Международный конкурс молодых критиков русской поэзии

Маючая Елена. Признаки феминизма

Никогда не была феминисткой. И не желаю. Но жизнь заставляет. Я хочу быть нежной и беззащитной, несмотря на отменный аппетит. И не собираюсь отбирать у своего мужчины газовый ключ №2, чтобы чинить водопровод. Хотя мои познания в размерах слесарного инструмента – это уже явный признак феминизма. Трубы пусть ремонтирует муж, а еще лучше сантехник. А я желаю сидеть в ресторане: нога за ногу, туфельки, чулочки, миленькое платьице, на пальце колечко, подмигивающее бриллиантовым глазком. Буду кушать что-нибудь «а-ля…»: листья салата, омар, капельки розового соуса, и делать вид, что невкусно (как настоящая женщина), с презрением взирая на остальных посетительниц, жизнерадостно уничтожающих грубую мужскую пищу. Разумеется, после этого «а-ля» дома придется нырнуть в холодильник за «Орбитой» и «Одесской», но это мелочи, главное, чтобы без свидетелей.

          Зачем женщины начали бороться за равноправие? Что им плохо сиделось дома за рукоделием? Неужели пяльцы так действуют на нервную систему, что возникает непреодолимое желание встать к доменной печи или строить дороги? Думаете, я ленивая? Ничего подобного. Просто я хочу умереть от старости, но никак не от ударного труда.

          Однако быть единоличной противницей феминизма скучно, поэтому ищу единомышленников.

 

 

Бесполезно заводить разговор об этом женском движении с людьми старшего поколения, не поймут. Припомнят БАМ, целину и «пятилетку в четыре года». Во времена колбасы без химикатов святое право «ничегонеделания» имели только инвалиды первой группы. Пахали все. Балерины – и те вязли по колено в грязи на сельхозработах.

        Поэтому я обратилась к молодежи. Итак, Веня. Студент филфака, поджарый от «доширачного» существования, владелец брюк, жалко топорщащихся сзади, и очков с линзами, более пригодными для бинокля.

        Сидим в парке, беседуем.

 – Ты хочешь, чтобы твоя жена работала? – спрашиваю я и достаю из сумки пирожок с ливером.

        Веня шумно втягивает воздух.

– Пусть работает, – пожимает он плечами.

– А если будет зарабатывать больше тебя?

       Веня косится в сторону пирожка.

– Ну и что?

– Как что? Тебе не будет неудобно?

       Он смотрит на меня так, что совершенно очевидно обратное: как раз таки очень удобно.

– Но разве не мужчина должен принести кусок мяса? – не унимаюсь я.

– У тебя устаревшие взгляды. Сколько тебе лет? – Веня бьет наверняка.

         Возле скамейки воркуют сизари. Голубь кругами вытанцовывает вокруг голубки, запрокинув голову в любовном экстазе. Голубка равнодушна, ей не до страсти, она хочет есть, и все внимание ее направлено на поиск пищи. Наконец, хлебная корка найдена, можно перекусить, а милый друг пусть пока поет об уютном гнездышке. Хрен там! Голубь тюкает «любимую» по голове, хватает хлеб и убирается восвояси. Голубка от негодования оставляет на асфальте серое пятно.

– Подлый альфонс! – не выдерживаю я.

        В эту секунду Веня,  уподобившись гадкой птице, откусывает у меня половину пирожка, и, не жуя, проглатывает. Да, о феминизме я решила поболтать явно не с тем человеком. Спасибо, хоть по голове не стукнул.

Читайте журнал «Новая Литература»

 

 

Или еще. Друг детства Слава пригласил на шашлыки на дачу. Приехала.

– Слушай, родители попросили под яблонями перекопать. Ты пока посиди, на солнышке погрейся, а я покопаю, – с порога заявил Славик.

         Сидеть на голодный желудок – занятие невеселое. На втором часу, глядя, как Слава неспешно перелопачивает один и тот же квадратный метр,  не выдержала и предложила:

– Давай, я буду копать, а ты пока шашлыками займешься.

          Примерно на третьей яблоне, я тихо материлась (кстати, тоже признак феминизма) и злобно следила за Славиком, который с радостным «эх-ма» колол дрова. Встретившись со мной взглядом, он успокоил:

– Ничего. Лучше замаринуется.

          Я улыбнулась улыбкой овчарки и на полный штык вогнала лопату в землю. В какой-то момент я настолько погрузилась в рабочий процесс, что не заметила исчезновения Славы. Нашелся он в домике, сладко спящим на диване, даже слюну пустил, зараза такая!

– Мы есть будем? – закричала я ему в ухо.

– Ну ты даешь. Я еще даже не проголодался, – потянулся он.

– Если ты меня сейчас же не накормишь, я закопаю все обратно и утопчу ногами, – пригрозила я.

          Боясь возмездия, Слава уныло поплелся к мангалу. Через минуту он крикнул:

– Мама звонила, просила навоз под огурцы натаскать.

– Предлагаешь сделать это мне?

– Нет, что ты. Просто, понимаешь, шашлык не терпит женских рук…

          Пришлось таскать навоз.

– Может, в доме пока приберешься? – спросил Славик, раскладывая шампуры. – Там с прошлой осени не мыли.

         На последнем издыхании выполнила его просьбу. Есть уже не хотелось, хотелось выпить водки и провалиться в небытие (опять-таки признак феминизма). В довершение всего шашлык оказался сухим и жестким.

– Что это за древнее животное? – поинтересовалась я, отчаянно пытаясь пережевать кусок мяса.

– Это корова, – не моргнув, ответил Слава. – Обычная корова.

– Не совсем, – возразила я. – У нее, вероятно, была очень тяжелая жизнь, поэтому к старости она высохла.

           В общем, встреча с другом детства получилась ни к черту. Я так вымоталась, что совершенно забыла поговорить с ним о феминизме, хотя предвижу, каково было бы его мнение по этому вопросу.  В электричке ко мне подозрительно принюхивались, уж очень сильно от меня разило навозом. Глупенькая антифеминистка, ехала отдохнуть, полакомиться шашлычком и не додумалась взять с собой сменную одежду и обувь.

 

 

Теперь несколько слов об одной моей знакомой – Элеоноре. Она тоже встала на скользкий путь феминизма. У нее был вполне приличный муж, с определенным количеством достоинств: отлично готовил, заначки не прятал, трусы на ребенка надевал правильной стороной, и недостатков: плоскостопие, ранняя нежно-розовая плешь и друзья. И жить бы им до самой старости душа в душу, так ведь нет – Элеонора увлеклась карьерой. Волею судьбы преобразилась она из какой-то мелкой сошки в бо-о-льшого начальника с весьма недурным окладом. Настолько недурным, что зарплата мужа сразу же переименовалась в «чаевые». Все больше времени уделялось внештатным ситуациям и маркетинговым исследованиям, и все меньше беляшам, детям и благоверному.

         Вскоре на семейном совете постановили (вернее, постановила сама Элеонора): мужа уволить, поставить к плите и лишить права решающего голоса – человек, зарабатывающий меньше, должен сидеть тихо. Хотя, к слову сказать, до карьерного взлета Элеонора так не считала.

        Прошло несколько лет. Элеонору возили на служебном автомобиле, у сотрудников при разговоре с ней менялся голос, при виде новоиспеченной бизнес-леди официанты французских ресторанов расплывались в улыбке. А муж? Муж бегал из садика в школу, из поликлиники в супермаркет, от холодильника к плите, лысел, полнел и мрачнел. А однажды снял фартук, передал детей с рук на руки Элеоноре, последний раз покурил на балконе и ушел к другой. К обычной. То ли к медсестре, то ли к приемщице ателье. Элеонора до сих пор пребывает в шоке: на кого ее променяли?! Ведь неблагодарному супругу даже работать не надо было! А сейчас пашет день-деньской и счастлив, подлец такой! А Элеонора ни черта!

         Я попыталась объяснить ей причину перемен в супруге, но она и слушать не стала, говорит: завидую, да и только, а феминизм здесь не причем, что же плохого в том, что жена та-а-кую карьеру сделала, и вообще, вместо мужа можно любовника завести (кстати, еще один признак).

 

 

 

Поговорим о следующем признаке феминизма. Не догадались, о чем пойдет речь? Конечно же, о желании крутить баранку. Вот я, честное слово, этого никогда не хотела. Мне намного более по душе ехать на заднем сиденье, и чтобы верх был открыт, и чтобы шарф развевался, чтобы из приемника волны джаза, а в руках здоровенная пицца. Но в этом порыве я одинока, подруги наперегонки прыгают за руль, с третьей взятки сдав на права.

        Итак, примерно такая картина. В руках подруги руль, в моих «Пепперони», движемся по оживленному проспекту. Нехватка опыта сказывается – подруга становится виновницей пробки. Гул неимоверный, из соседних авто вылетают такие маты, что «Пепперони» падает на юбку. Мне страшно за подругу. Осторожно заглядываю ей в глаза. Как вы думаете, что в них? Отчаяние? Испуг? Шиш! Там гордость – она наравне с мужчинами, она за рулем, и у нее машина дороже, чем у многих из них. Кстати, выруливая, она выдала такого отборного, что «Пепперони» сползла с моей юбки на пол.

        Я наивно предполагала, что мужчина не сможет с легким сердцем отдать эту вотчину женщине. Глубоко ошибалась. Отдал без тени сомнения! Теперь он может пить пиво когда угодно!

 

 

Женщины служат в армии, летают в космос, уютно чувствуют себя в политике, грозятся переплюнуть ученых мужей во всех сферах. Но это еще ничего. Хуже, что многие из них объявили себя сексуальными меньшинствами. Им проще с себе подобными. Вот вам еще один признак феминизма, хотя скорее не признак, а следствие.  

       А я вот не феминистка. Ну не желаю я парить в невесомости и давиться котлетами из тюбиков, и в политику не хочу – мне ее и по телевизору хватает. Но вот все-таки пробивается феминизм, прет наружу и все тут. Не выношу, когда меня «писательницей» называют. Будьте добры, только писателем! А в остальном согласна с ролью обычной женщины: буду сидеть в пещере, нянчить детей, шить одежду из шкур и ждать своего единственного. Может хоть в этот раз мамонта притащит?

 

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.