ГЛАВА 1.

– Эй вы, лежебоки, вставайте!

Красномордый, здоровый, словно аравийский бык, надсмотрщик бесцеремонно расталкивал развалившихся на лавках и кроватях людей. Те с неохотой поднимались, довольно грубо и нецензурно высказывая свое мнение о человеке с дубинкой и его ближайших родственниках. Тот злобно хмурился, но обходить своим смертоносным орудием наиболее говорливых не спешил: во-первых, за видимую порчу имущества, да еще перед Плебейскими игрищами, с него бы самого шкуру сняли бы. И ни Марс, ни Юпитер, ни кто-то из других богов за него и не подумал бы заступиться. Во-вторых, рабов, к которым он был приставлен, было больше. Намного больше – десятка два. И в-третьих, каждый из них был отборным, самым лучшим, закаленным во множестве сражений, гладиатором. Им бы не потребовалось даже набрасываться на него скопом, да еще в таком маленьком помещении, где численный перевес только мешает, а не помогает. Каждый из них смело мог выйти против него один на один и он, не смотря на весь свой опыт, приобретенный в десятках военных походов и сотнях смертоносных уличных драк, не поручился бы за исход этого поединка. Даже если бы против него вышел вон тот щуплый мужичок из скифов, которого всем, почему-то, называли Гилдор. Хотя тот только выглядит хиляком, на самом деле он быстр, подвижен и вынослив. Попробуй, уследи за ним во время атаки – только что стоял в десяти шагах от тебя, а мгновение спустя он уже рядом с тобой и вот уже смерть заглядывает к тебе в глаза на острие его боевого трезубца. Да и обращаться он умеет не только с сетью да трезубцем, в бою на кулаках против него поостережется выйти даже опытный боец. Надсмотрщику далеко не был уверен, что ему помог бы даже весь его богатый арсенал самообороны без оружия, которому он обучился в прежней своей жизни…

И все остальные ему под стать – жесткие, жестокие, хладнокровные, безжалостные бойцы. Да и как может быть по-другому, если все рабы – профессиональные гладиаторы, привыкшие убивать и обучавшиеся своему ремеслу каждый день с раннего детства? Других тут просто нет: на арене третьего не дно – или ты, или тебя. Лентяи, глупцы, привыкшие долго спать и много есть, живут тут не более недели, не выдерживая нечеловеческих условий существования, постоянной вражды друг с другом и тяжелых, изматывающих тренировок каждый день, когда встаешь на рассвете, а покидаешь тренировочную арену за полночь. Но еще большую жатву смерти собирали игрища, происходившие ежемесячно на главной арене Рима. Счет убитыми на потехе праздной толпе шел на десятки и сотни гладиаторов, тысячи львов, тигров, пантер и медведей. Да и жизнь или смерть поверженного гладиатора, зачастую, находилась на кончике пальцев изнеженных зрителей, которым было никакого дела до жизни бойцов: ведь вместо выбывшего тут же становился другой, благо в рабах, покуда, недостатка не было. Вот и выживают тут только те, кто действительно лучший из лучших. Те, кто потом становятся элитой…

Надзиратель посмотрел на собирающихся и готовящихся к бою гладиаторов. Эти двадцать – лучшие. Сегодня им предстоит сразиться за самый главный приз для гладиаторов, разыгрываемый раз в пять лет, на Плебейских играх, на игрищах, длящихся три недели, – свободу. Именно в этот день, всем кто выживет в громадном массовом побоище, императором даруется свободу и немалый денежный приз. В тот последний день игр гладиаторы стараются изо всех сил, не жалея ни себя, ни других, желая получить долгожданную свободу. И даже больше, чем свободу.

Гладиаторы закончили сборы и принялись выстраиваться вдоль стены. Надсмотрщик осмотрел их, проверил амуницию, оружие и толкнул дверь, приглашая гладиаторов проследовать в трактир для гладиаторов при арене, где им предстояло подкрепить свои силы.

В таверне гладиаторы долго не задержались. Перехватив ячменную лепешку с куском козьего сыра и хлебнув холодной воды, бойцы, сопровождаемые надсмотрщиком, вышли к высокому забору, ограждавшему внутренние помещения от главной арены и трибун. Их тут же окружило около полусотни стражников-эльфов, взяв гладиаторов в полукольцо.

– Да прибудет с вами Юнона и поможет благословенный Марс! – искренне пожелал гладиаторам надсмотрщик, успевший за годы своей службы привязаться к ним.

– Да продляться твои дни, уважаемый, и боги снизойдут к тебе! – дружно грянули в ответ гладиаторы.

Надсмотрщик бросил на них последний, прощальный, взгляд и удалился, моля всех богов, что бы они смилостивились над ними и подарили долгожданную свободу. Богов, в которых его народ уже давно не верил. Единственное, чем он мог им помочь – не мешать и наблюдать…

Шум на трибунах, тем временем, нарастал: жители Рима занимали места в ложах и трибунах, предвкушая интересное зрелище. Простой люд ютился на неудобных каменных скамейках у самой арены, сенаторы и патриции – в ложах у цесарской трибуны, в окружении слуг и многочисленных любовниц. Полчаса прошло в ожидании начала гладиаторских боев. Постепенно, приводили другие группы гладиаторов, которые должны были сегодня сражаться на арене. Иные, знакомые друг с другом, здоровались друг с другом, некоторые, не теряя времени даром, разминались на импровизированных песочных площадках, окруженных кольцом стен и лучниками.

– Сaesar!!! Сaesar!!! – загремело на трибунах. – Ave, caesar!!!*

Еще долго бушевал народ, приветствуя своего государя. Наконец-то, шум стих: цезарь собирался говорить.

Правитель Рима говорил недолго, тихим спокойным голосом, едва слышным на гладиаторских площадках. Поздравив подданных с праздником, он взмахнул рукой и игры начались.

По традиции, первый день праздника начинался грандиозным парадом всех гладиаторов через поле. Открылись ворота, и бойцы высыпали на арену. Первыми шла сотня ретариев** с сетями и трезубцами, за ними следовали секуторы***, мурмилионы****, диамахеры *****, фракийцы ******, велиты******* и гопломахи********, а замыкали строй эквиты********* и эсседарии********** на колесницах и крупных, серых лошадях.

– Ave, caesar, morituri te salutant!  ***********   – гремело из проходящих мимо трибун и цесарской ложи сотен глоток гладиаторов.

Беснующаяся в предвкушении зрелища чернь отвечала воинам улюлюканьем, но те, словно боги, лишь с холодным презрением бросали взгляды на плебеев. Трибуны, сенаторы и патриции, сидевшие в ложах, прилегающих к цесарской, бросали хмурые взгляды на чернь и гладиаторов. Последние ряды гладиаторов прошествовали в подтрибунный проход и скрылись. Заиграли герольды в огромные медные трубы. Игры начались.

По традиции, в самый первый день празднества гладиаторы сражались с дикими зверями, на двенадцатый – в одиночных боях друг против друга и на двадцатый, в канун грандиозного карнавала, – в массовой свалке, стенка на стенку, где победившая команда получает свободу. По той же традиции, начинали игрища самые слабые и плохо обученные гладиаторы, а на закате, когда солнце касалось стен арены, на оную выходила элита гладиаторов, лучшие из лучших не только в сражении, но и в актерском искусстве, ибо, толпа жаждет не просто зрелищ, а спектакля. И не важно, что одного из актеров в этом театре ждет смерть. Какое дело до этого праздной толпе, пришедшей насладиться зрелищем настоящей игры и получить ту дозу адреналина, которой они так лишены за стенами арены?

Ожидание гладиаторов продлилось недолго: со стороны трибун раздался рев. Рев был на столько силен, что в нем нельзя было разобрать – какие голоса в нем принадлежат людям, а какие диким зверям. За разноголосицей шума, не все гладиаторы расслышали как с треском раскрылись ворота, отделяющие арену от площадки, где расположились гладиаторы.

– Вперед, ленивые черти, – зло размахивая дубинками засуетились охранники, безошибочно определяя новичков и выталкивая их на арену. – Давайте, шевелитесь, все равно подохнете…

Данное замечание вызвало неудовольствие у большинства гладиаторов, но лучники, выстроившиеся на галереях арены, больше напоминающей крепость, отбивали у оных желание к бунту. Лишь старые, опытные гладиаторы, не принимали участие в разборках – зачем, если силы понадобятся для более важных вещей? В ожидании своей очереди выхода на арену, они отрабатывали приемы, которые позволили бы им выжить в предстоящем кошмаре, но делали это очень аккуратно, не давая усталости овладеть собой. Лишь пятерка гладиаторов, слегка размявшись, наблюдали за тем, что происходит на арене.

Они много раз сражались там, видели смерть, проливали кровь – свою и чужую, но так и не смогли привыкнуть к ней. Им было очень жалко тех молодых ребят, кто сейчас умирал на арене, разрываемые когтями волков, зубами леопардов, львов и пантер. Только вот помочь они им сейчас ничем не могли, кроме как молиться за них всем богам, которых знали. Те из них, которые выживут благодаря везению, богам или самим себе, могут стать такими как они и сами попытать счастья через пять лет. Счастья обрести свободу, если она от них отвернется на этих игрищах.

Через час после того как новички пошли искать свою судьбу на арене, ворота открылись снова, впуская в подтрибунное помещение уцелевших молодых бойцов. Тех было всего семеро. Семеро из сотни, вошедших на арену, но это были действительно лучшие из лучших бойцов, ибо только тот, кто действительно рожден воином, способен пройти сквозь этот ад и выжить в нем, став тем, кто не знает жалости и пощады. Правда, сейчас они выглядели жалко: рваные раны, сочащаяся из ран кровь… Пройдет немало дней, прежде чем они смогут снова вернуться в строй и приступить к тренировкам.

– Лекаря! – крикнул чей-то знакомый, но страшно искаженный шумом голос.

Засуетились вокруг раненых неизвестно откуда взявшиеся врачи, оказывая им первую помощь. Пока лекари возились с раненными и уносили их в храм при гладиаторской школе, обслуга арены убрала трупы убитых людей и животных с арены, смыла запекшуюся кровь, высокомерные служанки в прозрачных туниках разносили зрителям прохладительные напитки. Наступал черед более опытных гладиаторов показать плебеям все, на что они способны.

И они показали. Жестокое сражение на арене длилось несколько часов, сопровождаемое одобрительным ревом и возгласами зрителей. Даже сам цезарь, не будучи любителем подобных развлечений, несколько оживился, смотря на развивающийся внизу спектакль. А, когда солнце коснулось шпилей арены, на окровавленное место битвы вышла элита.

Они знали цену своему искусству, знали ее и зрители, затаившие дыхание и с нетерпением ждавшие именно этого сражения, ради него, можно сказать, и пришедшая на арену. Двадцатка выстроилась клином, готовясь дать битву. Особо выделялся среди них рыжеволосый фракиец, огромный детина, сжимающий в левой руке кривую саблю. В правой его руке был небольшой круглый щит, голову венчал шлем, полностью закрывающий голову, лицо и шею, а на ногах золотом блестели медные поножи.

Воин внимательно осмотрел поле предстоящей битвы. Расположились позади, изготовив к атаке сети и дротики. Фракиец одобрительно покивал головой: им нечего делать в первой линии, с их жалкими туниками они самые уязвимые для зверей. А вот на второй линии, ловко метнув сеть или короткое копье, они нанесут немалый урон зверям еще до начала основной битвы.

Рядом с ним расположились его друзья и соратники. Короткие мечи сверкают в руках, кожаные доспехи надежно прикрывают тела, блестят на солнце бронзовые щиты. Они готовы встретить врага, кто бы он ни был – человек или зверь. Эти воины никогда не умрут глупой смертью, их команда готова встретить опасность, не дрогнув и победив.

Размышления фракийца прервал удар бронзового гонга. Дверь, отгораживающая загон для зверей, открылась. Обезумившие от долгого пребывания в неволе и голода, львы, тигры и пантеры бросились на ненавистных им людей. Последним вылез из узкого для него прохода огромный бурый медведь.

– Давайте!!! – заревел фракиец, обернувшись, едва расстояние до зверей сократилось до приемлемого для атаки дротиком или сетью.

Взлетает в воздух несколько копий, пронзая медведя. Следом летят сети, накрывая впереди бегущих хищников и обездвиживая их на время. И опять одобрительная мысль кивает в голове фракийца: медведь, конечно, очень силен, но он ранен, кровь течет из его ран, оказать достойного сопротивления он не может, хотя еще способен прихватить пару человек за собой в могилу. Вон как ревет и прорывается сквозь ошалевших львов, разбрасывая их своими могучими лапами и мешая им наброситься на врага. Жаль, что его сетью не накроешь – слишком велик. Но ничего, справимся! Не впервой, небось!

Клин зашевелился, двигаясь вперед, навстречу врагу. Летят дротики, нанося страшные раны медведю и подобравшимся вплотную к отряду большим кошкам. Боевые трезубцы вылетая из-за спин главного отряда держат на расстоянии озверевшего хищника, причиняя ему немалую боль; медведь не выдерживает стремительных атак и боли, бросается на утек, но бежать некуда: вход в его лежбище закрыт. Мечи достают львов и тигров, но и длинные лапы наносят серьезные раны воинам: на телах некоторых из них виднеется кровь. Клин разрезает живую массу беснующихся кошек, образует круг, защищая плохо вооруженных.

Несколько минут кипит битва, но вскоре круг хищников рассыпается, не в силах пробить защиту гладиаторов. Поле боя усыпано телами убитых зверей, но потери понесли и гладиаторы: один из них лежит на земле с разорванным горлом. Но бой не закончен и воины, рассыпавшись, добивают оставшихся в живых хищников.

Один за другим падают последние львы, тигры и пантеры под ударами гладиаторов. Фракиец лично атаковал раненного медведя. Взмах когтистой лапы и щит, расколотый пополам, летит на землю. Воин совершает кувырок, медведя пытается достать противника второй лапой, но тот бьет в одно из немногих уязвимых его мест: в шею. Кровь хлынула из его раны, тот захрипел и, слабо шевеля лапами, медленно завалился на бок. Несколько раз дернув хвостом, медведь затих.

Фракиец обернулся и осмотрел поле боя. Бой был закончен: последние хищники были повержены, гладиаторы, улыбаясь, окружили своего командира. Многие из них были ранены, но ранены легко, единственной их потерей был соотечественник командира, тоже фракиец, неосторожно попавший под лапу медведя.

Дружески похлопывая друг друга и пытаясь шутить, гладиаторы покинули арену под одобрительный рев трибун и хмурый взгляд цезаря. В следующие несколько дней в Риме предстояла ярмарка и народные гуляния, гладиаторам предстояло залечить раны и хорошо отдохнуть перед новым шагом к самому главному: к свободе.

*  – Сaesar!!! Сaesar!!! Ave, caesar!!! – Цезарь!!! Цезарь!!! Привествуем Цезаря!

**- ретиарий – от латинского Retiarius (от лат. rete – “сеть”). Вооружен сетью и трезубцем, но слабо защищен. Это самый легкий тип гладиаторов, однако при этом коварен и опасен. Даже более сильный противник не может быть уверен, что ему удастся избежать его сети. А если противник попадется в сеть, то защита ретиарию может и не понадобиться.

*** – секутор – от латинского Secutor (от лат. sequi – “преследовать”) 
Основной противник ретиария, назван так из-за умения не давать ретиарию отбежать на безопасное расстояние. Вооружен мечом и небольшим щитом. Гладкий округлый шлем не цепляется за сеть и дает секутору возможность выскользнуть, даже если сеть накрыла его. Секутор также хорош и против других типов гладиаторов, любящих атаковать издалека.

**** – мурмиллион, – от латинского Murmillo (от греч. mormylos – “морская рыба”) Происходит от одного из трех самых первых типов гладиаторов, который в давние времена дрался с самнитом и фракийцем. Чаще всего по национальности является римлянином. Он сражается босиком, вооружен большим галльским щитом и мечом, а его шлем украшен фигуркой рыбы.

***** – димахер – от латинского Dimachaerus (от греч. di – “два” и machaer – “меч”) Сражается без шлема и доспехов, но вооружен двумя мечами, что делает его опасным и уязвимым одновременно. Он способен удерживать инициативу, но, не имея щита, ему сложно защититься от стрел и дротиков.

****** – Фракиец (лат. thraex – представитель народа Фракии). Происходит от одного из трех самых первых типов гладиаторов, который и тогда назывался фракийцем (как представитель пленных из Фракии) и в давние времена дрался с галлом и самнитом. Однако теперь в роли фракийца часто выступают греки. Основная тактика фракийца – атака. Он вооружен небольшим щитом и саблей, а ноги его защищены высокими поножами.

******* – велит – от латинского Veles (мн. velites, от лат. velum – “полотно”, т.к. одет в полотняную тунику). Происходит от одноименного рода войск в римской армии. Вооружен тремя метательными дротиками, маленьким щитом и мечом. Он опасен на расстоянии, но слабо защищен вблизи, поэтому обычно старается держать дистанцию, если в запасе еще есть дротики.

******** – гопломах – от латинского Hoplomachus (от греч. hopla – “вооружение”, machein – “сражаться”).  Происходит от одного из трех самых первых типов гладиаторов. Это самый тяжелый и сильный из всех гладиаторов и обладает самым тяжелым снаряжением. Он вооружен большим щитом и мечом, а его основная тактика – защита.

********* – эквит – от латинского Eques (мн. equites, от лат. equus – «конь»). Конный боец, экипирован как одноименный род легкой кавалерии в Римской армии. В бою он превосходит любого пешего гладиатора. Может атаковать копьем на полном ходу и сбивать с ног тех, кто попался на пути его коня.

*********** – эсседарий – от латинского Essedarius (от лат. esseda – “колесница”). Самый страшный участник сражений на арене. Он стреляет из лука, стоя в колеснице, которой правит возница. Связка из двух лошадей несет колесницу со скоростью, практически исключающей ближний бой. Вывести колесницу из строя очень нелегко, но если это удается, то в пешем бою эсседарий почти ничем не отличается от саггитария.

************* – Ave, caesar, morituri te salutant! – «Здравствуй Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!». Так, по легенде, древнеримские гладиаторы приветствовали Клавдия.

ГЛАВА 2.

Следующие несколько дней Плебейских игр, ознаменовавших в Риме конец года, выдались для организаторов весьма и весьма хлопотным. По традиции, в эти дни на главных площадях города и центральной арене выступали музыканты, проходили театрализованные представления ведущих театральных групп империи, на подмостках разыгрывались многочисленные представления из жизни богов, известные певцы исполняли свои собственные баллады на потеху плебеям. На многочисленных рынках, в зданиях торговой и купеческих гильдий во всю шли праздничные ярмарки. Чернь спешила поспешить к многочисленным городским трактирам и кабакам: трактирщики, желая задобрить Меркурия и завоевать его расположение, подносили каждому новому гостю чарку с вином.

Впрочем, среди разнообразной толпы греков, боспорцев и египтян, прибывших на праздник, редко мелькали туники состоятельных граждан, римских патрициев и богатых купцов: у них были иные представления о развлечениях, чем у черни. Хотя это не мешало жизни бурлить ключом и властям в этой, праздничной, суматохе приходилось несладко. Слишком за многим пришлось следить: за порядком, за поступлением налогов в казну, за пожарной охраной, дабы, не дай бог, не начался пожар. Было от чего схватиться за голову.

Царила праздничная суматоха и в казармах гладиаторов.

Фактически, поселение гладиаторов возле главной арены города представляло собой город в городе. Тут были и крепостные стены, за которыми можно было отсидеться в случае чего, кузница, дома для патрициев, оружейные, хлебопекарня, винокурня, несколько ферм, пасека, источники с питьевой водой, мастерские, обеспечивающие гладиаторов и проживающих на территории крепости людей, всем необходимым и много, многое другое, без чего не может обойтись ни одна цитадель. Даже своя таверна была здесь, благо, гладиаторы, пользуясь большей свободой, чем обычные рабы, могли в свободное от тренировок и сражений время, а также во время праздников посещать оную и предаваться всем доступным им развлечениям. Правда, таких возможностей у них было, все-таки, не так уже и много. Сегодня был один из таких дней, когда гладиаторы могли позволить себе, если не все, то, по крайней мере, многое. И они позволяли.

В трактире, расположенном близ казарм новичков, не было где протолкнуться, от гомона многих голосов невозможно было расслышать своего собеседника и в нескольких шагах. Гладиаторы пили вино, поглощали в несметных количествах разнообразные лакомства, затевали драки между собой, бесцеремонно щупали служанок и непотребных девок. То один, то другой гладиатор вставал из-за стола и нетвердой походкой, вместе с девицей, направлялся на второй этаж трактира, где находились комнаты для гостей и развлечений.

Еще большая вакханалия творилась на улице. Пьяные гладиаторы шатались по улицам, ища приключений на свою голову и часто находя их. На маленьком местном рынке тоже кипела ярмарка. Гладиаторы, будучи рабами, все же, порою, по прихоти своих хозяев или цезаря, получали премиальные, порою немалые, которые они могли потратить как им заблагорассудиться. Хитрые служители благословенного Меркурия, зная вкусы и пристрастия гладиаторов, выбили у цезаря лицензию на беспошлинную торговлю на территории гладиаторского поселения. Теперь, патриции и богатые купцы раз в месяц и в дни наиболее крупных праздников, проводила крупномасштабные торговые компании. Гладиаторы с охотой покупали разные побрякушки, новую одежду, которую нельзя было достать в местных мастерских и много многое другое. Особенно, купцы старались сегодня: подвыпившие гладиаторы, прекрасно понимая, что завтра их ждет смерть, с особым удовольствием тратили жалкие гроши, стремясь получить от жизни максимальное удовольствие.

В другой половине поселения, где расположились ветераны, царило спокойствие и тишина. Прожженные жизнью бойцы, хладнокровные и безжалостные убийцы себе подобных, не спешили искать утешения в еде, вине и уличных девках. Завтра бой и будешь ли ты жить после него – зависит только от твоего разума и быстрого, тренированного тела. Вино и сытная еда не способствовали поддержанию формы накануне сражения, посидеть за стаканчиком хорошего вина можно и в другой день, а потратить серебряные и медные кругляши они всегда успеют. Если, разумеется, получат свободу.

Пускай уж, лучше веселятся глупцы, новенькие, которые прошли лишь несколько сражений на арене и возомнили себя бойцами и ветеранами. Большинство новичков завтра погибнут: скоро бой покажет, кто из них кто. Лишь единицы выживут, что бы понять все прелести гладиаторской жизни, пройти по острию меча через сотни сражений и победить. Но это будет лишь через неделю. Сегодня ветераны расслаблялись и отдыхали, как только может отдыхать человек, которого уже ничем нельзя удивить.

С самого утра, большинство старых и опытных бойцов отправились на центральную арену, куда они имели доступ в специальную ложу для гладиаторов-рабов. Сегодня на арене давала представление самая известная группа театра кукол. Спектакль назывался «Битва богов» и повествовал о противостоянии богов Юноны, Меркурия, Марса и Юпитера против Плутона. После спектакля на арене выступили специально приглашенные циркачи, а когда солнце перевалило за полдень, распорядитель громовым голосом объявил антракт до вечера. Зрители, не торопясь, покинули арену, разойдясь по ближайшим трактирам.

Разошлись и гладиаторы. Кто-то из них пошел на тренировочную арену, предпочтя поразмяться днем, дабы иметь свободный вечер. Некоторые, отправились в трактиры, дабы подкрепиться. Никто из них не заметил, как один из надсмотрщиков юркнул в предвратные укрепление, затем что-то блеснуло в одной из бойниц, а мгновение спустя охранник появился снова. И опять никто не заметил на нем оттопыренный больше обычного шлем. Нырнув в толпу, стражник быстро затерялся в ней и исчез, словно его и не было.

Тем временем, группа из четверых гладиаторов, особо отличившихся во время вчерашних игрищ, направились в кабачок на территории главной казармы.

Хозяин таврены хорошо знал старых завсегдатаев и их вкусы. Отведя гладиаторов в одну из беседок, он столь же быстро обслужил их: на столе появилось блюдо с овощами и запеченный молочный поросенок. Вина во время игрищ гладиаторы принципиально не пили: перед ветеранами служанка поставила четыре глиняных кружек с молоком. Воины приступили к трапезе. Иногда мимо них проходили другие ветераны, приветственно кивая и получая в ответ доброжелательно «Ave!». Новичков-гладиаторов сюда не пускали, в трактире царила тишина, лишь изредка прерываемая чьим-то шепотом, поэтому трапеза прошла спокойно, без всяких эксцессов.

Когда же, с едой было покончено, гладиаторы откинулись на спинки кресел. Несколько минут гладиаторы молчали, допивая молоко.

– Ну что, пойдем потренируемся? – предложил фракиец. – Или до вечера отложим?

– Успеем еще помахать оружием, – ответил после минутного молчания Гилдор. – Пора уж определиться, что будем делать после карнавала*…

Они уже десятки раз обсуждали и планировали, что же они будут делать, когда получат долгожданную свободу, но так и не пришли к общему мнению. Да и свободу еще надо было получить.

– Нам надо держаться вместе, – продолжал Гилдор, потирая руку: вчера один из тигров достал таки его когтями. Рана была не глубокая и благодаря усилиям лекаря, к утру затянулась, оставив едва заметный шрам.

– Надо, – поддержал фракиец. – Мы что умеем? Только кулаками махать да воевать. Вот и надо идти вольными наемниками. Да и в императорских легионах нужда в людях есть всегда.

– Ты забыл, что ли, что в легионы берут только Римских граждан? – спросил сидевший рядом с фракийцев мармиллион.

Это разговор затевался уже не раз, доводы приводились каждый раз разные, но пока фракиец и ретарий Гилдор не смогли убедить своих товарищей. Нет, конечно, те были только за то, что бы они держались вместе. Их мнения расходились кардинально в вопросе – что же делать дальше? Фракиец и Гилдор предлагали наняться в какую-то часть, благо в римских легионах нужда в людях была всегда, а оба мурмиллиона и секутор настаивали на том, что бы сложить вместе имеющиеся у них деньги и открыть какое-то свое дело.

– Я не забыл об этом, – медленно ответил фракиец. – Но в крепостях, обычно, не спрашивают кто ты и откуда. Там самое главное, что бы ты был здоров и умел махать оружием.  Да и в охранных сотнях, охраняющих торговые пути, хорошие бойцы тоже всегда нужны, им не важно кто ты – свободный или раб. Главное дело делай, за которое тебе заплатили, да кодекс их соблюдай. У меня там есть знакомые – кстати, из наших, из гладиаторов, получивших свободу в свое время – я могу с ними поговорить, они замолвят за нас словечко…

– Ну, уж нет, – ответил за всех секутор. – Быть рабом, а теперь еще и работать за гроши на хозяина? Нет уж, увольте! Лучше уж самим свой охранный отряд создать! По крайней мере, сами себе хозяева будем.

– А как ты себе это представляешь? – спросил Гилдор. – Во-первых, что бы с нами считались и уважали, надо, что бы в нашем отряде было достаточно людей. И не просто абы кто попало, а настоящие, хорошие бойцы, с которыми будут считаться. Из молодых, которые уцелеют в этом побоище и получат свободу, каши не сваришь. У большинства ветеранов – свои планы, тут тоже много людей не соберешь. Что бы найти настоящих воинов на свободе, придется потратить много сил, времени, денег, которых у нас и так мало. Да и самим жить на что-то надо. Во-вторых, связи. Что бы эти свиньи купцы нам доверили охранять свои товары, нам нужно создать свою репутацию и авторитет, которых, опять же, у нас нет. Если мы поработаем с охранными сотнями, того и гляди найдем и то, и другое. Ну и, в-третьих, ты думаешь, что легионеры вот так просто будет терпеть у себя под боком конкурентов? Да нас однажды просто прирежут ночью и пустят на корм акулам и дело с концом. Говорить с нами на равных они будут только, если мы будем обладать достаточной силой, что бы дать им отпор. А что нужно для этого, я тебе уже говорил…

Секутор не нашелся, что возразить на это: Гилдор во многом был прав. И, все-таки, служить простым наемником ему не улыбалось, споры затянулись надолго, солнце уже коснулось крепостной стены, окружавшей поселение, когда фракиец, наконец-то, встал и, прерывая дальнейшую сору, предложил:

– Отложим окончательное решение до карнавального боя. А сейчас идемте, потренируемся немного. После заката будет выступать Ришта и я бы хотел ее послушать.

Гладиаторы спешно засобирались: Ришта, египетская певица и гетера, была очень популярна, особенно среди знати, и на ее выступления всегда собиралось много народу. Пропускать ее выступление было бы непозволительной роскошью.

Забрав оружие и рассчитавшись по счету, воины покинули гостеприимный кабачок и направились к одной из казарм на восточной стороне поселения. Вскоре на тренировочной площадке зазвенели мечи, гладиаторы принялись отрабатывать некоторые приемы, которые помогли им выжить в скором бою. Когда же зашло солнце, гладиаторы покинули площадку и направились на главную арену, где вскоре должна начать петь Ришта.

А поздно ночью, когда закончился концерт, гладиаторы разошлись по казармам и даже самые буйные и беспокойные из них улеглись спать, неприметная дверь в одной из казарм тихо скрипнула, открываясь, и на пороге возникла невысокая коренастая фигура. Вжавшись в стену, силуэт внимательно изучил прилегающую к казарме территорию и убедившись, что в лагере царит тишина, только мерно расхаживают часовые на галереях крепости да на противоположной стороне протопал к караулке припозднившийся патруль, нырнул к высокому шпилю храма богини Вест, расположившемуся в центре поселения.

На пути никто фигуре не встретился и вскоре в тусклом свете факелов храма материализовался Гилдор. Его способность неслышно передвигаться, порою поражала даже его товарищей, но сам ретарий не видел в этом ничего сверхъестественного и необычного, совершенно справедливо считая свои способности только результатом многолетних постоянных тренировок.

Возле храма его ждала хрупкая женская фигура.

– Тебя не заметили? – с тревогой спросила обладательница хрупкой фигуры.

– Вроде нет, – ответил мужчина.

– Вот, держи, – девушка протянула мужчине какой-то сверток.

Мужчина подхватил его, девушка схватила мужчину за светлые кудри, поцеловала и отстранилась.

– Я должна уходить, меня могут хватиться, – сказала незнакомка. – Береги себя…

Мужчина крепко сжал руку девушки, незнакомка помахала рукой и исчезла в темноте.

«Только бы не заметили…», – подумал Гилдор.

Девушка служила младшей жрицей в храме Вест, многое, очень многое связывало его с юной служительницей Фортуны. Если ему суждено получить свободу, то первое, что он сделает: предложит руку и сердце, ибо, чего греха таить, он любил юную жрицу. Любил с первого дня, с первой их встречи, и ему казалось, что взаимно. Единственная преграда: он был рабом, а девушка свободной, более того – она была весталкой и, если бы, об их отношениях узнала бы хоть одна посторонняя душа, то жуткая смерть – для самого Гилдора на кресте, для юной жрицы – заживо сваренной в котле с маслом – им была обеспечена. И Гилдор шел к свободе все эти годы не столько ради самой призрачной свободы, сколько ради прелестного, милого личика мелькнувшего только что в ночи. Ради мимолетного взгляда юной прелестницы он рискнет даже собственной жизнью.

Склонившись над дверью, Гилдор открыл имеющимся у него ключом замок и скользнул внутрь храма. Вскоре под высоком, теряющемся в вышине шпилем храма вспыхнули масляные светильники. Света они давали немного, но его хватило Гилдору, чтобы разглядеть алтарь возле восточной стены храма, три статуи Весты вокруг него, изображения богини над алтарем и какие-то фрески на стена и мозаичных окнах. Фрески и картины Гилдора не интересовали, да и времени у него было мало – скоро мимо храма должен проследовать патруль – и он поспешил заняться тем, ради чего он пришел сюда.

Поклонившись статуям и изображениям Весты, Гилдор достал из под оттопыривающейся одежды огромную серебряную чащу, щедро украшенную переливающимися в тусклом свете драгоценными камнями, он поставил ее на алтарь. Следом за чашей на алтарь легло серебряное блюдо, жертвенная сова – любимая птица Весты. Бросив в чашу для даров несколько серебряных монет крупного достоинства**, Гилдор трижды поклонился каждой статуи богине, а затем алтарю.

– О, мудрейшая и справедливейшая из богинь, – зашептал гладиатор, – подари мне со товарищи успех в завтрашнем и карнавальном бою, ниспошли нам удачу в наших начинаниях…

Гилдор зашептал молитву богине, наклонившись к самому алтарю. Увлекшись, гладиатор не сразу заметил, что алтарь окутал едва заметный блеск. Свет разгорался все сильнее и сильнее, подношения, оставленные гладиатором, окутались дымкой. Голос Гилдора дрогнул, задрожал, но воин сумел закончить молитву и с замиранием наблюдал, как исчезают в странном мареве его дары. Мгновение спустя, алтарь опустел, свет погас и храм погрузился в полумрак.

– Спасибо, о величайшая из величайших богинь, – еле слышно прошептал Гилдор.

Загасив светильники и задув свечи, гладиатор скользнул к выходу. Заперев дверь, воин скользнул в казарме и вскоре лежал в своей жесткой и неудобной койке на втором этаже. Уже засыпая, Гилдор подумал о том, чтобы Весты, порою, шутит к обратившимся к ней людям весьма и весьма жестоко.

* – Плебейские игры – в Риме начинались 4 ноября и длились почти три недели, заканчиваясь подобием современного карнавала.

** – речь идет о серебряном динарии, римской денежной еденице весом до 4 граммов. Имел хождения на равнее с асом и сестрицием.

ГЛАВА 3.

Шестой день Плебейских игр для большинства жителей Рима начался около полудня. Засидевшиеся накануне допоздна за дармовым угощением жители, с трудом приходили в себя и первые прохожие на улицах города появились уже ближе к обеду.

Для гладиаторов день начался во втором часу дня*. Сегодня воинам предстоял нелегкий бой, надсмотрщики и мастера дали им возможность выспаться и отдохнуть. После традиционного легкого завтрака – маленький горшочек каши с куском мяса и стакан молока – гладиаторов из казарм направили на утреннюю тренировку, хотя правильнее это было назвать разминкой: не желая, что бы бойцы устали раньше времени, их не особо то и гоняли. Да и сами гладиаторы, особенно ветераны, тоже не особо напрягались, экономя силы для предстоящего выступления.

Пятеро гладиаторов, что накануне обсуждали планы своей дальнейшей жизни на свободе, тренировались парами, поочередно меняясь. Они настолько хорошо знали друг друга, что им не надо было слов для общения во время учебного боя. Да и о чем говорить то? Ведь учебный бой, по сути своей, ничем не отличается от боя обычного. Тут нет ни учебного оружия, так же по настоящему свистит у виска короткое копье, со свистом рассекает воздух меч или тяжелая сабля, а когда тебя накрывает сеть, то нет никакой разницы – учебная она или боевая, ибо если ты позволил ретарию обмануть себя, то он в живых тебя точно не оставит. Да и только ли ретарий? Там, на арене, перед лицом смерти, все быстро забывается. Это на рыцарском турнире или дуэли хорошо играть в благородство, предлагая своему противнику равные с тобой условия для битвы. На войне же все по другому: противник, конечно, далеко не всегда ударит тебя в спину, но и в равные условия тоже вряд ли поставит. Зачем ему это, если он не знает заранее – справиться ли с тобой или нет? Уж лучше воспользоваться оплошностью соперника, ударить его первым и не дать нанести удар на опережение, чем кормить червей самому. Тут уж не до благородства, здесь идет речь о своей собственной жизни и жизни твоих товарищей, сражающихся рядом с тобой. И то, что сражение идет не между армиями где-то на равнине, а между гладиаторами на арене мало что меняет. Точнее, совсем ничего не меняет.

Вот и сражаются даже на тренировке бойцы, как в настоящем бою. Сражаются, что бы предусмотреть и отработать все возможные варианты событий на арене и отработать свои собственные, секретные приемы, которые будут для противника неожиданностью. После получаса тренировки, они меняются и сражаются уже с новым соперником. И бой продолжается вновь.

После полудня, когда солнце припекает немилосердно, звучит гонг.

– Перерыв! – гремит голос надсмотрщика. – Все отдыхать!

Гладиаторам не надо повторять дважды: бойцы располагаются под высокими кронами деревьев, в тени пережидая жару. Некоторые из них направляются к маленькому проточному озеру почти в центре гладиаторской цитадели. Через несколько минут слышится плеск, другие гладиаторы тоже присоединяются к своим товарищам смыть усталость и грязь. Время летит незаметно и вот уже звучит новый гонг: к обеду. Гладиаторы, в большинстве своем уже закончившие купание, посмеиваясь, бредут к таверне, где их ждет скудный перед боем обед.

А в восемь часов дня** трибуны начали заполнять окончательно пришедшие в себя после вчерашних посиделок зрители. Их сегодня было даже больше, чем в первый день игр. Впрочем, это объяснялось довольно просто: сражения с животными не были столь интересны, как предстоящие сегодня к вечеру бои между гладиаторами. Один на один. Пока один на один. Главные бои, пользующиеся особой популярностью у плебеев, будут проходить через два дня. Ради удовольствия их лицезреть люди будут стоять даже в проходах, но и сейчас пятидесятитысячный*** Колизей Рима уже был заполнен на две трети.

Надсмотрщики и солдаты провели гладиаторов в подтрибунные проходы. На самих трибунах уже начал раздаваться недовольный шум: цезарь задерживался. Гул готов был перерасти в открытое недовольство, как шторка, отгораживая ложу цезаря, откинулась и словно из пустоты, в сопровождении двух могучих телохранителей, возник крепкий мужчина средних лет – Цезарь. Поприветствовав подданных, он дал сигнал и второй день игрищ начался.

Заиграли рожки, гладиаторы в последний раз проверили амуницию, готовясь к сражению.

Фракиец, ретарий Гилдор, оба мурмиллиона и секутор, в группе ветеранов, стояли полукругом, как того требовал давний обычай гладиаторов: бойцы одновременно вложили кулаки друг на друга и произносили торжественную клятву перед боем. В проходе слышится молитва Марсу и Юноне: гладиаторы просят даровать им победу

Заскрипели, открываясь ворота на арену.

– Ну, удачи, ребята! – сказал Гилдор. – Не подведите…

– Уж постараемся – ответил секутор.

Пожав друг другу руки, воины направились к своим позициям.

Волею судеб и нелепого жребия, открыть игрища в тот день должен суждено было Гилдору: по правилам, бои в этот день начинались битвой один на один двух случайно выбранных гладиаторов. Подхватив сеть трезубец, ретарий помахал друзьям и вышел на арену. Одновременно, с противоположного конца трибун вышел огромный, одетый в кожаные доспехи секуратор. Заиграли рожки, давая команду к началу боя.

Секуратор, насмешливо усмехаясь и перекидывая из рук в руки впечатляющий полуторник направился к ретарию.

Гилдор не торопился начинать атаку: уж больно уверенными и ловкими были движения противника. На полусогнутых ногах, гладиатор не спеша начал смещаться в сторону, поближе к цезарской трибуне. Секуратор тенью заскользил следом, выбирая момент для атаки.

«Ну же…», – прошептал про себя Гилдор.

Отступив под презрительный свист трибун почти к противоположной стене, ретарий вдруг сделал резкий выпад сетью. Словно молния взвилась в воздух желтая сеть, секуратор отпрянул в сторону и… Сеть не накрыла его, лишь неизвестно откуда взявшийся рядом ретарий замахивается своим трезубцем. Надо отдать должное секуратору: он не испугался, взвился в воздух полуторник и теперь пришла очередь ретария уворачиваться. Отпрыгнув на несколько шагов в сторону, Гилдор метнул сеть… Мимо… Гилдор зло зарычал. Вот теперь ему придется туго и остается только молится Юноне: с трезубцем да еще без доспехов против меча будет выстоять трудно. Краем глаза ретарий заметил, как на трибунах из рук в руки стали переходить серебряные монеты: ставки на победителя.

Секутратор, воспользовавшись неудачей противника, бросился вперед, размахивая мечом. Гилдор удачно отскочил в сторону и пнул соперника под крестец. Гладиатор, под одобрительный смех на трибунах, зарылся носом в песок. Ретарий постарался добить противника, но секуратор, перевернувшись со спины на живот, отбивает сильнейший удар и теперь уже Гилдор летит на землю. Словно кошка, ретарий вскакивает с земли, уворачивается от удара меча и отскакивает в сторону.

Несколько минут длиться противостояние двух бойцов. Оба гладиаторы равны и по силе, и по профессионализму, ни один из них не может взять вверх. Но так не может продолжаться бесконечно: однажды кто-то допустит ошибку.

Первым ошибся секуратор: он позволил ретарию подойти слишком близко к упавшей сети. Это была его единственная ошибка, но она стала для него роковой: Гилдор, воспользовавшись моментом, что его враг, неудачно атаковавший его мгновение назад, повернулся к нему боком, метнул сеть. Увернуться шансов у секуратора не было, сеть накрыла его. Запутавшись, гладиатор не смог отразить сильный удар древком трезубца по ногам и упал. Гилдор, мгновение спустя оказавшийся рядом с противником, наступил ему ногой на горло и поднял голову. Рев зрителей сотряс трибуны, но ретарий не смотрел на них, он смотрел на своего цезаря. Тот поморщился и поднял большой палец вверх. Гилдор убрал ногу с поверженного противника, повернулся и направился к выходу.

Товарищи встретили его улыбками и одобрительными похлопываниями по плечу.

– Молодец!

– Лихо ты его уделал!

– Да ну вас! Мог бы и лучше…

Посмеиваясь, гладиаторы отошли в сторонку и принялись наблюдать за остальными поединками, благо никого из них пока на арену не вызвали.

После вступительного боя, количество гладиаторов на арене увеличилось: теперь на Колизее сражалось одновременно по пять-шесть гладиаторов. Шли часы за часами, солнце склонялось к закату, когда надсмотрщик, неслышной тенью появившийся рядом с пятеркой, толкнул фракийца.

– Твоя очередь, – сказал он, стараясь подбирать слова: в отличии своего сменщика, бывшего в хороших отношениях со всеми бойцами, стражник откровенно недолюбливал гладиаторов и, поэтому, остерегаясь связываться со всей пятеркой сразу.

Фракиец сделал резкий выпад, огромный кулак раздробил бы надсмотрщику череп, не увернись он. Вокруг раздался дружный хохот, даже стоявшие неподалеку охранники заулыбались. Охранник буркнул что-то грубое и исчез в толпе, проводившей его веселым улюлюканьем.

– Удачи тебе! – дружно сказали фракийцу гладиаторы, едва шум стих. – Да прибудут с тобой боги!

Поклонившись друг другу, как того требовал еще один давний обычай, фракиец пошел в подтрибунный проход. Дождавшись, когда откроется дверь, ведущая на арену, гладиатор четким шагом вышел на квадрат, доставшийся ему по жребию. Там его ждал с тремя дротиками. Заиграли рожки, фракиец ринулся в атаку.

Его противник не стал ждать, когда гладиатор пронзит его мечем и метнул в него дротик. До противника было всего ничего – десяток саженей, промахнуться с такой дистанции невозможно. Но фракиец успел среагировать, копье ударило в щит так, что тот чуть не треснул. Бросить второй дротик в приближающегося противника он не успевал, последовал короткий взмах и медный наконечник ударил в обшитый кожей щит. Еще одного сильного удара щит не выдержал и раскололся напополам. Фракиец не стал ждать, пока его противник его ударит, последовал короткий удар, но тот увернулся.

Ответный удар почти достиг цели, ударив по наручам, из раны на руке хлынула кровь. Разозлившийся фракиец нанес два подряд удара, блокировал оба удара, отступив на несколько шагов назад, но от третьего не ушел: меч распорол кожаный шлем, пробил кольчужный подшлемник, по лицу потекли струйки темной крови. Тот зашатался, фракиец коротко взмахнул коротким мечом и его противник упал на землю.

Высоко подняв голову гладиатор осмотрел место сражения. Два ретария, сражавшиеся по соседству с ним, одолели своих противников, секутор теснил третьего ретария, а два фракийца выясняли отношения между собой. Фракиец сузил глаза, злость читалась в его взгляде. С трудом бывалый воин дождался конца боя, зло сплюнул и вернулся к своим. Тут же, возле него засуетились товарищи, неизвестно откуда возник лекарь.

– Меня даже не стоило звать ради этого…, – скривился костоправ, осмотрев и перевязав рану.

– Полегче, – зашипел секуратор, в глазах его мелькнула смерть. – А то ради тебя сейчас священника позовут! Скажи лучше, он скоро в строй станет?

– А куда денется? – ярость гладиатора не произвела на лекаря никакого впечатления. – Завтра даже от раны следа не останется.

Сунув в руку фракийцу какую-то баночку, лекарь зло буркнул:

– Сменишь повязку перед сном и намажешь этим. Второй раз поменяешь завтра на рассвете. Только смотри, не забудь!…

Лекарь исчез также внезапно, как и появился.

Тем временем, игрища шестого дня подходили к концу: на арену выходили последние гладиаторы. Пришел черед мермилионов и секуратора выходить на арену. И они вышли! И показали такой класс воинского искусства, что не только толпа дружно аплодировала ветеранам, но и сам цезарь, едва закончился бой, прислал понравившейся ему пятерке гладиаторов в казарму небольшой алмаз.

– Цезарь очень доволен Вами, – сказал молодой патриций в тунике, состоящий при цезаре как посыльный и лицо для особо важных поручений. – Цезарь велел передать, что если вы и на карнавальных игрищах выступите так же хорошо, как и сегодня, то для Вас у него будет весьма заманчивое предложение…

Посланец удалился с важным лицом, так и не разъяснив друзьям – какое же предложение для них есть у цезаря. Впрочем, гладиаторы и не очень настаивали, им было попросту не до пустых разговоров: один из их товарищей, мамрмалеон со странным именем Глайд, получил в бою очень серьезное ранение: меч другого гладиатора попал ему в грудь. Конечно, само ранение не помешало Глайду одержать победу и убить поверженного врага. Он даже самостоятельно покинул пределы арены, улыбаясь и приветственно улыбаясь зрителям. Вот только, едва выйдя за пределы Колизея, воин рухнул на землю. Товарищи едва успели подхватить его и унести в лазарет.

Уже знакомый им хмурый лекарь осмотрел раненого, промыл рану, смазал ее какой-то на редкость вонючей мазью и наложил повязку.

– Ничего, жить будет, – буркнул уже знакомую фразу врач. – Только вот встанет на ноги он не раньше чем через восемь недель…

– Ты что? Какие восемь недель? – взревел взбешенный фракиец. – Он же не сможет же тогда принять участие в карнавальном сражении!!! Он мечтал об этом всю жизнь!!! Его свобода…

Лекарь хмуро пожал плечами, все так же, не боясь гнева огромного гладиатора.

– Ничем не могу помочь…

– Да ты…

– Да погоди ты, Карл, – остановил распоясавшегося товарища Гилдор. Тот хотел, было, наброситься на товарища, но, увидев его хитрый взгляд, с удивлением замолчал. – Скажите, уважаемый, – вкрадчиво проговорил Гилдор, – а помощь богов может вылечить нашего товарища до карнавального боя?

-Ну, ты и сказанул! – хохотнул лекарь. – Они могут даже мертвого с могилы поднять! Только обращение к богам сил отнимает много, да и стоит недешево…

– Говорят, что на такое способны только священники, на которых снизошла благодать Юпитера. И еще говорят, что вседержитель небесный оказал вам свою благосклонность. Это правда?

Лекарь молчал, словно не слышал довольно неуклюжего намека гладиатора. Гилдор, словно поняв ход мыслей собеседника, взял того за крепкую мозолистую руку и высыпал ему в ладонь с десяток золотых и серебряных динариев – все деньги, которые ему удалось собрать за долгие годы рабства.

– Ну…, – нерешительно пробормотал врач. – Я бы мог попробовать, но вот результат…

– Нам нужен гарантированный результат, эскулап,  – рявкнул мурмиллон, и врач почувствовал в ладони еще один мешочек, поувесистей первого. – И немедленно…

– Ну, раз вы настаиваете…

Лекарь подошел к раненому, наклонился над ним и простер руки. Минуту он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Слабое зеленоватое сияние, окутывавшее его руки, разгоралось сильнее и сильнее, пока наконец-то, странный свет не окутал его полностью, а затем перекинулся и на раненого воина. Несколько минут сияние колыхалось, лекарь и раненный мерно содрогались в такт дыхания. Затем сияние погасло и лекарь устало сел на услужливо поставленный кем-то стул. Тут же чья-то рука поднесла ему кубок с вином.

– Спасибо, – еле выдохнул врач, принимая вино.

Одним махом он выпил угощение и немного посидел, восстанавливая силы. Гладиаторы не решались прервать мысли врача.

– К утру он очнется, – заговорил, наконец-то, врач, – а к вечеру будет полностью здоров… Только поите его побольше настойкой мяты…

Врач встал.

– Пойду я…

– Я провожу Вас, – предложил Гилдор. – Куда же вы один в таком состоянии?

– Благодарю…

Гилдор и врач вышли.  Вскоре он вернулся и всю ночь товарищи дежурили у постели раненого товарища.

* – в Риме ночь считалась от захода солнца, день – от восхода. Два часа дня соответствует восьми часам утра.

** – два часа дня в нашем счислении.

*** – здесь указана реальная вместимость древнеримского Колизея, действительно вмещавшего 50000 зрителей и бывшего крупнейшим сооружением античности для всех видов игрищ (спортивных, в том числе).

ГЛАВА 4.

Групповое побоище на гладиаторской арене мало чем отличается от сражения двух армий на поле боя.

Два центральных полка вражеских отрядов стоят друг напротив друга в ожидании команды к бою. В преддверии сражения, солдаты вражеских армий осыпают друг друга оскорблениями, стараются перещеголять в неприличных жестах. Когда накал страстей достигает апогея, от каждой из армий отделяются несколько конных бойцов, которым суждено заварить кровавую кашу битвы. Бойцы-зачинщики выходят на центр поля, дабы сойтись в рукопашной, ибо по давнему поверью, той армии, чей боец победит в этом поединке, будет дарована победа и в бою в целом. Именно поэтому, от каждой из армий, выставляются самые лучшие бойцы. Даже не просто лучшие, а лучшие из лучших.

Бойцы-зачинщики не оскорбляют друг друга. Зачем нужны слова, если все может сказать оружие? Если ты действительно воин – докажи это на практике, вытащи меч, сожми покрепче в руке копье и сойдись в открытом бою с таким же как и ты. Бой все рассудит – кто ты. Как и решит – кому сегодня праздновать победу, а кому лучше отступить. Порою, даже армия, чей передовой боец, проиграл этот поединок, отступала, не принимая боя. Зачем гневить богов, если они и так уже высказали свою волю? Но, бывает и по-другому.

Иногда, долгий бой между зачинщиками боя не может выявить победителя. Тут уж не важна причина – то ли силы равны, то ли оба бойца пали в бою, то ли один из бойцов воспользовался запрещенным приемом – важен результат. И, тогда, начинается кровавая сейчас: армии сходятся в жестокой рукопашной. Скрипят натягиваемые тетивы луков, свистят стрелы, звенит сталь скрещиваемых мечей, падают со стоном убитые. В этой жестокой сече две армии смешиваются так, что иногда невозможно определить, кто свой, а кто чужой. Да это и неважно, тут действует принцип: убивай всех, боги узнают своих, направив твою руку против настоящего врага, а не против друга. Впрочем, ветераны, прошедшие не один десяток схваток, в любом бою быстро ориентируются, отделяя своих от чужих. По доспехам, по значкам, отборным нецензурным выражениям, которые наиболее характерны для каждой отдельной местности, по знакомым лицам, выглядывающим из под открытого забрала шлема. Новичок тоже быстро научиться этому. Если, конечно, переживет эту схватку.

Вот и турнирное сражение в канун карнавального праздника Плебейских игр мало чем отличается от подобной битвы. Те же две армии, два командующих, выбираемых из числа наиболее уважаемых и авторитетных гладиаторов, та же тактика: стенка на стенку. Разница только в числе: сто человека на арене против ста тысяч на поле боя. Даже резерв здесь есть и удар из засады толковые гладиаторы могут применить. И начинается бой также: конные воины в кожаных доспехах, с копьями на перевес, тяжелые смертоносные колесницы с прикрепленными по бокам огромными косами, в прямом значении выкашивающие на поле боя попавших в зону их действия неосторожных, несутся друг к другу.

Фракиец и оба мурмиллиона стояли в первом ряду гладиаторов. За ними расположились другие гладиаторы: лучники, ретарии, метатели дротиков, те, кто привык действовать издалека. Гилдор, с неизменной сетью и трезубцем, тоже был тут. По самым флангам расположились колесницы, а чуть дальше – конники. Напротив также расположилась гладиаторы противников, только цвет доспехов и туник у них был немного другой: коричневый. Настроены противники были решительно, сегодняшний бой обещал собрать щедрую дань смертью.

Но гладиаторы не думали о смерти. Прикрыв глаза ладонями рук от ослепляющих лучей жаркого солнца, прищурившись под узкими прорезями бронзовых шлемов. В центре четыре конника и четыре колесницы, стоявшие друг напротив друга, готовились вступить в бой.

Скрипнула в одном из проходов калитка, на сцену вышел уже знакомый нашим читателям распорядитель. Выйдя на центр арены, он повернулся к ложе цезаря. Несколько мгновений царила тишина, даже зрители на трибунах притихли. Дождавшись от цезаря условного сигнала, распорядитель повернулся к гладиаторам и громогласно объявил.

– Турнир Карнавала объявляется открытым! Сегодня на арене сразиться отряд Солнцепоклонников, они одеты в коричневые доспехи, – едва заметный пас рукой в сторону «коричневых», – и отряд Лесников, – еще один пас, теперь в сторону «зеленых». – Повелением богов и нашего мудрейшего Цезаря, победители в этом сражении получают свободу и денежный приз!

Зрители на трибунах взревели. Дождавшись, когда плебеи успокоятся, глашатай громогласно провозгласил:

– А теперь начнем! И пускай победит сильнейший!

Глашатай, дав команду начинать бой, едва успел отскочить в сторону: гладиаторы только этого и ждали. Стремительно набиравшие скорость колесницы и конники понеслись друг другу на встречу.

С треском столкнулись колесницы, конники ударили друг друга. «Зеленым доспехам» повезло больше: у них только один конник оказался выбит из седла. В строю же у «коричневых» осталась одна колесница. Но в опытных руках колесница – опасное оружие. Снова сталкиваются противники, над местом сражения поднимаются клубы пыли. Когда же, пыль оседает, перед гладиаторами предстает довольно таки неприятное зрелище: разбитые колесницы, изуродованные тела людей и коней, и лишь одинокий всадник в зеленых доспехах с трудом удерживающий ногах искалеченную лошадь. Дикий рев сотен глоток сотряс амфитеатр, перекрыв даже шум трибун. Размахивая оружием, две маленькие армии ринулись друг на друга.

Пятеро друзей-гладиаторов старались держаться рядом, помогая друг другу. Гилдор, оставшись без сети, орудовал за спиной фракийца и секуратора, доставая длинным трезубцем врагов из-за них. Мермуллионы образовали вокруг себя, своего рода, щит из мечей и не было среди «коричневых» таких, которые бы осмелились подойти к ним на расстояние удара. Словно непобедимая машина смерти, пятерка шла сквозь врагов, словно раскаленный нож сквозь масло, тесня противников. Постепенно, вокруг них стало формироваться ударное пехотное ядро, ставшее залогом успешных действий «зеленых».

Сформировав клин, впереди которого стояли гладиаторы с защитными доспехами, «зеленые» одним точным ударом раскололи надвое «коричневых», построившихся в «линию». Дальше, все решила техника: у «зеленых» было больше ветеранов, закаленных во множестве сражений. Рассредоточившись, «зеленые» преследовали растерявшихся противников, вступая в стычки с ними и без труда расправляясь с ними. Вскоре, с пехотой «коричневых» было покончено.

На другом конце арены, тем временем, ситуация складывалась не в пользу «зеленых»: конники и колесницы коричневых брали вверх над противниками. Фракиец, фактически принявший на себя командование пехотным отрядов «зеленых», не долго раздумывал: если конники «коричневых» одолеют их кавалерию, «зеленым» придется туго. Им попросту не выстоять против колесниц с их смертоносными жалами. Надо наносить удар на опережение, тогда у них есть шанс на победу с незначительными потерями, благо убитых и тяжелораненых у «зеленых» было немного.

– Клин! – заорал фракиец, обращаясь с грудившимся вокруг него гладиаторам. – Быстрее!!! Стройся в клин!!! Живее, если хотите жить!!!

Ветеранам не надо было повторять дважды: они поняли задумку своего командира. Быстро построившись в «свинью», подогнав пинками уцелевших в бою новичков, «зеленые» ударили в тыл «коричневым».

Исход сражения, зачастую, решает одна ошибка. «Коричневые» их допустили две: первая из них была – что, увлекшись атакой, они оставили в тылу недобитого врага. Второй – посчитали, то пехота не рискнет атаковать кавалерию, а особенно смертельно опасные колесницы. А «зеленые» решились и атаковали.

Прекрасно понимая, что основную угрозу для них представляют именно колесницы, пехотинцы ударили по ним. Треск ломаемых машин смерти перекрыл шум сражения, в считанные мгновения большинство из них оказались перевернутыми. Некоторых из бойцов врага похоронило навечно под колесницами, некоторые пали под ударами мечей, копий и трезубцев «зеленых». Двум колесницам удалось вырваться из окружения, но спастись и им не удалось: взвились в воздух дротики, поражая управляющих колесницами бойцов. Многие из них достигли цели и долго еще потом служители арены ловили обезумевших от страха и крови лошадей, что бы увести в конюшню.

Не избежали потерь и сами «зеленые»: четверо из них, оказавшись на пути колесниц были разрезаны пополам острыми как бритва косами. Среди погибших, оказался и один из мармиллионов пятерки друзей, не успевший убраться с пути колесницы и раздавленный копытами боевого жеребца. Товарищи погибшего бойца, разъяренные потерей друга, превратились в машины смерти, разя всех, кто оказался в переделах действия их мечей. Все кто оказывался на их пути, падали замертво, надежды на спасение у них не было.

Да «коричневые» и не искали ее, прекрасно понимая, что их ждет: врагов было больше, они окружены со всех сторон. Да и конник хорош в сражении против пешего один на один, когда же тебе противостоит три-четыре пеших бойца, шансы на победу ничтожны. К тому же, «коричневые» знали, что в случае поражения у них есть только два пути: либо снова ненавистное рабство, либо смерть. Рабами оставаться никому не хотелось, гладиаторы выбрали более почетную судьбу: смерть на поле боя.

Секуратор, шедший в первой линии атаки, атаковал зазевавшегося конника, ударив его в стык между доспехами. Конник зашатался и рухнул в пыль, секуратор едва успел выдернуть меч. Круто повернувшись, гладиатор прикрыл зазевавшегося Гилдора, ударив в щит неизвестно как уцелевшего в секуратора. Тот, не удержавшись на ногах, упал прямо под копыта гарцевавшего рядом гнедого жеребца. Дикий крик перекрыл мелодистое ржание лошади и стих.

– Спасибо! – закричал сквозь шум Гилдор.

Ответить секуратор не успел, один из немногих уцелевших кавалеристов «коричневых», нанес удар по гладиатору. Тяжелое копье отбросило секуратора в сторону, разбив щит напополам. Воин попытался подняться, ему даже удалось встать на колени, как получил новый удар копьем. Сознание гладиатора погасло и он не видел, как ударивший его конник сам был сражен ударом фракийца, как сдаются последние оставшиеся в живых гладиаторы «коричневых».

Очнулся воин от чьего-то прикосновения. С трудом открыв глаза, секуратор мутным взором обвел арену. Его взгляд остановился на трех оставшихся в живых товарищах.

– Мы победили? – едва слышно произнес он.

Сознание мутилось, воин чувствовал, что умирает, но он улыбнулся, услышав сквозь звон в ушах голос глашатая:

– Победителями объявляются отряд Лесников!

– Спасибо…, – тихо произнес воин, не обращаясь ни к кому конкретно. – Как хорошо умирать свободным…

В груди гладиатора что-то заклокотало, могучее тело выгнуло дугой, кровь хлынула изо рта. В руках Гилдора сверкнул кинжал, сверкнуло в лучах солнца вороненая сталь, лезвие пробило сердце секуратора. Гладиатор дернулся в последний раз и затих.

– Покойся с миром! – поклонились погибшему другу товарищи. Повернувшись к лежащим на песке погибшим гладиаторам, трое гладиаторов трижды поклонились низким поклоном павшим на поле боя. – Покойтесь с миром! Пусть земля будет вам пухом…

– Покойтесь с миром! – стройный гомон голосов пронесся над ареной и не делали люди, еще недавно убивавшие друг друга ради призрачной свободы, разницы между своим и врагом.

Недавние враги помогали друг другу, помогая раненным покидать поле сражения, те, кто мог твердо стоять на ногах, уносили погибших, что бы можно было похоронить их на кладбище. Арена встретила покидавших поле боя гладиаторов молча, даже из цезарской ложи не раздалось не единого звука.

ЭПИЛОГ.

Трое мужчин, одетых в полупрозрачные туники, сидели за столиком в небольшой таверны. Пустые глиняные кружки из под пива занимали почти весь стол. Сегодня, воины – а то, что сидевшие за крепким дубовым столом люди привыкли держать в руках оружие, было понятно каждому, кто немало повидал на свете, – впервые за много лет позволили себе расслабиться. Долгие годы нечеловеческих условий существования, постоянно ходя по краю, по лезвию ножа, они стали жесткими и жестокими, забыв о том, что когда-то были людьми. Теперь же, получив то, ради чего они прошли немало испытаний, теряли в боях товарищей, получали раны и убивали сами, получило, наконец-то, свое материальное воплощение.

Неделю назад, когда израненные и усталые до последней степени гладиаторы, покинули арену, колесо интриги, человеческой подлости и двуличия начало набирать свои обороты. Едва солнце зашло, как среди гладиаторов поползли упорные слухи, что цезарь не собирается даровать свободу победителям. Причины назывались самые разные, но все скороходы, прибывавшие из столицы в гладиаторскую школу с какими-то вестями, делали страшные глаза и, надувая щеки, рассказывали, что цезарь, едва вернувшись во дворец, рвал и метал, пребывая в страшном гневе. Причину этого гнева не знал никто, да и гладиаторы не старались узнать ее: у них были заботы поважнее. Многие из них были серьезно ранены, у лекарей и снабженцев хватало работы, подобные слухи возникали каждый раз после Плебейских игр, поэтому поначалу на них никто не обратил внимания. Ситуация изменилась на следующий после карнавала день, когда из дворца прибыл гонец с письмом от цезаря.

В полдень, на главной площади гладиаторской площади был зачитан цесарский приказ: никакой свободы ни одному гладиатору. Ни единому, кто выжил после карнавального побоища. Цезарь признавал заслуги гладиаторов, но в жесткой форме указывал:

«Рабы – собственность государства и государство в моем лице не может так просто разбрасываться столь ценными кадрами. Гладиаторы, отныне и навсегда, лишены права поучить свободу. Те из них, которые получили увечья, или по возрасту не в состоянии более сражаться, будут проданы либо останутся на содержании в гладиаторских школах, где за содержание и некоторое денежное вознаграждение будут учить новых рабов воинскому искусству».

Люди, близкие к цезарю, утверждали, что государь накануне поставил на «коричневых» немалую сумму и, разумеется, проиграл. Так это было или не так, цесарский приказ был довольно недвусмысленным. Среди гладиаторов начался ропот, оставшиеся в живых, схватились со стражей, даже раненные взялись за оружие. Ярость и натиск гладиаторов был настолько велик, что части из них удалось вырваться на улицу.

В городе началась паника, часть крупных торговцев, живших за счет поставок рабов для гладиаторской школы и их снабжения, обеспокоенные, что сложившаяся ситуация сильно ударит по их прибылям, в резкой форме потребовали от цезаря даровать свободу победителям. В качестве подтверждения серьезности своих намерений, торговцы прекратили отчисления налогов в казну и направили на поддержку к бунтовщикам отряды своих охранников. Большая часть мелких ремесленников, крестьян и плебеев, падких до грабежей и насилия, тоже поддержали гладиаторов. Даже некоторые из патрициев, возмущенные поведением цесаря, возмутились и заявили, что такое поведение не пристало гражданину Рима, а некоторые из них даже приготовились присоединится к восставшим.

И цезарь, напуганный возможностью повторения восстания Золотой сотни*, пошел на по пятую. Вечером того же дня был зачитан противоположный утреннему указ: всем гладиаторам, в том числе и проигравшем, даровалась свобода и вдвое увеличивались премиальные. Длительные переговоры и щедрые дары сделали свое дело: бунт стих, так толком и не начавшись.

Через два дня, в школу начали прибывать гонцы с грамотами. Получив свободу и деньги, гладиаторы принялись покидать школу. Через неделю после карнавальной ночи в гладиаторской казарме осталось лишь несколько бойцов. Трое бойцов, сидевших за столом трактира, были в числе немногих оставшихся, кто еще не получил желанную свободу. И они молча сидели за столом, впервые расслабляясь и ожидая свободы.

Солнце, достигнув зенита, начало склоняться к вечеру, когда дверь в таверну открылась и в залу ввалился надсмотрщик. Заметив друзей, он направился к ним.

– Пива будешь? – спросил его фракиец.

– Египетское? – покривился мужчина.

– Не-а, – ответил Гилдор. – Бритский темный эль.

– Дрянь он, а не эль, – снова скривился надсмотрщик. – Ладно, давай!

Гилдор налил в подставленную кружку пиво, стражник схватил ее и залпом выпил.

– Ух, – сказал, смахивая с усов пиво, надсмотрщик. – Ну и пекло на улице… Как в аду…

– Ну, ты же не обсуждать погоду сюда пришел, – невежливо перебил его фракиец. – С чем пожаловал? Что там с нами?

– Да все нормально с вами…

Надсмотрщик полез под кожаную кольчугу и достал из под нее три свернутые в трубочку бумаги.

– Вот… Ваши освободительные грамоты… А вот деньги…

Рядом с бумагами шлепнулись три мешочком с десятком серебряных монет крупного достоинства в каждом.

– Вы вольны идти куда вам будет угодно, – продолжил надсмотрщик. – В течении суток вы обязаны покинуть территорию школу…

– Не боись, – ответил фракиец, закончив рассматривание грамот и убедившись, что они подлинные. – Мы и сами не хотим тут долго задерживаться…

Надсмотрщик встал, поднялись из-за стола и гладиаторы.

– Удачи вам, ребята…

Скупая слеза покатилась по лицу надсмотрщика, он обнял гладиаторов, пожал им руки и отстранился.

– Не забывайте нас…

Резко повернувшись, он стремительным шагом покинул таверну.

– Идемте, – сказал фракиец, проводив взглядом надсмотрщика.

Через двадцать минут центральные ворота арены открылись и три крепких мужчины вышли на главную улицу Рима. У ворот их гладиаторской арены их встретила девушка в золотистом одеянии весталки**. Глаза девушки радостно сияли, она бросилась на шею мужчине.

– Милый…

– Черт тебя дери! – заревел фракиец. – Так вот оно что!!! Гилдор! Я думал, что я тебя знаю, а ты вон оно что учудил! Кажись, мы на свадьбе скоро погуляем!

Четверка дружно засмеялась и направилась прочь от страшного места, где большинство их товарищей нашли смерть. Впереди их ждала свобода.

Тем временем надсмотрщик поднялся в свою комнату и выглянул в окно. Он успел как раз вовремя: трое гладиаторов и девушка уходили прочь от арены по узким улицам Рима.

«Какое время, – с легкой завистью думал охранник. – Им еще есть за что бороться, к чему стремиться. Они молоды, их кровь полна сил и энергии, их народ многого добьется и достигнет больших высот.

Жаль, что мой народ утратил сейчас этот огонь в крови. Мы забыли, что такое бороться и ради чего бороться. Мы вырождаемся. Мы плывем по течению, апатия овладевает всеми нами. Мы словно старики, бурчим о прошлом, вспоминая былое. А ведь былое…»

Тут надсмотрщик искренне улыбнулся.

«А, что? Это ведь идея! Будущее может многому поучиться у прошлого! Как жить! Как бороться! Как идти до конца, даже если на другом конце меча тебя ждет смерть! Надо будет поставить перед Советом вопрос о том, что нашу молодежь, сразу после окончания школы и получения базового образования, посылать мир начала времен… В Рим, Карфаген, Грецию, Крит, Египет, Вавилон. И не куда-нибудь, а сразу или в армию, или гладиаторами. На лет пять! Пускай увидят, что такое настоящая жизнь, настоящая борьба. Конечно, большинство из них погибнут, но вернувшиеся… Вернувшиеся будут настоящими бойцами. Бойцами, у которых в крови будет гореть огонь и которые, возможно, смогут спасти наш мир от скатывания в пропасть».

По-прежнему улыбаясь, надсмотрщик посмотрел на улицу, но знакомых уже не увидел: гладиаторы скрылись за поворотом.

– Удачи вам, ребята, – прошептал он. – Спасибо, что научили меня бороться… Надеюсь, мы встретимся с вами. Лично я или наши потомки….

Отойдя от окна, он подошел к стене и нажал на незаметный рычажок. Яркий свет ударил ему в лицо.

– Центр, я Сенатор, – сказал он. – Ответьте…

– Сенатор, я Центр, – раздался молодой женский голос, казалось, прямо из стены. – Что у тебя? Нужна помощь?

– Нет, все в порядке. Миссия закончена, забирайте меня отсюда.

Он закрыл глаза, яркая вспышка из стены осветила его, а когда свет погас, в комнате уже никого не было.

* – восстание Золотой Сотни – речь идет о восстании Спартака. Разумеется, само это восстание никто так не называл ни в самом Риме, ни в позднейшей истории, просто автор здесь воспользовался легендой, согласно которой восстание Спартака подняли около 70 гладиаторов, после того, как им, в обход данного ранее обещания не даровали свободу.

** – Весталки – жрицы богини Весты. Сохраняли девственность в течение всего служения, длившегося 30 лет, но могли быть освобождены от служения за выкуп. Также, по обычаям, жрицам запрещен вход на территорию гладиаторской школы.