Алексей Ходорковский. Бетонная леди (рассказ)

Сонечка играла «Турецкое рондо» Вольфганга Амадея Моцарта. Волшебные звуки пианино разлетались по ее огромной комнате, расположенной в старинной коммуналке на Маросейке. Кроме тридцатипятилетней Сонечки в квартире проживали две старенькие бабульки и  пожилой профессор – вундеркинд знавший, наверное,  все языки мира, но никогда ни с кем не делившийся секретами их освоения.  В маленькую комнату, возле кухни, недавно вселился молодой  иногородний следователь с семьей. Половина жильцов давно съехала из этой неуютной  коммуналки с длинными коридорами. На  дверных  косяках  пустующих комнат, словно праздничные знамена, развивались разноцветные  наклейки с печатями жилищной конторы.  При входе в квартиру находилась  общая ванная с газовой колонкой, а в конце коридора, за кухней, общий туалет. Чтобы воспользоваться санузлом, жильцы спускались на девять ступенек вниз и пригибали голову, дабы не столкнуться с прикрученным под потолком чугунным бачком  со штампом «Россантехпром  1921год. Завод имени Войкова. П. Л».

Все эти древности, во времена интернета и мобильной связи, веселили Сонечку и вызывали у нее приятное ретро настроение. На общей кухне, например, была длинная раковина, соратница революции, принимавшая воду с шести  медных кранов с белыми фаянсовыми ручками фабрики Гарднера. Старушки утверждали, что в этой раковине  полоскали домашнюю утварь  слуги графов Разумовских, проживавшие в этой  квартире до пролетарских уплотнений. Радовали глаз четыре разноцветных мраморных камина, расположенные вдоль стен  общего коридора. Даже на белых керамических, битых перебитых, ручках кухни, красовалось клеймо  фарфоровой фабрики Кузнецова с царским гербом.  Но точно историю дома никто не знал. Все    мраморные, чугунные, деревянные и керамические предметы в квартире были достойны антикварного салона.

Потолки в Сонечкиной комнате, доставшейся ей от бабушки, были пятиметровые, а   распашные  высоченные  дубовые двери  украшены  затейливой  резьбой. Под стать старинной  квартире было и пианино  «Беккер», которое  еще при  царе горохе подарил  бабушке богатый вздыхатель.  Пианино было  красного дерева,  украшенное спереди двумя бронзовыми подсвечниками с хрустальными висюльками. Они сверкали в солнечный день, а их блики, отражаясь на стенах и потолке, радовали одинокую, бедную и бездетную Сонечку.

Девушка  давным-давно  закончила  Гнесинку (музыкальный институт им Гнесина) по классу фортепиано и работала аккомпаниатором – концертмейстером, сопровождая выступления  вокалистов и  детских хоров.  Работа ей нравилась. Педагоги по вокалу были душки, а вокалисты в обыденной жизни, были компанейские и добрые ребята. Сонечку никогда никто не обижал, а  ее «певчие» частенько  привозили подарки из заграничных командировок. Она обожала подарки, так как за рубежом ей побывать не пришлось, и миниатюрные фрагменты западной жизни ее радовали.

– «Кто  там слушает моих безголосых солистов?».

Это была загадка, но Сонечка никогда не позволяла себе откровений в музыкальных кругах и слыла хорошей доброй бабой (или, как говорили музыканты, чувихой). Еще она любила детские утренники. Родители   талантливых отпрысков приносили много цветов. Сонечка обожала цветы, и возвращалась домой с огромными букетами. Это была ее радость и наслаждение. На вечерних концертах цветов ей не дарили. Работа с детьми была наиболее приятной частью  творчества. Сонечка любила детвору и мечтала о своем ребенке. Не обязательно от законного мужа, просто маленького обожаемого карапуза. Но жизнь складывалась так, что в ее окружении были только худенькие субтильные музыканты, в основном евреи, которые ей совсем не нравились. А русские богатыри или  еврейские бизнесмены ей никак не попадались.

Редкие любовники у нее, конечно, были, она не считала себя ханжой и не чуралась мужского пола. Но  скоротечные связи  к острым чувствам и рождению деток не приводили.   А последующие разрывы, оставляли в душе свежий рубец и  щемящее чувство неполноценности. Певцы и музыканты были частыми гостями и обожали сонечкины хоромы. Они восхищались старинной кухней, чуднЫм  унитазом и феноменальными резными дверьми. Приглашать  же домой близких мужчин было сложно. Любовников  надо было где-то мыть, а вот мыть  в общей   чугунной ванной  советского образца с огромной газовой колонкой было неудобно. Соседки были лаконичны:

– Привела своего кота мыться. А  ванну кто за ним мыть будет?  Чай не графья!

Девушка старалась чаще бывать в гостях у своих любимых  и с удовольствием оставалась у них на ночь.

Жизнь у молодой и совсем недурной Сонечки  протекла спокойно и монотонно. Вставала она поздно, торопиться ей было некуда. Вокалисты  с педагогами приходили не раньше одиннадцати, а концерты начинались вечером.

Сонечка была привлекательной, изящной и чуть склонной к полноте. Осиная талия  при округлых бедрах, открытое лицо, высокий лоб, застенчивая улыбка, красивые прямые  ноги с худыми коленками, узкие  женственные плечи, изящная шея и слегка курносый носик подчеркивали ее девичьи прелести. Средний  рост и легкий характер позволяли  любому мужчине ощущать себя мачо  на ее фоне.  Девушка была натуральной блондинкой с огромными карими глазами. Эта  помесь ей досталось по наследству от смешенного брака  родителей. Отец был врач, смуглый, кареглазый еврей. Мама прелестная белокурая русачка, с легким характером и прекрасной фигурой.

Скоро тридцать шесть. Сонечка,  будучи умной девочкой, отчетливо понимала, что детородный возраст уходит и здесь ни карьера,  ни прекрасные родители, ни отзывчивые друзья  не помогут. Что-то надо было менять в своей налаженной жизни. Но что  конкретно нужно делать она  не представляла.

***

Как-то на очередном фуршете в зале  Московской филармонии к Сонечке подошел старый знакомый, кларнетист. Он  был обласкан голубой богемой и никакого интереса для женщин не представлял.

– Сонька, тебя надо спасать!!!

Игорек дружески улыбнулся и взял девушку под руку.

От кого спасать и каким образом спасать, музыкант не пояснил, а всего лишь выпил бокал шампанского, поцеловал ей руку и ушел к своим  нежным друзьям.

Соню это заявление зацепило. Она долго думала: обижаться на кларнетиста или нет. Решила его найти и, прижав к стене, все выяснить.

Пришлось выкроить время и посетить музыканта «случайно» на концерте. В антракте она прошла за кулисы и нашла обидчика. Игорек  и  не думал сопротивляться и отнекиваться. Будучи парнем  нестандартным, но умным, он поведал ей все ее перспективы:

-Ты, Сонька, полная дура, и коль приперлась ко мне на концерт, то слушай. И без обид, чувиха. Ты скоро превратишься в старую дряхлую клячу, с которой будут в пояс здороваться мамочки  твоих учеников. Оденешь длинное, тяжелое темно синее бархатное платье с маминой брошкой, и публика даже приблизительно перестанет определять твой возраст. Музыкальная молодежь будет в замешательстве, чья же ты ровесница: то – ли Рихтера, то ли Вэна Клайберна. Ты станешь  бабой без возраста, без семьи, без своей квартиры и без денег.                                                                                                   Тебе срочно, поверь мне, – срочно нужно все менять:   Найти деньги, купить нормальную квартиру. К  квартире приложится бесквартирный мужик, может и  не герой любовник, но нормальный хряк производитель.  Он сделает тебе ребенка. Ты заведешь семью и сменишь  работу. Все это аккомпаниаторство – удел старух, давно вышедших  в тираж. Ты молода умна и красива. Вперед, у тебя все получится! Итак, подведем итог: Деньги, смена работы, квартира, как следствие мужик и дети.

Читайте журнал «Новая Литература»

Кларнетист развернулся и растворился в группе музыкантов, таких-же  как он черно белых «пингвинов», упакованных в смокинги, белоснежные сорочки  и  разноцветные бабочки.

Соня не спала ночь.

На следующее утро она встала пораньше и направилась на площадь Маяковского. «Хозяин» площади стоял на своем месте, и поворачиваться к девушке даже и не думал. Это хороший признак, решила девушка  и вошла в здание Московской филармонии. Дверь отдела кадров была заперта, еще никто не работал. Она опустила нос. Пока был кураж, нужно было срочно проделать все намеченные дела. Все сделать и не передумать.

– Сделать и не передумать, сделать и не передумать…

Бубнила Соня.

При этом быстро шагала  по узорному паркету  длиннющего коридора филармонии. Руки были крепко сцеплены сзади, кудрявая голова опущена вниз. Девушка напоминала узника, отмеряющего шаги каземата.

С работы Софья Китина уволилась в один день. И в этот же день сообщила родителям, что хочет   купить  однокомнатную квартиру.

На семейном совете было решено комнату продать. Всем поднатужиться и  поддержать начинания дочери. Но денег на квартиру все равно не хватало. Помочь с новой работой  обещал  отец. Среди его многочисленных пациентов – астматиков был один очень интересный тип. То ли  строитель, то ли посредник в среде строителей. Но, с его слов, он многих  знал и имел влияние и связи в строительных и архитектурных кругах.

Вот к этому «посреднику» Соня и пошла, одев самую красивую кофточку, французскую плиссированную юбку и высоченные каблуки.                                    В музыку возврата не было. Пусть филармония жалеет о потере бойца.

Ираклий  Сергеевич Ткебучава  встречал даму в смокинге и  белоснежной сорочке с красной бабочкой. Годами он был немного моложе ее покойной бабушки, но приталенный смокинг, золотые швейцарские часы, кубинская сигара и золотая оправа дымчатых очков его  молодили. Встреча  была назначена в шикарном номере гостиницы «Метрополь». Сонечка в этом валютном отеле никогда не была, а огромные  картины в позолоченных рамах, всеобщая темень и свисающие бархатные портьеры на нее произвели удручающие впечатление.

– Ну,  Метрополь, так Метрополь, какая разница,-

бубнила себе под нос Сонечка.

Ткебучава все внимательно выслушал, вспомнил добрым словом врачебный талант ее отца и начал тронную речь.

В молодости Ираклий Сергеевич видно был связан со сценой. Каждое предложение, издаваемое им, было четко выстроено и громко озвучено. Кроме этого речь оратор  произносил стоя, облокотившись на спинку  стула,  с толстой сигарой  в свободной руке.

А сам текст повествования был до ужаса прост, банален  и грубоват.

Девушке  предлагалось заняться строительным бизнесом и приобрести для начала огромную машину с крутящейся бочкой сверху. На ней предлагалось  перевозить закупленный на заводе бетон, а затем продавать его  на стройки Москвы (позже пианистка узнала, что эта страшная машина называется  на профессиональном жаргоне – «Миксер»). Примерный бизнес – план  Ираклий Сергеевич  подготовил, суммы озвучил, список с телефонами потенциальных поставщиков и покупателей передал. При всех разговорах и переговорах разрешил ссылаться на него.

На этом высочайшая аудиенция была завершена.

Что делать дальше и куда бежать Сонечка не представляла. Слова бетон,  цемент, стройка  вызывали у нее неприятие и дрожь.

Она осталась без работы и без денег.

***

Во дворе ее дома ежедневно собиралась компания пожилых доминошников. Они азартно кричали, ругались по-черному, но к обитателям дома были вполне миролюбивы.  Девушка знала одного из «забивал» доминошного стола. Дядя Вася вечно спасал ее в сложных домашних заморочках.  Подкрутить, привернуть и поклеить – это неполный список просьб, с которыми пианистка была вынуждена обращаться к соседу.  Простые, казалось бы, хлопоты приводили ее в ступор.  Единственным ангелом  спасителем был для нее дядя Вася. Лет он был неопределенных, но вполне вписывался в широкое определение «еще ничего».

Соня подсела к доминошным мужикам, скорчила плаксивую гримасу и умоляющим голосом попросила Василия Алексеевича уделить ей пару минут. Намечалась «рыба» и ушлым игрокам было явно не до барышни. «Рыба свершилась», Василий  резко  встал, взял девушку под руку и повел  в сторону  подъезда.

Сонечка лилейным голосом рассказала историю своего бегства из филармонии и поведала предложение Ткебучавы.

– Дядя Вася, я Вас умоляю. Давайте начнем вместе. Нам дали выход на бетонный завод, обещали дать заказчиков. Начальные деньги дает отец. Вы говорили, что  работали механиком на стройке. Я одна ну никак. Совсем ничего не понимаю, не знаю строительства!!! Не умею продавать!!! Нужен мастер, опытный и мудрый, как Вы. Зарплата  будет отличная, ну может не  сразу, но я Вас не обижу – не сомневайтесь. Да и куда я без Вас – пропаду!

Бывший механик потребовал накрыть стол и обсудить идею с доминошной  братвой. В магазин Соня бежала со всех ног. Тарелки, вилки и граненые стаканы захватила из дома. Мужикам повезло, пианистка закатила пир на весь мир.

Мастер пришел утром, робко постучав в открытую дверь. Комната наполнилась ярким сивушным ароматом,  Китина поперхнулась и  закашляла.  Василий похлопал ее отечески по спине, сел  на банкетку  от пианино и протянул девушке руку.

– Согласен я. Давно без работы, соскучился. Руки чешутся.  В дело хочу…

***

На бетонный завод они поехали вместе. На проходной их не пропустили, а когда они заявили, что идут к директору, высмеяли и прогнали. Видимо директор завода «сидел высоко, глядел далеко» и для них был явно недоступен.

Китина набрала телефонный номер из изрядно помятой записки, полученной в Метрополе. Через три минуты за ними на проходную спустилась томная девица с вихляющим задом и на высоких каблуках. Директор  радушно встречал гостей  у дверей приемной. Было предложено кофе с любимыми Сонечкиными трюфелями. Все вопросы по поставкам бетона были решены моментально.

–  Вам  будет отпущено любое количество бетона и в любое время.

Сонечка и Василий вышли с завода победителями и блестели как медный пятак в солнечный день.

Остальных абонентов из списка Ткебучавы   Соня обзванивала заранее. Извиняясь, дрожащим голосом она начинала разговор с незнакомыми ей людьми. Ее учтиво выслушивали, но как только она произносила фамилию «посредника» голос на другом конце провода резко менялся. Ей моментально  предлагали встречу, помощь и даже машину для проезда на переговоры.

Все последующие поездки были  либо на стройки либо в строительные управления, разбросанные по всей Москве.  Ездить  на деловые  встречи ей было совсем не в чем. Концертные платья юбки и кофты были « из другой оперы» и девушка сменила туфли на кроссовки, а платья на джинсы и толстовку. Стройки…грязь, цементная пыль , «строительная» каска на голове.   Все это было неожиданно и чуднО.

В выходной Соню пригласили в ЦДРИ ( Центральный дом работников искусств на Пушечной). Пригласил все тот же кларнетист – отличный музыкант,  старый друг и  мудрый советчик. Они встретились на Кузнецком Мосту  и пошли на концерт романса. Концерт не понравился, певец фальшивил, а ее коллега, концертмейстер, засыпал  и ронял ноты. Извинившись, она вышла из зала. По дороге к выходу на улицу Сонечка наткнулась на большую белую дверь с заманчивой бронзовой табличкой: «Каминный зал». Она вошла. Это была небольшая комната, заставленная грубыми деревянными лавками, на которых сидели люди и пели под гитару. В камине тлели угли. Было тепло и уютно. Девушка тихонечко подсела на край  лавки и стала слушать. Пели Окуджаву и Визбора. Эти замечательные песни призывали к единению, знакомству и сопереживанию. Люди добродушно улыбались друг другу и подпевали молодому, красивому, русоволосому  парню с гитарой. Соня притаилась, уходить никуда не хотелось, да ее никто и не прогонял. Следующую песню Визбора « Излишний вес» она уже пела со всеми, убрала заколку из волос, расслабилась, улыбнулась и ощутила кайф, впервые за последние месяцы.

– « Излишний вес, он словно бес

Он цепко держит наши органы в осаде

А также виден он и спереди и сзади

Чтоб он исчез, излишний вес.»

Между  лавками прошла молодая женщина и раздала всем пластиковые стаканчики с чаем. Дымящийся чай обжигал пальцы и добавлял что-то  романтичное в происходящее действо. Часов в одиннадцать все стали собираться. Соня решила внести свою лепту в организацию вечера. Собрала использованные стаканчики из под чая и  мелкий мусор с пола. К ней подошел  мужчина, лет пятидесяти, помог одеть пальто и сказал что -то приятное. Они  вынесли мусор во двор и простились. Около станции метро он  нагнал девушку и предложил проводить до дома. Соня с удовольствием согласилась. День был  её и внимание сразу двух мужчин это подтверждало. Маросейка была недалеко, но ехать до нее на метро было долго и неудобно. Пошли пешком. Может и хорошо. Была возможность пообщаться с провожатым.

Мужчину звали Борисом.  Военный, полковник, пятьдесят один год, москвич. В первые минуты он показался угрюмым  молчуном. Но через полчаса  они уже улыбались друг другу.

Прошли по  Рождественскому  и Сретенскому бульварам,  мимо восстановленного Рождественского монастыря, Успенской церкви, Сретенской духовной семинарии, здания Главпочтамта. Борис молчал.

Девушка искренне интересовалась историей родного города, поэтому, развлекая провожатого,  она рассказывала все  что знала о  Покровских воротах:  про старинный кинотеатр «Колизей, который стал театром   «Современник»; про скульптуры трех  советских драматургов Александра Вампилова, Александра Володина и Виктора Розова, которые «разговаривают» о своем   во дворике театра «Табакерка»; про Московскую хоральную синагогу, которую Гитлер обещал взорвать в Москве в первую очередь; про белых лебедей на  Чистых прудах, которых частенько гоняла  пьяная шпана по ночам;  про   кольцо   исторического трамвая «Аннушка», который превратился в ретро кафе для влюбленных; про нарядный  дом – комод князей Трубецких – достопримечательность Москвы 19 века; про усадьбу великого собирателя картин  Дмитрия Боткина; про особняк  легендарного собирателя фарфора и икон Алексея Морозова; про снесенный недавно кинотеатр «Аврора», в котором бузили  еще революционные солдаты и  палили, при этом, из всех стволов; про открывшийся уже при ней  ресторан «Настальжии» и  Центр Ролана Быкова.

О Чистопрудном бульваре, Покровке и Маросейке она могла говорить часами.

Борис был молчуном. Всю дорогу он только слушал и до самого ее дома не проронил ни слова.

Соня открыла дверь подъезда, повернулась лицом к  провожатому и пригласила, удивленного Бориса, на чай.   Он поднялся по белой мраморной лестнице в квартиру, зашел в комнату, молча взял Соню на руки и уложил на диван.  Сонечка и не думала сопротивляться. Борис ей понравился, мужчин у нее не было сто лет, а скоротечность происходящего ее возбуждала.

На следующий день Борис позвонил  утром и пригласил Сонечку в ресторан. Видимо с фантазией у него было плохо, так как местом встречи был выбран ресторан все того же ЦДРИ.  Столики были накрыты белыми скатертями в старом советском стиле  сервированы крупными мельхиоровыми приборами и хрустальными солонками. На краю стола, у окна, стояла зеленая вазочка с одиноким  гербером, грустно опустившим нарядную голову.  Посреди небольшого зала, под огромной хрустальной люстрой стоял рояль, старых аристократических кровей. С блестящими педалями и включенными лампочками в подсвечниках. За инструмент сел ангажированный музыкант и заиграл Джорджа Гершвина.

Разговор с Борисом не клеился. Сонечка испытывала какое-то смущение из-за быстрого развития событий прошлой ночи. Борис был  любезен, гладил ее  руку, подливал вино… но молчал. Пианист закончив с рэгтаймом «Ночи в Лаймхаусе» обратился к публике и громко объявил, что в зале присутствует известный музыкант, концертмейстер Сонечка Китина. Девушке ничего не оставалось, как пройти к роялю. Она начала десятый вальс Шопена. Все притихли. Бокалы  и вилки отодвинули в сторону.  Гости наслаждались потрясающей музыкой. Прозвучали последние ноты. Зал аплодировал стоя. Сонечка вернулась к своему столу. Борис был шокирован и польщен талантом своей спутницы.

Они стали встречаться. Борис приходил в комнату девушки по понедельникам, в одно и то же время. Сначала это раздражало Сонечку, появление мужчины в дверях, четко, по расписанию, было схоже с прибытием курьерского поезда. Она морщила носик, шутливо отдавала ему воинскую честь и заявляла:

– Прибытие к любовнице прошло точно по расписанию.

Со временем они привыкли  друг к другу, притерлись. Сонечка уже ждала своего полковника и в условное время с надеждой поглядывала на дверь.

У Бориса детей не было, а в его отношения с женой Китина не лезла, ультиматомов не ставила и никогда о законной половине не спрашивала. Через восемь месяцев Сонечка забеременела, и счастливее ее не было человека на белом свете.

На четвертом месяце она сообщила о радостной новости Борису. Он никак не отреагировал. Совсем никак! Приласкал, попил, поел и ушел.

Сонечка решила роман прекратить – ей позарез, до боли в висках, до головокружения хотелось ребенка. Ребенка и все. О муже она  не думала. Материально  девушка стала жить вполне сносно. Был куплен второй «Миксер» и автобетононасос. Штат фирмы увеличился на двух человек. Появились новый водитель и приходящий бухгалтер. Работать с Китиной   было легко и приятно. Сонечка была  удивительно трудоспособна, улыбчива и мобильна.  Своими скромными манерами, исходящей от нее энергией и непринужденным разговором девушка производила на партнеров наилучшее впечатление. Ее появление  предвосхищал шлейф тонких французских духов, она была всегда  в отличном настроении и трезва ( в отличие от партнеров мужчин).  И самое главное она неукоснительно выполняла все свои обязательства по поставкам бетона.  Девушка с одержимым упорством и рвением осваивала логистику и премудрости бетонных смесей, как когда-то заставляла себя заучивала наизусть фортепьянные концерты и играть гаммы.

Китина купила двушку на Ленинградском проспекте и маленький «опель» для поездок по городу.

***

В начале февраля Сонечка родила девочку, Сашеньку.

На работе ее стал замещать  мастер, а родители временно перебрались к дочери и внучке.                                                                                                                                  Борис пропал. Ни слуху, ни духу о нем не было.

В бизнесе начались проблемы. Бандитские пугалки и страшилки. Избили  дядю Васю. Соня примчалась в травмпункт. Мастер сидел  с подвязанной, загипсованной рукой и заклеенной бровью. Она не плакала, но ее лицо покраснело и дрожало.

В офис заезжала бригада каких-то отморозков.

– На бетонном заводе   ты с хозяйкой «канитель» развел. Наследил  ты дед! Чтоб больше   твоих «миксеров» мы на заводе не видели!

Звучали угрозы по телефону.

Девушка, конечно, слышала про разборки среди конкурентов, но сейчас, когда она кормит грудью и не может оторваться от ребенка –   это было  ужасно и некстати. Нужно было звонить Ткебучаве и звонить срочно. Оставив  Сашеньку на родителей, Сонечка помчалась на Ленинградский рынок. Набрала огромную корзину свежих фруктов, украсила ее лучшим  армянским коньяком  «Ахтамар» и поехала на такси в гостиницу «Метрополь».

Кроме Ираклия Сергеевича в номере находилась дама средних лет и две молодые скрипачки в черных бархатных платьях с тонкими нитками жемчуга. Девушки  добросовестно настраивали инструменты, подкручивая колки и издавая резкие звуки.

Сонечка подошла к Наставнику, расцеловала его в обе щеки и преподнесла корзину фруктов.  Ткебучава улыбнулся и поднес к губам длинные, тонкие пальцы пианистки. Поблагодарил за фрукты и проводил до двери. Уже на улице, по дороге в метро раздался звонок Ткебучавы. Он поинтересовался целью визита. Сонечка быстро все оттараторила и заревела. Ираклий Сергеевич  отключил связь.

На следующий день где- то после обеда Соне позвонил встревоженный мастер и сообщил, что только что у него на мойке были два здоровенных, расписных мужика.  Они принесли  пачку пятитысячных купюр в банковской упаковке, сверкнули кривыми зубами и золотыми цепями в палец.

–  «Свояк» предъяву прислал. Не гопники мы,  дед. Мы «шерстяные», нам западло косячить.

И ушли.

Жизнь потекла совсем как прежде. К Василию  скоро вернулось хорошее настроение, и он опять стал  трудягой и весельчаком.

 

***

Сашеньке исполнилось четыре месяца. Вся жизнь Сонечки, ее родителей и незаменимой няньки была посвящена  малышке. Все  было  построено вокруг нее, разговоры были только о ней, а сопельки или раздражение на ладошках вызывало бурю эмоций.   Сонечка рыдала, вызывала неотложку и не спала по ночам.

Как – то утром,  в субботу, на пороге появился Борис. Он, опустив глаза, сообщил, что очень скучает по девочкам, и жалеет о расставании.

–  Я уволился из армии. Ушел в отставку. В тягость я вам не буду. Мне предложили место заместителя  директора  по безопасности и кадрам на крупном  заводе. Я теперь гражданский человек.   Сейчас мы разводимся с женой. У меня одна дочь и я хочу быть рядом с ней.

Сонечка, аж присела от услышанного монолога. Она ожидала чего угодно, но чтобы  Борис, больше похожий на молчащего партизана на допросе, чем на оратора, закатил  такую речь… Что ответить девушка не знала. Она взяла на руки ребенка  и чтобы заполнить создавшуюся паузу, начала ходить  из угла в угол.  Борис так и остался стоять у порога.  С его коричневых  ботинок и бесформенной шляпы предательски капала вода, образовав  грязную лужу на паркете.

Если бы их встреча состоялась  год назад, Борис  схватил бы Сонечку на руки и уложил на диван. Но теперь, когда на руках женщины, мирно посапывала его дочь, на такие кардинальные шаги он не решился. Стоял и ждал своего приговора. Соня молчала.

Особой любви к Борису она не испытывала… Какие-то воспоминания о прекрасном сексе еще теплились в ее кудрявой головке. Ну был и был. Сделал свое дело и ушел. Ушел и ушел. Но пускать к себе в дом чужого мужика она боялась. Тем более в деньгах она уже не нуждалась.

После  вмешательства Ткебучавы ее малый бизнес стал активно развиваться. Все рабочие вопросы решал ее золотой помощник  – дядя Вася.  Получая шикарную зарплату, он старался изо всех сил.  Заказчики просили автобетононасосы для подачи бетона на высоту. Сонечка планировала покупку двух машин в самое ближайшее время.

***

Борис приходил каждый день. Не добившись благосклонности Сонечки, он все вечера напролет проводил с дочерью.  Ухаживать за ребенком, отец, конечно, не умел, но  играл с ней и восторгался  ежедневными переменами  в поведении девочки. Со временем он научился  прикармливать ее из бутылочки, менять подгузник и с огромным удовольствием гулял с коляской.

Соня не могла запретить общение  с ребенком, и где- то в глубине души ее грело  присутствие  мужчины в доме. Через пару месяцев она сдалась и предложила Борису перебираться  к ним с вещами.

– Ну что ты мучаешься каждый вечер. Тебе ведь утром на работу. Перебирайся к нам – вместе будем.

И добавила протяжно

– Попробуем…

Так они соединились. Борис обожал своих девочек, а Соня была благодарна ему за дочь, статус замужней женщины  и крепкие мужские руки, на которые всегда можно было опереться. Частенько вечерами бизнес леди, садилась за   пианино  и импровизировала  с вальсами своего любимого Шопена.  Борис, ничего не понимавший в музыке,  стоял рядом с инструментом и с восторгом смотрел на жену. Он мечтал о её возвращении на сцену.

***

Письмо из Чикаго пришло в понедельник. Самый подходящий день для нежданных сюрпризов.  Любых новостей Сонечка боялась как черт ладана. Она была уверена, что новости бывают или плохие, либо, очень плохие. Других  просто не может быть. А тут письмо, да еще из  Америки. Она впервые в жизни получила письмо из за рубежа, да, ни из какой  нибудь  Болгарии или Польши, а сразу из Америки. Английский у нее был средненький, посему срочно пришлось ехать к отцу.

В конверте, с  картинкой высоченного небоскреба, находилось приглашение в Нагасаки на ежегодный  международный конкурс концертмейстеров. Все заботы о перелете, размещении и питании брала на себя Американская сторона. Сонечка  обалдела от счастья.

Отец отреагировал на письмо довольно странно. Вместо того чтобы заняться подробным переводом текста, он схватил письмо, поднял его над головой на вытянутой руке, и принялся  расхаживать  по квартире, словно боец, рвущийся в атаку с боевым знаменем. Девушка присела на край дивана и  молча наблюдала за отцом. Наконец молчание было нарушено:

– Фамилия! Ты видела фамилию президента фонда? А имя, имя видела? Гроссерман, Натан Гроссерман, таких совпадений не бывает. Это он, точно он. Гроссерманы давно уехали, вот это да! Президент Всемирного музыкального фонда!

– Папуль, я не очень понимаю, о чем ты? Ты перевел приглашение? Давай я запишу все подробненько…

– Какое приглашение девочка. Ты ничего не понимаешь…это мой сводный брат. Отец с новой семьей давно уехал…Мы не общались сто лет…Я и не знал о нем ничего…Натан…Натан…

– Однофамильцев много, папуль,  и имя не такое уж редкое…  Да и какая разница, даже если и родственник. Он же за меня концерт Чайковского не сыграет.

– Сонечка, да ты ничего не понимаешь. Президенты таких фондов миллионеры. Конкурсы это благотворительная деятельность. Эти люди могут все… Слышишь все! Срочно посмотри  в интернете. Набери Натан Гроссерман… с двумя «с», найди фото. Такие люди должны быть в сети…

Отец с дочерью перебрались  к компьютеру и прилипли к монитору.

Через пять минут обалдевшие Китины наблюдали на экране улыбающуюся физиономию Натана  Гроссермана.  Его черный фрак, белоснежную сорочку и бриллиантовые запонки, невзначай выпавшие из под  рукавов. Это был он. Конечно состарившийся за сорок лет забвения, но с той же неповторимой юношеской улыбкой и внушительной черной родинкой над левой бровью.

Отец был «накаутирован»,  он ожидал чего угодно от жизни, но чтобы его сводный брат оказался американским миллионером, воротилой этого прекрасного мира…этого он ожидать не мог.

Соня не разделяла диких восторгов отца и не очень понимала, что вызвало такую реакцию.

«Ну богатый, ну воротила… А мы-то тут при чем?  У дочери кормление пропустила – вот это да!

***

Звонок по скайпу  раздался в два часа ночи. Проснулись все. Сашенька заплакала, Борис проворчал что-то невнятное, а Сонечка переползла через  кровать и присела к монитору.

Звонил дядя Натан.  Он излучал жизнерадостность и  внимание. Русский язык был не самым ярким его достоинством. Он был ужасен и половину слов девушка не понимала. Но это было не главное. Сонечка уже проснулась, протерла глазки и пыталась сосредоточиться. Дядя улыбался, активно жестикулировал руками. Через слово извинялся, что и не знал о существовании такой очаровательной племянницы. Был очень рад предстоящей встрече в Нагасаки.

 

Но новость, пришедшая в понедельник, счастливой так и не оказалась. Мужа положили в больницу и сделали операцию по стентированию сердечных сосудов. Сломался первый  миксер – труженик и кормилец. Были необходимы серьезные вложения (которых не было) и три месяца ожидания запчастей. У Сашеньки появились зеленые сопли и, то и дело, поднималась температура. В общем и целом продолжалась обычная семейная жизнь, о которой Сонечка так долго мечтала. Каждое утро девушка подолгу музицировала, но конкурсу, в далекой стране восходящего солнца, в ее новой жизни места не было. Встреча с  родственником откладывалась. Девушка погрустила пару часов, поцеловала обожаемую дочь и побежала в больницу навещать мужа.

Через неделю после разговора с Америкой, опять ночью раздался долгий нетерпеливый звонок в дверь. Соня открывать боялась, но звонок монотонно сотрясал ночь. Пришлось открывать. На пороге стояли отец, Натан и еще несколько человек, которых девушка не знала. Все без приглашения вошли в квартиру. Соня была поражена их появлением. Нежданные гости забросали всю кухню  подарками и пакетами с провизией.

Натан громко на ломанном русском сообщил, что Соне  и Сашеньке надо собираться в дорогу. Самолет их ждет во «Внуково», врача педиатра он захватил с собой, так что долечивание ребенка будет в надежных руках.

– Летим в Нагасаки и никаких возражений.

Отец забился в угол кухни и молчал.

 

***

Самолет производил впечатление игрушечного. Сонечка и отец, провожавший до трапа дочь и внучку, никогда таких лайнеров не видели. Всего пять окошек-иллюминаторов и одна дверь.  Подкатили трап, вся команда зашла на борт. Отец шепнул Соне:

-Ты за Борю не волнуйся, мы с матерью его поддержим. Она сейчас  у него в  больнице. Выступай, ни о чем не думай. Успехов тебе доченька.

В самолете  Дядя Натан все предусмотрел. У Сашеньки была своя кроватка и детское кресло с маленьким столиком. Врач не отходил от выздоравливающего ребенка.

Прилет, расселение в  отеле, приезд в концертный зал на конкурс прошли в штатном режиме. У японцев было все четко, пунктуально, с поклоном и улыбкой.

Дирижер оркестра, с которым репетировала Сонечка оказывал ей повышенные знаки внимания. Росточка японец был небольшого и его карие раскосые глаза находились четко напротив глубокого декольте пианистки. Этот совершенно незначимый анатомический факт произвел  серьезное, возбуждающие действие на талантливого дирижёра. И вместо того, чтобы смотреть в партитуру и руководить оркестром он таращился  на Сонину грудь и шарил глазами в поисках сосков  молодой исполнительницы.

Третья премия, лауреатство. Огромный диплом и скромный приз. Сонечка была наверху блаженства.

– Нечего бетон месить! Занимайся музыкой. Ты кстати включена в состав жюри конкурса, это приличные деньги. Подбор конкурсантов, поездки по всему миру. В Москве тебе присмотрят помещение для музыкальной школы. Твоей школы. Будешь преподавать и музицировать. Ты талантливая девочка, чудо и прелесть.  В твоей школе будет и российское представительство Конкурса.

Монолог дяди сопровождался  многочисленными  запинками речи.

– А как же мой маленький любимый бизнес?

-Бизнес оставь мне. Я куплю твою фирму за  один доллар, присмотримся к производству сухих смесей. Все будет  тоже, что и при тебе, но производить и продавать будем сухие смеси. Под Москвой будет построен небольшой  заводик. Цементные смеси сейчас востребованы. Будем играть в «песочек». Через месяц приедет мой человек, ты ему все передашь и поможешь. Он оценит ситуацию и начнет работать. Интерес  вашей семьи будет учтен, не волнуйся.  Твой мастер  будет возглавлять наше новое производство, свои люди нужны. Водители будут развозить цементные смеси, а  проверенный бухгалтер просто необходим. Никого не обидим.

***

Прошло три года. Сашенька  подросла и с мамой ежедневно ходила в музыкальную школу. Сонечка превратилась в Софью Евгеньевну и слыла лучшим педагогом и строгой директрисой. В ее  частной школе было стерильно чисто и уютно. Борис продолжал работать в администрации завода. Дядя Натан  успешно расширил свой бизнес, построил завод сухих смесей в  Ступинском районе Московской области. Раз в год вся семья встречалась на очередном финале  конкурса концертмейстеров, где Сонечка и дядя Натан  были членами международного жюри.

Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Ответьте на вопрос: * Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.