1,  ДАМА С ТРЕМЯ СОБАЧКАМИ.

*“Se vuoi litigare, o una donna o un cane devi portare”.

В Абруццо есть поговорка: “Если ссориться хочешь с людьми – с собой женщину или собаку возьми”*. Местный житель Марчелло Коцци, который женился и взял собак – обзавёлся и тем, и другим-  мог бы вам подтвердить: народная мудрость права. Из-за собак он нажил множество неприятностей: вступал в конфликты с соседями, муниципальной полицей, поссорился с членами своей семьи, а также с людьми знакомыми и незнакомыми. И из-за женщины тoжe – с её-то лёгкой руки и появились эти собаки.

Образ дамы с собачкой, а тем паче, дамы с двумя или тремя собачками, в наших краях не кажется сентиментальным и романтичным. Он раздражает и возбуждает, как пионерский галстук – быка, может вызвать насмешки и неодобрение. А если синьора, плюс ко всему, иностранка – то это уже гремучая смесь, в глазах местной публики – наглость: не только сюда “понаехали”, но и “собак с собой навезли”. Или здесь подобрали, брошенных – это неважно; гуляют тут с ними праздно и вызывающе, вместо того, чтоб трудиться на фабрикe  или прислуживать в семьях, как полагается “экстракоммунитариям”!

Марчелло Коцци, курьер, женился на русской, с типичным для этой национальности нравом: порою нежным и ласковым, а порой упрямым и агрессивным – по обстоятельствам. И без малейшей склонности к фабричному труду или прислуживанью в семьях. С первых же дней её жизни в провинции Терамо, собаки её окружили любовью и встретили, можно сказать, с распростёртыми лапами.  Двуногие к ней проявляли острое любопытство, но продолжали с опаской держаться на расстоянии, принюхиваясь и присматриваясь. Может, поэтому в новой стране, в чуждой среде и окружила себя Натуся собаками. Вскоре она поняла: по отношению к четвероногим люди в Абруццо, как и во многих других местах, делятся на категории.

“Разумное меньшинство” (как его называет условно Натуся) считает их благородными и уязвимыми в мире людей существами, любит и опекает. Представители этого меньшинства, как правило, дружелюбны, легко идут на контакт, задают меньше глупых вопросов. Почему-то они же ведут себя и уважительней по отношению к женщинам, терпимей – к иностранцам.

Вторая группа (опять же, условно), “патологическая”; включает  тех, кто ненавидит или боится собак. Весьма разношёрстная и состоит из странных, душевнобольных и, порой, социально опасных типов. Одни воспринимают лай, как личное, в их адрес, оскорбление, а в виляньи хвостом видят угрозу и “признак агрессии”. Другие пытаются выяснить национальность пса – “oн русский или итальянец?”, a третьи, взвизгнув, отпрыгивают…И только совсем немногие в зоне, двое или же трое – завывали, завидев Натусину Кикку, в панике : “Ho pauu-uura! Aiuuuu-uuto!” ( “Помогии-ите! Боюу-уусь!!”) Страдали так называемой кинофобией, боязнью собак.

Впрочем, местные кинофобы никак не пытались избавиться от невроза и ничуть не стеснялись его проявлений – даже если речь шла о взрослых и крупных мужчинах. Напротив, они им даже гордились, заставляя себя уважать, отстаивая право на страх и привлекая на свою сторону общественность. Ужасные звери и их владельцы, надев поводки и намордники, должны скрываться от этих субъектов, а в идеале – совсем исчезнуть с лица Земли.

И, наконец, категория третья: те, кто считает, что всё живое должно выполнять полезную роль. В сельскохозяйственном, по преимуществу, регионе – самая распространённая. Овцы нужны для шерсти и сыра, а иногда – шашлыков; корова даёт молоко; жена шебуршит по дому, готовит; собаки должны либо сидеть на цепи, охраняя двор, либо ходить на охоту, а в промежутках – покорно томиться в вольерах и клетках. У каждого – своё предназначение. Иностранцы, к примеру, они – для работы в семьях, досматривают старичков. И такой тип мышления прижился настолько, что даже Марчелло, носитель передовых идей, поначалу стеснялся выгуливать Кикку: мужчина с мопсиком на поводке представлялся ему фигурой смешной, недостойной, символом изнеженного бездельника…

Но Кикка не зря появилась на свет на рубеже двух веков, и даже тысячелетий. Активно вступив в борьбу с деревенской косностью и предрассудками, она поколебала устои, заставив Марчелло и многих других понять: потребительский и прагматичный подход к собакам, как, впрочем, и к женщинам, недопустим. И те, и другие, приносят в мир радость и красоту; существуют лишь для того, чтобы быть любимыми и счастливыми – вот основное их назначение.

Cоседи, увы, в ту пору об этом не знали, и яростно сопротивлялись новшествам. Вселившись в дом недавней постройки на десять квартир в окрестностях Атри, все они жили эгоистично, не заводя домашних питомцев. Поэтому Кикка, приехав на новое место, и не нашла друзей. Она провела свои детские годы вместе с Натусей в пусть небольшом, но городке, неподалёку, и всюду ходила на поводке, гуляла в парке… Здесь же собаки, как и любая живность, были двух видов: дикие и беспризорные или за крепким забором и на цепи.

Дом стоял в окруженьи холмов и оврагов. Изредка заяц или фазан вдруг перебегали дорогу, на глаза попадались худые, будто скелеты, лисы…Говорили, что в этих местах полно кабанов и дикобразов, но Кикке с Натусей они не встречались; зато повсюду встречались охотники – вооружённые до зубов, хорошо поддатые дядьки. В холмах раздавались гулкие выстрелы, выли охотничьи псы… кто его знает, кто там в кого палил, и где они находили дичь? Каждый такой сезон сопровождался трагичными сводками в местных тележурналах :”опять несчастный случай на охоте”- то один, то другой попадал в соседа, “приняв за кабана”. За фальшивым сочувствием плохо скрывалась надежда: когда-нибудь эти кретины перестреляют друг друга.

Покуда у русской синьоры была только Кикка, соседи молча мирились, крепились. Эта пушистая, чёрная, мелкая шельма считала себя самой главной и никого не боялась. Могла для острастки напасть и на очень больших собак, обращая их в бегство. Если у Кикки и был недостаток, то только один: нелюбовь к африканцам. Натусю это смущало: собака-расист?..Mестных жителей, наоборот, развлекало, они посмеивались в усы.  История с африканцами eй долго была непонятна, пока не случилось поймать их с поличным.  Oставив Кикку в машине под супермаркетом, онa делала в спешке покупки, в то время как тe от скуки стучали в стекло, забавляясь собачьей бессильной злобой, и корчили рожи. Зато, если в дальнейшем Кикке удавалось дорваться до первого встречного их собрата… Даже во время поездки в машинe, завидев на улице темнокожего, начинала грозно рычать из окна. Как-то раз один африканец, уставив на Кикку свой длинный палец, сказал ей с досадой и возмущением:

– Io – nero, tu – nero! (” Я – чёрный, ты – чёрный!”)

Tа, не чувствуя солидарности, отвечала лаем взахлёб.

Другой, негодяй, в неё просто плюнул.

К счастью, среди жильцов не было африканцев.

Но вскоре Натусе попалась такса-метис, которую кто-то завёз и бросил невдалеке от дома на произвол судьбы. Никто не планировал брать вторую собаку, но вот – пожалели и взяли, говоря себе в оправдание, что, может, и Кикке будет с ней веселей – как-никак, у каждого генерала должен быть хоть один подчинённый солдат. Юной таксе Натуся дала русское имя Катя. Существа боязливей, смиренней и благодарней нельзя себе было представить. Кикка не то, чтобы с ней подружилась – но приняла, позволила жить в квартире. В дальнейшем всегда помыкала Катей, считая её своей подчинённой, собакой второго сорта. Но, если что, защищала. Смотришь – Катя летит во весь дух с поджатым хвостом, а следом – погоня, две жёлтые шавки с виллы неподалёку. Тут появляется Кикка, и расстановка сил сразу меняется: теперь две чёрных собаки с позором гонят двух жёлтых до самых границ их территории…

И тут пeрeехали в дом новосёлы, которых Натусe очень не доставало – семейная пара Галассо. И дня не прошло, как поднялись крики и шум. У мусорных ящиков женщина очень больших габаритов, зонтом отбивалась от маленькой Кати, а та защищалась, но и пыталась исподтишка зайти к ней  сбоку… На шум прибежал Марчелло, и с пойманной таксой под мышкой принёс соседке глубокие извинения. Извинения не принимались: с Марией Галассо им не повезло – она оказалась как раз из той, второй категории собакофобов. Боялась панически всех, кто лает, даже если они – размером с мышонка и сами пугаются собственной тени. На уверенья Натуси в том, что Катя безвредна, Галассо презрительно фыркнула:

– Да! Это ты говоришь!

С тех пор отношения, как говорят, не сложились, и ухудшались день ото дня. Муж Марии Галассо косо смотрел на Натусю, и как-то раз заявил Марчелло, что Катя пыталась “вонзить клыки” в ногу его пожилого отца –  cпутал наверняка Катерину с другой, агрессивной и более крупной бродячей собакой. Катя могла бы “вонзить клыки” разве что в таракана.  Mать Марии, синьора с тёмным мрачным лицом и короткой стрижкой, бормотала при виде русской что-то себе под нос, но кое-какие проклятия и пожелания смерти собакам та всё же могла разобрать…

Вскоре Наталье, не посещавшей давно собранья жильцов, администратор стал слать “постановления”. Написанные безупречным итало-бюрократическим языком, который давался русской с трудом( Например: вместо “вы должны заплатить”- “необходимо осуществить своевременную оплату с целью погашения имеющейся задолженности”), они призывали “владельцев домашних животных” ( a единственным их владельцем в тот момент являлась Натуся) “уважать и содержать в чистоте кондоминиальную территорию”, убирая (здесь проявлялась изобретательность, и для собачьей каки использовались синонимы) их “фекалии”, “испражнения” и “экскременты”. Bыводить животных во двор надлежало на поводке и в наморднике, а ещё лучше- “держать их на отведённой Вам личной жилплощади”. Bсе это время, меж тем, Наталья была( и остаётся) единственной, кто убирал “фекалии” и “экскременты” своих и чужих собак и котов без разбора, так что обычно их трудно найти в стометровом радиусе.

Ясно, откуда дул ветер и кто стоял за этой антисобачьей компанией : Мария Галассо и два “активиста”, которых ей удалось убедить и настроить против Натуси. Одним из них был сосед, живущий прямо под ней, пожилой синьор Шипионе. Будучи странным и нелюдимым вдовцом, скорей всего, принимающим что-нибудь психотропное – очень уж чуден был его взор, когда он снимал очки – синьор Шипионе беседовал сам с собой и частo, впадая в ярость, внезапно взрявкивал:

– “Gente di merr-rrda!” (“Люди дерр-рьма!”)

Иногда его посещала седая синьора, приводившая двух болонок. Во время её недoлгих визитов к вдовцу болонки не заходили внутрь, а оставались сидеть на балконе, где выставлялся на этот случай специальный барьер. По всему было видно, что, несмотря на дружбу с хозяйкой, её кучерявых питомцев синьор Шипионе не жаловал. Bскоре визиты болонок к нему прекратились , что-то у них не заладилось.  Hо появилась другая невеста – однако! Наш одинокий и злобный сосед пользовался успехом. Hовая дама, любезней и моложавей прежней, и вовсе решила к нему переехать. Но и такой подарок судьбы не успокоил его и не задобрил…по крайней мере, не сразу.

Как-то раз прибежал незнакомый пёсик, возможно, живущий неподалёку, и затеял с Катей возню во дворе. Собаки бегали и веселились, дверь на балкон Шипионе была открытой, и из окна доносился скрипучий, брюзжащий голос. В частности, он объявил:

– Вот и Собачница наша явилась… не запылилась!

Cказано было нарочито громко и относилось ,ясное дело, к Натусе.

-Я слышу,- откликнулась тa со двора.

-Что-что?!- возвысил он голос, делая вид, что не понял.

– Собачница слышит, синьор Шипионе!

-Мы говорим о делах, которые Вас не касаются!

-Тогда говорите потише, или без обиняков обращайтесь ко мне.

Тут старый брюзга появился во всей красе – пижамных штанах и с голой дряблеющей грудью.

– Вы вообще потеряли совесть и всякое чувство меры! Ещё двух собак, – он указал на играющих пупсиков, – я Bам могу позволить, но ТРЁХ – это увольте!

– А где Вы видите трёх? Третья – соседская, а не моя!

-Из-за Ваших собак они и приходят все гадить в наш двор!

По мере того, как конфликт набирал обороты, Натусю, покладисто- нежную даму с собачками, на посту сменила Наталья – женщина жёсткая и агрессивная, с глазами, подобными двум кускам льда. Та могла постоять за себя и своих подопечных , облить сарказмом, как из ведра…

-Успокойтесь, не горячитесь! В Вашем возрасте вредно так волноваться, – заговорила  oна голосом доброго доктора.

-А Вы за меня не беспокойтесь!

– Примите лучше Ваши лекарства, а то, не дай бог, Вас хватит кондратий.

-Я не принимаю лекарства!!

– Он не принимает лекарства, – встревоженно подтвердила с балкона невидимая жена.

– А зря! – заключила Наталья.

– А Вы кто будете – врач?…- с максимальной долей ехидства.

– Я  врач.

– Tак вот и езжайте к себе в Россию и там практикуйте Вашу профессию!

На этой ноте русская женщина- медик  и  удалилась, прервав  дискуссию. Потому что, когда начинают eё посылать в Россию – это верный признак того, что скоро пошлют и куда подальше. Не дожидаясь такого исхода, oнa изменила тактику и позвонила Марчелло. Обычно старалась его не вовлекать, но в прошлом ему удалось пару раз разрешить подобные ситуации…И потом, зачем человеку муж, как не для защиты его от врагов?

Стемнело. Вернулся домой Марчелло, припарковал фургон. Внизу послышался жалюзей треск: то Шипионе поспешно баррикадировал окна, отрезая подступ к жилью.

Марчелло нажал на кнопку его домофона.

– Кто та-ам? – проблеял Шипионе (как будто не знал).

-Выйди, нам надо поговорить.

-Мне нечего Вам сказать, – скромно заверил Шипионе.

– А мне казалось – тебе хотелось поговорить…с моей женой.

Шипионе трусливо молчит.

-Да как ты себе позволяешь, – начинает разогреваться Марчелло, – к ней приставать?! Я – докучаю твоей жене?! А может, я приставал к тебе?!

Конечно, нет.

– Я занимаюсь моими делами, весь день на работе, а ты занимайся своими, понятно?!

Шипионе невразумительно что-то бормочет в своё оправдание.

– Я тут навёл о тебе кое-какие справки, и знаю, кто ты такой, – продолжает с угрозой Марчелло        ( блефует).

– А кто я?…- лепечет Шипионе.

– Я теперь о тебе хорошо информирован, – не отступает курьер.

– О ч-чём это именно Вы хорошо информирован-ны?…- разволновался тот. Натуся заметила: с ней он держался намного смелей, можно сказать – нахальней.

– Ты знаешь, о чём! Смотри, будь осторожен,- предупредил Марчелло и стал подниматься наверх, где его с нетерпением ждали Катя и Кикка.

У Марчелло Коцци есть свой, проверенный практикой метод запугивания врагов. Конечно, расчитан он вот на таких назойливых типов среднего возраста, не храброго десятка и неуверенных в собственной мышечной силе… но – действует. Особо забавным Натусе казалось то, как ему удаётся придать ситуациям эту двусмысленность, этот оттенок сексуальных якобы домогательств, которых на самом деле нет и в помине. Это сразу ставит врага в неловкое положение, пугает, обескураживает.

Когда-то Марчелло был коммерсантом, и один старикан на летнем базаре каждый вечер ставил ему на вид: не выдвигайте прилавки вперёд, оставьте место для проезда! Когда жалобы надоели Марчелло, он подошёл к машине и, наклонившись к окошку, сказал:

– Oставь в покое мою жену, извращенец! Как будто неясно, зачем ты здесь крутишься каждый вечер… Езжай сейчас же к своей старухе и больше не появляйся!

Тот заморгал, тотчас же уехал и действительно больше не появлялся, добираясь в дальнейшем домой объездными путями.

И Шипионе не выходил, затаился надолго, жалюзи окон в его квартире оставались плотно закрытыми.

Спустя пару месяцев, под Рождество, столкнулись они в продуктовом отделе.  Наталья гордо держалась поодаль, жена Шипионе бродила вдоль полок с тележкой;  сосед подошёл к Марчелло и протянул ему руку:

– С наступающим Вас Рождеством, синьор Марчелло! – произнёс он сладким, дрожащим голосом.- И пусть между нами не будет разных обид, разногласий…

– А не нужно людей доставать, лезть к ним с разной…фигнёй, – с неприязнью ответил Марчелло, но руку всё же пожал.

– Я ж ничего не имел в виду, я только хотел сказать…

– Когда к тебе в гости ходила синьора с болонками, я ведь нe возражал?! – не унимался Марчелло. Он говорил достаточно громко, и Шипионе смутился, прижимая палец к губам – не слышит ли их жена?

– Да это было всё так, ничего серьёзного… – бормотал он смущённо, стараясь замять аргумент.

– Да хоть бы и было серьёзно – какое мне дело? Я в ваши дела нос не сую, а вы не суйте в мои!

На том и порешили; Шипионе стал сновa учтиво здороваться, а через какое-то время у них появился…шпиц! Синьора, скорее всего, решила, что для оздоровления нервной системы и атмосферы в доме им необходима собака.

Как-то в разгаре всех этих баталий и междоусобиц Киккa гуляла с Натусeй у моря. Там повстречались они с синьорой, сопровождавшей сплочённую группу из трёх йоркширских терьеров на трёх поводках.  По выраженью её волевого лица с желваками на скулах, сразу в ней угадала Натуся сестру по крови, закалённую в трудной борьбе за собачью и женскую эмансипацию. Поприветствовав, тут же спросила, кивнув на упряжку питомцев:

– Ну, и как Вы справляетесь? В смысле – бывают проблемы с соседями?..

– Я тебе вот что скажу, –  тa посмотрела взглядом решительным и беспощадным, каким смотрят люди, которым терять уже, в принципе, нечего. – Если кто-то тебе докучает и предъявляет претензии, то говори: “Обращайтесь в письменном виде к моему адвокату; он Вам ответит, a потом Вы оплатите всю корреспонденцию!” И больше ни с кем ничего не обсуждай – я всегда делаю так.

И, вздёрнув голову, выпрямив спину, продолжала с достоинством свой моцион.

Да, скажете вы – но почему история называется “Дама с тремя собачками?” У синьоры их три, но у Натуси-то только две?

В том-то и дело, друзья. В том- то и дело! Встреча с синьорой у моря и слова Шипионе о “непозволительной” третьей собаке ( а так же попавшaяся, будто нарочно, на глаза пластинка группы с названием “Трёхсобачья ночь”) оказались пророческими. Казалось, чем больше накалялась обстановка, тем больше у Натуси становилось собак…

Но это уже другая история.

2. О СКУБИ, СУМЕВШЕМ ВТЕРЕТЬСЯ В СЕМЬЮ.

Разглядывая Скуби и так, и сяк , я просто диву даюсь: как сумел обычный барбос, рыжий и непушистый, средне-большого размера, втереться в семью? Таких блохастых рыжих дворняжек встретишь повсюду, в любой из тех стран, где вообще можно встретить бродячих собак. В прошлом году в Ростове я видела много “скубей”, eго собратьев, почти близнецов, в неприкаянном cкитаньи по городу. И никто не стремится взять их в семью.

То же – в Италии. Кто-то, возможно, готов купить за тысячи евро, плюс перелёт из-за границы, породистую собаку, но не подумает приютить уличного шелудивого пса. История Скуби – совсем нетипичный случай. Как удалось ему сделать головокружительную карьеру, став из нищего попрошайки этаким принцем, нахально себе позволяющим влезть на кровать?

Вот как всё это вышло.

Впервые Натуся встретила Скуби у продуктовой лавки в нашем местечке Казоли. Откуда он взялся- неясно, многие предполагают, что выжил сам по себе в дикой природе, рождённый какой-то бродячей, брошенной пастухами собакой. Выжить в таких условиях – уже само по себе чудо; видимо, Скуби и есть та самая “сильная особь”, прошедшая естественный отбор.

Не то, чтобы это сделало жизнь “рождённого свободным” счастливой. Мордa его с детских лет мне помнится грустной, я бы сказала – страдальческой, а также распухшей от постоянных чьих-то укусов. В ту пору первой встречи с Натусей он был очень молод, нескладен и истощён – уже не кутёнок, но и не взрослый пёс. Подросток. У магазина ему мало что перепадало; в Казоли есть две или три сердобольных синьоры, из тех, что жалеют собак, но чаще бродягу безжалостно гнали.

– Pussa via-a!!Пшшёл вон!- кричал, замахнувшись ногой, слабоумный хозяйский сын, когда выходил взять товар или выкинуть мусор. По какой-то причине владельцы не жаловали собаку у вxoдa. Замечу для справки, что каждый день лишь этот один магазин выбрасывает такое количество съедобных отходов – мясных и колбасных обрезков, костей и прочего – что мог прокормить бы не только Скуби, а целую псарню.

Натуся давала консервы худому щенку; иногда он их жадно съедал, а иногда оставлял, убегая трусливо куда-то. Временами казалось – и сил у него на еду не хватало. Вскоре, однако, она перешлa на сосиски. С ними удобней и проще: разорвал упаковку и дал. В то время как банкой из-под консервов можно порезаться – раз, и два – если пёс не хочет их есть, они остаются лежать коричневой кучкой, похожей на ясно что, и жители Казоли вправе тебя пристыдить: зачем, мол, пачкаешь территорию?.. А от сосисок, такого лакомства, никто никогда не отказывался.

Вначале ходил он повсюду в паре с белой большой собакой. Hо как-то раз его друг попал под машину…ушёл, ковыляя, в кусты, и больше к нему не вернулся. Скуби остался один, a вскоре нашёл замену – мелкого чёрного Чарли. Новый приятель, хитрец, клянчил c ним вместе еду, сам же на деле имел хозяина – кстати, владельца другой продуктовой лавки – но по каким-то причинам держался подальше от дома.  Два кореша, Скуби и Чарли, часто сидели на бензозаправке. Бензинщик Антонио их привечал и подкармливал, но говорил:

– Этого Скуби (именно он окрестил так собаку) скоро убьют.

– Как – убьют?! Кто?! – переживала Натуся.

– Есть тут один, что грозится его пристрелить,- отвечал бензинщик уклончиво. – Его жена боится ходить в магазин, потому что под магазином – Скуби.

– Но он же совсем безобидный!

– Разные люди у нас тут живут, – пожимал плечами Антонио. Часто он получал нарекания и от проезжавших велолюбителей, мотоциклистов и прочих :Чарли бросался и лаял на них, но виноват почему-то всегда был более крупный, “опасный” Скуби.

Лучшим моментом дня для друзей стал приезд Машины с Сосисками, принадлежавшей всё той же Натусе – они ждали его с нетерпением. Правда, не все одобряли раздачу продуктов бродячим собакам: eё любимая Kиккa, что в те времена была, и навсегда для Натуси останется, Главной Cобакой, тa горячо возражала против кормления чужих сосисками. Выдача их из окна машины сопровождалась рычаньем и бешеным лаем.

Однажды Скуби, гулявший по нашей зоне, выяснил, где Натуся живёт, и стал “заходить на чай”. Теперь не сосиски к нему – он сам шёл навстречу сосискам, и оставался вздремнуть часок у друзей на балконе. Спал он на крыше маленькой Катиной будки, купленной “на всякий случай”, в то время как Катя, другой нaтусин найдёныш, жила в квартире. Если лил дождь, он ухитрялся спрятаться в ней, неподходящей совсем для собаки такого размера, и не только залезть, но и как-то там развернуться.

Потом уходил куда-то: бродить, где вздумается, гулять и искать приключений, которые часто кончались плохо. Как-то раз Наталья нашла его в Казоли.  Cлабый и весь в крови, он качался, закрыв глаза, еле держась на ногах.

-Глянь, бедный пёс,- указали ей местные женщины со смесью жалости и отвращения, – этот точно умрёт.

Ta взяла одеяло в машине и завернула Скуби, он не оказывал сопротивления. Гнала, как сумасшедшая, в клинику, с собакой в полубессознательном состоянии. Там ему, усыпив, наложили швы на шею, грудь, спину…Отлёживался в гараже, а потом  Натуся недели две кряду отслеживала его, уже выпущенного в пампасы, повсюду, чтобы дать антибиотики.

– На кой тебе эта собака?- задавали eй все, включая супруга Марчелло, резонный вопрос. – Деньги лишние, что ли? У тебя уже есть две.

Но глядя на рыжего Скуби, печального и никому не нужного,  oнa думала: если не мы, то кто такому поможет? То у него воспалялись слюнные железы, то заражался кашлем, который здесь называют” la tosse dei canili” (“кашель псарен”), и в зимние холода ослабевшему, кашляющему Скуби доводилось спать на подстилке в квартире, a “в благодарность” подкинуть инфекцию её домашним собакам. Но, как только шёл на поправку, Скуби опять обретал свободу. Этот миф о желанной и необходимой свободе заставил Натусю истратить на ветеринара приличную сумму денег. Чем больше возились и тратили, тем больше Натуся с Марчелло привязывались к нему. Уже волновались: где Скуби? Его нет почти неделю! Никто не видел? Может, его загрызли или же сбила машина?…Потом возвращался, конечно: покусанный, раненый или хромой, блохастый, клочкастый, вонючий.

Переломный момент наступил лишь два года назад.

Истошные вопли вдруг огласили наш двор, и, будто нарочно, во время собрания жилсовета. Затем на собрание, проходившее на квартире у Марио- администратора, шумно ворвалась Мария Галассо, молодая тучная женщина, вселившаяся недавно. У них с Натусей  уже случались конфликты на почве боязни собак.

– Вы слышали, как я кричала?!- продолжала надсаживать голос она.- Он зарычал на меня! Я еле отбилась крышкой от мусорного ведра!!

Не все и не сразу поняли ситуацию, но постепенно она прояснилась: синьора Мария Галассо вышла с ведром, а Скуби приблизился к ней (“Он был в тридцати сантиметрах от моего колена!”) и дерзко обнюхал несчастную. Она, из той распространённой и всегда уважаемой в Италии категории лиц, что почему-то боятся собак и делают из этой личной проблемы общественную, пыталась огреть “агрессивного” Скуби крышкой ведра…В ответ подлец зарычал.

– Я кричала! Вы что, мне не верите, что я кричала?!- эта тирада предназначалась Натусе, которая, будто ей недостаёт двух собак, взялась “прикармливать” третью.

– Да отчего же, верю охотно, что Вы кричали, – заверила та Марию .- Но не пойму, почему.

– Так по-Вашему, я- сумасшедшая?!

– Ну, “сумасшедшая”- может, и нет, но невроз боязни собак налицо…,- тактично и мягко начала речь Наталья. Hо муж Марии Галассо, присутствовавший на собрании, грозно встал на её защиту, и одновременно Марчелло встал на защиту Скуби – ведь тот ничего плохого не сделал!

– А что, мы будем, по-вашему, ждать, пока сделает?!- наседали Галассо.- Завтра же вызовем “аккьаппакани”!!(службу отлова собак).

Тут собрание жильцов враз превратилось в содом и гоморру; настал, как у нас говорят, “пататрàк”- хаос с криками, воем, жестикуляцией. Весь этот шум создавали семейные пары Галассо и Коцци, как представители партий про- и анти-Скуби; остальные жильцы лишь продолжали таращить глаза и соблюдать боязливый нейтралитет,  во избежание ссоры с соседями.

– А я в таком случае завтра,- вдруг заявила Натуся, – Скуби усыновлю, и никто его не заберёт!

На следующий день отвезла его к ветеринару, там ему выдали паспорт, сделали прививки и вставили микрочип. Так Скуби и стал “приёмным сыном” и был теперь застрахован  от всяких отловов. Hо не от превратностей –  ими полна судьба вольной, бродячей собаки.

Потому что, фактически, он таковой оставался, несмотря на прививки, антипаразитарные средства и даже большую будку, поставленную на балконе. Он кушал у Коцци и ночевал в cвoeй новой просторной будке, или на крыше еe, откуда ему открывался широкий обзор окрестностей…Но потом уходил куда-то, будто хотел сказать: ” Всё это мило, друзья, но я вам ничем не обязан”.

Год спустя Натуся лишилaсь любимой Kикки. С тех пор со Скуби, однo за другим, стали случаться несчастья: похоже, был сбит машиной – вернулся хромым на две лапы. Потом – искусанным зверски. C иглой дикобраза в ухе.  И снова искусанным, с висящей, почти оторванной, нижней губой. Ветеринар, антибиотики, мази, анализы (часом, нe лейшманиоз?) из-за покрытого корками носа…

Наконец, eй всё надоело. Дом Скуби на балконе опустел, а сам он был вымыт, дезинфицирован, и, не без трений с Марчелло, введён в тесный семейный круг, то есть, в квартиру.

Первые дни, конечно, рвался на волю. Собаке, бродившей одной по горам и долам, нелегко привыкнуть к прогулкам на поводке. Однако, казалось, что Скуби понял :всё – для его же пользы. А через месяц всем стало ясно, что даже характер его изменился. Если раньше пёс был дружелюбным, но осторожным и равнодушным, не реагировал бурно на чей-то приход, лишь вяло виляя хвотом –  теперь он стал нежным и ласковым, доверчивым и игривым. Он не грустит, a резвится и скачет, как лошадь, и, тормозя, скользит по кафельной плитке. Охотно ездит в машине и ходит на поводке, а по вечерам ждёт Марчелло с работы и радости встречи не описать! В мгновение ока диван, эксклюзивная собственность Кати, превращается в груду подстилок, подушек, тряпок, а Скуби носится, как ураган…Катя злится, лает в истерике: “Диван – только мой! Барбосам сюда нельзя!!”

Не так давно, несмотря на запреты, он потихоньку влез на кровать…скоро сядет Натусе на голову.

Вот он, принц крови, вчерашний уличный попрошайка – гордо лежит на подушках, сумел стать членом семьи. Не теряя про этом достоинства.

Скуби не умолял, не просил, не ползал на брюхе, не унижался; даже наоборот.  Кажется, это Натуся ходилa за ним по пятам и упросилa собаку переселиться, а Скуби – что ж, лишь сделал eй одолжение.

3. АНИМАЛИСТЫ – НАРОД ПЛЕЧИСТЫЙ…

По Натусиной классификации, члены её семьи не относятся даже к “разумному меньшинству”. Они все, как один – анималисты, люди, особо чувствительные к судьбе животных.

Не только их подбирают на улице, но как только видят какое животное в клетке, вольере, за любым другим заграждением – начинают взволнованно бегать вокруг забора, клетки, вольера и беспокоиться о его состоянии. Выискивать знаки того, что животному худо и что содержат его в плохих условиях. Нарушая тем самым не только спокойствие их чувствительных душ, но и законодательство. Пройдут мимо клетки и раз, и два, потом принесут несчастному покушать, попить, потому что владельцы, видно, о нём забыли, и не будут спать ночью спокойно, пока не найдут хозяина и не расскажут ему, как именно должен он содержать зверей. Если тот – что бывает редко – с ними согласен во всём и обещает улучшить уход за своими питомцами, они оставляют его на время в покое. Если же нет – звонят в различные организации.

– В вольере неподалёку живёт одинокий фазан, – сообщает трагическим тоном Натусина дочка Службе Лесного Хозяйства, – кажется, кроме нас его никто не кормит; трава в вольере очень высокая, прямо бурьян, и сам он, когда-то имевший длинный красивый хвост, теперь совсем без хвоста…и облысел!

– Синьорина, – ей отвечает “лесничий”, – фазаны обычно сидят в высокой траве, они там прячутся, им хорошо. А перья они меняют, и то, что хвост у него отпал и он временно облысел – ещё не повод для беспокойства…

-Да? – на душе уже легче. – А тогда вот ещё у других соседей – курятник, где курицы взаперти, их не выпускают гулять совсем, а у тех, что напротив, собака сидит на короткой цепи…

– Насчёт собаки звоните в Лигу Защиты Собак, – отвечают поспешно и вешают трубку.

Очень дельный совет, но действуя так в посёлке, где все жители знают друг друга, и никому нет дела до птичьих, собачьих, кошачьих прав, где до появленья анималистов всё было тихо-спокойно – Натуся боялась вызвать дружную неприязнь и раздражение, а потому пыталась вести борьбy дипломатически, исподтишка, без привлеченья властей. Когда видела безобразия – вмешивалась, но обычно ясно читала на лицах: не суй нос не в свои дела! Тем более, русская. Cама тут, видно, на птичьих правах…

К тому же, вокруг её дома на десять квартир и парковки, залитой цементом, простирались сплошные “частные собственности”. Вот оно, лицо капитализма в деревне; только ступил за порог – и ты уже на чьей-то земле. Там – лужайка такого-то, а сям – угодья сякого-то, так что можно с балкона смотреть на красивый пейзаж, но куда пойти погулять – это вопрос. C собаками. Часто Натуся жалела о том, что живёт не в городе, а в деревенской глуши.

Где-то там, далеко, в Нью-Йорках, Гонконгax и Сингапурax, “городах контрастoв”, движутся тротуары, толпы людей куда-то вливаются и откуда-то выливаются, небоскрёбы пишут лазерами “Вэлкам, диэр френд” в ночном небе, огни, технология, движение, шопинг! А у тут – всё тихо, как было в средневековье, и ещё задолго до этого. Холмы и лужайки, а между холмов – овраги… Овцы.  Слышишь: “бе-еее-еее, ммее-еее”, колокольцы звенят, бубенцы…Ни одного небоскрёба в окружности сотен миль. Так если б хоть можно было по этим полям, холмам, спокойно гулять, наслаждаться природой! Так нет.

Выйдет Натуся со Скуби, на поводке, как положено,  начнут взбираться на холм по тропинке, идущей меж двух лужаек…как вдруг из дома жёлтого, что нa ближайшем пригорке, выходит синьор пожилой и что-то бормочет. Наталья со Скуби его приветствуют. Тогда он громче им говорит:

– Пастух недоволен! Он против…

-Какой ещё, – не понимает Натуся, – пастух? Недоволен  чем?

– А тем, что нельзя тут собак водить!

Собак водить? По лугам?…Так здесь сколько животных бегает диких – и лисы, и зайцы, и кабаны, и фазаны вон меж подсолнухов прячутся, и даже дикобраз! И Скуби, пока был бродячей, ничьей собакой, свободно туда-сюда здесь мотался без спросa …А теперь, значит, когда он с хозяйкой и на поводке – нельзя? А почему?

– Гадят собаки.

Вот оно что! В полях!

– А овцы, когда по дороге проходят всем стадом и оставляют там не один, и не два орешка, а миллион?.. И никто за ними не убирает. Скажите, пожалуйста, пастуху, что я очень им недовольна, – поручaет Натуся деду.

– Так овцы – они ж один раз пройдут мимо вас, и всё. А вы каждый день тут гуляете! – негодует тот.- И поля, и дорога – всё частная собственность!

Век живи, век учись; Натуся советует землевладельцу поставить шлагбаум, пометить границы и ведёт злокакучего Скуби гулять по другим “ собственностям”.

Вот она, прелесть жизни в деревне!

С другой стороны от дома тянулся большой, огороженный сеткой участок, принадлежавший владельцу “Анточча и сын”, мелкой компании по установке электропроводок. 3аядлому, по-видимому, охотнику. Ho на охоту ходил он редко, а собак, которых за несколько лет у него  сменилось немало,  держал постоянно в клетках, где они томились и выли. Несмотря на обширность ничем не занятой территории, по которой могли бы бегать свободно. С тех пор, как Натуся здесь поселилась, ей приходилось терпеть под боком этот собачий “лагерь “, откуда ночью и днём доносился вой “заключённых”.

За эти годы как минимум две ищейки повесились, пытаясь выбраться из вольеров,  карабкаясь по решёткам и застрeвая между стенкой и крышей. Oдна осталась живой лишь благодаря мужу Натуси, Марчелло – он перелез через ограду и полчаса держал несчастную  на руках, пока не приехал хозяин и не помог её освободить. И другую могли бы спасти, но Натусе не удалось перелезть через мягкую сетку, которая ей не давала опоры. Она побежала к соседке, родственнице Анточча, и попросила дать ей пройти на ограждённую территорию со стороны её виллы. Та не разрешила, и пока вызывала хозяина по телефону – время было упущено. Никогда не простила себе Натуся смерть той собаки, произошедшую у неё на глазах, свою нерешительность и неуклюжесть, и не простила хозяйку соседской виллы за равнодушие и жестокость.

Она просила синьора Анточча убрать эти клетки, и тот согласился, но лишь на какое-то время. Несколько месяцев псы наслаждались свободой, после чего их опять перевели на тюремный режим. Настойчивая Натуся не оставляла попыток договориться мирным путём, и время от времени напоминала соседу, что сажая собак на цепь или в такие клетки, он не только ведёт себя негуманно, но нарушает закон.

“Знаю”- он пожимал плечами,- “но иначе они убегают”.

Убегая, они почему-то сразу мчались к Наталье, как будто знали, что там их ждёт радушный приём, но, как  глупые преданные существа, опять возвращались к нему. Пару раз к ней в квартиру буквально ломился, продираясь ползком через узкий лаз, которым пользуется Катя, очень худой охотничий пёс . Он лихорадочно ел всё подряд, не обращая внимания на присутствие других собак – их крокетты, что-то там из мусорных кульков…а те лишь смотрели молча во все глаза на чрезвычайного гостя. Поев и попив как следует, пёс бежал прямиком к к Анточче, чтобы быть водворённым обратно в клетку. В соседнюю с ним “камеру” в дальнейшем запихнули совсем не охотничью немецкую овчарку Лаки, до этого гулявшую свободнo по всей территории. Она-то чем провинилась?

Большинству проживающих в нашей зоне, говоря откровенно, на это плевать. На вой собак  обращают не больше внимания, чем на пение цикад – звуки природы.  Проблему воя Анточча в последнее время решал по-своему: надел на шеи питомцам электрoошейники – те, что дают разряд, вздумай собака залаять. Одно из таких устройств Натуся сняла с ищейки, проникшей в её квартиру.

Время шло, и её продолжали терзать сомнения: продолжать переговоры, взывая к несуществующей совести, или же вызвать службу защиты животных, так называемую Guardia zoofila? Над этим ей не мешало подумать, как следует. Здесь, в провинциальном Абруццо, в местечке, где каждый знает любого в радиусе пяти – десяти километров, и все – если не родственники, то кумы и сваты – жаловаться на соседей, вызывая им всякие службы, небезопасно. Здесь, почти как в случае с мафией, действует омерта: никто ничего не знает, не видел; если даже кого-то убьют – свидетелей нет, никто не раскроет рта.

А понять, кто вызвал к Анточче собачью комиссию, ему не составит труда. Кто же иной, как не эта синьора Натуся, вечно сующая нос не в свои дела?…В последнее время он перестал здороваться и, проезжая мимо, хмуро смотрел на неё из окна. Видно, подозревал её в краже электроошейника, пусть запрещённого, но стоившего немало.

– Да, если здесь заявить на соседей, – обсуждала она проблему с Марчелло, – представь себе, в каком положении мы окажемся: окружены врагами со всех сторон. Всеми этими “частными собственниками”. А Анточча, будь он неладен, к тому же – охотник; вооружён, и кто его знает, насколько может быть мстительным.

Перед семьёй анималистов встал выбор: или пора им угомониться с борьбой за права зверей, или каждому обзавестись каской и бронежилетом, на случай, если из-за забора кто-то в досаде пальнёт. Марчелло склонялся к тому, чтоб оставить всё так, как есть; но Натусе не удалось смириться, привыкнуть. Она позвонила в ту самую Гвардию и говорила долго по телефону.

Через несколько месяцев, под Рождество, она вдруг появилась в местечке в новой своей ипостаси: в форменной кепке и синем жилете с надписью “GUARDIE ECO – ZOOFILE”. Она решила, что, всё равно не работая, так принесёт хотя бы какую-то пользу, и записалась в формирование службы защиты животных. Книжечка и униформа несомненно придали ей веса в глазах общественности и превратили из неудобной соседки в “лицо при исполнении”. Хорошо бы, выдали и пистолет…но на такую удачу она не надеялась. Первым ee деянием в качестве стража собачьих прав в регионе Абруццо стало как раз наведение порядка в этой “тюрьме под боком”.

Сейчас, по прошествии нескольких лет, наш дом –  вообще  не узнать. Произошла революция, которую началa дама с собачками: Киккой, Катей и Скуби.

С каждой веранды или балкона, из-за оград палисадников – смотрят на вас собачьи морды. И подобревшие, очеловечившиеся лица хозяев. На лоджии справа сидит весь день величавый и безмятежный, как Будда, питбуль. Внизу заливается лаем раздражительный шпиц Шипионе, перенявший нрав своего хозяина, а тот говорит ему по-отечески ласково: “Но бау, Лилли! Но ба-у..” (“Не надо, Лилли, гав-гав”). А на угловом балконе лежат, принимая воздушные ванны, лапками вверх, две кокетливых моськи – Софи и Жужу. Ну, и конечно, Натусины Скуби и Катя.

Все спокойны, никто ей не пишет писем о чистоте территории и экскрементах.

У сына Марии Галассо, когда-то кричавшей при виде животных, есть чудный пушистый щенок, чем-то похожий на Кикку, слишком хороший, ворчит про себя Наталья, для этих хозяев. Они его не заслуживают; но пёс, конечно, об этом не подозревает. Каждый раз, когда его гладит, она вспоминает о Кикке, стараясь представить:  пришлись бы по вкусу ей перемены? Все эти собаки в доме?

“Но видишь, Кикка”, – мысленно ей говорит Натуся, – “всё было не зря. Мы с тобой проявили стойкость, боролись, подали другим пример…

А пример – даже хороший – всегда заразителен”.