Был обычный мартовский день. Один из многих, что уже прошли, и тех, чье время ещё придет. И думать о том, что для кого-то этот день может стать последним, было просто невозможно – настолько красив был окружающий мир. Да и разве что-то может помешать наступлению такого дня? Даже сама смерть была бы не в силах отнять у человечества этот день. Умирая сегодня, человек мог только перестать быть свидетелем той переполняющей душу красоты, но никак не мог повлиять на её искрящиеся счастьем движения. Радость чувствовалась, казалось, в самом воздухе. Все оживало, и природа распрямляла свои крылья, что бы заключить в свои теплые объятия весь мир со всеми его пороками и бушующей ненавистью.

Блуждающие глаза наблюдали за всем этим из окна. Они ничего не видели и ничто не могло отразиться в них, но они с небывалым упорством смотрели на эту невыносимую красоту и пытались постичь то, что дано немногим, но чего обладатель этих глаз был лишен… лишен, быть может, навсегда. Его пальцы лежали на подоконнике и дрожали, отстукивая еле слышный, но наполненный отчаянием ритм… ритм его жизни. Утро только началось, но он уже не мог выносить дневной свет, вселяющий в него что-то новое и дающий возможность понять жизнь с другой – светлой стороны, но от чего он приходил в неописуемый ужас и в его голову невольно закрадывались мысли о самоубийстве. Он понимал, что его жизнь только начинается и что в его силах все изменить, но, казалось, сами демоны поддерживали в его душе тот, еле тлеющий огонек ненависти, который временами превращался в настоящие пожар, готовый поглотить все живое. И у него не хватало сил, а может, ему просто нужна была чья-то помощь, что бы погасить в себе этот пожар и посеять зерно надежды, плоды которого успокоят его воспаленный мозг. Лучше бы он умер. Сотни раз он задумывался о прелестях своей смерти, и сотни раз не мог решиться, вновь и вновь приходя в ярость от свей беспомощности. Но в мире своих грез он умирал постоянно и самыми различными способами, и тогда, забываясь в этой предсмертной агонии, он был счастлив. Только сон мог подарить ему те сказочные ощущения, которых он был лишен в реальной жизни. Только во сне он был король и раб, прекрасный любовник и омерзительное существо с другой планеты. Но сон не мог поглотить его навечно и ему каждое утро, мирясь с неизбежностью, приходилось вставать с кровати и со слезами на глазах ощущать, как окружающий мир начинает течь в его теле, причиняя ему столько страданий.

Он не был злым человеком. Боль других существ отражалась в нем как в зеркале и бывали моменты, когда он хотел, что бы его сердце очерствело настолько, что бы любые страдания окружающих не могли вызывать в нем ничего, кроме холодного безразличия. Но этого не было и не могло быть.

Оставаясь наедине со своими мыслями, он не мог радоваться. Только отчаяние и безысходность заполняли его мысли, а думал он много и о вещах, о которых возможно стоит молчать. Но он не мог и не хотел не знать. Ему нужна была истина и не получив ответов на свои вопросы он просто не мог умереть. Разве можно верить людям? Можно верить тем, кто, как и ты находится в неведении? Конечно, нет. И как понимающий это человек, он искал свою правду в местах лишенных пытливых глаз современности – там, где пустота была эталоном абсолютного счастья, а смерть улыбчивым проводником, любезно показывающим дорогу и не позволяющим заблудиться в лабиринте жизни.

А сейчас его глаза наблюдали за играющей множеством красок жизнью из окна. Они все так же ничего не видели и ни что не могло отразиться в них, но они все с тем же упорством продолжали всматриваться, что бы не пропустить чего-то, что сможет принести ему долгожданный покой…

Месяц назад он познакомился с девушкой. Сама встреча была необычной. Они оба это понимали. Не заглядывая ни на миг вперед, они хотели только стать той недостающей частью друг для друга и заполнить собой пустоту в сердце другого.

Был уже вечер. Тени деревьев удлинялись, неизбежно напоминая о том, что этому безмятежному покою суждено скоро закончится… с восходом солнца. Он почти неслышно шел по главной аллее довольно старого провинциального кладбища к месту, откуда был хорошо виден закат. Он каждый день приходил сюда, ещё, когда было светло и уходил, когда первые лучи солнца обжигали его своим нещадным огнем. Он бежал домой, стараясь не видеть ничего и никого вокруг. Закрывался в комнате с задернутыми бархатными шторами и около часа сидел в тишине и пытался привыкнуть к ненавистному ему утру. Но после все приключения ночи забывались, и он снова был готов принимать пощечины солнца. Но сейчас у него оставалось около пятнадцати минут, что бы пройти оставшееся расстояние и вновь окунуться вместе с ненавистным ему городом в сумрак. Неслышно подходя к месту своего ночного обитания, он заметил фигуру похожую на призрака сидящего на его скамейке. Он не мог оторвать от неё свой изумленный взгляд. Он не верил в призраков, но, находясь в вечных сомнениях, он не посмел исключить и эту возможность. Девушка сидевшая на этой скамейке либо спала, либо находилась настолько глубоко в своих мыслях что потревожить этот прекрасный задумчивый взгляд он не посмел. Он неслышно прошел мимо неё и сел на соседнюю скамейку рядом с могилой какого-то генерала, умершего около десяти лет назад. Солнце уже заходило, и он погрузился целиком в этот самый прекрасный момент, который могла только создать природа. Его тело наполняла слабость и это похоже было на прекрасный сон, в котором не видно никаких предметов и людей – просто набор идеально подходящих друг другу красок, которые смешиваются в вихре полном жизни и смысла. Он знал что девушка, сидящая рядом, чувствовала то же самое. Но он не мог и не хотел произносить даже самый неслышный звук, что бы привлечь её внимание – он и так знал, что они вместе любуются этим закатом и друг другом, даже если об этом и не говорят. Тем временем солнце уже почти скрылось за горизонт, и кладбище постепенно опустилось во мрак, успокаивающий мрак смерти. Как прекрасно было это уже ночное кладбище. Оно напоминало о тех, кто был и о тех, кто только будет. Оно наполняло душу благоговейным трепетом перед теми, кто уже смог узнать правду о жизни и смерти, но по непонятным причинам не желающим открыть эту тайну живым. Огни отдаленного города отражались от надгробий, и создавалось впечатление, что глаза каждого умершего, изображенные на этих плитах пристально смотрят за каждым твоим движение, что бы не пропустить момент, когда ты потеряешь бдительность, что бы забрать тебя в свой мир полный мертвых чувств и эмоций. Неясно сколько они сидели в безмолвии, но когда он пришел в себя – они сидели уже на одной скамейке, и в его дрожащей ладони лежала дрожащая ладонь его спутницы. Он не видел её лица, не знал насколько оно красиво по меркам земным, но он знал, что это лицо покрыто слезами, а его красота видна только ему, и только он может понять истинную причину этих слез. Они молча узнавали друг друга. Молча постигали все закоулки души. По их лицам стекали слезы, но это были уже слезы радости и нескрываемого счастья от того, что теперь каждый из них не один и что теперь они наконец смогут побороть своих призраков и познать то счастье любви, о котором они боялись думать прежде. Они в этот момент больше всего на свете хотели, что бы эта ночь не заканчивалась никогда, и что бы им не могло помешать чье-то бесцеремоннее вмешательство. И только сейчас он заметил, что на его спутнице одето легкое белое платье так неподходящее к той мрачной обстановке кладбища. Но скорее это кладбище и сам он не подходили к искрящемуся свету этого поистине прекрасного наряда. Говорить они все так же не могли, но уже знали, что их жизни шли параллельно, и каждая пережитая эмоция была пережита и другим. Ночь уже заканчивалась, и каждому из них предстояло уйти в каком-то своем направлении и увидеться на кладбище только следующей ночью. Того недолгого разговора уже на рассвете им хватило что бы понять – они не будут жить так как живут миллионы. Они не станут встречаться днем, и он никогда не предложит ей стать его женой. Но они будут жить сильнейшими эмоциями, которых лишены другие. И пока будут жить эти, кажется нескончаемые переживания и чувства – им не суждено расстаться.

Они так и не знали имен друг друга. Уже шестую ночь подряд они приходили к обрыву на кладбище и смотрели молча на закат. Потом всю оставшуюся ночь делились своими страхами и находили утешение в прикосновении друг друга. Они никогда не рассказывали о своей другой жизни – той, которая начинается с рассветом и заканчивается их встречей у обрыва на кладбище. Хотя у каждого из них были свои дневные друзья, которые были с ними на работе и дома. Они могли стать такими друзьями, но это уничтожило бы все то, что они так долго искали. Недолгое время и им пришлось бы расстаться. Они не могли этого допустить.

Кажется, они задремали, и лучи солнца стали нещадно бить им в глаза. Они сидели все так же на скамейке и держали друг друга за руки. Этой ночью был их первый поцелуй, наполнивший их сердца неописуемым счастьем переполняемой любви. Они поклялись этой ночью быть всегда вместе и каждую ночь встречаться на этом месте и наслаждаться тем, что ещё недавно их пугало. И когда солнце осветило их лица помимо вполне объяснимой боли в глазах они не чувствовали былого отвращения и боязни дневного света. Он могли быть счастливы всегда – даже когда город оживал и наполнялся, как им казалось, ложной радостью. Они уже не моги видеться только ночью. Им все труднее было расставаться по утрам и с каждым днем они все раньше и раньше приходили на кладбище, пока однажды не оказались там ещё до полудня.

Отныне все время они стали проводить вместе. Темы их разговоров, казалось, никогда не исчерпают себя. Темы смерти в их беседах постепенно заменили темы любви. Так проходила нескончаемая череда дней и ночей, пока однажды ночью он не пришел на их кладбище с их закатом.

Тем вечером он как всегда сидел дома с задернутыми шторами и непонятные и пугающие мысли приходили в его голову. Он не знал почему, но желания идти сегодня на кладбище не было. Он не хотел видеть ту, с которой ещё совсем недавно он хотел провести всю жизнь и всю смерть. И смутное чувство того что их мысли уже не находят отражения друг в друге пугало его. Чувства к ней таяли прямо на глазах, и он не мог этого выносить…

«Смерть. Неужели смерть не милее скуки? Умри один из нас сейчас – это убило бы и второго, но ещё один прожитый день отдалит нас ещё сильнее и когда-нибудь я не вспомню о ней и моя душа вернется в ту же пустоту и безысходность, где она было до встречи… Уж лучше смерть…»

Записка, которая лежала на их скамейке, была написана за день до того, как ночью девушка в светло-сером платье нашла её…

«Я понимаю только теперь к чему я шел всю жизнь. Я не мог решиться на поступок, способный ответить на все мои вопросы. Но только с твоим появлением в моей жизни я стал видеть свет там, где раньше его не было. Спасибо тебе за все то, что мне посчастливилось с тобой испытать. Но я должен уйти сейчас, потому что потом ты меня не отпустишь. Я люблю тебя любовью большей, чем кто-то может описать словами, но я уже не в силах нести в себе это чувство. Оно меня притягивает к тебе и отдаляет от мира моих грез… Прощай».

Он должен был что-то сделать, что смогло бы возродить в нем былые чувства и былую страсть. Он не мог просто смириться с тем, что его не тянуло к ней. Это письмо вселит и в неё и в него новые неизвестные чувства – чувства потери. И поможет не расставаться уже никогда. Он умрет лишь в её мыслях, где потом родится новое чувство вселенской любви. Немного усилий и страданий и все станет так, как не было ещё никогда. Она перестанет терять к нему интерес и снова все станет как было той первой ночью на том прекрасном кладбище. Именно с этими мыслями он отправился на их место и оставил эту мерзкую записку на той самой скамейке, где они были ещё совсем недавно счастливы.

Её тело сотрясали рыдания, и крики безысходной боли разрывали тишину кладбища. Слезы текли по её лицу, и ничто на свете не могло их остановить. Тот, кто стал для неё всем ушел в боли и отчаянии, оставив её наедине с их одиночеством. Эгоистичный поступок лишил её надежды на всякое спасение. Она не знает ни его адреса, ни его телефона. Зато она знает его решимость и боль – она единственная кто об этом знает. Но как? Как он мог так поступить? Неужели он не был счастлив с ней? Это неправда – он не мог лгать, когда говорил, что любит её и что она наполнила смыслом его обреченную жизнь. Но в глубине души причина такого поступка была ясна ей, но она боялась себе в ней признаться. Они исчерпали друг друга, исчерпали без остатка. И все там же в глубине души она понимала его поступок, и, в какой-то степени, завидовала той решимости, к которой она сама шла многие годы. Но этим мыслям не остановить её бесконечную скорбь и не придать сил, что бы пережить его смерть. Умер не просто человек из плоти и крови – умер весь мир. Луна больше никогда не будет настолько заманчивой, солнце не будет наполнять её душу все той же неприязнью и она не сможет больше прийти на это кладбище, как и не сможет уже с него выйти…

Тем временем еле слышные шаги раздавались в доме бесконечной скорби, где, ещё совсем недавно, трясущаяся рука выводила ужасающие слова черными чернилами на ослепительно белой бумаге. Он не находил себе места и пытался мысленно представить себе состояние своей ночной возлюбленной, склонившейся над его предсмертной запиской. Он знал, что по её щекам в данный момент текут слезы, и что причина этих слез должна быть мертва, но вопреки здравому смыслу он жив… жив по чьей-то глупой ошибке.

Шаги уже долгое время не давали комнате погрузиться в полную тишину. Ощущение ошибки не могло остановить этих шагов. Все, что ещё недавно помогало ему успокоиться, перестало нести в себе эти волшебные свойства. На стенах, где прекрасные краски картин ещё вчера могли унести его в мир грез, теперь висели безобразные полотна с непонятной и противной мазней. Он потратил большие деньги, что бы купить эти произведения искусства, но теперь он понимал, что истинное произведение божественного искусства сейчас страдает по его вине. Неужели все, что он ценил раньше, могла заменить всего лишь одна женщина? Ответом на этот вопрос был стук ломающейся рамы ещё недавнего произведения искусства. Красивая музыка, доносящаяся из спрятанных под столом колонок, не успокаивала, а разрывала мозг своими немелодичными звуками. И ответом на эту не музыкальность стал крик уже не человека, но существа, достигшего дна, чье сердце источало боль и слезы непонятной потери. Даже алкоголь, который мог помочь забыться не привлекал его, и он в отчаяние разбил эти ненавистные ему бутылки, наблюдая, как сотни осколков разлетаются в разные стороны и исчезают в темноте углов, а на ковре остаются лишь те, что не успели испариться во мраке ненавистной комнаты. Ещё около получаса он разбивал мебель своей комнаты и разрушал прошлую атмосферу счастья ударами окровавленной руки. Битые стекла и уже бесформенные куски дерева с точностью могли показать то, что теперь было внутри этого человека. Обессиленный он упал на пол и, закрыв лицо руками, кричал от нестерпимой боли, которая отныне поселилась в закоулках его терзаемой души.

Несколько первых шагов, сделанных уже несколько пришедшим в себя человеком, дались ему с большим трудом, но необъяснимый и нескрываемый страх заставлял его идти… идти… идти…

Сквозь слезы уже который раз глаза перечитывали письмо, оставленное доведенным до отчаяния человеком, и все новые и новые крики вырывались из уст девушки в прекрасном светло-сером платье. Написанные слова уже не могли причинить больших страданий, и смысл написанного уже был абсолютно ясен, но взгляд все продолжал бегать по этим строчкам, где, казалось, родится новый смысл, где она увидит мир своего возлюбленного во всей его красе и полном ответов на их вопросы, куда она неспешно спустится, что бы остаться там навсегда. Но этому не позволено случится на земле, и она это понимала.

Она сидела на скамейке неподвижно, и лишь размеренное дыхание говорило о том, что этот человек ещё жив. Закрытые веками глаза смотрели куда-то вдаль и в темноте видели причудливые образы сказочных животных, что неспешно гуляли по весеннему, залитому солнцем лесу и каждым движением создавали гармонию этого мира. Кажется что это сон и что он вот вот закончится и все эти прекрасные картины сменит мерзкое кладбище, полное страдания и скорби. Ещё один вдох и весь лес, кажется, наполнился свежим, непохожим на земной, воздухом. Выдох… и вакуум наполнил его, но лишь с той целью, что бы через мгновение снова наполнится жизнью… Её дыхание сровнялось с дыханием этого леса и прекратись одно – тут же оборвется и другое. Она сделала пару неуверенных шагов в своем прекрасном сне, но к её немалому удивлению, он не оборвался, как обрывались десятки снов до этого… Это был больше чем сон. Мысли неспешно текли в её голове; легкие и непринужденные, они даже не были заметны ей самой. И можно было сказать, что их и вовсе не было… Дыхание её, тем временем, становилось все медленнее и размереннее, отчего она была счастлива. А мир реальный все дальше и дальше уходил из её воспоминаний, а на его место вставал этот прекрасный лес с его, ещё непонятым счастьем… Выдох… пауза все длиннее… вдох…

Он со всех ног бежал по улицам на кладбище. Ему не приходилось даже смотреть под ноги – он знал дорогу наизусть. Испачканное кровью и слезами, его лицо было похоже на лицо безумца, совершившего неописуемое зверство с каким-нибудь несчастным. Немногие прохожие, попадавшиеся у него на пути, отступали в сторону и с испугом и облегчением смотрели ему вслед, когда он пробегал мимо, не обращая на них никакого внимания. Неясная тревога терзала его сердце, и он не знал, что он будет делать, когда достигнет своей цели и что он может там обнаружить, а его некогда богатое воображение не предоставляло ему ни одного варианта того, что могло там ждать. Наступившая уже темнота не радовала его… наоборот – она его пугала. В свете фонарей окружающим становилось видно его неестественно бледное, кровавое лицо, и только скорость его бега не давала им шанса успеть в достаточной степени заинтересоваться его персоной, а, возможно, и помешать ему достигнуть своей цели. Но вот он одним прыжком пересек невысокий забор ненавистного отныне кладбища и по уже заученной дороге бросился к их месту, где он ещё совсем недавно оставил свою никчемную записку. Как же он желал, что бы она не читала её, что бы она не пришла в эту ночь на кладбище и не брала в руки этого клочка бумаги. Он бы мог отдать за это свою и так никому не нужную жизнь, но изменить что-то он был уже не в силах, и оставалось только надеяться на благосклонность судьбы. Продираясь сквозь нависшие ветви деревьев, он приближался к их обрыву. Солнце уже зашло… зашло!

Ещё издалека он заметил фигуру в светло-сером платье, сидящую на скамейке рядом с обрывом. Он, почти обезумев, бросился к ней, схватил за плечи, обнял, испачкал её лицо своим и стал бормотать что-то несвязное про любовь и про прощение, чего он и сам не понимал в тот момент… Она дышала медленно и очень спокойно… как во сне…

Она все продолжала гулять по неописуемо красивому лесу. Солнце согревало её тело и душу, и она в прекрасном нежном платье сливалась с этой красотой. Она больше не помнила ничего из прошлой жизни – она помнила только образ её возлюбленного, но не в той бесконечной грусти, а по настоящему счастливым. Она шла по поляне рядом с невиданным существом, прекраснее которого ей не приходилось видеть… шла в яркую пустоту леса, и ей казалось, что она даже слышала мелодичный смех, издаваемый, кажется, самими воздухом. А тем временем она вздыхала все реже, и с каждым разом промежуток между вдохом и выдохом был длиннее. Существо рядом обняло её со всей своей неземной силой и что-то непонятное зашептало ей на ухо, ведя к границе прекрасной поляны, за которой скрывалась искрящаяся вечность. Она больше не нуждалась в воздухе – она могла существовать лишь за счет этой красоты. И в этом прекрасном платье и с легким сердцем, наполненным счастьем она вздохнула ещё один раз и сделала шаг, скрывший её в бесконечном свете весеннего леса…

Когда наконец он смог отпустить её и прекратить говорить бессвязные слова, он посмотрел на её лицо, где ожидал увидеть полные слез и прощения глаза своей возлюбленной… Но она уже успела ответить на его письмо, оставленное на скамейке своим наполненным любовью последним вздохом… Её обмякшее тело лежало на его руках, а ужасающая правда той ночи все никак не могла пробиться в его болезненный мозг. Спустя только несколько минут он издал крик, проникший даже в самые отдаленные уголки человеческого существа, и спустился в самые глубокие могилы этого кладбища…

Он не мог смириться с её потерей, он знал, что виноват перед ней, но ничего не мог сделать, что бы обратить время вспять. Она лежала на его окровавленных руках с красивым и полным непонятного счастья лицом. Он не мог смотреть на неё, но дрожащие руки сжимали это знакомое тело все сильнее и сильнее. Он сделал что хотел! Он добился своей цели! Он снова полюбил её. Полюбил любовью большей, чем может себе представить земное существо, но это стоило ему жизни! Её жизни!..

Идя по дороге шагами умершего человека, он продолжал сжимать в руках её бездыханное тело, омываемое его запоздалыми слезами. Он не мог оставить её там, не мог позволить кому-то прикоснуться к этому чистейшему телу. Это последнее что он мог для неё сделать.

Её труп лежало на его кровати, а он в безумии сидел напротив и смотрел на белизну её кожи и проклинал себя, проклинал так, что, будучи он не лишенным отныне рассудка, то покончил с собой в эту же секунду…

Кажется он заснул. Его конечности онемели, а сознание с необычайной легкостью полетело куда-то вдаль. Ему снилось их кладбище с его вечной красотой. Он неспешно по нему прогуливался, но уже знал, что через мгновение он встретит её. Так и случилось. Как и в жизни, он обратил внимание на фигуру, сидящую на скамейке, и аккуратно подошел к ней, сев рядом. Они уж знали друг друга. Только не помнили ужасной трагедии реальной жизни. И когда их трясущиеся руки соприкоснулись, кладбище сменил прекрасный весенний лес с залитой солнцем поляной. Они плавно, почти паря над землей, шли по ней, и не произнося ни звука, подходили к её окраине, соединяющей её с неописуемой красотой леса…

«Дорогой, любимый. Ты не должен винить себя. Ты подарил мне сначала этот прекрасный закат на нашем кладбище, а потом своим письмом ты подарил мне полный прекрасных образов Мир. Сейчас мы стоим на его пороге, и ты можешь пойти со мной. Только один шаг и мы никогда уже не расстанемся…»

Он не дослушал. Его ладонь с силой сжала её руку, и он, как обезумевший зверь бросился в свет этого непознанного леса, увлекая за сбой свою бессмертную любовь.

Был обычный мартовский день. Один из многих, что уже прошли, и тех, чье время ещё придет. И думать о том, что для кого-то этот день может стать последним, было просто невозможно – настолько красив был окружающий мир. Да и разве что-то может помешать наступлению такого дня? Даже сама смерть была бы не в силах отнять у человечества этот день. Умирая сегодня, человек мог только перестать быть свидетелем той переполняющей душу красоты, но никак не мог повлиять на её искрящиеся счастьем движения. Радость чувствовалась, казалось, в самом воздухе. Все оживало, и природа распрямляла свои крылья, что бы заключить в свои теплые объятия весь мир со всеми его пороками и бушующей ненавистью. Лишь два бездыханных тела не вписывались в этот поистине прекрасный мир…