Алексей Ивин. Литературный дневник на Прозе.ру

***
Начнем. А там видно будет.
***
Проблема в том, господа читатели, что дневники (житейские) и по сию пору ведутся, с 1966 года. Свыше тысячи страниц в машинописи. Так что, когда, е.б.ж., смогу разместить, хоть у вас, хоть у себя, поинтересуйтесь: там мно-о-ого грязного белья. Не исключено, правда, что первые 10 тетрадей действительно размещу. Так что в этом, актуальном дневнике нет необходимости для меня.
***
Вынужден начать публикацию дневников — хотя бы первые три тетради, до 1970 г. Я знаю своих родственников: они позволили мне быть счастливым несколько дней — с замужней женщиной, у которой, к тому же, был взрослый сын. Сами же они заняты исключительно личной жизнью; их не интересует ничто, кроме денег, автомобилей, собственных жен и детей. И их таких — 70 человек. Вот почему, вытесненный, я вынужден писать с 12 лет, вот почему вся моя жизнь — на потребу. Все остается людям, мне — ничего. Они не позволили мне заработать ломаного гроша. Я всю жизнь тружусь непонятно для кого, под улюлюканье этих мерзавцев.
Они закрывали передо мной двери, и теперь не хочу, чтобы они пользовались моими архивами.
У тех, к кому хорошо относились, остаются свидетельства хорошего отношения. У меня их нет.
Считайте эту запись вторым «необходимым предисловием» к дневникам.
***
Итак, не размещены на литературных сайтах мои книги «ПУТЕШЕСТВИЕ ПО СОБСТВЕННОМУ СЛЕДУ», «ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СЛЕДАМ РОДНИ», романы «ПОСОБИЕ ДЛЯ УМАЛИШЕННЫХ», «ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ МИХАИЛА ГОРЯЧЕВА», 15 рассказов из цикла «НОВЫЕ ФЕНОМЕНАЛЬНЫЕ» и 25 тетрадей ДНЕВНИКА. Я пытаюсь издать свои сочинения с 20-ти лет. Издатель не может быть иным: он плывет в косяке сельдей, издает только одобренное косяком и сельдяное по фактуре. Я же в косяках вообще не плаваю.
Не хочу больше работать непонятно на кого. Б.Акунину селедки платят по 7 тыс. руб. за том (видел на книготорговом сайте). Вот с него и спрашивайте альтруизма.
Они думают: «Съедим худую речную миногу А.Н.Ивина и разжиреем еще». Нет, ребята, я затеряюсь невредимый, а вы все попадете в трал к опытному загребщику Б.Акунину.
Что-то много разочарований от литературной деятельности; не знаю, как действовать дальше…

***
Все-таки решил закончить среднюю школу: обнародовать дневник №4, который охватывает 1970 год. Возможно, люди, там упомянутые, еще живы, но вряд ли рассердятся: столько воды утекло! Если В.Боковая узнает, что она мне нравилась, от нее теперь не убудет: 40 лет прошло. Надо рождаться в семье богача — либо не рождаться вовсе; жизнь плебея полна заблуждений. Если бы вернуть то время, я предпочел бы жить (женщины, водка, автомобили, деньги), а не сочинять. Дневник №4, конечно, велеречив и напыщен, но в пределах здравого смысла; следующие будут покруче.
***
Хорошо прожить среди современников, как матрос Рутерфорд в новозеландском плену! (Отличная, кстати, проза у Николая Чуковского). Точно табу на тебе; товарищей твоих уже съели, Англия далека и недоступна, а тебе остались лишь мечты о море да поиски корма. Вот как раз корма-то и не стало. Совсем не стало. Я думал: чего это Ю.М.Поляков старательно меня сторонится, уже два года ни копейки не дает заработать, а потом взглянул как-то в выходные данные «Литературной газеты» — и всё понял. Мать моя! В Израиле-то 22 тысячи подписчиков у газеты. Как такого кадра, как Ивин, публиковать в ней? Так что большой стратегический талант Ю.М.Полякова стал для меня еще яснее, чем в 1981 г., в дни «Московского литератора». Вот и вынужден я копать коренья, как древний новозеландец: нет уж надежды на «ЛГ». Природы много, естествознания навалом, а вращения в высоких сферах и низкого искательства зато нетути. И это хорошо. Сейчас вот подобьем предварительные итоги актуальной рецензистики, соберем в один файл рецензии, и опубликованные Ю.М.Поляковым и другими товарищами, и полностью отвергнутые, — и забудем, что от литературы может быть какая-либо выгода. У цивилизованных и ангажированных литераторов — может, а у того, кто собирает коренья вместе с дикими племенами голых аборигенов — не может. Другой бы автор, хоть Ю.М., например, собрал эти свои рецензии, отнес в издательство и выпустил отдельной книгой. А мне — нельзя: денег, денег хотят от меня издатели! «Что ты нам протягиваешь свои плоды таро, сиречь колоказию съедобную, свои бананы и неощипанную птицу моа? Ты нам заплати. Тебя же никто не знает, мы не можем рисковать».
И это верный расчет, господа издатели! При каптализме риск вообще исключен. Читайте же эти рецензии, господа издатели, в электронных литерах. Имена там так и пестрят, и все — ваших любимчиков, заплативших. А я стану облизываться, как всегда.

***
Изумляюсь на наши журналы и издательства. Прочитал годовую подшивку журнала «Москва» за 1988 год. Хорошо н а п и с а н а только «История государства Российского» Н.М.Карамзина. Интересен (информативен) также «Зрячий посох» Астафьева, стихи Чичибабина и два рассказа Шаламова. И всё! И я впал в раздумье. Я стал думать. Я читаю Маартен`т`а Харта — и всё понимаю. Читаю Харри Мартинсона — опять же прелесть как написано! Отчего же, читая Анатолия Афанасьева или Анатолия Жукова, я не понимаю даже, о чем они пишут? Ведь эти двое такие же личности, как и голландец со шведом. О чем же они поют — без смысла, лада, образов, сюжета, коллизий, метафор? А ни о чем. Страшная догадка озарила меня: печатают по имени! Анатолий Афанасьев это ведь Счастливый Воскресеньев, вот его и печатают в журнале «Москва» вместо воскресного чтения. Почему Казимир Малевич первый художник среди равных? Потому что он кажет и малюет мир, следовательно, он истинный художник. «Черный квадрат» — и всё, и муха не гуди. Вот и Счастливый Воскресеньев волен писать любую абракадабру — он все равно будет первый (во всех журналах патриотического направления и в «Роман-Газете»). А Мартын Харт и Гарри сын Мартына — они изложили, что почувствовали и восприняли, и дурак Ивин на это откликнулся. А Великую Китайскую стену А. Афанасьева он не мог осилить, потому что там были странно одинаковые камни-плиты-слова, уложенные без смысла в пирамиду (в «Пирамиду» Л.Леонова). Но К.Гамсун тоже жил 96 лет, почти как Леонов. Отчего же столетнего Гамсуна я понял всего, а столетнего Леонова — ни строки? Лев, максимально побеждающий Льва, нисколько не могучее сына Петра, но Педерсена Ивин понял и принял, а лауреата, секретаря, водителя автомобиля, отраду социалистического реализма и строителя словесных «Пирамид» Л.М.Леонова — даже приспособительных реакций к тексту не выработал, а не то чтобы понять. Почему, братцы? Разве в огромном количестве книг и статей не доказано, что Л.М.Леонов — гений? Доказано. А потому, братцы, что Ивин сам скандинав, он уже иностранец среди русских, он путает Афанасьева с Анастасьевым, Полякова с Чеховым, а у самого фамилия от названия сорного дерева, никуда не годного, только на аспирин. Вот почему прозу Ивина отвергают все русские и русскоязычные издательства: его проза не понятна без перевода со скандинавских языков Вологодчины.
«Пособие для умалишенных» не издано в России, как «Пушкинский дом» господина А.Битова; оно лежит 20 лет, как стихи господина внутреннего диссидента Б.Чичибабина, оно зловредное, ругательное и правдивое, как проза товарища В.П.Астафьева и самиздат господина А.Н.Радищева, но у него нет О.Ивинской и господина коммуниста Фельтринелли, как у господина садовода и огородника, не угодного в СП СССР, Б.Пастернака (чем еще заниматься с такой фамилией: только огородничеством!). И вот, помня судьбу товарища зэка Щ-сколько-то-там и Александра, который подписывался «Искандер», Ивин думает: а умалишенным нужно пособлять? Может, им достаточно справки ВТЭК и пособия от собеса?
Вы думаете, Николай Михайлович Карамзин не обиделся, что ему не выплатили гонорар с 683 000 экземпляров его сочинения? Еще как обиделся! Но ведь у нас умные все — все вподчистую; каждый редактор знает: Карамзину не надо платить, а Афанасьева
можно не читать. Поэтому печатать надо либо покойников, либо спокойников.

***
Мне 56 лет. 36 лет я пытаюсь издать книгу. Хорошо, допустим, коммунисты не хотели издавать мои стихи и прозу, — сбрасываем 15 лет, до 1985 года. Хорошо, допустим, перестройка, гласность, пришло время печататься диссидентам и репрессированным литераторам,- сбрасываем еще 15 лет, до 2000 года. Ребята, но с 2000 по 2010 год мне уже отказали десятки издателей. С 2005 года мои повести, рассказы, стихи опубликованы в Сети, — ребята, за это время я не услышал ни одного звонка от издателей!!! На платформе Орехово-Зуево на книжных стендах я созерцаю стройные ряды Колычева, Н.Леонова, Акунина, Дашковой и Устиновой (если шагами измерять, 20 шагов, как на складе), и явно, что их никто не покупает, — ребята: я не получил ни одной эсэмэски от издателей и на свои запросы по электронной почте ни одного ответа. Ребята, у нас капитализм, или мы сделали круг и вернулись в ту же точку? Ведь при капитализме издатель, предпринимая, интересуется авторами, — или нет?

Ребята, мне стало без разницы. По сравнению с брежневскими временами у нас сильно прибавилось психиатров и попов, — а уж эти-то две категории «Пособие для умалишенных» прочтут наверняка. Продолжайте выпускать нужные народу книги, г-да книжные издатели. Непроизводительные расходы — это и есть самая лучшая сторона российской экономики.
***
Эта запись вызовет нарекания. Но, как говорил Соломон, обличающий лучше льстивого. Родственники скажут, что я распустил язык (не мне, а между собой). Мне больше распускать нечего. Я, человек с двумя гуманитарными образованиями, зарабатываю 5300 рублей в месяц и много лет состою на бирже труда, там еще приплачивают.
Так вот: у меня нет стула, стола, телевизора, холодильника, гардероба, велосипеда, зубов, зеркала, горячей воды. Зато в одной только Москве человек 40, если не больше, родни. У них дачи, автомобили, крепкие семьи, милые дети, которые меня ненавидят, у меня же – та популярность, при которой я десять лет не имею ни копейки.
Так вот: когда в 1998 году в поселке Михайловка на Вологодчине умерла моя мать, многие из них собрались на ее похороны. Но меня не известили. Конверт стоил тогда 5 рублей, телеграмма могла и на 15 потянуть. Они, московские и михайловские, поплясали на могиле моей матери, а я остался не осведомлен. Но этот факт запомнил. «Нас много, в этом наша сила», — вот их девиз. Они понимают: если со мной общаться, я женюсь, у меня появится автомобиль и выйдет книга. Они не могут этого допустить, поэтому, когда я приходил, запирали дверь и даже вызывали милицию. Какого западного горемыку, какого известного отверженца рода надо вам привести в пример? На Ван-Гога родственники натравливали полицейских? Да вроде нет, а младший брат даже поддерживал его.
Брат Зоя и брат Света, брат Галя и брат Таня, который в деревне, брат Аня и брат Надя, брат Оля и брат не знаю имени, который за Алексеем замужем, — что я вам сделал? Чтобы доказать, что я рехнулся, вы, конечно, можете отрастить волосы хотя бы до плеч, надеть юбку и притвориться женщинами. Но женщина – это существо с открытыми ногами, признаком доброты, и длинными волосами, признаком стыдливости, а если женщина еще и смеется, ее можно и полюбить. Вы же – бабы, а «баба» — это брат мужа, с грудью и женскими гениталиями.
Так вот: ну не было у меня родного брата, только двоюродные, не на ком было жениться. Так сложилось. А поскольку таких, как вы, братьев среди женского пола у нас в России 95%, то можете идти к прокурору.
Но мне кажется, все проще. Оглянитесь вокруг, посмотрите на наших женщин. Только ельцинский выпуск, которым сейчас от 20 до 30 лет, еще носят длинные волосы, юбки и иногда смеются. Остальные – все стриженые; «так удобнее!» — говорят они.
Увы, из лозунгов Великой Французской революции у нас осуществилось только Братство, а Свобода и Равенство – это в других местах. Поищи в других местах, скажете вы? Кто бы против. Но и э т о зависит от родни.
Конечно, они не обязаны меня навещать, тем более что общих интересов нет. По закону, родственники обязаны навещать только родственника, над которым учреждена опека, то есть недееспособного. Но не об этом и речь. Речь о возможностях и разнообразии жизни, которые возможны только при участии родни. Изолированный не живет так полно, как семейные. Но шоферская семейная кодла никогда не поймет художника, тем более сейчас, когда так поддерживают автомобилизм.
***
Я много читал западных и наших детективов и сделал выводы. На Западе – драка, у нас – избиение. Причем часто именно кодлой – одного. Драка справедлива, а избиение подло. Вот и все мои соображения о социальном устройстве на Руси: в ней какой-нибудь Судислав 20 лет сидит в земляной яме при вельможных братьях князьях ни за что. Когда кодлой избивают одного, все отворачиваются, никто не виноват. Когда дерутся двое, они выясняют истину. Ответственные люди ратуют за развитие и конфликт, безответственные – за «порядок». Добрый, славный, гуманный Борис Ельцин, когда-то теперь нам снова разрешат «пошалить»?..
При нынешних приоритетах, если у тебя нет автомобиля, ты автоматически становишься in-valid`ом, то есть не-движимым. Что у нас многие продают? Правильно: недвижимость. Умные! Если бы вы знали, сколько у нас стариков и старух на костылях, с болезнями суставов и позвоночника! Только и поговорили о благотворительности, что пару лет при Ельцине. У нас опять нет бедных людей и социальных противоречий. Не нравится тема? А я вот ее-то и разрабатываю и считаю, что я-то и есть настоящий демократ. А не те, для кого цари и герои – пример для подражания, не те, кто в серии «ЖЗЛ» издал жизнеописания самых последних сановных негодяев – Бенкендорфа, Аракчеева, Уварова. «Порядок» покоится на костях и согнутых спинах народа, господа, не забывайте этого.
***
Весь год и особенно в последние месяцы я очень плохо себя чувствую. То, что прежде давало известные преимущества, необходимые для успешного писательства, — это меня и подвело: неврология. Интенсивно чувствуешь и много работаешь — расплачиваешься. Неврологические болезни сильно изматывают, они постоянны, лишают сна и отдыха. А великое множество мазей, притираний и противовоспалительных средств (в иных аптеках целые витрины ими забиты) на 100 процентов бесполезны. Вот теперь, пожалуй, я действительно чувствую себя калекой: когда изношенные нервы болят и обездвиживают, а простых радостей все меньше. С очередным днем рождения меня не поздравил никто из близких; телефон и адрес, где они открыты для лицезрения публики, я сниму. Кушая сдобные булки, кто-нибудь спрашивает о здоровье булочника? Никто. Еще меньше — читая рассказы и повести писателя. Для вас они — продукт, доступный для бесплатного чтения и скачивания, а у меня нет денег на ремонт тела. Востребованных авторов, которые родились в городе, ходили в ясли и детский сад, а потом в школе в отличниках, много; они социализированы, они вам понравятся. Я же, поверьте, не был в детском саду ни дня; вот почему во всех общественных песочницах, на всех сценах, подиумах, перед телекамерами меня тоже нет. Но я не тужу. Каждому свое. Накуплю медицинских книг. Артроз, радикулит, ангионевротический отек — не бог весть какие подарки, но мне других не преподнесли.

***
Иногда полезно поговорить о том, о чем не принято. Например, о стереотипах, о манипулировании сознанием, особенно опасном для тех, кто склонен обманываться.
Когда в 1997 году я наконец бросил курить, то, конечно, считал себя молодцом, справил моральный триумф, выполнил, можно сказать, завет Дейла Карнеги, которого тогда штудировал, — «перестал беспокоиться и начал жить». Другое дело, что половину моих завоеваний тотчас растащил род; насчет взаимоотношений родства у меня и в ту пору было немного иллюзий. На ворону, которая нашла целлофановый пакет с крошками, тотчас налетают с десяток соседних; по пятам за собакой, которая хочет уединиться с костью, следуют еще несколько, интересуясь отнять эту кость. Так и в роду: на каждого героя – десяток паразитов, использующих родственное геройство ради своей корысти. Сейчас не об этом. Сейчас о том, что я выполнил требование общественности о здоровом образе жизни, — и что же? Что, помимо увеличившегося объема дыхания?
Лет через десять у меня обнаружилась пеллагра (сухость кожи из-за недостатка витамина PP, то есть никотиновой кислоты) и разные невриты, от которых в прежние годы меня предохранял никотин. Я впервые позавидовал невозмутимым индейским вождям, которые, для сообразительности, курили трубку табака, необходимого, оказывается, для правильного мозгового кровообращения; потому что без табака я заметно отупел и обленился. А что мне между тем вещали СМИ, а также радио и телевидение? Что я сам подвергаюсь смертельной опасности и отравляю окружающих… Общественные няни говорили мне, что нехорошо ковыряться в мокром песочке, когда в с е построились на завтрак. И я им верил. Пока не получил результаты, о которых меня не информировали. О пользе табака мне не говорили; о том, почему я курю, не говорили (а могли бы хоть фрейдистские мотивировки подсунуть); от меня прямо требовали исправления, стать как все, комильфо.
Я присоединился ко всем и, в общем, был доволен.
Но вот другой вариант: когда общество, заботясь, вроде бы, о здоровье гражданина, уже прямо его морочит. Посыл вроде бы справедливый, а выводы не бесспорны.
Не правда ли, как полезны пешие прогулки? Ах, как полезны пешие прогулки! Ребята, это вы скажите А. Пикуленко с радио «Эхо Москвы». Потому что ваши пешие прогулки и ваша забота о здоровье очень полезна тем из ваших родственников, которые не вылезают из-за руля, которые наматывают сотни тысяч километров на колеса, пока вы глотаете «колеса», то есть таблетки. Призывая вас гулять и дышать воздухом, они вам отравляют его, разъезжая на своей мягкой мебели, они не позволяют вам понять, что в действительности, при таком количестве расчетливых скотов, вам самому необходим автомобиль. Укрепляя здоровье, вы соглашаетесь, что вы больной. А, между тем, вы всего лишь без автомобиля. Автомобилисты сознательно делают вас несчастным, вы, как полоумный, бегаете по парковым дорожкам, пока они носятся по шоссе. Ездить – вот правильно и полезно, а ходить пешком … это вы плюньте в лицо тем из вашей родни, у кого две иномарки. Потому что это – в вашем случае, лично для вас – прямой обман и подтасовка фактов. Обман похуже, чем в отношении табакокурения и наркомании. Если общество говорит вам о чем-то, что это для вас вредно, пусть оно всестороннее обоснует свою правоту; но даже и в этом случае вам следует поразмыслить, насколько это вам нужно – исправляться под воздействием массовой пропаганды. Рулить – вот правильно. Рулите, и тогда кое-кто из ваших удачливых и преуспевающих родственников вынужден будет растрясти свой жир и откупорить для бедного родственника плотно набитый кошель. Пока же вы ходите пешком, вы способствуете его обогащению и обездоливаете себя. У них переключение самое простое, у этих водил: в детстве они таскали свою машинку за веревочку, а сейчас сидят внутри. Так что не мудрите и вы, думая, что вы всех умнее, укрепляя здоровье. Да, почему нет? – но только в случае, если у вас не полные негодяи в роду. Если же, как у меня, эгоисты и хапуги…
«Доджик» проехал, дождик прошел. Видите, какое преимущество у транспорта даже перед явлениями природы: машина едет, а дождик всего лишь идет.
***
На этом заканчиваю свой дневник на «ПРОЗЕ. РУ». Но к этой записи еще вернусь, если потребуется вставить адреса родственников.
Открытые люди, конечно, пользуются Интернетом, но в моей-то семье все закрытые, все 70 человек. Я что, самоубийца? Я почти ни о ком из них не мог найти никаких сведений в Сети. Можно быть простодушным, но не до такой же степени

ПОДОНКИ И ВОРЫ ЖИВУТ ПО АДРЕСАМ…
Заметил странную закономерность: накануне больших праздников и сразу после них у меня дней 10-12 не бывает вообще никаких денег. Почему бы это? Почему на Пасху, на Новый год, октябрьские праздники и 8 марта я всегда без гроша, без вина, без корки сыра? Разве я не старательно рассчитываю, разве не экономлю?
И однажды я понял почему.
У них жор, как у рыбы на зорьке. Как раз в эти дни они закупают продукты, заготовляют припасы, промышляют приработки и приварки, носятся на своих автомобилях по выгодным делам. Вы видели, как акулы рвут дохлую свинью, которую моряки выбросили за борт? Вот точь-в-точь мои добропорядочные семейные родственники. Живя кодлой, семьей и не допуская меня до дележа добычи, они в праздники так жируют, что я побираюсь. Столько лет сидеть без работы – уму непостижимо, и всё из-за скупых, жадных, эгоистичных негодяев, спятивших на колесе и на деньгах, всё из-за моих милых родственников!
Вы мне говорите: «Россия для русских, да здравствует единение на национальной почве!» Ребята!! Все эти люди – русские. С одними я пытался познакомиться, с другими – подружиться, с третьими – списаться, но они даже не впустили меня в дом. Разве я еврей? Нет, я тоже русский.
И что странно: они все искренне считают себя бедными. Они на ходу воруют подметки моих штиблет, благоустраивают дачи и квартиры, они целиком обездолили меня в смысле простого человеческого счастья, — и при этом они бедные! Они бедные по сравнению с Абрамовичем и даже с соседями по лестничной площадке. А как насчет полного поста на Новый год и на Пасху, когда все православные разговляются? Как вам мое, у меня украденное, — лезет в рот? Вы что, и впрямь считаете, что предоставили мне полную свободу? Ешьте ее сами, а мне предоставьте кулич на Пасху и говяжий студень на Новый год. «Ты богатый, нам самим не хватает». Вы путаете богатство и известность – это не всегда одно и то же.
— Надоели нам твои родственники, — скажет терпеливый юзер. – Разбирайся с ними сам.
— А как можно разобраться живому человеку с глухонемой скалой? Они всегда держат двери на запоре, трут к носу и тащат в семью, у окружающих слывут добряками, а обо мне если и помнят, то как о сумасшедшем и нищем писаке. Им зачем культура, если они имеют колесо? Вот поэтому я не могу с ними разобраться приемлемым образом, не нарушая закон, а суды мои заявления возвращают как необоснованные (и действительно, такой иск трудно обосновать).
Я лучше скажу, по каким адресам живут подонки и воры. Подонки и воры живут по адресам:
В Москве:
На улице Домодедовской
На улице Никулинской
На улице Сайкина
На проспекте маршала Жукова
На улице генерала Глаголева
На улице Ткацкой
В Вологде:
На улице Кооперативной
На улице Новгородской
В Коряжме:
***
Мне не издать свою прозу на бумаге, потому что в каждой попытке я выхожу на еврея, и еврей говорит мне «нет».
Вот и на днях носил опять издавать роман «Пособие для умалишенных», в издательство «Олимп». В прежние годы там подвизались неглупые люди вроде В. Пьецуха или А. Битова, и мне показалось, что меня поймут. Не поняли.
Вот еврей Грымгрымштейн (или как его там) издал при начале советской власти произведения Александра Степановича Грина. Еврею потребовалось набить карманы, и он их набил. Что до Грина, то он получил за это издание мало. И, тем не менее, кто теперь помнит Грымгрымштейна (или как его там)? А Александра Грина помнят и чтят все, и даже, возможно, вы, Михаил Соломонович. Почему же забыли Грымгрымштейна? Потому что он очень любил деньги и свое получил на А.С.Грине. А уж вас-то, Михаил Соломонович Каминский, забудут еще прежде, чем того издателя. Потому что вы бедолаге Ивину вообще отказали.
Вот и у меня трудная судьба, как у Грина, бедность и всё такое. Тем не менее, в завещании я упомяну, чтобы евреи не могли издавать мои произведения. И знаете почему? Деньги очень любят. Поэтому, когда их (евреев, а не деньги) на три буквы посылают, например, слушатели радиостанции «Эго Москвы» при интерактивном общении, я смеюся… Это и есть нормальная реакция на снобизм. У них там очень много снобов, на радиостанции. (Но закрывать ее не надо: она интересная).
Так что вашу, Михал Соломонович, четкую резолюцию поверху моего синопсиса — «отказать» — я сохранил. А из Интернета меня, Михал Соломонович, не выгонят, потому что я там и под псевдонимами, и по-всякому: демократия-с!
Люблю я евреев: умные люди. Вроде кистеперой рыбы или рыбоящеров: первыми на сушу выползли. Разжигание розни? А вот и нет: частное суждение литератора Ивина, гарантированное ему Конституцией. Вы, по Конституции, вольны меня отпихнуть от корыта, я, по Конституции, волен высказать свое суждение о вашей деятельности.
Это мой блог, я не веду блогов ни в каком другом месте. Потому что высказаться тянет раз в квартал, а то и в полгода. По той же причине (нечего сказать и жаль денег) не отзываюсь о творчестве коллег по серверу «Проза. ру». У меня нет бесплатного Интернета (на работе), потому что и работы нет.

***

Я понимаю только, что вместо гуманистических ценностей, провозглашенных М.С.Горбачевым, и талантливых людей во всех сферах жизни, обещанных Б.Н.Ельциным в годы перестройки, появилось множество операторов по распределению воздуха верхних эмпиреев в нижние миры, менеджеров по застреванию вертикальных социальных лифтов в горизонтальных плоскостях неевликдовой страны. Как человек глупый, я ни на чем не могу заработать, частенько сижу без денег и сейчас всерьез думаю: а нужно публиковать остальное?
(Остались: 1 «Мемориальный архивариус», 17 дневников, 8 рассказов из цикла «Феноменальные рассказы», роман, литературоведческая работа на 1,5 мегабайта, а также две полнометражные книги, — «Путешествие по собственному следу», «Путешествия по следам родни» (им исполнилось по 15 лет). Все это не опубликовано даже в Сети. А вот за то, что вы видите на «Прозе. ру», а также на двух других литературных сайтах, — за всё за это не получено ни копейки. Комментируя биржевую игру и курсы валют, мой современник получает реальные баксы, а я, опубликовав всё, что вы видите, не имею ни копья).
Можно быть альтруистом, но сумасшедшим быть не надо. Я тоже хочу распределять воздушные и эфирно-плазменные потоки и двигать социальные лифты в горизонтальных плоскостях. Поэтому, друзья мои, без обид: вы, юзеры, а также особенно бумажные издатели — не хотите публиковать мои произведения и платить, я – не хочу предъявлять остальное и писать новое. Барщина тяжела, а на оброк вы меня не переводите, не говоря уж о полном освобождении. Невиданное дело, чтобы человек до моего возраста, пускай и в России, не имел своей книги. А я не имею.
Так что до свидания через полгода, когда мне вновь захочется высказаться в этом блоге. Корова хорошо доится, если отелится, а новорожденному младенцу не вручают рудничную кирку вместо груди. Вначале накорми, а потом и спрашивай.
***
«Если мы поддерживаем пафос произведений А.Солженицына, В.Шаламова, В.Высоцкого, М.Бахтина, А.Ахматовой, а потом идем и слушаем выступления или читаем «прозу» обритого татуированного З. Прилепина, обритого татуированного И.Охлобыстина – и опять поддерживаем, уже их, значит, мы даже уже не понимаем, что живем в лагере с блатарями. А жизнь в лагере с блатарями перед каждым из нас ставит нравственный выбор. Лет 50 назад мирные обыватели сторонились людей с суровым жизненным опытом, вроде Солженицына. Теперь мне позвольте держаться поодаль от людей вроде Охлобыстина, а вы продолжайте считать, что эти двое и им подобные – открыватели новых горизонтов. Пятки почесать не хочется им, как делали в бараках воровским авторитетам? Нравственный человек ищет здравого смысла и вероятностей, а не влиться в толпу в помещение».
***
Наблюдение: в России почти нет разгороженных офисов, как в Америке (для такой планировки есть специальный термин, но не вспомню). Я посетил множество московских и провинциальных контор, не встретил ни разу, чтобы клерки работали на виду, открыто. Один только раз, трудоустраиваясь в турецкую фирму, производящую холодильники (на взяли), — вот там офисы для сотрудников — большими залами, которые разделены невысокими пластиковыми перегородками. Европеизированные турки… Русская система: глухие кабинеты, непроницаемые стены, узкие коридоры, иногда очень длинные, и хорошо, если нет решеток на окнах; в кабинетах редко больше двух-трех человек. О чем это говорит? О том, что мы любим прятать, утаивать, секретничать, скрывать, ховать, брать и давать взятки без свидетелей, отгораживаться, интриговать, запираться в обоих значениях. Уж если любой столоначальник творит что хочет, о чем толковать.

 

***
Применительно к России не надо толковать о демократии: ее нет конституционально. (Нет, в Конституции-то она записана, в привычках, поведении и менталитете не обнаруживается). Просто иногда появляется руководитель добрее и покладистее прочих, провозглашает перемену и говорит:»Дети, побегайте пока…»
«Сам такой!»- скажете, дочитав эту запись. Да, такой. Помню, между 20 и 35 годами с какой тщательностью избегал любой коммунистической литературы. Только из-под палки или ради экзамена можно было заставить меня читать Ромена Роллана, Анри Барбюса, Луи Арагона, Поля Элюара и других французских коммунистов. Не способен коммунист написать хорошо – вот что я твердо знал; поэтому на столике возле подушки у меня всегда лежали книги Марселя Пруста, Альбера Камю (тоже, впрочем, вроде бы коммуниста), томики Рембо или Бодлера, списки или редкие публикации Лотреамона или Жерара де Нерваля. «Вот это настоящая литература!» — думал я; даже не доходило тогда, что эти скептики, нытики, циники, агностики, запутавшиеся даже в собственном внутреннем мире, просто-напросто меня, читателя, разлагают; ни во что не верят, во всех человеческих ценностях сомневаются, каркают, как вороны. Но они не были коммунистами, сурово осуждались нашим казенным литературоведением, и этого было достаточно, чтобы стать привлекательными.
И только теперь, прочитав замечательную публицистику Луи Арагона, перечитав с любовью стихи Элюара и военную прозу Барбюса, я понял, какого дурака свалял, игнорируя этих энтузиастов. Если у тебя есть вера, убежденность, ясная голова, твердые принципы, честь и есть что сказать, то какая разница, каковы твои политические убеждения. В начале ХХ века и в годы войны коммунизм не был еще гнилым, хотя в России уже становился преступным, подавляя инакомыслие. Дадаизм и сюрреализм придали своеобразия и новаторства прозе Арагона и поэзии Элюара, но ведь реагируешь на слова, на обозначения, а я, помню, как видел в библиотеке толстый том под названием «Коммунисты», так прямо шарахался в стороне. Нет, чтобы раскрыть и напитаться мощной энергетикой, убежденностью, ясностью или хоть чувством товарищества, — куда там: снимал с полки какую-нибудь квелую «Немного солнца в холодной воде» или «Золотые плоды» и тащил к библиотекарше записывать их на дом. Ясно, что эти стенанья по неудавшейся личной жизни таких вот дамочек меня только дезориентировали, только голову задуряли.
А каков молодец коммунист Арагон, ребята! А александрийский стих Элюара! Да он просто гений в интерпретации переводчика Никиты Разговорова. Вот почему энтузиаст и трибун Владимир Маяковский дружил с энтузиастом и трибуном. («Через любовниц!» — возразят читатели, воспитанные на клубничке. «Нет, по духу» — отвечу я).
И вот теперь ведь то же, на том же ошибаетесь, любезные друзья, уткнувшись своим близоруким носом в Кастанеду, в Толкиена, в Пелевина или — черт его дери! – в Умберто Эко! Это та же невнятица, чушь, растление, цинизм, безверие, декаданс и гниение, так же воздействует, как прежде экзистенциализм. Что вы, как прожорливые утки, уткнувшись клювом, как газонокосилкой, стрижете протухлую ряску на пелевинском бессточном пруду: там же нечем духовно насытиться, одни микроорганизмы, московский снобизм, велеречивость и высасывание эссенций из пальца? Что вы в нем нашли, в Пелевине? Его элементарно раздувает московская элита, из тех, которые считают, что культура – это воспитанность плюс чтоб папа с мамой белы ручки имели. Еще начните толковать об аристократизме на том только основании, что вы интеллигент уже во втором колене. Вы мне лучше вот что предъявите: где у писателя Пелевина в его романах вода, воздух, огонь или земля, лес, горизонт, море или человек не совсем спятивший на созерцании собственного пупка. Ребята! Писателю, окруженному суетой, людьми, машинами, стенами, не создать ничего замечательного, кроме интеллектуальных извращений. Что мы и имеем в случае Пелевина – замечательного в первых романах и никакого в последних. А Толкиен ваш бесценный? Хорошо путешествовать, сидя за печатной машинкой, — надо только иметь усидчивую бюрократическую задницу, твердую, как умывальник, — и путешествие готово: хоть в Средиземье, хоть за святым Граалем, хоть в Хоббитландию, хоть со школьником-колдуном. Ребята, от 20 лет до 50-ти, — оглянитесь кругом! Они же вас дурят, эти Кастанеды с Толкиенами, они же вас обездоливают и водят по кругу, как и следует бесам, а здравый-то смысл вами утрачен. Они вам предлагают эскапизм, бегство от действительности, а разве мало чепухи по телевизору и в искусстве, чтобы еще на этих обманщиков время тратить?
Я, правда, не знаю, что вам предложить взамен, но знаю: этих факиров, колдунов, очкастых школьников и заунывных шарманщиков с двумя нотами вместо музыки – не читайте. «Ложь это всё, и на Лжи одеянье моё!» — как пела Правда у одного хорошего советского поэта. Честное слово: совестно читать эти бесконечные подражания Толкиену, эти вечные и бесконечные путешествия никуда в журналах и на литературных сайтах. Вот что писал Луи Арагон в 1953 году, тот самый Арагон, который с автоматизма начинал и тем самым графоманию оправдывал: «… в поэзии нет ничего необъяснимого, все написанное пером писателя имеет смысл. Причина же непонятности может быть двоякой: или читатель не умеет читать, или писатель не умеет выразить себя. А иной раз сочетаются обе причины». Ребята! А у нас все Союзы писателей, сколько их есть в стране, не умеют выразить себя, все 20 тысяч писателей или сколько их там… Но ведь это не значит, что надо пастись на затхлом зацветшем бессточной гнилом и тухлом пруду Виктора Пелевина, наедать себе туку на его ряске бесстержневой.
Не все же городские утки под охранной грамотой неприкасаемости, некоторые птицы любят перелетать, а другие, напротив, зимуют дома. Не отравляйтесь плохой литературой, производной от скученности, — вот вам мой совет.

© Copyright: Алексей Ивин, 2011.
***
Скорее всего, я не понимал себя. Мне всегда нужна была нянька, а я имел отношения с теми, у которых дочь, брат, сын, сват или даже работа, и это было для них важнее, чем я. Как флоберовские герои, которым нечего вспомнить по прошествии лет, припоминаю поразительное чудо: однажды я хандрил (или болел), позвонил одной малознакомой девушке и пожаловался. Она сделала то, что и до сих пор расцениваю как подарок судьбы: захотела приехать и приехала. Из центра города в Останкино. Просто побыть со мной. Понимаете, сколько надо было скушать от женщин подлости, эгоизма, блуда, холодности, гнусных интриг, корыстных расчетов, чтобы до сих пор вспоминать девушку, которая просто посидела со мной, поболтала, развлекла. Ни одна из этих негодяек никогда не отрешалась от своих родственных связей в мою пользу. Первенствовать было их целью. И не было разницы, если одна из них тащила меня в магазин покупать, а другая – в церковь молиться. Мне нужен был друг, а я получал чужой образ жизни: приобретательство и выгоды, бог и распорядок. И только теперь стало понятно, что мне нужна была тень; потому что только тень и можно оценить как друга. А эти акулы, рвущие тебя на части с первой минуты знакомства, способны лишь растащить любое сокровище, угробить любого гения.

У меня было записано: «Марина Боровикова», и адрес; и через 20 лет я ее отыскал. Но это была не она. Значит, и в запись вкралась некая подмена. М.Боровикова преподавала русский язык как иностранный. Это символично: ведь то, что я делаю, иностранный язык не только для моей родни…

***
Как странно, друзья мои виртуальные, это наше повсеместное воровство и разор.
Похоже, я здесь уже ничего не понимаю, пора валить за бугор.
Мне с детства было жаль богатыря Илью Муромца на пиру у киевского князя Владимира, но я не понимал почему. Теперь понял: этот креативный человек хотел дела, сражений, подвигов, хотел распахать поле и полонить Соловья-Разбойника, а вынужден был сидеть за одним столом с бахвалом и его прихлебателями и слушать, как они ему наперебой лижут задницу. В этом вся Россия: сорок, сто, тысячу подголосков и блюдолизов славят одного властителя, надеясь, что им от него перепадет богатства, земель, чести, а надутый индюк властитель куражится на пиру, хвалится заслугами богатырей, как своими, и спаивает их, потому что боится: ведь богатыри поймут, что им недоплачивают.
Мне пора уезжать. Откройте книгу любого русского писателя, посмотрите фильм русского режиссера – сотни страниц, тысячи метров кинопленки изображают разгульные пиры за большим столом. Все галдят вразнобой, обнимаются, целуются, рвут гайтаны на груди и становятся побратимами, но, точно в дурдоме, никто никого не слышит. И только в фильме «Белорусский вокзал» удалось достичь хоть какого-то художественного эффекта от национального приоритета – большого застолья (да и то, похоже, потому, что песню сочинил окончательный индивидуалист, а пели ее не совсем пьяные артисты).
Я здесь давно чужой, коммунистического коллективизма и застольной солидарности так и не нажил. Зато я вполне понимаю, когда выпиваю и разговариваю с одним — двумя визави. У Джона Кара или Чарльза Вильямса в романах тоже на каждой странице все в дым пьяны и даже не прочь подраться, но их всегда двое-трое, они выясняют отношения и заключают сделки, просиживая в ресторанах, а иногда даже платят каждый за себя. Почему же русское широкое застолье в последней его фазе шума и ярости настолько для меня дико? Может, я вообще не русский? Надо бы расспросить у матери… Вот и выходит, что я давно англосакс, раз понимаю, что частная жизнь важнее общественной, что тысячи не способны договориться, а двое-трое – вполне.
***
Наблюдение: читатель стал мультиплицированный. У меня, например, чаще всего читают «Оноре де Бальзак, «Человеческая комедия», «Список врагов» и «Фиолетовую тетрадь». Я задался целью выяснить, почему именно это. И понял: монографию по Бальзаку и «Список врагов» читают потому, что у них мелкая рубрикация, а «Фиолетовую тетрадь» потому, что там много цинизма, юмора и хохмачества. У нынешнего читателя-юзера фасеточное зрение, как у стрекозы. Он без конца переключает свои 100 телеканалов, прыгает с сайта на сайт по домашнему ПК и на работе, привык к мультисервисному обслуживанию и уже не может сосредоточиться. Он уже себе не принадлежит! Куда там удалиться в пустыню и подумать недели две! Он все время дергается, как лягушачья лапка под током, и воспринять две страницы текста или пять минут натурных съемок в кинофильме уже не может: нет терпения, усидчивости, достаточного внимания. Он идет по улицам 10-миллионной Москвы и на всякого встречного прохожего, автомобиль и уличную рекламу откликается. Он же уже полоумный, наш читатель.
А может, полоумный я? Ну зачем, спрашивается, я читал в свое время во-от такой толщины романы Томаса Манна, по 40 листов каждый, — «Иосиф и его братья» и особенно изощренно занудный «Доктор Фаустус»? Калейдоскоп – цветные стеклышки в различных комбинациях – они еще воспринимают, а черно-белое и монохром – уже нет. Миниатюру, диалог или эпиграмму еще воспримут, а страницу плотного художественного текста, а тем более пассаж Канта или Гегеля – уже нет. Прогулку с гидом по Елисейским полям – еще да, а терпеливую рыбалку на Печоре в туче комарья – уже нет. Они уже не способны на усилия, а на пенкоснимательство – еще да. Читать роман Бальзака «Кузен Понс» уже выше их сил, а изложение этого романа Ивиным они еще найдут в Интернете. То есть, либо польза, либо развлечься, — вот два великих постулата для нынешних читателей, зрителей, слушателей.
***
Ребята! Когда вы развлекаетесь, вам часто подсовывают абсолютную ложь. Я тут из любознательности прочел роман Даниэлы Стил «Джонни-Ангел» (издательство «Эксмо», тираж 25 тысяч). Там сюжет такой: красавец парень Джонни погибает, а потом является вживе, чтобы утешить мать, отца, братишку, сестренку и свою невесту. В результате этот покойный ангел излечивает отца от алкоголизма, обучает брата говорить (тот немой), сестру поощряет к установлению спортивных рекордов и даже свою неутешную невесту сводит и знакомит с отличным парнем, и те женятся. Ребята! Это стопроцентная лапша под рубрикой «английское ханжество», над которым еще Диккенс потешался. И вот эта лабуда, эта праздная дамская ахинея, совершеннейшие сопли и слюни без грана правды поданы российским издательством как последняя писк – на отличной бумаге. А «Пособие для умалишенных» А.Ивина и «Квипрокво» его же не опубликованы даже и тысячным тиражом. Потому что сумасшедших у нас нет, поэтому помогать им не нужно, и путаницы ни в чем – тоже нет. Да, но кто же читает Даниэлу Стил, как не сумасшедшие? И кто же все запутал, как не эти книгоиздатели, для которых гнусная жеманная отрава – отличный продукт, а правда – публичный скандал? Даниэле Стил не важно, почему погиб молодой, цветущий и честный человек, а важно, что погиб – и слава Богу! Его не предали мама, папа, брат, сестра и невеста, и потому он погиб; нет, он погиб, чтобы урегулировать взаимоотношения родственников. Давайте жить дружно, давайте кодлой, давайте поплачем обнявшись, а сочинительницу поощрим переводом на русский язык. А Ивин, который говорит неприятные слова, пусть голодает. Ведь у нас у самих в семье всё было хреновато, но, прочтя роман Даниэлы Стил, мы поняли, что если того, кто лучше нас, погубить, остальные процветут. Браво, брависсимо!

Вот и продолжайте врать себе и искать причину в следствии.

***
Как бы из-за таких «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» мне потом не нагорело. Но рискну все же одно наблюдение очертить.
Странные закономерности, черт побери, с развитием страны и с художественным отображением этого развития происходят! Вот написал Ю.В.Бондарев роман «Берег»… Ну, берег и берег, пристань, причал, родина; читатели прочли, похлопали, автора превознесли, наградили, всё чин чинарем. И никому ведь в ум не пришло, в том числе Бондареву, соотнести это название с фамилией генсека: берег – Брежнев – бережет – всех нас уберег. Ладно! Другой автор, тоже очень популярный, народный, пишет, тоже в трех частях, роман «Кануны». Уж кому, как не В.И.Белову, знать слова, особенно северно-русские; да он ими просто играет, одно наслаждение читать. И уж ему-то известно, что «кануны» — не только то, что предшествует, «накануне», но «каноны»: устои, основы, твердыни. В церкви читают каноны, то есть затверженные формулы. «Шел да посереди дороги и оканунился», то есть, шел, остановился и застыл, замер или даже умер в неподвижности. Иначе говоря, из названия исходя, роман «Кануны» не столько об основах крестьянской жизни, сколько о ЗАСТОЕ. Вы думаете, он сам понимал, о чем писал, В.И.Белов? Да ни в одном глазу. Он писал о 1929 годе, о раскулачивании, о коллективизации, о детстве о своем, а написал о застое, о 1970-1985 годах, о времени, когда этот роман создавал. Жизнь-то оканунилась при Брежневе, до того доберёг всех нас. «Окануниться», кроме того, значит в северных говорах «умереть», «преставиться»: «проведать, Анфимко-то оканунился ли?»
По-моему, в Х1Х веке поступали честнее: напишут «Отцы и дети», «Преступление и наказание», «Война и мир» — об этом и речь, что в заглавии. А тут: назовет «Берег» — а об уберегании до полного абсурда, до голода и разрухи ни слова не скажет. Назовет «Кануны», а о застое – ни полслова. Хитрые они, эти писатели. Те были властители дум, а эти – хитрые.
Но самое-то странное, это — прогноз, предвидение мимо цели. Словно бы цель и действительность отведены и поименовать их нельзя, словно бы табу, словно бы нельзя сказать прямо и в лоб; поэтому говорят м и м о и о другом. И не только говорят мимо цели, но и живут. Например, вы всю жизнь мечтали попутешествовать, мир повидать, эмигрировать, а по Европам, по Турциям, по заграницам ваши дети и внуки шастают. Мечты – ваши, а исполнение – их, украдено у вас; вы для них, получается, прожили. Вы пеший в Урюпинске, а они в иномарке в Москве. Обираловка (родителей детьми, избирателей правительством и т.д.), обираловка, ребята, стопроцентная, и глупость в народе необъятная. Помню, как радовался, приватизируя квартиру: что хочу с ней, то и сделаю, продам, выменяю; а ныне плачу за приватизированную в 10 раз больше, чем за муниципальную в 1988 году – т е м ж е коммунальщикам (commune – вместе, заедино). Квартира формально моя, а налоги и платежи столь велики, что она опять общая, муниципальная. Лапша, ребята; «лапш, лапш, вперед, рабочий народ», писал в свое время В. Друк. Почему столько неправды? Да еще и обижаются, если короля приоткроешь, что он голый…
Трудно жить в центре спиральной галактики, господа! Ходишь по цепи кругом, как ученый кот.
Что, не нравятся сравнения? А вы приглядитесь хорошенько. Вот оно, центральное галактическое кольцо, начинается с Валдая, с водораздела, устремляется на Восток, к Рыбинску и Нижнему Новгороду, а уж оттуда прямиком в черную дыру застойного Каспийского моря, там перекочевывает по Куре, Тереку и Кубани в Черное море, а уж оттуда по Днепру снова к Валдаю можно приехать. И вот они, эти пресловутые москвичи, которые за тридцать лет меня ни разу не издали, сидят в своей черной дыре, поворачиваются вокруг оси на пуантах, как балерина, и воображают о себе бог весть что, а у самих просто ориентация меняются: вот Запад, вот закат на них отразился, вот восход, из татарских пустынь (читай Дино Буццати) на них потянуло свежим ветром застоя. Вот Александр Невский рубит дыру на Запад, немцев громит, а сам вынужден платить дань татарам, вот Петр поехал в Голландию учиться, опять дыру рубит, а говорит, что «окно», со шведами воюет, всё пытается выпрыгнуть из собственной черной дыры на периферию движения, законы сингулярности преодолеть, но куда там: бояре! А вот нынешние, МКАД очерчивает границы мира, а мир-то – без времени и пространства, одна голова на запад, другая на восток.
А теперь о собственном житье-бытье порассуждаем. Ну, пока немцы, призванные Петром 1, хозяйничали, Михаил Ломоносов, сам на немке женатый и без пяти минут норвежец, еще надеялся просветить, реформировать, научить, но потом ведь «киргиз-кайсацкая царица» пришла (или я ошибаюсь?). Вот еще один северянин, Б. Шергин: жил бы в своем Архангельске, плавал на Грумант, нет: свалился в отстойник – и затосковал! Нет же движения-то в центре галактики, круглые сутки нон-стоп, П.Антокольский с Л. Леоновым все позиции заняли, мертвый бюрократизм, как ось мироздания, торчит. А вот Ивин: пока ельцинские реформы длились, еще надеялся, что будет замечен, несколько романов самиздатом тиснул в интернете, а теперь – опять труба: самые-то главные произведения и публиковать страшно: бояре!
Что, разве я издеваюсь? Ну, так объявите меня Петром Чаадаевым, вы же так обожаете всякую новизну!
***
Господам либералам не понравится сей текст.
Хорошо: вот вы говорите, государство должно заботиться о человеке, соблюдать его права? И приводите в пример США или Норвегию, где высокий уровень жизни, прекрасные квартиры и достойные зарплаты. А я вот тут недавно прочел роман Дага Сулстада (Dag Solstad, Forsok pa a beskrive det ugjennomtrengelige) и отчасти понял, откуда берутся Андресы Брейвики. А вот откуда: когда людей в одном месте собрано чрезвычайно много, они социализированы и вынуждены ладить, то убивать их — одно из стремлений перенапряженной психики горожанина. Мы не птицы и не рыбы — не принято у млекопитающих в таком количестве собираться вместе. А ведь именно о том, чтобы человек был учтен, замечен, вовлечен в полезную деятельность, поддержан, возвеличен, — об этом пекутся либералы. А по мне, так кочевая жизнь в оленеводческой бригаде на Ямале здравомысленней и уж во всяком случае здоровей и чувствами богаче. Ведь вот тот же прозаик Сулстад в великолепной вашей Норвегии до чего дошел — пересказывает видеоролики! Всякие марки, фирмы и бренды так и пестрят в его романе, а с художественность небогато. Я считал, только русские и немцы не в ладах с сюжетностью, но норвежец Сулстад тоже только к 60-ой странице завязку романа наметил. Сюжет там такой: 40-летний разведенный высокопоставленный чиновник подружился с молодой семейной парой и этот союз разбил, потому что 24-летняя Ильве, опупевшая от благ цивилизации, телевизоров. «саабов» и прочего такого, возьми да и влюбись в этого разведенного 40-летнего охламона. Стандартизация, быт, хотя бы и на сотнях квадратных метров в экологическом окружении ельников и фьордов, оказывается, господа либералы, делает человека дураком, быдлом, зомби, автоматом, преступником, Брейвиком (именно убийством и завершается роман, опубликованный в 1984 году). Оказывается, свобода (в смысле «пространство») не меньшее благо, чем социальная детерминированность личности, о которой вы заботитесь, обещая всех пронумеровать, учесть, подвести под юрисдикцию. Что-то не сходится. Из Норвегии, 1-е место в мире по гражданским и политическим свободам и уровню жизни, Даг Сулстад вам весть подает, что им хочется друг друга перестрелять, что они устали от одиночества, проблем и высокой культуры общения, а литература у них сбивается на пересказ лыжных соревнований и нахваливание автомобильных стереосистем. Вот ведь какая петрушка, господа! Но если над вашим ухом олень жвачит, это совсем неплохая музыка. Не хуже аудиосистем в «саабе». Как шутил Крокодил Данди, «10 миллионов человек захотели жить вместе? Какой дружелюбный город Москва!»
© Copyright: Алексей Ивин, 2012.

Ложно-многозначительное искусство Андрея Тарковского: когда постоянно ждешь, что вот что-то произойдет, а ничего не происходит. Нужен Эзопов язык в бесчеловечном лесу?
Выражусь осторожно, против обыкновения: я завидую. Не лауреатам Нобелевских премий, как может показаться моим недоброжелателям, не востребованным писателям, книги которых издают и покупают. Я завидую (сейчас цветет май, и их множество) водителям скутеров и джипов: они удовлетворяют мужскую потребность в руковождении. Завидую любым парам: я двадцать лет без женщины, благодаря моей ублюдочной преуспевающей семейной родне. Завидую тем, кто сидит в ресторанах: я там не был с 1975 года. Завидую жильцам окрестных домов, которые выбрасывают на помойку мягкие пуфы и диваны: у меня нет удобств. Тут кто-то кричал на митинге: «Что вы врете, гады? Я вот в этой куртке хожу уже третий год!» — так вот: я в своей хожу 23-й год. Я живу хуже кого бы то ни было из своих родственников – знаете почему? Потому что они живут для себя, а меня вынуждают жить для вас. Потому что ни один из этих 70-ти ублюдков не подал мне руки, а из отрадных впечатлений родственного благородства – только покойная мать. Знаете, когда бывает «трогательно»: когда к тебе прикасаются с любовью. Я забыл, когда это было в последний раз. Надо верить? В 58-то лет? Мои родственники бесчувственные и жестокие люди. И если бы не Интернет, даже и то, что они же вынудили меня написать, никогда не было бы опубликовано. Так почему же не завидовать и какому-нибудь Ч.П. Сноу, англичанину, который печатается с 17-ти лет, который умен и уважаем именно за ум и талант? Я уважаем за ум? Да здесь нет человека неудачливее, чем я, и это при том, что я не пью, не курю, не блядую. Так за что я должен благодарить Россию и такое родство? Я не хуже вас знаю, что сначала надо жить, а изображать жизнь – потребность вторичная; но и жить стало не от меня зависеть. Какой шекспировский ростовщик драл по 20% годовых, как дерет Сбербанк? В какой еще державе человек с двумя высшими образованиями десятки лет состоит на бирже труда и метет тротуары? Несправедливость – имя этому всему.
***
Не знаю, как поступить. Пожалуй, зарыть талант в землю будет правильно. Да, господа Достоевский и Фрейд мне когда-то помогли выкарабкаться, выстоять – ну и что? Они решали свои проблемы: один практикующий психиатр, другой женился на молоденькой, надо было содержать семью. Я даже предполагаю, что кому-то из юзеров мои разъяснения психических феноменов помогут выжить. Но, ребята, уже больше таких, которые используют мои откровенности в борьбе со мной. Он мне дал талант и, как настоящий ростовщик, сказал: «Смотри, возврати десять». А, когда у меня на руках стало уже 5 талантов, я сказал: «Идешь ты на фиг! Где поручительство? Я вот 5 талантов предъявил в Интернете, а остальное зарою. Потому что мне обидно: не платишь ни хрена. Он меня похвалит, когда придет! Улита едет, когда-то будет. Я с е й ч а с плохо живу, чего меня посулами кормить…»
Вот, братцы мои, почему я хочу зарыть талант в землю и остальные художественные документы не печатать.

***
Честное слово, не знаю, как поступить. Шаг за шагом отбирают завоевания перестройки, Госдума, как выразился один обозреватель, пребывает в законодательном угаре, — и все законы карательные, — а у меня еще много не опубликованной прозы, написанной в те, свободные годы. Как они строят внутреннюю политику, что сперва разрешают всё, что не запрещено, а потом запрещают всё, что не разрешено? В Георгиевском переулке в вестибюле видел одного «законодателя»: в прямом смысле шкаф! Две косые сажени в плечах. Его надо впрягать в плуг и пахать, а он голосовательные кнопки нажимает. Калек в Госдуме точно нет, там подобрались люди исключительно здоровые и пробивные, как вепри. Какие Черчилли в инвалидных креслах, о чем вы? То есть, селекция идет не по уму, а по физической силе, наглости и проворству.
И вот в такой пиковой ситуации для интеллектуалов, конечно, настают суровые времена. Ну, так что: делай что должно — и будь что будет?

***
КРУЖЕВОПЛЕТЕНИЕ ПО-ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИ
О романе одобрительно отозвались «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и «Сан-Франциско кроникл»: сочинителя именуют гением. Естественно, его тут же перевели у нас, в России. Это «Амфитрион» («Тень без имени») Игнасио Падильи.
Извините, уважаемые американские газеты, но это несусветная чепуха. Автор считает, что если всё со всем связать, это будет роман. Это будет неходелое тесто, без дрожжей. Роман – это по-прежнему событийный интерес. Даже Марсель Пруст движется за счет нюансировки чувств, даже Маркес занимателен не только стилистикой, но и сюжетным движением, взаимосвязью персонажей. Не «сложный и многогранный роман-наркотик», г-да журналисты из «Сан-Франциско кроникл», а отовсюду обо всем, с бору по сосенке, эффект заезженной пластинки, голая праздная фантазия (как признается сам автор): всё высосано из пальца, а дело ни с места. Не надо становиться доктором философии, чтобы наговорить кучу бессмысленных слов.
Нет, они точно, нынешние писатели, всё чаще и чаще считают, что роман – это связная (или даже бессвязная) болтовня. Они заполняют интер-болтовней тысячи страниц, а там, в тексте, даже информации нет. Виртуозы пустословия! Циркачи амбивалентности! Милан Кундера, Хулио Кортасар. Василий Аксенов, М. Павич, Кобо Абэ с Виктором Ерофеевым. Они все почему-то решили, что писательский каприз, произвол, накручивание словес и манерничанье – это и есть интеллектуальная проза. А интеллектуальная проза – это факты; не выдрючивание вокруг высоколобой пустоты, а опыт и фактография души.
Нету там ничего, в романе И. Падильи, «образованщина» одна. Там даже фамилия героя – Голядкин, сами знаете откуда. Вот Ю.А. Кувалдин считает, что слово – это Бог. Ну, может, и не Бог, но и явно не интер-девочка, как у поименованных писателей. Странно, неужели похвалы газетных литобозревателей способны так прославить автора и так растиражировать книгу? Это ведь чистое самообольщение, разве сами авторы этого не понимают? Вон, «НГ-exlibris» расхваливает сотни книг в год. Простите, похваленные “НГ-exlibris`”ом авторы, если обидел, но гениальных или хотя бы интересных книг среди них нет. Понимаете: это работа, это их служба – печь похвальные рецензии; и газета исполняет ее как умеет.
Издательство «Мир книги», Игнасио Падилья, тираж 10 тыс. экз., самая свежая выпечка, черствеет моментально, потому что не содержит фактуры.
Странные они все-таки, наши издатели: ну, на любую чепуху с Запада клюют, на любые брюггские кружева, не подходящие к русскому климату, а свои авторы – в вечном пренебрежении. А если издают, то такое сукно…

Читайте журнал «Новая Литература»

***
Извините, друзья! Одним хорошо, когда общественная жизнь бурная, другим — когда стагнация. Я, например, просто засыпаю, когда ничего не происходит вокруг. Зато сколько косметического ремонта, мелких дел и бурь в стакане воды! Как процвели те, кто хотели открыть лавочку и, особенно, свечной заводик! Сколько красивой зеленой ряски в вашем пруду, и как отъелись для рождественского стола общественные утки в нем! Правильно, господа! Да здравствует больше тука в телах, чтобы наступил полный покой в головах!

А если без ёрничества: как я теперь опубликую свои романы и книгу «Путешествие по следам родни»? Ведь посадят…

***
Милош Црнянский, Роман о Лондоне/ Пер. с сербохорват. Т.Вирты и Т.Поповой. М.: ИХЛ, 1991
Сильно разочарован в этом произведении сербского классика, потому что его же исторический роман «Переселение» в свое время жадно проглотил (а он толще). «Роман о Лондоне» повествует о жизни русского эмигранта Николая Репнина в Лондоне сразу по окончании второй мировой войны. Этика и философия экзистенциализма уже властвовали в Европе, а безумные жертвы войны только подчеркивали основательность безрадостных экзистенциальных выводов. И действительно, «Иностранец» Камю и иностранец Црнянского, русский лондонец, словно бы одно лицо: они явно не причастны к происходящему. И если в «Постороннем» еще есть событийный, детективный интерес, то в романе М. Црнянского занимательности нет вовсе, а жизнь предстает как слабо воспринимаемое течение повседневности: бедность, безработица, адаптационные трудности, жена, англичане и русские. Супруги — любящая русская пара, а живут в такой изоляции, так беспомощны и вброшены в огромный мегаполис (после войны в Лондоне жили 14 млн. человек, больше, чем сейчас), что самих себя чуждаются. И читать эту череду унылых разбирательств Репнина, себе не принадлежащего, со всеми встречными фигурами очень утомительно и грустно.

Понимаете: абсурд абсурдом, странность странностью, но нельзя совсем не выделяться из толпы. Репнин выделяется, он сканирует впечатления, но его самоотчет таков, что радости, оживления, веры, приязни в нем нет. Герой чужд всему, спокойно, на шестистах страницах, готовится к самоубийству, а сплошное сканирование бетонного лондонского подвала — кому оно в радость (он и работает, в основном, в подвалах). Здесь какая-то такая степень авторского отчуждения от материала, что задаешься вопросом: в таком случае, зачем ее описывать, действительность?

М. Црнянский известен славянскими пристрастиями. Но его сербы, хорваты, австрийцы из романа «Переселение» периода австро-венгерской империи живы и полнокровны, действуют и узнаваемы (по национальным и личным качествам), а Репнин какой-то совсем мертвый, бескровный русский. Он не идентифицируется, он до середины книги оправдывается, что он не поляк, а русский. Детали послевоенной жизни в России, начиная с Нюрнбергского процесса, тусклы: газетные клише, глазами иностранца воспринятые (термин «советский» не употреблен ни разу). У Репнина нет ностальгии по Родине, он предпочитает и от жены-то избавиться, услав ее в Америку.
Лондон, конечно, в романе явен, но дымчатый, притуманенный. Экзистенция героев Милоша Црнянского воистину безотрадна, изложение прямо ведется в настоящем времени: мол, всё это отныне дано навсегда, без далей и ориентиров. Ну, не знаю; надо бы бороться, а то уж слишком апатичен и настрой, и тон романа. А, как вы считаете, — надо бороться?

***
МАДАМ РАЗГОВОРИЛАСЬ

Мэри Стюарт, Кареты поданы: Роман/ пер. с англ. Л. Березковской. — М: Ф. Грег, Киви-Норд, 1992.

Мэри Стюарт на десятый десяток, и она живет, по-моему, в Эдинбурге, в Шотландии.

Какая-то она «трудная для понимания», что ли, эта Мэри Стюарт. Как правило, сочинения дам-долгожительниц (да и мужчин тоже) не увлекательны. Однажды я взялся читать роман «Ты и я» столетней Оливии Уэдсли, тоже из категории «женских», — так показалось длинно, занудно, чопорно и по-английски прохладно; в середине этого ее романа я с неприязнью решил, что О. Уэдсли просто-напросто глупая писательница: это бывает. Набив руку и при хорошем трудолюбии, такие романистки даже получают известность; а секрет всего лишь в человеческом упрямстве и эгоизме этих надолго запрограммированных особ. Такие не воспользуются кебом, такие пойдут пешком да еще с зонтиком, потому что на этот час у них запланирован моцион.

Что касается пишущих долгожителей — мужчин, закономерности те же: ну, никак нельзя рассмеяться или заплакать над сочинениями Л.М. Леонова, который пишет, точно докладывает съезду, или даже К. Гамсуна, хотя норвежский классик доходчивее.

Но Мэри Стюарт все же мастер. Даже в плохих переводах. Помню, ее первый роман «Мадам, вы будете говорить?» я тоже читал не отрываясь и со всеми человеческими эмоциями, какие испытываешь, если текст хорош, захватывает, представим в картинах и образах.

Вот и этот роман про 9 поданных карет по-своему бесподобен. Конечно, метафора, соотнесенность с любимой европейской сказкой о Золушке лежит прямо на поверхности, уже в названии, но мечта бедной замарашки о принце и сказочном богатстве – она ведь живет в сердцах многих женщин? И этой мечте сочувствуешь: почему не вознаградить добродетельную женщину, к тому же служанку?

На первых порах я просто обалдевал (не подберу другого слова) от перевода, который местами воспринимается как плохой подстрочник. Но затем эти неуклюжести стали явно работать на общий смысл, потому что героиня, англичанка, вынуждена, чтобы не потерять работу, скрывать отличное знание французского языка, — а она гувернантка в швейцарском замке, обучает английскому языку маленького графа (comte), — и эта русско-англо-французская макароническая несусветица точно передает слабые знания ученика, двоемыслие гувернантки, бедной сиротки из приюта, которая постоянно боится попасть впросак, и везде неудачную игру слов в диалогах. Все сцены, где англичанка как ретранслятор с английского во французский язык и обратно, да еще влюбленная в принца, очень забавны. Непосредственная, добрая и чувствительная, она ищет понимания, но наталкивается на условности, сословные предрассудки и скрытые угрозы. Мисс Линда Мартин – английская дама, традиционный литературный персонаж; вспомните хотя бы Ребекку Шарп из «Ярмарки тщеславия»: все ее, бедную, обижают, а она всего лишь хочет счастья, замужества и перестать прислуживать.

Интрига романа построена на том, что ради денег и наследства родственники пытаются убить маленького графа, подопечного гувернантки, а та, оберегая его, мешается у всех под ногами и все планы рушит. Но всё кончается во благо, дядюшка, донимавший племянника, кончает самоубийством, а Золушка выходит-таки замуж за принца. На современной русской почве это бы называлось «втерлась в доверие», «окрутила богача» и окрашивало бы роман непечатной бранью на многих страницах, в британской же традиции ни у кого и в мыслях нет осуждать ловкую проныру.

Возвращаясь к формальным характеристикам, хочу добавить, что перевод все-таки плох: буквалистский. Или это оригинал такой? Лающий стиль, короткие рубленые фразы, о связи которых меж собой лишь интуитивно догадываешься, — ну прямо хоть нанимай логопеда и лечи расстройство речи у писательницы. (Или, может, это подражание Хемингуэю в диалогах?). Странно, странно. Такое чувство иногда от прочтения, что герои картонные, а героиня алогична и мыслит ассоциативно, мимо сути. И все же чудовищный ералаш Мэри Стюарт вместо заявленного детектива привлекательнее, чем логическая сухость и некий «жеманный» конструктивизм Агаты Кристи.

Ну, не знаю, надо ли таким здоровякам и здоровячкам еще и сочинять? Они же не волнуются ни фига, следовательно, и читателя не взволнуют. Посмотреть, что ли, что говорит философ Дьюи по этому поводу?.. По-моему, он прожил 105 лет или 110. Уж он-то знал.

© Copyright: Алексей Ивин, 2012.
Список читателей Редактировать

***
Дэн Симмонс, Песнь Кали: Роман. – М.: Александр Корженевский, АСТ, 2000.

Заметил, что бессодержательные книги зачастую очень крикливо оформлены: нашпигованная нитритами порченая ветчина, зато красиво упакована.

В романе американский писатель отчитывается о творческой командировке в Калькутту. Написано именно по-журналистски, особенно до половины текста, тем казенным журналистским языком, который в ходу в США: нацеленным на сенсацию. Но впечатление почему-то то же, что от очерков журнала «Сельская молодежь» о строительстве БАМа: ни живинки в деле, ни одной не стертой фразы. (По сути, автор и не скрывает, что это соцзаказ – и х социальный заказ). Добрый издатель Эйб Бронштейн благословляет нашего героя на поездку и помогает везде советом. Да ладно бы, пускай, — переводить-то зачем этот вздор? А вот уж это решает агентство Корженевского: у них международные связи, заказ на выпечку такой продукции.

Роман написан очень плохо, я бы сказал, аляповато, а оживляж такой: смрадные и воскресающие трупы на свалках, жирные крысы, морги, дети, умывающиеся коровьей мочой, человеческие жертвоприношения, клоаки, индусские мудрецы в лепре, убийства, погони, самоубийства и, наконец, киднеппинг (термина еще не было в те поры). Такое же ощущение, как вот от наших, русских литераторов: они, когда изобразить сцену не умеют, густо втюхивают матюги, и это считается художественность. А в романе Дэна Симмонса вместо художественности – грубый натурализм. Для богини Кали нужны трупы – и вот их на полромана ищут, а потом невыразительно изображена церемония. Калькутта стоит на болоте, и вообще – кругом миазмы.

Герой, тоже писатель польского происхождения Лузак, походя обругал Стивена Кинга и Набокова, а я подумал, что до Кинга Симмонсу далеко, а Набоков хороший стилист и никогда бы не написал так коряво, неумело и по-школярски. И вот все это издано АСТ и скушано нашими «потребителями»: гнилая ветчина в блестящем целлофане, 5 тысяч упаковок.

Давайте, ребята, действуйте и дальше в том же духе. Прежде вы затоваривали склады нечитабельными опусами Ивана Стаднюка или Олеся Гончара, а теперь вот эта интернациональная и межконфессиональная графомания обильно потекла. Есть разница? Да ни малейшей. Зато, как прежде Грибачев, Дэн Симмонс при деньгах.

© Copyright: Алексей Ивин, 2012.

***
На моем компьютере в папке «AVTORY INTERNETA» в подпапке «КЛАССИКИ» следующие авторы:

Амброз Бирс «Рассказы», Дино Буццати «Рассказы», Чарльз Робертс «Рыжий лис», Вера Муромцева «Жизнь Бунина», Артюр Рембо «Стихотворения», Александр Беляев «Продавец воздуха», Виталий Бианки «Лесная газета», Генрик Сенкевич «Орсо», Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу», Жозеф Рони-старший «Борьба за огонь», Кнут Гамсун «Путешествия по Кавказу», Александр Козачинский «Зеленый фургон», Луи-Фердинанд Селин «Север», Лонг «Дафнис и Хлоя», Марсель Пруст «Беглянка», О`Генри «Квадратура круга», Орасио Кирога «Анаконда», Сэмюель Беккет «В ожидании Годо», Стефан Георге «Стихотворения», Эжен Ионеско «Носорог».

Мало, да? И в личной библиотеке тоже мало – меньше двух тысяч книг.

***
ДРУЗЬЯ! Давно не записывал. Скорее всего, придется взять тайм-аут. В конце концов, реальная жизнь серьезнее виртуальной. Все, что хотел, я уже опубликовал (кроме главных своих произведений — «Путешествия по следам родни», «Путешествия по собственному следу»). Если кто прислушается к моим рекомендациям, прочтите, прежде всего, романы «Квипрокво, или Бракосочетание в Логатове» (он романтичный), «Пособие для умалишенных» (он серьезный) и «Повторяй с нами» (он скептичный), а также «Феноменальные рассказы» (они разбросаны по рубрикам). И заглядывайте на другие мои ресурсы, упомянутые ниже, на которых меня тоже, скорее всего, не будет.

Ауфвидерзеен, оревуар, до видзення.
***
9 мая 2012 г. Только чтобы вы прочли предыдущие записи. Затем я их, возможно, удалю. С праздником Победы. У меня воевал дед, Корепанов Александр Елизарович, 1897 г.р. На сайте www.podvignaroda.ru отчего-то не нашел его наград и упоминаний.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.