Фильм стопроцентно изобразителен – это изобразительное искусство, в прямом смысле кинокартина; пусть без ярких цветов – чёрно-белая – но картина. Не важен сюжет, да его даже и нет – лишь люди знакомые с содержанием повести Стругацких, смогут выстроить события в фильме в ряд; да и не события, а визуальные экзерсисы. Автор и оператор, практически, ни на мгновение не оставляют зрение зрителей в покое, постоянно что-то происходит в визуальном ряде картины. Но в самой истории действия практически нет, главное это для глаз, не для рассудка.

Нет, практически, диалогов. Их два или три во весь фильм. Лишь слышны отрывочные фразы, просто слова и междометия.

В визуальном ряде средневековый город. Грязный он, с его грязными обитателями. Цивилизация примитивна, и рядовые граждане и придворные грязны и ведут себя грязно.

– такое смакование грязи –

В сюжете повести Стругацких много насилия и повествование часто страшно. Сюжет же картины по повести братьев Стругацких другой. Насилия в общем нет, а если есть, то оно часто комично. Сама жизнь средневековых людей другой планеты, в общем-то, смешна.

Революции происходящие одна за другой в месте действия кинокартины – городе Арканар, не волнуют автора фильма, он уделяет им внимание постольку поскольку это есть у Стругацких в тексте. Его волнует лишь изображение – не сюжет.

В картине лишь несколько крупных планов – средневековый город, марш боевых монахов, пожалуй и всё. Но коротких сцен или движений камеры – наполненных попадающими в кадр мотающимися верёвками, цепями, оружием; а также наполненных – но не густо – междометиями, брошенными в пустоту репликами обитателей этих кадров – превеликое множество.

– главное – изображение –

Дон Румата – в исполнении Леонида Ярмольника – практически постоянно в кадре. Но что он делает в своих кадрах? А практически ничего – бросается рублеными обессмысленными фразами, сморкается, измазывается в грязи – и самое действенное, энергосодержащее – грозится отсечь уши. И всё!

Где переживания о погибших книгочеях? Их нет. Где стремление спасти культуру в лице отдельных личностей? И этого нет. Будах, которого так рьяно ищет спасти Румата Стругацких, показан неинтересным герою Алексея Германа, отталкивающим глупцом.

Финал изменён Германом – Румату, казнившего полчища монахов и самого магистра их Дона Ребу, не забирают насильно, дабы увезти на Землю не выдержавшего испытаний, потерявшего человечность учёного. Румата Германа сам отказывается от возврата “домой”. Своим домом, теперь, он видимо ощущает Арканар. Можно предположить, осмысляя финальные кадры картины, что дон Румата Эсторский идёт войной, но не на бескультурье, бушевание серости, а на власть, которую сам желает обрести.