***

За мной охотятся все тени

А ты молчишь, как стая рыб

Твоё молчанье грандиозно

И я молчу с тобой навзрыд

На отмели, как сон, чудесной

Мы обитаем в этот час

И в сумерках отдохновенья

Всесильный день встречает нас

 

Мы не должны себе ни крохи

Но что украдено, то – мы

Судьба ведёт нас, или это

Благословенье чуждой тьмы?

 

В перипетии не вдаваясь,

Не удивляясь, не глумясь

Я избегаю мыслить время,

Сливаясь с ним. И ты слилась.

 

Молчаньем полнится безлюдье

Безлюдье? Тут? А там, впотьмах?..

Иссох родник, но влажны губы

И ветер тих… но будет взмах.

 

 

 

 

***

Весна. И вновь, заворожённый,

Вменяет мне в вину закат,

Что день, в беспамятстве прожжённый,

Я отпевал, как казнокрад,

 

Готовый всем раздать и злато,

И расточавшуюся медь его, –

За что в монашестве распята

Свобода; впрочем, и за то,

 

Что лишь себе она во благо

Всем ниспослала этот март;

За то, что высветлив бумагу,

Ей выжжет гимн на ней закат.

***

Где всё проникла невесомость,

Душе – простор в тумане сна.

Из путешествий в эту область

Она на крыльях принесла

 

Фигуры нежных трепыханий,

Не повстречавших на пути

Ни мысли, заострённой крайне,

Ни нужд, что требуют рутин.

 

Весна! Кружа в твоём просторе,

Душе не нужно больше снов.

Не обнаружить больше в споре

Её с долиной вещных слов.

 

И, повторяя те движенья,

Она собой полнит вокруг

Всю непристойность обнаженья

Зимы растёкшейся излук.

 

Я наблюдал её, немея,

Ей вторил ветровой порыв,

В порыв единый вдохновенья

Немолчность мира превратив.

 

И на угасшие мгновенья,

Свет проливался золотой,

И побуждал их гимн весенний

Родиться вновь – не новью той,

 

Что приведётся к истеченью,

Как заклинаньем, словом «срок», –

О, нет! Вовек не коченея –

Неистощим её Исток.

 

 

 

 

 

 

 

 

Апрель

К тебе пришло моё письмо?

Ну, так я жду ответа.

Душа истосковалась, но

Что до неё Неве-то!

 

Как был бы холоден прилив,

Так и отлив – бездушен.
Спокойна. Лик не изменив,

Нева такая ж… лужа.

 

Что от неё мне ждать вестей?

И ничего не стоит

Весь этот вид… Но, вместе с тем,

Он будет мил мне с тою

 

Непререкаемой весной,

Которой ты одаришь

Ландшафты, нищие тобой –

Их покоришь и ранишь.

 

И – сердце туч и мостовых,

Душа их, жизнь и влага –

Я б на ногах двоих своих

Уж не ступил и шага

 

После того, как, победив,

Немой гранит и пепел,

Во мне, как струп, разбередив

Их жизнь, их внятный лепет,

 

Простишься ты нежданным днём,

Достигнув тьмы окраин.

Вот наша вечность. У неё

Так ощутимы грани…

 

Но, истончаясь до того,

Что так и жди разрыва, –

Ничто не вечно над Невой.

И только ты, незрима,

 

Ты пребываешь и цветёшь

В душе моей, как праздник,

Ты – остаёшься… ну, так что ж,

Что камень воду дразнит?..

 

Покровитель

 

Неоспоримо опровергнут,

Истлеет прежний горизонт, –

В глазах твоих и звёзды меркнут.

На это – только твой резон.

 

Твоя спонтаннейшая прихоть –

Светить повсюду из себя.

Гляди! Небес не затвори хоть,

Сияньем крылья серебря –

 

Расправь, но и не тщись надеждой

Мятежность мира укачать.

Там, что ни происходит – нечто,

Что ни покрыть, ни замолчать.

 

А ты, умолкнув, истолкуешь

Молчаньем – повесть всех времён.

Уста сомкнув, поименуешь

Даль – сокровенным из Имён.

 

 

 

 

 

***

Всё, что есть – только я и ты.

Между нами – луга цветов.

В бесконечных мирах цветы –

Всё цветы… Как их запах нов!

 

Повернись, обратясь к лучу,

Высветлявшему сонмы лиц.

С его скоростью полечу

Грандиозней веков и птиц.

 

Всё к тебе – без конца – лететь,

Только чтобы, расслышав зов,

Превозмочь тишину – воспеть

Красоту цветов.

 

 

***

 

Погряз, раскинувшись бездомно,

В напоминаньях о себе

Лучом прораненный излом тот,

По неотёсанной судьбе

 

Прошедшимся, как по подмосткам,

Тускнея, распыляясь в зал;

Он с тенью – по её отросткам –

Мне о грядущем нагадал.

 

В руках безжалостной заботы

Ломоть, крошась, преломлен был.

В себе терявшиеся своды

Луч проясненьями поил.

 

Но, ненадёжны, как прогнозы,

Они крошились в полутьму

И грязли в безотчётно-грозном

Непотакании ему.

 

 

 

 

 

 

In Abstracto

 

От-речение

От речей,

От образов.

 

От-влечение,

От вещей

И слов.

 

Тянет течь

По течению

Без весла –

 

Речь толочь

В многоточие

Домысла.

 

Стянет мысль

Мыслеобразы

Без числа –

 

Будет смысл

Литься в поросль

Бесчинства.

 

Просит всё

Прочь отброситься,

Что ни есть.

 

Слёзно ро́сится

Влага по́ сердцу –

Благу цвесть!

 

Выведать,

Что не увидать –

Эту невидаль;

 

Всё сказать,

Что не высказать –

Быль и небыль.

 

От-влечённая

От влечения

Высь лица,

 

От-речённая

От речения –

Мыслится.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прятки

 

Застрять бы с тобой навсегда

В укромном уголке неизведанной земли

В бесприютной тени раскинувшейся вселенной

Вселенной распустившей узлы своего божественного сна

И что завязано в тех снах её было

Пускай откроется нам в той точке её незаметной ни одному глазу

Упущенной из виду мириадами экспедиций

Игольное ушко наших воспоминаний о том, чем мы станем в итоге

О нас самих, в унисон возопивших о вечной разлуке

Всесильно скрепившей нас узами зова.

 

Зов, вечный зов! о, зов затаённый! о, зов затаённых!

Предвечно хранимый, но вылетит лишь и раздастся он –

Тут же умолкнет и – век тишины. Но тем он и памятен выси,

Тоскующей эхом влюблённых.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Соната

 

Своди меня к сумме

Нуля с нулём

Мерно и с чувством

Такта,

Как если бы ты

Высекала искры

Из лунного камня.

Неважно, насколько

Оно глубоко –

Расстояние между

Нулём и нулём,

Скорее всего –

Бесконечно.

Но ты – ты

Сведи меня к сумме

Нуля с нулём.

 

Открывай во мне окна и двери,

Никто уже там не затерян.

Ты не впустишь угрозы,

Не впустишь и свет

И себя,

И себя по чуть-чуть

Выпускай, открывая во мне

Свои окна и двери.

Неважно, как скоро,

Однажды,

Признав, что и это –

Напрасно,

Открой во мне окна и двери.

 

Я – дом, в котором

Гуляет ветер.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Болею

 

Об

ними ме

ня

 

об

мани ме

ня

 

по

мани ме

ня

 

и

 

под

мени ме

ня

 

я за

втра за

 

болею.

 

 

 

 

 

 

 

Интермедия

 

к чему всё это

смерть поэта

слегка багровые ключи

перед закатом до рассвета

молчи

скрести лучи

хотя бы с пивом

невисокосного разлива

не спи в ночи и телевизор

включи

 

 

Персона

 

Я не хочу чтобы это вторгалось

это – плохое, чужое, ненужное

так неуёмный смерч в оковах собственной жизни

взметает округу

в тьме забвенья её он рыщет и жаждет

подняться остойчивостью её

упиться

её плотью, обтягивающей, страждущей, жаждущей

мыслящей

ночь

мыслящей

имя.

 

Увы, но скитаньям его нет предела

как прежде он будет искать

он будет молиться

и путать

молитву и слово,

поэзию, вымысел, суд

и действительность.

 

Эхом

уже пронесётся его

нерождённая музыка

только

лишь станет он петь

порождая её в своих муках

не ведая

что она ждёт.

 

Увы, но метаньям его есть предел

и немыслим

тот ужас, который восторгом

взовьётся внушительной страсти.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

Как всё – проваливаться

в бездну ада

сыпучим скрипом покрывая

давно остывшие следы

разгорячённых бегом ног

сном не упоённых

горячечно зардевших

так бестактно

расправлявшихся с пространством

в одночасье

 

сворачивая его

теряя почву

 

 

 

 

 

 

 

***

в крайнюю степень возводят пристрастие

лицеприятия рукопожатие

мнимо голодные томно беспечные

клыки человечьи

 

в третье скитанье с тобою отправимся

сбудется заново олово полчища

кто подождёт и окинет прощаньями

попотчует щами

 

донно и смежно впромеж промежутками

сыпались чашки с кофейными гущами

время свои раздвигало молчащие

тайные чащи

 

мы же безбашенны мы дальновидные

только осколками присно довольствуясь

думали всё уже можно растаскано

были обласканы

 

нежностью таски.

 

 

 

 

 

 

 

Признание

 

ключи горные

речи вздорные

из двоих увидевших небо

один непрерывно тонет

а утро несёт прохладу

так до́лжно

без этого дни

напролёт

и словно бы в первый раз

в жизни

кидаете кости за дальний рубеж

и своё пересекаете время.

 

не то же у нас

наше всё тает, как

снег и как память

снегом же прежде и

выбеленная.

 

огромный вздох

не видеть сияющих в солнце

нездешние лица

утроба, весна.

 

как поют горные родники

так и моё раздастся сердце

и всё чтобы внять

и вместить

чтобы так и конечно же

вместе

и завтра, и тайно, и в полдень

шептать и кричать

не уверовать только

заплакать и

кануть в святых лабиринтах

откроется небо

предстать нам

как облаку с краю что

движется, помнит, растёт

умирает и

дышит.

 

 

 

 

 

 

 

Кое-где

(время года)

 

замок с телами

промокшие листья

пальто и ногами

изъятые мили

 

заблудшие души

успевшее время

наконец-то!

величие пепла

 

разденется море

объемлется стужа

а я, необъятный

просунусь наружу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

приходила и жалась и билась

таинственно как в новолунье

росой украшала глаза

небезвольно и чисто

рука забывалась под сердцем

и чёрствые будни крошились

на корм голубям

простодушным

и спаяны в дебрях где сна захолустье

мы были руками разжатыми в вечность

градация яви казалась залитой

и снова и снова сочилась по капле

по кромке укуса солёная ночь.

 

 

 

 

 

 

 

***

твоё лицо – когда идёшь

спина твоя – когда ложишься

твоей улыбки не найдешь

там где должна она явиться.

ты плачешь также как весна

тобой запружен и затискан

и тискан буду допоздна

я скроен под твои изыски

ты снова требуешь вина

держи вина – налей и висни

как сладострастная весна

на моих скверных мыслях

возьми своё и властвуй над

раздетая как всё живое

и я скажу тебе, что рад

я рад, я рад… но кто я?

я раб, я раб…

 

 

 

***

Расскажи, обречённо склонясь,

Эту мерную синь листопада

И громадное облако солнца,

Бездыханное олово нас.

На прощание выплачешь такт

В неприкаянность сизых небес

На проторенных будто следами

Бесконечностях брошенных карт.

В закулисье неоновых лун

Нам не заново плыть побережьем.

Наши ночи останутся там же,

Где сорвал я последний их шум.

Не уныние правит следами

И по ним, по безликим стопам

Что-то мнимое мчит между нами

Свой торжественно призрачный вал.

Я бывал и бывал у оврага,

Где оставлены кости судьбы.

Кем обглодана эта дворняга,

Кем убита, подсудны ли мы?

Не судья нам ни облако в силах,

Ни хрусталь позапрошлых лицом.

Сколько неба и всюду бескрылых,

Не оставленных звёзд на потом.

***

увянет погибнет закончится всё

уже не видна наша линия жизни

забиться в свой угол глотать и реветь

глубокою старостью ночь эту выяснит

зажав как в ребро увлажнённую полость

пора пустовать стиснув зубы и выкусив

на краешке всех остающихся снам

лишь царствовать божией милостью

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

узри меня и всё былое

навей как в стареньком году

вокруг останется любое

останусь я но и умру

умру как день что насмех поднял

коров летящих через Ганг

любя как тень своё сегодня

и возведя его в свой ранг

усни до завтра не решишься

опять застенчивость храня

предстать кому ты только снишься

с мольбою выбери меня

ты устрашишь и ты восславишь

но зеркала ах зеркала

хотя одно открыть бы настежь

хотя одно открыть бы настежь

 

и смех ловить и жажду утолять

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

позади наступал день

моя кровь удалялась в тень

ты несла несусветную ложь

обострённая облачность где

 

обнаружилась полная ночь

так легла на отточенный лад

приходя уводи прочь

и к чему бы чесался нос

 

мы эксперты зарамной глуши

наша глушь она вся тишь

закатай рукава грудь

открой и бери тушь

 

и пока ты её берёшь

кротостью тень украв

не в одних волосах дрожь

не одна заросла брешь

 

уходи зачесать нос

всё как будто бы тень сняв

уводи уводи прочь

повстречай палача дня

 

тот палач он как лунь мног

как монах навсегда строг

мы его посетим мыс

когда будет хватать ног

 

 

 

***

стучали тучи по каналам

звучали тучи по обрывам

а вероятно были правы

лежа непостоянно лживы

не убояться не возбранно

не показаться не ошибка

отнекиваться от дурмана

не отрекаться гибко

то губит то живит и ластит

я не умру но вскоре снова

домой уютные напасти

дверь отоприте слова

***

горяче́е только

тень на солнце

полуживая и виноградная

удушливый пинотаж

твоих пальцев

застенчивых как

кислород

допотопный немыслимый

как облака

над уровнем крыльев

и в степени х

померещилось

переместилось

 

а все-таки как же надолго

настолько пожалуй что

 

да.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Воскресенье

 

Весь день лежим на диване…

Кто ж знал, что вот так устанет

Двигаться общее тело

На двоих ­– на тебя и меня.

Разве только его поменять

И одеть белым.

И вдобавок учить летать.

Вот хорошее было бы дело!

А пока что другие дела

На другие взвалите тела.

 

 

 

 

 

 

Другой апрель

 

Улицы чахли под ливнями.

Стоило, знаешь ли, жить,

сжиться телами ленивыми

так, чтобы смерти лишить.

 

Улицы пахли болотами,

чащами плыли дома.

Стоило знать уже, что там,

плакать в земные дела

 

или у ясеня спрашивать:

«Сны ли видал в декабре

долгого прошлого нашего?»

Будет молчать, замерев,

 

точно сейчас тоже снится нам,

как самолеты и ток,

а улицы – бить под ресницами

пульс проливных частот.

 

Что-то апрелю не весело

в мутной осенней тоске…

И ты мне задумчиво бросила:

«Пока что не знаю, с кем…»