Солнечные лучи падали на песчаный пляж, мокрый от ночного шторма пирс и разбивались на тысячи, миллионы солнечных брызг еще по-весеннему прохладных, но уже дарящих радость надежды на скорое тепло. Солнечные лучи падали на легкую морскую волну, отдыхающего после ночного шторма, моря и с хрустом ломались на множество осколков. Осколки плавно опускались на морское дно, подсвечивая волны уже немного подсоленным солнечным светом, и, рисуя на неглубоком морском дне причудливые, меняющиеся, неповторимые картины.
Наблюдать игру света и тени, солнца и моря, ветра и волн можно бесконечно. А когда уставшая от шумной, большой, но тесной Москвы душа просит немножечко одиночества, то нет лучшего места, чем пустынный одесский пляж, и нет лучшего времени, чем месяц март.
Как прекрасна Одесса в марте, когда ещё по-зимнему спящий пейзаж уже дарит предощущение весеннего пробуждения. Поэтому даже этовогодние мартовские морозы, которым мог бы позавидовать иной январь, не уменьшили желание в полной мере ощутить гармонию одиночества пустынного морского берега. Это и привело меня на весенний, но всё еще по-зимнему холодный, пляж Ланжерон. Где и я сидел на пирсе.
Подошедший неслышно человек остановился у меня за спиной. Странно, но он не только не нарушил моё одиночество, но и сделал его более наполненным, целесообразным и гармоничным. Это редкий дар не разрушать чужое одиночество своим присутствием. Сейчас даже не было желания отвлечься от моря.
Приятный голос неожиданного собеседника даже не нарушил тишины:
-Ты знаешь притчу о Старом Одессите и Золотой Рыбке? – задал он вопрос, но интонация говорила, что мой ответ не имел никакого значения. Тем более что из всех историй, сказок и анекдотов о Золотой Рыбке притчи с таким названием я не знал.
А Собеседник, даже, не удосужившись изобразить интерес, известна ли мне сия притча начал рассказ. Его голос не разрушал, но дополнял тишину пустынного пляжа, наполненную плеском волн и шумом ветра, криком чаек и солнечным светом.
Притча о Старом Одессите и Золотой Рыбке
Жил в Одесе Старый Одессит. А где скажите мне на милость ещё жить Старому Одесситу? Потому как Старым Одесситом он звался не столько из-за возраста, сколько из-за того, что родился он и все его предки в Одессе. И не только родился, но и жил здесь все время, и не покидал родной город никогда. Да и зачем быть ещё где-то кроме этого самого прекрасного в мире места? Если быть до конца правдивым, то надо сказать, что наш герой как-то ездил к дальним родственникам в Овидиополь и, таки, понял, что за пределами Одессы жизни не то чтобы нет совсем, но не совсем это жизнь в понимании настоящего Одессита. А если на расстоянии всего каких-то тридцати километров от Одессы так хреново, то, что тогда, скажите мне на милость, делается на расстоянии пятьсот, а тем более тысяча километров? Можно только в ужасном сне представить, как люди мучаются в такой глуши в том же Фастове, Москве или Париже. Еще надо разобраться есть ли на самом деле эти города или всё это обычные выдумки приезжих коих набивалось в Одессе летом, что тех селедок в бочке утром в базарный день на Новом рынке.
Поэтому и жил наш герой только в Одессе и нигде кроме жить не желал и завидовал сам себе, что живет здесь.
Естественно, что Старый Одессит любил ходить на рыбалку. На рыбалку он ходил только на Ланжерон и рыбачил именно с этого самого пирса. Ланжерон хоть и не близко, несмотря на название, от его квартиры, что на Ланжероновской, но наш герой всегда с удовольствием проделывал этот путь ранним утром по пустынному ещё городу. Обычно на пирсе в это время уже были два-три знакомых рыбака, но тем утром он оказался на этом самом пирсе, как это ни странно, а дальше Вы поймёте, что это ни странно, один-одинёшенек. Первая же поклёвка принесла добычу в виде маленькой рыбёшки. Такой маленькой, что рыбак уже собирался её отпустить, но добыча вдруг заговорила.
-Я не знаю, что оно такое, но чем оно меньше, тем разговорчивей, – ещё подумал себе рыбак, вспоминаю свою крошечную любимую жену Софочку, которую прекратить говорить мог только любимый телесериал или приезд её мамочки Серафимы Евгеньевны. Надо отметить, что на этом перечень причин, которые могли заставить замолчать Софочку исчерпывается полностью и такие вещи землетрясение, коих было на веку Старого Одессита два, как наводнение, ураган или эпидемия холеры замолчать Софочку не то что не заставляли, но вызывали повышенное желание всё это обсудить немедленно.
Мало того, что добыча была мелкой так и говорила она странным радиотелевизионным голосом, которым нормальные люди, в смысле одесситы, не разговаривают никогда. Разве, что приезжие. И то, скорее всего они этим голосом не разговаривают, а выделываются.
И рыбка вполне буднично этим самым странным голосом вещала следующее:
-Отпусти меня, рыбак! Я выполню три твоих желания!
-Значит так, – без секунды замешательства, как будто попадались нашему герою золотые рыбки минимум раз в неделю, начал наш счастливчик, – хочу, чтобы моя жена Софочка снова была молодой и красивой… нет молодой и здоровой, чтобы жил я в, – наш герой быстро стал загибать пальцы,- я с Софочкой, Петенька, Сонечка, теща Серафима Евгеньевна часто у нас ночует, значит, в четырехкомнатной отдельной квартире, чтобы на моём счете в банке было сто тысяч дол… нет, евро. И это первое желание! Во-вторых…
-Стоп, стоп, стоп! – прервала вдохновенно вещающего рыбака его говорящая добыча, и оценивающе посмотрела на нашего героя, – Ты что одессит? – рыбка, наконец, заговорила нормальным, как и все в этом городе голосом, правильно расставляя интонации и не коверкая, как те приезжие, а смягчая “Г” и шипящие, – Эко, куда меня занесло. Так это в корне меняет дело. Для одесситов у нас немного другие правила. Только два желания и к тому же со специальными условиями. Я тебя умоляю, но зачем тебе ТРИ желания, когда ты уже живёшь в самом прекрасном месте.
-Во-вторых, – так же решительно продолжал Старый Одессит…
-Может, все-таки узнаешь специальные условия? – настаивала Золотая Рыбка.
-?
-Всё что ты загадаешь, у тебя исполнится. Но у того, кто принёс больше всего горя в твоей жизни, исполнится тоже самое, но в сто раз больше.
После слов мокрой собеседницы немного пахнущей, как его Софочка после посещения рыбных рядов Привоза, наш счастливчик живо представил своего соседа по коммунальной квартире Степана Прокопчука. Сколько же горя принёс Степан Старому Одесситу!? Это Степан, ещё в молодости донимал нашего героя рассказами о том, как он целовался с Софочкой, еще не невестой, но уже повелительницей юношеских грёз тогда ещё молодого Старого Одессита. Хорошо ещё, что это оказалось неправдой. Точно! Сама Софочка после того как поссорилась со Степаном сказала, что ни с кем до нашего героя не целовалась.
Потом Степан назло женился на соседке нашего героя по коммуналке и нарожал детей, благо две комнаты молодой жены Степана позволяли. В смысле позволяли нарожать, но не жить в нормальных условиях с таким балаганом по соседству.
К тому же Степан всегда включал свет в общем туалете включателем своего соседа, что бы не платить за свет. Пользовался его туалетной бумагой, когда наш герой по рассеянности оставлял рулон своей туалетной бумаги в туалете.
Это он, Степан, слегка выпив, смотрел сальными глазами на жену Старого Одессита.
-Кто ещё принес тебе столько горя? – спросил себя наш счастливчик и решительно продолжил, – хочу, чтобы характер у моей тещи Серафимы Евгеньевны немножко испортился. Серафима Евгеньевна настолько золотая женщина, что приходя в гости, не только не пользовалась электрическим звонком, но и стучала в дверь так деликатно, как это только можно сделать, чтобы никого не побеспокоить. Серафима Евгеньевна всё равно будет приятной в общении, а вот ухудшение в сто раз характера Степановой тещи наш герой представил очень явно. Он уже видел, как содрогается асфальт во дворе их дома под тяжелым шагом Олеси Арнольдовны. Как она тяжелым громадным кулаком трясет возле жирной физиономии Степана и громоподобно внушает ему, что он, Степан самая большая беда в жизни её доченьки.
Настроение понемногу улучшалось.
-Хочу, чтобы в моём доме потекла крыша. Так совсем немножко, – продолжил счастливый рыбак и сразу же представил живописные водопады, что будут низвергаться в громадном, благодаря первому желанию Старого Одессита, доме Прокопчука с обваленной крыши.
Настроение продолжало улучшаться.
-Хочу что бы в банке, где лежат мои деньги, возникли маааленькие проблемы с наличностью!
Перед глазами предстала картина как Степан со всей семьёй растерянный стоит в очереди в банк без малейшего шанса вернуть хоть какие-то средства из того, громадного состояния, что на него свалились из-за поспешности нашего героя с первым желанием.
– И это второе желание!
-Пусть будет по сему, как только исчезнут круги на воде, – молвила наша неудачливая волшебница и рыбкой, а как же ещё, прыгнула в уже спокойное море. От её, пусть и элегантного, падения по воде пошли круги и быстро успокоились.
И сразу же задрожал бетонный пирс, давая трещины и слегка покачиваясь. Пирс содрогался под тяжелым шагом тещи, нет, не Степана Прокопчука, а нашего героя. Серафима Евгеньевна всегда милая и улыбчивая сейчас само воплощение гнева и злости шагала, сотрясая громадным кулаком, и кричала:
-Ты голодранец, ты самое страшное горе в жизни моей Софочки. Ты недостойный отец моих прекрасных внучат. Ты пропадаешь, Бог весть где, когда в нашем особняке, что на Решельевской рухнула крыша, а там-таки, идёт дождь. Ты здесь греешь море, когда банк, где были все наши 10000000 евро, уже почти рухнул, и бедная моя доченька Софочка стоит в длинной очереди, чтобы спасти хоть что-то для своих бедных деток и своей бедной мамочки…
Мой Собеседник замолчал.
Пауза затягивалась и постепенно превращалась в тишину.
Я оглянулся, чтобы рассмотреть рассказчика, но взгляд нашел только удаляющуюся по пирсу фигуру.
Трудно было поверить, что это конец истории.
-А есть здесь смысл, Юрий Карлович? – вырвалось у меня.
-В хорошей истории всегда есть смысл, – ответил мой рассказчик, не замедляя шаг и не поворачиваясь, – Я рассказал тебе хорошую историю. Думай.
Солнечные лучи по-прежнему падали на легкую морскую рябь и ломались на тысячи осколков. Осколки солнечных лучей все также плавно опускались на неглубокое дно, подсвечивая немного подсоленным солнечным светом легкую волну и рисуя на морском дне меняющиеся картины света и тени. В солнечных узорах блеснул золотой всплеск. Это Золотая Рыбка подсказывала мне ответ, который я уже знал и сам: «Никто не приносит нам столько горя, сколько горя мы приносим себе сами».
