Милый, я беременна

Николай Иванович Хрипков

МИЛЫЙ, Я БЕРЕМЕНА

Рассказ

– Милый! Я беременна.

Он не шевельнулся. По-прежнему каменное лицо, по-прежнему смотрит в потолок. Он далек отсюда, он в своих мыслях и не слушает ее. Какой-то каменный истукан.

– Ты слышал, что я тебе сказала?

– Я не глухой.

– Почему ты ничего не скажешь? Почему ты молчишь? Ты понял, что я тебе сказала?

– Нужно что-то говорить?

– А разве нет?

Он повернул к ней голову. Улыбнулся. Провел пальцем по ее волосам. Она резко отдернула голову.

– Сходи за пивком!

– Не хочу.

– А ты захоти, пожалуйста! Жажду с утра лучше всего удовлетворять пивом. Кстати, этот афоризм сказал один из мудрых людей, то есть я.

= Я не хочу захотеть.

– Неужели идти самому?

Он сел.

– Это же утомительно. Это надо идти сейчас умываться, чистить зубы, одеваться, потом спускаться на улицу, заходить в магазин, заигрывать с симпатичными кассиршами…

– Не пойму. Ты что отключил голову? Я тебе сказала, что я беременна, а ты ничего не говоришь. Ты понял, что я тебе сказала? Ну, так скажи что-нибудь, кроме того, что ты хочешь пива.

– Я говорю. Я попросил тебя сходить за пивом. Ну, сходи, пожалуйста, зайчик. Умоляю тебя! Ты же более легкая на подъем, более мобильная. Пока я соберусь, ты бы уже сбегала.

– Ты решил поиздеваться надо мной? Это же очень серьезно. Ты хочешь стать отцом? Или не хочешь? Я тебе простой вопрос задаю. Или я что-то непонятное спросила?

– Как говорят бюрократы, давай перенесем этот разговор на более благоприятный момент. Иногда они говорят толковые вещи, просто нужно понимать их язык.

– Так вот знай! Аборта я делать не буду. Я рожу ребенка и буду воспитывать его одна. А ты… ты будешь платить алименты и знать, что где-то живет твой ребенок, которого ты бросил еще народившегося.

– Придется идти самому. Другого выхода у меня нет.

Он ушел в ванную. Она слушала, как он моется. Потом он вышел, молча оделся и ушел.

Что это значит? Он не хочет ребенка? Но почему он об этом не сказал? Не хочет сказать сразу? А ведь он ей казался таким добрым, любящим, заботливым. Она даже и не сомневалась, что он будет рад ребенку.

А вот теперь он раскрыл себя с другой стороны. Он совсем не такой. Он эгоист. Он думает только о своих удовольствиях. И она ему была нужна лишь для постели. Она ошиблась в нем. Но это даже хорошо, что она узнала об этом сейчас, а не потом, когда их совместная жизнь превратится в ад.

Она достала из шкафа синий мягкий чемодан, с которым пришла к нему, и стала бросать туда свою одежду. Вскоре чемодан был полный, одежды еще оставался целый ворох. Она уплотнила и снова стала склдвать. Закрыла крушку, она выгнулась мячом. Пришлось придавить коленом, иначе невозможно было застегнуть замки.

Она решила написать ему письмо, в котором она выскажет всё, что она думает о нем, какой он эгоист, что он думает только о себе, что она нужна ему лишь для постели, что он последний из подлецов, подонок, и почем она только раньше не разглядела его дряненькую, душонку, что она презирает его всей душой и плюет на него, что…Она написала две строчки, прочитала их и разорвала с злостью. Разве бумага может передать то, что у нее творится на души? Глупость! Какая-то мыльная мелодрама. Она просто уйдет с гордо поднятой головой, потому что ее невозможно сломать. Настанет время, когда он пожалеет об этом, будет раскаиваться, приползёт к ней на коленях, жалкий, оборванный бродячий сын, и будет умолять ее о милости.

Взяла чемодан. Но тут услышала, что дверь открылась. Она быстро убрала чемодан в шкаф. Ей не хотелось, чтобы он видел, как она уходит. Лучше это сделать, когда его не будет.

Он сразу не прошел. Сильно грохнуло в прихожей. Потом снова хлопнула дверь. Значит, он зачем-то снова вышел. Она еле сдерживалась, чтобы не подглядеть.

Снова грохнуло, как будто он волочил что-то тяжелое. Он показался на пороге. Улыбается. Глядит на нее. Конечно, он не сможет догадаться о том, что она сейчас думала и делала.

Он запыхался, приподнял и поставил к стене какую-то большую упаковку. Ято могло быть в этой большой картонной коробке?

– Что это?

– Это? Это детская кроватка. Не спать же ребенку с нами на одной кровати? Я надеюсь, что ты не будешь возражать против этого?

Она еле сдерживала слезы. Ей не хотелось сейчас показаться слабой. Ведь она сильная.

Она забыла про синий чемодан, про письмо, которое начала писать и разорвала, про свои злые мысли про него, какой он плохой, какое он ничтожество, недостойное ее.

Подошла и обхватила его шею.

– Дурачок! Это еще не скоро. Еще много времени пройдет, пока он появится на белый  свет.

– Надо же обзаводиться постепенно. Погоди!

Он освободился от ее объятий, вышел и тут же вернулся с роскошным букетом. Она прижала ладони к лицу. Единственный раз, когда он подарил ей букет, это было на первом свидании.

– Маме! Будущей!

Она опять обхватила его за шею и поцеловала. Он, пока она его целовала, поглаживал ее лопатки.

– Погоди!

Он опять вышел в коридор.

– Да что ты бегаешь? Ну, сколько можно бегать взад-вперед. Я не хочу, чтобы ты уходил.

Он зашел с пакетом, вытащил бутылку шампанского.

– Думаю, за это событие надо. Это праздник, большой, грандиозный праздник. Будет новый человек! Не знаю, можно ли будущей маме.

– Шампанское можно. Еще можно. Он же тоже должен почувствовать, что у нас праздник.

Опять поцеловала его. Потом они сидели на кухне. Посередине стола букет. Пахло весной. Шампанское шипело в фужерах. Всё-таки это самый праздничный напиток.

– А ты представляешь себя в роли отца? Думал, когда-нибудь об этом, что ты отец?

– В роли отца себя нетрудно представить. Но только в роли.

– О чем э то ты?

В его словах она почувствовала какую-то смутную угрозу. Стала внимательно рассматривать его лицо.

– О том, что я не отец этого ребенка, который сейчас живет в тебе.

– Постой! Ты считаешь, что это не твой ребенок? Ты заявляешь об этом мне открыто?

– У меня не может быть детей. Это медицинский факт. Был такой момент в моей жизни, когда мне пришлось пройти обследование. И я узнал, что не смогу стать отцом. Для меня, конечно, это было ударом. Но пришлось смириться. Вот такая петрушка.

– Ты считаешь, что этот ребенок не от тебя?

– А как я должен считать? Какие-то другие могут быть варианты? У всего бывают естественные причины.

– Я жила с тобой и еще с кем-то встречалась? Ты так считаешь?

– А что это непорочное зачатие от святого духа? Я так должен считать, по-твоему?

– Какого же ты обо мне мнения! Я любила тебя. Мне никто не был нужен. Только ты. Мне даже в голову не могло прийти, что у меня может появиться какой-то другой мужчина. Как ты такое можешь думать обо мне?

– Ты меня слышишь? Я не мо-гу и-меть де-тей, – проговорил он по слогам, как это делает учитель, чтобы поняли его.

– Подожди! А тебе не приходило в голову, что вчера не могу, а сегодня могу? Ведь подобное происходит сплошь и рядом с очень многими людьми. Жизнь преподносит такие подарки. У человека был рак, он уже мысленно похоронил себя, приготовился к смерти, отсчитывает последние недели. Дни, уверен, что каждый день его приближает к последней черте. И выздоравливает. И никакого рака у него нет. Тебе это не приходило в голову? Почему такое не может случиться с тобой? С другими случается, а с тобой не может случиться? У меня была язва, когда я училась в университете. А сейчас у меня нет язвы. Она зажила сама собой. Ну, конечно, я посидела на диете. Я проверилась. Специально проверилась. И никакой язвы у меня не нашли. Сходи и ты, проверься. Это же нетрудно сделать. А потом уже делай выводы. Если тебе скажут, что ты не можешь быть отцом, считай меня последней шлюхой. Я уйду и больше ты никогда не узнаешь о моем существовании.

– Знаешь, ты хорошие слова сказала. Мне как-то это и не приходило в голову. Давай выпьем! За нас! Всё-тки эты потрясающая. Я это искренне говорю. Никакого лицемерия.

– Ты, правда, собирался жить со мной, а потом и с родившимся ребенком, зная, что это не твой ребенок?

– Что же тут такого? Главное, чтобы я любил тебя, любил ребенка, которого бы считал своим.

– Но был бы уверен, что ты не его отец?

– Всё! Всё! Всё! Жалко, что шампанское закончилось. Вот так всегда! Всё заканчивается в самый неподходящий момент. Ты не сбегаешь за пивком? А то два выхода в магазин за утро – это для меня уже перевыполнение плана. Да и что подумает кассирша?

Она молча оделась и вышла. Он поднялся, подошел к окну и стал ждать ее появления из подъезда.

 

 

Про любовь

 

Александру приснился сон. Татьяна сидела на берегу с удочкой. Она резко выдернула удочку. На крючке висел он, Александр, с выпученными глазами и широко раскрытым ртом.

– Вот я тебя и поймала, голубчик! – плотоядно произнесла Татьяна.

Александр, кряхтя, поднялся с лежанки и вышел на крыльцо. Жадно глотая табачный дым, он смотрел на звездное небо. Ехидно кривилась луна: «Влюбился! Влюбился!» О ногу потерся кот. Александр со злостью пнул его.

– Достали все!

Отшвырнул окурок. Уже засыпая, он решил: «Завтра помою уши и надену смокинг! И пойду к ней! И предложу ей руку и сердце! Нет!… рука пригодится самому. Может, предложить ей ногу и…» Так и не решив, что предлагать, он заснул. Лунная дорожка пробежала от окна и позолотила прекрасное лицо влюбленного юноши.

Зачесалось под  левой лопаткой. Михаил попробовал дотянуться. Чуть-чуть не хватило. Сантиметра три.

– Нин! – попросил он. – Почеши мне спинку.

Ниночка, хищно сощурив глазки, двинулась на него.

– Получай! Получай!

Она обрушивала удар за ударом на его голову. Вскоре учебник биологии превратился в «кашу».

– За что? – простонал Михаил.

– И ты еще спрашиваешь, подлец? А кто бросает страстные взгляды в сторону Виктории?

– Да не люблю я викторию, мне малину больше по вкусу.

– Ах, даже так? Ну, получай тогда!

Михаил, подвывая, валялся на полу. А Ниночка уходила вдаль с опустошенным сердцем. Она еще не знала, что вдали за углом, поджидала ее огромная, как остров Гренландия, любовь.

Рты разинул люд московский

РТЫ РАЗИНУЛ ЛЮД МОСКОВСКИЙ

 

Рты разинул люд московский.

Выступает Жириновский!

 

Принесли доклад Обаме.

Посмотрел он. Ой-ой-ой!

Получается, он в яме.

Рейтинг чуть не нулевой.

Ну,  а как там Жириновский?

Перевыполнил он план.

Хоть поддержки нет кремлевской,

Рейтинг выше, чем Монблан.

 

Вот мелькает фрау Меркель

На экранах каждый день.

По российским нашим меркам

Даже двойку ставить лень.

А у нас хоть волк тамбовский,

Хоть профессора жена –

Выступает Жириновский –

У экранов вся страна.

 

 

Задание

РАССКАЗ

Утром шеф вызвал меня к себе.

– Ну, что, друг ситцевый! Перо у тебя бойкое. Даже слишком. Только вот, знаешь, перекос всё-таки.

Может быть, человек добрейшей души никому ни в чем не откажет. Ну, и что? А что дальше? Ну, поможет, не откажет. А что он такого совершил, чтобы писать о нем, чтобы о нем читали тысячи читателей. Ну, прочитают: «Человек добрейшей души». «Подумаешь,- скажут,- что же тут такого?» Зевнут и отшвырнут газету. Всякую, мол, фигню пишут.

А вот! Ну, этот, помнишь, на пожаре полез в самый огонь, не испугался, герой и вытащил, рискуя собственной жизнью… М-да! А вытащил-то он коробочку с ювелирными украшениями.

А вот этот… Нет! Я перебрал с десяток знакомых, потом десятка три полузнакомых. В каждом был или какой-нибудь изъян, который сводил весь его положительный облик на нет или о нем просто нечего было рассказать.

И хоть я не пил на ночь кофе, но эта ночь оказалась для меня бессонной. «Что я положу завтра на стол редактору?» – с ужасом думал я.

– Ну-с, что скажите, молодой человек?

Голос у шефа был мягкий. Значит, он в настроении.

– Вот написал.

Шеф взял листок. Брови его поползли вверх.

– Как? Почему заявление об увольнении?

И тут я не сдержался и завопил, как базарная баба:

– А потому что вы подлец и негодяй. Где вы видели положительных людей без, так сказать, изъянов и заскоков? Почему вы издеваетесь надо мной. Разве вам не нравилось то, что я писал о гаишниках, берущих взятки, о наркоманах, о подонках? Зачем вы меня заставили сделать это? Если я вам не нравлюсь, так бы и сказали сразу.

Тут спазмы сдавили мое горло, и я выскочил из кабинета, хлопнув дверью.

Фу! Уже через пять минут я чувствовал себя совершенно счастливым человеком. Я знал, что в нашем городе еще не перевелись издания, где смогут оценить мой талант.

Письмо Путину

Письмо Путину

 

 

Дорогой Владимир Путин!

Я пишу тебе, любя!

Долго-долго на распутье

Мы стояли без тебя.

 

Нас засранцы-иностранцы

Поучать взвалили труд.

Борька перед ними танцы

Демонстрировал, как шут.

 

Всё продали, растащили,

Потеряли всякий страх,

За бугром понакупили

И дворцов себе, и яхт.

 

Ни во что народ не верил

И на всё рукой махнул…

В кабинет кремлевский двери

Наконец ты распахнул.

 

Невысокий, взгляд удава…

Где же смог ты силы взять,

Чтоб налево и направо

Оплеухи раздавать?

 

 

Письмо к Путину

Письма в “Собеседник”

 

1

Здравствуйте, многоуважаемая редакция «Собеседника»! Низко кланяется вам житель села Чернорыловка Псой Сысоевич Деревяшкин, 1913 года рождения.

Заставила меня вам написать письмо следующая причина. Однажды мне попалась на глаза ваша газета. Я прочитал ее от корки до корки четыре раза и понял, что вы именно те, кто прислушаются к моему мнению и опубликуют его. А дело тут вот какое…

На семьдесят пятом году жизни я впервые узнал из средств массовой информации о сексе. Конечно, это не значит, что раньше его не было, просто назывался он по-другому, а это другое название вы из чувства стыдливости, разумеется, не опубликуете. И вот какая мысль у меня родилась! Если какое-то дело называется матершинным словом, то занимаемся мы им тайно и понимаем, что оно постыдное. Но назови его нематершинным словом, как все об этом открыто будут говорить и делать его чуть ли не при людях.

Вот пока это дело называлось «трам-тарарам», было оно тайным, постыдным и непристойным.

Ширкались, само собой, во всю ивановскую, но стыдились этого и считали это дело нехорошим, а для так это вообще позорище. Но как только сказали народу, что никакой это ни трам-тарарам, а секс, так стали это всё показывать открыто и говорить об этом на каждом углу, ну, и заниматься где кому приспичит. И стали все уверенными, что секс – это хорошо, очень даже красиво и полезно для здоровья.

Теперь вот что сплошь и рядом? Приходит одна товарка к другой в гости. Болтают они о всякой заразе, винцо попивают и сигаретками пыхтят. И подруга спрашивает хозяйку:

– Что-то твоей Олюсеньки не видно. Наверняка, лекции в колледже слушает, ума-разума набирается.

– Да нет же! – машет руками хозяйка. – Что ты! Что ты! Какие там лекции? Она у меня в соседней комнате с молодым человеком, не знаю, как звать-величать, любовью занимается.

– Ах, вон оно что! – кивает подруга.

И продолжают они спокойно винцо попивать и сигаретками попыхивать. А если бы ранее узнали только, что там у них трам-тарарам, сами представляете, что было бы.

Так что давайте всё, что для нас нехорошее, назовем хорошими словами, и будет тогда всё у нас о’кэй! Тьфу ты, Господи, вот привязалось же!

2

Здорово, корефан!

Вообще-то газет я не читаю и вообще ничего не читаю. Мне букваря до гробовой доски хватит. Но тут дело такое… Один дружбан мне сказал, что в вашей газетке могут  пропечатать любое письмо и это письмо прочитают во всех городах. А это мне как раз и надо. А еще он мне сказал, что за письмо еще и деньги заплатят. Деньги же мне вот как нужны позарез! Потому что сейчас я сижу на мели. А почему, сами поймете.

Ну, а теперь по порядку, чтоб самому тупому было понятно. Я типа хочу передать привет всем дружбанам, с которыми ехал в одном вагоне на поезде Умск – Новохатск. А ехали в вагоне мы, курсанты академии МВД, типа того, что будущие блюстители. А ехали мы после очередных экзаменов и зачетов по домам. И хотя билеты были у нас в разных вагонах, собрались мы в одном вагоне, расселив пассажиров по другим вагонам.

Ну, само собой, скупаем всё бухло в вагоне-ресторане. И приступаем к культурному отдыху после учебно-трудового семестра. На ближайшей станции скупаем всё бухло в привокзальном киоске. А чтобы удостовериться, что торгаш ничего не затырил, перевернули киоск вниз головой и хорошенько потрясли. Ну, и по ходу перенесли девки с веслом и пацана с дудкой из привокзального парка на железнодорожный путь. В смысле, статуи, чтобы они приветствовали проезжающих, а не служили насестом для птичек. И местных ментов пришлось немножечко поучить, чтобы они не мешали культурно отдыхать. Поехали дальше. Бухло вскоре кончилось. Послали пацанчиков к начальнику поезда, чтобы они тормознули возле ближайшего населенного пункта. А тот козел стал кочевряжиться: то сё. Пришлось ему рога поотшибать, а заодно и несколько ребер.

Скупаем всё бухло в ближайшем населенном пункте и продолжаем культурно отдыхать. Тут к нам приходят познакомиться наши коллеги, менты по вагону. А говорить, блин! по-культурному не умеют. Пришлось разоружить их, продемонстрировать приемы самообороны и высадить на ближайшей станции, чтобы они охраняли сельпо. Хотя и охранять там после нас было особенно и нечего, потому что бухло и закусь мы прихватили с собой в вагон.

Тут чего-то поезд остановился. А некоторые ребятишки уже засыпали. Пришлось нам вылазить и раскачивать вагон, чтобы они смогли хорошенько выспаться. А вагон возьми и перевернись. Тут некоторые несознательные граждане стали возмущаться. Пришлось во всех вагонах разбить стекла, чтобы они смогли проветрить свои бараньи мозги.

Стоим в поле. Бухло покончалось, а трубы горят. Нам ничего не оставалось, как заставить пассажиров толкать поезд. И протолкали-то совсем ничего, как смотрит, что нас со всех сторон вояки и наши коллеги менты окружили. Но нас на понт не возьмешь! «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! Или мы, блин, не стражи! Закипело сражение. Численное превосходство было не нашей стороне. А тут еще и техника у них: БТР, два танка, вертолет и противотанковая пушка. Одним словом, задавили нас техническим превосходством.

Сейчас я отдыхаю. Только не дома, а на нарах. Но на всех курсантов нар не хватило, и нас распихали по разным каталажкам. Но это, думаю, нам только на пользу. Типа, практикума по петенциарной системе. Вот я решил вам написать письмо, чтобы через вашу газету передать привет всем дружбанам, разбросанным по нарам на необъятных просторах нашей родины.

Держитесь, ребятишки! Ничего! Когда мы получим корочки и заступим на боевую вахту, всяким там разным правонарушителям и расхитителям капиталистической собственности мало ни покажется. Зуб даю! Век воли не видать!

И это самое… гонорар там побыстрей подгоняйте! А то у нас тут ни курева, ни бухла. А без этого, сами понимаете, скукотища такая!

3

Привет, «Соб»!

Скажу честно, ты мне не понравился. Но это не страшно, потому что дело исправимое. А что для этого нужно?

А.  Чтобы в каждом номере был постер, с «Ранетками», к примеру, или другими молодежными попами.

В. Обязательно нужно печатать советы: как избавиться от прыщей, как клеить клёвую чувиху, как раскрутить предков на деньги и, чтобы они, когда придешь ночью домой, не принюхивались к тебе.

С. Различные конкурсы. Но только такие, чтобы любой, даже я, могли выиграть крутую мобилу с нетом, видеокамером и прочими другими наворотами.

Вот когда ты, «Соб», изменишься, как я написал, тогда мы всем классом будем сбрасываться на газетку и читать ее во время перекуров в школьном туалете.

Хай!

4

В России всё меняется. Постоянно. Чуть ли не ежедневно. Мы не успеваем следить за этими переменами. И в результате перемен всё остается по-прежнему.

2010 год объявлен Годом Учителя. «Ну, теперь заживем!»- обрадовались, потирая руки сеятели доброго и вечного.

Зажили! Всех перевели на НСОТ. Это не остров в Атлантическом океане. А новая система оплаты труда. Провел педагог замечательный классный час – плюсик ему, открытый урок – еще один плюсик, нарисовал стенгазету – и ему нарисовали плюсик. Теперь эти плюсики, то есть надбавки за качественный труд, приплюсовываются к базовой зарплате, и в результате педагог получает меньше, чем он получал до введения НСОТ.

Чешут репы радетели народные: «Эх, чем бы еще порадовать учителей? Этаким-преэтаким!» А вот оно! И монетизировали им натуральные льготы.

Получает в июне-июле сельский учитель отпускные чуть ли не за два месяца. По деревенским меркам сумма немалая. А к отпускным еще и текущая зарплата приурочена. «Вот это деньжищи! – радуется он. – Вот они денежки-то! А не махнуть ли в Египет? А что? Возьму еще кредитец – и аля-улю!» И махнул на Египет, и на собственное здоровье, и на новый телевизор, и костюмчик, и всё остальное. Потому что десять тысяч он отдаст за уголь, пять – за дрова, а еще за газ, за свет, за телефон, за воду, за канализацию, за учебу детей. Хорошо, если еще останется на сухой квас, соль, спички, сахар и мыло. А чтобы учитель слишком тяжело не вздыхал, ему говорят: «Ну, чего ты! Не парься, типа! Тебе же эти деньги вернут! Когда-нибудь… может быть… Так что всё пучком!»

Сидят сановники-чиновники и ломают головы: «А что бы еще для учителя в Год Учителя сообразить, чтобы ему надолго запомнился этот год? А не обрадовать ли их новой формой аттестации? Пусть попляшут! Сделаем так, чтобы они тоже сдавали письменный экзамен, как и их воспитанники, тогда они их лучше будут понимать. А то привыкли только у детишек принимать экзамены. Нехорошо это! Ну, если и не сдаст, то не надо сильно расстраиваться. Зачем? Никто же его из школы гнать в три шеи не собирается. Может, к этому времени место технички освободится, в декрет пойдет или на пенсию. Или вакантной окажется должность ночного сторожа или рабочего по ремонту помещений. Так работа ж какая: нервы совсем не придется мотать!»

– Ребятки! А я-то что учудил! – кричит губернатор. – Ну, не мог же я в стороне от Года Учителя остаться! Я вот повелел премию лучшим учителям увеличить со ста тысяч до двухсот. Не слышу «браво» и аплодисментов. Громче!

Губернатор потирает руки, глаза его искрятся счастьем.

– Да где же мы на это деньги возьмем? – возмущается министр финансов области. – Ведь кризис же! С бюджетом напряг.

– Где? Где? В этом самом месте! – губернатор уточняет в каком именно месте.

– Как? В этом месте? – удивляется финансист.

– Ну, а где же еще? Сам бы мог догадаться! Раньше мы давали по десять премий на каждый район, а теперь будем давать десять премий на всю область. Въезжаешь?

– Вот это да! Вот это правильно! Так им и надо! Это же их год! Пускай получают сполна!

И финансист стал радостно потирать ладони.

– Чем бы еще их порадовать! Порадуем их тем, что Год Учителя еще не скоро закончится. И мы, органы власти, преподнесем учителю еще ни один подарок.

5

Здравствуйте, редакция «Собеседника»! Меня зовут Эльзевира.

Если вы мне не дадите совет, как мне поступить, то я наложу на себя руки и даже ноги. Потому что дело тут очень непростое, тут дело жизни и смерти. Ведь речь идет о любви.

Я учусь в седьмом А классе Бздниковской неполной средней школе. У меня осталась одна последняя надежда только на вас. В третьей четверти у нас появился новичок, зовут его Саша. Какое прекрасное имя! Фамилия же его Дебилов. Я сразу со всей страстью безумно влюбилась в него. И с этого момента я не могу не есть, не пить, не сходить по нормальному на унитаз. А тут я узнаю, что мамка с папкой собрались в эту субботу в гости к дяде Леше. Они хотели и меня взять с собой, но я им сказала, что приболела и лучше полежу дома с мобилой возле музыкального центра. Мне сразу стало ясно, что наконец-то в моей жизни наступает переломный момент, который всё изменит в моей судьбе. Наконец-то предки не будут ночевать дома, и я смогу пригласить Сашулечку. Я уже прикинула сколько и какого купить вина, спрайта и пива. Узнала, какие он сигареты курит. А у Надьки Хамсуевой выпросила до понедельника диск с порнушкой. Я пригласила Сашечку, и он сразу согласился, правда, с одним условием, что я обязательно куплю упаковку его любимого «Клинского». Санечка! Мой любимый, мое солнышко, мой ангел! Да ради тебя я целый вагон «Клинского» загоню к нам в квартиру. Пей его до уссачки!

Но я не знаю, как мне вести себя с ним. Сразу ему отдаться, как он только он переступит порог, тут же прямо на пороге. Или всё-таки немного поломаться. Ну, так! Совсем чуть-чуть. Ну, пока он не выпьет пару баночек пива и не накурится, как паук своих любимых сигарет, которых я ему купила три блока.

Я на этот счет советовалась со всеми девчонками в нашей школе и во дворе. Одни говорят, что немножко, минут пять надо поломаться, иначе он будет тебя считать шлюхой. Другие говорят прямо противоположное, что если начнешь ломаться, то он может психануть и уйти к другой, которая не будет ломаться.

Я просто в отчаянии. Суббота приближается, а я не знаю: ломаться мне или не ломаться. Осталась надежда только на вас. Как вы посоветуете, так я и поступлю. Только поторопитесь с ответом! До субботы осталось-то всего ничего.

Умирающая от любви Эльзевира!

6

Здравствуй, «Собеседник»!

Пишет тебе Александра Васильевна Поболтушкина. Телевизор у меня уже как третий день сломался и заняться мне стало нечем. И поболтать мне не с кем, кроме, как с тобой, потому как ты «Собеседник».

Вот гляжу я кругом – и что я вижу? А вижу я только одно вредительство и измену Родине. Вот ранее садили картошку, накапывали по сто ведер с огорода и ни про какого колорадского жука и не ведали. Будь он трижды неладен.

А откуда взялся этот жук? Это же любому понятно. Они даже не удосужились название ему подобрать. Вывели его в лабораториях ихнего штата Колорадо и запустили на наши поля, чтобы мы остались без исконного отечественного продукта и закупали ихние лапки Буша. Будь он трижды неладен!

Это же чистой воды вредительство! Неужели это непонятно? Если это даже мне, пенсионерке, понятно.

А эти самые американцы со всеми своими натовцами уже вовсю оккупируют нашу страну, скоро не увидим даже вывесок на нашем языке, и все вокруг будут говорить по-американски. Кругом только и слышно: «супермаркет, гриль, чипсы»… Тьфу ты! Будь они трижды неладны! И всюду они сажают на разные посты своих людей, которые им продались за ихние доллары. Правительство и в ус не дуют, потому что его тоже купили за доллары. Будь они трижды неладны!

Воду стало невозможно пить. Раньше я девчонкой из лужи пила. Встану на четвереньки и, как овечка, пью. И ни разу не болела. А теперь пью из крана и из магазинских бутылок и постоянно болею. То расстройство у меня, то давление скачет и зрение в последние годы стало портиться. Уже маленькие буковки без очков читать не могу. А всё потому, что в эту воду отраву добавляют. И все глаза на это закрывают. Кругом вредители, а им бы хоть что. У них всё нормально.

Посмотрите, какая нынешняя зима была холодная. И никто ведь не говорит, кто виноват. А я знаю. И скажу прямо! Они в космос всяких спутников понапустили, чтобы от нашей страны тепло отгонять. Сколько же мы будем терпеть всё это?

7

Здравствуй, «Собеседник»!

Пишет тебе выпускник МОУ Мухосранская СОШ, а ныне студент первого курса МИМО Михаил Ломоносов.

Я вот о чем… Мало в СМИ, в том числе и на твоих страницах, показывают позитивное лицо высокопоставленных российских чиновников. В частности, я имею в виду министра образования и науки господина Фырсенко. Со всех сторон только и слышно про него, что подобного придурка на этом посту еще не было, что Гитлер вместе с Наполеоном не принесли столько вреда России, сколько он российскому образованию, что… Впрочем, хватит перебирать инсинуации в адрес уважаемого (пусть единицами!) профессионала (хотя с этим почти никто не согласится). Я не знаю, что он там сделал в науке (наверно, и никто этого не знает, в том числе и он сам), но его роль в развитии российского образования несомненна.

Взять для примера ЕГЭ. Как его только ни поносят, ни хают! А я вот на сто процентов уверен, что это классная вещь. Вау! Во-первых, это вам не традиционный экзамен, к которому надо готовиться, упираясь рогом в землю и забыв о том, что есть пивко и пляж с классными девчонками. На этом экзамене ты как на ладошке, как голый в бане. Сидят перед тобою четыре палача и ты должен им и по первому вопросу рассказать, и по второму, и по третьему, и практическое задание объяснить, как выполнять, и на дополнительные вопросы ответить, и за речью своей следить. Не бэкать, не мэкать, типа блин, е-мое, вроде как… А это же непредставимо! С речью у моих сверстников, сами знаете, как. То есть вообще никак. Это же надо книжки, учебники читать. Кошмар, одним словом!

 

Иван-дурак

 

Не за морями глубокими, не за горами высокими жил-был Иван-дурак. лежал он себе на печке, намнет один бок, перевернется на другой. Насекомых на себе давит да разные думки думает. «А вот хорошо было бы, если печка в космос летала! Али все освободившиеся народы Азии, Африки и Латинской Америки бесплатными бы коврижками кормила! Али одевала бы так, чтобы никаких заплат не было! Залез в нее, а там всё есть! Бери – не хочу!»

Прискакал к нему царский гонец.

– Ванька-дурак! А ну-ка немедленно к царю, к нашему мировому жандарму на саммит!

Поехал Ванька, разумеется, на печке. Прямо на ней и во дворец вкатил. Начали его там срамить и ругать.

– Ну, ты и дурак, Ванька! Какой же ты всё-таки дурак и лодырь! Посмотри, как все цивилизованные люди живут! Катаются на автомобилях, а не на печке; кушают пиццу, а не пироги с капустой; и моются в джакузи, а не как ты, в топке. За тебя, дурака, ни одна топ-модель замуж не выйдет!

– Так шожь мне робыть? – огорчился Ванька. Уж очень ему хотелось, чтобы непременно какая-нибудь топ-модель от него детишков нарожала.

– Первым делом,- отвечают ему советники,- печку свою поганую, тоталитарную разбей до камешка!

Что ж… Ванька-дурак и давай кайлом да кувалдой махать! Печку не то что по камешкам, в пыль развалил.

– А теперь шо дальше робыть?- спрашивает Ванька-дурак у мудрых советников.

– Как что?- удивляются те. – А теперь строй цивилизованное  общество!

– А как?- спрашивает Ванька.

– А это уж твои проблемы! Это твоего ума дело!

Да так-то оно так, если он есть этот ум! А если его нет? Посиживает теперь Иван-дурак в холоде-голоде, грязью зарос. И печку-то не вернешь, и дальше не знает как. И вот всё время у нас так! Хочется, как лучше, а получается, как всегда.

Самые правдивые политрассказы

ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

Сидят в овальном кабинете Буш-младший и Тонька Блэер и в подкидного дуются. Не в шахматы же им играть на досуге? Тут лакей приперся, виски вонючие принес и говорит:

– Там этот… ну, блин! забыл как его… принять, короче, просит.

– Ну, и принимай, если тебе надо!- остроумно заметил Буш.

– Да кореш наш, блин! Мишкой зовут.

– Туточки я!

Мишка уже успел юркнуть в приотворенную дверь.

– Ты от стола-то отойди!- замахал Тонька. – Как от тебя чесноком разит!

– А можно мне тоже с вами в картишки?

– А щелбана не хочешь?

– От вас и щелбан в великую радость.

– Чего приперся-то?

– Дык, лицезреть ваши одухотворенные демократией лики.

– Это он опять денежки канючить,- догадался Тонька.

Буш-младший хлопнул себя по карману.

– У меня только крупные купюры. Слышь, гарсон! У тебя мелочишка найдется? Брось этому проходимцу пару копеек. Можешь покормить его там на кухне. Посуду-то повара, наверно, еще не успели помыть. Нехай облизывает! У него язык-то шершавый. Я знаю.

И Буш закатил глазки долу, вспоминая что-то приятное.

– Слышь! А гавкать-то ты еще не разучился?- спросил он Мишку.

– Как можно-с! гав-гав-гав!

– Ну, не здесь же! Не здесь! Место знай! Пшел отсюда!

Лакей с брезгливым выражением лица взял Мишку за ухо и повел его на кухню. А в это время Тонька хлоп две карты Жорику на плечи.

– А это тебе шестерки на погоны.

И залился, как колокольчик. И Жорик тоже смеется.

– Ну, в дурака-то играть мы умеем. Ох, как умеем! Их-хи-хи-хи!

ПАРЛАМЕНТОФРЕНИЯ

Говорят там парламентарии не спеша, на распев и с сильным прибалтийским акцентом. А потому с того самого момента, как их величайшая малюсенькая республика провозгласила независимость, они обсуждают всего один-единственный вопрос.

– Пред-ла-га-ю,- говорит один из депутатов,- снес-ти все па-мят-ни-ки ок-ку-пан-там.

– Кто за? Все за! Спасибо, господа! Мы очень плодотворно поработали.

– Предлагаю ввести пожизненное заключение за использование символики оккупантов.

– Вы что имеете в виду?

– Я иметь в виду звезды, орлов и вообще всех птичек, красный, белый и синий цвета. Голубой можно оставить. А также галстуки.

– Галстуки-то за что?

– За пионерию.

– Предлагаю объявить войну оккупантам.

– О! ну, а если они это примут всерьез?

– Это будет очень хорошо. Плохо, что они не принимают нас всерьез. Только ха-ха да хи-хи над нами.

Почесал еще один депутат с фамилией, которую и в кошмарном сне не выговоришь, тыкву и тоже стал волынку тянуть:

– Предлагаю поставить памятник самому главному борцу с оккупантами, лучшему прибалту двадцатого века Адольфу Шикльгруберу.

– О! какая великолепная идея!

Но другие депутаты засомневались.

– А как Совет Европы воспримет такое?

– А мы на памятник наш национальный костюм наденем.

– О! – взвыли депутаты. – Дас ист гениаль!

– И непременно, чтобы внизу его сапоги наши лесные братья лобызали!

– Кто за? Все за!

После чего с сознанием честно исполненного долга все депутаты степенно двинулись в депутатский буфет покушать сэндвичей под водочку. Само собой, на халяву.

СОБАКА НА СЕНЕ

Решили в Киеве к очередному дня независимости Соединенных Штатов Америки подарить им Крым вместе с российским военно-морским флотом в придачу. А чего? Сколько ж можно! И территориальные споры между двумя братскими народами сразу прекратятся. Глядишь, может, опять и того… воссоединятся.

Прибыл в Крым (или на Крым? Не знаю даже) Янки Дудль и стал осматривать новое хозяйство.

– О! берем! Берем! Для Америки всё сгодится. Вот только…

Янки наморщил лоб.

– Далековато. Сколько бензина придется потратить, чтобы ездить сюда каждый уик-энд на ланч!

И порешили американцы оттранспортировать Крым к берегам Америки. Приткнуть где-нибудь, будет вроде как вторая Флорида.

Отпилили в области перешейка, зацепили стальными тросами и давай его восьмой американский флот тянуть через все Черное море. Всё олрайт! Хлещут янки на палубе виски с содовой. Вдруг бабах! Тряхануло! И весь флот ни туда ни сюда. Никто понять не может, что такое случилось.

– Сэр!- докладывает лоцман вице-адмиралу. – Это Крым уперся в проливы Босфор и Дарданеллы. Проливы-то вон какие узенькие! А Крым-то вон какой толстенный, на фиг!

– Ша! Расковыряем эти босфоры с дарданеллами! Подумаешь, делов-то! Пару недель бомбардировки.

– Дык, сэр! Еще ведь и Гибралтары есть. Там тоже проливец такой узенький.

Почесали затылки янки. Что же делать? Не отдавать же хохлам назад. Может, Турции подарить? Слишком жирно будет. Тут грузины про это дело узнали. Стали попрошайничать: дай да дай. Пришлось дать пенделя для острастки. Вот с тех пор и болтается Крым по морю, как… сами знаете что… в проруби. А на карту-то и смотреть тошно! Украина без Крыма, как мужик без… ну, сами знаете чего.

Записки из дурдома

 

  1. БОРЬКА АЛКАШ

Борька был буйный. Просыпался, гад, ни свет ни заря и сразу начинал буянить. Требовал водки на опохмелку, хватал медсестру Наинку за разные места и грозился всех силовиков поставить раком. К его выходкам настолько привыкли, что даже перестали надевать на него смирительную рубашку.

Замыслил Борька стать вместо Мишки начальником палаты. Шарахнет пару-другую стаканчиков (и где только столько водки доставал, когда по всей палате был сухой закон?) и давай камедь ломать.

– Мишка! – вопит благим матом. – Почему, сука, в палате евроремонт не сделан? Живем, флядь, хуже всех, как в курятнике! Долой на хер Мишкину партию! Партию дураков и онанистов! Я сукой буду, век воли не видать, на рельсы лягу, если не сделаю палату номер шесть лучшей в дурдоме! Назначайте меня – на фиг!- старостой палаты!

Ах, как обидно Мишке такие речи выслушивать!

– Я тебе,- кричит ему Мишка из-под кровати,- по сопатке сейчас кааак врежу!

Сам же подальше к самой стенке отползает. Борька его кулаками достать не может, потому подставит задницу под Мишкину постель и давай пердеть во всю ивановскую.

– Погоди ужо! Я тебе, флядь лысая, райскую жизнь устрою!

Однажды Мишка замешкался и не успел юркнуть под кровать, а тут, как на грех, Борька гепардом рыскал. Подошел он к Мишке на цыпочках сзади и хлесть его по уху. Мишка завопил и к кровати бежать, а Борька его вдогонку ватузит.

– На тебе, флядюга! Гандон штопанный!

И мутозит его по всем бокам.

Мишка возопил к общественности цивилизованных палат.              Общественность же столпилась в дверях. Ухватилась за трясущиеся животы и ничего, кроме «гы-гы-гы» да «ха-ха-ха» сказать не может.

С этого времени Мишка стал осторожным и из-под кровати только по большой нужде вылазил или когда кормежку приносили. Выберется, чашку с бурдой схватит и быстрей под кровать. И то случалось Борька успеет ему по дороге пинкаря закатать.

«Может, и взаправду,- порой подумывает Мишка,- отказаться от руководства? Ведь, так сказать, общедурацкие ценности, дурость с человеческим лицом, новое палатное мышление, шурум-бурум». Только подумает так и сразу напугается. « Нет уж! Вот фигу тебе! Фигуленцию! Хренулек ты дождешься! Алкаш!»

И так они надоели другим дуракам из палаты номер шесть хуже горькой редьки.  Зашли несколько мужиков в туалет на счет поссать и покурить и составили заговор, и назвали его КПЧП – комитет палаты по чрезвычайному положению. Потом заявились в палату и заявили всем, что Мишка пошел на поправку и руководить палатой не может. Борька, как услышал такое дело, так и обоссался с ног до головы и хотел уже бежать в другие палаты, где обитали цивилизованные дураки. Но те ему сказали:

– Всё это, как у вас говорится, ферня на постном масле! Ничего они тебе не сделают. Вот возьми-ка наши баксы, понакупляй на них водки побольше, оружия и проституток. И виктория будет за тобой.

– Да вы что на фиг! Какая такая виктория! – закричал Борька и снова обоссался с ног до головы, только на этот раз не от страха, а от полного умственного расстройства.

– Пшел! Пшел! От тебя воняет, быдло нецивилизованное!

Поплелся Борька назад, половину баксов сам пропил, а на остатную половину понакуплял, что ему сказали. И гляньте-ка – и взаправду!- его супротивники, как только про то дело услыхали, сами на себя добровольно смирительные рубашки напялили и направились всем гамузом в карцер.

Выбрался Мишка из-под кровати, которую он почему-то по-древнегречески Форосом прозывал, лизнул Борьку где следует и радостно проговорил:

– Меня хотели укокошить, пиночеты! Да только вот им фигу с машинным маслом!

Борька только и успел его один раз по кумполу съездить. Быстро научился, подлец, под кровать ушмыгивать.

– Сиди мне там и не гавкай! – погрозился Борька и пошел в дальний угол палаты.

К нему тут же подтянулись два его верных собутыльника. Кто же от халявной водочки и огурчиков маринованных откажется?

Всяких вкусностей у Борьки было невпроворот. Друзья из цивилизованных палат ничего для этого дела не жалели.

– Значится так, мужики! – сказал им Борька, когда они уже второй ящик распечатали. – Как мне надоел этот лысый! Сам хочу быть старостой! Въезжаете?

У тех же, хоть они ко второму ящику приступили, очко всё-таки заиграло.

– Не ссы, хлопцы! – ревет Борька. – Меня сам Гуш поддерживает!

– Да нешто?

– А то! Чай, мы тоже не пальцем деланы! А планец у меня, мужики, таков!

И давай шептаться. После третьего ящика мужики заорали:

– Да согласные мы! Вали союз нерушимых на хер!

И порешили они, что четырнадцать обитателей палаты номер шесть вешают шторочки и отделяются, становятся суверенными. А остальная часть палаты остается Борьке во владение. Когда Мишке об этом рассказали, он грустно захрюкал и запричитал:

– Как же так? Это же незаконно! Нелегитимно!

– Нелегитимно? – закричал Борька. – А знаешь ли ты. Что сам Гуш одобрил меня?

– Как Гуш? Неужто сам Гуш?

И отказался Мишка от староства. А Борька стал староста. Пускай ценой полпалаты.

 

  1. СКАЗКА ПРО ИВАНУШКУ-ДУРОЧКА

 

Иванушку-дурачка все любили, даже те, кто свою маму родную не любил.

«Дурнее Иванушки дурачка уже бывает!»- говорили про него.

И добавляли: «Уж если кто дурак из дураков, так это Иванушка!» Ну, скажите, милостивые судари, разве ж не дурак, если ко всем с добром, никому плохого слова не скажет и подлянок не строгает.

Да и история у него из самых дурацких! Любил Иванушка лежать на печи. Зовут его ребята:

– Пойдем, Ванька, на дискотеку!

– Да ну её! Шумно там! И скучно!

Другие кричат:

– Пойдем, Ванька, к девкам!

– Да нет! Чего-то не тянет! Грубые они какие-то, вульгарные.

Забегут третьи:

– Погнали, Ванюха, «Клинское» пить!

– Да чего с него? Лишь дурь.

И лежит себе полеживает. И долежался. Придумал он печь, которая не только греет и варит, но и лечит ото всех болезней, начиная с насморка и кончая простатитом. Но самое главное – ездит эта печь и по бездорожью, и через высокие горы перелазит, и моря глубокие переплывает, и через овраги и ущелья перелетает.

Так мало того, печь его безо всякого горючего работает, экологически чистая и управляется словом: куда сказал, туда и попрется.

Ну, конечно, поналетели журналисты, репортажи про него написали, на кинокамеры сняли. Сначала деньги предложили, несколько мешков баксов.

– А на кой?- спросил Иванушка. – Что я с ними буду делать? А печка мне тело и душу греет.

Удивились бандиты: «Ну, ты и дурак!» И решили его валить. Да не тут-то было! Печка еще оказалась и оружием массового поражения. Сама обнаруживает противников, сама и давит их, как клопов. Так представляете: в близлежащей местности порасстреляла всех бандитов в клочья.

Тот район даже на некоторое время безбандитным стал, пока новые не подросли. Иностранцы со всех концов привалили, чего только не предлагали – матушки вы мои! А чего с толстосумов-то взять!

– Неа!- говорит Иванушка. – Ничего мне не надо, во-первых, а во-сторых, я родину люблю. Пусть мое изобретение способствует укреплению ее могущества и международного авторитета!

«Ой! И дурак!»- поразились иностранцы. «И носит же земля таких!» – схватились за головы СМИ и перестали давать о нем репортажи.

Всё равно же никто не поверит.

Поехал Иванушка на своем изобретении в комитет по науке и технике.

– Ну, и дурак!- сказали там ему. – Вааще ничего не понимаешь! Ну, внедрим мы твое изобретение, и вся автомобильная промышленность вот этим самым накроется! ВПК на хрен станет ненужным, силовые структуры придется распускать. Медикам переквалифицироваться в управдомы. Газпром и «Юкос» на хер!

Из другого угла кричат:

– Абрамовича тогда соответственно придется определять на нары… И это только ближайшие предсказуемые последствия. Катись-ка ты на своей печи к такой-то матери!

Сунулся Иванушка в ФСБ, но там на него как заорали:

– Ты чего же, сучонок, делаешь? Мы же с твоей чудо-печкой вмиг всех шпионов переловим и с коррупцией в высших эшелонах власти покончим. Тебя, видно, никогда за жабры не брали! Доездишься – возьмут!

Записался на прием к президенту.

– Понимаете, Иван… э-э-э! запамятовал, как по батюшке… Ваше изобретение настолько замечательное, что одобрить и внедрить его мы никак не можем. Поскольку оно кардинальным образом изменит всю международную обстановку. Это же только в кошмарном сне можно представить, что НАТО становится ненужным, США же в одночасье скатывается в разряд второстепенных держав. Нашими же самыми верными союзниками становятся страны Балтии, Грузия и Саудовская Аравия с к

Катаром и Бахрейном.

Посмотрел на него президент, как удав на кролика, и закончил встречу следующими словами:

– Вы, не сомневаюсь, Иван… запамятовал, как по батюшке… меня прекрасно поняли.

В эту же ночь явились к Иванушке люди в белых халатах и увезли его в больничную палату. Печь же его силовые структуры при помощи кувалд и нескольких килограммов тротила превратили в пыль и небытие.

Как только Иванушке сообщили об этом, он только широко улыбнулся – что с дурака возьмешь!- и махнул рукой.

– Это пройденный этап! Знаете, что я сейчас придумал? Ковер-самолет! Летает на какие угодно расстояния, горючего ему не требуется, а скорость офиногенная! Да это не всё! У меня и скатерть-самобранка на подходе. Представляете! Сразу будет решена глобальная продовольственная проблема, накормлены от пуза голодающие народы Тропической Африки и Южной Азии. Но и это, друзья, не всё! Я близок к созданию волшебной палочки…

Но стоило ему только упомянуть про волшебную палочку, как сразу в палату ворвались четыре мордоворота, заломили ему руки, накостыляли, повалили на кровать и такой уколище вкатили, что самый последний дурак вмиг поумнеет. Но только не Иванушка! Ему уже никакие уколы не помогут!

 

  1. СКАЗКА О КУРОЧКЕ РЯБЕ

Жили-были дед да баба и была у них курочка Ряба. И снесла она как-то яичко, да не простое, а золотое.

– Елки-моталки!- пробормотал дед и сел на пол. Посидел какое-то время, очухался и кричит:

– Бабка! Иди скорей!

Бабка прибежала.

– Чего орешь, как заполошный?

– Да ты посмотри, старая, чего нам курочка Ряба принесла!

– А чего она может, кроме яичка принести?

– Да не простое яичко-то, а золотое!

Смотрит бабка и впрямь, яичко-то все переливается. И взаправду, золотое.

Схватил дед яичка и хвать им по полу! И опять! И опять!

– Нешто, старая, не понимаешь?

– Да поняла я всё! Как не понять!

Выхватила у старика яйцо и тоже бить его. И по лавке им стучала, и о чугунок. Ан ни в какую!

– Отойди в сторонку!- вопит дед.

Он уже сносился к соседу за кувалдой. Хватанул кувалдой со всего размаху, а на яйце хоть бы вмятина осталась.

– Да что же это за такое?- негодует дед.

И еще… и еще… и еще… пока силы совсем не покинули его. А на яйце по-прежнему ничего.

Положили яйцо на лавку, сидят дух переводят. И тут вылезла из норки маленькая серенькая мышка. И надо же было ей пробежать мимо этого злополучного яйца и задеть его хвостиком. Ну, яйцо покатилось-покатилось, бах на пол – и вдребезги! Дед и баба глядят остолбенело. А потом как в рев ударились! Ревут как по покойнику. По полу катаются, волосы на себе рвут. Чего же они ревут? Ведь они же только что били-били чуть ли не целый час это яйцо! Им бы надо благодарить нежданную помощнику, а они ревмя ревут.

Что же они там такого увидели, что повергло их в неописуемое горе? А они там не увидели ни-че-го! Кроме осколков золотой скорлупы… Всю жизнь дед и бабка, никогда в жизни не видевшие золота, приписывали ему сверхъестественную силу. Золото правит миром, оно делает человека могущественным, возносит его на вершину власти. Ради золота люди готовы пойти на любое убийство, из-за него вспыхивают войны, рушатся империи. В чем же его чудодейственная сила? Старикам (они были уверены в этом) выпала возможность узнать эту величайшую сакральную тайну. Как ребенок, который разбирает будильник, чтобы узнать, кто это там сидит внутри, который движет стрелки, звенит в колокольчик, так и старики. Разобрал ребенок будильник, а там никого нет, только гаечки, болтики, шестереночки, пружинки…

Как тут не заплакать ребенку от разочарования? Так и со стариками. Только тут уж не рубильник, тут дело глобальное: все их мировоззрение, все их ценности рухнули враз. Тут не то, что заплачешь! Вот и поплыла крыша у стариков. Так они и стали обитателями палаты номер шесть. Расширяется палата, пополняется всё новыми и новыми обитателями!

 

 

 

Забабахнулись

Забабахнулись

 

 

 

 

 

Не верьте, если вам скажут, что ленивые люди – самые счастливые, и что нет большего блаженства, как предаваться лени. Это далеко не так. А по правде говоря, совсем не так. И даже наоборот.

Открыл глаза Лёха где-то ближе к обеду, долго рассматривал потолок, потом сделал утреннюю гимнастику: почесался, позевал, потянулся, оглядел стены.

Делать было нечего, да он и не собирался ничего делать. Еще не хватало загружать себя с самого утра! Оказалось, что это невозможно. Через час он так устал от безделья, что просто сил никаких не было. Дотянулся до пульта. А там по телеку то Украина, то Сирия, то Корея. Одно и то же! Больше нечего показывать! «Культуру» он не смотрел принципиально. Он что контуженный на всю голову, чтобы такую муть смотреть. Прощелкал по всем каналам. Опять закрыл глаза. Вскоре и голова, и тело начали раскалываться от трудового безделья. Это уже становилось невыносимо. «Книжку что ли почитать?» – подумал он. И весело рассмеялся.

Читал когда-то. Кажется, в третьем классе. Даже помнит, что про обезьянку, которая примеривал очки. В доме, однако, не было ни одной книжки. Зачем всякий хлам носить в квартиру?

Тут, как и положено, пришло спасение. Не могло же его бедствие продолжаться бесконечно! Звонок. «Ууу!» – завыл он. Так волки воют долгими зимними ночами. Зимой у них всегда начинаются вокальные сессии.

Это ж надо вставать, идти вон сколько, открывать. И за что ему такое наказание? Но делать нечего. «Я вам стахановец что ли? Оборзели в край!» Он зашаркал в прихожу, почесываясь и зевая. По ходу он изрыгал проклятия.

– Блин! Леший! Ты совсем офигел? Дрыхнуть до тех пор?

В прихожую в приоткрытую щель протиснулся Шалапута. Глаза его сияли, как ночная реклама на магазине. Шалапута – это не погоняло, а фамилия, если что. Но, как корабль назовете, так корабль и поплывет.

Куртка была расстёгнута, шнурки не завязаны, а футболка была надета задом-наперед, как и всегда. «Отпендюрить что ли?» – радостно подумал Лёха и улыбнулся.

– Прикинь, Шеший! Иду я, значится, по улице, – тараторил товарищ, скидывая обувку. – То сё! Сам такой клёвый, крутой, блин! Круче не бывает. Ну, может быть, где-то и бывает, но не у нас.

Шалпаута зашвырнул разбитые кроссовки в дальний угол, продолжая тараторить:

– Тёлки в мою сторону даже не смотрят. Боятся глаза сломать. Как я их понимаю. Надо беречься!

– Лалапута! Ты сразу переходи к делу! А то у тебя каждый раз одно и то же длинное вступление. Обязательно надо все мозги вынести сначала!

Шалапута помахал у него перед носом диском.

– И чо? – спросил Лёха.

Как будто он впервые в жизни видит диск.

– Через плечо! Прикинь, купил только что этот диск.

– Ну!

– Каральки гну! Читай!

– Ну, Бах какой-то.

– Въехал теперь! Крутецкое название! Если бы я собирал группу, я бы взял обязательно такое. Бах! И всех замочил, как в стрелялке. Все в вповалку убитые лежат. Бах – это значит у них убойный ударник. Так бабахает, что в перепонках зашкаливает и крышу на фиг сносит! Ууу! Представляю!

Он весь заходил ходуном

– Бах! И мы лежим с тобой в трансе. Это покруче «Рамштайна»! Тёлки бесятся, сходят с ума… А ты дальше, Леший, посмотри! Я офигеваю!

Шалапута провел пальцем по пластиковой коробочке. От пальца осиался след. Он вытер его рукавом. И опять провел пальцем. «Беляши лопал!» – со злостью подумал Лёха. Мог бы и занести ему.

– Читай! «Музыка для Органа». Прикинь!

– Да вижу я! – отмахнулся Лёха. Еще раз перечитал. – Для какого органа? Может быть, это типа релаксации. Ну, для расслабухи. Сейчас много такого музла. Врубят. Врубят и лежат, пошевелиться ботся.

– Ну, как же! Тогда бы назвали иначе. Ну, типа, «Умиротврение» или «Шелест морской волны»,  «Покой и расслабон», «Полная прострация»… А то «Бах»! чувствуешь?

– Тарарах! – радостно воскликнул Лёха.

И хором:

– Трамбабах-бабах!

– Усёк теперь для какого органа? – спросил Шалапута.

– – Так это для…

– А то! Аэно три гектара! Это ж до самой пенсии хватит! Ууу! Я балдею! Вот везуха так везуха!

– Так, может, сразу телок пригласим? Ну, и винца само собой. Там у нас в магазине дешевенькое завезли.

– Само собой! Сейчас только предварилку послушаем для разгона, чтобы день задался.

Они радостно рассмеялись.

– Я сегодня богатый, – сказал Шалапута. – У родоков косарь подрезал, пока они за столом клювом щелкали. Ты телок обзванивай, Леший! Только таких попокладистей и не совсем страшных. Не как в прошлый раз, когда полный облом вышел. Прям все такие недотроги!

– Хоп!

Они звонко хлопнули ладошками.

– Отрываемся по полной, чувело!

– Ха-ха-ха, корефан! Сегодня живем, а не существуем!

Они потопали в зал к музыкальному центру.

– Прикинь, Леший! Я уже в напряге! А чо будет, когда Баха врубим? Ууу!

– Бах!

– Тарарах!

И хором?

– Трамбабах!

Они радостно засмеялись. День обещал быть ярким и насыщенным.

Из динамиков полилась торжественная небесная музыка.

– Чо это такое? – удивился Лёха.

– Это упертюра называется, – важно ответил Шалапута. – Сначала кидают такую заманку: мол, это, чуваки, такая скукотища, что скулы сводит. Ну, кое-кто покупается. А потом как забабашут из всех ударных! Сразу в башне начинает зашкаливать.

Они упали в кресло и расслабились в предвкушении.

– У тебя для органов-то есть? – спросил Шалапута. – То я потратился, блин!

– Что-то долго упертюрят! – проворчал Лёха. – Задолбало уже!

– Затянули! – согласился Шалапута.

– Давайте, чуваки, бабахайте! Что вы в натуре тяните кота за хвост!

Лёха подпрыгивал от нетерпения на кресле.

Время как будто остановилось. Прошла четверть часа. У Шалапуты челюсть отпускалась всё ниже. Лёха нервно сжимал и разжимал кулаки.

– Блин! Братан! Кажется, колонули меня. Блин, как лоха развели!

Лёха медленно поднялся. Шалапута тоже медленно поднялся и попятился задом в коридор.

– Леший! Ты чего? Ну, мой косяк! Лоханулся! С кем не бывает?

– «Бах» говоришь? Сейчас тебе будет «Бах»! такой кайф обломать!

Лёхин кулак стремительно приближался к шалапутинскому глазу.

 

 

 

 

– Чего ты так долго увертюришь? – пробурчал Лёха. – Опять себе цену набиваешь?