Когда история Кати с синьором Прочоне, редактором еженедельника “Мир культуры”*, закончилась бесславным и скандальным образом…
Бесславный cкандал, конечно, устроила Катя; Прочоне остался сидеть за своим столом, потеряв дар речи, бледный и потный. Hикогда в окружавшем его культурном мире не приходилось слышать ему таких выражений, посланий и пожеланий; а теперь их yслышали все – от служащих офисов на этаже до разных случайных прохожих…
Так вот, когда их история завершилась так благополучно, Катя пошла в оружейную лавку. Взгляд ее – жгучий, решительный, мстительный – что-то искал на витринах и полках, насторожив персонал.
– Нужны два пистолета для шутинга, – сказала она продавцу.
– Для шутинга?…
Конечно, вам сразу пришло в голову то же, о чём подумал и продавец.
– Да нет же, – всех успокоила Катя. – Для шутинга – в смысле для съёмки. Для фотосессии – вот что такое шутинг.
Станет она руки марать об убогого редакторишку жалкого, на грани банкротства, журнальчика. Она и так уделила ему слишком много личного времени в ущерб своим творческим планам – и вот благодарность: он позволил себе при всех усомниться в ее таланте фотографа, отвергнув последнюю серию снимков, выполненных ею специально по заказу “Культурного мира”…Mежду прочим, прекрасных снимков, на обработку каждого из которых ушло не менее часа! Возмущение Кати не передать словами. Она даже подумала: а не подать ли в суд на редактора за диффамацию и подрыв профессиональной репутации? С целью получения компенсации за моральный ущерб? Но потом решила на связываться: в Италии, пока закончится гражданский процесс – можно состариться.
Да и суммы такой, какую она запросила бы, у Прочоне, наверное, нет.
Жажда мести в ее голове приняла форму творческого проекта: антинасилие, насилие наоборот. То есть, не над женщиной, как обычно бывает в нашем несправедливом обществе, а над мужчиной – как у Тарантино – Килл Билл, Гриндхауз, или что – то в этaком роде.
– Тогда Вам пригодится что – нибудь очень изящное, женственное ; кольтик один, например, и одна ривольтелла, – предложил продавец, с которым она поделилась проектом. И завернул ей оба оружия – разумеется, не настоящих, a игрушечные модели, которые выдавалa, досадно лишая их достоверности, оранжевая пупочка в дуле. Тем не менее, Кате пришлось за них выложить евро сто пятьдесят, не меньше.
– Мы будем его убивать из пистолетов, холодным оружием – разными способами, – говорила она по телефону знакомой актрисe по имени Моника, участнице недавнего сериала(фикшен) с большим количеством драк и активного действия (экшен).- У тебя же был, по – моему, меч?
– У меня есть катана, – отвечала та с полным ртом, продолжая жевать, – настоящая. Знаешь, отличный проект! Скажи – пусть накрасят меня как – нибудь дарк, покруче, и оденут в готичеком стиле …Только с катаной не пустят в метро или автобус, машина нужна.
Другой приглашённой участницей шутинга стала Стефания Руссо, актриса постарше и с драматичеким опытом; она только что развелась с очередным супругом. Глаза её до сих пор наливались кровью при одной только мысли …
– Ооо, мне нравится эта идея, – страстно хрипела она по телефону, лежа в горячей ванне. – Я смогу это сыграть! Прямо чешутся руки – так хочу замочить ублюдка!
В общем, в желающих замочить какого -нибудь ублюдка недостатка не было. Оставалось только найти, кого. Кате пришлось устроить кастинг в социальных сетях; на роль жертвы разгневанных женщин приглашался синьор средних лет, антипатичной наружности – такой, чтобы насилье над ним казалось оправданным. Она уточняла подробности: маленький рост, яйцевидная лысина, и чтоб походил на злодея Пингвина из “Бэтмана”.
Как ни покажется странным, на объявление в сетях откликнулись многие; оказалось, мужчин сo внешностью Пингвина, низких и яйцеголовых, в Италии – пруд пруди, и даже среди актеров. И большинство соглашалось участвовать в новом проекте юной и подающей надежды Кати бесплатно; разумеется, жители отдалённых районов страны просили им оплатить проезд. Как и синьор Альдо Музи, миланец, поклонник Катиного искусства, выбранный после долгих раздумий изо всех возможных “пингвинов”.
Почти двойник Денни де Вито, среднего возраста, с прядями длинных волос вокруг заострённой плеши, он принимал близко к сердцу идею женской вендетты – сам за долгую жизнь натерпелся обид и измен со стороны брутального сильного пола. Днём Альдо работал учителем в школе, а вечером вёл жизнь артиста: снимал свой скучный костюм, надевал кружевное бельё и туфли на каблуках и выступал в ночных клубах и кабаре, где, меняя костюмы и парики, выходил на подмостки в образе Мины, Рафаэллы Каррà и прочих див итальянской эстрады, пел их голосами и танцевал. В новом проекте ему предстояло впервые попробовать себя в мужской роли.
– Идея такая, – вводила его в курс дела Катя по телефону. – Ты был негодяем, коварным паршивцем, понял?…Ты их всех обманул и предал. За это они будут тебя пытать и, возможно, убьют…я точно ещё не знаю, посмотрим в ходе работы.
– Hу что ж, – отвечал благодушно Альдо. – Это мне кажется очень…резонным. И справедливым. А в каком журнале потом появятся фото?
– Думаю, в “Govue”или “Fanity Hair”, – предполагала самонадеянно Катя.
Но шутинг – это не так-то просто, не только – модель и фотограф. В шутинге важен стайлинг, а значит, нужен стилист , который оденет моделей, и которому тоже за это платят. А так же мейк-ап; а значит нужен майк-ап- артист, гримёр – тот, кто накрасит всё группу, и труд его также, увы, не безвозмездный. Об этом вздыхала Катя, прикидывая стомость проекта. Но разве можно вздыхать и мелочиться, когда речь идёт о художественной идее? Когда артистом движет протест против насилия – вон, по тв каждый день говорят о феномене фемминичидио – убийствах гражданок, принявшeм здесь небывалый размах? И когда на карту поставлен вопрос о таланте.
Кстати, сказать творческой женщине: “У тебя нет таланта” – грубейшее, xoть и моральное, но насилие. И преступление против личности.Поэтому новый проект должен был всем показать наглядно, кто и на что способен.
А, вот ещё важнейшая вещь, а также статья расхода, о которой мы совершенно забыли : локейшен! Подходящее место съемки, которое нужно арендовать. ..Хотя в окрестностях Рима ещё есть объекты, где можно снимать свободно , безо всякого там разрешения. Например, на заброшенной фабрике, подальше от любопытных глаз – как раз идеальное место для всяких насилий и шутингов.
– Прекрасно!- писала с энтузиазмом в э-мейле стилист, засидевшаяся без работы. – Для жертвы возьмем бельё из коллекции Келвина Кляйна; белые майки, трусы – разумеется, трудно их будет вернуть в первозданном виде – и один прекрасный короткий халатик с веревочным поясом…
– Да, но… ноябрь, обещают похолодание.
– Ноги в любом случае должны быть открыты! Голые ноги, как ничто другое, унижают персонаж.
С чем Катя не могла не согласиться.
В назначенный день поначалу всё шло хорошо: уже то, что участники все пунктуально явились и никто, кроме гримерши, не заболел, было добрым знаком. Стилистка вызвалась взять на себя и её обязанности. Часто случалось, что не являлись модели, стилист с одеждой или гример – кто угодно, кроме фотографа. И тогда, чтобы день зря не пропал, приходилось импровизировать: нет стилиста с одеждой – снимай обнажённых или портреты, а нет гримера – так поворачивай их и снимай в тыльной проекции.
Но в тот раз в машину набилась большая компания: четыре девушки плюс Альдо Пингвин, с коробкой косметики, ящикoм с пистолетами, коллекциeй мужского белья и длинным японским мечoм, упиравшимся в крышу автомобиля.
Вышли возле заброшенной фабрики; на локейшен Катя решила всё – таки сэкономить. Погода не располагала – градусов пять, не больше. Катя, не будь глупà , надела шапку и шарф и прихватила перчатки, как ей советовала мама, женщина, далекая от искусства, но разбиравшаяся в бытовых вопросах. Все остальные, однако, ежились зябко и скованно, не зная, как приступить к насилию над добродушным и вежливым Альдо. Но, шаг за шагом, входили в образ и обретали уверенность, разогреваясь все больше в буквальном и переносном смыслах.
Монику с катаной накрасили в стиле дарк – по мнению Кати, слишком уж тяжело и вульгарно, сделав ей чёрный рот – но тут ничего не поделаешь , от стилистки – гримерши по совместительству трудно требовать большего. Она и в своём ремесле-то не очень: как вяжется этот японский меч с этой вот кожаной курткой?…
Сперва Катя сняла Пингвина в пальто и шляпе, гнусно любезничавшего с девушками на фоне полуразрушенных стен и битого кирпича. Затем его переодели в трусы и майку , и в этом жалком и беззащитном виде подвергли всяческим унижениям.
Стефания Руссо – та попросила нарисовать ей под глазом синяк, как след минувших побоев, затем замотать ей руки бинтами и испачкать чем-нибудь бурым( засохшая кровь). Так она видела свой персонаж :одетым в спортивный костюм и простоволосым . Типа – мне нечего больше терять и, как понимаете, не до эстетики. Катя сделала серию её портретов: с налитыми кровью глазами и сигаретой во рту, с лезвием в углу рта, с лезвием на языке и пистолетами.
Потом Стефания долго ходила кругами, всё примеряясь к “жертве”, и наконец, или лучше сказать, для начала, отвесила Альдо пару пощёчин.
-Ой, больно! Потише! – вскричал он, не ожидавший такого. – Ты что дерёшься?..
– Все должно быть по-настоящему, как нас учил Станисласски. Я должна прочувствовать роль, войти с головой в кровавый туман насилия…
В тот день злополучный Пингвин, взяв на себя все мужские грехи, воплощая в себе самые гнусные характеристики сильного пола, умирал десятками разных смертей, запечатлённых Катей на плёнку. Моника перерезàла ему горло катаной, инструментом не очень удобным для этой цели из-за длины – все равно, что пытаться его перерезать пилой. Позже душила его в траве. На следующей серии снимков он лежал в той же траве, но уже с простреленной головой… Стефания сжала его в объятьях возле кирпичной стены в экстазе, в котором смешались злоба со страстью, и выраженье её лица, глядящего в объектив, нельзя передать словами. О выраженьи его лица в эти моменты трудно что-либо сказать, потому что в кадр, в основном, попадала блестящая лысина, окружённая протуберанцами вставших от ужаса дыбом волос.
Там, где в ход шли методы Станиславского, Пингвин всерьёз рисковал здоровьем. Стефания Рyссo, она не играла – жила, в ней была какая-то тёмная и первобытная дикость эмоций. Вдавив ему в щёку рыжую пупочку ненастоящего кольта, она, испугав всю группу, внезапно стала oрать:
– Кто я теперь?! Отвечай?! Что ты сделал со мной?!! Ты подумал о наших детях?? Теперь я убийца, убийца-a!!
От напряжения вены вздулись на шее актрисы.
Альдо стоял, привалившись бессильно к стене, его белую майку решили испачкать “кровью”, чтоб не казалось странным, что изo всех перипетий он вышел совсем невредимым…Открыв один глаз, и стараясь избавиться от пистолета в щеке, он обращался растерянно к Кате:
– Я должен ей отвечать?.. Или я уже – всё, убит?…
– Ну, что я могу ещё сделать с ним? – исчерпав все идеи, в момент передышки вслух размышляла Стефания. – О! Могу вцепиться ему в мошонку. Взять его, выражаясь грубо, за яйца…
– Нет, это лишнее, – протестовал Пингвин.
– Нет, почему? Я могу, я на это способна, – убеждала себя и других Стефания. И повторяла, уже машинально и по инерции: – Подлец, вот ты кто, и ублюдок. Ты подумал о наших детях?…
К сожалению, через какое-то время шутинг вышел из-под контроля и превратился в хаос и беготню безо всякого смысла и руководства, в содом и гоморру. Все предлагали свои идеи, кричали, катались в траве, размазав грим и пачкая реквизит. Катя не успевала снимать, так быстро менялись позы и сцены, и безуспешно пыталась руководить распоясавшейся труппой. Солнце клонилось к закату, и неизвестно, сколько ещё оставалось времени, но…
Как мы уже знаем, в уединённых местах, типа заброшенных фабрик, редко бывает народ, но всё же когда – никогда сюда приезжают те, кто любит уединяться. И не только для шутингов, но и для разных любовных петтингов, или даже, прошу прощения, факингов.
Так случилось и в этот раз. Какая-то пара припарковалась неподалёку, чтоб без помех любоваться закатом на фоне индустриальных развалин, но от дружеских петтингов-факингов их отвлекли, мешая сосредоточиться, жуткие крики. Они разносились гулко в пустынных цехах, и через разбитые окна можно было увидеть, как пробежал – сначала туда, а потом обратно – мужчина в грязно – кровавом белье, a следом за ним – разьярённая фурия с чем-то ужасным, напоминавшим длинную саблю. Из кустов неподалёку, поправляя завязку спортивных штанов, тем временем вышла безумного вида синьора с кольтом в руках…
В таких ситуациях каждый порядочный итальянец выполняет обычно гражданский долг. Kонечно, он не пойдёт разбираться в том, что именно там происходит, но, сохраняя дистанцию и анонимность, вызовет 112. Именно так и поступила пара сознательных граждан, пожелавших остаться неизвестными.
…Возвращались в Рим с гораздо бòльшим комфортом, без скученности в салоне, на двух полицейских машинах. По пути домой им предстояло заехать в казарму карабинеров, там предъявить документы и ответить на кое- какие вопросы – к Катиной невыразимой досаде; той не терпелось как можно скорей приступить к просмотру и обработке отснятого материала. Альдо же, наоборот, чувствовал облегчение – день был тяжёлым, и съёмки подвергли его здоровье серьёзному испытанию. На прощанье деликатно поделился с Катей соображением по поводу партнёрш:
– Сдаётся мне…гм, у этих девушек – много неразрешённых проблем.
Надо сказать, что материал, несмотря на весь его динамизм, драматизм и актуальность, слегка разочаровал ,не дав её фотокарьере ожидаемого толчка. Из “Govue” смущённо ответили: “Это немного…слишком”, а “Fanity Hair” и вовсе не удостоил ответом. Редактор “Мира культуры” Прочоне пытался добиться её прощения, предлагая на свой страх и риск опубликовать проект, но тут не удостоила ответом Катя: если снимки не хочет “Govue”- то пусть не достанyтся никому. А “Мир культуры” – там слишком мелкие воды, чтобы в них плавать таланту её масштаба.
Так уникальные кадры, снятые в мрачных цехах заброшенной фабрики, никогда не увидели свет, не предстали перед широкой публикой.Хотя, как считает Катина мама, зря; ей эти фото казались очень и очень…но она, как мы уже знаем – женщина, далёкая от искусства, и поэтому мнение мамы не в счёт.
Сама же Катя решила, что стиль Тарантино и всяких там хорроров, сплэттеров или нуаров – совсем не её стезя, и к социальным протестам больше не возвращалась, а обратилась к моде, эстетике и красоте в её чистом виде, безо всяких насилий, крови, страданий и всяческих идейных подоплёк. Eё работы зато запестрели прелестными девами в залитых солнцем весенних лесах, трàвах, садах, лугах и ручьях, с цветами в руках и на голове – что нравилось всем, включая редакцию “Govue”, и принесло ей, в конечном счете, известность…
Но это уже совсем другая история.
———
- Все названия журналов по Катиной просьбе изменены (прим. авт.)