Москвич Петр Иванович Афанасьев не был профессиональным писателем и не имел филологического образования. Он закончил инженерно-строительный и трудился архитектором в «Гражданпроекте». Однако, по достижению тридцатилетнего возраста, у него появилась неуемная тяга к созданию рассказов. Постепенно рука Петра Ивановича окрепла, ум просветлел, мысли, идеи, воспоминания закружились… и вылились в роман.
Нельзя сказать, что сюжет данного произведения кипел страстями, вернее заметить, что он был прост и не нов. Главный герой – Максим, когда-то приехавший из провинции в столицу. Пройдя через многие трудности, он добивается успеха и становится известным бизнесменом. Но богатое бытие не приносит главному герою счастья: вокруг лишь завистники и продажная любовь. Внезапная смерть отца заставляет Максима приехать в маленький родной город. Ностальгия по детству, воспоминания о первой любви всецело поглощают его. Глядя на неспешную, размеренную жизнь тихого городка, герой понимает: многое прошло мимо него, а деньги и власть – это совсем не то, о чем на самом деле мечтал. В целом роман был психологически-верным и легко читаемым. Шероховатости, конечно, имелись, но не критические.
Раньше Афанасьев писал «в стол», чаще в свой, изредка в дружеский, однако роман получился настолько приятно пухлым, что ящик стола показался архитектору чем-то вроде ячейки для хранения кремированных останков. Дрожащей рукой разослал он свой шедевр по десяткам издательств и с замирающим сердцем стал ждать ответа.
Известно, что редактор не терпит спешки, оно и понятно – надо вчитаться, разобраться, вникнуть, поэтому три месяца электронная почта пустовала. Осунувшийся от переживаний Петр Иванович даже не смог воспротивиться появлению в семье собаки, предки которой были как минимум десятка разных пород. Лохматое вислоухое животное вошло в жизнь Афанасьева благодаря сильному токсикозу жены: в первые три месяца беременности она безудержно хотела щеночка. Получив желаемое в подарок, во время обильной рвоты супруга придумала длинную нелепую кличку – Фридрих Саксонский. Причем пес с экстерьером не тянущим на «два», отзывался только на полное обращение, то есть на «Фридриха» даже ухом не вел.
Но вот, в один из дней, ответ от издателя пришел, в нем не сообщалось положительное или отрицательное решение относительно романа – просто приглашение на личную беседу. Однако людям свойственно преувеличивать: Афанасьев уже видел себя именитым писателем, раздающим автографы разновозрастным поклонникам. Тщательно одевшись и причесавшись, в назначенное время он явился в издательство. Секретарь проводила Петра Ивановича к редактору Гольцову, который оказался мужчиной средних лет.
– Начнем с хорошего, – сразу после обмена рукопожатиями сказал редактор. – Мне импонируют стиль и язык. Четко излагаете, по-мужски. Теперь о том, что плохо. Идея скучна и неоригинальна, вместо сюжета философские сопли.
Петр Иванович онемел.
– Хотите, чтобы вас издавали, – пишите, так сказать, в ногу со временем. Сегодняшний читатель помешан на фэнтези, фантастике и приключениях. Почему бы вашему Максиму вместо того, чтобы рассусоливать о бренности тела, не махнуть на какую-нибудь планету для выполнения очень важного задания. И прекратите называть своего героя Максимом. Макс! Куда благозвучнее и современнее. Я чувствую, что вы многогранный автор и справитесь. Понимаете, издательство ориентируется на спрос читателя. Сколько вам потребуется времени? – поинтересовался Гольцов.
От страха потерять шанс быть изданным Афанасьев замахнулся на два месяца. Редактор остался доволен рвением начинающего прозаика – надо уметь работать быстро.
Стоит ли говорить, что первую неделю после встречи с Гольцовым Петр Иванович практически не спал: штудировал фантастическую литературу, интересовался строением космических кораблей и расстоянием до далеких планет. Два месяца пролетели, как пара дней. Но результат был, и еще какой! Макс шустро взбегал по трапу звездолета, легко управлялся со сложной аппаратурой и мчался к мрачному ледяному Юпитеру – освобождать племя склизких, но добрых исохуаров от нашествия не склизких, но злых хуасуитров. Жанр фантастики тем и хорош, что подлинность событий, персонажей и прочего установить в ближайшие сто лет невозможно – эту истину Афанасьев усвоил быстро. В руки своего заметно возмужавшего героя он вкладывал то пистолет, стреляющий накопленной энергией, то лазерную установку, которую по совместительству можно было использовать как гриль. Сюжет закрутился с такой лихостью, что герой забывал поесть, – спасение несчастных инопланетян требовало незамедлительных действий. После завершения благородной миссии Макс вернулся на Землю, в Москву, и провел потрясающий вечер в компании любимой девушки Ирины.
Петр Иванович прочитал роман жене, она показывала: во! и неслась к унитазу, – проклятый токсикоз не отступал. Фридрих Саксонский внимательно слушал, шевелил ушами и тихо поскуливал. Можно было встречаться с Гольцовым, который на сей раз управился с нешуточным объемом за пару дней.
– Совсем другое дело! – восклицал редактор. – Не достает лишь достоверности. Ваш Макс живой человек, почему за всю книгу он ни разу не сходил в туалет? То-то. Придумайте ему хоть одну безобидную болезнь, черт возьми, я завидую его здоровью! Не хватает деталей одежды. Кстати, почему он ходит в одном и том же скафандре, он что, нищий?! И потом, а где пролитая кровь, где сцены инопланетного насилия? Однако ваш стиль, повторяю, меня просто восхищает.
Афанасьев согласно кивал головой и просил месяц. Редактор охотно соглашался.
Теперь, когда с сюжетом был полный порядок, проработать детали казалось плевым делом. Макс расслабился: не упускал возможности четырехразового питания в условиях затянувшейся космической междоусобицы; после плотного обеда не отказывал себе во сне; регулярно совершал физиологические акты мочеиспускания и дефекации, не забывая по назначению применять туалетную бумагу и одевать трусы. В гардеробе его появились новенькие теплосберегающие комбинезоны, ультрамодные сапоги-юпитероходы и прочее барахло, которое с трудом влезло в звездолет. Пристальнее всматриваясь в своего собственного героя, Афанасьев хотел «наградить» его, как минимум, раком головного мозга, но памятуя, что читатель любит трилогии, он обрек Макса лишь на повышенное артериальное давление. Обретенный опыт подсказывал, что пополнять запасы лекарств надо в аптеке, поэтому на Юпитере открылось великое множество аптек. Что касается сцен баталий, тут Петр Иванович дал разгуляться фантазии на полную катушку. В ход пошло биологическое оружие, повергая жителей огромной планеты в ужас перед сибирской язвой. Отрубленные острыми, похожими на самурайские, мечами конечности юпитерианцев летели в разные стороны, густая светло-фиолетовая кровь текла ручьем, процветал каннибализм.
Афанасьев не стал читать «детище» жене, боясь преждевременных родов. Фридрих Саксонский перешел на растительную пищу, наотрез отказавшись от колбасы. Зато лицо редактора выражало успокоение и умиление.
– Скоро я буду гордиться тем, что открыл такого талантливого писателя. Художник уже работает над обложкой и иллюстрациями. Однако у меня последнее пожелание. Понимаете, так банально, что ваш потрясающий отважный Макс путается с этой, как ее…
– Ириной, – напомнил Петр Иванович.
– Да-да, с Ириной. Это старомодно. Мужчина и женщина. Ну кого этим удивишь?! К тому же у вас полностью отсутствует описание постельных сцен…
Афанасьев мысленно заставил Ирину задрать юбку, и, закинув гладко выбритые ноги (детали важны!) на плечи Максу, застонать громкое фальшивое «О-о-о». Однако редактор продолжал:
– … давайте же смотреть свежим не затертым, так сказать, взглядом. Почему бы Максу не заиметь любовника – крепкого молодого гомосексуалиста. Было бы чудесно, если б во время соития, кто-нибудь из персонажей нецензурно выражался – такая милая изюминка. А? Как вы на это смотрите?
Роман уже громко шуршал страницами, источал запах свежей типографской краски и обещал приличный гонорар – о собственных взглядах не могло быть и речи. Афанасьев поплелся домой – «подчищать».
Буквально спустя неделю, Макс, отвесив заплаканной, некогда любимой Ирине пощечину, объявил о своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Любовник, по всем законам жанра «love story», был найден в дорогом столичном гей-клубе. Не имея возможности лишить читателя мелких, но необходимых подробностей, Петр Иванович трепетно описывал долгие страстные поцелуи и жаркие объятия. Но напоминая себе о реалистичности изложения, он вытаскивал сонного Макса из постели обворожительного друга и чуть ли не пинками заставлял топать в аптеку. Повышенное давление теперь мало беспокоило главного героя, его больше донимал геморрой. Паря в невесомости, Макс лечился свечами с анестетиком и крыл неосторожного хахаля всеми известными матами.
Случайно заглянувшую в рукопись жену положили на сохранение. Фридриха Саксонского прошиб профузный понос.
Торжественный день близился. Получив очередное приглашение на беседу, Афанасьев устремился в офис издательства. Сердце стучало так громко, что пришлось присесть на лавочку в парке, расположенном неподалеку. В нескольких метрах от него играли дети, а рядом стояли и беседовали их мамы.
– Господи, как в наше время вырастить нормальных порядочных граждан?! – восклицала одна. – То ли дело мы: смотрели хорошие фильмы, читали классику.
– Полностью с тобой согласна. Куда же катится мир?!
Петр Иванович представил, как его собственное подросшее чадо откроет роман о бесподобных космических приключениях Макса на странице, где во всех животрепещущих подробностях описаны сцены грубой мужской любви или жестокой бессмысленной резни, и ему стало дурно. Стоит ли говорить, что в издательство Афанасьев так и не зашел. Добравшись до дома, он спешно удалил с компьютера все файлы с романом, уничтожил почтовый ящик, сгреб рукопись в охапку и выбежал на улицу. Безо всякого сожаления «похоронил» Макса в первой попавшейся урне, и, уже с чистой совестью, быстрым шагом пошел к жене в роддом. И правильно сделал! Задержись Петр Иванович на несколько секунд, непременно бы услышал, как громко и изощренно материлась урна.