Арина Нуриахметова. Первая влюблённость и первая любовь (рассказ)

Я знаю, что ты это обязательно прочитаешь.

Спасибо тебе за мой бесценный жизненный опыт.

и вообще за все, что было между нами.

P.S: Я тебя люблю. 

 

I часть

 

 

Слишком громкая тишина озарила комнату

Между нами контакты, увы, уже порваны

Я не знаю в чем суть совместных конфликтов

Наши отношения – лодка, с дном пробитым.

.

 

 

Я понимал, что это конец. Мы не виделись с ней уже около месяца. Я намеренно не звал гулять, стал реже писать и перестал делать комплименты, чтобы она сама поняла, что дальше уже ничего не будет. Говорить я, конечно, не хотел – предполагал, что расстроится, тогда тяжело и стыдно станет обоим, но позже ко мне пришло осознание, что этого не миновать. Эта ситуация болит у меня, как вывих, и проще один раз вправить, чем без конца стонать от боли и быть скованным в движениях.

 

Вообще, началось это около месяца назад. Когда мы виделись последний раз, она была очень красивая, в ее любимом черном платье по щиколотку, я видел какой-то манящий огонь при взгляде на нее. Чувствовал счастье в ней и сам был счастлив. Потом экзамены и суета, что-то во мне явно изменилось. Я понял, что еще не хочу связывать себя оковами каких-то там серьезных отношений. Сначала казалось, что мои предчувствия окажутся ошибочными, все наладится, и будет как раньше. Снова появится стимул учиться усерднее, работать, к ней приезжать, если в разных городах будем. Помню, она переживала, что не поступим, а я успокаивал и хотел, чтоб осуществились задуманные планы. Чем дольше я размышлял об этом, тем больше сдавался и ощущал груз ответственности, который хочу на себя возложить. Я осознал, что мне 18, что глупо все это, не верю я в возможность светлого будущего рядом с ней. Может она и человек-то не мой, и нужен ей кто-то… ну, не я. И мне тоже кто-то, но не она. Да, люди мы разные, однозначно, «Я хочу это все скорее забыть, чтоб не было ее рядом» – все громче и тверже звучало во мне. Больше всего мои мысли занимали сказанные мною слова о серьезных намерениях. Скорее всего, все, что я говорил про семью и детей, сильно запало ей в душу, и она правда будет надеяться на то, что я сдержу слово, и все будет хорошо, но не будет. Мой внутренний запал исчез, и я не понимал, что с этим делать, и можно ли вообще с этим что-то сделать. Это было для меня самого неожиданно. Я, наверное, должен чувствовать вину, вертеться как уж на сковороде, но в действительности я как никогда спокоен. Это точно мое верное и твердое решение. А Алиса, я уверен, справится, она все может, я в ней не сомневаюсь.

 

Если говорить об Алисе, то она веселая, уверенная в себе, но только на первый взгляд, потому что ей на самом деле ей нужно много заботы, тепла, уюта. У нее внутри куча мыслей, собственных размышлений, бесконечного копания в себе. На этот случай у нее никогда не было тормоза, она решала все наперед, за всех. Казалось, что мозговая активность ежесекундная, за исключением сна (во время сна ее сознание проектировало невероятные картины и истории, которые на утро она спешила рассказать мне). Периодически она сама приходит к таким невероятным догадкам, что я удивляюсь: то она некрасивая, то фигура у нее не та. Я сначала и говорил, что все отлично, но она этому не верила и отшучивалась, это вызывало во мне негатив, но я не любил ее осуждать, потому что она была для меня очень родной.

Читайте журнал «Новая Литература»

 

Когда познакомились( да и всегда), она всегда вызывала улыбку, шутили вместе, пахло от нее вкусно, мне хотелось, чтоб эти моменты длились вечно, я растворялся в ней. Безумно творческая, интересная, Алиса хотела узнать весь мир, обожала учиться, рядом с ней все оживало в моих глазах. Помню, что когда мы только начинали общаться, я пришел к ней в школу во время весенних каникул, чтобы посмотреть на выступление отрывка из авторской пьесы нашей общей подруги. Была ужасная погода, 10 часов утра, но я пришел, чтобы посмотреть на них. На нее. Когда смотрел – все замирало. Долгое время мы были просто друзьями, но она много для меня значила, что-то типа родственной души, не могу сказать, что она была единственной девушкой в окружении. У меня до сих пор есть подруги важные для меня, она была одной из них. Что-то в Алисе цепляло, мне никогда так не было хорошо с кем-то. Волосы длинные, глаза карие – бездонные, улыбка белоснежная. Новый год тоже праздновали вместе с ней, когда она рядом была, то вообще ничего ненужно было, чувствовал, что она моя, маленькая такая. В ноябре она слетела с третьего этажа и получила ожоги, когда вечером пришел в больницу, то у меня где-то щемило от того, что я мог ей чем-то помочь, но не сделал этого, я был просто счастлив, что она в безопасности. Улыбается, истории рассказывает, обсуждаем что-то и хорошо, что рядом. Я часто себя ловил на мысли, что «хорошо, что рядом», потому что правда очень любил. Думал, работу найду, учиться буду хорошо, а если в разных городах, то приезжать начну, она прямо окрыляла меня, стимул давала. Снилась мне иногда, и всегда была прекрасная. С макияжем там или нет – без разницы, духи, фигура, все замечательное. Даже когда волосы отрезала почти полностью, все равно оставался шарм. Глупо любить за волосы или за что-то еще во внешности, меня завораживала любой. Она и человек хороший. Поддерживать старалась, всегда рядом была, да и я тоже, как мог. Знал, что не умею, он она всегда говорила, что ей легче после моих слов. Врала наверное. Мне все-таки очень хотелось, чтоб она всегда была счастлива, и я очень боялся ее потерять, боялся, что что-то не получится. Представлял себе, как уйдет, когда жить вместе станем и буду корить себя. Знал я прекрасно, что не такой, какой сейчас – заботливый, приветливый, добрый, потом измениться могу, где-то перестать внимание уделять, где-то в одиночестве побыть хотеть, а ей обиднее будет в тысячу раз. Об этом я думал в последний вечер перед нашим разговором, вспоминал каждый момент, проведенный рядом, и понимал, что больше не люблю. Ну и вот… 19 июля сегодня. Мы приплыли.

 

Иногда моя совесть бьет где-то внизу тревогу и просит меня остановиться и обдумать все еще раз по поводу решения о расставании, но я уже все обдумал. Не вырос, еще дела есть, а быть полноценным семьянином? Успеется. Я не дам ей сейчас того, чего она действительно заслуживает. Понимаю, что неприятно ей все это будет, но она справится, достаточно сильная девочка, и Кира с Валей помогут, они хорошо подружились. Я понимал, что один не останусь, грустно если и будет, то не долго. Она тоже одна не останется, у нее рядом подруги, в ней в самой есть достаточно воли, чтобы быстро все забыть.  Назначил ей встречу на завтра, чтобы все поговорить и закончить. Навсегда.

 

 

 

***

 

 

 

Насильно не будешь счастлив

Насильно не будешь мил

Насильно не полюбишь,

Кого никогда не любил

 

 

На завтрак мама приготовила сырники, я ел с аппетитом, был в хорошем настроении, через час нужно было выдвигаться на репетицию выпускного в школу, а предстоящий вечерний разговор мне представлялся, как незавершенное дело, скорее я думал о том что будет после, нежели о том что будет на нем. В любом случае мне переживать это будет несложно в отличие от Алисы. Мне очень жаль, но кроме этого чувства (исключая неловкость и стыд) я ничего не испытываю

 

Я шел вообще без мыслей, только бы закончить это все, но что говорить я так и не знал. Надеялся, что сама поймет и растолкует, что я хочу сказать, потому что мудрости у нее для этого достаточно. Она сильно переживала все это время моего томного и «загадочного» молчания и практически сразу почувствовала мое отдаление. Несколько раз за месяц спрашивала что происходит, как быть, но я молчал и, признаться, мучил ее. В действительности, у себя в голове, я откладывал этот предмет размышления в долгий ящик, не хотел доставлять себе лишний раз дискомфорт (когда человек думает о том, о чем ему вовсе не хочется, то это как увидеть в супе таракана – мерзко, противно и на душе скребутся кошки). В конечном итоге, подходя к месту нашей встречи, в качестве основного аргумента для самого себя,  я решил, что не могу идти против своей природы, и сейчас мне точно нужна свобода. Шел я позже, чем мы договорились. Знал, что она уже ждет меня. Я был настроен к ней хорошо, точно не хотел с ней конфликтовать, но мне был  вроде бы даже несложен этот разговор, я чувствовал, как вот-вот начнется моя новая жизнь, но без нее и это как-то все-таки странно…

 

На Алисе не было лица, никогда ее такой не видел. Разбитой, унылой, она снова была в любимом черном платье по щиколотку, но в этот раз оно выглядело как траурное. «Розовые очки» или пелена слетели с моих глаз и мой взгляд уже не был влюбленным, как все это время. Мне не хотелось ее обнять, защитить, ощутить запах ее волос. Нет, пожалуйста, эти осознания, как и воспоминания были пыткой.  Чувствовал я себя, как не в своей тарелке, не хотелось на нее смотреть, потому что нечего было ответить, успокоить и оправдаться тоже было нечем кроме как «Прости, я не хотел». Останавливать я это, конечно, не собирался, потому что больше не видел в ней того света, который описывал раньше, все как будто потухло и Алиса стала как все. Не « из страны чудес», а из нашего маленького и забытого города. Подтверждалась эта мысль у меня в голове ровно столько, сколько я стоял около нее. Я не стал ее обнимать, а она долго в меня всматривалась, и тяжелый взгляд прижимал меня к асфальту. Было чувство, будто на меня давил гидравлический пресс, и я понятия не имел куда деться.

 

Сначала мы молчали. Потом она спросила: «Мы можем это как-то решить?». Я сказал, что нет и она начала плакать. А я ничего не чувствовал, не хотелось к ней подходить и как-то успокаивать, говорить, поддерживать. Да и не знал я, как  и что мне ей говорить. За эту ночь я понял наверняка, что для меня это отпетая песня. Я попытался ей вкратце объяснить, что и как, но желания это делать у меня не было. У нас с ней были абсолютно разные состояния, и Алиса попросила ее обнять. Ей, видимо так нужно, не вникал, но ей было тяжело принять эту мысль. Я, честно, не понимал ее чувств и не хотел понимать, но, наверное, мне было бы больно. Люди эгоистичны, и когда они чувствуют, что счастливы (ну или хотя бы умиротворены), то не спешат искренне делиться позитивом, или поддерживать того, кому плохо. Они в эти моменты как бы смотрят свысока с мыслью «у меня так тоже было, пройдет». И я не хотел с ней делиться спокойствием, которое наконец обрел.  В конце концов, она ринулась вперед и сказала идти за ней (так началась наша завершающая прогулка). Мы шли далеко друг от друга, по моей инициативе, потому что мне было так удобнее. Предполагаю, ей было холодно, но она сама пришла в платье с короткими рукавами, я тоже был в футболке и помочь ничем не смог бы, даже если очень бы хотел, но я не хотел. Этим все и можно было объяснить.

 

Разговор явно не клеился, потому что я молчал. Она задавала какие-то вопросы, я отвечал, но мысленно был очень далеко. Во мне звучала фраза «она со всем справится, даже если ей сейчас больно». Это странно, я больше не хотел защищать ее от боли, я сам стал ею, но вечно говорил себе, что она сильная. Это была правда, я всегда видел в ней сильную личность и хоть чувства и прошли, мое уважение к ней как к человеку осталось и исчезнет только если она сотворит какую-то неимоверную дурь, но она не сотворит. Когда я смотрел на нее в этот вечер, то умом понимал, что она интересная, умная, с ней можно поговорить и обсудить многие вещи, от литературы и до политики, а сердце молчало, не ёкало больше ничего, как под ноль срезали.

Мы зашли на частный сектор, она все еще плакала и что-то говорила. Помню что-то о том, что я важен был ей, как человек, потом я зачем-то ляпнул, что мы можем остаться друзьями и общаться с ней, но ко мне быстро пришло осознание, что не хочу оставлять ей никаких надежд. Делать ей еще раз больно мне не хотелось, но и носить на себе бремя, в случае, если она будет надоедать, тоже не было особого стремления.

 

Я впервые столкнулся с потерей чувств и никак это не мог объяснить. Чувство стыда и совесть просыпались во мне только тогда, когда я шел вглубь самого себя и начинал размышлять, но это было неприятно, как клизма, поэтому я оставался на поверхности, и не допускал погружения, чтобы не задохнуться в собственных чувствах (потому вся эта канитель с чувствами и длилась целый месяц).

Но если все-таки приоткрыть ширму в углах моей, на первый взгляд, несуществующей души, то мне самому себе было сложно признаться, что я ее обманул, не оправдал ее доверие и свое доверие, в общем-то, тоже. Если бы мне кто-то  казал, что есть на свете человек, который однажды полюбил очень сильно кого-то, а потом в один момент отказался, потому что переживал не справиться, то я бы непременно его осудил, типа, это бред, ведь ты несешь ответственность за собственные слова, а сейчас…Сейчас это и был я и меня это, честно говоря, съедало. Зимой мне казалось, что наша любовь будет длиться вечно, но, видимо, не все в моей власти и иногда чувства пропадают без видимой и адекватной на то причины. Любовь – глупая привычка, может еще страшнее, чем алкоголизм или курение. Меня подставила собственная неопытность, наивность и вспышка влюбленности, которой я поддался ( за это я корил себя больше всего, потому что это изменяло моей рациональности и стратегичности). Если бы я наперед знал, что все будет именно так, то никогда бы к ней не подошел, не заговорил, чтобы в конечном итоге никого не разочаровать. С другой стороны, я ни о чем и не жалел, ведь мы с ней правда были счастливы.

 

Тем временем мы прошли частный сектор, и мне уже надо было домой. Мы все это время очень мало говорили. Если говорила, то в основном она, иногда даже какой-то несвязный бред, но я все равно ее никогда не осуждал, хотя очень любил это делать на счет других людей. По Алисе было видно, что она меня все еще любит, от нее веяло душевным теплом, спокойствием. Весь ее образ в этот момент представлялся, как теплый дом с затопленной печью, где на столе тебя ждут горячие пирожки, где тебя обнимут и поцелуют, но ответить взаимностью я не мог, мне было комфортнее вне этого дома, под проливным дождем на улице, лишь бы больше не окунаться в эти объятия. Мы поговорили о поступлении, о предстоящем выпускном, и она пошла проводить меня. Понятия не имел зачем, но если ей так удобнее, то я не возражал. По дороге у нее порвалась обувь, и я предложил ей пойти домой, чтобы не пораниться, но она отказалась и пошла босая. Понятия не имел зачем, но если ей так удобнее, то я не возражал.

 

Мы долго еще стояли возле моего дома, потому что она попросила не уходить. Она дрожащим голосом выговаривала буквы, и мне по слуху резало, потому что слышать ее плачь было одной из пыток, от которой у меня все внутри переворачивалось, в итоге она спросила, действительно ли я хочу остаться друзьями. В голове только пронеслось «Нет, пожалуйста», но сказал я что-то типа «это может привести к еще более худшим последствиям». Мы еще раз обнялись по ее просьбе. Все просьбы, как уже стало понятно, исходили от нее, и я их выполнял, потому что мне приходится это делать в последний раз (я подходил к этому ответственно, чтоб у нее не было негативных впечатлений от последней встречи), да и гигантское чувство вины, конечно, делало свое дело. Момент нашего окончательного расставания она максимально оттягивала, а я не сопротивлялся. Она и тогда, и сейчас не приносила мне никакого дискомфорта, но неловкость все еще сопровождала меня. Было бы странно, если бы ее вообще не было, тогда бы я даже в своих собственных глазах выглядел черствым сухарём. Наше молчание закончилось тем, что она убежала в темноту со словами «прощай» и бесконечно всхлипывая. Я сказал «Пока» и открыл дверь подъезда.

 

Во мне, наверное, должно быть какое-то чувство опустошения, но его не было, я только чувствовал, что правильно сделал, что сообщил ей это все сейчас, а не потом. Мне даже не было грустно, было – никак, я уже дошел до той стадии безразличия, которая позволяла холодно относиться даже, казалось бы, трепетным и важным разговорам.  Придя домой, я поужинал, мама приготовила мое любимое рагу, и написал Владу, чтобы поиграть и отвлечься от мыслей. Периодами, минут на пять, я мог засмотреться в одну точку и начать «погружение» в мысли и чувства, сразу же захлебываться ими, но быстро «вылезал на поверхность», встряхивая головой. Предполагаю, что она сейчас испытывает что-то другое, может быть боль или некоторое облегчение, но меня это волнует сейчас в наименьшей степени. Алиса сама со всем разберется, я помогу, если потребуется, если она попросит сказать ей слова поддержки. Весь вечер я провел за ноутбуком, играл, ел то, что нашел в холодильнике. Меня больше ничего не заботило, кроме предстоящего поступления и результатов экзамена, да и те не сильно.

 

 

***

 

Все проходит,

И детство, и юность

И тяжелые времена

Все пройдет, и ты позабудешь,

Как было тоскливо вчера.

 

 

 

Спустя неделю после нашего расставания практически ничего не изменилось в моем окружении и состоянии. Были вещи, которые мне о ней напоминали, и на какое-то время я задумывался о том, действительно ли я пошел тем путем, но через полминуты уже утвердительно качал головой, отвечая самому себе. Только периодически я слышал об Алисе от наших общих друзей, но сам не спрашивал, потому что безразличие в процентном соотношении явно преобладало над любопытством. Все же, печальных или тем более трагичных новостей я не слышал, значит повода волноваться за нее не было. Большинство приятелей у нас были общими, потому что мы долго оставались просто друзьями, она знала весь мой класс, общалась с некоторыми девочками достаточно хорошо. Раньше мы все ходили гулять вместе, но в период, когда я рьяно пытался убежать от собственных мыслей о расставании, когда понимал, что не люблю ее, почти не выходил из дома. Теперь мне ничего не мешало, и я собирался на улицу, зная, что там возможно будет Алиса, но меня это вообще не волновало.

 

Последний наш разговор в переписке закончился на том, что мы не держим друг на друга зла, что мы взрослые люди и расходимся, оставаясь в хороших отношениях. Так по сути и было, но увидев ее издалека я незамедлительно отвернулся. Здороваться тоже не стал. Зачем? Это может ей дать надежду или посеять ненужные мысли, да и не сильно хотелось как-то. Мы шли по вечернему городу огромной толпой, обсуждали результаты экзаменов, и как вообще будем жить дальше.

 

Мои достижения в учебе оставляли желать лучшего, вряд ли меня возьмут в престижный вуз на бюджетную основу, да и надежнее мне было сдавать бутылки, чем экзамены, это был бы реальный способ заработка. Мне немного становилось грустно, что еще один месяц и те, кто провели с тобой большую часть жизни, больше не будут рядом каждый день. Зато я точно успел напиться на выпускном и оставить о себе только самые яркие впечатления, это вызывало на моем лице улыбку. Успокаивал факт, что город, куда я подал документы, был совсем близко и родители будут практически рядом, а некоторые из друзей поступят со мной, и я ничего и никого важного для себя не потеряю.  Перспективы новой жизни, на пороге которой я был, так или иначе радовали меня. Больше , конечно, мое отношение было спокойным, ведь я воспринимал это как один из неминуемых жизненных этапов. Что касается страха, то он был, но я поступал с ним, как с любыми чувствами и переживаниями – отвлекался, чтобы не захлебнуться.

 

Когда чего-то очень боишься, непременно хочешь от этого убежать. Так было со мной всегда, всю жизнь. Я, кажется, уже не умел воспринимать хотя бы что-то близко к сердцу, все события проходили от меня как бы в стороне, и мне так было удобно( за исключением случаев, когда меня припирали к стенке обстоятельства и «захлебнуться» нужно было специально, чтоб решить проблему). Процесс выброса собственных эмоций был хаотичен, потому что иногда было то, что меня действительно волновало, и реакция на это не заставляла себя долго ждать. Например, на друзей я мог срываться и кричать, если меня что-то не устраивало, если действительно задевало и возмущало. Это была первая стадия реакции – поверхностная. Иногда меня что-то задевало настолько, что даже реагировать на это не хотелось, проще было помолчать, чтобы не привлекать к себе внимания, и тогда я оставался со спокойным выражением лица, но внутри извергался Везувий. В этом редком случае то, что меня задевало, от начала и до конца занимало мои мысли на протяжении долгого времени, но внешне, опять же это не было заметно.  Это стадия вторая – глубинная. Безразличие у меня тоже, как ни странно, делилось. Равнодушие номер 1  – то, с чем я жил почти каждый день, это и было мое «не погружение» в собственные чувства, чтобы уберечь себя от глубинной стадии и постоянных размышлений. Равнодушие номер 2 – когда правда не задевает и не трогает, ничего проще и придумать невозможно. Эти две стадии постоянно граничили во мне. Поверхностная стадия реакции проявлялась только в кругу близких мне людей, а глубинная тогда, когда я не успевал убежать и «захлебывался» в чувствах или когда я не хотел никуда убегать, решив окунуться в тоску и уныние, или когда убегать уже было нельзя. Все, что касалось Алисы и нашего с ней расставания, изначально было в равнодушии номер 1, с редкими проблесками глубинной реакции, а позже вообще перешло в равнодушие номер 2. Все, что имело отношение к скорому началу моей новой студенческой жизни, относилось к равнодушию номер 1 и к глубинной стадии реакции. Вся эта сложная и серьезная схема моих чувств и переживаний выстраивалась в голове долгое время, чтобы я научился контролировать собственные эмоции и реакцию на них, чтобы с первого взгляда невозможно было сказать все равно мне или нет. Защитная реакция дело сложное и требовало от меня достаточных умственных усилий.

 

Мне не нравилось раскрываться перед обществом, почти никто не знал меня настоящего, даже я сам (потому что элементарно путался, где действительно я, а где применяю свои махинации со схемой чувств и переживаний). Алиса видела мои настоящие эмоции периодически, я давал слабину где-то, мог на какое-то время перестать мыслить рационально и встраивать стратегии, находясь рядом с ней. Зато в последний месяц это дало обратную реакцию, и я полностью закрылся от нее, как черепаха или улитка, и вылезать не хотелось. Она в этот момент была похожа на надоедливых служащих ЖКХ, которые долбят в дверь, чтобы посмотреть показания счетчиков, а у вас там магниты. На ее вопросы я включал «дурочку» и отвечал или несвязный бред, или молчал, потупив взгляд (так было и во время последнего разговора)

 

И все-таки, глядя на Алису, я чувствовал в ней свое прошлое, и мне становилось немного грустно. Если срывать все маски, то очень грустно. Ее образ в целом сулил для меня много воспоминаний. Счастливых и не очень счастливых. Сейчас она шла впереди и пела какую-то песню с подругами, я изредка на нее поглядывал исподтишка, потому что когда-то она была для меня всем. Факт того, что мы были самыми близкими людьми на свете, а сейчас друг другу никто не укладывался в моей рациональной и продуманной голове. Этому нет логического объяснения, как и тому, что мои чувства угасли. Все это ужасно нелепо и глупо, но уже не в моей власти. Теперь Алиса экспонат в моем музее жизни. Музей жизни – это еще один термин, который я сам себе придумал. Это место в моем сознании, где находятся памятные для меня вещи и люди, когда у меня наступает глубинная реакция, то я всегда прихожу сюда, чтобы грустно улыбнуться и ощутить мурашки по телу от разного вида эмоций. Каждый раз, когда она попадала в мое поле зрения, то все во мне кроме лица расплывалось в этой грустной улыбке, но менять и возвращать я так ничего и не хотел, и скорее всего не захочу. Даже совестно будет называть ее «бывшей», это звучит по-хамски и грубо, как оскорбление. Ее образ –  перевернутая страница, оконченная песня, забытое стихотворение, экспонат в музее жизни.  В целом, что-то более возвышенное  и значимое для меня, чем «бывшая».

 

Все это неимоверно грустно, наверное, но жизнь идет своим чередом, надо уметь что-то заканчивать и начинать новое. Попрощавшись со всеми кроме Алисы, я дошел до своего дома, бросил взгляд на то место, где мы стояли неделю назад, обнявшись, во время последнего разговора, и во мне ничего не дрогнуло, тогда я окончательно понял, что это. Конец.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

II часть

 

Накрывают меня медным тазом

Чувства, обида и боль.

Стереть бы тебя разом,

Как ржавчину от кастрюль.

 

 

Я чувствовала приближающийся конец и понимала, что ничего не могу с этим сделать. Его меткое и точное отдаление я ощутила очень хорошо с первых дней, но любовь к нему перекрывала разум и я думала, что это просто такой период, когда ему нужно уйти в «пещеру», отдалиться, почувствовать себя свободным и через какое-то время все наладится. Его любовь и забота вернуться ко мне, и все будет как раньше. Я заподозрила что-то неладное, когда экзамены закончились, а его нарастающая холодность и безразличие только прогрессировали. Он больше не писал, не желал удачи, не говорил, что все будет хорошо, не шел со мной гулять, а когда я приходила сама( встречать после экзаменов), то быстро уходил ( видимо, решать дела государственной важности) и из-за этого от меня как будто что-то откалывалось, в душу закрадывались сомнения, и меня разрывало между «само все пройдет» и между « нет, Алиса, мы прямо сейчас ему напишем и выясним, что происходит». Выигрывало всегда второе, но в ответ я получала только «все нормально». Конечно, ничего не было нормально, все было ужасно, слава богу, что моих мозгов хватало, чтобы брать себя в руки и заниматься какими-то другими делами, чтобы не забивать себе мозг, но, признаться, фоном в моем сознании все равно звучало что-то типа «какого черта он себя так ведет?». Наступал вечер и я всегда начинала плакать, потому что безмерно уставала от неопределенности, от того, что у нас нет диалога, потому что мои собственные догадки съедали меня, а внутреннее предчувствие о скором расставании все усиливалось. Так что, плакала я в общем-то от бессилия.

 

Когда передо мной вставали трудности, то я шла их решать, так были и в этот раз, поэтому в один из дней я купила Артему еду, которую он любил,  и пошла к нему домой. В наших отношениях всегда все было взаимно, поэтому мне хотелось сделать ему что-то приятное, от души. Ему понравилось, но в воздухе витала атмосфера безразличия. Отпустить это у меня, конечно не получалось, мне нужно было знать правду. Я всегда разговаривала с ним, как со взрослым человеком, мы не раз обсуждали идею того, что если что-то пойдет не так, то он мне обязательно скажет (или я), мы поговорим и придем к общему решению. На деле все было похоже на детский сад, и я понемногу начинала чувствовать себя мамой Артемушки, который ест песок на детской площадке, а мне нужно вразумить сынулю, доказав, что есть вещи вкуснее песка (причем сделать это ненавязчиво, чтобы не испортить отношения с ребенком). В моей голове был только один единственный вопрос, почему нельзя четко и красиво ставить точку в отношениях, если действительно этого хочется. Я думала об этом, опять же, по вечерам, когда рыдала от бессилия.

 

Когда не получаешь ответ на волнующий тебя вопрос, хотя этот ответ лежит где-то на поверхности, то мозг перестает работать и ты идешь на поводу у чувств и эмоций, которые в свою очередь выполняют свою работу на отлично. Так я почти ежедневно выносила мозг Артему, с одним и тем же вопросом, заискивала, но в ответ получала только молчание ( в обычной жизни мозг я никогда не выносила, по моим подсчетам это было слишком энергозатратно и глупо). За день до последнего разговора, я написала ему, что умываю руки, и пусть говорит мне все сам, когда сам посчитает нужным и он в этот же день назначил мне встречу. За эти сутки вся моя жизнь и внутренние органы перевернулись с ног на голову. Я понимала, что это конец, но надеялась на лучшее, а когда осознавала, что примирения и «возвращения на свои места» не ожидается, то меня трясло.

 

Я его любила. Мы познакомились вы сложный для меня период, и он помог мне с ним справиться. Мы дружили около восьми месяцев, и за это время, казалось, произошло столько невероятных событий (приятных и не очень), которые останутся в моей голове на всю жизнь. Когда начались отношения, то рядом с ним я чувствовала себя, как за каменной стеной, он был для меня опорой, я для него тоже, старалась, когда это требовалось, но ему это требовалось гораздо реже, чем мне. Он говорил о будущей совместной жизни, и я всегда относилась со скептицизмом, но никогда ему об этом не сообщала. Мама мне говорила, что если он хочет этого, планирует, то значит чувствует в себе уверенность и силы, а я могу его поддерживать ( она говорила не об Артеме, но я отлично помню эти ее слова). Рядом с ним я всегда была счастлива, никогда (за исключением последнего месяца), он не заставлял меня в нем разочаровываться, потому что делал для меня все, хотел чтобы я была счастлива, а я искренне хотела, чтобы он рядом со мной тоже был счастлив. Помню нашу первую встречу, с которой все началось. Я оказалась случайно на одном из городских мероприятий, куда собирали по традиции всех школьников. Мы по-дружески разговаривали, но мне он казался очень красивым( это стереотип о том, что я не могу называть мальчиков красивыми, если не хочу от них детей). Из-за заката лучи солнца падали ему на лицо и голубые глаза подсвечивались изнутри. Слава богу, эта картина навсегда моей памяти и даже когда у меня будет 40 внуков, я буду скрипящая костями старушенция с Альцгеймером, то это последнее воспоминание, о котором я хотела бы забыть. От него всегда прекрасно пахло, он был очень заботливым и обеспокоен моим состоянием. Когда я хотела остаться одна, то он давал мне эту возможность. С ним было тепло, уютно, «как дома». Теперь я стояла на пороге неминуемого расставания, и в моей душе разрывалось буквально все. Вы теряли когда-нибудь близких себе людей, чье внимание позволяло забыть обо всех проблемах и жить в моменте?  Именно таким человеком и был для меня Артем. 19 июля. Я не хочу верить, что это конец.

 

 

***

 

 

Я остаюсь со своими мыслями

Вдвоем

Они смотрят так укоризненно

И поднимают бровь уголком.

 

 

 

Мы не переписывались весь день, но я знала, где он и что делает, но не потому что я у меня было желание его преследовать, у нас просто было много общих друзей и знакомых. Я с утра не находила себе места, передвигалась по дому только за счет надежды на то, что все будет хорошо. В любой момент я была готова заплакать, состояние было настолько нестабильным, что я сама лишний раз боялась о чем-либо думать, чтобы это не повлекло за собой выбросов эмоций. Признаться честно, я не считала, что из-за этого нужно плакать, потому что это случалось со всеми, процедура не из приятных, но  слезы лились сами собой  только успевала их утирать. Это не было в моей власти, весь тот день был не в моей власти, рациональные каналы мышления вышли из-под контроля, наступил момент истеричности и абсолютной нелогичности действий. Я успела сделать себе маникюр, потому что отвлечься было необходимо, весь день с кем-то общалась, но если хотя бы на минуту уходила в себя – задыхалась. За два час до нашей встречи момент был просто критический, меня срочно нужно было самой себе вытаскивать из положения,  единственное до чего я додумалась – взять зеркало и успокаивать себя самой. Это правда помогло, ушло на это около получаса, но в душе образовалась хоть какая-то пустота ( это было лучше, чем 3 килограмма булыжников, которые я ощущала до этого). Расставание – как антибиотик в задницу – больно, сделать ничего не можешь, просто пережить нужно, зато потом осознаешь, что переживал не зря. В моей голове заела пластинка со словами «не хочу, не хочу, не хочу» – я не хотела терять его и мне было понятно почему – никто не хотел бы отказываться от теплоты, любви и заботы.

 

Мы договорились на 9, я надела платье, и шла в притык к назначенному времени (еще по пути встретила знакомых и надо было улыбаться, так что вечерок был не из легких), но его там не было. Он пришел минут через 20, я это расценила, как хамство, но не подала виду, потому что выяснять отношения еще и из-за этого – нервотрепок на сегодня достаточно. Он вообще на меня не смотрел, взгляд был потупившийся, а губы поджаты (парень реально песка поел). Я долго всматривалась в его выражение лица, понимая, что оно изменилось, при том, что по сути, все осталось на своих местах. Я заметила, что он постригся, глаза так и оставались голубыми, сливаясь с футболкой. Чем больше я всматривалась в него, тем больше понимала, что это конец. Я попросила обняться, мне нужно это было, чтобы очередной раз доказать себе, что «как раньше» уже ничего не будет (хотя это было понятно очень задолго до нашего разговора, и с самого его начала, но я этого тогда не знала). Мы просто молчали. Я молчала, потому что считала, что говорить должен он, а он молчал… ну, нравилось ему, наверное. Я и без его слов прекрасно все видела, но верить в это не могла и не хотела, поэтому ждала объяснений. « Мы можем это как-то решить?»  -наконец-то спросила я. Артем сказал, что нет и во мне все упало. Я сама не знала почему, мне просто казалось, что я осталась в чистом поле в мороз -30 в летнем платье.

 

Мне искренне не хотелось его отпускать, и потому мы шли молча, иногда я говорила то, что накопилось, но говорила я это скорее для себя, нежели для него. Это был тот случай, когда прекрасно осознаешь, что твои слова ничего не изменят, но не умолкаешь. Сама себя перестаешь слушать, он перестает слушать, но у тебя как пластинку заело и ты рассуждаешь вслух. Так было и со мной, я хотела выказать свою печаль, выговорить, выплакать, и знала, что ему от этого не будет ни хорошо, ни плохо. Даже если будет плохо или стыдно, то он это быстро забудет, спрячет в самый дальний ящик в голове и отвлечется (за 1,5 года нашего ежедневного общения я хорошо знала его характер).  Несколько раз мне приходилось просить его обниматься, чтобы лишний раз доказать себе отсутствие чувств и потом грустить из-за этого ( тут неуместны вставки и шутки про женскую логику, потому что я следовала чувствам, мозг находился в полнейшей отключке, в отпуске). Вообще все его действия, слова в этот вечер подтверждали, что это конец. Мы шли вдоль дороги, и навстречу ехала машина, раньше он всегда шел ближе к движению, теперь с краю шла я и когда машина поехала в нашу сторону, то он ушел сам, не потянув меня, как обычно, за руку. Каждый раз, когда я просила его обняться, то он чувствовал, что мне холодно, потому что платье было с короткими рукавами, но  ни разу не спросил этого вслух. Во время объятий между нами как будто образовывалась пропасть. Это странно, вы вроде стоите рядом, причем на расстоянии, что ближе уже не возможно, но при этом четкое ощущение того, что один из вас на северном полюсе, а другой на южном, но вы делаете вид, что вы рядом. Я больше не чувствовала его присутствие, скорее всего потому что головой он был где-то очень далеко.

 

В конце концов ему написала мама и нужно было выдвигаться в сторону дома. Идти к себе домой я искренне не желала, я хотела остаться одна, или насколько возможно быть с ним (тем более, что это последний вечер, когда я была с ним, на следующий день, вполне вероятно, что я буду хотеть, чтобы он сгорел в аду, в общем котле). По сути, остаться одной и остаться с Артемом рядом при нынешнем раскладе одно и то же, потому что я видела только его физическое присутствие, он молчал, вздыхал, листал ленту в телефоне. Глубокая драма и потеря разворачивались только в моей душе, у него было спокойствие и умиротворение. Если говорить о том, задевало ли это меня? Возможно да, но это было не первостепенно, потому что первостепенно было то, что чувствую я, и концентрировалась я на этом. Какое мне дело до человека, который делает мне больно.

 

Мы долго стояли около его дома. Пока мы шли по городу, он предложил остаться друзьями, но я чувствовала, что это одолжение, жалость и нежелание меня обижать, но никак не сильное стремление пообщаться и продолжить прекрасную дружбу, тем более, что прекрасной она уже не будет. Я переспросила на счет его слов, и он уже говорил что-то типа « это может привести к еще более плохим последствиям» (это было ожидаемо). Я не уточняла какие последствия могут быть, но видимо он имел войну или кислотный дождь, такое обычно бывает, когда бывшие сохраняют нормальные отношения. Удивительное явление. Я не хотела уходить, поэтому стояла просто молча и смотрела в пустоту, выстраивая планы в голове, как я буду справляться со своим состоянием, после того как оторвусь и уйду навсегда. Спустя какое-то время я ушла со словами «прощай», и в этот момент внутри меня происходила тотальная неразбериха.

 

Я шла босая до дома, потому что у меня порвалась обувь. Как часто вы видите плачущую и опухшую девушку, идущую босиком по ночному городу? Вот именно поэтому я ловила странные взгляды, но чрезмерного внимание избежать мне все же удалось. Дома я практически сразу завалилась спать, потому что между нытьем и сном я выбрала все-таки сон.

 

 

***

 

 

«Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти»

Семен Мармеладов «Преступление и наказание» Ф.М.Достоевский

 

Всю эту неделю мне было тяжело. Не могу сказать, что меня придавило с невероятной силой. Я не лежала пластом, не рыдала днями напролет. Просто периодически меня настигали чувства и эмоции, просившиеся наружу. Писать я перестала ему на следующий день, после того как высказала все, что у меня накопилось. Дальше в этой акции смысла не было, да и желания писать, тоже не было. Единственное, что я наверняка подметила в своем состоянии –  чувство одиночества и невысказанности. Да, я признаю, что с уходом Артема ушла часть моей души. Моя эмоциональная зависимость от поддержки и возможности поговорить «ни о чем» помахала мне рукой, и просила никогда ее не забывать. Оказалось, что он был мне подругой, другом, братом, сватом и всей семьей вместе, я ему доверяла и чувствовала в нем свою силу (сейчас не хочу рассуждать о правильности этой позиции, но это действительно было так, но каждый совершает ошибки, это глупо было бы осуждать).

 

В начале 10-го класса моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я навсегда переехала из того места, где провела всю свою сознательную жизнь, и конечно, с переездом, часть меня буквально отвалилась. Во мне пропало чувство защищенности и дома, впервые я ощутила одиночество и не знала куда себя деть. Каждое утро я просыпалась в 5 часов в этом огромном и совершенно чужом для себя доме, и шла в школу. Иногда на автобусе, иногда пешком. Школа и события в ней – спасали, мне было там очень хорошо, весело, меня все отвлекало, но после окончания уроков я не хотела идти домой. Бродила по улицам, ела в кафе, на тренировку, на вокал, на ненужные мне школьные мероприятия, но только не домой. Когда появился Артем, то он закрыл собой этот пробел. Рядом с ним мне везде было «как дома», он олицетворяя в себе уют и спокойствие, никогда не осуждал, не обижал, не говорил резких слов (да-да, именно как дома, все эти качества ассоциируются у людей с этим местом). В целом, это был комфорт, а к хорошему быстро привыкаешь. Настало время отвыкать, и мне необходимо было самой с этим справиться.

 

Меланхолия накрывала меня периодически, отвлекали экзамены в вузах, но я даже не радовалась полученным баллам – рассказать было как будто некому. Так прошла неделя, выпускной вечер, все стали подавать документы в вузы, а я все это время была занята размышлениями по поводу расставания, самоанализом и приходила к некоторым выводам, к которым никогда не пришла бы, находясь в отношениях. Ударилась в то, чем так давно хотела заняться, и мне это нравилось, в течение первых дней я начала понимать, что это решение было самым лучшим из всех последних решений. Через неделю я уже очень твердо это осознавала, поэтому, когда на прогулке, увидевшись, мы не поздоровались, хотя  договаривались это делать, то что-то во мне передернулось ( мои чувства не выдохлись за неделю, как старый одеколон), но мозг уже успел приехать с отпуска и я подумала «ну и бог с тобой, болезный».

 

На все нужно время, но мне (да и всем) необходимо переживать эмоции, которые испытываешь. Это касается не только расставаний, никакие проблемы не «белиберда» , потому что у каждого они свои мысли и чувства. Первое время я сильно ругала себя за то, что плачу, типа «хей, Алиса, мальчики, это не то из-за чего нам нужно расстраиваться». Однако не расстраиваться я не могла, потому что Артем был важен для меня, и важен до сих пор, и, черт возьми, он важен для меня всегда, потому что он был частью меня когда-то.

 

Во время прогулки я периодически на него смотрела, и мне было отчасти радостно, что ему стало легче (ведь вся эта акция была им совершена, чтобы освободиться самому). Конечно, меня периодами вымораживало и то, что он обходит меня стороной, не здоровается и вообще делает вид, что мы никогда не были знакомы, но и эти выбросы в атмосферу я для себя объяснила и поняла, поэтому все было отлично. Смотреть долго на него мне все еще не позволяла душевная боль, которая меня резко одергивала, иногда даже какие-то слова или фразы из его уст могли меня расстроить (эти слова были не в мой адрес, они просто могли быть связаны с прошлым). В разговорах с кем-то я до сих пор могла долго и нудно обсуждать наше расставание, разбирая его на части, но это было ожидаемо, потому что чувства не выдохлись (да и не могли так быстро это сделать). Я давала и даю время, чтобы это переживать, уделять самой себе время и делать выводы.

 

Мы разошлись поздно вечером, но это был один из самых лучших дней, потому что со мной были рядом именно те, кого я безмерно любила и люблю. Я осознавала, что еще месяц, и нас разнесет по другим городам. Я больше не смогу так часто обсуждать с Кирой косметику, мы не побежим с ней наперегонки в магазин, чтобы посмотреть тональные крема и румяна, на которые у нас, конечно, нет денег. От домашних самодельных фотосессий останутся только жизнерадостные и живые фото. Валя не будет жить в пяти минутах от меня, и слушать мое бесконечное нытье вечером по пути домой, читать мне лекции, ругать, но также сильно любить меня. Новые события и новые люди не заставят меня больше надоедать ей переписками, рассуждениями, а диалоги станут короткими, меткими… И станут ли вообще?  Я больше не приду к ним на выпускной, не заплачу из-за трогательной песни, посвященной родителям, и хотя все это когда-то проходит у всех, прощаться с этим все равно невыносимо трудно. Игры в «Мафию» во дворе на детской площадке останутся в теплых воспоминаниях. Шутки Ильи, его трепетная забота о Вале (такая мимолетная и, казалось бы, неважная, но заметная и явная для меня) от которой хочется расплыться в милой улыбке и смущении, будут тихо греть мою душу, когда мне будет грустно где-то вдалеке от вас. Тихие перешептывания Киры с Никитой во время фильма, вера в такую искреннюю и чистую любовь живет во мне только благодаря им. Каждый раз когда мы с Кирой гуляли по вечерам, то я видела ее счастье и блеск в глазах при виде Никиты, улыбка, с которой она говорит об эмоциях и чувствах к нему – те картины моей молодости, которые я никогда не забуду, отложив в самый дальний, но самый сокровенный ящик своего сердца. Поздравления друг друга с днем рождения, сюрпризы, объятия при встрече и при прощании, все это исчезнет, как будто резко выключили телевизор. Артем больше не напьется на выпускном, не будет кричать, когда его перебивают или не слушают. Мы не будем петь песни. Качаться на качелях. Я вспомню это все не раз, со слезами на глазах и грустью в душе, будут моменты, когда мне будет одиноко, плохо (они у всех бывают) но я всегда с любовью вспомню все эти месяцы, потому что ценю время, ценю Вас. Куда-то исчезли наши школьные дни, беззаботные каникулы, прошло время после экзаменов, слезы и нервы, потраченные на подготовку, и разочарование от полученных баллов, но все это, на самом деле, так неважно, ведь было то, что гораздо важнее учебы – время жить. Впереди абсолютно другая жизнь, но все это, останется в наших сердцах, в нашей памяти, в нашей юности. Навсегда.

 

 

***

Значит будут другие люди,

Постучится к тебе человек,

С которым сплетете судьбы

На месяц, на год, на век.

 

Дополнение

 

 

Спустя несколько дней после нашей прогулки во мне оставался тяжкий груз, от которого я непременно хотела избавиться. Это был груз с воспоминаниями, с вопросами, которые я уже никому не могла задать, но даже если бы задала, то не получила бы ответа. Вечером я пришла к его подъезду и села на каменный выступ, чтобы еще раз подумать и переварить все, что произошло. У меня как кинопленка пролетали перед глазами эти 1,5 года, все грустные и счастливые моменты и мне было невыразимо грустно, потому что теперь это просто память. Память, бесценный жизненный опыт, череда жизненных событий –как угодно, но не менее больно с этим прощаться. Вытерев слезы, я приняла для себя решение отпустить и его, и всю нашу ситуацию, и в моей душе впервые за долгое время стало пусто. Мои размышления прервала открывшаяся подъездная дверь… Это были соседи, но во мне все упало, и еще долго будет падать, потому что чувства не выветрились, как… да в общем-то это уже неважно. Я встала с выступа, последний раз обернулась на его горящие горчично-желтым светом окна квартиры, и улыбнулась, поняв, что это уже точно конец.

 

 

 

 

 

 

Нас разведет городами в разные стороны.

Посмотришь назад, а там уже сорваны

Со стены плакаты наших воспоминаний,

Да и черт с ними, главное – в сердце память.

 

Ты только там не отчаивайся,

Даже когда ничего не получается

И летит все на…

На ночь делать не надо,

Оставь на утро, ладно?

 

И звони иногда хотя бы, вечером в теплой кровати

Чтобы знать, что в осеннем закате

Видишь палитру  погодной благодати,

А не уставшие серые небесные пряди

 

Да, не скоро пересечется твой катер

 И мой параплан

Только не забывай, что я все равно рядом

Ладно?

                                   10.09.2019 20:54

 

 

 

Время плывет безвозвратно,
Стрелки часов вальсируют в даль,
Я вернусь в этот город несчастный,
Где в юности я пропадал.

Призраки старого времени,
Картины одна за одной,
Неужели все будет потеряно,
И я стану теперь другой.

Неужели исчезнут прогулки ночные,
Забуду песни без ритма и голоса,
Не верю, что станем чужие,
И не вспомню кудрявые волосы.

Твои шутки врежутся в слух,
От громкого баса- мурашки,
Шепот сильной любви двух,
И смех кудрявой казашки.

Обещайте, что не забудете,
Обещайте, что все вернется,
И лет через тридцать окликнешь на улице.
Обнимемся и улыбнемся.

Я бы каждый миг сохранила,
Минут проведенных рядом,
Чтобы память моя застыла,
Тех эмоций вечной плеядой.

5.08.2020 16:52

 

 

Спасибо всем тем, кто был со мной рядом весь год, я вам безумно благодарна и очень вас люблю, вы навсегда в моем сердце.

Ангелина, Катя, Никита, Антон, Идель.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.