ЯБЛОКИ

 

 

 

            Ленивое солнце ползло по небосводу. Жена лежала распростертая на песке, вялая и потная, и махала осовелыми ресницами над картинками в журнале.

            Муж заученно подавил тяжкий вздох. В сущее наказание женщины восторгаются пляжным досугом, и сутками напролет с упоением жарятся до углей… И вот он привязан трехнедельными кандалами семейного досуга к раскаленной сковородке побережья, ни друзей, ни развлечений.

            – Хоть бы искупалась, – пеняет ей муж. – Обуглишься ведь.

            Она не отозвалась. К чему. Так повелось у них избранно или это и в прочих браках после десяти лет совместности перестают общаться, но они уже давно не считают нужным возвращать реплики. Их общение ограничивается обоюдным злорадством к чужой жизни, увлеченно распекаемой ими на все лады. Собственная данность им порядочно опротивела, и они утешались ехидным перемыванием сторонних костей.

            – Пойду пива выпью, – бросил он ей и пошел в тень, облегченный возможностью уединения.

            Его жена, толстая неповоротливая тюлениха опять не удостоила его ответом, завороженная печатной мишурой. Ровно через десять минут она сменит положение, перекатив растекшееся по полотенцу тело на другой бок.

            Он усмехнулся. Стройностью она никогда не отличалась, но прежде присутствовала в ней уютная полнота, пахнущая сеном и галушками, а теперь только жир, рябой, многослойный студень, храпящий на соседней подушке. А в родных краях его дожидается Наташенька, бильярд и секретарша.

            – Ты бы вещи свои собрал, – вдруг очнулась она и зыкнула ему вслед.

Он покачал головой… Нигде нет покоя. Завтра переезжают на другой остров, менять обстановку, будто есть разница между этим морем и тем, отделенным часом лёта и бестолковым копошением над чемоданами.

            Сама возись, подумал он, и провел остаток дня в баре.

            Жена осторожно перевернулась. Отдых – это отсутствие резких движений и спешки. Этот болван, разумеется, не уберет раскиданные по номеру носки. Ей вечная роль – убирать за ним. А он принимает как должное и дарит ей цветы на восьмое марта и духи на Новый год, и хватит с нее, она вознаграждена за одинокие вечера и его «совещания». Приготовь и прибери, большего с нее не требуется, на остальное есть нимфетки и офисные интриганки, бойко и небрезгливо пробивающие себе карьеру. А она жена, ей положены кислые мины и моющие средства. Всех накормить и уложить спать. И нет никакой помады на воротнике его рубашек и длинных белых волос на брюках. Настоящие жены ничего такого не замечают. Они мудры и некрасивы.

            Поди ж, ты, как вздыхает по своим «конференциям». Ничего, потерпит. Не убудет с него в году три недели отпуска с женой провести.

            И тоска, выстеленная, приглаженная, напудренная, безжалостная тоска. Серая тварь, изнутри и снаружи выхолостившая их души, отравившая быт. Они плетутся по накатанной дороге снулыми тенями, в негнущейся сытой безотрадности. И вчера, и наперед – скука.

Завтра переберутся на другой остров. Хоть какое-то разнообразие. Пальмы иначе стоят, шезлонги в полоску.

            Перед сном она упаковала вещи. Положила пару кислых яблок в сумку. Ее вечно тошнит в самолетах.

            На борту они молчали. Муж исподволь поглядывал на пружинистых стюардесс, но жена вперила свой рыхлый профиль в иллюминатор. Гадает, какие еще бриллианты ей купить. Пресыщенная, балованная тюлениха. Посредственная и на кухне и в постели. Зато с приданным и видом из окна. Благодарствуем.

            Остров – другое государство. На таможне очередь. Мусульмане искоса облизывают глазами тучный зад его жены. Ужели она способна кого-то прельстить?..

            Она, чувствуя мужское внимание, приосанивается, степенно отправляет свою пятнистую котомку на досмотр.

            И тут поднимается переполох.

            На его жену стаей налетают полицейские и куда-то уводят. Все бегают, кричат и жестикулируют, работа таможни парализована.

            Проходит пять, десять минут, а жены все нет.

            – В чем дело? Куда вы увели мою жену? – ломая язык, спрашивает он таможенника.

            – Это ваша жена? Она арестована.

            – Как арестована?! – возмущается муж. – Почему арестована?!

            – Она пыталась провезти запрещенные предметы.

            – Какие предметы? – не понимает он.

            – Яблоки. Мы нашли у нее в багаже яблоки.

            – Какие яблоки! Да вы смеетесь что ли!

            – Он не смеется, – сказал грустный мужчина из очереди. – Разве гид вас не предупреждал, в эту страну настрого запрещен ввоз яблок.

            – Яблок?

            – Именно яблок. За бананы бы ничего не было. А яблоки – под запретом. Что-то там вроде эмбарго.

            – И что теперь будет? – испугался муж.

            – Тюрьма.

            – Что вы сделали с моей женой?! – затопал ногами муж. – Куда вы ее дели?!

            – Ваша жена арестована, – терпеливо повторил таможенник. – Она пыталась ввести запрещенные предметы в своем багаже.

            – И что?

            – Десять дет тюрьмы, – не повышая голоса, изрек он.

            – Да вы с ума сошли! Мы иностранцы, знать не знаем ваших дурацких правил. Яблоки! Это надо же, яблоки!

            – Яблоки – запрещено, – кивнул таможенник.

            – Это международный конфликт! – вопил муж. – Мы – богатые, уважаемые граждане чужой страны. Я требую посла!

            – Яблоки – запрещено, – не дрогнул тот.

            – Я немедленно хочу свою жену назад, – гаркнул муж и осознал вдруг пронзительную честность эти слов. Он немедленно хочет обратно эту клеклую тюлениху с вечно поджатыми губами, нимало не смыслящую ни у плиты, ни в постели. Сей момент, безотлагательно, срочно. Его жена не должна сидеть в тюрьме со вшами и мусульманами, облизывающими глазами ее зад, ее место рядом с ним со всем ее жиром и едкими потрохами, пережаренными яичницами и трагически завязанным фартуком. Он желает обратно свою постылую, но привычную жизнь.

            Он поднял страшный скандал. Он неистовствовал и клял всех и вся до тех пор, пока ему не вернули его дородную сварливую супругу, не смыслящую в иностранных языках и свалившихся на нее бедах. Она не успела понять и раскраснеться от духоты и щекотливости момента.

            – Они не обижали тебя? – осведомился он, деловито осматривая нетронутые складки ее телес.

            Она покачала головой.

            Муж кивнул и, взяв ее под руку, проследовал на воздух.

            – В следующий раз внимательно слушай гида, растяпа. Ты чуть в кутузку не угодила из-за своих чертовых яблок.

            Она безмолвствовала, внутренне содрогаясь от прилива бодрой крови, Адреналина-то, адреналина-то сколько! Она всякий раз дотошно выслушивает гидов. От и до, со всеми подробностями обменных курсов, массажей и сувенирного колорита. Это ему не достает внимательности. И ума.

Она шла за мужем. Сердце ее упивательски колотилось о ребра, она чуть не подпрыгивала на пухлых зашнурованных лапках, торжествующе ухмыляясь.

            На столе таможенника мирно подгнивали контрафактные яблоки.