Маня

Маня вел машину узкой дорогой среди леса. У него было прекрасное настроение, он мурлыкал под нос мотив какой-то популярной песенки и ощущал такой внутренний подъем, который обычно бывает после завершения трудного дела. Маня не сомневался, что Лях согласится с его предложением, ему просто некуда деваться. Неожиданно на дороге выросло темное пятно размером с грузовик. Маня сбросил газ и даже слегка притормозил. Внутри что-то екнуло, и в ту же секунду пятно вспыхнуло двумя парами фар, ослепив Маню. Грузовик рванул с места и устремился навстречу ему, набирая скорость. Маня до упора выжал тормоза и, что было силы, нажал на клаксон. Через мгновение грузовик смял Ситроен, как консервную банку, протаранил его несколько метров в обратном направлении и выбросил на обочину. Из кабины грузовика выпрыгнул молодой парень, заглянул в разбитое окно Ситроена и, ухмыльнувшись, полез обратно в грузовик.

Не разворачиваясь, грузовик сдал задом и уехал. Маня пришел в себя, когда уже кругом была тишина. У него были окровавленные руки и лицо. Открыв дверь, он вывалился из машины на снег и попытался подняться. Острая боль в ноге ниже колена свалила его обратно на снег.

– Не паникуем, живем, не паникуем, – пробормотал Маня, вставая на четвереньки. Судя по всему, он не доехал до шоссе с километр, в обратную сторону было около пяти километров. Маня пополз к шоссе. Через минуту он уже жалел, что не взял перчатки, пальцы замерзли и потеряли чувствительность. Он продолжал ползти, скоро боль в ноге стала несущественной, как будто его ударили чем-то тупым, зато снег под ладонями превратился в раскаленное железо. Когда до шоссе оставалось не больше ста метров, Маня понял, что их ему не одолеть. Он глухо, навзрыд заревел и сделал попытку встать на ноги. Он уже не чувствовал ног, поэтому два десятка шагов ему удалось сделать почти в бессознательном состоянии. Потом он снова упал, даже не почувствовав, как это произошло. Упал и пополз.

Шоссе было пустынным. Перевернувшись на спину, он еще некоторое время махал руками, но потом потерял сознание. На какой-то миг стало тепло и уютно.

Очнулся Маня в палате. Долго не мог припомнить, что с ним произошло. Потом попытался пошевелиться. Приподнял одну руку, увидел бинты у локтя, ниже бинтов руки не было. Вторая рука была чуть длиннее, но кисть отсутствовала. Ужас сковал на миг все тело Мани, проглотив комок, застрявший в горле, Маня прислушался к своему телу, снова попытался пошевелиться. Тут до его сознания дошло, что ног у него тоже нет. Пошевелив обрубками, он закричал, завыл, что было силы, забился в истерике. В палату заглянул молодой человек в белом халате. Поглядев несколько секунд на больного, он попытался закрыть дверь, но Маня что было силы закричал:

– Подожди, э, мужик, подожди.

Молодой человек снова открыл дверь и вопросительно посмотрел на Маню.

– Что со мной?

– Вы отморозили конечности, их пришлось ампутировать, – ответил молодой человек.

– Как ампутировать? Я, что теперь чурка с глазами? Вы что наделали?

– Мы сделали все, что смогли. Вас нашли на дороге в бессознательном состоянии, окровавленного, скажите спасибо, что привезли сразу к нам, иначе вам бы не повезло еще больше.

– Еще больше? Так мне еще повезло? – брызгая слюной, кричал Маня.

Молодой человек не стал его слушать и закрыл дверь. Маня в голос, навзрыд заплакал, точнее, заревел, как белуга.

Ближе к вечеру у него окончательно сдали нервы. Он вывалился из кровати, взвыл от боли, но пополз на локтях к дверям. Приподнявшись на коленях, надавил обрубком руки на ручку и открыл дверь в коридор. Там было пусто, вдалеке горела настольная лампа, и за тускло освещенным письменным столом сидела санитарка. Маня пополз к ней. Бинт на короткой левой руке напитался кровью. Она оставляла на светло-зеленом линолеуме бурые пятна.

– Девушка, милая, – прошептал Маня сквозь слезы.

Санитарка что-то писала и не сразу поняла, откуда слышится голос. Разглядев в полумраке Маню, она в ужасе прижала руки к груди.

– Вы что себе позволяете? Вам же нельзя.

– Можно, девушка, можно. Отвези меня домой, милая. У меня там деньги, много денег, ты столько здесь не заработаешь. Будешь за мной ухаживать, будешь жить, как королева. Протезы закажем.

– Да вы что такое говорите? – махнула на него девушка рукой. – Деньги у него там. А много денег-то?

– Много, девушка, много.

– Хм, надо подумать, но сейчас вам все равно надо в палату, вам еще нельзя двигаться.

Маня сел на зад и заплакал. Он уже понял, что она ему ничего не оставит. Стоит показать ей, как открыть сейф с семнадцатью миллионами рублей, она заберет деньги и оставит его умирать. И нет у него ни друзей, ни родных, ни одной родственной души, на которую он мог бы положиться.

– А сколько у вас денег? – заинтересовалась санитарка.

Он махнул обрубком руки в ответ и промолчал.

«Надо Ляху позвонить, Лях свой, он поймет. За так он конечно и шагу не ступит, но на него можно положиться», – подумал Маня.

– Я пошутил, милая. Нервы сдали, – через силу улыбнулся он.

Санитарка фыркнула, поднялась, заглянула в одну из палат. – Мужчины, помогите одного тут отнести в палату, – обратилась она в глубину комнаты, – А то он сам ходить не может.

Все тайное становится явным

Володя Сухих приходил в подвал третий день подряд и возвращался домой. Ему осталось доложить метр стены до потолка, но закончился цемент, а Лях не появлялся. Сухих ежедневно ждал его до обеда, даже рискнул позвонить, но абонент оказался недоступен. На четвертый день на лестнице раздались знакомые шаги. Лях вошел в подсобку и навалился на косяк.

– Ну что? – сверкнул он глазами.

– Цемент закончился, стену я почти сложил, – быстро ответил Володя.

– Я не про стену тебя спрашиваю. Ты где Славку прятал?

– Славку? – ударила кровь в лицо Сухих.

– Ты мне тюльку не гони! – вспылил Лях, широкими шагами проходя по комнате. Схватив Сухих за волосы, он с силой ударил его лицом об стол. Поправив перчатку, на которой остался клок волос Володи, он с размаху ударил его по скуле. Сухих качнулся, но удержался на лавке. Следующий удар повалил его на спину. Ударившись головой об стену, он на секунду потерял сознание. Голос, заставивший его вернуться к действительности, прозвучал откуда-то издалека.

– Алексей Семенович, ты скоро?

– Одну минуту, Илья Сергеевич, – раздалось над самым ухом Володи. Следом посыпались еще удары.

– Сучий потрох.

Володя уже перестал понимать, что с ним. Он в ужасе пытался закрыть лицо руками, но это не помогало. Жесткая перчатка Ляха находила в защите пробелы и делала свое дело. Наконец Лях остановился. Он тяжело дышал.

Толкнув Сухих под ребро, он сказал:

– Иди умойся.

Володя медленно поднялся, перед глазами все плыло, пол раскачивался, как палуба корабля во время шторма. Он сделал глубокий вдох и взял себя в руки.

– Мало тебя п….ли, Сухой, ой, мало, – выругался Лях.

В это время в подсобку вбежал невысокий, худощавый мужчина с улыбкой на лице. Оценив обстановку, он усмехнулся.

– Воспитываешь, что ли?

– Да этот падла, Илья Сергеевич, водилу моего от меня прятал.

– Да? – удивился вошедший. – Друзья что ли были?

Лях недоуменно пожал плечами. – Да так-то и не скажешь.

Сухих медленно прошел мимо мужчины и направился в душ. Лицо горело, с затылка на курточку капала кровь. Он несколько минут умывался ледяной водой, пытаясь унять жар.

– Ну, что, пришел в себя? – заглянул к нему Лях, – Тогда показывай.

Они спустились в люк, причем Илья Сергеевич не побоялся запачкать новую, с иголочки дубленку, доходившую ему до пят, вошли в бомбоубежище. В луче фонарика блеснули, валявшиеся в изобилии на полу, пустые бутылки и консервные банки.

– А это все откуда? – удивился Илья Сергеевич.

Володя показал люки.

– О-о! Да здесь водяры не на один месяц. А ты почему трезвый?

– Не пью, – выдавил Сухих.

– А что, Алексей Семенович, хороший у тебя помощник, не пьет, язык за зубами держать умеет, может зря ты его так? Как думаешь, что из этого подполья может получиться?

– Что-нибудь придумаем, – улыбнулся Лях.

– Я ведь так понимаю, про него никто больше не знает? – посмотрел Илья Сергеевич на Володю.

– Никто.

– Здесь игровой зальчик можно вполне для своих организовать, а, Алексей Семенович?

– Надо подумать.

– Обязательно подумай.

Выбравшись из бомбоубежища в подвал, Илья Сергеевич показал жестом Ляху, что им пора ехать.

– Ладно, – примирительно хлопнул тот Володю по плечу. – Приводи себя в порядок, завтра я загляну к тебе, разговор один будет.

– Не будет никакого разговора, – сквозь зубы процедил Володя, но так, чтобы Лях его не услышал.

Возвратившись домой, он лег в кровать и постарался заснуть. Оксана была еще в школе и должна была вернуться через час-полтора. Неожиданно Володя испытал адское чувство голода. Он залез в холодильник, там стоял суп, который они варили вместе позовчерашним вечером и колбаса. Чувство голода требовало насыщения незамедлительно. Отрезав приличный кусок, Володя съел его без хлеба. Разбухшие губы и одна щека мешали жевать и отвратительно заныли.

– Не будет у нас с вами больше никаких дел, – повторил Сухих вслух, мысленно обращаясь к Ляху.

Насытившись, он забрался на кровать, открыл форточку и закурил. Еще издали он увидел знакомую фигурку девочки, перебегающую дорогу. Немедленно выбросив сигарету, Сухих закрыл форточку и залез под одеяло.

– А я пятерку получила по математике, – вихрем ворвалась Оксана в комнату, испытывая радостное возбуждение.

– Молодец, – похвалил ее Володя, мысленно отметив про себя, что не зря они мучились каждый вечер, просиживая над уроками.

Оксана быстро скинула курточку. – А голодная я какая! – протянула она, по-взрослому покачав головой. – А у нас, можно сказать, колбаса закончилась, потому что я ее всю сейчас съем. Отрезать тебе половинку?

– Я только что поел, – отозвался Володя, укрывшись до глаз одеялом.

Оксана сделала бутерброд и села на кровать.

– Представляешь, математичка, еще не хотела мне ставить пятерку. Это, говорит, ты не сама решала. Пришлось рассказать весь ход, представляешь?

Засмеявшись, Оксана повернулась к Володе.

– Ой, а что это с тобой? – испуганно замерла она, углядев вокруг глаза Сухих огромный синяк. Она тихонько потянула одеяло и, взглянув на лицо Володи, второй раз испуганно ойкнула.

– Это твой Этот, да?

– У-у, – вздохнул Володя.

– За что он тебя?

– Да так.

– Ну, скажи.

– Да в этом нет ничего интересного. Помнишь парня, которого ты видела у меня в подвале?

Оксана утвердительно кивнула головой.

– Я его прятал от Ляха, а он про это узнал.

– А тебе очень больно?

– Сейчас уже нет.

– Ну да – нет, такие фингалы. Он твой Этот, совсем сумасшедший что ли?

– Да нет, он нормальный. Строит из себя, думает – главное, это сила.

– А ты что думаешь?

– Главное – притяжение земли. Кто может его преодолеть, тот и бывает счастливым и сильным.

– А как его преодолеть?

– Ну вот как ты сегодня. Получила пятерку по математике, значит преодолела.

– Ну-у, – недоверчиво протянула Оксана. – Если бы твой Этот хотел бы меня избить, избил бы и глазом не моргнул. Какая же это сила?

– Мой Этот, во-первых не мой, больше не мой, а во-вторых, он-то как раз это притяжение преодолеть не может, вот и бесится. Ты думаешь, он кулаками все решить сможет? Как бы не так, нарвется когда-нибудь на другой кулак и все.

Оксана откусила бутерброд, про который совсем забыла.

– Я больше не хочу, – вздохнула она.

Володя понял, что своим видом испортил настроение девочке.

– Ты не расстраивайся, синяки заживут, на мне заживает, как на собаке.

Оксана опять вздохнула. – Миленький мой, и что ты собираешься делать?

– Мы уедем, вместе ко мне в Санкт-Петербург. Встретим Новый год и уедем. Тебя когда отпустят на каникулы?

– Через два дня.

Володя удовлетворительно покачал головой.

На следующее утро Оксана стала возражать против того, чтобы идти в школу. Володя таких возражений не принял категорически, уверив девочку, что здесь он в полной безопасности, а в подвал возвращаться не собирается.

– А где мы там будем жить? – неожиданно спросила она.

– Где?

– В Санкт-Петербурге.

– Пока у меня, а дальше что-нибудь придумаем.

– А если я не понравлюсь твоей маме?

– Тогда мы будем жить на улице, – улыбнулся Володя.

– Это шутка? – не поняла девочка.

– Конечно, как ты можешь не понравиться моей маме?

– Обыкновенно, не понравлюсь и все. Я, между прочим, всю ночь об этом думала.

– Ночью надо спать, а маме ты обязательно понравишься.

– Ну, ладно, – вздохнула Оксана. Вздохнула по-взрослому, с надрывом. – Я пошла.

Целый день Сухих провалялся в кровати. Смотрел телевизор, обленившись залезать к форточке, курил, лежа и едва не уронил окурок на матрас, задремав.

Оксана прибежала раньше обычного. По ее возбужденному виду сразу стало понятно, что что-то произошло.

– Я твоего Этого видела, – сообщила она с порога.

– Где?

– Здесь у барака, он так на меня смотрел.

– Он тебя узнал?

– Мне кажется – узнал. Посмотрел, как я вошла, по-моему, он тебя ищет.

– Да ерунда все это, он видел-то тебя всего один раз.

Неожиданно в коридоре послышались шаги, которые Сухих отличил бы из тысячи. Зазвучал голос Ляха, эхом отдававшийся по коридору. Кажется, ему указали на дверь. Шаги приблизились, раздался громкий, требовательный стук. Оксана замерла.

– Сухой, ты здесь? – послышалось из-за двери. – Открой лучше, я же все равно дверь вынесу. Стук усилился.

– Открой, – выдавил Володя.

Побледнев, Оксана повернула ручку замка.

– Ну, ты чо? Лежишь что ли? Накурил-то как.

Он стоял на пороге, по-хозяйски, сунув руки в карманы, и глядел на Володю.

– Что молчишь, мы о чем договорились?

– Куда я такой пойду? – прохрипел Сухих.

– Сухой, ты мне мозги не парь, тебя, видно, еще не били по настоящему, когда кровью и ссышь и блюешь. Так о чем мы договорились?

– Что я приду в подвал.

– И почему я должен тебя по всему городу разыскивать?

Лях вошел в комнату, закрыл дверь. Залез во внутренний карман куртки и достал пол-литровую бутылку водки. – Ладно, забыли. Вставай, дело у меня к тебе. Работу хочу предложить. Нормальную работу, зарплату буду платить тоже вполне для тебя нормальную. Хозяйка, закуски нам сооруди, – обратился он к Оксане.

Она стояла бледная, ожидавшая чего угодно, только не предложения выпить. Посмотрев на Володю, который медленно поднялся с кровати, спрятавшись за шифоньер, натянул брюки и футболку.

– Есть чем закусить? – спросил Лях.

– Только суп.

– На, возьми, – протянул ей Лях пятисотрублевую купюру, – Сходи, купи чего-нибудь.

Оксана выжидающе посмотрела на Володю. Он молча кивнул головой в знак согласия. Пока девочка одевалась, он достал стаканы, поставил их на тумбочку. Лях откупорил резким движением бутылку, плеснул в оба стакана.

– Значит так, – с глубоким вздохом начал он. Чувствовалось, что ему нелегко дается этот разговор. – Одним словом, мне нужен помощник, толковый, ответственный, у которого язык держится за зубами, даже если их выбьют. Хотя до этого, если не быть лохом, не дойдет. Держи, – поднял свой стакан Лях. – Я хочу такого помощника – тебя, врубился?

Володя медленно выпил, свежая рана на губе засаднила. Он непроизвольно поморщился.

– Так я не понял, ты согласен? – спросил Лях.

– А что я буду делать?

– Все тоже самое, заниматься подвалом. Мне предложили весьма солидную должность на одном из крупнейших предприятий города. За это время мы должны успеть открыть кафе и то, о чем мы говорили с Ильей Сергеевичем, если ты его помнишь.

– А если я откажусь?

Лях хмыкнул. – У тебя есть выбор, ты считаешь, что есть выбор?

Он молча снова налил водки. – От таких предложений не отказываются, иначе никаких шансов не только подняться, но и вообще, врубился?

– Врубился.

– Давай, держи, – слегка пристукнул стаканом о стакан Лях.

Они снова выпили. По коридору раздались шаги, и в комнату влетела Оксана. В руках она держала полиэтиленовый пакет, набитый покупками. Скользнув по ней взглядом, Лях продолжил.

– У тебя есть два дня до Нового года, первого утром встречаемся у меня на квартире. Все, лечись, только много не пей.

Он быстро поднялся, застегнул дубленку и протянул Сухих руку. Рукопожатие вышло скользким и вялым.

– С праздником! – осклабился он, взявшись за ручку двери.

Дверь захлопнулась неестественно громко. Оксана вздрогнула и поежилась.

– Ушел, – с неким чувством восторга сказала она.

Сухих молча кивнул головой и налил себе еще водки.

– Я ветчину купила, – сообщила девочка, бросившись к пакету с продуктами.

Володя остановил ее жестом, выпил.

– У тебя когда каникулы?

– Завтра отпускают.

– Завтра мы едем в Питер. Сколько у нас денег?

– Три тысячи с двухсот рублями.

Он понимающе покачал головой.

– А как же Этот? – не поняла девочка.

– Этот останется здесь. Мы его с собой не возьмем. Кстати, можно начинать собираться.

– А как же все это – шифоньер, холодильник, телевизор, как мы все это повезем?

– Все это придется оставить, Оксана.

– Все же разворуют.

– Главное, комната. Она останется за тобой, а остальное – дело наживное.

Весь оставшийся вечер они посвятили сборам. Хотя вещей, как казалось совсем немного, в дорогу образовался приличный багаж. Сухих не раз замечал на лице девочки слезы, которые она тщательно скрывала. Когда легли по своим постелям, оба долго ворочались и не могли уснуть. Оксана хотела как можно больше узнать о той жизни. Володя отвечал сухо, односложно. Он допил бутылку, но совсем не опьянел. Пожалуй, впервые в своей жизни он принимал такое неоднозначное, сложное решение, но поступить иначе он не мог. Бежать, а именно так это выглядело, иначе засосет с головой.

На следующее утро Оксана отправилась в школу, последний раз в ее жизни в эту школу. О том, как перевести ее в другую, Володя не знал, да и не задумывался. Он понимал, что нужно собрать какие-то бумаги, но все это были мелочи. С утра он выпорол из пиджака монету, съездил на вокзал, продал ее скупщикам золота за шесть тысяч рублей и купил два билета на Питерский поезд. Все, обратного пути не было. Поезд отправлялся в восемь часов вечера местного времени, и уже к шести они были на вокзале.

– Никогда не ездила в поезде, – улыбнулась Оксана.

– Ни разу не встречал в поезде Новый год, – улыбнулся в ответ Сухих.

Время тянулось так медленно, что когда наконец объявили посадку, у Володи отлегло от сердца. Он постоянно думал о том, что такой человек, как Лях способен вычислить его планы и ворваться в его жизнь, растоптать ее и уничтожить.

В купе они оказались вдвоем, еще мгновение, еще одно, и поезд плавно тронулся, набирая ход. Позади осталось все. Оксана сидела притихшая, плотно сжав губы, чтобы не разрыдаться. Володя обнял ее за плечи, прижал к себе. Она откинула голову назад, и они слились в долгом, нежном поцелуе, какой случается если не раз в жизни, то бывает нечасто.