Читайте в номере журнала «Новая Литература» за январь 2025 г.

Лариса Маркиянова. Вскрытие покажет (рассказ)

(Ироническая проза)

 

Моя подруга Маринка патологически ревнива. Просто мавр из всем известного произведения Шекспира. Мы знакомы сто лет, ну, почти сто, с детского сада. Кто бы мог тогда подумать, что из тихонькой, как мышка-норушка, девчушки, флегматично-медлительной, пухлощекой с наивными голубыми глазищами и такой хорошенькой, как ангелочек на рождественской картинке, со временем выйдет столь ревниво-грозная жена. Замужем она без малого пятнадцать лет, срок, как вы понимаете, довольно серьезный. Я тоже столько же времени состою в законном браке, более того, выходили мы замуж и один день и даже в один час. Более того, регистрировались в одном ЗАГСе и даже свадьбы справляли в одном ресторане «Алладин»: мы с Костей в «голубом» зале, Маринка с Женькой в «розовом» зале. Так условились, что вместе, потому как не только мы с Маринкой были (да и поныне есть) подругами – неразлейвода, но и Костя с Женькой были (и сейчас есть) закадычными друганами тоже с детского сада, вместе потом в школе учились, вместе армию прошли, в институте отучились, теперь в одной фирме работают: мой Костя начальником одного отдела, а Маринкин Женька – начальником другого. Так что все мы знаем друг друга как облупленных, в курсе всех дел, праздники вместе празднуем, в бедах-горестях, на которые богата наша действительность, первыми мчимся плечи подставлять.

И все бы хорошо. Все бы гладко, да сладко, если бы не одно «но», отравляющее горьким ядом не только семейную жизнь моей подруги, но и бьющее рикошетом по моей семье. С регулярной периодичностью примерно раз в неделю, Маринка врывается в наш дом разъяренной фурией не зависимо от времени суток, случается, что и далеко за полночь и даже под утро. Врывается в очередном приступе исступленной ревности. По ее признанию, в ней «кипит говно», и она несется к нам, дабы срочно вылить изрядную долю своего кипящего содержимого на наши невинные головы, вернее, на мою несчастную голову, так как Костя каждый раз «умывает руки» и отказывается быть свидетелем женской истерики и тем паче потакать приступам безумия, как он сам говорит. Маринку он при этом называет в глаза «мадам Ку-Ку», не двусмысленно крутя пальцем у виска, а мне говорит после ее ухода: «Когда она отбросит свои копыта, а случится это по всему скоро, то вскрытие покажет: скончалась преждевременно от патологической ревности». И со вздохом сочувствия другу добавляет: «Бедный Женька. Если бы он прикончил ее в первый же приступ, то есть на следующий день после свадьбы, то через несколько недель вышел бы уже на свободу: за убийство в состоянии аффекта больше пятнадцати лет не дают». Впрочем, Маринка на него не обижается: что взять с примитива мужского пола, какими, по ее  твердому убеждению, являются все особи этого пола, примитивы, да к тому же гулены. Ну а мне, как близкой и верной подруге, хочешь – не хочешь, приходится быть и жилеткой, и утешительницей, и слушательницей, и головокивательницей. Хотя, если честно, мне самой уже до чертиков полосатых все это осточертело. А уж как все это надоело самому Женьке и их сыну Дениске – я могу только представить и посочувствовать.

В тот памятный день у меня на работе произошла неприятность, не смертельная, но очень обидная. Да еще зонт в маршрутке забыла, а дождь, конечно же, начался именно в тот момент, когда маршрутка скрылась за поворотом, увозя мой любимый зонтик в маках. Ну и, как водится, до кучи Анютка принесла двойку по алгебре, а ванну сверху затопили соседи. А для полноты картины поздно вечером прискакала Маринка, разъяренная как тигрица и вздыбленная как фурия.

«О, господи! Только не это!», – мысленно простонала я, и без того несчастная и расстроенная, увидев ее на пороге. А Маринка не здороваясь уже прошлепала мимо меня на кухню по только что протертому, еще влажному линолеуму, в грязных туфлях, оставляя за собою мокрые следы.

– Вот сволочь! – заявила она мне, грозно глядя в лицо. Я только горько вздохнула. Это не было обращением ко мне, это начиналась Маринкина тирада в адрес мужа – подонка, подлого изменника, бабника, каких свет не видывал, мерзкого Казановы, предателя, сволочуги и просто нехорошего человека. Все, что она произнесет в ближайшие сорок минут – час, я знала назубок, как отличник таблицу умножения. Я сидела за столом, подперев лицо ладонью, смотрела затравлено как кролик на удава на марширующую туда-сюда Маринку, мечущую громы и молнии в адрес несчастного Женьки, а сама думала о разном: о неприятносте на работе, о том, что Анютке придется брать репетитора по математике, о том, что плитку в ванной теперь точно придется менять, что Костику надо купить новые джинсы, что стиральный порошок закончился, что завтра я буду не выспавшаяся, а не выспавшаяся я не человек, а только полчеловека.

Я не знаю, случаются ли у Женьки увлечения и романы. Допускаю, что он, как большинство мужчин, не без некоторых грехов по этой части. Но все же подозреваю, что Маринкины истерики на почве ревности безосновательны. Слишком уж он придавлен ее подозрительностью. Да и поводы и причины для Маринкиных приступов до смешного незначительны: длинный светлый волос может попасть на Женькин рукав в той же маршрутке, позвонившая на домашний номер неизвестная женщина может действительно ошибиться номером, не факт, что безымянная СМСка: «Привет! Как дела? Какие планы на выходные?» непременно от любовницы, назначающей свидание ее мужу на выходной день.

Маринка все маршировала, все метала. А я вспоминаю, каких только советов не приходилось мне давать ей за эти годы в связи с ее безграничной ревностью.  То я призывала ее быть мудрой и сдержанной. С таким же успехом я могла бы уговаривать голодную кошку не есть сырое мясо.

То, дабы отвлечь ее от тягостных подозрений, изматывающих и ее саму, и нас с Костей, и, разумеется, в первую очередь Женьку, уговаривала Маринку ходить на занятия фитнесом, йогой, на восточные танцы, на аэробику, в бассейн. Расчет мой был прост: у напрыгавшейся, натанцевавшейся, наплававшейся до изнеможения Маринки просто сил и времени не останется на ее истерики.

То отправляла ее на прием к психологу, дабы он подкорректировал ее больное воображение. «К психиатру ей надо, – говорил Костя, – а лучше сразу к патологоанатому. Вскрытие покажет: довела себя до такого своей необузданной ревностью».

То я пыталась отвлечь Маринку разными разговорами и делами, связанными с хозяйством, семьей и детьми. Мы на пару вдвоем осваивали плетение макраме, пекли какие-то невообразимые торты, учились запекать утку по-Пекински. Маринка, кстати, хозяйка великолепная. Дома у нее чистота и уют, готовит она исключительно, мать и жена заботливая, каких поискать. Если бы не ее бзик – цены бы ей не было.

Но все мои попытки увлечь или отвлечь Маринку от болезненной темы разлетались в пух и прах, стоили ей найти на одежде мужа очередной волос или учуять от его рук запах женских духов. «Да не духи это! – вопил несчастный Женька, – Это ароматизированное жидкое мыло у нас на работе! С запахом жасмина!». Все было бесполезно. Грандиозный скандал в семействе Марины и Евгения, а также бессонная ночь в нашем семействе были обеспечены.

Однажды в порыве отчаяния я даже дала Маринке сомнительный совет изменить мужу назло. Так сказать, отомстить ему. У меня была надежда, что совершив грехопадение, Маринка перестанет доставать мужа, так как у самой рыльце будет в пуху и не будет уже морального права изводить его. Маринка этот совет игнорировала, как и все остальные. Все было напрасно. Ничто не сработало. Маринкина болезненная ревность не знала ни границ, ни усталости, ни здравомыслия. Похоже, мы все были пожизненно обречены на ее истерики.

Вот и тогда она, перестав наконец маршировать, уселась напротив меня вся красная, взвинченная, пышущая гневом. А ведь она любит своего Женьку. Я это точно знаю. Знает это и сам Женька, иначе какого черта стал бы столько лет терпеть это издевательство. Когда Женька несколько лет назад чуть не отдал душу Богу в результате гнойного перитонита, Маринка просидела под дверью реанимации на стуле целую неделю. Не существовало силы, которая сдвинула бы ее с этого стула. В конце концов, на нее просто махнули рукой и не обращали внимания. Если бы я с утра и вечером после работы не приходила к ней и не кормила ее насильно принесенными продуктами, она наверняка умерла бы от голода. Потом она долгих три месяца выхаживала мужа, кормила его с ложечки, меняла ему памперсы, водила под ручку на прогулки. Выходила. Чтобы затем убивать его своею ревностью. Да, странные мы все же существа – женщины.

– Слушай, а, может, его просто убить, а? – вдруг сказала я, и сама поразилась своим словам.

– Чего? – застыла с раскрытым ртом изумленная Маринка.

– Убить! – была тверда я.

– Кого? – не дошло до нее.

– Женьку твоего! Убить насмерть и насовсем.

Читайте журнал «Новая Литература»

– Ты что? С ума сошла?! – покрутила у виска Маринка, совсем как Костя, когда называет ее «мадам Ку-Ку».

– Да нет, не сошла. Я дело говорю. Ты послушай, – на меня нахлынуло вдохновение, – Ты сама только что вещала, как сто тысяч раз ранее, что он такой, сякой, плохой, дрянной, немазаный, в общем, полная мразь и урод, не достойный жить на белом свете. А раз так, то пусть и не живет. А мы ему поможем в этом. Пусть свершится правосудие.

И меня понесло. Раньше я никогда не замечала за собою признаков садизма. Наоборот, Костя всегда говорит, что я слишком сентиментальна. Так и есть. Могу расплакаться над несчастной судьбой героини из телесериала. Часто рыдаю над книгой. Подбираю беспризорных котят, а потом долго пристраиваю их в хорошие руки. Но сейчас я занималась тем, что отрубала руки-ноги несчастному Женьке, обезглавливала его, кастрировала, в конце концов. Я упоенно четвертовала его, привязывала к ретивому коню крепкой веревкой и волокла волоком по острым камням и жестким ухабам. Выбрасывала из самолета с неисправным парашютом. Сбрасывала в бездонные горные расщелины, скидывала с вершины Джомолунгмы. Переезжала асфальтоукладочным катком: туда – обратно, туда – обратно  и так несколько раз. Вешала, жгла и топила. С удовольствием, с наслаждением, с чувством глубочайшего удовлетворения. Бросала на съедение голодным тиграм и свирепым акулам. Чем больше ширели от ужаса Маринкины зрачки, тем кровожаднее становилась я. Жалко, что меня не слышал Женька. Я думаю, он бы оценил мое красноречие по достоинству. Вид у меня был, должно быть, тот еще. Похлеще, чем у Маринки в пик ее припадков. Да, воистину нет в мире страшнее существа, чем разъяренная женщина.

Вдруг я остановилась на полуслове. В тот миг, когда я живописно описывала как огромный крокодил-людоед откусывает Женькину голову и начинает ее с аппетитом жевать, сидящая на стуле Маринка с закатившимися глазами стала как-то странно заваливаться на бок. Я едва успела ее подхватить. «Ты чего это? – деловито похлопала я ее по щекам, – Жаль, на самом интересном месте».

Маринка распахнула свои голубые глазищи, молвила помертвевшими губами: «А, может не надо? А?.. Ларис? »

– Надо, Федя! Надо! – была неумолима я, – Отомстим ему за все твои горькие слезы. За нервы потрепленные, которые, как известно, не восстанавливаются. За погубленную твою жизнь!

– Ну он… вроде… не погубил, – жалко лепетала Маринка.

– Еще не погубил! Пока не погубил! Но порядком отравил. Вот пока он тебя не загнал в гроб и надо его убить! Совсем и насмерть! –  я была как кремень.

– Ты, Ларочка, не горячись, пожалуйста, – потихоньку приходила в себя Марина, – Не пори горячку. В принципе, Женька не такой уж и плохой. Он прекрасный отец. На работе на отличном счету. Да и муж тоже заботливый.

– Грехи замаливает, вот и заботится. А за твоей спиной наверняка крутит роман за романом, а то и несколько параллельно.  Нет, фактов у меня нет. Но ты и сама сколько раз то волос найдешь на его рубашке, то у него сверхурочная работа, сама рассказывала. Нет, это мы так не оставим!

И я продолжала свирепствовать. Я рвала несчастного Женьку, как Тузик грелку. Сжигала на костре, как Джордано Бруно. Протыкала его пиками, наконечники которых были отравлены смертоносным ядом кураре. Хорошо, что меня в это время не слышал Костик. Он наверняка больше не смог бы лечь в одну постель со столь ужасной женщиной. И тем более, не слышала Анютка.

Наконец, Маринка не выдержала.

– Прекрати! Прекрати немедленно! Чего ты разошлась? Мой муж не стоит таких мучений. И вообще… И вообще, еще неизвестно, изменяет ли он мне в действительности.

– Как неизвестно! Конечно, изменяет! – успокоила я подругу. – Все они, коты похотливые, одним миром мазаны. Полигамы хреновы.

– Он хороший. Он… Он самый лучший. Самый родной. И вовсе он не кот. У него работа такая, что приходится часто задерживаться. Вот и твой Костя тоже, между прочим, часто задерживается. А волосы… так они в маршрутке могут прицепиться. Я часто и на своей одежде нахожу чужие волосы. И запахи тоже… Мало ли откуда. И вообще. Люблю я его. И он меня тоже. Нет у него никого, кроме меня. А даже если и было когда-то… что ж, жизнь она такая сложная, всякое бывает. Главное, он со мною. И старость я хочу встретить только с ним.  Хочешь, анекдот расскажу? – вдруг некстати улыбнулась Маринка.

– Какой еще анекдот? – подозрительно уставилась я на нее, – Про гуляющих мужей?

– Просто смешной анекдот. Собственно, только одна фраза: «Вскрытие показало, что чукча умер от вскрытия», – и она первая рассмеялась. Первая и единственная. Я нахмурилась:

– Человека зарезали, а тебе смешно. Жалко чукчу.

Маринка усмехнулась:

– Не тебе, маньячке-Чикотиле, только что гробившей человека самыми зверскими и изощренными способами, говорить о жалости. Слушай, давай чаю выпьем, что ли? Глядишь, подобреешь.

Я вздохнула:

– Ладно. Так и быть. Выпьем чаю. С бальзамчиком. И по сто грамм коньяка. И поедим капустно-картофельных котлет. А то я прямо проголодалась от своих зверств.

– Капустно-картофельные котлеты – это хорошо, – мечтательно улыбнулась Маринка, – а вот если котлеты из капусты и картошки, то что тогда на гарнир?

– Что, что… – проворчала я, – на гарнир тогда гуляш из свинины.

 

С тех пор прошло почти два года. Ни разу более Маринка не прибегала к нам в приступе ревности. Они с Женькой теперь приходят к нам в гости все больше парой, под ручку. И в семье у них теперь мир и покой. Полная гармония и семейная идиллия.

Костя говорит: «Когда они помрут, а случится это по всему очень не скоро, и произойдет, скорее всего, в один день и час, то вскрытие покажет: «Жили они долго и счастливо. Дай Бог всем так».

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.