Пожилой грузный мужчина тяжело поднимался по лестнице. Открыв дверь, он вошел в квартиру и сразу все понял. Виновный с нашкодившим видом, съежившись,  сидел на стуле, и глаза его беспокойно бегали из стороны в сторону. Было видно, что он чувствовал свою вину. Мужчина неторопливо разделся, повесил одежду в шкаф, после чего устало и раздраженно взглянул на сидящего.

– Ну и что? Что, по-твоему, нам теперь делать? – сердито спросил он, нахмурив брови. – Как ты вообще мог так поступить? Где твоя интеллигентность, друг мой? Ведь как-никак не на задворках родился – в студенческом общежитии, можно сказать, в культурной среде. Твои родители себе такого никогда не позволяли. А ты…

 

Виновный молчал, настороженно следя за каждым движением мужчины. Тот подошел к окну и закурил. Немного успокоившись, укоризненно продолжил:

 

– Хотя им, знаешь ли, не сладко жилось. Отец по случайности под машину попал, а мать однажды вышла на улицу, и больше ее никто не видел. Так ты и стал сиротой. Но ты же не один такой, вон вас сколько. А тебе, можно сказать, повезло – попал в приличный дом. Казалось бы, радоваться должен, ценить, а ты что вытворяешь?

Сколько раз я тебе говорил: мое терпение не безгранично. Всему есть предел. Еще одна такая выходка и… я просто не знаю, что с тобой сделаю. И, поверь, ты этого заслуживаешь! Ну, сам посуди – какой от тебя прок? Кому ты такой нужен? Нет, ты посмотри, посмотри на себя! Хотя, что я говорю, тут и смотреть-то не на что! Заморыш какой-то. Вечно неумытый, взъерошенный. Хоть бы по утрам себя в порядок приводил.

 

Тот, к кому была обращена речь, сидел молча, словно воды в рот набрал. Все это время он держался вполне спокойно, потом отвернулся от мужчины и как будто о чем-то задумался. Может, действительно сильно переживал о случившемся и корил себя, а может, просто надоело слушать нотации. Кто его разберет, молодой еще совсем, легкомысленный. Про таких говорят: ветер в голове. В одно ухо влетело, в другое вылетело.

 

– Ты же видишь, как я стараюсь, – раздосадованный такой реакцией, повысил голос мужчина. – Пойми: если я не буду работать, как мы с тобой жить-то станем? Моей пенсии на двоих точно не хватит. Вот я и дежурю по ночам. А где уважение к моему труду? Я уже не говорю о благодарности… как же,  дождешься от тебя!

Конечно, раньше у меня было больше свободного времени. Мы с тобой подолгу беседовали, обсуждали фильмы, футбол, телепередачи. Каждый день в парк гулять ходили. Но теперь ты должен понять сложившуюся ситуацию и поддержать меня. Представь, если я, не дай бог, попаду в больницу! Что с тобой тогда будет?

 

Мужчина повернулся к понурившемуся собеседнику и посмотрел на него с какой-то нежной жалостью и любовью.

 

– Как ты без меня жить-то будешь, а? Присматривать за тобой некому. Дочка в город учиться уехала. Сын где-то на севере, плавает. Родственников поблизости нет, а у соседей своих забот полон рот.

 

При этих словах виновный привстал, как-то странно выпрямился и снова уселся. Мужчина, заметив это, забеспокоился:

 

– Что с тобой? Ты себя нормально чувствуешь? Все в порядке?

 

Виновный в ответ издал непонятный звук и вновь уставился на мужчину.

 

– Вот видишь, у тебя тоже бывает плохое самочувствие. Что и говорить, оба мы  здоровьем не блещем. Значит, могут лекарства понадобиться, а это, дорогой мой, опять же деньги. И где их взять?

Ты, конечно, можешь сказать, что не всегда бытие определяет сознание. Знаешь ведь, что я этого не люблю, а все равно поперек норовишь. Да, не всегда! Но времена меняются. Где ты сегодня найдешь человека, который живет идеями, благородными идеалами? Ну, чего молчишь, ты таких видел? Я – нет. А кто сейчас думает о пользе профессии, об уважении к старшим или любви к Родине? Об инвалидах, наконец, стариках, неимущих?

Вот раньше человека за что уважали? В первую очередь за его труд, за ум и профессиональные достижения. А теперь что? Полуголая молодежь на сцене кривляется, что-то голосит под фанеру и гребет деньги лопатой, а те, кто у станков на заводе работает или хлеб в поле растит, за свой труд гроши получают. Так называемые «певцы» за один вечер на банкете у олигарха столько имеют, сколько рабочему или инженеру за год не заработать. А о чем они поют – непонятно. Помнишь, как «Песняры» пели? Душа откликалась. Когда Мулявин умер, я так горевал, будто родного человека потерял. Многих настоящих артистов уже  нет – Людмилы Зыкиной, Муслима Магомаева, Валентины Толкуновой… Кого слушать-то? Слава богу, живы еще Пахмутова и Добронравов, а как их не станет, что тогда?

 

Мужчина раздраженно махнул рукой и замолчал. Подойдя к окну, долго смотрел в темноту, думая о чем-то своем. Мысли о прошлом не давали покоя, вызывали тоскливое непонимание происходящего. Где-то глубоко внутри росло ощущение несправедливости и обиды. Хотелось выговориться и, повернувшись к своему молчаливому напарнику, он негромко продолжил:

 

– Поэтов и писателей развелось немерено. Все кому не лень что-то пишут, издают. А читать нечего. Разве только перечитывать то, что раньше было написано. Ни стихов настоящих нет, ни прозы. Ну, кого, скажи мне, можно поставить рядом со Светловым? Кто еще сможет так написать: «Смычками страданий на скрипках времен»? Или одной фразой, как Лев Толстой, картину нарисовать: «Воздух был чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине»? А стихи… Какие стихи были! Помнишь песню про Карелию:

Долго будет Карелия сниться.

Будут сниться с этих пор

Остроконечных елей ресницы

Над голубыми глазами озер…

 

Вот это сила слова! Вот это красота! От таких стихов дыхание перехватывает. Может, потому раньше и душа в людях была живой, человеческой.

М-да… Все это теперь в воспоминаниях.

 

Мужчина вновь достал из помятой пачки сигарету и закурил, глубоко затягиваясь. В комнате повисла тишина. Было слышно, как на кухне из крана медленно капала вода, словно отсчитывая ход времени. После паузы он заговорил с недоумением и болью, словно вглядываясь в прошлое:

 

– А потом все начало меняться! Вроде не сразу, но день ото дня жизнь становилась другой… Какой-то жестокой, что ли, и бесчеловечной. Криминал проник во все сферы жизни, все слои общества. Людей охватили жадность, стремление к власти и жажда денег. Те, что наверху, думают только о себе, а до простых людей никому и дела нет.

Особенно обидно за тех, кто прошел войну, пожилых и слабых. Вон Иван Никифорович, мой друг, однополчанин, да ты его знаешь, я вас на прошлой неделе знакомил, всю жизнь так и прожил в своем старом домишке, где отродясь никаких удобств не было. Очередь, говорят, на нормальную квартиру, жди. А сколько ждать? Жизнь-то, считай, уже позади. За что же мы воевали? Неужели за это?

Вот и скажи мне теперь, куда подевались честность и порядочность? Где справедливость?

И что же, спросишь ты, нет никакой надежды? Эх, брат, человек так устроен, что надежда, а еще вера да любовь у него всегда есть. В самые тяжелые времена только они народ и спасали, потому как это и есть для человека главное!

 

На дворе уже занималось раннее утро. Мужчина еще долго продолжал бормотать себе под нос что-то о проблемах подрастающего поколения, недостатках современного образования… Но, неожиданно обернувшись, заметил, что его уже давно никто не слушает. Убаюканный ворчанием хозяина, виновный потихоньку засыпал, не в силах бороться с одолевшей его дремотой. Он еще какое-то время таращил осоловелые глаза, преданно глядя на своего хозяина и всем своим видом показывая, что разделяет его мысли, а затем зажмурился и сонно засопел.

 

– Э-э-э, брат, да ты, я вижу, совсем притомился. Заболтались мы с тобой. Что-то я тоже устал. Ладно, отправляйся спать. А я сейчас попью чайку и приду. Только, чур, мое место не занимать. Ну, иди уже, соня! – с нарочитой строгостью  приказал мужчина.

 

Барсик, окончательно разомлевший от долгих ночных нотаций, сполз со стула и, выгнув спину, сладко потянулся. Затем примирительно потерся об ноги хозяина – давай, мол, без обид, и поплелся в спальню.

Надо сказать, никакой особой вины он за собой не чувствовал. И в самом деле, как объяснить хозяину, что тот опять по стариковской рассеянности забыл оставить открытой дверь в туалет, где стоял судок с наполнителем. В поисках подходящего места – не мог же он нагадить прямо на полу, все-таки воспитание, Барсик наткнулся на стоявший в коридоре ботинок хозяина. Видавший виды старый башмак, давно отслуживший свой срок, издавал противный запах. И малыш решил, что, раз здесь плохо пахнет, значит, это и есть то самое место.

Так что еще неизвестно, кто больше виноват в случившемся.