***
(В изголовье лежит том Есенина)
В изголовье лежит том Есенина.
Ты, ладонью накрыв его, спишь.
Я смотрю и в любви без сравнений,
Ведь любовь ты ни с чем не сравнишь…
Я смотрю, я тобой любуюсь.
Как тебя я сумел обрести?
Видно, Бог взял тебя такую
И забыл на моём пути.
Я так грешен, я сказочно грешен.
Но порой я молился Ему.
И тебя он отдал безутешно,
Зная, что я в грехах живу.
Нет, он также хранит, как зеницу,
Ангел бдит у окна и двери –
Я иду на неё молиться,
Боже, я исцеляюсь, смотри!
Я возьму книгу тихо-тихо,
Постараюсь не разбудить.
Да, Сергей, по грехам распиханная,
Душа может безумно любить.
Я смотрю и в любви без сравнений.
С кем тебя я смогу сравнить?
Также вот, как тебе без Есенина,
Не заснуть без тебя и не жить…
Ведь волос твоих чёрный колос
Мою душу, как поле, усыпал!
Знаешь, боль мне лечил её голос.
За неё тебе, Боже, спасибо…
***
(Взялись в тепло две руки)
Взялись в тепло две руки.
Мы стойки пред всеми обидами.
Кидается небо болидами
И вяжет из звёзд венки.
И мир так глубок и тонок.
Я буду держать её крепче.
Она, глядя в небо, прошепчет –
Смотри, оно, как ребёнок,
Не спит, над Землёй играясь.
И пряди волос её! Как вы жжёте
В её головы повороте
Безудержно разлетаясь.
И я, на земле тёплой сидя,
Лечу с ней к раскрашенным звёздам.
Оказывается, всё так просто,
А я таким неба не видел.
Не в ноль растёт месяц, а в шар.
Меж нами и небом равно.
И души в тепло одно
Связались, как тёплый шарф.
Они не потребуют больше.
А небу моря уже снятся.
Чтоб ночь та не стёрлась, я буду стараться
Держать её руку дольше.
Взялись в тепло две руки.
Им больше пока не надо,
Ведь первая стёрта преграда,
Как снегом стёрт берег реки.
***
– Вот, я взял для тебя ромашки.
Розы были слишком плохИ.
И ещё всякой вот чепухи
В свежем номере многотиражки.
– Ты голодный? – ты тихо спросишь.
Но учти, мои блюда плОхи.
– Я, наверное, буду лишь кофе.
– Что за дверью?
– За дверью осень.
– Странно, а я не заметила.
Боже, какая же я бессовестная…
Ну, какие сегодня новости
В этом пахнущем краской свете?
Ты укажешь мне на газету,
Хоть она для тебя безразлична.
– Знаешь, там всё, как обычно.
Кстати, есть про ушедшее лето…
– И что пишут?
– Что лето вернётся.
Надо просто его дождаться.
Так же жить, засыпать, просыпаться
И любить уже редкое солнце.
– Ах, ты мой самый милый лгун,
Ты поэтому взял ромашки,
Чтобы осени сделать поблажку?
– Нет, я просто тебя люблю…
– Как?
– Как лето, как жизнь, как природу,
Как вот этот осенний ветер…
Как лишь можно тебя…
– Я заметила…
И ромашки опустятся в воду.
2021г.
***
(Жар. Стакан поднёс ко рту)
Жар. Стакан поднесён ко рту.
Вроде, вечер с ним не опоздал.
Я как будто иду по льду,
А над ним ещё стынет вода.
Ветер жжёт, словно горло горчица.
Лёд в воде, как на коже пятна.
Невозможно уже провалиться,
Но упасть в эту сырь неприятно.
Берега вновь срастутся, ты верила.
Не нужны обходные пути.
Но теперь до другого берега
Мне не хочется вовсе идти.
Я стою в своих маленьких валенках.
Мне б сугробов, как дым из печи.
Мне вот в этих гниющих прогалинах
Неохота их очень мочить.
А вчера до моста по берегу
Я готов был сто вёрст бежать.
И обратно по жгучему вересу
К той ольхе, где условились ждать.
Пить хотелось и целоваться.
На воде облаков белых пятна.
На двоих нам глубоко за двадцать.
И плевать, что бежать обратно.
И о многом так некогда думать.
Закат в небе, как алый колос.
Что любили вот так бездумно,
В том ли был виноват наш возраст.
Я на месте сейчас стою.
Что же, лёд, ты в морозный час
Всё не стынешь. Подобен чутью,
Во всём возраст виновен сейчас.
Жар проходит. Стакан пустой.
Берег гасит берёз белых свечи.
Силуэт тьма стирает твой.
Ты темна, как ноябрьский вечер.
***
(Замело и закончилось небо)
Замело и закончилось небо.
И снежинки собрались в стаи
Комарами. И белая небыль
Время в стрелки часов верстает.
Коммунальщики снова спят.
И пройти и проехать трудно.
А ветра зло в окно твердят –
Как вам всем вот такое утро…
Жаль, от дел не придумано средство.
Как же нас зажевала система –
Нас так радовал снег этот в детстве,
А теперь он сплошная проблема.
На плите замолкает чайник.
Я забыл, что вновь в доме нет хлеба.
Взгляд скользнул на окно случайно
И найти в нём пытается небо.
Жернова сумасшедшей погоды.
Ну, давай же, крутись, кружись!
Этой дикой системой обглоданный,
Я люблю ещё дико жизнь.
Далеко так, что кажется мёртвым,
Небо, что всё росло между нами.
И окном, словно памятью, стёрто,
Но звенит белыми комарами.
Звон в ушах. Тусклый свет. Стена.
Смерть всегда выглядит происшествием.
Это смерть? Или всё тишина?
Или я проглядел сумасшествие…
***
(Катился неба океан)
Катился неба океан,
В волнах плыл сон, тонул покой.
Брёл берегом реки туман.
Я в кухне брёл пустой строкой.
Гуляли с кем-то музы эти,
Лечив наития психозы.
В моих строках вертелся ветер
И стыли синие берёзы.
Хоть что-то. Синие берёзы
Листву сорвали, словно маски.
И плюнув в смысл апофеозов,
Стал ветер с ними вдруг не ласков.
Октябрь возьмёт своё, смиримся.
Живому снова нужен крах.
И смысл в ничто вдруг обратился.
И ты никто в моих строках.
Я, кажется, любил всю вечность
Тебя и всё, что есть в тебе.
Но наготой лишь изувечен
Октябрь. И в моей судьбе
О чувстве том тупая память
Сложилась в замерший курган.
Меня ты можешь не оставить,
Но ты уже всегда нага,
Как этот алчущий октябрь,
Как ветер и берёзы эти.
И вот в окно хореем дряблым
Стучат и бьются музы-ведьмы.
Они вернулись. В петлю. В рифму.
И требуют тепла и красок.
Но поглядят… И вдруг затихнут…
Мы страшны без нелепых масок.
***
(Можешь просто глядеть с укоризной)
Можешь просто глядеть с укоризной,
Как глядишь ты, когда я нетрезвый –
Человеку в сегодняшней жизни
До чертей не хватает поэзии!
Можешь ты надо мной смеяться
И сказать, что я крышей поехал,
Но душа будет вечно нуждаться
В золотых вечерах Политеха.
Тех, где, словно не лист, а скрижали
В руке вынес поэт неизвестный.
Он читал, а кругом шептали –
Это кто? Тише, тише! Рождественский…
Он читал, и душа на части.
Сколько в ней глубины и оттенков!
Он читал не с листа, а со страсти.
Вечер миру открыл Вознесенского.
Сколько сказано здесь про печали,
Про любовь, про дожди и созвездия,
О, страна человеческой стали
И такой же прекрасной поэзии!
Время мчится ужаленным лихом.
Я хочу, чтоб вернувшись из прошлого,
Вечер летний вновь не был тихим
У подножия Маяковского.
Сколько в нём чистоты горизонта,
Стёртых граней вселенской адгезии.
Не молчи, страна тёплого солнца
И святой раскалённой поэзии!
Нынче в книгах хороших жажда.
Но они не молчат, слышишь эхо –
Жди, душа же должна дождаться
Бурь, завещанных Политехом.
***
(Нота тихо войдёт в строку)
Нота тихо войдёт в строку.
И задышит тетрадная сетка.
Знаки новую жизнь влекут,
Как созревшая яйцеклетка.
И узор перечеркнутых строк,
Как исход – нам всех муз было мало.
Танцевали и Глинка и Блок
По живым и не очень каналам.
Ты сидела, склонясь над роялем.
Я сжимал голову между рук.
А за окнами звёзды жевали
Ночь и блещущий Петербург.
С такой жадность, что казалось
Трещат звёзды галактикой всею.
Даже к ним просыпалась жалость.
И не ясно, кто был жаднее.
А мы жадно в слова вцепались
И в ряды чёрно-белых клавиш.
И глазами друг друга касались,
Будто ими ошибки исправишь.
Нота мёртво вопьётся в строку.
Да, ты гений. Я тоже гений.
Облака вновь рассвет волокут,
Словно жизнь в отошедшие тени.
Здесь под утро родились мы.
Много было и пота и ваты.
Мы, что порознь были немы.
Мы, что к полночи были зачаты.
***
(Обещаю. Клянусь. Забуду!)
Обещаю. Клянусь. Забуду!
Я лишусь и двух глаз и слуха.
И тебя излечить, как простуду,
Сможет с улицы рыжая шлюха.
Что вам? Виски? А мне портвейн…
Да она пахнет этим же маем!
Кто ты есть, коль с тобой мне больней?
Если пахнет так в корне любая?
Абсолютно… Обнял и салют!
С потолка мы менялись тайнами.
Я возвёл всё в тебе в абсолют
Необдуманно и нечаянно.
Всё случайно. Нашёлся бы случай.
Может стать ли чужая родной?
И насколько? Себя не мучай…
Ну, давай же ещё по одной…
Что-то ляжет в мастабу лунную.
До свидания! А в мозге мель –
Я смотрю на неё и думаю:
А с кем ты сейчас делишь постель…
***
(Я в это бессонье пришёл)
Я в это бессонье пришёл,
Я сон догоню свой с рассветом.
Но как же, мой друг, хорошо,
Когда тьма наполнена ветром.
И лип бьются трепетно листья,
Щебечут и прочь не летят.
И где-то над тьмой той повисло
Беззвучное платье дождя.
И дождь будет лёгким и тихим.
Сотрёт пыль и звук, но не тьму.
И вышпарит ночь облепихой
И сотней цветов на лугу.
Во тьме ничего не видно.
Лишь слышно, как бьётся дождь.
Как сердце. Как шаг. Как азиды.
Как павшая с лацкана брошь.
До сна ли, мой друг, до сна ли,
Когда дождь в тоску эту впишется…
Когда ты совсем номинален…
Когда так легко ночью дышится…
Пульс – Морзе: всё точки, курсивы.
И дО неба только верста.
Ведь я и не знал, как красива
Бывает в дожде темнота.
Я сон догоню свой с рассветом.
А коль не усну, так что ж…
Дышу в эту тьму, а ответом
Дождь-дождь, дождь-дождь, дождь-дождь…