А про Сергея я придумал, потому что сам хочу быть таким большим и мускулистым, как был он. И сдулся он потому, что я ему завидовал. Да, не заставляли меня в детстве копать картошку — книги сунули, сопли вытирали. А я, между прочим, несостоявшийся Геркулес. Обидно когда ты на самом деле одно, а видеть тебя хотят совсем другим.

И ещё одно, чтобы не задерживаться долго: я печёнку люблю.

«Пожалуйста», – говорил он делая доброе дело. Он часто делал добрые дела. До сегодняшнего дня. А знаете почему? Делал, потому что был уверен, что люди — они благодарностью благоухать будут, а до сегодня, потому что не благоухает что-то никто. Разозлился он на такое и даже в какой-то мере обиделся на племя человеческое. И тут же начал пакости всякие делать, как-бы наоборот. И его тут же побили. Однако не за пакость, а просто так. Если б за пакость, то он бы понял, а так… Ничего он не понимает в этой жизни. Стал платочками торговать.

Стесняться себя — это, конечно, неуютно, но стесняться себя, плечистого стройного генерала — это неуютно вдвойне. А он стеснялся и ничего не мог поделать. Всякий раз, когда стоял пере подчинёнными, каждый раз, когда пил с коллегами шампанское — всегда боялся чихнуть. Свой собственный чих — вот что приводило в неистовый страх генерала! Ничто в жизни не могло испугать доблестного генерал, но чих, будь он проклят! А чихал он, надо сказать, по-бабски! Ой по-бабски! Вот так, знаете: «Апсхи!», слюной забрызгался, в плечи вжался, глазёнки сощурил и мурашки по всему телу. А тут ещё и смешок, если кто с ним в одном помещении, потому что согласитесь — генерал, великий муж страны и: «Апсхи!» бабское — энто смешно. В общем, до беды доведёт его это вот чихание, как пить давать вам говорю! И генерал тоже не знает куда ему деваться и только и делает, что платочки покупает.

Планокур сидела на тумбочке своей убогой комнатки и думал свою затяжную мысль. Но чем больше он сидел, тем меньшей ему казалась комната. Вскоре она вообще показалась ему маленькой коробочкой на дне глубокого океана и он вжался в уголке коробочки и поджал под себя ноги. Стал прислушиваться к тому, что происходит и наконец-то понял, что за стеной никакой не океан, а целый мир находится. И эта коробочка в этом мире такая маленькая-маленькая, что любое существо, любое дуновение ветра может его к чётровой матери снести и уничтожить и от открытия этого стало так страшно, что аж дрожь по всему прошла и холод нечеловеческий ощутился всем телом и даже внутренностями. А тело, оно вообще ничуть не двигалось, а только и ждало, как лапа какой-нибудь кошки уничтожит его и может всё племя человеческое. Его сердце подпрыгивало к горлу и очень мешало дышать. Он открыл рот пошире, но рот почти не захватывал воздух. «Откройте коробку», – молил он безвучно, ибо задыхался. Но никто коробку не открыл, потому как коробки никакой и не было, собственно говоря. Всё это вымысел и бред полный.