Картины жили своей жизнью без взглядов людей.

Отчего-то люди, совсем перестали приходить, чтобы посмотреть на них. Но на самом деле их это никогда и не волновало. Постольку поскольку, как было сказано выше, они всегда жили своей жизнью. Они могли уйти в себя, или даже друг в друга.

Вот ночь – пусть?.. Пусть будет полночь – волшебный час. Зацвёл кактус на окне выставочного зала, впервые за десять лет (а кактусы распускаются только ночью), цветок огромный и роскошный для столь невзрачного, мрачного, колючего растения; без запаха совсем. Но вот именно здесь заключено волшебство! Это был, будто Клич на все пространства. Картины оживились, и совсем ожили!

– услышав Клич –

И это невзрачное мрачное растение заговорило о Красоте – своим прекрасным чудесным цветком. А рукотворное искусство внимало.

Цветок кактуса сказал:

– Красота – это, огромное понятие, оно настолько ёмко, что далеко не все могут увидеть красоту в красоте. Но я говорю сейчас не о неразвитых умах, а о Подлинной Красоте. Ведь красота, это и есть волшебство! При её помощи можно изменять разные миры, как то: мир живописи, мир литературной прозы, мир поэзии и т.д.

Я говорю о тренировке восприятия – ум должен быть открыт для нового. А не наоборот.

Я выступаю против косности, и зацикливания на ценностях искусства многих прошедших лет. Но я не выступаю против классического искусства, я стремлюсь показать, что искусство (всеобъемлющее искусство) – не стои́т на месте, а развивается.

Я всё сказал.

И так как наступало утро, цветок кактуса стал увядать (ведь кактусы цветут лишь одну ночь) и терять ясность мысли.

А наши картины вздумали обсуждать высказывания  цветка кактуса – ведь они не умирали на утро, а жили дальше (и у некоторых из них жизнь будет длиться почти вечность).

Живой пейзаж восклицал:

– Мне нечего делить с абстрактным орнаментом – и то и другое (мы оба) есть искусство.

Скульптура из бронзы добавила:

– Сравнивать металлическое художественное реалистическое литьё и абстрактную скульптуру – созданную из подвернувшегося хлама – нелепо; мы ответвления одного и того же направления в искусстве – мы скульптуры.

Сюрреалистическое полотно, уйдя далеко вглубь себя – из сильного далека́ – выкрикивало:

– Не к чему понимать и анализировать нереальные вещи (вещи не этой реальности) – их нужно только чувствовать, только погружаться в это чужое миру пространство. Искусство часто существует, чтобы поразить сознание зрителя, а поражённого, наградить эмоциями, и чувством – будто побывал в другом месте, чувством окрыляющим воображение и мысли зрителя.

Реалистичный натюрморт был немногословен. Добавил, лишь, что согласен с прочими собеседниками.

 

 

Шли дни и ночи. Картины заскучали находиться в одном и том же месте. Они узнали друг друга в деталях: все подробности цвета и настроения, собранных здесь полотен.

– выставочный зал так и не открылся –

Картины покрывались пылью, становясь бледнее, чем были раньше.

От делать нечего (кто это предложил – загадка) они припомнили Пространственный Клич цветка кактуса. И извергнув Клич этот все́ми сразу, попытались связаться с Потусторонним Художником и его работами.

Ответа ждали они долго, но дождались. И ответ был таков (ответ прозвучал не голосом и отдавался вибрацией в натянутых на подрамниках холстах; и в цельности картин писаных на оргалите – так же гремел).

– Вы свободны теперь, и никому, уже, не принадлежите. Люди забыли о вас, так и вы забудьте о них.

Вы можете уйти в любой момент – покинуть это место. Вы можете уйти в себя – в дальние дали, и исчезнуть насовсем,  а можете уйти друг в друга. И навсегда.

– вы свободны теперь,

не забывайте об этом –

И голос-вибрация Потустороннего Художника смолк.

Картины всполошились. Картины занервничали.

– как поступить? –

Кто-то был доволен обретённой свободой. Но многие трусили бежать. Даже паника, некоторая, началась в их рядах.

– что делать –

Да, эти говорливые полотна привыкли висеть на стенах выставочных залов и галерей; крайний случай – храниться в коллекционных запасниках, а тут!..

– а тут! такое! –

Они не справлялись со случайно обретённой свободой. А проще говоря – трусили.

У многих из них, были свободолюбивые бескомпромиссные авторы, но это не передалось их творениям. Работы были – многие из них – влюблены в самих себя, и обожали любоваться самими собою, они боялись перемен. Боялись попасть в неизвестные им миры.

– и потому успокоились на счёт своей свободы –

Но не все.

Абстрактные – вещи, предметы, работы – ушли в странные миры своей подлинной родины. И некоторые места на стенах и стендах выставочного зала оказались пусты.

Поначалу, те, кто остались, долго обсуждали это. Но со временем позабыли о нескольких свободолюбивых ренегатах. И стали жить прежним – пылились и кисли в своём одиночестве. И умы их костенели. Они, более не думали о чём-то новом – зациклившись на себе. Они старели. И не хотели больше знать ничего, кроме себя самих.

И в один день они умерли все разом.