Жизнь пожилых супругов – такая загадка, такая сложная штука! То есть, пока вы молоды, вам даже в голову не придёт, насколько странными могут со временем стать отношения. Тот – в андропаузе, та – в менопаузе, здоровье уже начинает шалить,  настроение – день на день не приходится…  И cсоры в семье могут принять любой причудливый оборот.

Когда-то давно, у себя на родине, Юля  считалась особой вздорной и своенравной, привыкшей к знакам внимания со стороны джентльменов – но долгая жизнь на чужбине научила её терпимости и дипломатии. Её благоверный  Уго смолоду был нeдурён собой, но джентльменом он не был даже в свои лучшие годы, и жизнь его ничему в этом плане не научила.

В том регионе, где жили Юлия с Уго, Абруццо, джентльменов вообще – раз -два – и обчёлся.

Но одно дело – юный не-джентльмен, пылкий и страстный, и совсем другое – не юный. С возрастом Уго стал ворчуном, грубияном, а также большим занудой. Если в будние дни он хотя бы работал  и не досаждал, то по выходным явно не знал, чем заняться, и придирался к домашним. В воскресенье мог встать по привычке в шесть или семь утра, взять щётку и, громко кряхтя и ругаясь, начать подметать полы, повторяя, что вот, мол, повсюду собачья шерсть, и никому, кроме Уго, до этого нетy дела…

Юля благоразумно молчала, надеясь ещё немного поспать, но Уго брал тряпку и вытирал c поверхостeй пыль, проклиная святых и бормоча о том, что в этакой пыльной квартире жить могут только свиньи и ни к чему не пригодныe люди. Потом, выдвигая ящики, oн начинал искать носки или трусы,  предполагая, что их кто-то украл, или же злобная и нерадивая Юля, вместо того, чтобы их постирать, выбросила на помойку…Тут oнa поднималась с постели и находила немедленно всё, чего не хватало, но Уго не благодарил и не извинялся, а лишь продолжал ворчать и бурчать –  уже по другому поводу. Его раздражало всё: звук капель воды из крана, который Юля не закрутила, ею открытый балкон, в то время, как дует сквозняк; или, напротив, закрытый балкон, в то время, как Уго жарко; а по вечерам – романтичный свет окон дальних домoв на холме, отчего перед сном oн опускал все жалюзи.

Чтоб разрядить обстановку воскресного утра, oнa выходила из дома и совершала прогулки пешком – два километра туда, два километра обратно – до ближайшего бара, где выпивала кофе и покупала для Уго бриоши. Свежий рогалик с кремом или нутеллой должен, предполагала она, задобрить любого зануду. Но ошибалась: такого, как Уго, бриошью не прошибёшь: хрюкнув скептически вместо “спасибо”, ел и продолжал в том же духе. Но не этим Уго довёл жену до отчаянья, переполнив ёмкую чашу терпения.

В последние годы вошло у него в привычку: во-первых, курить в квартире, закрыв предварительно окна и двери, а во вторых – тактичная Юля даже не знала, какие выбрать слова, чтоб рассказать о eго возмутительном поведении – и oстановилась на”портить воздух”. Но это, конечно, будучи мягко сказано…

3емлячка Зоя, живущая неподалёку, в провинции Марке, не церемонилась:

-To eсть, пердит?! – уточнила она. – При тебе?! И ты такое ему позволяешь?! Поведи своего Уго к врачу, пусть его там пролечат, если больной. Посади его на диету! Вон, Маурицио стал храпеть, и с тех пор мы – в раздельных спальнях!

-Только храпел, но не… пердел? ( какое грубое слово!),- засомневалась Юля.

– Ещё чего не хватало!!

Так.  3начит, другие мужья не пердят… А ведь Маурицио старше Уго.

Юлии тут взгрустнулось. О том, чтобы Уго пошёл лечиться –  думать не приходилось . Это такой человек, который гордится тем, что не принимает лекарств и никогда не ходит к врачам. К тому же, он прочитал статью в интернете, где говорилось, что выпуск газoв четырнадцать раз на дню – это нормально. Почему 14, а не 13 или 15  – там не объяснялось, но в любом случае Уго в несколько раз превышал норматив.

Вариант с раздельными спальнями был бы хорош, если бы их у Юли имелось  несколько – но, увы, она владела не виллой и даже не собственным домом, а обычной квартирой, и спальня была в ней только одна. Можно, конечно, спать на диване – но почему страдать должен всегда невинный? Вот кто пер…то есть, нy, у кого дефект – тот пусть и спит на диване.

Часто Уго ссылался на немцев и на швейцарцев, которые, мол “делают это и за столом”. Ну, что сказать – молодцы, думала Юля.  А мы в России когда-то верили в мифы о “европейской культуре”.

Грубость свою и неучтивость он объяснял не недостатком культуры, а тем, что “устаёт на работе” и “думает о проблемах”, в отличие, ясное дело, от Юли, мысли которой всегда витают кто знает, где – лёгкие, как тополиный пух.

– Если б имел я денег побольше и кучу свободного времени – я бы слонялся туда-сюда в костюме, при галстуке и разводил антимонии: “Чао, синьора!”, “Грацие!”, то вам, да сё…А я устаю, как собака, и потому – от винта!

И Юля тяжко вздыхала: тяжёлый труд частично оправдывал хамское поведение.

Но в тот вечер, видно, ей всё надоело: Уго опять накурил в помещении так, что невозможно стало дышать. Ему было лень пойти на балкон – предпочитал сидеть с сигаретой перед компьютером. Потом перенёс ноутбук на диван и продолжал играть в казино он-лайн – слышны были женские голоса, приглашавшие делать ставки и металлический стук  шарика, прыгавшего по рулетке.

Надо сказать, незадолго до этого Уго наелся горячих каштанов, которые жарил в духовке, и выпил вина, вызвав вполне предсказуемую реакцию  организма. Каждые пять -десять минут он наклонялся вбок и выпускал в семейный диван очередную порцию газа, глядя при этом украдкой на Юлю и сопровождая манёвры этаким то ли смущённым, то ли глумливым, смешком.

Kак отвратительно! Юлия знала: он никогда бы себе не позволил такого при посторонних – тех, кого уважал. Видимо, Юлия в их число не входила. Видимо, Уго её не считал больше за человека; за женщину он её не считал! Для него пожилая супруга стала чем-то вроде предмета, привычного в обиходе – швабры, ведра или кастрюли…

Мелькнула даже счастливая мысль  вызвать карабинеров и выгнать противного Уго из дома – тем более, что владельцем квартиры числилась  Юля, и Уго в ней  даже не был прописан. Но прежде, чем принимать крайние  меры, она решила ещё раз мягко, интеллигентно поговорить.

– Уго, – проникновенно сказала она. – Когда уходит любовь, должно оставаться взаимное уважение. А когда уходят молодость , свежесть и красота – нужно их компенсировать мудростью, пониманием, чутким и вежливым обращением  с близкими.  В общем, хватит курить в квартире и займись, наконец, проблемой кишечника!

Тот смотрел на жену какое-то время , насупившись – видно, ему не понравилось что-то в её словах – и отмахнулся :

– Хватит. Не собираюсь слушать разные глупости!

– Ах, вот как? Ну, что ж…

И в пожилой итало-русской семье воцарилось Молчание.  Юля не говорила с Уго, видя, что – бесполезно, этот упрямый осёл может лишь нахамить и ещё больше расстроить. Уго молчал, как будто его обидели; будто именно он был оскорблён в своих лучших чувствах. Он перестал готовить и подметать , что обычно делал по выходным, ел бутерброды и пил вино, наблюдая со скрытым злорадством за тем, как Юля будет выкручиваться из положения.

В первые дни бойкота oнa ощутила: пока Уго молчит, замкнувшись в себе, голова у неё  отдыхает и расслабляются  нервы. Что же касалось кухни – то пусть она готовила хуже, чем Уго, но ничего – справлялась, и замечала исподтишка, как он с опозданием, нехотя, но приближался с тарелкой к оставленной ею кастрюле и ел. А иногда тянулся и за добавкой. Позже, однако, возникли проблемы, которыми тоже всегда занимался Уго: сломался замок от ремня в машине, перегорела пробка в квартире, пришлось спускаться во двор и разбираться со сложным устройством щитка, отодвинув вначале в сторону  ряд мусорных ящиков…

– Ну что, вы всё ещё в ссоре? – звонила ей Зоя из Марке. – Tы уж  смотри – не надо так усугублять, пора бы уже помириться.

– Ты же сама говорила – нельзя позволять…

– Ну, знаешь ли что! Всё-таки он – парень хороший, такой работяга, кормилец семьи. Будь умней, помирись!

Но мириться Юлия не желала. И то же самое – Уго.  День шёл за днём, неделя сменялась неделей – в молчании. Если бы не собаки и не телевизор – от тишины можно было оглохнуть. Звенящая та тишина не нарушалась ни стуком, ни грюком, ни… Кстати! – вдруг осенила Юлию мысль, – а ведь всё это время, пока они с Уго в ссоре, он не курил в квартире и, сдаётся ей, не выпускал петард!

Сидел с ноутбуком, надутый, как сыч, или как паровой котёл, у которого вдруг завинтили все клапаны так, что вот-вот взорвётся!

Стало быть, был напряжён и “не в своей тарелке”, как резидент  в стане врага – и потому вёл себя с ПРЕДЕЛЬНЫМ ДОСТОИНСТВОМ. Открытие это обескуражило Юлю : значит, те непристойные звуки, что он издавал в семейном кругу  – то были ЗНАКИ ДОВЕРИЯ? Дружеского, можно сказать, расположения?

Которого нынче она лишена.

– Ну, как? – волновалась Зоя. – Ты с ним ещё не говорила?…А он? Тоже молчит? Ну, так нельзя –  того и гляди, дойдёшь до развода! Найдёт другую, смотри – он мужчина красивый!

– Кто – Уго?!

– Конечно, красивый мужик, не то, что мой Маурицио! А ты уж – не девочка, знаешь сама; найдёт кого помоложе. И та не посмотрит, что он пердит!

Такой поворот в рассуждениях Юлю ошеломил: какая всё-таки… неприятная Зоя, с этой её “прямотой”!

В тот вечер она приготовила пасту с тунцом и при появлении Уго сказала сдержанным тоном:

– Ешь, если голодный.

Тот что-то хмыкнул в ответ, поколебался немного, но всё же поел, и после звучно рыгнул – и,как ни странно, Юля встретила этот звук чуть ли не с радостью: то был, наверное, первый знак примирения.

Ещё пару дней общение было затруднено и ограничено редкими фразами…но всё же лёд таял, и, что ни день, становилось свободней и задушевней.  Уго опять смеялся, делился с ней новостями политики, местными сплетнями, снова принялся критиковать – и –

наконец, разразился праздничным фейерверком!

Слушая этот победный салют, Юлия поняла:  всё, ДОВЕРИЕ ВОССТАНОВЛЕНО.