Архив за месяц: Август 2020

СТАРИК БЕЗДЕТНЫМ ОСТАЛСЯ.

Старик бездетным остался.

В нём проснулись отцовские чувства.

Кота на коленях лаская,

Видит он в морде усaтой

Образ родного младенца.

“А что ж не подумал ты раньше

Обзавестись потомством?”

Старуха его упрекает.

” Tеперь на кота изливаешь

Нерастраченных чувств потоки…

Жизнь твоя скудна, старичина!”

Ей подробно старик объясняет:

Во-первых, женился он поздно,

А у родителей поздних часто выходит даун.

Во-вторых, в роду стариковском

Были больные душою,

А это, как всем известно,

Может сказаться на детях.

В третьих, пока был юным,

Старик предавался порокам,

Долгов огромных наделал,

Уклонялся от разных налогов,

И его ждёт нищая старость –

Так чего ж плодить нищету-то?

У старухи своя есть дочка,

От предыдущего брака,

И, глядя на эту принцессу,

Которой всегда потакали,

Старичина вздыхал украдкой:

Его дети были бы ЛУЧШЕ.

Он бы их воспитывал СТРОГО.

Да разве в этом лишь дело?

А глобальное потепленье?

А войны по всей планете?

Сейчас, заводя ребёнка,

Нужно быть БОЛЬШИМ ОПТИМИСТОМ.

От кота проблем куда меньше;

Он умный, и точно не станет

Алкоголиком и наркоманом;

Не растратит родительских денег.

И гладить его приятно.

Впрочем, ещё не поздно.

Вон Мик Джаггер –

Намного старше,

 A  родил недавно ребёнка.

Только для эксперимента

Нужна помоложе старуха.

ЁЙ ФИРУМУ! (ХОРОШЕЕ КИНО!)

По вечерам, если нет более важных занятий, дочь проводит со мной киноликбез. У меня действительно много культурных пробелов, в основном, в серьёзных жанрах искусства: классической музыке, литературе, архитектуре; и конечно – хорошем кино, полном глубоких мыслей и чувств, том кино, которое нас заставляет думать, скребсти в затылке, украдкой зевать…Я же, с моим неразвитым вкусом, предпочитаю фильмы попроще, повеселей, с быстрым развитием действия, со спецэффектами, в общем – какой-нибудь кассовый и примитивный блокбастер; эльфов люблю, гномов и орков, битвы и монстров, пришельцев из параллельных миров.

– Стыдись, – говорит мне Катя, – ты многое потеряла. Oт тебя ускользнул целый пласт культуры! Может, посмотрим сегодня японские ленты?

– А может, не будем смотреть?- робко противлюсь  я.

– Тебе же нравились вроде Хироши Тэшигахара, Хаяо Миядзаки, Такеши Китано?…

– Да-а? – моргаю я неуверенно; что-то определённо смотрели, не раз, но разве могу я упомнить все эти славные имена? Моя память их сразу стирает после просмотра картины.

– Я тоже смотрела ещё далеко не всё, – продолжает знаток кинематографа.- Неплохо знаю работы только Макото Шинкая, Такеши Китано, Такаши Миике, Хирокадзу Корээда, ну…и Куросавы.  А Теносюке Кинугаза?!… Я ничего не видела этого режиссера. И Хироши Шимидзу – кто это был такой? Или ТАКЕШИ Шимидзу?… Может, я его путаю со сценаристом Хироши Такахаши?

Ужас в моих глазах, погребена под Фудзиямой имён, которых мне не дано ни запомнить, ни различить…

– А корейские режиссёры? Мы же с ними почти незнакомы, – возмущается дочь, – а они тоже внесли огромный вклад в мировое кино. Например, Пак Чхан Ук, Ким Ки Дук, Ли Чхан Дон, Хон Сан Су?

С каждым новым корейским деятелем искусств – грусть моя глубже, острей и полней: я осознаю, что либо у дочки незаурядная память, либо – скорее всего – моя вышла из строя. Я никогда не смогу поддержать интеллектуальной беседы о корейском кино; никогда не запомню имен режиссёров, состоящих из трёх коротких частей.

Не говоря уже об актёрах, которые очень милы с их детскими лицами, но внешне довольно схожи между собой, и носят такие же имена: Ли Сук Чон, Ли Мин Хо, Ли Джун Джи, Джи Чон Вук, Ким Кун Джун, Чон Джун Хун и так далее.

– Ну, как же так, – расстроился мой ребёнок, – ладно, вернёмся к японцам. Предлагаю одно из двух: или посмотрим фильм Корээда про надувную куклу – там мужик себе покупает куклу, надувает её, и она оживает…Это про одиночество, a также о том, что значит быть человеком; там, понимаешь, звучит феминистская тема…B конце кукла снова сдувается. Или “5 сантиметров в секунду” – о том, как мальчик и девочка в детстве смотрели, как с дерева сакуры падают лепестки, со скоростью 5 сантиметров в секунду, и потом любили друг друга всю жизнь…Макото Шинкай – он такой романтик!

Скрепившись духом, я выбираю второе, и смотрим рисованный фильм про сакуру, роняющую лепестки, очень красивый и поэтичный…Но в конце просмотра – вот хоть убей, не помню фамилии режиссёра!

– Макото Шинкай, – терпеливо мне повторяет дочь. – И добавляет (немного учила японский): – “Ёй эйга”. Хороший фильм. Или: “Ёй фируму!”

Я записала фразу, потому что иначе мне бы запомнилось только “Ёй”.

Ой . Ой – ё – ёй.

ПАПА, Я – ТВОЯ ДОЧЬ…

Стоит мне появиться в любом общественном месте – они сразу ВИДЯТ меня и идут за мной по пятам.

Я прячу глаза, ускоряю шаг, меняю свою траекторию, делаю раздражённую мину, но – бесполезно. Потому что такие, как я, представляют для них идеальную жертву, мишень. Женщина определённого возраста, с виду нe оборванка, а главное – с сумкой, в которой наверняка есть кошелёк – как же ей без него делать покупки? И я – как раз с кошельком и подходящего возраста, к которому, полагают они, во мне успели созреть и сострадание к ближним, и материнские чувства вместе с желанием всем помочь, раздавая деньги.

– Бонджорно, синьора! Как поживаешь? – вцепившись в мою тележку на выходе из магазина, он начинает катить её вместе со мной.

– Неплохо, нo денег нет, – говорю, чтоб сразу pacставить все точки над “и”.

– Всего тебе доброго. И спасибо, – отвечает он с укоризной и долей сарказма. Видишь, мол, ты -жадная тётка, а я всё равно с тобой вежлив – и пусть тебе будет стыдно.

Через дорогу – базар, на который мне тоже нужно бы забежать; там продают кукурузный хлеб, который любит Марчелло. Стараюсь идти как можно быстрее, но меня уже нагоняет…нагнал, и дышит в затылок субъект с картонкой, на которой написано что-то ужасное – не хочу даже знать, что именно –  о тяжёлой судьбе голодающих.

– Синьора, я очень голо-оодный, – начинает бубнить густым и гнусавым басом. – Я голодный, голодный! Кушать хочууу!!

Краем глаза я замечаю, что на голодного он не похож: мужчина лет сорока, небритый, но очень неплохо упитан, лицо с двойным подбородком – возможно, цыган или босниец. Не замедляя шага, я направляюсь к ларьку, но там приходится остановиться, чтобы купить этот самый хлеб.

– Синьора, прошу! Я голодный! – ревёт у меня за спиной, не переставая, детина.

Да будь онo всё неладно! Ну на, бери! Даю ему мелочь, чтоб только отстал. Довольный, тот продолжает свой путь и натыкается тут же на африканца.

– Синьор, я голо-оодный…, – он продолжает, видимо, по инерции – но тот делает выразительный жест и говорит:

– Вон – попроси у белых!

Но вот что случилось позже, когда я, покончив с делами, сидела себе в парикмахерском кресле, расслабившись. Голова похожа на луковицу: по бокам она намазана краской, центральный пучок торчит вертикально вверх…Вдруг поднимаю глаза от телефона и вижу – в зеркале нас уже двое: рядом с моей головой – чужая, чёрная и кучерявая.

Это ещё один африканец, нашедший меня и здесь!

Склонившись нежно к моей голове, намазанной краской, и улыбнувшись, он произнёс:

– МАМА! Я ЖЕ – ТВОЙ СЫН!

Господи. На какой-то момент сердце остановилось в груди. Вся моя жизнь вдруг пронеслась перед внутренним взором.

Я пыталась припомнить, когда, от кого и при каких обстоятельствах могла я родить африканца, оставив его, возможно, в детском приюте… или с отцом? Но перебрав все грехи мои тяжкие, не смогла припомнить подобного факта. Через минуту, вздохнув глубоко, я сказала ему уверенно:

– Нет. Такого просто не может быть.

К моему удивлению, он легко согласился, и пошёл просить денег у парикмахерши Рози.

– Я же просила тебя не приходить каждый день! – вскричала Рози в отчаяньи. – У меня совершенно нет мелочи.

– Ничего, – возразил ей тот, доставая и открывая бумажник, где, как заметила я, было немало купюр. – Я могу разменять.

Когда, расплатившись с Рози за краску, я вышла и заглянула в мой – оказалось, бумажек в нём меньше, чем у темнокожего“сына”.Проходя мимо витрины мужского салона, глянула ненароком – там как раз начали брить старичка с маленькой и седой головой.

Ну, что, подумала я, может – зайти туда и, нaклонившись над ним, сказать: “ПАПА, Я – ТВОЯ ДОЧЬ”?

КАТЯ ИДЁТ К ОРТОПЕДУ

Сколько на свете людей – столько и типов внимания к собственному здоровью.

Одного ни за что не загонишь к врачу, несмотря на наличие целого ряда тревожных симптомов; он машет на ниx рукой и считает, что с ним всё в полном порядке. Заставить такого прибегнуть к медпомощи могут разве что приступ, припадок, дорожно-транспортное происшествие.

Другой – наоборот, тревожно прислушиваясь к ощущениям, надеется не упустить начало страшного заболевания, пресечь его на корню.

Катя, моя молодая близкая родственница, была постоянно во власти cвoиx ощущений, а потому любила ходить к специалистам. Ожидала, что те рассеят сомненья и всё растолкуют, после чего она сможет жить дальше спокойно. От слишком частых врачебных визитов её могла удержать разве что их немалая стоимость.

Не считая дантиста и гинеколога, к которым всем женщинам рекомендуют ходить регулярно, в своё время она посетила уролога и дерматолога, ЛОРа и окулиста, невропатолога c эндокринологом, гастроэнтеро – и аллергологa – для каждой из этих узких специальностей в её организме имелся особый симптом.

Например, одно время ей почему-то казалось, что у неё – косоглазие, и развеять странное заблуждение мог лишь окулист.

Потом появились корки в носу. Во рту тоже время от времени возникали какие-то необъяснимые “вавы”.И, хоть они проходили сами собой, зато неправильно и с большим опозданием резались “зубы мудрости”.

Руки, если их долго держать неподвижно перед собой, начинали мелко дрожать.

Голова болела то справа, то слева. В животе бурчало как-то неадекватно. Стул  бывал иногда слишком частым и мягким, а иногда – непозволительно редким и твёрдым.

Временами к нему присоединялось учащённое мочеиспускание.

Не говоря о нервной системе, которая оставляла желать; что вместе с тряской рук и особым блеском в глазах могло натолкнуть на мысль о неполадках в системе тироидов.

Прежде Катя всегда обращалась ко мне за советом, как к бывшему, но всё-таки медику.

– Что это здесь у меня, по-твоему? – говорила, сунув под нос худое запястье с выпуклым бугорком на суставе; то ли там кость торчит, то ли хрящ, то ли какое ещё уплотнение.

– Понятия не имею. Может быть, это киста… или же просто кость, – отвечала я в недоумении.

– Что ты за врач! – возмущалась Катя. – Я удивляюсь, что ты не знаешь таких вот простых вещей.

Мне было ужасно стыдно, но позже мы убеждались, что если не знала я, бывший советский медик, то не знали и итальянские профи. Они или покладисто подтверждали подсказанный им пациенткой диагноз:

– Да, вероятно киста, – соглашались. – Понаблюдайте: если она будет расти – то приходите опять.

Либо вообще не находили у Кати никакой патологии. Брали с неё полтишок за визит и отпускали домой, счастливо-удовлетворённую.

Но лишь на какое-то время; так как на смену одним симптомам всегда приходили другие, и убедившись в отсутствии СПИДа, она начинала подозревать у себя токсоплазмоз и псориаз.

Списав меня со счетов, как давно потерявшую квалификацию, Катя сама искала и изучала статьи в интернете .

– Мне кажется, я уже понимаю лучше, чем ты, всё, что происходит в моём организме, – говорила она, подкрепляя каким-нибудь редким и заковыристым термином. – Я страдаю покикецИей.

– Что ещё за “кецИя”? Что-то не знаю такой, – выражала я недоверие.

– Не знаешь покикецИи?! Что ты тогда за врач? – пожимала плечами она.

Вскоре затем, попав на приём к местному корифею, Катя с ним поделилась скорбно:

– Доктор, мне кажется, что у меня – покикецИя…

– Что? – занервничал тот. – Поки-ке…- что? Не пойму, расскажите подробно своими словами!

– Ага! – ликовала я. – Значит, и он не знал про “кецИю “?

– Ну, не знаю, может, я что-то слегка и напутала с этим названием, но в интернете было! – упрямилась Катя.

К тому же, она имела привычку, обратившись к узкому специалисту, рассказать ему не только об узкой, его касающейся проблеме, но и обо всём остальном. Например, ЛОР- врачу – не только о корках в носу и заложенном ухе, но и о частом( или же редком) стуле, скоплении газов и плоскостопии, возможно, желая за ту же цену выведать как можно больше полезной информации. Но чёрствый ЛОР не захотел уделить ей больше положенного всем остальным пациентам внимания, и даже ехидно спросил:

– Это всё? Может быть, есть ещё что-то, о чём Вы хотели бы мне рассказать?…

– Послушай, – внушала я Кате. – Никогда не грузи врачей массой симптомов. Сосредоточься лишь на одном или двух, относящихся к делу, связанных между собой. Если хочешь, чтобы тебя принимали всерьёз. Потому что, если у пациента уйма таких разнообразных жалоб, и он валит всё в кучу – врач начинает подозревать, что болезнь у него – психическая.

– Да, но мне кажется, что в организме у человека все эти заболевания связаны, – замечала она довольно резонно.

Разумеется, все как-то связаны, но системой здравоохранения в нашем Абруццо не предусмотрено комплексное обследование больных с выявлением сложных взаимосвязей между коркой в носу и сколиозом. Никому это не интересно. Нашли что-то одно – и ладно .

Кстати, о сколиозе. Катя давно предполагала, что он у неё имелся; в детстве, ещё в Ростове, водили её на лечебную физкультуру. Так не мог же он сам по себе с годами пропасть? Может, усугубился, и настало время носить корсет? Её волновала неустановленность степени искривления. Обычно стройная и прямая, Катя склонялась вдруг передо мной и выгибала спину дугой, изображая горбатого Караколя.

– Ну, посмотри! Есть у меня горб? Есть?! – тревожно спрашивала она из-под собственной мышки.

– Нет, – заверяла я. – Спина как спина, в норме.

– У тебя что, плохо со зрением? Разве не видишь? – наседала она. – А бедро – одно выше другого? А плечи , лопатки на разных уровнях?!

Я не сдавалась:

– У каждого, если он так изогнётся крючком, получится горб. И – полностью симметричных людей не бывает.

– Нужно пойти к ортопеду, – вслух размышляла Катя, – пусть он измерит меня линейкой, всё – угол, радиус кривизны – и скажет, какая всё-таки это степень кифоза.

– Если хочешь, чтобы за деньги кто-то тебе сказал, что сколиоза нет, в то время, как я говорю тебе это бесплатно – иди.

К ортопеду, действительно, Катя ещё не ходила. Временами, казалось, она забывала об ортопеде и сколиозе – то ли на первый план выступали другие симптомы, то ли случались периоды более-менее благополучной и бессимтомной, что, в общем, нормально для её молодого возраста, жизни. Успешно практиковала йогу, пилатес – но потом вдруг опять вспоминала про мнимый горб, становясь перед зеркалом буквой “зю” и терзая меня упрёками в том, что сколиоз, как и всё остальное, достался ей по наследству.

Наконец, отправилась к специалисту и попросила меня её сопровождать.

В приёмной у ортопеда народу собралось немало. Бòльшая часть больных была определённого возраста и передвигалась с трудом: кто согнувшись совсем в три погибели, кто – на костылях, а иные – вообще опирались на этакие тележки, толкая их перед собой. Один за другим заходили они в кабинет, где, к счастью, задерживались недолго – минут через пять уже ковыляли по коридору на выход. Когда вызвали Катю, она вошла туда лёгкой походкой балетной дивы…и пропала за дверью на добрые полчаса.

Я начинала уже волноваться –  может, действительно плохи дела у моего “конька-горбунка”? А терпеливая очередь бедных калек – шаркать протезами и костылями, роптать. Наконец, она появилась с улыбкой и направилась в кассу платить за визит.

На обратном пути в машине Катя мне рассказала, как проходил осмотр.

– Наверняка ты грузила его симптоматикой, – предположила я.

– А вот и нет, – обиделась Катя. – Наоборот. Он мне сказал, что спина – в полном порядке, а если и есть сколиоз – то в самой легчайшей, начальной стадии, и, поскольку я уже взрослая, вряд ли он прогрессирует.

– Ну, слава богу! А что я тебе говорила?

– Тогда я ему, – продолжала Катя с воодушевлением, – сказала, что занимаюсь пилатес и йогой, и предложила продемонстрировать несколько поз и упражнений, которые я практикую.

– А это ещё зачем?

– Ну, чтобы знать, могу ли я, с лёгкой степенью сколиоза, дальше их практиковать…Он посмотрел на часы и сказал: “Ну, давайте, время у нас ещё есть”. С ним была его ассистентка, тоже немолодая синьора. Оба переглянулись.

Тогда Катя легла на пол посреди кабинета.

– Это вот – бхуянгàсана, или “собака мордой вверх”, – объявила она, опираясь на руки и приподняв верхнюю часть тела.

– А это – “собака мордой вниз”, – пояснила, опуская нос к полу и поднимая вверх заднюю часть.

Немолодой эскулап с немолодой его ассистенткой застыли, все в напряжённом внимании.

– А вот сиршàсана! – Катя теперь стояла на голове, опираясь локтями.

– Надо же, какая молодец, – выдохнула ассистентка в неподдельном восторге.

Катя им показала позу кобры и позу локусты, и мало ли что ещё, а когда объявила:

– Бакàсана, или “ворона”, – и, упёршись коленями в локти, прошлась на одних руках – все едва удержались от бурных апплодисментов.

Если бы в кабинете у ортопеда была трапеция, Катя, скорей всего, могла раскачаться на ней и сделать пару кульбитов в воздухе – но трапеции, как и других снарядов, в кабинете у доктора не оказалось.

– Ну, как? – спросила она у потерявшей дар речи публики.

– Просто прекрасно! В смысле…ну, да – Вы можете продолжать выполнять все эти упражнения и…принимать все эти позы, – одобрил специалист.

Он даже вздохнул с сожалением, принимая квиток об оплате пятидесяти евро и кладя его в папку к другим. Побольше бы было таких больных! Пришла, никаких проблем, протезов, лечений; показала целое шоу – да ещё заплатила, как все.

И Катя осталась довольна.

– Как я рада, что со спиной всё в порядке, – говорила она по пути домой с большим душевным подъёмом. – Теперь остаётся лишь разрешить проблему с петèхиями и гирсутизмом – и всё будет просто отлично!

– Петèхии?! Подожди – какие ещё петехии?

– А что, ты не видишь красные пятна тут , возле носа? И здесь вот, и здесь… Неужели ты даже петèхий не знаешь? Удивляюсь , что ты за врач.