они вели там долгие и тихие разговоры. Что было странным – отец, любивший выпить в компании, никогда не наливал своему долговязому знакомцу водки. Когда мне было лет шесть от роду, я как-то набрался смелости и спросил отца: кто этот дядя? «Это дядя Боря» – ответил отец, не проронив больше ни слова. Так на многие годы наш посетитель и оставался для меня дядей Борей, без отчества, фамилии, возраста, и роду-племени.
Дядя Боря был очень странным. Невообразимо высокий и худой, он всегда ходил, согнувшись в три погибели. Его плоское лицо в обрамлении нечесаной русой шевелюры, однако ж, без малейшего признака усов и бороды, было правильным, но одновременно и каким-то некрасивым. Глаза никогда не смотрели на тебя прямо, а всегда или поверх или в сторону, взгляд их был отрешенный. При ходьбе дядя Боря нелепо размахивал руками, как будто с кем-то спорил. В обрывках его разговора с отцом, которые мне доводилось расслышать, дядя Боря говорил непонятные фразы, частенько вызывавшие у меня смех. Но когда я готов был расхохотаться, мама строго и неодобрительно смотрела на меня и смех сразу проходил. Периодически, обычно в конце весны или осени, дядя Боря пропадал на пару месяцев. Потом он появлялся, выглядел посвежевшим и радостным, приносил отцу какие-то заплесневелые булочки, которые тот принимал, а после ухода дяди Бори выбрасывал в помойное ведро.
С годами, взрослея и потихоньку набираясь житейского опыта, я все больше уверялся в мысли, что дядя Боря – из породы тех людей, на которых мои одноклассники, завидев на улице, показывали пальцами и кричали «Псих!». И однажды, будучи в классе седьмом, я прямо спросил у отца об этом. Батя, в те годы уже перенесший один инфаркт, бросивший пить и ставший злым и желчным, сначала рыкнул: «Не твое дело!», потом нахмурился и рассказал мне эту, незатейливую, в общем-то, историю.
Дядя Боря был друг детства отца. Они вместе росли на одной улице Богом забытой деревеньки в бескрайних зауральских степях. Деревенька располагалась возле железнодорожной станции, и единственным развлечением для малолетних пацанов было катание на подножках медленно проходящих мимо тяжелых грузовых составов. Машинист, заметив «зайцев», начинал неистово гудеть, и подростки спрыгивали на ходу с подножек на насыпь, катились кубарем по ней, обдирая коленки и гогоча во все горло. Однажды во время очередной такой авантюры маленький дядя Боря, спрыгивая, зацепился рукавом рубахи за какой-то рычаг, и упал на камни. Удар пришелся на голову и был такой силы, что испуганные мальчишки, подбежав к облитому кровью Боре, сначала решили, что он мертв. Борю с дыркой в черепе увезли в районную больницу. Дырку с грехом пополам залатали, но осколки кости повредили мозг, вызвав в нем необратимые изменения. Так дядя Боря и помутился рассудком. По выходу из больницы, конечно же, ни о какой дальнейшей учебе не могло быть и речи. Ему оформили инвалидность. Все родственники и детские друзья, один за одним, перестали с ним общаться, за исключением моего отца, который испытывал чувство вины перед своим товарищем. После учебы отец переехал в соседний город, устроился на завод и пристроил там же дядю Борю сторожем, чтобы инвалиду дали комнату в общежитии.
Жил дядя Боря очень замкнуто. Из близких никто к нему не наведывался, в том числе и собственные мать с отцом. Заводские девушки, поначалу обращавшие внимание на симпатичного парня, после первого же близкого знакомства убегали от него, и даже самые отчаянные, которым больше был нужен не дядя Боря, а его жилплощадь в общежитии, не выдерживали и пары месяцев. Однако же, одна страсть у дяди Бори была. И страсть эта была – голуби. Отец в профкоме выбил для дяди Бори участок в заводском садовом кооперативе, и смастерил там небольшой обшитый дранкой домик. На первом этаже домика, причем в любую погоду, ютился сам дядя Боря, а в мансарде обитало… о, сколько же там обитало голубей! Сизари, турманы, бородуны, белохвостые, трубачи-барабанщики и прочие, в несметном количестве каждый Божий день они вились над крышей дяди Бориной конурки. Дядя Боря часами сиживал в мансарде, разговаривал с птицами, кормил их с рук, а они ходили, нисколько не боясь, вокруг него, садились на голову. Возвращался с мансарды дядя Боря весь измазанный пометом, но совершенно счастливый. После общения с голубями он всегда укладывался на узенький топчан из необструганных досок, служивший ему постелью, и долго лежал, глядя в потолок и улыбаясь. В такие минуты дядя Боря не обращал ни на кого внимания, даже на нас с отцом, когда мы заходили и заносили ему что-нибудь поесть. А есть он хотел всегда, хотя и не говорил об этом. Зарплату и пенсию дядя Боря получал копеечные, да и те шли на корм голубям.
Шли годы. Менялась страна, менялся я. Мне уже было неинтересно говорить с душевнобольным, во время приходов к нам дяди Бори я сразу же закрывался в своей комнате. Отец тоже старался поменьше с ним разговаривать, часто даже не пуская дальше порога. Да и сам дядя Боря стал приходить к нам реже и реже. Речи его становились все более несвязными, он начал впадать в буйство, да так, что отцу пару раз приходилось утихомиривать его кулаком. Казалось, что болезнь прогрессирует. Как-то раз дядя Боря исчез на полгода. Встревоженный отец сходил к нему в общежитие, а вернувшись, на все наши вопросы покрутил пальцем у виска и обмолвился, что дядя Боря пишет книгу про голубей. Какой бред, какая книга! – подумали мы, и тема тут же была забыта. А через месяц к нам пришел дядя Боря.
Его было не узнать. Тощий как жердь, осунувшийся, с запавшими глазами, дядя Боря стоял на пороге нашей квартиры, робко улыбаясь, и протягивал нам несколько тоненьких книжек в сером переплете. А потом он впервые попросил хлеба. Отец молча провел его на кухню, налил остатки супа и дал краюху. Мы с матерью, ошарашенные, смотрели, как дядя Боря, согнувшись над тарелкой, поглощает еду. Ел он молча и как бы застенчиво, иногда виновато косясь на нас, будто извиняясь за свой голод. Доев все, дядя Боря встал из-за стола, не сказав ни слова, и пошел к выходу. На пороге он обернулся, вдруг посмотрел на меня и сказал:
– Ты что такой жирный? Давай, убирай тучность свою китайскую!
И ушел, не попрощавшись. Я покраснел, задетый за живое, так как с детства был довольно упитанным мальчиком. После его ухода мы сели разглядывать подаренные книги. Основное их содержание составляли «надерганные» из различных энциклопедий и расположенные в хаотичном порядке советы по содержанию и разведению голубей. Только две странички вступительного слова были написаны самим дядей Борей. Наверное, и эти две странички были для него адским трудом. Но мы невольно расхохотались, прочитывая по-детски наивные и неуклюжие фразы, в которых больной человек выражал свою бесконечную любовь к птицам. Кто же это все напечатал? Ведь эти книги не имеют никакой ценности!
Ответ выяснился довольно скоро. Через знакомых в общежитии отец узнал, что дядя Боря продал садовый участок, взял большую сумму в долг, и выпустил весь тираж книги за свой счет. С этого момента финансовое положение дяди Бори стало плачевным. Пока он писал книгу, с завода его уволили за прогулы. Вся пенсия по инвалидности уходила теперь на оплату долга. Соседи по общежитию рассказали, что неоднократно видели дядю Борю что-то собирающим в мусорных контейнерах. Да и из самого общежития его грозились выселить, как уволенного. Только после вмешательства отца дяде Боре «разрешили» пожить, как инвалиду. Но когда отец пришел в общежитие с сумками, полными продуктов, дядя Боря отказался говорить с ним и даже не открыл дверь.
Прошло еще несколько лет. Я поступил и окончил институт, похудел, и совершенно не вспоминал дядю Борю с его голубями. Потом на несколько месяцев я уехал из города, а вернувшись, узнал, что дядя Боря умер. Умер прямо на улице, тихо, окруженный стаей бездомных голубей, которых он кормил из своей руки. Хоронили его за счет города, так как никто не захотел брать на себя расходы на погребение. На похоронах присутствовали всего несколько человек: отец, представитель социальной службы, соседи из общежития. Все имущество дяди Бори составляли старая поношенная одежда и большой картонный ящик, полный изданными им книгами. Отец хотел забрать их себе, но, оказалось, на следующий день после похорон все вещи из комнаты были украдены.
… Через пару месяцев после смерти дяди Бори, в один из солнечных и морозных январских дней я отправился куда-то по своим делам. Путь мой пролегал через большой блошиный рынок, называемый в народе «Птичкой». Название это произошло от того, что один из закоулков рынка облюбовали торговцы попугаями, канарейками, хомяками и прочей домашней живностью. Я шел между развалами, и вдруг увидел грязную пьяную торговку. Она сидела прямо на земле, на подстилке из какого-то рванья, а перед ней лежали в рядок… дяди Борины книги! Первой моей мыслью было подскочить, взять ее за шиворот и выпытать, откуда у нее взялись краденые вещи. Но потом в мозг начали заползать трусливые мысли: «Ведь соврет… Все равно ничего не докажешь… Еще и крик подымет… Все равно, кому нужны эти книги?». С покрасневшими от стыда ушами, искоса поглядывая на торговку, я прошел мимо. Внезапно позади меня раздались крики. Обернувшись, я увидел поразительную картину: вокруг торговки вилась огромная стая голубей. Они с громким курлыканьем садились ей на голову и плечи, клевали в лицо и рвали когтями одежду. Торговка вся была испачкана пометом. Вокруг нее уже начинала собираться толпа, люди с изумлением смотрели на необычное поведение доселе считавшихся мирными птиц.
Что-то заставило меня повернуть голову. В метре от моего лица на карнизе торгового ларька сидел голубь. Он был большой, серо-белый, с пушистым венчиком перьев на голове. Птица сидела неподвижно, повернув голову, ее черный блестящий глаз смотрел прямо на меня. И вдруг откуда-то из глубин выплыла и закрутилась в мозгу фраза: «Ну что, сбросил тучность свою китайскую?»
