1.
Старая тощая корова с выпирающими ребрами не знала, что она старая, и продолжала щипать траву так, будто не понимала, что молодым коровам трава нужнее. Такой вывод сделал Петенька после разговора со старой тощей коровой, который состоялся одним ясным июльским вечером в деревне Верхотурье, что в переводе с местного наречия обозначает «двести метров над уровнем моря».
– Что ты делаешь? – подходя поближе, спросил Петенька.
– Пасусь, – с набитым ртом отвечала старая тощая корова.
– Зачем?
– Чтобы дать молоко, конечно! Чтобы люди его пили.
– А много молока ты даешь?
– Нет, совсем нет…
– А почему?
Старая тощая корова, видимо, не знала ответа на этот вопрос и сказала:
– Вот лет пять назад доилась я лучше всех.
В этот момент, наклонившись за очередной порцией жвачки, старая тощая корова погрузилась в воспоминания о былом. Невидящие глаза ее, взгляд которых на самом деле был обращен вовнутрь, оказались как раз на уровне Петенькиного лица, так что ему казалось, что вот-вот она вместо клевера щипнет его самого.
– А мне тоже надо пастись? – спросил он.
– Конечно, – лениво моргнув и как ни в чем не бывало продолжив свое нехитрое занятие, ответила старая тощая корова. – Если ты даешь молоко. Ты ведь даешь молоко?
Петенька задумался: если бы он давал молоко, он бы наверняка знал об этом.
– Если нет, то и пастись не стоит, – тоном, достойным лучшего применения, заявила старая тощая корова.
Клонившееся к закату солнце тянулось последними лучами из-за черных треугольников елок к земле и полосовало траву на склоне на ярко-зеленую и почти черную. Ярко-зеленая полоса тянулась от угла дома вниз по склону. Прямо в ней, вытянув передние копыта, с комфортом расположилась огромная свинья.
– Что ты делаешь? – спросил ее Петенька, стараясь держаться подальше от копыт.
– Лежу, – откуда-то с другой стороны туши ответила огромная свинья.
– Зачем?
– Чтобы стать больше и вкуснее.
Вкуснее? Петенька в недоумении лизнул свою переднюю лапу: по вкусу она напоминала землю, а еще оставила неприятные волоски у него во рту.
– Я тоже должен лежать, чтобы стать больше и вкуснее?
Со странным звуком, больше всего похожим на скрип двери, огромная свинья перевалилась на другой бок, подняв тучу пыли, и оглядела Петеньку.
– А тебя собираются есть?
– Не знаю, – честно ответил Петенька.
– Узнай! Можешь спросить у пушистого кота – он все знает.
– Так уж прямо и все, – передразнил огромную свинью пушистый кот, высовываясь из окна. – А вот и не все. Например, я не знаю, все ли я знаю. Не знаю и знать не хочу!
Кивком головы пушистый кот указал Петеньке на дверь, мол, заходи. В доме оказалось неприбрано; из дальней комнаты слышались крики на два голоса и изредка – резкий звон чего-то разбивающегося вдребезги. То и дело отряхивая лапы от пыли, пушистый кот подобрался к гостю.
– Давай, спроси меня, что я делаю, – промурлыкал он, глядя Петеньке прямо в глаза.
Глаза пушистого кота были такого же цвета, как трава, обильно политая лучами солнца: ярко-зеленые, блестящие.
– Что ты делаешь? – послушно спросил Петенька.
– Я мирю своих хозяев! – в соседней комнате снова задребезжало. – Все это время они вместе только благодаря мне!
– Как ты это делаешь?
– По-разному: когда – задеру курицу и притащу ее к крыльцу, чтобы они посмотрели; когда – мертвым прикинусь, чтобы они испугались…
– Я тоже должен пугать твоих хозяев, чтобы они мирились?
– Нет, разумеется, нет! – возмутился пушистый кот и, бросив разочарованный взгляд на Петеньку, направился обратно к окну. – Найди своих хозяев.
– Это замечательная идея! – оживился Петенька. – Спасибо, пушистый кот!
Но пушистый кот уже и думать забыл о госте, с интересом наблюдая за маленькой птичкой через окно. За стенкой послышалось «ах так?!» и приближающиеся тяжелые, нервные шаги.
Петенька покинул дом хозяев кота и только теперь осознал, что не знает, где искать других. Он принялся рассуждать: что он знает о хозяевах? Как правило, они живут в домах и имеют животных. Но животные редко находятся в одном месте с хозяевами – по крайней мере, до захода солнца. Значит, ориентиром остается наличие дома.
Наобум Петенька направился в соседний дом с дружелюбно приоткрытой дверью. Тот оказался полной противоположностью первому: чистый и темный – благодаря удачно расположенным окнам, ни единого лучика света не попадало в эту мрачную пещеру. Комната, в которой оказался Петенька, выглядела нежилой: все предметы как будто вечно лежали на своих местах, не зная человеческого прикосновения.
Петенька прошел в дальнюю комнату. Там, на посеревших от влаги простынях, лежал человек. Очевидно, он беспокойно спал, то и дело подергивая то коленом, то пальцами рук, то щекой. Увидев Петеньку, человек попытался улыбнуться, но получалась у него только гримаса боли.
– Пришел? Какой молодец! – сказал человек.
Петеньке казалось, что его приняли за кого-то другого, но говорить по-человечески он не умел, а потому исправить спавшего (или нет?) человека Петеньке не представлялось возможным.
– Иди сюда! – человек похлопал ладонью по подушке рядом со своей головой. – Ложись!
У Петеньки был отменный слух, но он никогда не слышал, чтобы люди пускали животных в свою кровать при первом же знакомстве. Тем не менее, он забрался на одеяло и устроился у человека в ногах.
– Знаешь, – начал тот, – У меня вот тоже когда-то все было: и жена, и дети, и братья-сестры, и мама с папой. Есть у тебя мама с папой?
Петенька не мог ответить, да человеку, по-видимому, это и не было нужно.
– Конечно, есть! У каждой твари есть родители. Ничего просто так не берется. И у меня были – самые замечательные родители на свете, – на этом месте человек дергано зевнул и закрыл глаза. – Но не ценил я их, глупый был, не знал, что мне надо делать, что я должен делать, и я потерял их. И их, и всех остальных.
Петенька увидел, как капелька воды путешествует из уголка глаза человека на подушку.
– Ты один у меня остался, ты один меня выс…
Человек заснул посреди слова. Петенька пошевелился, устраиваясь поудобнее у его ног, как будто внезапно ставших жесткими, как ствол дерева. Через мгновение все исчезло, словно на ясный вечер в долю секунды обрушилась ночная чернота.
2.
Центральное место в душной комнате принадлежало кровати. В груде подушек утопала старая женщина, сложив тонкие руки на облаке одеяла. В дверь постучали; женщина твердо ответила:
– Войдите.
На мгновение приоткрылась дверь: за ней, как будто из портала в другой мир, слышался детский смех и музыка из телевизора. Устало шикнув на детей – явно не особенно надеясь на их сознательность, – в комнату вошла другая женщина, совсем молодая, почти девушка, с подносом в руках. Над глубокой тарелкой на подносе поднимался пар.
– Я сказала: я не хочу есть, – процедила женщина в кровати.
– Доктор сказал, что вам стоит поесть. Совсем немного! – умоляюще ответила девушка.
Старая женщина ничего не сказала и поджала губы. За дверью что-то с грохотом упало, после чего послышалось хихиканье и удалявшийся топот.
– Тебе стоит лучше следить за детьми, – сказала старая женщина, недовольно зажмурившись, как будто каждый звук причинял ей невыразимую боль.
Девушка опустила голову, извинилась, оставила поднос на прикроватном столике с резными ножками и бросилась вон из комнаты.
– Мальчики! Коля!
Ей хотелось казаться грозной, но получалось измученно и жалко. Ответом на ее возгласы был только очередной взрыв хихиканья. Где-то вдалеке зазвонил телефон. Старая женщина снова зажмурилась от резкого звука; трубку сняли, и Петенька услышал:
– Задержали? Ты же просил пораньше… Я понимаю; нет, я знаю, что ты не виноват… Я знаю об этом, да… Просто приезжай поскорее.
Петенька уже научился понимать, почему он здесь, но пока не знал, зачем. Когда девушка вернулась в комнату, она попыталась скривить губы так, чтобы они хотя бы под определенным углом зрения были похожи на улыбку, но старая женщина не оценила ее усилий.
– Хорошие новости: Андрей сказал, что скоро приедет!
– Не старайся, – закатила глаза старая женщина. – Я знаю, что мой сын меня ненавидит, а всем остальным я по меньшей мере безразлична, если не отвратительна.
– Что вы говорите?! Это неправда!
– Воспитала себе на голову… а я ведь даже не разрешала ему бегать по всей квартире, как ты своим! Розгами их надо!
Словно в ответ на это, повторился топот, но этот раз он приближался. Молодая женщина подпрыгнула, словно ужаленная, и, прошептав «простите», скрылась за дверью. Старая женщина с отвращением фыркнула. Петенька, наблюдавший всю разыгрываемую перед ним сцену из тяжелого кресла в темном углу комнаты, поежился: настолько не по себе ему стало от холодного разочарованного взгляда старой женщины. Услышав шорох, она резко повернула голову в его сторону, прищурилась и застыла, будто изучая петенькин внешний вид, а после беззвучно и устало закрыла глаза и снова утонула в подушках.
3.
– Нет, я тебе говорю: сюжет так себе, зато любовная линия – огонь! – девочка прервалась на секунду, видимо, слушая ответ на том конце провода. – Да! А мне нравится! Они сыграли просто мастерски. Им было легче легкого, конечно, потому что они и в жизни встречаются… Да, они встречаются, я читала!
Зажав плечом телефон у уха, девочка убавила громкость на телевизоре, чтобы одна слезливая мелодрама не мешала ей обсуждать другую. Петенька, догадываясь, что девочка не может его видеть, все же влез под стул: осторожность никогда не повредит.
– Я? Нет, я не делала. Я надеялась, что ты сделаешь, – девочка усмехнулась и облизала ложку от мороженого, – А я бы скатала у тебя по-быстрому завтра в туалете. Ну а что, геометрия все равно последним уроком – куча времени будет.
Девочка запустила ложкой в ведерко. Оттаивая, оно оставляло мокрые следы на ее пижамных штанах.
– Что значит – что я делала? Мама в ночь сегодня, так что я одна и делаю что хочу! – она демонстративно прибавила громкость, чтобы влажные звуки чмоканья долетели до того конца провода. – Погоди, мне надо мороженое убрать. Хватит мне на сегодня, и так почти полведра съела… Да, на ночь! Потому что я и так красивая!
Она дотянулась до крышки, все это время лежавшей в опасной близости от ее левой пятки, и закрыла ведерко.
– Не смей его вспоминать! Я знаю, как выглядела его бывшая! Мне без разницы – это все в прошлом…
«Очевидно, – подумал Петенька, – Произошла какая-то ошибка.» Может быть, та неведомая сила, что передвигает его в пространстве, на этот раз промахнулась на пару метров? Он запрыгнул на подоконник и вгляделся в вечернюю черноту, разукрашенную оранжевыми кляксами света. Люди торопились по своим делам; изредка повизгивали сирены машин; по тротуарам по обе стороны проспекта прогуливались голуби.
– Котик?! – услышал Петенька недоумевающий голос девочки за спиной.
Когда он резко обернулся, случилось сразу несколько вещей. Сначала Петеньке показалось, что весь воздух вселенной собрали в какой-нибудь гигантский воздухомет и направили прямо на него, так что он тут же потерял равновесие. Потом он заметил, что пол начинает прихотливо сгибаться – так, как полам обычно несвойственно. Но самой страшной была мимолетная промежуточная гримаса зарождающегося животного страха, промелькнувшая перед Петенькой на застывшем лице девочки.
4.
Виолетта Ивановна Жабина восемнадцать из двадцати пяти лет своей жизни ненавидела кошек.
Лето перед своим первым Первым сентября Виола проводила, как всегда, у бабушки в деревне. На день рождения – в августе – девочке подарили ранец, который заботливая бабушка постирала и оставила сушиться во дворе, где соседский кот, должно быть, принял его за потерявший за ночь форму туалет. Никакое количество самых тщательных стирок не могло избавить ранец от специфического запаха – по крайней мере, не для Виолы.
Виола снимала квартиру одна уже два года, и все попытки подружек подарить ей котенка «чтобы было не так одиноко» увенчивались бурными истериками. «А ты не слишком большая, чтобы бояться кошек?!» – недоуменно вздергивали брови подружки.
Виола не боялась кошек: она их ненавидела. Поэтому и работу выбрала с людьми – стюардессой. За три года стажа ей ни разу не приходилось сталкиваться с животными; пару раз она краем глаза замечала переноски, но животные внутри гораздо больше боялись Виолы, чем она – их. Потому, когда на четвертом году ее счастливой, в общем-то, карьеры бортпроводницей Виола чуть не наступила на изогнутую дугой спину какой-то неестественно большой кошки в проходе, девушка неестественным голосом вскрикнула:
– Это кошка! Чья кошка?! Уберите кошку! – и убежала, зажав рот ладонью.
Петенька привык, что его принимали за кошку, и не видел в этом ничего плохого. Расстраивало его только то, что стюардесса была так молода – розовый румянец на щеках, как у ребенка, делал ее с ее красной униформой похожей на картинку из советских детских книжек. Может быть, у нее была какая-то болезнь сердца, о которой девушка не подозревала? Петенька слышал, что с такими отклонениями можно всю жизнь прожить и ни на что не жаловаться.
И почему стюардесса его так испугалась? Могла она знать, кто он такой – или, скорее, зачем он такой нужен? Нет, этого просто не могло быть! Во-первых, потому что до сих пор Петенька не встречал ни одного человека, кто бы знал, что он такое. Так что статистически вероятнее было то, что человечеству, как и самому Петеньке, не был известен сей секрет. А во-вторых, если бы она знала, стюардесса не назвала бы его кошкой.
– Кися! – пропищали прямо над ухом Петеньки.
Девочка лет трех сидела на коленях у матери и с зубастой улыбкой тянула ручки к Петеньке. Он шарахнулся в сторону.
– Викуль, это не наш котик, – погладив девочку по голове, сказала ее мама, боязливо зыркнув на Петеньку. – Наш котик ждет дома. Не трогай его!
С этими словами женщина носком ботинка слегка толкнула Петеньку вбок – мол, иди восвояси. «Трое?» – словно бегущая строка пронеслось перед его глазами. Он побежал по проходу – и вдруг почувствовал, что поднимается в воздух.
– Уважаемые пассажиры! – крикнула новая, более усталая и менее румяная стюардесса, крепко ухватив Петеньку за шкирку. – Чей кот? Заберите, пожалуйста, Вашего кота! Спасибо!
Четверо.
Справа от прохода девушка толкнула спящего на соседнем сиденье парня локтем в бок. Тот нервно дернулся, проснулся, поправил очки на носу и обиженно произнес:
– Ты чего?
– Давай заведем такого же! – умоляюще произнесла девушка, кивая в сторону Петеньки.
Пятеро.
– Такого же кого?
Парень вгляделся в невозмутимо-каменное лицо стюардессы, затем в глаза девушки, затем снова перевел взгляд на стюардессу и спросил:
– А что она так странно руки держит? – и сложил руки точно так, как бортпроводница держала Петеньку.
– Я говорю, кота такого же. Смотри, какой милый!
– Какого кота?
Но последняя фраза парня потонула в общем вопле ужаса, когда густая чернота за окном частично загорелась оранжевым. Самолет накренился; стюардесса удержала равновесие – но не Петеньку, который тут же шмыгнул под первое попавшееся сиденье – и попыталась перекричать паникующую толпу:
– Оставайтесь на своих местах с застегнутыми ремнями безопасности! Спасибо! – она обернулась и побежала по направлению к кабине пилота.
– Вечно ты со своими шуточками! Сейчас вот вообще не время! – обиженно воскликнула девушка и сложила руки на груди.
Парень крепко зажмурил глаза и резко открыл их. Петенька знал, что парень пытался вглядеться в него, но получалось – только в серый резиновый пол.
– Хорошо, давай заведем кота.
– Давай? – мгновенно сменив гнев на милость, воодушевилась девушка.
– Давай, – тихо повторил ее молодой человек посреди развернувшегося хаоса.
Световая дорожка вдоль прохода погасла; в темноте нечеловеческие тени стали производить нечеловеческие звуки. Кто-то кричал; заплакали все дети разом; нецензурной лексики в один сжатый до сухого остатка миг было произнесено столько, что хватило бы на месяц какому-нибудь пятому классу. Так продолжалось несколько долгих минут; после самолет затрясло, а возгласы потеряли всякую членораздельность. Петенька что есть сил вцепился зубами во что-то – скорее для собственного успокоения, чем для безопасности.
Он не знал, сколько прошло времени, но сначала его резко мотнуло вверх, а потом появился свет. После все звуки разом затихли.
5.
– Иронично сидеть ночью, уперевшись лбом в железный забор с изображением Солнца, – невесело усмехнулась девочка и закрыла глаза. – Солнце мое, взгляни на меня!
Она медленно и глубоко выдохнула, а потом ее плечи затряслись в мелких рыданиях. Петенька несмело подошел и уткнулся головой ей в ногу.
– Ты ничей, да? – обнимая его и то и дело шмыгая носом, спросила девочка. – Я тоже.
«Люди не бывают ничьми, – подумал Петенька, – Они всегда родителей, детей или вообще кого угодно, но не ничьи. В отличие от котов.»
– Тебе не надоело жить от помойки к помойке? Ты же наверняка только из них и питаешься… Мне надоело! Я не могу так больше – прыгать туда-сюда! Хочу остановиться… чтобы все остановилось. А то все куда-то идет, но как-то мимо меня. Я думаю, ты понимаешь, потому что мимо тебя тоже все ходят целыми днями. Да?
Если бы она знала! Петенька только потерся головой о куртку. Это было единственное, что он мог сделать для девочки.
– Ты меня понимаешь. Хорошо. А то никто меня не понимает. Наверное, было бы лучше, если бы я родилась котом, а?
«Не мне судить,» – подумал Петенька.
– А из людей меня никто не понимает. Мама постоянно на работе: она, видите ли, семью обеспечивает! Не поверишь, я готова хоть каждый день жрать недоваренные макароны, если бы она только раз села и послушала меня!
Девочка шумно хлюпнула носом и утерла его рукавом куртки. Теперь она сидела на пятках, задрав голову к коричнево-серому, как всегда в мегаполисах, небу.
– Ксюша снова расстается с Ильей. А зря, хоть у них и ни грамма общего, зато они красиво смотрелись вместе. Ну, не судьба. А вот Дашу с Андреем жалко: они так долго встречались… Мы учимся вместе, – пояснила девочка, – Хотя неважно. Тебе все равно все равно.
Она резко поднялась и перекинула ногу через заборчик.
– Ну, приятно было познакомиться. Скажи маме, что я ее люблю.
Обеими руками ухватившись за заборчик, она аккуратно приставила вторую ногу к первой. Просунув голову между псевдолучиками псевдосолнца, Петенька вцепился зубами в джинсы девочки.
– Хотя нет, не говори, – передумала она и повернулась лицом к реке и спиной к Петеньке, встав на носочки и выпрямив руки в локтях.
Петенька не отпустил.
– Я отпускаюсь!
Петенька не отпустил.
– Хочешь со мной? – резко повернулась девочка.
Ее блестящие в темноте глаза встретились с Петенькиными. Он так и не узнал, что девочка в них разглядела, но она отвернулась и отпустила одну руку. Не поворачиваясь, она спросила:
– Я правильно делаю?!
Петенька не отпустил.
– Ты чего там делаешь?! Ну-ка слезь! – прогремел из-за спины суровый мужской голос.
От неожиданности почти одновременно разжались Петенькины челюсти и побелевшие от холода и усилия пальцы девочки. Скользкий от ночных заморозков бетон сделал свое дело. Петенька не услышал всплеска – только тихий одиночный треск, как будто недалеко кто-то разбил яйцо для омлета.
6.
Стасик обмакнул печенье в чай и быстро, пока напитавшаяся влагой половинка не отвалилась, отправил его целиком в рот. Петенька наблюдал за мальчиком уже пару минут, прибившись к ножке стола и уворачиваясь от самозабвенно болтающихся ног. Стасик, в одних трусах, ерзал на табуретке, то и дело пытаясь отпить чай, который каждый раз оказывался все еще слишком горячим.
– Да подожди ты, пока остынет! – повторяла бабушка.
На то, что Стасик только что засунул в рот целое печенье, она тоже хотела что-то сказать, но получился у нее только непонятный набор звуков. От неожиданности и она, и Стасик выпучили глаза: мальчик знал, что такое бывало с дедом и с отцом, когда они слишком много выпьют. Ну, как знал – заключил из собственного опыта. Но бабушка была с ним весь вечер, и Стасик отказывался верить, что бабушкин чай стоял в одном ряду с остро пахнущей жидкостью вроде отцовской или дедовой.
Шаркая ногами, бабушка добралась до табуретки напротив той, где сидел Стасик, и снова попыталась что-то сказать, но ее фраза превратилась в сдавленное бульканье – как будто ведерко для песка опустили под воду дном вверх, а затем перевернули. Бабушка несколько раз ударила ладошкой по столу, пытаясь показать что-то, но ладонь слушалась ее не больше, чем язык.
– Бабушка, что с тобой?
Бабушка ответила новой порцией каши из слов, в которой мальчику удалось различить только «я» и «меня» – возможно, «у меня», но Стасик не был готов делать таких поспешных выводов. Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но не понимал, отчего. Бабушкины удары ладонью по столу становились все слабее и реже.
– Бабушка! Бабушка! – в перерывах между всхлипами звал Стасик.
Скрипнула рама внезапно открывшегося окна. Всю жизнь потом Стасик будет вспоминать этот скрип, как будто звук зарубцевался на извилинах. Ветер часто открывал окна в этой квартире в самый неподходящий момент – родители давно уговаривали бабушку сделать ремонт, но та гордо отказывала. На этот раз, конечно же, это был не ветер: это был Петенька, на мгновение забывший, что он тут всего лишь незваный гость.
Петенька едва успел отпрыгнуть, когда Стасик бросился к окну и прокричал:
– Помогите! Помогите!
– Кто это?! Где?
Почетные члены Клуба шестьдесят-плюс, проводившие внеочередной съезд у дверей подъезда, стали оглядываться по сторонам. Пестрый кот, вальяжно прогуливавшийся по палисаднику, с недовольным мяуканьем шмыгнул в кусты. Молодая мать, поправлявшая одеяло у сопящего в коляске ребенка, опасливо подняла глаза.
– Мальчик, ты чей? – спросила одна из почетных членов Клуба, наконец идентифицировав источник неприятного звука.
Захлебываясь слезами, Стасик смог выговорить только свое имя. Петенька обернулся на бабушку и заметил, что она остановившимися глазами смотрела будто сквозь него.
– Что у тебя случилось? – мягко спросила молодая мать.
– Ба…ба…бабушка, – жалобно протянул Стасик.
– В какой ты квартире?
– В ше-ше-шестой…
– Ты можешь открыть дверь? – оставив коляску на попечение членам Клуба, она быстрым шагом направилась к двери в подъезд.
– Не-нет…
Не дожидаясь ответа, женщина дернула на себя тяжелую дверь, и уже через пару мгновений в квартире подал голос звонок.
– Стасик, открой!
– Родители запретили открывать чу-чужим, – наматывая слезы на кулак, ответил мальчик.
– Стасик, сейчас же!
– Я не умею…
– Видишь крутящуюся штучку?
Стасик кивнул; хотя молодая мать не могла этого видеть, ответную тишину она справедливо истолковала как утвердительный ответ.
– Крути ее!
Последовал щелчок. Чуть не прописав Стасику дверью по лбу, женщина вбежала в квартиру. Увидев бабушку, она охнула, схватила бабушкины запястья и, выждав секунду, снова охнула. Надеясь, что его проделки снова спишут на внезапный порыв ветра, Петенька спрыгнул с подоконника, и, проскочив между ног мальчика, одной лапой задел низко свесившийся телефонный провод. Трубка звякнула, встав на место в металлических держателях. Молодая мама резко обернулась на телефон и, сообразив, в одном порыве добралась до трубки и набрала номер скорой помощи.
Минуты, отведенные спасателям на то, чтобы добраться до бабушкиной квартиры, тянулись медленно. Стасик держал бабушку за руку. Молодая мама расстегнула верхние пуговицы ее домашнего халатика, и бабушкина внезапно побелевшая кожа на шее казалась мальчику чем-то страшным и неприятным – как склизкое пузо улитки, с которой Стасику довелось встретиться прошлым летом.
Санитары позвонили в дверь; молодая мама распахнула ее, и двое высоких крепких парней в светло-синих костюмах протопали на кухню, грубо оттолкнув женщину в сторону. Петенька испуганно вжался в дверной косяк. Парни в костюмах схватили бабушку за запястья, что-то пробормотали, и один из них бегом бросился к двери.
Молодая мама схватила на руки Стасика и крепко его обняла. Мальчик все еще не понимал, что происходит, но был рад, что взрослые взяли на себя разруливание ситуации, и не сомневался, что дяди в синих костюмах сделают это успешно.
– А что с ба..? – больше Петенька ничего не услышал.
