Николай Крупин. Кошки (рассказ)

Что это ненормально, он и сам понимал – взрослый, можно сказать, пожилой мужчина плачет над сдохшей кошкой. Взяли маленьким котёнком, кошка домашняя, на улицу ни разу не выводили. Так в квартире городской на девятом этаже и прожила она двенадцать лет. К ней привыкли, полюбили. И хоть знали, что она должна умереть лет через четырнадцать после рождения – об этом не думали, отбрасывали эти мысли. И вот её нет. Что осталось от неё? Застывший шерстяной трупик в коробке от обуви…

Человек «умирает, погибает, уходит в мир иной», а животные «дохнут». Это так. Но с семейными он не спорил и сам говорил знакомым: «У нас кошка умерла». И все, кому он это говорил, чувствовали, что он сильно расстроен. Его успокаивали: «Что ты так разволновался?  Другую купите». Как можно купить «другую»? Такую же? Как можно купить «такую же душу»? Когда у кошки отнялись ноги и она перестала есть (об этом он, правда, не знал, дочь не говорила, что кошка уже десять дней, как ничего не ела), он подолгу гладил её и пальцами чувствовал острые позвонки – так она исхудала. Кошка поворачивала к нему голову и смотрела на него удивлённо и печально. Смотреть в эти глаза было тяжело, а она смотрела на него, не отрывая взгляда. В глубине её глаз – душа… Это он понимал не разумом – тоже душой…

Кошку решили схоронить на дачном участке.

Дочь сквозь слёзы говорила: «Папа, зачем ты так глубоко копаешь»? А он долбил и долбил сначала мёрзлую землю, а потом камень пошёл…

…«Опять сукотная! Прям не знаю, что с ней делать?» – три раза в году кошка «приносила котят», и отец, бывало, с раздражение говорил ему об очередной сукотности кошки, когда он приезжал к родителям в деревню в гости. Небольшая трёхцветная кошка (давно известно: в каждом доме приживаются кошки определённого окраса – у них прижились «цветные» кошки) с маленькой симпатичной и умной мордочкой. Тихая и ласковая (пока её не обижали). Случалось, «разрешалась от бремени» кошка в его приезд. Она заранее находила для этого дела укромное и уютное местечко в доме или на веранде. Писк народившихся котят выдавал это место. Отец выпроваживал кошку из дома, а сам топил котят в ведре. Вечером выносил ведро далеко за дом, в овраг. Кошка потом два-три дня ходила около «места» и жалобно мяукала. От её «мяу-мяу» щемило сердце. Отец был добрым и сердечным человеком, но если не топить котят в ведре, то их только за год прибавится девять-десять голов. Куда их девать? В селе в каждом доме есть кошка, а то и несколько, так что и предложить котят некому.

…Вот к слову: брат отца – житель города – в год топил (правда, не в ведре – в унитазе) до тридцати котят. Он жил с бездетной женой, а та без памяти любила кошек. Было у них три кошки. Стерилизовать она их не разрешала. Если кошка сдыхала, она тут же покупала другую. Брат прожил с этой женщиной почти сорок лет. Вот и получается: утопил он за всё это время примерно тысячу котят. Он приходил изредка к своему дяде в гости и вот что от него один раз услышал: «Моя Таня (жена) большая гуманистка» – уж, очень любит кошек».  Он потом долго смеялся над этими словами: «большая гуманистка». Не хотел обижать дядю, а надо бы сказать ему: «Тысячу котят твоими руками утопила – это тоже «гуманизм»?..

…Что только отец ни делал: не выпускал кошку на улицу, когда начинали кричать коты, гонял котов от дома – природа брала своё. Да и обстановка на кошачьем любовном фронте в районе расположения родительского дома способствовала тому, что кошка круглый год ходила сукотная. В округе – а это шесть дворов – отец, не поленившись, насчитал семь котов. И это на одну его кошку!

Бывало, приедет он к родителям весной, уляжется спать, откроет окно: свежо, весна с улицы вливается в комнату.  И вдруг… дикие кошачьи визги, брачное урчание котов, похожее на бессвязную речь вусмерть упившегося мужика. Он выходил на улицу, бросал, что под руку попало в сторону визгов и урчаний. Хорошо, если кошки убегут, а то притихнут – и снова «концерт». Приходилось окно закрывать.

Как-то весной, в середине апреля, кошка в очередной раз «окотилась». Отец тогда решил оставить жизнь одному котёнку. Это был жёлто-розовый комочек, похожий на весеннее солнышко. А когда глазки у него прорезались, удивился отец: глаза у котёнка (а это был кот) оказались разного цвета: один кошачий – зелёный, другой светло-голубой.

Увы, подрастающий котёнок в доме стал вести себя неприлично – гадил, причём в труднодоступных местах: под кроватями, под диванами… Пока тепло пусть поживёт на улице – решил отец. И котёнок стал жить на улице, около дома; кошка рядом с ним. Летом в жару кошка, вытянув тело, лежала на земле в тени смородиновых кустов или георгинов. Котёнок, заметно подросший, лежал рядом с ней. Иногда он неожиданно вскакивал и начинал гоняться за мухой или бабочкой. Кошка лениво открывала глаза и ничего не выражающим взглядом наблюдала за сыном. От этой картины веяло уютом, спокойствием и радостью тёплого разноцветного лета. На ночь кошку выпроваживали на улицу к котёнку, а днём пускали в дом. Она по привычке забиралась на диван или кровать. Спала, свернувшись клубком. Либо крутилась около хозяев на кухне, тёрлась об ноги, выпрашивая пищу – отказать ей  было невозможно. А для котёнка дом – табу.

Прошло лето, первое лето «разноглазого» – так его называли – котёнка. В конце сентября начались холода, и родители снова попытались приручить его к домашним порядкам. Ничего не получилось, несмотря на традиционную воспитательную меру – тыканье носом в вонючие кучки. Мало того, кот и вёл себя в доме, как дикое животное. Было заметно, что с ним что-то не так: недоразвитость, сбитые инстинкты. Кот был беспокоен, суетлив, метался туда-сюда, не находя себе места. Либо это действительно был ущерб мозговой деятельности, а может, с первых дней своей жизни, находясь, по сути, на природе, он привык к простору, и замкнутое пространство его пугало. Родители долго мучились с ним, и их терпению пришёл конец – кота снова выпроводили на улицу. Котят, только что народившихся, слепых, маленьких, как крысята, отец ещё мог убить, а кота убить сил сердечных у отца не хватило. Чтобы одиноко не было коту, с ним за компанию отправили на улицу в зиму и кошку. Кошка покорно приняла наказание за то, что родила бестолкового котёнка.

Он часто приезжал к родителям, и вся эта «котовасия» происходила у него на глазах. Кошку он любил и жалел. Видимо, она это чувствовали и охотно шла к нему, запрыгивала на колени  или, если он лежал, забиралась к нему на грудь, начинала мурлыкать и легонько теребила когтями его рубашку. Это означало «погладь меня». Он долго гладил её. А когда переставал, она, бывало, лизала ему руку своим шершавым языком. Когда ещё не было «разноглазого» кота, он в свои приезды открывал зимой ночью входную дверь, чтобы впустить кошку. Вечером она просилась на улицу, и её выпускали. А среди ночи, сделав свои кошачьи дела, она просилась в дом. В большом родительском доме было шесть окон, но она мяукала именно под тем окном, где он спал. Наблюдая за родительской кошкой, он усомнился в утверждении, что животные обладают лишь инстинктами – он чувствовал, что кошка умеет думать, что у неё есть какие-то душевные пристрастия. Раздетый, ёжась от холода, он выходил на веранду. Кошка, услышав звук открывающейся двери, подбегала, отряхивая лапки от снега.

…Кошку по-прежнему пускали в дом, но только днём. А ночью она и сама не просилась. Как он её жалел!

Ночевали кошки на чердаке. Он это понял, увидев измазанную в саже мордочку кошки, а светло-жёлтый кот превратился в жёлто-серого. Они грелись у печной трубы. Из старых шуб, пальто, картонной коробки он устроил кошкам зимнее жильё на чердаке.

Прошло два года и прошли две зимы. К счастью для кошек, зимы выдались тёплыми.

Третья зима началась с сильных холодов. Он уговорил отца пускать кошек на ночь на веранду. Там тоже холодно, но потеплее, чем на чердаке. Шубы и пальто перекочевали с чердака на веранду. В начале весны пришлось ему убирать за кошками. Весь угол веранды был загажен, а куда деваться кошкам – на веранде их запирали на ночь. Неприятная это процедура – убирать кошачьи кучки. Он, с трудом сдерживая позывы рвоты, полдня отмывал веранду: со стиральным порошком, с хлоркой. Готовясь к следующей зиме, он соорудил большой плоский деревянный короб, насыпал в него песка вперемешку с синей глиной.  Кошки «ходили» в этот короб, а он в свои приезды  убирал их кучки.

Надо сказать, что кот за эти годы вырос, стал большим котищем. Но всё равно оставался каким-то странным. Отец говорил, что он и за кошками не бегает. Зато прожорлив был до безобразия.

За последние несколько лет заметно сдали родители. Они на глазах старели, болезни одолевали их. Родители сначала отказались от огорода, а потом и от домашней скотины – даже кур раздали родственникам в соседние сёла. Если кошкам раньше что-то перепадало от забитой домашней скотины, то теперь они оказались на голодном пайке. Отец иногда выносил им остатки со стола – а какие там больно остатки! – в недоеденный суп он бросал куски хлеба.  Разве это еда для кошки?

«В кого это ты кошАчник такой?» – выговаривал ему отец, когда он привозил из города еду для кошек или ходил в сельмаг покупать им дешёвую колбасу и консервы из кильки. Не успеет он из машины выйти по приезду – кошки тут как тут, мяукают, трутся о ноги; кот как бешеный бегает вокруг машины, вынюхивая еду.

Отец выговаривал ему:

Читайте журнал «Новая Литература»

– Вот, приедешь ты на два дня, а после кошки неделю ничего не едят – колбасу просят.

– Ну, ты, папа, пойми: они же на морозе живут – не на печке лежат – им калории нужны, а ты их водой с хлебом кормишь.

– Пусть мышей ловят!

– Каких мышей?  Скотины нет, а значит комбикорма нет, зерна нет.  Где у тебя мыши?

В самые лютые холода он по-прежнему  впускал кошек в дом. Кошка, как и раньше, по- хозяйски забегала в дом. Если мать лежала на диване, забиралась к ней под бок, причём туда, где у матери и болело, и лежала спокойно, грея это место.

И сразу в доме становилось теплее, дом становился полноценным человеческим жильём…. А кот, как бешеный, метался из комнаты в комнату, успокоить его можно было только большим количеством пищи.

Прошло ещё несколько лет. И в его сердце поселилась тревога – родители шли на исход. Он гнал, как мог, эти мысли, успокаивал себя: что поделаешь – годы, против природы не попрёшь… Но разве этими рассуждениями можно успокоить сердце?..

Иногда проскакивала мысль: «А что тогда делать с кошками? Причём здесь кошки?! Кошки и родители… О чём я думаю?!»

И вот родителей не стало. Поздней осенью ушли от него родители в другой мир.  Для него это было не горе, для него это было затмение. Уж десять лет прошло с тех пор, а он так и не понял, как пережил те страшные дни. Как у него хватило сил родителей похоронить, организовать похороны, поминки… Но это свершилось… и надо было жить дальше. Дом обезлюдел, и страшно было входить в него одному. Чудилось, что в комнатах притихли, его ждут, родители. Осень, зима: короткие дни и долгие бессонные ночи…

Перед смертью отца кошка в очередной раз принесла трёх котят. Топить в ведре отец уже не мог – он был  совсем плох, не до кошек ему было. В начале зимы, приехав в осиротевший  дом, он увидел такую картину: к его машине подбежали кот, кошка и ещё три маленьких сереньких котёнка. Что с ними делать? Накормить! Конечно, он накормил всю «свору». А дальше?

Он возвращался в город. На улице ветер и пыль вперемешку со снегом. Сухой и холодный декабрь. На душе тяжело – ой, как тяжело! А тут ещё эти кошки! Убить он их не мог. Их надо чем-то отравить: и ему легко это сделать, и кошки, пусть немного помучаются, зато всё кончится. Оказалось, что достать отраву – дело непростое. Он так и не мог раздобыть в городе яд. А кошки продолжали жить, боролись с лишениями, и это у них как-то получалось. Полуживые, худые, они встречали едва ли не воем его машину. Он их кормил несколько дней, пока жил в родительском доме, и уезжал. От холода кошки стали прятаться в подполье общественного здания, что располагалось неподалёку.  Здание отапливали. Пищу находили у соседей, которые на первых порах жалели его умерших родителей, а заодно жалели и их кошек. Так прошла для кошек зима.

Летом кошка окотилась в очередной раз. Сколько она «принесла» котят, он не видел, но рядом с кошкой «мотылялся» один светленький маленький котёнок. Остальные либо умерли, либо кошка родила их мёртвыми. Ей уже было не меньше пятнадцати  лет.  Удивительно, что она ещё «приносила» котят.

И снова наступила осень. Выпавший ранний снег наполовину растаял. Лёгкий мороз  оставил белые островки снега. Он, приехав, едва вышел из машины, как кошки, обезумевшие от голода, стали прыгать к нему на ноги. Дома он подготовился к «кормлению», открыл дверь веранды и крикнул «кис-кис!». Раздался шум – это «летел» кот. Он так быстро бежал, что проскочил мимо крыльца, по-смешному затормозил передними лапами, стал разворачиваться и упал на бок, но тут же вскочил. Коту первому еду давать было нельзя, чувство альтруизма у него напрочь отсутствовало, и он мог съесть всю заготовленную для кошачьего выводка пищу. Он схватил кота и буквально бросил его в комнату веранды, туда же бросил колбасу и сало и закрыл дверь. Кот утих. Подбежала кошка с выводком. Она скромно остановилась – видимо, в отсутствии кота, она и её детёныши вели себя спокойно ­– и, подняв голову, глядя ему в глаза, коротко выкрикнула один раз «мяу!» Её тихий крик был похож на плач.

Кошки никак не могли насытиться – ели и ели. На веранде начал буйствовать кот –пришлось ему добавку бросить. Но вот закончилась пища. Всё съела кошачья стая. А кошка так и смотрела на него просящим взглядом. Кот бегал по веранде, опрокидывая кастрюли и двигая стулья.

Он стал уговаривать кошку: нельзя так сразу помногу есть, завтра ещё дам. Кошка послушала его и пошла прочь. Она шла, опустив голову и сгорбившись (именно сгорбившись – он увидел её такой.) И тут резануло его по сердцу: когда-то давно, так же опустив голову и сгорбившись, уходила от его дома мама – она была у него в городе, в гостях  и пошла на остановку, а он не мог её проводить – сидел со своим маленьким ребёнком. С высоты пятого этажа она казалась маленькой и беззащитной. Холодный декабрьский ветер трепал полы её немодного серого пальто…

Снова наступила зима. В очередной его приезд, перед Новым годом, в гости пришёл сосед.  Пришёл с претензией: «Ты что-то со своими кошками делай. Надоели они нам. Ходят, ночами под окнами мяукают, в двери скребут». Видимо, кошки им действительно надоели. Он предложил деньги на прокорм кошек, на что сосед недобро посмеялся: «Ты что? Шутишь? Деньги на кошек?!» Он пообещал соседу, что придумает что-нибудь.

Один родственник согласился отвезти всю кошачью свору в свою деревню на молочную ферму. Но не получилось: родственник приезжал в его отсутствие и сказал, что часа два ловил кошек и не мог поймать ни одной. Потом выпал снег, и до той деревни не было возможности добраться – она находилась в другом районе и зимой дороги туда не было. И снова мысли об отравлении кошек…

В родительский дом он приехал через месяц. К машине подбежал один кот. Вечером пришёл сосед: «Я твоих кошек увёз в коровник, к фермеру». Сосед назвал село. Это далеко – чуть ли не тридцать километров. Какой фермер?! Там и от села-то ничего не осталось. «А почему именно туда?» – «Там у меня родственники живут – поехал, заодно и кошек твоих отвёз. В коровнике хорошо, тепло и молоко есть». Он сделал вид, что поверил. И себя стал убеждать в этом. Но на душе сразу стало тяжело. «Как же сосед поймал кошек? Как он их убивал? А может, просто по пути выбросил в сугроб, и они ходят ещё живые, мучаются от голода, от холода. Котята прижались к кошке… Нет! Сказано – в коровник!.. Лучше бы я их отравил. Или усыпил. В райцентре наверняка есть ветлечебница, как же я об этом не подумал».

Около ног крутился кот. Он просил еду. И что удивительно: кот не метался около него, как бешеный, с горящими глазами – он спокойно ходил около его ног, тёрся о них. И подумалось ему, что в этом есть что-то странное, таинственное: из всех обитателей дома в живых остался именно этот ненормальный кот, которому и в дом особого допуска не было. Но после исчезновения кошки с котятами стал кот смирным. Что-то произошло?..

На следующий день сосед снова приходил к нему: «Твой кот в моём сарае мышей и крыс ловит. Молодец! Я его подкармливаю». Сказал извиняющимся тоном. «Убил, гад, кошек и оправдывается», – снова пришла нехорошая мысль и снова он её отогнал подальше…

Кот зиму пережил. Летом похудел и ослаб до такой степени, что мяукать не мог – открывал пасть и какое-то еле слышимое шипение вырывалось наружу.

Началась вторая зима одинокого кота.

Зимой нечасто приходилось ему приезжать в родительский дом. Но всё же приезжал, чтобы побыть одному, походить в лесу на лыжах, допоздна посидеть у голландки, глядя, как горят дрова, мерцают угли, сначала светло-красные, потом тёмно-розовые. Испечь картошки… По комнатам ходил неспешно кот, и было совсем не одиноко. Кот заметно постарел. Конечно,  сказалось то, что все зимы он провёл на улице, а не грелся около печи. В эту, как оказалось, последнюю для него зиму, кот стал иногда пропадать. И сосед говорил, мол, и сам я его уж неделю не видел. Как-то кота не было видно два месяца. Появился только в начале марта: весь ободранный, без уха, без глаза. Как его обрадовало возвращение кота! Сначала он его покормил. Потом брал на колени. Гладил. Кот не мурлыкал, но и не убегал. В начале марта ночью стояли сильные морозы. Кот остался на ночь в доме. Он улёгся в ногах у хозяина. Хозяин спокойно, с улыбкой уснул. Уснул и кот…

Рано утром он проснулся от резкого, неприятного запаха. Сначала не понял, чем это пахнет. Потом догадался – это кошачья моча, и пахнет одеяло, кот основательно оросил его. Кот словесно был наказан, он слушал ругань хозяина и спокойно ходил на кухне около его ног. Он накормил кота и выпустил его на улицу. Начинался тёплый солнечный мартовский день. Кот, как оказался за дверью, так сразу куда-то побежал. А вечером не пришёл. Не пришёл и на следующий день. Прошёл апрель, прошёл май. И стало ясно – кот больше не придёт… И в доме не осталось никого. Дом опустел. После смерти родителей прошло три года, и кошки не жили в доме, но он считал, что раз они живут около дома, значит они охраняют его: не от воров, не от несчастного случая – охраняют покой, оставшийся в доме.  И дом не одинок…

…В конце июня того же года он приехал в село с определённой целью – обкосить траву около дома и во дворе. В июне прошли дожди, а после дождей установилась тёплая погода.  Трава выросла, как никогда. Ему позвонили знакомые из села и сказали, что администрация поселения просила всех жителей привести в порядок территорию около домов. Во дворе, около сараев, крапива и репейник достигали ему до груди. Глухая крапива, чистотел – пройти было невозможно по двору. Он взял в руки косу и первым делом стал обкашивать траву около сараев. Отец делал когда-то в дверях сараев небольшие вырезы внизу, чтобы кошки заходили внутрь для ловли мышей и крыс. Несколько взмахов косой – и дверь сарая можно открывать. И вдруг – у него чуть коса не выпала из рук – из сарая, через вырез в двери, выскочили два маленьких котёнка. Он толком и не разглядел, какого они цвета.  Ему показалось, что серого. Но они так быстро промелькнули мимо него! То ли ползли, то ли бежали: было в их движении что-то дикое, природное. Они моментально скрылись в зарослях ещё не скошенной травы. Он отставил косу и часа два искал котят, искал везде: в сараях, в кустарниках около дома, во всяких укромных местах, где они могли прятаться. Увы! Так никого и не нашёл. И пока искал, вопросы и догадки – разумные и безумные – ворошили его мысли. Первая мысль: а не померещились мне эти котята? Ведь столько я думал о них. А не те ли это котята, которых сосед «отвёз» к фермеру? Нет, те уже большие должны были бы быть, а этим на вид месяца два. И вот ещё какая безумная мысль: а может это кошка вернулась? Котята остались у фермера или «погибли», а кошка нашла дорогу домой и вернулась. И боится показаться на глаза – а вдруг её снова посадят в мешок и увезут, на этот раз ещё дальше. А тут «её» дом, и она рядом с ним умрёт.

На улице было не просто тепло – жарко. Редкие облака проплывали по синему небу. Цвела липа и сладко пахло мёдом. Воздух был так насыщен запахами трав, цветов, что его можно было резать кусками – таким плотным он был. Хорошо было! Он стоял посреди двора заброшенного дома по пояс в траве, и грусть мягкими волнами накатилась на него.  Он хотел продать дом. А сейчас он этого своего желания устыдился. Даже кошки не хотят оставить родное жильё! Как же я продам родительский дом? Почему я раньше не подумал, что это было неправильное решение, а если сказать в запальчивости, от сердца – это было святотатство. Другое дело, если бы я уезжал куда-то далеко и навсегда, а то живу в трёх часах езды… А тут… Каждый уголок дышит родительским теплом.  И пока дом стоит, никуда это тепло не денется, хоть сто морозно-метельных зим минует.

Вечером он ужинал. Как всегда летом – с открытым окном.  А июне сумерки поздние. Допоздна горела на западе вечерняя заря. Жара схлынула. Из леса, а он был рядом, потянуло холодком.

В этот приезд он три дня провёл в родительском доме. И все три ночи ему то ли снилось, то ли чудилось: под окном жалобно мяукала его разноцветная кошка…

… Он долбил и долбил землю: взмокла спина, бешено, с перебоями, билось сердце. Первый, и он надеялся, что последний раз, он закапывает в землю кошку, умершую в его доме.

Не надо нам больше кошек, не надо нам больше запланированного горя!

Остальные «его» кошки, жившие у бабушки и дедушки, у родителей, незаметно исчезали навсегда, унося с собой куда-то, в укромные, никому не известные места, душу (а он теперь не сомневался, что у кошек есть душа) и часть тепла домашнего очага.

Через месяц ему снова пришлось приехать на дачу. Начинался декабрь, на улице мороз, выпал снег. Он сделал свои дела на даче и пошёл к машине. И вдруг протяжный стон «мяу» заставил его остановиться и вздрогнуть. Откуда здесь может быть кошка? Он стал искать глазами закопанную им кошку! А потом увидел: на дороге, перед его машиной, стояла трёхцветная кошка и жалобно мяукала. Он сжал зубы и стал материться: оставили кошку в чистом поле, на лето привезли, а осенью сами уехали, а кошку оставили! «А ведь и я своих кошек оставлял! Но оставить в селе – это другое дело… Возьму-ка я её, довезу до города». Он сделал несколько шагов в сторону кошки, но кошка убежала…

… Совсем недавно странный сон ему привиделся. Светлым солнечным летним днём шёл он по городской улице: широкой, безлюдной и чистой до неприличия – такой чистоты в наших городах не бывает. На тротуарах нет людей, на проезжей части улицы нет автомобилей. Было заметно, что и высокие дома, сложенные из крупных серых кирпичей, тоже безлюдны. Всё это было похоже на большую театральную декорацию. И вдруг он увидел кошку, тёмную, почти чёрную. Она шла по краю тротуару и… упала. Несколько секунд полежала и свалилась на проезжую часть. Он подошёл к ней, осторожно взял её за переднюю лапку и перевернул на спину – он хотел удостовериться, жива ли она. Кошка открыла глаза и принялась мурлыкать. Он ласково погладил ей живот. И кошка… начала расти, быстро увеличиваться в ширину, в длину, в объёме. И продолжала ласково мурлыкать. Она уже достигла величины тигра. Он сверху лёг на кошку, продолжая гладить её. Тёмно-коричневый мех её был нежен, мягок. Он был одет, но несмотря на это, каждой частицей своего тела почувствовал теплоту и ласку животного. Неожиданно всё исчезло. И вот он в сумерках идёт по той же улице в сторону заката солнца. Солнце только что скрылось за горизонтом, и края облаков с западной стороны тёмно-розовые. Он замечает, что впереди него, на расстоянии примерно полусотни шагов, идёт молодая женщина. Она одета в тёмный джинсовый костюм. Кроссовки тоже тёмные, но подошва белая. Она идёт не спеша, грациозно и неслышно – она ступает, как кошка. И он понимает, что идёт не просто куда-то – он идёт за ней. Или провожает её взглядом.

Она резко останавливается и поворачивает к нему лицо. Но лица её не видно – оно в тени. Он пытается разглядеть его и… всё вокруг исчезло: город, улица, закатные облака – только размытые, тёмные контуры её лица. «Она похожа на нашу трёхцветную кошку!» И словно ударило в сердце – он проснулся. И долго никак не мог понять где он: во сне или в реальности. И постоянно перед глазами лицо женщины-кошки. И взгляд её. Так посмотрела тогда, поздней осенью, на него трёхцветная кошка, уводя свой выводок по ноябрьскому снегу: в холод, в зиму… в никуда. Он пытался уснуть, чтобы увидеть продолжение сна: вдруг сюжет сделает крутой разворот или совсем другой сон привидится… Он знал, что все усилия тщетны – не будет другого сна, а этот он будет помнить всегда. С тоскою и виной…

 

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.