В кабинете следователя было темно. Только тусклым желтым светом горела настольная лампа, освещая несколько чистых листков бумаги и черную гелиевую ручку. Колпачок от нее лежал рядом. На стуле следователя сидел никто иной, как сам следователь – пузатенький лысый мужичок в больших роговых очках. По его внешнему виду – вываливающееся из-под охряного пиджака волосатое брюшко, не заправленная в брюки розовая рубашка, вспотевший высокий лоб и жилистая толстая шея – было ясно, что рабочий день давно закончился, и следователю быстрей хотелось уйти домой, к жене и детям – двум маленьким ребятишкам, Саше и Диме. Три дела за пятничный день вымотали его сильнее, чем краба, которым запрягли двуколку. Но осталось еще одно, последнее на неделе – именно по этой причине жене и детям следователя придется принимать поздний ужин без него самого, кормильца семьи, любимого мужа и заботливого отца. А потом можно будет с распростертыми объятиями встретить выходные.

На стуле напротив сидел юноша лет семнадцати с густыми черными волосами, очень симпатичный и чертовски харизматичный. Его только-только привели, он не успел промолвить ни единого слова, а по комнате уже веяло такой харизмой, какой позавидовал бы любой из гениальнейших актеров. Юноша не улыбался, но лицо его было довольным и таким беззаботным, будто его привели не к следователю на допрос, а в дорогой ресторан на романтический ужин при свечах. Выглядел он как типичный аристократ конца XIX века: пальто, фрак, брюки (все черное) и белая рубашка с кружевами. Карманные золотые часы на цепочке, дубовая трость с посеребренным круглым набалдашником и шляпа-цилиндр остались на входе у дежурного. Невзирая на до-бесстыдности элегантную одежду и не соответствующие XXI веку аксессуары (что могло говорить о неплохих заработках или огромном наследстве своего владельца), в карманах задержанного не нашлось ничего, кроме нескольких десятирублевых монет. Ни паспорта, ни каких-либо еще документов при нем не было.

Случай был занимательный (если данный эпитет вообще мог быть применим к делам, любым делам, следователя) – улики и доказательства против задержанного отсутствовали напрочь, зато свидетели происшедшего неустанно твердили о его виновности. Вдобавок ко всему, знакомые задержанного или те, кто хоть единожды имел с ним какое-нибудь дело, подливали масла в огонь, утверждая, что он свинья, лицемер, ублюдок, лгун, проныра и еще много других слов-прозваний, которые нельзя печатать в приличных издательствах. Одна сомнительная гражданка разгульного поведения и вовсе назвала его «самим Дьяволом». Ознакомившись с делом, следователь лишь надеялся скорее разобраться с ним и явиться домой не позже полуночи.

– Значит, вы утверждаете, – сказал следователь, зевнув, – что совершенно ни в чем не виновны.

Юноша кивнул:

– Разве порядочный джентльмен может опуститься до такой тривиальной низости.

Руки его аккуратно лежали на столе, и следователь видел выглядывающие из-под рукавов пальто кружевные манжеты, на которых, кстати говоря, были аметистовые запонки.

– Очень симпатичные запонки, – сказал следователь, меняя тему – специальный маневр любого профессионального детектива. – И, надо думать, не из дешевых.

– Приобрел на Востоке, когда путешествовал, – ответил юноша без эмоций.

– Путешествуете?

– В данный момент, как видите, нет. Вернулся на родину. Ненадолго. На лет пять, может быть, шесть.

Следователь даже бровью не повел, но заметку на чистом листке все же черканул. Колпачок от ручки остался нетронутым.

– Где проживаете постоянно?

На этот раз юноша улыбнулся. Слегка.

– Как у любого другого джентльмена, верного Королеве, у меня одно постоянное место проживания. Великобритания.

Следователь подумал и снова сделал заметку под предыдущей записью. На листке грязным неаккуратным почерком появилась надпись «Псих?».

– Говорите по-английски? – уточнил он.

– Кроме родного языка знаю русский, немецкий, французский, португальский и польский.

– Простите, а родного это, какого?

Юноша усмехнулся.

– Ну, как же? Языка Ее Величества Королевы.

– Какой Королевы? – следователь догадывался, о какой королеве идет речь, но хотел, чтобы чокнутый юноша сам сказал. Разговор слово в слово записывался на пленку.

– Извиняйте, извиняйте, сэр следователь, – засмеялся юноша, и в темноте блеснули белоснежные ровные зубы. – Королевы Виктории, конечно же.

Гелиевая ручка записала что-то на листке. Колпачок по-прежнему лежал на столе.

– Какой, по-вашему, сейчас год, молодой человек? – учтиво спросил следователь.

Задержанный юноша вновь прыснул смехом, но не развязно, а тактично, как настоящий джентльмен.

– А вы не без чувства юмора, сэр следователь! Тысяча восемьсот девяносто третий, разумеется. Какой же год еще может быть.

«1893» – записала ручка в руках следователя, а сам он поправил очки, сползающие с носа.

– Ясно. Так вы считаете, что находитесь сейчас в Англии, которой правит Королева Виктория?

– Альтернативы и быть не может.

– Понятно, – вновь буркнул следователь и поставил жирную точку на бумаге. – Итак, вы утверждаете, что кинулись с кулаками на того мужчину, потому что приняли его за своего знакомого?

– Боже мой, сэр следователь! Разве может честный джентльмен кинуться на своего знакомого с кулаками! Я подошел к тому мужчине, чтобы поблагодарить и пожать ему руку. Но, увы, как правильно вас осведомили, я обознался.

– Да, да, – послышался короткий голос следователя. В его руках, откуда ни возьмись, появилась небольшая папочка, перевязанная розовой тесьмой. Следователь открыл ее и теперь рассматривал содержимое. – Это не первый случай, когда вас застают инициатором подобных беспорядков.

– Дамы и господа просто невнимательны. Вот и винят в различных вакханалиях честных и порядочных джентльменов.

– Да-да, конечно, – сказал следователь и оторвался от папки. – Так за кого, вы говорите, приняли того мужчину?

Юноша глянул на следователя равнодушно.

– А вы тоже невнимательны, сэр следователь. За кого я принял того джентльмена, я утаил от вас. Но если вы настаиваете…

– Настаиваю. Расскажите о вашем знакомом больше.

Юноша терпко вздохнул. Очевидно, эту историю он рассказывал уже не один десяток раз.

– Что ж, как вам будет угодно. Начну. Своего знакомого я не видел очень давно. Гораздо дольше, чем вы можете себе представить, сэр следователь. Честно говоря, я встретился с ним всего однажды, но знаю о нем все до мельчайшей детали. Вам, вероятно, он тоже должен быть знаком.

– Почему вы так думаете?

– Потому что он – известный писатель.

– Неужели? И как его зовут?

Юноша помедлил, а потом ответил:

– Оскар Уайльд.

 

Тогда был жаркий безоблачный день. На улице стояла поздняя весна. В тот год я заканчивал одиннадцатый класс в лицее. Оставалось сдать последние экзамены и получить аттестат. Я возвращался домой, жутко разозленный оттого, что девочка-одноклассница отказалась пойти со мной на выпускной бал. Очень уж сильно хотелось мне пойти именно с ней. Впрочем, это не так важно. К моему знакомому это никакого отношения не имеет.

Я шел по скверу и недоумевал, почему оный был абсолютно пустым, хотя обычно в нем яблоку негде упасть. Представьте мое удивление, когда я уже почти вышел за пределы парка, как услышал позади себя чей-то голос. Вроде бы шел, и никого не было, а тут вдруг как снег на голову. Я обернулся и увидел на лавочке темноволосого мужчину, одетого почти так же, как я сейчас. У него была длинная трость, на которую он опирался одной рукой, и цилиндр – тот лежал на лавочке сбоку. Незнакомец звал меня по имени.

Я приблизился к нему и спросил, откуда он знает, как меня зовут.

– Я знаю о тебе все, – ответил странный незнакомец.

– Вы что, следите за мной? – поинтересовался я. Я не боялся его. Совсем наоборот. Мужчина не оставлял желать о себе лучшего. Такой приятный он был.

– Совершенно верно, – подтвердил мою догадку он. – Но в моих действиях нет никакого гнусного умысла.

– То есть вы не маньяк и не извращенец?

Незнакомец только затейливо хмыкнул, и я понял – он не тот и не другой.

– Чего же вы хотите? – спросил я.

– Хотел лично с вами увидеться, Вит, – ответил мужчина. Мое настоящее имя было Виталий, но я предпочитал, чтобы меня называли Вит. – Хочу, чтобы наша встреча отложила отпечаток на вашей судьбе.

Тогда он говорил загадками, но сейчас мне предельно ясен смысл его слов. Наперед хочу сказать, что та встреча отложила отпечаток не только на моей судьбе, но и на моей душе.

Мужчина пригласил меня сесть на лавочку, и я принял его предложение. На время нашего разговора он даже дал мне подержать свою трость – тем самым он доказал свое доверие ко мне. Я не был каким-то жуликом, и омрачать его безоблачное мнение обо мне не желал. Не знаю, что на меня нашло, но тогда я превратился во весь слух. И незнакомец рассказал мне свою историю.

Он был писателем и жил при Королеве Виктории. Да, моим случайным собеседником в тот солнечный весенний день был человек из прошлого. Он очень хорошо высказывался по-русски, но был англичанином. Хотя, быть может, на самом деле он говорил по-английски, просто я его прекрасно понимал. К делу это особенного отношения не имеет. Он сказал, что прибыл в будущее, чтобы найти материал для своего романа. Это как художник ищет модель для позирования. И, как выяснилось позже, он его нашел. Меня. Тогда я еще не знал, каким образом я мог помочь ему в написании романа. Незнакомец поблагодарил меня за содействие (хотя я, впрочем, ничего и не сделал), заверил, что мы еще встретимся, отвлек мое внимание наивным детским приемом и исчез. А вместе с ним исчезли его шляпа-цилиндр и трость, которую в течение всего нашего разговора я сжимал в руке. Да, он был типичным англичанином. Ушел, не попрощавшись.

Я было подумал, что у меня случилась галлюцинация, но все же решил испытать судьбу. Я знал одно – раз тот незнакомый писатель собрал материал для романа и отправился в викторианскую Англию, значит, роман был написан. Оставалось его только найти в нашем времени.

И вот, спустя пару месяцев, уже когда я получил аттестат, мне порекомендовали посмотреть фильм о человеке, который заключил сделку с дьяволом, мол, все бы отдал за вечную молодость и красоту, а вместо меня старел мой портрет. Мне жутко понравился этот фильм, и я нашел книгу, по которой была снята эта картина. Книга называлась «Портрет Дориана Грея».

И что же я увидел, когда открыл книгу на первых страницах? Я увидел портрет писателя. Это был тот самый загадочный незнакомец, который повстречался мне в сквере. Итак, теперь я знал его имя – Оскар Уайльд. Не помня себя от радости и предвкушения, я погрузился в чтение романа, в создании которого принимал, пусть и косвенное, но все же участие. Я был уверен, что это именно тот роман, что я искал целых два месяца. И мои гипотезы подтвердились в тот же вечер. Я читал историю про Дориана Грея, но видел в роли главного героя всего себя. Образ Дориана был точной копией образа меня. Тот же нрав, те же привычки, то же мировоззрение. И когда я дочитал последнюю страницу, я еще долго не выпускал книгу из рук. В тот вечер (или, правильнее было бы сказать, ночь, потому что я читал много часов кряду и не заметил, как город за окном уснул) меня пронзило то же желание, что и главного героя романа. Я захотел вечно оставаться молодым и красивым (чего у меня было не занимать). Но вот ведь неувязка – у меня не было портрета! Никто никогда в жизни не писал моего портрета. И тогда меня осенило. Раз Оскар Уайльд списал образ Дориана Грея с меня, значит, в романе и описан мой портрет. Бэзил Холлуорд создал портрет Дориана посредством кисти и красок, а Оскар Уайльд написал мой портрет с помощью пера и слова. Чем не портрет? Портрет Вита Грея, как я прозвал себя тогда. Не выпуская книгу из рук, я сказал мысленно: «Все бы отдал, чтобы бы всегда оставаться таким молодым и красивым, а этот роман – «Портрет Дориана Грея» – старел бы вместо меня». Потом я отложил книгу в сторону и подловил себя на мысли, какой же глупостью я занимаюсь по ночам. Весело рассмеявшись, я лег спать, чтобы вскоре проснуться и встретить новый день.

На протяжении следующих нескольких месяцев я рекомендовал своим друзьям и знакомым, родственникам и случайным прохожим, словом, всем, прочесть «Портрет Дориана Грея». И когда люди читали этот роман, я ощущал, что они прощупывают мою душу. Познавая характер Дориана, они познавали меня. И мне нравилось это. Разве не этого хотел Оскар Уайльд? В отличие от Безила Холлуорда он не стеснялся выставлять свое творение на показ. Миллионы людей на планете заглянули в его душу, так же как и в мою собственную.

По случаю и без случая я цитировал «Портрет»; такие фразы как «естественность – это поза, и самая ненавистная людям поза», «совесть – официальное название трусости» и «единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему» были моим жизненным кредо. Я жил этим романом, потому что, не будь меня, не было бы и романа.

А затем я обнаружил то, чего больше всего на свете желал и чего больше всего боялся. Я не старел. Дни все шли и шли, за ними недели, месяцы, годы, мои друзья взрослели, женились, рожали детей, родственники умирали, а я по-прежнему видел в зеркале семнадцатилетнего юношу. Люди со всего мира читали «Портрет» и каждый находил в нем что-то для себя; кто-то от него фанател, кто-то – презирал, мнений было каскад, и они всегда менялись, а я оставался прежним. Роман старел, как я того когда-то пожелал, а я оставался прежним. Молодым и красивым. И тогда я понял, что это не проклятье, а дар. И им надо пользоваться. Им надо наслаждаться. Я менял друзей, лучших на худших, и наоборот. Я знакомился с девушками разных возрастов; не скрою, среди них были и совсем молоденькие девочки, и взрослые замужние женщины. От меня все были без ума. Я много путешествовал, потому что семнадцатилетнему юноше – ВСЕГДА семнадцатилетнему – сложно оставаться на одном месте. Нужны новые университеты, новые школы, новые города. С каждым годом я становился умнее и мудрее, мой кругозор расширялся до невероятных размеров, я изучал разные науки: физику, химию, естествознание, философию и историю разных стран, иностранные языки. Я испробовал себя в шкуре бродяги, наркомана, гомосексуалиста, преподавателя, заключенного, сутенера, содержателя паба в Ирландии, тибетского мудреца, мастера боевых искусств. Всего и всех не перечислишь. Я любил. Любил очень многих девушек. Девушек разных национальностей и цветов кожи. Но со временем мне начала докучать такая жизнь.

И тогда я вспомнил, что Оскар Уайльд обещал встретиться со мной еще раз. У меня появилась новая цель – найти этого гениального писателя. Увидеть его еще разок и пожать ему руку. Без него моя жизнь была бы совсем иной. Я благодарен ему за такой подарок.

 

– А что дальше? – спросил следователь, поглощенный историей юноши.

– Дальше я только и делал, что искал по всему свету Оскара Уайльда. Начал я свои поиски, конечно же, с Англии.

– И как успехи?

– Если бы я завершил свои поиски, я бы не обознался сегодня на улице, и меня не доставили бы к вам.

Следователь закивал головой, мол, верно, верно.

– То есть вы, Вит Грей, не собирались причинять увечья сегодняшнему мужчине? – спросил он.

Вит Грей отрицательно покачал головой. Лицо его снова лишилось эмоций.

– Вы когда-нибудь перечитывали «Портрет Дориана Грея»? – поинтересовался следователь больше из любопытства, нежели по делу.

– Никогда. Но я помню его наизусть. Слово в слово. Это ведь роман обо мне.

– А, да-да, – вновь закивал следователь, будто запамятовал, и черканул на уже изрядно исписанном листе слово «Псих!». На этот раз колпачок он надел на гелиевую ручку. Больше писать никто ничего не собирался. Случай был очевиден. Сумасшествие на лицо. Сколько таких случаев было за время пребывания следователя на этой должности? Десятки? Может быть, сотни? Всех и не счесть. Правда, нынешний случай мог показаться особенным – слишком уж складно задержанный говорит. Что ж, просто очень бурное воображение и отшлифованные ораторские навыки.

«У парня просто поехала крыша!» – заключил следователь и начал завязывать тесьму на папке. Придумал какие-то басни про перемещение во времени и бессмертную жизнь. Да еще такого замечательного писателя подключил! Ищет он его, конечно. Видать, один из сдвинутых фанатов Оскара Уайльда, что-то вроде тех, кто считает себя самим Оскаром Уайльдом. Только этот втюрился в одного из героев его романов. Какой же все-таки псих. В психушку его надо, не иначе.

«Может, задать последний вопрос? – подумал следователь, покончив с папкой. – Так, для проверки».

– Сколько вам лет, молодой человек?

Вит Грей равнодушно ответил:

– Пятьдесят три года. Уже тридцать шесть лет я семнадцатилетний.

– Понятно, – только и сказал следователь и засунул ручку с листочками в карман пиджака. Времени на часах было уже далеко за полночь. Надо закругляться.

– Прежде, чем принять окончательное решение насчет меня, – медленно произнес юноша, – вспомните, что у меня есть цель.

«А у меня ее как будто нет!» – возмутился мысленно следователь.

– Нет, – коротко сказал Вит Грей.

– Что «нет»? – не понял следователь.

– Нет у вас цели. Вы живете и не знаете, зачем живете. Жена? Вы думаете о ней также часто, как и я о вас. Дети? Вы ждете не дождетесь того момента, когда они станут взрослыми и самостоятельными и оставят вас в покое. Работа? Мы оба знаем, что она нужна вам не более чем мне нужен мой паб в Ирландии. У вас нет цели в этой жизни. Вы просто отживаете свой век.

Следователь напыжился и побагровел, натурально став похожим на краба. Его задели слова сидящего напротив юноши. И задели они его именно потому, что были чистейшей воды правдой. Никогда в жизни он не видел и не слышал более точного попадания. Попадания прямо в душу.

– Поверьте, – сказал Вит Грей, – я повидал разных людей, и почти все они мало, чем отличались от вас, сэр следователь.

Лоб следователя выпрямился, злоба исчезла с его лица. Он такой не один.

Следователь встал, выключил настольную лампу и направился к выходу.

– А со мной что? – без эмоций спросил задержанный юноша из темноты.

Следователь с папкой в руке остановился и через плечо ответил:

– Можете идти. Получите свои вещи у дежурного.

Вит Грей молчал. Молчал, но следователь спиной чувствовал, что этот дьявол улыбается.

– Знаете, почему я не сдал вас в лечебницу? – сказал следователь, не поворачиваясь к собеседнику лицом. – Потому что психов в больнице объединяет одно главное свойство – у них нет цели. Они просто доживают свой век, как вы правильно заметили на мой счет. А у вас есть вера. Вера в то, что вы найдете этого писателя, несмотря на то, что он уже более века лежит в могиле. Идите же и двигайтесь к своей цели, какой бы иллюзорной она ни была.

Потом он скрылся за дверью.

 

Вит Грей, получив свои вещи у дежурного, прогуливался по ночному городу. На дворе стояла осень – любимое время викторианских романтиков. Вит Грей мог побыть наедине с самим собой. Окружала его только ночная осень.

Следователю он рассказал чистейшую правду. В этом-то и заключалась вся соль удачно сыгранной партии. В правде. На шахматной доске играли только две фигуры – сам Вит Грей и следователь. Вот только следователь не знал, что сослужил в роли пешки, в то время как Вит Грей был ферзем.

Философия Вита Грея в последние тридцать шесть лет заключалось в одном – обманывать, обманывать и обманывать ради достижения целей. При помощи лжи и обмана он разбогател. Обманывая всех и вся, он стал таким, какой есть сейчас. Ложь, лицемерие, похоть, порок за пороком – все это было в Вите Грее, как ингредиенты были в коктейле под названием «жизнь».

И вот однажды его посетила мысль: я всегда выбирался из разных переделок путем обмана, почему бы хоть раз не попробовать выйти сухим их воды безо лжи? Использовать в своем арсенале только правду. Рассказать все, выговориться, поведать свою историю человеку, которому она покажется совершенно неправдоподобной. Вот чего захотел Вит Грей. Эксперимента.

Тут и случай представился соответствующий. Вит Грей встретил человека, очень похожего на Оскара Уайльда, и накинулся на него со своей тростью, готовой пересчитать кости. Да, только в этом пункте пришлось немного исказить истину. Вит Грей действительно собирался убить того мужчину, но его вовремя задержали власти, избавив и без того порочную душу от очередного греха. На такой поступок имелась своя причина.

У Дориана Грея, в отличие от Вита Грея, было явное преимущество – он в любой момент мог покончить со своей бессмертной жизнью. Его душа переместилась в портрет, в вещь, в единственный вариант, в подлинник. Вит же заточил душу в роман. Роман. Не книгу, которую можно сжечь, утопить, проткнуть кинжалом или прострелить револьвером, а роман – нечто абстрактное, то, что после прочтения откладывает след в человеческой памяти и душе. Рукописи не горят, как верно сказали великие мудрецы. Подписываясь на сделку с дьяволом, Вит Грей не предполагал, что контракт нельзя будет расторгнуть.

По данной причине он возненавидел человека, создавшего этот роковой роман. Оскара Уайльда. Вит Грей действительно мотался по всему свету в поисках Оскара Уайльда, но не для того, чтобы пожать тому руку, а убить. Тот весенний день тридцать шесть лет назад испоганил всю его жизнь. Он навечно остался семнадцатилетним юношей, видел смерть родных и дорогих ему людей, его презирали, ненавидели и хулили. И все это из-за того, что Оскар Уайльд написал «Портрет Дориана Грея».

Именно поэтому Вит Грей должен убить Оскара Уайльда.

Именно поэтому он вернулся на родину. Он объездил весь земной шар, истоптал каждый метр. Кроме одного – последнего – места. Сквер. Сквер, где впервые встретил ЕГО. Дьявола в человеческом обличии.

Он должен убить Дьявола.

И тогда он уничтожит портрет Вита Грея.

И тогда он обретет покой.

 

27.03.2011