Паланга, Литва-1990г.

Пассажиры ночного автобуса Вильнюс-Паланга досыпали последние минуты, и они были самые сладкие, как рахат-лукум, как щербет.

-Жень, закрой уже рот, храпишь на весь автобус и че ты, там языком причмокиваешь, будто казинак сосешь. Вставай-вставай, приехали Паланга,- услышал я голос Вовки. Он стоял, и разминал руками ноги. Вставать с теплого насиженного теплого места не хотелось. Ноги за пять часов езды в автобусе затекли и стали ватными, руками я стал их разминать. Во рту пересохло. В автобусе, который был битком набит пассажирами, стояла духота. Размяв ноги, я хотел потянуться руками вверх, выгнуть спинку, как кошечка, и ненароком чуть не дал в «пятак» мужику, который сидел за мной. Я все же потянулся, и у меня даже где-то хрустнуло под лопаткой, издав в таких случаях характерный звук:

-У, ух. Приехали уже, да? Так быстро?- я схватил свою котомку, и мы с Вовкой пошли к выходу из автобуса. На литовской земле в нос ударил меня, не литовец, что встречал свою жену, правда, у него и причин то для этого не было, если не считать, что я для него русский. А ударил меня в лицо свежий морской ветер.

-Значит море где-то рядом,- подумал я, наслаждаясь утренней прохладой. И, вдохнув полной грудью свежего воздуха, я почувствовал, что оживаю после автобусной спячки. Еще эти крики, нет, уже не Вовки, а чаек, что приветствовали нас на литовской земле, и вовсе вернули меня к полноценной жизни. Захотелось тоже кричать, как они, но больше – пить  и есть.

-Вова, позавтракать бы и кофейку испить,- прокричал я, как чайка –«Киифу – Кьяафу»

Литовец зыркнул на меня не весело и подумал: «Ну, и какой шальной ветер занес этого русского баклана к нам в Литву?»- и, взяв чемоданы жены, пошел прочь от автобуса. Я посмотрел ему вслед и тоже подумал: «Ну, скоро вы отделитесь от СССР и попутного вам соленого ветра»

Коньяк в графине — цвета янтаря,
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.

Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.

Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пестрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут
почти как гальванические мины.

К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поет апостол рачьего стиха
в своем невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.

Страна, эпоха — плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают ‘три’,
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костела. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.

И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.

Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредет, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвется здесь,
то по-литовски писанный некролог

Не превзойдет наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдет, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.

Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично — как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.

(Иосиф Бродский — В Паланге)

-Последнюю строчку, я бы изменил, если позволит великий маэстро.

-Валяй, Женька. Позволяю для твоего рассказа.

-И молча пропускать через себя, литовских баб – нудисток.

-Не, Жень, оставь, как у меня есть, мне пошлости не надо.

«Вовка, как и я…»

Вовка – мой друг и напарник по командировке в Клайпеду. Он, как и я, капитан милиции. И должности у нас пока с ним одинаковые – старший оперуполномоченный ОБХСС МВД УР. Помните роман Юлиана Семенова «ТАСС уполномочен заявить», так вот это не про нас. У него действие романа происходит в конце 70-х годов в Москве и в вымышленных государствах Африки — Нагонии, а у нас действие будет происходить в Литве, которая еще пока входит в состав СССР. И мы уполномочены заявить, что будем раскрывать преступление в сфере хищение соцсобственности в крупных размерах. Мы оба по первой специальности технари: он закончил Московский автодорожный институт, а я – МВТУ им.Баумана, и раньше оба работали на ПО «Ижмаш», он конструирован автомобили, а я – оружие. Вот и все в чем мы схожи.

Вовка сухопарый симпатяга в возрасте Иисуса Христа, я на три года помоложе. А еще он чем-то похож на Бильмандо. Я все думал, а чем? А когда посмотрел фильм «Великолепный», понял, что Вовка похож на Жан-Поля своей улыбкой. Его улыбка – это не только обаяние, это позитивный настрой, который заряжает окружающих, и его улыбка всегда игра ему на руку.

Его жена Антонина не такая красотка, как он, выглядела крупнее его, имела крутой нрав, и я даже побаивался ее. Она бывшая конькобежка, имела такие крепкие ноги, что могла одной «ляхой» подмять нас вместе с Вовкой. Она постоянно ревновала Вовку к любой юбке, и хотела, чтобы он поменьше шастал по командировкам, а подольше сидел у ней «под подолом» Вот и в этот раз она пришла к нему на работу перед его командировкой в Клайпеду, и учинила у него в кабинете «разнос» Нет, она не дала ему «раз в нос», а хотела. И тогда бы он поехал в командировку со сломанным носом. Поэтому она произвела ему «вынос мозга», беспочвенно обозвав его бабником. Согласитесь это менее болезненно, но я бы сказал – бесполезно, таким способом учить Вовку, который прошел по кабинету два шага вперед, шаг в лево, сделал такую дикую улыбку, как у Бильмандо, что мне даже стало страшно. Ну, думаю, Антонина счас к тебе придет и Билль и Мандо сразу. Так, что лучше беги Тоня. Она опять себя накрутила, будто в командировке он, якобы, ей изменит, а потом и вовсе бросит ее. Вовка насилу вытолкал ее из кабинета всю в соплях и слезах. Настроение у него было испорчено, и как говориться вечером он уйдет в «бутылку», где будет бродить, пока не заблудится в градусах, вернее не забудется крепким сном. А утром Тоня, как всегда, чмокнет его в ухо, он растает, как мартовский снег и в нем проснется инстинкт мартовского кота, произойдет примирение прямо в постели и он с чистой совестью укатит в командировку, подальше от жены неврастенички, поближе к морю пусть и к холодному Балтийскому. Единственное, что плохо – он будет скучать по детям, а их у него двое – мальчик и девочка. Главное, что перед следующей командировкой, все это повторится снова, и я это точно знаю.

-Вова, когда так много позади
всего, в особенности – горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря,- сказал я ему, и по братски обнял. Вру, это написал Бродский, но в тему.

-Ну, Жень, хватит уже. Все про меня да, про меня. Расскажи хоть о себе, что ты за фрукт такой?

-О себе, – подумал я. И начал:

-А кто я есть? Простой удмуртский опер,

Таких в стране хоть пруд – пруди.

Ко мне так просто не ходи.

А что я ем? А ем я осетрину,

Вот эту повседневную мента еду,
Её ловлю в своем пруду.

А что курю? Курю я сигареты,
Простые сигареты «Кент»

Их курит каждый почти мент.

А что я пью? Конечно же, коньяк,
Он называется «Камю»

Его я больше всех люблю.

-Ну, вот Вова, мы и заграницей.

«Советская заграница»

Литва – это небольшая страна, однако 600 лет назад она была одним из самых больших и мощных государств Европы. А Паланга в нем – небольшой городок, которому более 700 лет, и самое древнее, что сохранилось до наших дней это гора Бируте. По-сути, это песчаная дюна, высотой 200 метров. Она находится рядом с ботаническим садом и является сакральным местом для литовцев. Здесь находилось древнее языческое жертвенное место. По преданию на горе хранился огонь. Его стерегла Бируте – мать великого князя. Она всю свою жизнь жила в Паланге и выполняла сакральные функции служения богам. По легенде Великий князь литовский, сын Гедимина Кястутис увидел прекрасную вайделотку Бируте, полюбил её за ум и красоту, получил её согласие на брак, освободил от обета безбрачия своей властью, увез в Тракай и там, на большом пиру объявил своей женой. Бируте родила ему много детей, в том числе и великих князей Витаутаса и Жигимантаса.

Наш чешский красно – белый автобус «Икарус» в Палангу прибыл рано, около шести утра. Водитель крепкий литовец открыл багажное отделение, и, стоя в сторонке, курил «Золотое руно», запах которого я сразу почувствовал, и он был для меня приятен. У багажного отделения копошились пассажиры, кто-то неистово зевал, поеживаясь от утренней прохлады, кто-то поправлял на голове всклокоченные волосы, и всем было некомфортно, хотелось умыться, привести себя в порядок, выпить чашечку кофе, тем, не менее, все были рады, что, наконец, то доехали до знаменитого литовского курорта. Дальше – у каждого свой путь и свои планы.

-Вова, у нас какой план в этом городе?- спросил я, хотя ответ уже знал.

-Да, никакого. Сходим на море, посмотрим городок, раз сюда забрели, и поедем в Клайпеду,- ответил он, закидываю на плечо красную дорожную сумку с белой надписью «СССР», а вверху был изображен «Серп и Молот». Эта сумка, как бельмо бросалась в глаза, а здесь в Литве вообще будет, как красная тряпка для быка. Да, этот вопрос мы не продумали. Водитель автобуса-литовец, увидев эту сумку, скривился в ухмылке, нервно растоптал свой окурок ногой, и от греха подальше, сел в автобус.

Мы отошли от автобуса, оглянулись вокруг. Улочки этого тихого курортного городка были еще пусты, и мы с Вовкой направились к берегу Балтийского моря, откуда опять подул ласковый ветерок, донося до нас утреннюю свежесть, которой так нам не хватало в душном «Икарусе». Настроение сразу поднялось на такую высоту, которую когда – то брал знаменитый Валерий Брумель, что захотелось даже сделать физзарядку. Мы с Вовкой пару раз присели, похрустели коленями, и легкой рысцой побежали к морю. Хотели понестись галопом, но побоялись, что перебудим всех курортников. Пусть спят, мы ведь не изверги, а простые удмуртские добрые опера. Мы вышли на центральную улицу Паланги, названную в честь литовского историка и фольклориста Йонаса Басанавичюса. Это был «местный Бродвей» и он привел нас к «юре», что по-литовски означает море. В каждом уважающем себя курорте должна быть набережная – и ее здесь нет! Ее роль играет пирс и его продолжение – улица Й.Басанавичуса.

«Море-море. Пляжи-пляжи. Дюны»

Бескрайние пляжи с песчаной полосой шириной до 50 метров Паланги поистине восхитительны и протянулись на 20 километров. А целебность здешнего климата неоспорима. А шум прибоя, крик чаек и шуршание покачивающихся на ветру высоких сосен, будто что-то шепчут тебе, передавая привет из прошлого, от тех, кто бывал тут задолго до тебя. А какие здесь дюны? Они ограничиваются с одной стороны хвойными насаждениями, а с другой – пляжем, и тянутся более чем на 20 километров вдоль морского побережья. Вот мы и на берегу моря. Солнце только еще всходит из-за горизонта и своими лучами играет с волнами, осыпая их серебром. От волн прыгают солнечные зайчики и слепят глаза.

-Вова, надо будет купить солнцезащитные очки, а то мы, как кроты вылезли из автобуса и не видим, какая красота вокруг нас,- нарушив молчание, сказал я.

-Откроют магазины, тогда и купим? Какая проблема то,- ответил педант – Вовка и сел прямо на песок, я уселся рядом. Так мы сидели молча, минут пять, любуюсь тихим морем. Я могу долго смотреть на море, оно, как и огонь завораживает человека. Чистый белый песок не успел еще накалиться. Так, что сидеть на нем нам было комфортно.

-Вова, говорят, что Паланга город янтаря. Может, пойдем, побродим вдоль берега, если повезет, янтарь найдем. Камень солнца, а в нем какая – нибудь муха…или,- начал, было я.

– Или таракан. Жень, сиди, чисти легкие от никотина. Я читал, что в янтаре из Мьянмы, раньше это была Бирма, ученые нашли двух древних тараканов возрастом около 99 миллионов лет. Так, что за янтарем успеем еще сходить.

-Вова, а как они туда попали и как их возраст определили?

-Обычно в янтаре находят мелких существ, которые жили вблизи деревьев. Возможно, что древняя смола стекала по корням в пещеру, где в нее и угодили тараканы. А возраст, наверное, от «фонаря»

-Вова, может, сейчас сходим, пока народу нет?

-Жень, что ты, как блоха, все тебе прыгать надо куда – то. В сон меня что – то клонит.

Похоже, что пляж был диким, так как ни лежаков, ни кабинок для переодевания и другой пляжной атрибутики, мы не увидели. Да и народу, кроме нас никого не было. Мы подумали, что еще рано, но ранние водно-воздушные процедуры самые полезные, когда солнце еще не проснулось совсем и не начало жарить со всей злостью. Сейчас оно доброе и только ласкает тело. Чистота на берегу была идеальная и берег, видимо, никогда не видел мусора. Это обстоятельство нас с Вовкой напрягло. Что-то здесь не так. Не вторглись ли мы на чью-то территорию, где нас не ждут, а может даже не хотят видеть. И тут началось. Краем глаза я увидел, что в нашу сторону, вдоль кромки воды бежит девушка. Бежит так красиво. Я пригляделся, ба, да она совсем голая, в чем мать родила. Я ткнул Вовку в бок, который тихонько, чтобы не привлекать моего внимания, кимарил.

-Ну, ты чего? Я всю ночь не спал в этом долбанном автобусе от твоего между прочем храпа?

-Да, ты посмотри на эту фифу, какой на ней прикид. Вовка посмотрел и мигом проснулся. Она пробежала в метрах десяти от нас и даже не взглянула в нашу сторону, как – будто это не мы, а два каких-то спящих муравья в куске янтаря застряли миллионы лет назад. Вовка хотел что-то ей вдогонку крикнуть, но пока он думал, что бы крикнуть, к нам уже приближалась целая парочка голых девиц, а за ними бежала голая женская разновозрастная группа.

«На нудистком пляже»

Пролетает Баба Яга мимо нудистского пляжа, удивляется. Спрашивает у девушки:
— Ты чего голая?
— Я не голая, — томно говорит та, — а в эротическом костюме. Баба Яга прилетела в свой лес, разделась и улеглась на крыше своей избушки. Прилетает к ней Кащей Бессмертный, удивляется:
— Ты чего, Баба Яга, голая?
— Я не голая, — говорит та, — а в эротическом костюме.
Кащей, скептически осмотрев ее, советует:
— Ты его сначала погладь хоть, что ли!

-Вова, куда мы попали?- спросил я, чувствуя, что по лицу пошли красные пятна, будто я выпил бутылку «Кагора» Эта группа уже махала нам своими ручками, но без всяких выкриков в наш адрес, особенно старались пышнотелые женщины бальзаковского возраста.

-Вова, надо делать отсюда ноги, пока во что-нибудь не вляпались,- говорю я ему.

-Куда?- спрашивает он. По нему видно, что его мысли чем – то  были заняты.

-Куда, куда? Хоть в музей янтаря!- скороговоркой ответил я ему. Вовка все же вспомнил, что хотел крикнуть им, и начал орать вдогонку:

«Вижу тело из прекрасного далека,
Тело в утренней в серебряной росе.
Вижу тело и манящая дорога,
Кружит голову, как в детстве карусель.

Прекрасное далеко,
Не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока,
В прекрасное далеко,
В прекрасное далеко
Я начинаю путь»

-Вова, какой путь? Наш путь, делать ноги отсюда и как можно побыстрее,- повторил я ему. Только мы встали, отряхнулись от песка, сзади подходит мужик- литовец и медленно так говорит, как – будто кота за хвост тащит:

-Ре-бя-та, за-че-м Ви тут сыди-те? Вам, что нравятся женские тела? Ну, думаем, сутенер какой-нибудь местный и начинаем заводиться:

-А ты собственно кто такой? Какое твое дело, любители чего мы? По репе, что ли давно не получал?

-Я тренер этой группы здоровья и сейчас у нас по графику пробежка у моря. Вы, наверное, впервые в Паланге и не знаете, что, если над пляжем поднят этот флаг, то вход на него временно воспрещен, – и показывает на флагшток, на который мы даже внимания не обратили. А если бы и обратили, то подумали, что болтается какая – то тряпка, ну и шут с ней. А мужик стоит и миролюбиво поучает нас:

-Ребята, идите лучше в парк скульптур, это недалеко от сюда, там полно обнаженных женщин, правда, они все каменные. Смотрите на них, сколько хотите, можете даже потрогать. А еще расскажу вам одну легенду. Жила царица морская Юрате в янтарном замке на дне Балтийского моря, не бедная, сразу видно. Имела поклонников от власти, бог Перкунас это наш местный Зевс благоволил красотке. Смелый браконьер Каститис стал рыбку в водах вокруг замка Юрате вылавливать, что было запрещено. А он кидал и кидал сети, а царевна Юрате разгневалась, поплыла посмотреть, кто ее ослушался. И влюбилась она в красавчика Каститиса! К себе завлекла в янтарный замок. Потеряли ребята счет дням и ночам. А Перкунас рассвирипел: разрушил замок, Каститис погиб, а Юрате, за то, что полюбила «земного», была наказана – цепями прикована к руинам замка. И до сих пор, когда она плачет о любимом, штормит море, а затем на берегу появляются осколки янтаря – её слёзы. Трогательная скульптура по мотивам этой легенды была установлена в Паланге в 1961 году напротив пирса. Сходите, посмотрите ее, ребята, не пожалеете. Да, и сам пирс, уходящий в море на 480 м буквой “Г” – один из символов Паланги.

Хамить тренеру больше не стали, и не хотелось. А они все бежали, оставляя следы на мокром песке, которые тут же смывала, набежавшая волна. А за ними бежал пес. Я лизнул свои пересохшие губы и почувствовал на них соль. В детстве я помню, читал рассказ «Соленый пес», я не мог понять почему, он соленый. Приеду домой перечитаю этот рассказ с сыном.

Как потом мы узнали с пляжами в Паланге полная неразбериха. Есть так называемый «Общий» пляж, он слева от пирса. Справа от пирса «Женский» пляж, где разного возраста голые тётки, по большей части толстые, и из-за этого мужчины называли «Женский» пляж лежбищем бегемотов. Но заходили на него и одинокие молодые красотки, чтобы позагорать целиком, не оставляя сметано – белых следов на теле от трусиков и бюстгальтеров. И был еще «Семейный» рядом с «Женским» и их ничто не разделяло – между ними было метров двадцать безлюдного песка. За «Общим» пляжем находился «Мужской», а дальше – «пляж нудистов», куда, видимо, мы с Вовкой и попали случайно. В сад каменных скульптур мы так и не попали, так как через полчаса уходил автобус на Клайпеду.

-Но мы сюда обязательно вернемся,- кричал Вовка из автобуса не знамо кому, а чайки ему в ответ: «Киифу – Кьяафу»

А через неделю, вернувшись домой из командировки, я читал сыну рассказ «Соленый пес».

«Капитан спустился по трапу с мостика и подождал боцмана, который поднимался с нижней палубы к нему навстречу.

– Оказывается, псёнка ребята достали, товарищ капитан, вон он гуляет,-неопределенно заметил боцман.

– Это я вижу, -сказал капитан.

– Это они замес то Клотика, -пояснил боцман. Клотик был прежний корабельный пёс, плававший на “Каме”, отличавшийся глупостью, легкомыслием и любовью к рассеянному образу жизни, за что и поплатился, отбившись от своих на берегу в далёком иноземном порту.

— Главное, не спёрли они его случайно где-нибудь?

– Ни в коем случае! -горячо заверил боцман.- На пустом берегу подобрали. Ребята говорят, по мелководью прогуливался, пузыри зубами ловил. Удивительное дело, солёной воды ни в коем случае не боится.

– Морской пёс?-улыбнулся капитан.

– Точно. Ребята его уже прозвали Солёный.

Так у него появилось имя: Солёный.