В “Сказании о Мамаевом побоище” обмен одеждами и конями Дмитрием Донским с Бренко — намек на изгнание в 1378 г. из Москвы в Литву Дмитрием Донским митрополита Киприана. Изгонявшие стражники в одежде слуг Киприана ехали на их конях и седлах, а слуги в одежде из лыка без подштанников, сапог и шапок на разбитых клячах. См. “Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору”.
В “Сказании” одежда из лыка обратилась в “сень” (ветки) срубленного дерева, укрывшая контуженного князя.
ИССЛЕДОВАТЕЛИ О ОБМЕНЕ ОДЕЖДАМИ ДМИТРИЕМ ИВАНОВИЧЕМ И БРЕНКО.
Эпизод обмена великим князем Дмитрием Ивановичем С боярином Бренко на виду войска одеждой и конями, закрепления за Бренко всадника с великокняжеским стягом, известен лишь по “Сказанию о Мамаевом побоище”. Обмен был произведен по воле великого князя.
Мнения исследователей о достоверности эпизода разошлись.
Сторона, считающая достоверным сообщение “Сказания”, исходит из разумности решения князя. В частности указывается, что гибель князя на виду у всех могла привести к панике. Историк М.Н.Тихомиров: “Это было сделано по следующей причине: татары неизбежно должны были ударить на великокняжеский полк, и если бы великий князь был убит, то победа для татар оказалась бы обеспеченной. Однако Дмитрий Донской вовсе не уклонялся от битвы: он сражался как простой воин”.
Вероятно, типичным для сторонников достоверности эпизода можно считать мнение литературоведа Л. А. Дмитриева, рассказавшего свое видение эпизода в статье “Публицистические идеи Сказания о Мамаевом побоище”.
Л. А. Дмитриев:”Если бы автор “Сказания ограничился показом Дмитрия только как идеального государственного деятеля,удовлетворился бы характеристикой его морального превосходства над врагом, то этим он не мог бы создать полного образа идеального князя….
Автор “Сказания” рисует и личную отвагу Дмитрия,его мужество,доблесть. Перед началом битвы Дмитрий Донской переодевается: свое царьское одеяние он отдает любимому воину Михаилу Бренко, а на себя надевает боевые доспехи. Этим эпизодом автор показывает, что великий князь московский хочет биться с врагом наравне со всеми,как простой воин. Развитием этого эпизода служит рассказ “Сказания”, повествующий о желании великого московскогокнязя биться впереди всех, а также рассказ о окончании сражения, когда оказывеется, что великого князя на поле битвы нет, и после поисков его находят лежащим без чувств под деревом. Великий князь бился в самом центре боя, как богатырь, сразу с несколькими врагами, и, как богатырь он не убит. Однако обессилев,он отъезжает в сторону и падает заметво. Автор говорит, что доспехи на великом князе сильно побиты,но на его теле нет ни одной раны”.
Исходя из мнения Л. А. Дмитриева можно считать, что в “Сказании” великий князь уже показан как идеальный государственный деятель, а данный эпизод “Сказания” и развитие эпизода–дополнение, необходимое для создания полного образа идеального князя.
Есть еще мнение. Князь считал, что он не достоин находится под стягом с изображением Христа, так как в 1378 г. оскорбил митрополита Киприана и был подвергнут Киприаном анафеме. Поэтому великий князь решил искупить свою вину и испытать судьбу, выступив обычным воином. Приблизительно таково мнение историка–писателя Ю.М.Лошица.
Противоположная сторона считает эпизод недостоверным по материальной причине. Представителем таких взглядов является историк Р.Г.Скрынников. Он считает,что обмена одеждами между Дмитрием и Бренком не было:”Легенда о переодевании Дмитрия Донского поражает своими несообразностями. Трудно поверить, чтобы князь мог отдать любимого коня кому бы то ни было. Боевой конь значил для воина слишком много, чтобы менять его за считанные минуты до сечи. Конь мог вынести седока с поля боя, либо погубить его. Великокняжеский доспех отличался особой прочностью и был отлично подогнан к его фигуре. Менять его также было бы делом безрассудным”.
Нелепостью посчитал этот эпизод историк Н.И.Костомаров. По его мнению, если принимать это сказание, то придется допустить, что Дмитрий Иванович перерядился в простого воина под предлогом биться с татарами зауряд с другими, а на самом деле, чтобы скрыться от битвы в лес. Костомаров допускал вероятность такого рассказа, исходя из поведения великого князя при нашествии Тохтамыша на Москву. Однако он обращал внимание на то, что в “Сказании” говорится, что русские гнали татар до реки Мечи, а начали искать великого князя, уже возвратившись с погони. После долгих поисков нашли его лежащим под ветвями срубленного дерева. Костомаров: “От места побоища до реки Мечи верст тридцать с лишком; неужели, пока русские гнали татар до Мечи и возвращались оттуда (вероятно, возвращались они медленно вследствие усталости и обремененные добычей), Димитрий, не будучи раненым, все это время пролежал под “срубленным деревом”? Очевидная нелепость!”
В недоумении от поступка князя и некоторая часть современных рядовых читателей. По их мнению князь обрек на гибель Михаила Бренко, своего любимца, сам спрятался за доспехи рядового ратника, а затем покинул поле боя.
Скрынников о форме участия великого князя в битве считает достоверным сообщение Пространной летописной повести 1425 г. “О побоище на Дону”, в которой нет эпизода с обменом доспехами. Датировка Пространной повести 1425 годом несколько условна. Например, М.А. Салмина находит, что Пространная повесть была создана в 1437—1448 годах.
Сообщение из Пространной повести. Отрывок, следующий после списка погибших:”И увидел князь великий, что доспехи его разбиты и разрублены, но на теле его нет ни одной раны, хотя он бился с татарами в первом ряду, встав во главе войска в первой схватке. Об этом многие бояре и воеводы не раз говорили ему: “Князь, господин, не становись биться впереди, но лучше сзади или с краю, или где-нибудь в другом месте”. А он отвечал им: “Да как же я стану говорить: Братья мои, бросимся на врага все как один, а сам буду прятать свое лицо и скрываться в тылу? Не могу так поступить, но хочу и словом и делом быть впереди всех и у всех на виду сложить свою голову за своих братьев и за всех христиан, чтобы и другие, видев это, запасались мужеством в бою”. И как сказал, так и сделал: бился с татарами, встав впереди всех. А когда справа и слева убивали его воинов, а самого его окружали татары, как реки с обоих сторон, и удары сыпались на его голову, плечи и живот, бог защитил его крепким щитом и осенил его главу оружием любви, вступился за него и крепкою рукой и высокой силой уберег его, умножил его силы, и так между многими воинами князь остался невредим”.
Отметим слова автора повести: “умножил его силы, и так между многими воинами князь остался невредим”. В дальнейшем они понадобятся при анализе описания окончания битвы в “Сказании о Мамаевом побоище”.
Спустя 100 лет после Куликовской битвы, сомнений в личном мужестве Дмитрия Ивановича, решившего дать бой Мамаю не возникало у окружения великого князя Ивана III, духовника князя архиепископа Ростовского Вассиана (Рыло) Хотя хорошо был известен факт бегства Дмитрия Ивановича из Москвы в Кострому во время нашествии Тохтамыша в 1382 г.
Известно “Послание” Вассиана на Угру Ивану III с призывом следовать примеру, поданному Дмитрием Донским, дать отпор хану Ахмату (октябрь 1480).
Из “Послания” Вассиана:”А достойный похвал великий князь Дмитрий, прадед твой, какое мужество и храбрость показал за Доном над теми же окаянными сыроядцами — сам он впереди бился и не щадил жизни своей ради избавления христиан. И видел милосердный человеколюбивый Бог твердое его намерение, что хочет он не только до крови, но и до смерти страдать за веру и за святые церкви, за врученное ему Богом словесное стадо Христовых овец, как истинный пастырь, уподобиться древним мученикам”.
Можно предположить, что Вассиан при составлении “Послания” частично использовал текст Пространной повести, так как
строки о решающем моменте битвы в “Послании” Вассиана и в Пространной повести имеют частичные совпадения.
Послание Вассиана:”Поэтому, за его (Дмитрия Ивановича) отвагу, всемилостивый Бог не замедлил, не задержался, не вспомнил его прежних грехов, но быстро послал ему свою помощь — ангелов и святых мучеников, помогать ему против его врагов”.
Повесть:”И видели христиане, как в девятом часу ангелы сражались в русском войске и полк святых мучеников, воина Георгия и славного Дмитрия и великих тезоименитых князей Бориса и Глеба, а воеводой полка небесных воинов был архистратиг Михаил”.
Тема же Дмитрия Ивановича как “пастыря стада овец Христовых”, начатая Вассианом, будет впоследствии иронично подхвачена автором “Сказания”. Это слова Владимира Андреевича о Дмитрии Ивановиче, произнесенные при поиске князя после битвы. См. далее.
ОБЛАЧЕНИЕ ВОИНОВ В ПРАЗДНИЧНЫЕ ОДЕЖДЫ В ПРОСТРАННОЙ ПОВЕСТИ И ОБМЕН ЦАРЬСКОЙ ОДЕЖДЫ ДМИТРИЕМ ИВАНОВИЧЕМ НА ПРОСТУЮ ОДЕЖДУ БРЕНКО В “СКАЗАНИИ”
Проведем сравнение содержания части текстов в Пространной повести и в Основной редакции “Сказания”.
По рассказу Пространной повести в Москве Дмитрий Иванович в “одиночестве” молится о победе в соборном храме божьей Богородицы (отсутствуют упоминания о каких-либо духовных лицах). “Одиночество” князя Дмитрия соответствует исторической действительности. Киприан в это время занимал кафедру митрополита Малой Руси и Литвы, находившихся под управлением князя Ягайло. Благославления от духовенства на битву князь получил находясь в пути. В Коломне, где произошло соединение всех войск, его благословил коломенский епископ Герасим.
Грамота с благословлением от Сергея Радонежского подоспела, когда великий князь уже подошел к Дону: “Пойди, господин, на татар, и поможет тебе бог и святая богородица”. По сообщению Пространной повести: “тогда начал великий князь расставлять полки и велел всем надеть праздничные одежды, как и следует воинам перед великой битвой, и воеводы вооружили свои полки”.
Отрывок из Основной редакции “Сказания”в сокращении: “Укрепив полки, снова вернулся под свое знамя черное, и сошел с коня, и на другого коня сел, и сбросил с себя одежду царскую, и в простую облекся. Прежнего же коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку и ту одежду на него надел, ибо любил он его сверх меры, и знамя свое багряное повелел оруженосцу своему над Бренком держать. Под тем знаменем и убит был вместо великого князя….В это же время пришел к нему посланный с грамотами от преподобного старца игумена Сергия, а в грамотах написано: “Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному войску — мир и благословение!” Князь же великий, прослушав писание преподобного старца и расцеловав посланца с любовью, тем письмом укрепился, точно какими-нибудь твердыми бронями….И сел на лучшего своего коня, и, взяв копье свое и палицу железную, выехал из рядов, хотел раньше всех сам сразиться с погаными от великой печали души своей, за свою великую обиду, за святые церкви и веру христианскую”.
Велика вероятность, что цитируемый отрывок “Сказания” обязан своим происхождением отрывку из Пространной повести. Имеются лишь перестановки в цепи происходивших событий. В Пространной повести великий князь получает благославление от Сергея Радонежского до перехода Дона. После получения благославления он расставляет полки, велит переодеться в праздничные одежды, и воеводы раздают оружие. В “Сказании” князь, перейдя Дон,перед битвой укрепляет полки (повесть: расставляет полки); затем обменивает свою царьскую одежду и коня на простую одежду и коня Бренко (повесть: велит переодется в праздничные одежды);получает грамоту с благославлением от Сергия Радонежского; затем вооружается копьем и железной палицей (повесть: воеводы раздают оружие). Можно предположить, что в основе эпизода в “Сказании” с обменом одеждами Дмитрия Ивановича и Бренко лежит эпизод из “Пространной повести” с повелением великого князя надеть всем праздничные одежды.
В дальнейшем совпадения в содержании “Сказания” и Пространной повести преобретут характер прямого отрицания состояния князя и его места на поле боя, описанного в Пространной повести. Если в Пространной повести у великого князя умножились силы и между многими воинами он остался невредим, то в “Сказании” он усталый покинет поле битвы и будет найден контуженным, в одиночестве под ветками срубленного дерева.
В Пространной повести наряду с отсутствием эпизода с переодеванием князя отсутствует также эпизод благославления князя на битву митрополитом Киприаном, эпизод, присутствующий во всех редакциях “Сказания”.
ИЗГНАНИЕ МИТРОПОЛИТА КИПРИАНА ИЗ МОСКВЫ В 1378г..
Для определения каким образом переодевание войска в праздничные одежды (Пространная повесть)преобразилось в “Сказании” в обмен одеждами между Дмитрием Ивановичем и Бренко необходимо начать с событий 1373 года. Это год первого приезда в Литву и Москву Киприана, будущего митрополита, а тогда посла патриарха константинопольского Филофея. Киприан в инспекторской поездке должен был уладить конфликт между епископами православных церквей Литвы,Твери и Смоленска и князьями этих земель с митрополитом Алексием, возникший в результате нападения Ольгерда на Москву, поддержаного Смоленском и Тверью.
Одной из причин конфликта была провокация, совершенная митрополитом Алексеем еще в 1368 году относительно тверского князя Михаила Александровича. Тогда митрополит и его подопечный 18-летний великий князь Дмитрий Иванович пригласили из Твери князя Михаила Александровича в Москву. Его безопасность гарантировалась недавно состоявшимся московско-тверским договором, закрепленным авторитетом главы русской церкви — митрополита. Но как только Михаил Александрович, полагаясь «на крестное целование» со стороны Дмитрия Ивановича, явился в Москву, он и приехавшие с ним бояре были посажены под стражу. Начался захват части тверских земель.
Михаил Александрович просидел под арестом , пока в Москву не пришла весть об ожидающемся вскоре приходе татарских послов. Не желая вмешивать в московско-тверские отношения Орду, московские власти поспешили отпустить в Тверь Михаила Александровича, снова заключив с ним мирное соглашение.
Однако тут в усобицу вмешался литовский князь Ольгерд. Осенью 1368 г. литовцы устроили погром московским землям.
Алексий отлучил от церкви всех, кто участвовал в этом братоубийственном походе на стороне Ольгерда. И здесь он получил неожиданный отпор. Обиженные, включая Ольгерда, напрямую обратились к константинопольскому патриарху Филофею с требованием низложить митрополита всея Руси за незаконные отлучения.
Лучше всякого пересказа текст документа того времени:
“От царя литовского Ольгерда к патриарху поклон. Прислал ты ко мне грамоту с [человеком] моим Феодором, что митрополит [Алексий] жалуется тебе на меня, говорит так: «царь Ольгерд напал на нас». Не я начал нападать, они сперва начали нападать, и крестного целования, что имели ко мне, не сложили и клятвенных грамот ко мне не отослали. Нападали на меня девять раз, и шурина моего князя Михаил [тверского] клятвенно зазвали к себе, и митрополит снял с него страх, чтобы ему прийти и уйти по своей воле, но его схватили. И зятя моего нижегородского князя Бориса схватили и княжество у него отняли; напали на зятя моего, новосильского князя Ивана и на его княжество, схватили его мать и отняли мою дочь, не сложив клятвы, которую имели к ним. Против своего крестного целования, взяли у меня города: Ржеву, Сишку, Гудин, Осечен, Горышено, Рясну, Луки, Кличень, Вселук, Волго, Козлово, Липицу, Тесов, Хлепен, Фомин городок, Березуеск, Калугу, Мценеск. А то все города, и все их взяли, и крестного целования не сложили, ни клятвенных грамот не отослали. И мы, не стерпя всего того, напали на них самих, а если не исправятся ко мне, то и теперь не буду терпеть их.
По твоему благословению, митрополит и доныне благословляет их на пролитие крови. И при отцах наших не бывало таких митрополитов, каков сей митрополит! Благословляет московитян на пролитие крови, и ни к нам не приходит, ни в Киев не наезжает. И кто поцелует крест ко мне и убежит к ним, митрополит снимает с него крестное целование. Бывает ли такое дело на свете, чтобы снимать крестное целование? Иван Козельский, слуга мой, целовал крест ко мне с своею матерью, братьями, женою и детьми, что он будет у меня, и он, покинув мать, братьев, жену и детей, бежал, и митрополит Алексей снял с него крестное целование. Иван Вяземский целовал крест, и бежал и порук выдал, и митрополит Алексей снял с него крестное целование. Нагубник Василий целовал крест при епископе, и епископ был за него поручителем, и он выдал епископа в поруке и бежал, и митрополит снял с него крестное целование. И многие другие бежали, и он всех их разрешает от клятвы, то есть от крестного целования.
Митрополиту следовало благословлять московитян, чтобы помогали нам, потому что мы за них воюем с немцами. Мы зовем митрополита к себе, но он не идет к нам: дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль и Нижний Новгород!” См. Иоанн Мейендорф, очерк “Византия и Московская Русь”.
Вследствии того, что дочерей Ольгерд отдал замуж за русских князей, он и явно и не явно влиял на политику русских князей как внутри княжества Литовского, так и за его пределами.
1. Неизвестная историкам по имени дочь была выдана замуж за князя Ивана Новосильского.
2. Агриппина — жена суздальского князя Бориса Константиновича.
3. Евфросиния — жена великого князя рязанского Олега Ивановича.
4. Федора — жена князя Святослава Титыча Карачевского. При Святославе Карачевское княжество было завоевано Литвой.
5. Елена — жена Владимира Андреевича Храброго.
Филофей также рассчитывал поставить Киприана в недалеком будущем митрополитом взамен престарелого Алексия. По мнению патриарха Алексий,будучи митрополитом всех православных церквей Руси,не вставал над схваткой княжеств, а придерживался решений угодных Московскому княжеству. Закончив проверку Киприан отбыл в Константинополь.
Вероятно, наиболее точно обстановку, создавшуюся после этой поездки, обрисовал протоиерей Иоанн Мейендорф, византист, церковный историк в очерке “Византия и Московская Русь”. Глава IX. Митрополит Киприан и московский сепаратизм.
“2 декабря 1375 года Филофей посвятил в Константинополе своего бывшего посла в России, болгарского монаха Киприана, на кафедру «митрополита Киевского, Русского и Литовского». Необычными были и титул, и выбор времени: митрополит Алексий был еще жив и назывался «митрополитом Киевским и всея Руси». Те, кто по политическим или идеологическим соображениям находились в оппозиции к Филофею и Киприану, сочли поставление неканоническим.
Менее пристрастное изложение дела, освещающее истинные побуждения Филофея, можно найти в акте патриарха Антония (1389 г.). Филофей отнюдь не стремился разделять митрополию, как это было в случае с посвящением Романа Каллистом в 1355 году. Он сознавал, что назначение второго митрополита при жизни предшественника возможно лишь в рассуждение “величайшей икономии”. Патриарх был озабочен тем, что на подвластных Ольгерду землях “многочисленный народ лишен епископского смотрения, стоит на краю ужасной катастрофы и духовной гибели, ему угрожает присоединение к другой церкви”. Он, впрочем, не хочет “делить Русь на две митрополии” и потому назначает Киприана митрополитом тех областей, которые “митрополит Алексий в течение многих лет оставлял без пастырского попечения”. Патриархат по-прежнему придерживался той политики, что “в будущем вновь должно быть восстановлено прежнее положение дел и единое управление митрополией”. Поэтому в акте избрания (декабрь 1375 года) указывалось, что “после смерти Алексия Киприан должен взять на себя управление всей Русью и стать митрополитом “всея Руси”.” (Исключены ссылки Иоанна Мейендорфа на литературные источники).
Итак Киприан, возведенный в митрополита Киевского,Русского и Литовского, выезжает в 1375 г. в Киев, которым управлял сын Ольгерда, Владимир Ольгердович. Сам Ольгерд скончается в 1377 г., и трон Великого княжества Литовского займет Ягайло, сын Ольгерда и тверской княжны Иулиании. Он же окажется косвенным участником Куликовской битвы. Однако В Основной редакции “Сказания” вместо Ягайло будет фигурировать Ольгерд,и лишь в более поздних редакциях(Летописная, Киприановская) намеренная “ошибка”будет исправлена из-за наличия сведений в сборниках, куда они входили, смерти Ольгерда в 1377г.
Ягайло (1362 – 1434) — князь витебский, великий князь Литовский (1377-1381, 1382-1392) и король Польский (1386-1434) под именем Владислав II Ягелло.
В это время в Москве готовили свою замену престарелому Алексию, которому должно исполнится 80 лет. Великий князь и бояре остановили выбор на Митяе (Михаиле). Нескольких лет он, белый священник, был духовником великого князя и старейших бояр, хранителем печати великого князя. С целью замены в будущем Митяем Алексия великий князь принудил Митяя постричься в монашество и занять архимандрию в придворном Спасском монастыре в 1375–1377 годы. Сам Алексий желал видеть своим приемником Сергея Радонежского, игумена Троицкого монастыря, который, отказываясь, предлагал в кандидаты Дионисия, епископа Суздальского. Зимой 1378 г. Алексий тяжело заболел, и умер 12 февраля 1378 г. Часть историков, включая Иоанна Мейендорфа, считает, что Алексий умер несогласным с кандидатурой Митяя.
В дни, когда готовились к погребению Алексия, по Москве распространился слух, будто накануне кончины митрополит все же благословил Митяя на кафедру, почему последний и обосновался в митрополичьих палатах. Великий князь поспешил созвать собор русских епископов для утверждения кандидатуры его любимца на митрополию. По повелению князя Михаил был избран в Москве собором епископов в митрополита Московского. На соборе Дионисий Суздальский, Сергий Радонежский отказались поддержать Митяя и высказались за митрополита Киприана, поставленного патриархом. Тогда же Киприан со свитой въехал на земли Московского княжества.
Когда Киприан приближался к Москве, великий князь Дмитрий Иванович приказал перекрыть дороги, чтобы не пускать митрополита в столицу. Однако Киприан и его свита сумели окольными путями добраться до города. Около Москвы митрополит был схвачен вооруженной стражей, подвергнут всяким издевательствам, почти нагим и голодным брошен в холодную темницу. Затем Киприана и свиту выпроводили до границы с Литвой. О случившимся Киприан написал в “Послании” к своим сторонникам, игуменам Сергию Радонежскому и Феодору.
Выдержки из “Послания” Киприана. Перевод Г.Прохорова.
Киприан, милостью Божией митрополит всея Руси, — честному старцу игумену Сергию, и игумену Феодору, и, если есть, другим единомышленникам вашим.
Не утаилось от вас и от всего рода христианского, как обошлись со мной, — как не обходились ни с одним святителем с тех пор, как Русская земля стала.
Я, Божиим изволением и избранием великого и святого собора и поставлением вселенского патриарха, поставлен митрополитом на всю Русскую землю, о чем вся вселенная ведает. И ныне поехал было со всем чистосердечием и доброжелательством к князю великому. А он послов ваших разослал, чтобы меня не пропустить, и еще заставил заставы, отряды собрав и воевод перед ними поставив; и какое зло мне сделать, а сверх того и смерти предать нас без милости, — тех научил и приказал.
Он же приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора. И осталось ли такое зло, какого тот не причинил мне! Хулы и надругательства, насмешки, грабеж, голод! Меня ночью заточил нагого и голодного. И после той ночи холодной и ныне страдаю. Слуг же моих — сверх многого и злого, что им причинили, отпуская их на клячах разбитых без седел, в одежде из лыка, — из города вывели ограбленных и до сорочки, и до штанов, и до подштанников; и сапог, и шапок не оставили на них!
Князю великому может показаться, что клячи отданы, а того не ведает, что из сорока шести коней ни один не остался цел — всех заморили, похромили и попортили, гоняя на них куда хотели; и ныне они пропадают.
Так ныне пострадал я. Тут святой собор проклинает, даже если и какую-нибудь вину приложат к святителю; мне же какую вину выискали, заперев меня в одной комнате под стражей? И даже в церковь не имел я возможности выйти. А потом, вечером другого дня, пришли, вывели меня, и я не знал, куда меня ведут — убивать или потопить? А вот еще большее бесчестие: меня ведя, и стража, и проклятый воевода Никифор были облачены в одежду моих слуг и ехали на их конях и седлах.
Слушайте, небо и земля, и все христиане, что сотворили надо мной христиане. А как обошлись с патриаршими послами, хуля патриарха, и царя, и собор Великий! Патриарха литвином называли, и царя так же, и всечестной вселенский собор. А я, сколько было сил, хотел, чтобы злоба утихла. То Бог знает, что любил я от чистого сердца князя великого Дмитрия, и желал бы я ему только добра и до конца своей жизни.
Но раз меня и мое святительство подвергли такому бесчестию, — силою благодати, данной мне от Пресвятой и Живоначальной Троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, те, кто причастен моему задержанию, заточению, бесчестию и поруганию, и те, кто на то совет давали, да будут отлучены и неблагословены мною, Киприаном, митрополитом всея Руси, и прокляты, по правилам святых отцов!
И кто покусится эту грамоту сжечь или утаить, и тот таков.
Вы же, честные старцы и игумены, напишите мне как можно скорее, чтобы догнала меня ваша грамота поскорее, что вы думаете, потому что здесь, вот, я вас не благословил.
А я в Царьград еду обороняться Богом, святым патриархом и Великим собором. И те на деньги надеются и на фрягов, я же на Бога и на свою правду.
Писана же эта грамота мною месяца июня в 23 день в лето 6886 (1378), индикта первого. Мне же их бесчестье большую честь придало по всей земле и в Царьграде.
Историки иногда рассматривают этот поступок великого князя как месть Москвы Литве за арест и заключение Ольгердом митрополита Алексия, произошедшее около 1359 г. Тогда,
во время смоленско-московско-литовских военных действий, митрополит Алексий отправился в Киев, но был захвачен Ольгердом, ограблен и заточен. Однако Алексию удалось бежать, и в 1360 г. он вернулся в Москву.
Митяй и Киприан разными путями направились в Царьград. Киприан с жалобой на великого князя и за правдой, а Митяй с свитой за утверждением его в сане митрополита. Когда корабль с Митяем и свитой приблизился к Константинополю, случилась внезапная смерть Митяя.
Свита выдвинула из своей среды кандидатом в митрополиты архимандрита Пимена. На незаполненных княжеских грамотах, которые были у Михаила (Митяя), они самовольно написали послание греческому императору и патриарху, прося поставить на Русскую метрополию архимандрита Пимена. Ознакомившись с посланием, император и патриарх не выразили сомнений по поводу этого священнослужителя,но отказались ставить на Русь Пимена, поскольку туда уже назначен Киприан. Тогда Пимен и бояре из свиты заняли в долг по грамоте великого князя на его имя у купцов крупные суммы и подкупили участников собора. В итоге собор в июне 1380 года поставил Пимена на митрополию всея Руси, предварительно отказав в этом Киприану. Ему пригрозили,что лишат его права быть митрополитом Малой Руси, оставив за ним лишь Литву.
Киприан отправился в Киев. Пимен вернется из Константинополя лишь осенью 1381 года, будет задержан под Коломной и отправлен в ссылку в Чухлому, затем переведён в Тверь.Таким образом на момент Куликовской битвы (8 сент. 1380 г.) митрополита в Москве не было, Киприан в это время занимал кафедру митрополита Малой Руси и Литвы, находившихся под управлением князя Ягайло. Киприан появится в Москве лишь 23 мая 1381 года после предложения Дмитрия Ивановича занять кафедру митрополита всея Руси. И предложение и согласие в сущности были незаконными, так как собор в Константинополе поставил на метрополию всея Руси Пимена.
ПОБЕДИТЕЛИ В МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ.
В Пространной повести решение о битве принимает лично великий князь Дмитрий Иванович. Он же на переднем плане в роли победителя, затем Владимир Андреевич. Духовные лица, епископ коломенский Герасима и игумен Сергий Радонежский, благословившие решение великого князя на битву, на втором плане.
“Сказание” предлагает иную ситацию. Решить спор с Мамаем битвой принимает митрополит Киприан, который во время второго посещения его Дмитрием Ивановичем и Владимиром Андреевичем скажет: “Сын мой, господин князь великий, да осветятся веселием очи твои сердечные: закон Божий почитаешь и творишь правду, так как праведен Господь, и ты возлюбил правду. Ныне же окружили тебя, как псы многие; суетны и тщетны их попытки, ты же именем Господним обороняйся от них. Господь справедлив и будет тебе истинным помощником. А от всевидящего ока Господня где можно скрыться — и от твердой руки его?”
Предложенная ситуация соответствует концепции Киприана, изложенной им в основном труде “Житие митрополита Петра”.
Рисуя в “Житие” образ идеальных отношений между великим князем и святителем, он говорит об их полном духовном союзе, в котором главенствует святитель, в свою очередь соблюдающий интересы князя. Подобных взглядов позднее придерживался и Иосиф Волоцкий, заявлявший, что “священство выше царства”.
Поддержку в этом решении оказывает Сергий Радонежский, отправивший к Дмитрию Ивановичу иноков Пересвета и Ослябу
Как возникла ситуация с отправкой “духовных лиц” Пересвета и Ослябы Сергеем Радонежским в помощь великому князю? Предположительно, в этом сообщении не обошлось без знания авторами грамоты, составленной между великим князем Василием Дмитриевичем, сыном Дмитрия Ивановича, и митрополитом Киприаном. Историк С. М. Соловьев в Учебной книге русской истории писал, что, по этой грамоте, “митрополит имел своих бояр и слуг,которые в случае войны выступали в поход под начальством особого митрополичьяго воеводы, но под знаменем великокняжеским”.
Р. А. Беспалов пишет, что “в формулярном изводе из договора Василия I с митрополитом Киприаном отразился порядок, который существовал еще при Алексии: в случае войны его бояре должны были выступать в поход под стягом московского князя, но под руководством особого митрополичьего воеводы”. См. Беспалов Р. А. О письме Ольгерда патриарху Филифею // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. М.:”Индрик”,2015. № 2 (60).-С.49-62.
[1,39 а. л.]
Возможно, что среди московской рати были и “бояре”, слуги умершего митрополита Алексия.
О том,что праобразами Пересвета и Осляби являются Михаил Черниговский и Михаил Тверской см. статью данного автора: Игорь Иванов. “Пересвет и Осляба “Задонщины” – Михаил Черниговский и Михаил Тверской”. Блоги журн. “Новая литература”.
Сама победа в эпизодах докончания битвы отдана в руки князя Владимира Андреевича, Боброка Волынского и литовских князей, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Автор “Сказания” был волен в выборе спутников Владимира Андреевича при поиске великого князя после сражения, мог даже не упоминать о них, однако отдал предпочтение Ольгердовичам.В “Сказании” Дмитрию Ивановичу остается только присоединится к победителям.
“Сказание:”Князь же Владимир Андреевич не нашел брата своего, великого князя, на поле, но только литовских князей Ольгердовичей, и приказал трубить в сборные трубы. Подождал час и не нашел великого князя, начал плакать и кричать, и по полкам ездить сам стал, и не сыскал, и говорил всем: “Братья мои, русские сыны, кто видел или кто слышал пастыря нашего и начальника?” И добавил: “Если пастух погиб — и овцы разбегутся. Для кого эта честь будет, кто победителем сейчас предстанет?”
Возможно, что образ пастыря применительно к Дмитрию Ивановичу заимствован авторами “Сказания” из “Послания Ивану III архиепископа Вассиана”, в котором Дмитрий Иванович также уподоблялся пастырю стада овец Христовых.
Далее по тесту “Сказания”:”И сказали литовские князья: “Мы думаем, что жив он, но ранен тяжело; что, если средь мертвых трупов лежит?” Другой же воин сказал: “Я видел его в седьмом часу твердо бьющимся с погаными палицею своею”. Еще один сказал: “Я видел его позже того: четыре татарина напали на него, он же твердо бился с ними”. Некий князь, именем Стефан Новосильский, тот сказал: “Я видел его перед самым твоим приходом, пешим шел он с побоища, израненный весь. Оттого не мог я ему помочь, что преследовали меня три татарина и милостью Божьей едва от них спасся, а много зла от них принял и очень измучился”. Оригинал:”Н?кто князь, имянем Стефанъ Новосилской, тъй рече: “Азъ вид?х его пред самим твоим приходом, п?ша и идуща с побоища, уязвена велми. Того ради не могох азъ ему помощи — гоним есмь трема татарины, нъ милостию Божиею едва от них спасохся, а много зла от них приимах и кр?пко пострадах””.
Согласно Стефану Новосильскому великий князь шел пешим с побоища еще до вступления в бой Засадного полка Владимира Анндреевича. Эта версия, явно оспаривает сообщение Пространной повести о умножении сил великого князя к концу битвы: “и слева убивали его воинов, а самого его окружали татары, как реки с обоих сторон, и удары сыпались на его голову, плечи и живот, бог защитил его крепким щитом и осенил его главу оружием любви, вступился за него и крепкою рукой и высокой силой уберег его, умножил его силы, и так между многими воинами князь остался невредим”.
Далее по тексту “Сказания”: “Князь же Владимир сказал: “Братья и други, русские сыны, если кто в живых брата моего сыщет, тот воистину первым будет средь нас!” И рассыпались все по великому, могучему и грозному полю боя, ищучи победы победителя. И некоторые набрели на убитого Михаила Андреевича Бренка: лежит в одежде и в шлеме, что ему дал князь великий; другие же набрели на убитого князя Федора Семеновича Белозерского, сочтя его за великого князя, потому что похож был на него.
Два же каких-то воина отклонились на правую сторону в дубраву, один именем Федор Сабур, а другой Григорий Холопищев, оба родом костромичи. Чуть отошли от места битвы — набрели на великого князя, избитого и израненного всего и утомленного, лежал он в тени срубленного дерева березового( Оригинал:”на?хаша великого князя бита и язвена вельми и трудна, отдыхающи ему под с?нию сс?чена др?ва березова”).
И увидели его и, слезши с коней, поклонились ему. Сабур же тотчас вернулся поведать о том князю Владимиру и сказал: “Князь великий Дмитрий Иванович жив и царствует вовеки!”
Исходя из лыковых одежд,в которые обрядили слуг Киприана, более правильный перевод: “под сенью (ветками)срубленного дерева березового”, а не “в тени срубленного дерева березового”.
Все князья и воеводы, прослышав об этом, быстро устремились и пали в ноги ему, говоря: “Радуйся, князь наш, подобный прежнему Ярославу, новый Александр, победитель врагов: победы этой честь тебе принадлежит!” Князь же великий едва проговорил: “Что там, — поведайте мне”. И сказал князь Владимир: “Милостью Божьей и пречистой его Матери, помощью и молитвами сродников наших святых мучеников Бориса и Глеба, и молитвами русского святителя Петра, и пособника нашего и вдохновителя игумена Сергия, — тех всех молитвами враги наши побеждены, мы же спаслись”.
Во всем приведенном отрывке ощутима ирония автора по отношению к великому князю: в словах Владимира Андреевича о пастыре; рассказе Стефана Новосельского о безлошадном,идущим с побоища великом князе, чтобы впоследствии укрыться ветками срубленного дерева; в строках о упавших в ноги “новому Александру” князьях и воеводах, провозглашающих его победителем. На что победитель едва проговаривает: “Что там — поведайте мне?”.
Итак, приходится считать, что эпизод с переодеванием великого князя, эпизод укрытия князя ветками дерева, имеющие в подтексте обстоятельства изгнания Дмитрием Ивановичем митрополита Киприана в 1378г., являются выдумкой автора “Сказания”. Труднее понять цель введения в текст “Сказания” этого эпизода, обесценивающего сформированный всем остальным содержанием “Сказания” образ князя как положительного героя:”идеального государственного деятеля” и т. д..
Чем интересно упоминание князя Стефана Новосильского? Историкам не удалось отыскать сведения о князе Стефане Новосильским, участнике Куликовской битве, известном лишь по “Сказанию о Мамаевом побоище”. Однако известен князь Иван Новосильский, зять Ольгерда. С драмой князя частично связана инспекционная поездка Киприана в 1373 году послом в Москву и Литву. Из послания Ольгерда патриарху Филифею
«Напали на зятя моего новосильского князя Ивана и на его княжество, схватили его мать и отняли мою дочь, не сложив клятвы, которую имели к ним».
Итак, автор “Сказания” в описании окончания битвы предпочитает выделить Владимира Андреевича и православных воинов с земель Литовского княжества, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей и Стефана Новосильского, где митрополитом был Киприан, сидевший в Киеве, изгнаный из Москвы. Иоанн Мейендорф предположил, что именно Киприан отговорил Ягайло от нападения на московского великого князя. Можно, кстати, подозревать автора “Сказания” в симпатиях к потомкам Гедемина.
Историки отмечают, что прозвище «Донской» закрепилось в ранней традиции именно за Владимиром Андреевичем Серпуховским. В доказательство ими приводится выдержка из духовной грамоты Ивана Грозного:”…А сын мой Иван держит на Москве болшаго своего наместника, по старине, как было при отце моем, при великом князе Василье Ивановиче всея России, и как было при мне, а другого наметсника держати на трети на княж Володимерской Андреевича Донскаго на Москве ж”.
Упоминание в данном отрывке воина Федора Сабура,сообщающего, что “великий князь жив и царствует во веки”, позволило историку Б. М. Клосу предположить, что “Сказание” написано в промежутке между 1505 и 1525 г. В 1505 г. Василий III женился на Соломонии Сабуровой. В 1525 г. из-за бездетности брак был расторгнут,а Соломония пострижена в монахини.
Перемена статуса великого князя была замечена исследователями.
Р.Г.Скрынников в статье “Куликовская битва. Проблемы изучения”(1983г.) напишет о искажениях в “Сказании о Мамаевом побоище”, что “фигура удельного князя (Владимира Андреевича) все больше стала заслонять фигуру великого князя Дмитрия Ивановича, и подле двух героев битвы возник третий – Сергий Радонежский”.
КИПРИАНОВСКАЯ РЕДАКЦИЯ “СКАЗАНИЯ”,
Еще С. К. Шамбинаго, изучивший около 100 списков “Сказания”, разделивший их на четыре редакции,получивших впоследствии условные наименования: Основная, Распространенная , Летописная и Киприановская редакции, высказал следующую “крамольную” мысль. В “Сказании” “великий князь изображается лишённым всякой инициативы”: “победа рисуется предопределённой” молитвами Киприана (а также русских святых — митрополита Петра и Сергия Радонежского), а “прославление личных качеств Дмитрия стоит на втором плане”. См. С.К. Шамбинаго Повести о Мамаевом побоище. СПб 1906,стр. 185.
В этом отношении наиболее поздняя редакция “Сказания”, созданная около середины 16 века, получившая название Киприановская, дошедшая до нас в составе Никоновской летописи, отличается наибольшим стремлением выдвинуть на первый план деятельность митрополита Киприана в событиях, связанных с Куликовской битвой, вопреки имевшим в действительности фактам. В “Сказании” этой редакции Киприан присутствует и направляет “каждый шаг” великого князя.
После обращения великого князя к митрополиту за советом Киприан наставляет князя на борьбу с врагом, советуя ему “собирать воинство и по всем землям посылать со всяким умилением и смирением и любовью”. По совету митрополита великий князь перед походом на Дон “творяще… велики милостыню по монастыремъ и по церквамъ, страннымъ и нищимъ”. Киприан и “благословляет” князя на битву и встречает победоносное войско в Москве “со кресты и со всемъ священнымъ соборомъ”. Сообщается о совместном «веселии» победе великого князя и его «отца» митрополита: “и возвеселися со отцем своим Киприаном, митрополитом киевьским и всея Руси, и з братом своим со князем Володимером Андреевичем, и с сущими его остаточными вой”.
Очевидно,что автор Киприановской редакции “Сказания” сильнее по сравнению с Основной редакцией подчеркнул концепцию
духовного союза Церкви и князя, в котором главенствует святитель,в свою очередь соблюдающий интересы князя. Концепцию, сторонником которой был митрополит Киприан.
Отличается эта редакция и по более отчетливому использованию в эпизодах докончания битвы фактов издевательства над свитой Киприана, приводимых в “Посланиии игуменам Сергию и Феодору”.
В соответствии со строками о попорченных, превращенных в клячи конях слуг митрополита в Киприановской редакции в рассказ о битве введен эпизод потери князем двух коней, эпизод, отсутствующий в Основной редакции.
Если в Основной редакции “Сказания одежда из лыка слуг митрополита превратилась в “сень ссеченного древа березова”, под которой отдыхал великий князь “битый и язвенный вельми”, то в Киприановской редакции “Сказания” одежда из лыка слуг митрополита превращается в “новосъсечено древо, многоветвено и листвено”,которым скрыл себя великий князь, “лежаше на земле”.
Киприановская редакция более ясно чем Основная говорит, что великому князю пришлось покинуть битву до основных ее событий, обеспечивших победу русского войска.
Отрывок из Киприановской редакции “Сказания” о избиении великого князя во время битвы: “И уже и самого великого князя Дмитреа Ивановича с коня сбиша. Он же ззыде на другый конь. Таторове же пакы и с того коня збиша его и яз-вшпа зело. Он же, притруден велми, изыде с побоища едва в дубраву, и вниде под новосъсечено древо, многоветвено и листвено, и ту скрыв себя, лежаше на земле.
Татарове же начата одолевати. И великий стяг великого князя подсекоша, и наперсника его любимаго Михаила Андреевича Бренка убиша, и многих князей, и бояр, и воевод, и слуг избиша”.
СМЕРТЬ ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА И ОКОНЧАНИЕ ЦЕРКОВНОЙ СМУТЫ.
Дмитрий Иванович скончался 19 мая 1389 г.Ни одного из митрополитов в этот момент в Москве не было.
В 1382 г. Киприан ушел в Киев, изгнанный Дмитрием Ивановичем после нашествия Тохтамыша. На митрополичий стол был поставлен возвращенный из ссылки Пимен. Но суздальский архиепископ Дионисий, вернувшийся в конце 1382 г. из Константинополя, рассказал о подробностях становления Пимена. Дмитрий Иванович решил сместить и Пимена и Киприана, поставив вместо них Дионисия. Дионисий отправился в Константинополь,где в 1383 был возведён на русскую митрополию. В 1384 году он приехал в Киев, чтобы добиться смещения Киприана, но был арестован киевским князем Владимиром Ольгердовичем и скончался в заточении в 1385 году.
В связи с арестом Дионисия Дмитрий вынужден был хлопотать в Константинополе о возвращении на кафедру Пимена. Патриарху чехарда с с уважаемыми людьми–митрополитами,учиненая великим князем надоела, и в 1384 году в Москву прибыли представители патриарха Нила для сбора сведений о Пимене и вызова его на суд в Константинополь.
В начале мая 1385 года Пимен отправился в Константинополь, куда прибыл и духовник Дмитрия Донского – архимандрит Симонова монастыря Фёдор, чтобы поддержать обвинение. Однако вскоре, Фёдор стал защищать Пимена, повторив выбор,сделанный в 1382 г. Дмитрием Донским между Киприаном и Пименом в пользу последнего. Историки предполагают, что, причиной тому было получение известия о смерти Дионисия в заточении в Киеве. В конце концов Пимен с Федором сбежали с собора, и разными путями вернулись на Русь. Пимен возвратился 6 июня 1388 года. Хотя Константинопольский собор низложил Пимена и митрополитом всея Руси признал Киприана, официально это оформлено не было, и Пимен продолжал исполнять свои функции.
Лишь в феврале 1389 года Константинопольский собор издал постановление, в котором Пимен объявлялся низложенным, а Киприан, сидевший в Киеве, признавался митрополитом всея Руси. Поэтому 13 апреля 1389 года Пимен вновь, уже в третий раз, отправился в Константинополь, куда прибыл 29 июня 1389 года. Там, ожидая решения своей судьбы, он скончался.
А Киприан в это время (1387г.) успеет обручить в Литве сына Дмитрия Ивановича,Василия с дочерью будущего правителя Литвы Витовта Софьей. Княжич после после нашествия Тохтамыша около двух лет был в Орде в заложниках, бежал в Валахию, привезен в Литву Киприаном. В 1388 г. Василий в сопровождении литовских чиновников прибудет в Москву. И в 1391 году будет заключен брак между великим князем московским Василием Дмитриевичем и дочерью Витовта Софьей.
Киприан в 1389 г. находился в Константинополе, откуда он 1 октября 1389 г. выехал на Русь через Киев. В Москву он прибыл 6 марта 1390г. С 1390-го года начинается непрерывное правление митрополита Киприана, скончавшегося в 1406 г..
Сам 1390 г. обозначил время окончания церковной смуты, началом которой послужило изгнание великим князем митрополита Киприана в 1378 г.; смуты, подрывавшей авторитет Русской Православной Церкви. С приходом Киприана победила концепция единой православной Церкви на всех землях Руси над концепцией автономной Москвской церковью со своим митрополитом, обозначенной событиями 1378 г.
Однако после событий, связанных с попыткой унии, Флорентийским собором, Поместный собор высшего духовенства в Москве, в 1448 г. сложит каноническую зависимость от Константинополя, утвердив главу Русской православной церкви митрополита Иону без санкции константинопольского патриарха.
В 1458 г. произойдет выход Литовской Руси из-под юрисдикции митрополита Ионы, разделение Русской Церкви на две независимые друг от друга митрополии, Московскую и Киевскую. Воссоедениться им удалось только к концу 17 века. Иона стал последним из митрополитов, имевших титул “митрополит Киевский и всея Руси”.
Автор “Сказания” (Основная редакция) и соавторы более позднего времени(Киприановская редакция), возвеличив Киприана, отсутствовавшего в то время в Москве, явно не придерживаются концепции о Киприане, как противнике Московским интересам и ставленнике Литвы. Эта концепция, выдвигалась еще церковными историками, митрополитом Макарием и Е. Е. Голубинским и нашла сторонников среди современных историков: В. Т. Пашуто, А С. Хорошев, Н. С. Борисов, А. Кузьмин. См. Г. М. Прохоров “О митрополите Киприане и Служебнике с его Поучением”.
ФОМА КАЦЫБЕЙ –ОТРАЖЕНИЕ КНЯЗЯ ИГОРЯ СВЯТОСЛАВОВИЧА.
Основная редакция Сказания: “В ту же ночь великий князь поставил некоего мужа, по имени Фома Кацибей, разбойника, за его мужество стражем на реке на Чурове для крепкой охраны от поганых. Его исправляя, Бог удостоил его в ночь эту видеть зрелище дивное. На высоком месте стоя, увидел он облако, с востока идущее, большое очень, будто какие войска к западу шествуют. С южной же стороны пришли двое юношей, одетые в светлые багряницы, лица их сияли, будто солнца, в обеих руках острые мечи, и сказали предводителям войска: “Кто вам велел истребить отечество наше, которое нам Господь даровал?” И начали их рубить и всех порубили, ни один из них не спасся. Тот же Фома, с тех пор целомудрен и благоразумен, уверовал в Бога, а о том видении рассказал наутро великому князю одному. Князь же великий сказал ему: “Не говори того, друже, никому”.
В тексте Распространенной редакции: “великий князь поставил его в сторожевые на реке Чюре Михайлове на крепкой заставе против татар”.
В еврейском языке обозначение сухого знойного времени года – лета (с начала мая до сентября – октября) – “кайиц”. См. Священник Вячеслав Синельников “Христос и образ первого века”. Изд. Сретенского монастыря. М.,2003. Стр. 9. Достаточно вспомнить, что часть событий похода Игоря приходится на Фомину неделю, что в дни битвы стояла жара и безводие, чтобы понять Фома – князь Игорь. В Лаврентьевской летописи, написанной в 1377 г. по благославлению суздальского епископа Дионисия, о последних трех днях битвы дружины князя Игоря с половцами сказано:”Изнемогли от безводия и кони и сами, в жаре и в муках, и наконец пробились к воде, а то три дня не подпускали их к воде”.
Чур Михайлов – вероятно, Архангельское городище на реке Кочуре в верховьях Дона, часть историков считает, что на его месте когда-то был расположен городок Чур Михайлов. Это пограничье между Черниговским и Рязанским княжествами. Героев Слова» с этими местами связывает конфликт из-за этих земель в 1194году Святослава Всеволодовича с рязанскими князьями. Черниговские князья под предводительством Святослава собрались в Карачеве, были там и Игорь со Всеволодом, но в конфликт вмешался Всеволод III, поход не состоялся. Согласно Толкового словаря Даля чур — межа, граница, рубеж.
Исследователи отмечают,что место Чур Михайлов на Дону упомянуто в летописном описании “Хождения Пименова в Царьград”, события 1389 г.,:”Из Переяславля вышли в воскресенье 25 апреля (в неделю Фомину), в четверг 29 «приидохом» к Дону и спустили на него суда. Отсюда на второй день «приидохом» до «места», носившего название «Чур-Михайловы», где «некогда бо тамо и град был». Здесь Пимен простился с провожавшими его рязанцами, которые «от того места возвратившася в свояси», а сам, севши со своими спутниками на суда”,
К. В. Кудряшов в работе “Половецкая степь.1. Местоположение Саркела и «Хождение» Пимена по Дону в 1389 г.” писал: “В ночь накануне битвы этот воин-разведчик «со сторожи» явился на Непрядву к Дмитрию Донскому с донесением о приближении татар, шедших с юга. Упомянутая сторожа, подстерегавшая приближение татар, следовательно-, должна была находиться где-то южнее Непрядв-ы и Куликова поля. Расположенный в пятидесяти верстах южнее Непрядвы левый приток Дона Кочуры (Кочур), вероятно, и есть искомая река Чур. На ней недалеко от устья находится село Кочур-овское, иначе называемое Городище, с чем как раз согласуется и указание текста, что «некогда бо тамо и град, был”.
Примечание. В Распространенной редакции “Сказания” появится новый герой, посол от Ольгерда к Мамаю Бартяш. Вероятно, его “предшественником” является Бартош Наленич, польский магнат, пытавшийся в 1383 г. поставить на польский трон Земовита IV Мазовецкого.
Статья является продолжением авторского цикла статей под условным названием “Непрочитанные страницы древнерусской литературы”, опубликованных в блоге журнала “Новая литература. Это “Подложность “Поучения Владимира Мономаха””, “Непрочитанные страницы “Слова о полку Игореве”, “Задонщины” и “Сказания о Мамаевом побоище””, “Пересвет и Осляба в “Задонщине”– Михаил Черниговский и Михаил Тверской”, “Война за киевский престол, Ч.1, Ч.2″(Прим. Владимир и судьба Святополка), “Василий Буслаев и Иван Иванович Молодой. Стригольники и новгородско-московская ересь в былинах о Василии Буслаеве”, “Реальные исторические деятели в “Сказании о житии Александра Невского””,”Крестовые походы в “Сказании о житии Александра Невского””, “Сказание об Индийском царстве. “Непрочитанные” страницы”.
