Архив за месяц: Июль 2022

Байки от Толяна и про Толяна

 

ГОЛОДНЫЕ, НО ЦЕЛЫЕ И ЗДОРОВЫЕ

Было это в перестроечные времена, когда в магазинах, кроме продавщиц, прилавка, весов и стен, ничего не было. Ехали мы с Васей из города, везли люминесцентные лампы для совхоза. Кончилась у нас жратва, решили заехать в село, что по пути было.

Может, повезет, хоть хлебушка купим.

Подъехали к магазину. Закрыт. На обед. Стоим, ждем. Подходит мужичок в полосатой майке. Закурить попросил. Сыпнули ему на кусочек газетки табачка деревенского, который в те времена лишь ленивый не выращивал в огороде. Курева в магазинах тоже не было. Даже спички пропали.

– Что это вы везете? – спрашивает мужик.

А лампы были упакованы в такие длинные картонные коробки. И у нас целый кузов этих коробок. Вася же не может без прикола.

– А макароны вам привезли из города.

– Что? Целую машину?

– Целую!

Мужик как-то весь преобразился, ожил. Помолодел даже! Глядь! А его уже нет. Не успели мы перекурить, а к магазину со всех концов народ бежит. Что-то вроде массового забега.

– Я буду первой!

– Я первый!

Крик такой до облаков! Распределяют очередь. Вообще-то мы первые! Когда мы подъехали, здесь еще никого не было. Чуть было не выступил! Что-нибудь завезли съестное, наверное. Вот народ и собрался! До открытия, ну, минут десять еще ждать. Все выглядывают продавщицу. Ждем и мы! А тут до нас женщина подкатывает, такая полная.

– Что это всю машину нам? Или по другим деревням развозить будете, мужики?

До нас доходит! Ну, Вася! Ну, натворил! Что будет с нами, когда они узнают, что в коробках? Хорошо, если просто покалечат. Уже спор идет, поскольку будут давать: по килограмму на руки или по целой упаковке. Если по упаковке, то на всех не хватит. Шепчу:

– Вася!

Вижу, что и он догадался. Побледнел. Бочком-бочком, садимся в кабину. Стараемся дверками громко не хлопать, чтобы не привлекать внимания. Вася тянет трясущуюся руку к ключу зажигания и медленно поворачивает его. По газам! Что твой Шумахер! Вася – не водитель, а пилот! Я сижу и молю: лишь бы заглохла.

Так Вася километров сорок пролетел, поглядывая в зеркало заднего вида. Про превышение скорости забыл и про ГАИ, хотя всегда смертельно боялся этого.

НЕ РУБИ СУК

Поехали веники заготавливать. Заехали в лесок. Потихоньку срезаем веточки. Толику не нравится это дело.

Медленно слишком. Он задирает голову вверх. Хотя что там увидишь, кроме голубого летнего неба? Толик однако увидел то, что нам недоступно. Заткнув топор за пояс, он лезет на березу, благо она не только высокая, но и ветвистая.

– Ты куда лезешь? – кричит жена Толика.

– Куда надо!

Забирается всё выше и выше.

– Придурок! Слезай!

– Замолкни, женщина! – доносится глас сверху.

Если Толик что-то задумал, его не остановишь.

Всё выше и выше, и выше, как сталинский ас. Даже снизу смотреть страшно.

– Да ну его, дурака! – махает жена рукой.

Опять режут веники и забыли про Толика. И вдруг какой-то шелест, всё нарастающий. Поднимают головы. Сначала летит топор, следом за ним огромный сук, с которого можно наломать веников на всю зиму. За суком сыпятся отборные маты. За суком большая черная птица. Но это не птица, а сам Толик в свободном полете. Хрясь! Уэас! А если… Подбегаем. Дышит. И даже мычит что-то нечленораздельное. Жена материт его на все корки. Всё! Грузимся! Толик оживает и сам садится за руль. За свою машину он даже мертвый никого не пустит. Уговаривать бесполезно.

Вроде бы обошлось… Но нет! Пришлось вызывать «скорую». Толика увезли в больницу. Ушиб позвоночника. Месяц пролежал. Потом употреблял таблетки. И спиртного в рот не брал. Когда он лечится, то пить бросает. Уже после лечения признался.

– Ну, как ты умудрился?

– Ну, как! Как! А вот так! Сук, вижу, хороший,  раскидистый. Добрался до него. С этого сука веников на зиму хватит. И чего бы я внизу копошился? Лицом сажусь к стволу, значит. И давай топором тюкать. А сук толстый!

Всё, как в пословице! Эх, не учит ничему народная мудрость! Толика уж точно!

ТЁЩА ЭЛЕКТРИКА

Толик – электрик. И как сапожник без сапог, так и у Толика дома то электропечь не работает, то где-нибудь света нет. тёща нюнит:

– Толь! Ну, когда ты мне свет сделаешь? Столько уже обещаешь!

В тещиной спальне лампочка сгорела. Работы, сами понимаете, на минуту. Но Толику всё некогда. Толик отмахивается:

– Когда-нибудь!

Надоела теще по вечерам сидеть без света, а по утрам в темноте шарахаться. А свечек сейчас в домах не водится. С кухни притащила табуретку. Кряхтя, влезла на нее, выкрутила сгоревшую лампочку и вкрутила новую. Не горит лампочка.

– Толь! – кричит. – Я лампочку новую вкрутила, а она не горит.

А Толик на кухне обедает.

– Так ты проверь! Может, света нет или патрон неисправен.

– Как проверить-то?

– Ну, пальцем и проверь!

Теща вывернула лампочку и сунула палец в патрон. Как не убилась еще, падая с табуретки? Толик заливается. С полчаса слова не мог выговорить. Захлебывается смехом. Между ним и тещей с той поры редкие минуты перемирия вообще закончились. А об истории со своей тещей он теперь рассказывает каждому встречному-поперечному.

Ананасы в шампанском

АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ

Рассказ

Блюда были вкусными. И шампанское отличным. Даже эксперимент с ананасом не испортил его. Может быть, во времена Игоря Северянина ананасы были другими? Ну, и шампанское, само собой.

– Борисов!

Он вздрогнул. Тасины глаза смеялись. Свои маленькие губки она вытянула вперед, как для поцелуя.

– Видишь от нас даму через три столика слева?

Это была женщина лет тридцати пяти в черном обтягивающем платье с глубоким декольте и вырезом на спине. Такие платья надевают для светских раундов.  Фигура у нее была как у модели. Борисов сразу оценил это. Длинные ноги под столиком были перекрещены.

– И?

– Ты же писатель.

Тася была психологом. Она практиковала в небольшой фирме. У нее было несколько постоянных клиентов. Каждый писатель – психолог. Но не каждый психолог – писатель. Получалось, что у них одна сфера интересов – человеческая психология. Только каждый из них подходил к ней с разными инструментами и целями.

Она занималась психологией в своем маленьком кабинетике с пациентами, а  он дома за компьютером. У нее были реальные люди, а у него фантомы, которые рождало его воображение. Она читала его опусы глазами опытного психолога. На счет стиля, конечно, она ничего ему не могла посоветовать. В прочем, она считала его замечательным.

Вот о психологии персонажей высказывалась. И Борисов внимательно слушал, хотя не всегда соглашался. Тася умела его убедить. И тогда, вздыхая, он переделывал текст. Такой союз помогал ему глубже раскрывать образы своих персонажей. Прозу Борисова недаром ценили за психологичность, за обрисовку характеров.

– Что из того, что я писатель? – спросил он.

– Помнишь ты мне рассказывал про слова Гоголя: стоит ему пять минут поговорить с любым незнакомым человеком, и он сможет всё рассказать об его прошлом, настоящем и даже будущим.

Борисов кивнул.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал историю этой женщины, которая сидит сейчас в гордом одиночестве?

– Сгораю от нетерпения!

– Хорошо! Но с одним условием. Я писатель, а ты психолог, то есть оба мы инженеры человеческих душ. Психолог по внешности, одежде, жестам тоже может многое рассказать о прошлом, настоящем и будущем человека, его комплексах, чертах характера. После моей повести я ожидаю твоего психологического этюда.

– Что же…можешь начинать! – кивнула Тася, пригубила из бокала и улыбнулась.

– Красивая молодая женщина приходит вечером в ресторан. Надевает одно из своих лучших платьев. Мы здесь уже больше часа. Когда мы пришли, она уже была здесь. Значит, она пришла не просто поужинать, отдохнуть от суматохи дня. У нее более основательные намерения. Заказала уже вторую бутылку вина. Что у нее за история? Печальная лав-стори. Взгляни на выражение лица. Эта женщина, страдающая от любви. Все началось пять лет назад. Я назову ее Екатериной для удобства повествования. Ведь у героев сюжетов обязательно должны быть имена. И даже фамилии. За плечами у нее экономический факультет университета, специальность «менеджмент». Она мечтала об управлении крупной фирмы. Возможно, даже собственной. После окончания университета она полна надежд и иллюзий и нисколько не сомневается, что всего сможет добиться. Университет она закончила с красным дипломом.  Но ни одной компании не нужна неопытная девушка, которая и часа не работала в серьезной фирме и представления не имеет о реальной работе. Ей или предлагали непрестижную работу: продавец-консультант, рекламный агент, кассир, что, конечно, совершенно не устраивало ее. Разве этого она хотела? Или, учитывая ее молодость и красоту, секретаршей или каким-нибудь офисным клерком, но с согласием на интимные услуги. Намекали на это чуть ли не прямым текстом. Она не такая. Карьера через постель не для нее. Она всего добьется своим умом и трудом. Она мечтала о большой и светлой любви, а начинать свою самостоятельную жизнь через постель с толстым и вечно потеющим папиком – брр! Какая мерзость! Даже мысли не допускала об этом. Хотя слышала немало историй, как делали карьеру через постель.

Так проходит неделя, вторая в поисках работы. Никаких результатов. Говорят разные слова, но суть-то одна и та же. И резюме на пять, и знание английского языка, и умение работать в программе 1С. А толку-то! Никому этого не нужно. Зачем же тогда она училась?

Вот Екатерина в очередном кабинете и слышит предложение, которое совершенно не устраивает ее. Она в отчаянии. Все ее надежды рухнули. Никому и нигде она не нужна. Она выскакивает в слезах. Всё! Ну, что же пойдет на рынок торговать фруктами, мыть полы в офисе. А что ей еще остается с ее красным дипломом и знанием английского и компьютерных программ? Как же с мечтой? Как с ее надеждами? Но надеждами сыт не будешь. А кушать охота. Она вспомнила, что сегодня у нее во рту маковой росинки не было.

За комнату надо платить через неделю. А чем? С туфлей лак облез в нескольких местах. Стыдно самой смотреть на них. окружающие подумают, что нищенка какая-то.

Когда она берется за ручку дверей из приемной, кто-то сзади ее придерживает за локоток. Она чувствует теплые пальцы. Оборачивается. Ах, это тот самый мужчина, который сидел в кабинете босса, когда она вся раскладывалась перед ним. Он не произнес тогда ни слова.

Екатерина его приняла за какого-нибудь подчиненного, работника этой фирмы, который зашел к шефу по делам. Особенно и не рассматривала. Ну, сидит и сидит. Пока она разговаривала с начальником, он не проронил ни слова, только рассматривал ее. Сейчас она обернулась и увидела совсем рядом его лицо, а главное, глаза, темные и такие лучистые, как будто внутри их были фонарики, которые излучали свет.

– Куда вы так стремительно? – спросил он.

– А вам-то что? – цыкнула Екатерина и выдернула локоть из его пальцев. – И чего вы в меня вцепились?

– Хоть давайте выйдем! Как-то неудобно на пороге говорить.

Они вышли на крыльцо. На небольшой парковке стояло несколько иномарок и электросамокатов. Он закурил. Это были дорогие сигареты. Да и костюмчик у него был не китайского пошива. «Значит, какой-то зам, – подумала Екатерина. – И чего он ко мне прицепился?»

– Курю вот. Никак не могу бросить. Меня зовут Анатолий. А вас Екатерина.

– А вам какое дело? – прорычала она. – Что девочку свежую увидели? Хотите ей предложить?

– Дело самое прямое. Я хочу вам помочь. Но для начала нам надо познакомиться.

– Ну, познакомились! И что дальше?

– У вас красивое имя. Да и сами вы… Девушки с таким образованием и такими данными никак нельзя сидеть на кассе.

– Понятно, что вам от меня надо.

– Да что вы так горячитесь, нервничаете? Выслушайте хотя бы! Большего я от вас не требую.

– Я вся внимание.

– Вот уже лучше. У Льва Евгеньевича очень солидная фирма. И он крайне дорожит ее репутацией. У его фирмы большой оборот. И одной из причин успехов фирмы, пожалуй, самой главной, он считает правильный подбор кадров. Кадры решат всё. Он берет к себе на работу специалистов только с безупречной репутацией и большим практическим опытом, которых не нужно уже учить и постоянно контролировать, и которые свою работу будут выполнять на высшем уровне. Он очень щепетилен в этом вопросе. На счет репутации я не сомневаюсь. А со вторым у вас дела плохи. Поэтому никаких шансов занять достойное место в фирме у вас изначально не было. Никакой красный диплом, грамотно написанное резюме не заставят Льва Евгеньевича поступиться принципами. Тут он непреклонен, как скала. Тут его ничем не разжалобишь. Исход был ожидаем с самого начала.

– Благодарю вас за разъяснение! Прощайте!

– Не торопитесь вы! Это еще не всё. Я предлагаю вам работу у себя. Да! Да! Я готов вас принять на работу. У меня не такая богатая компания и на золотые парашюты и сверхоклады не стоит рассчитывать. Это я говорю для того, чтобы не строили иллюзий. Вы будете работать по своему профилю. И жалованья вам вполне хватит, чтобы вовремя оплачивать свою однушку и покупать хорошие продукты в супермаркетах.

– А про мою однушку откуда вы узнали?

Он опустил взгляд. Конечно, туфли выдали ее. Ей показалось, что она покраснела.

– Вы сможете позволить себе раз в неделю сходить в приличный ресторан и заказать нормальный ужин и бутылочку марочного вина.

– А про интимные услуги вы почему-то ничего не сказали.

– Понимаю вас. Ваш горький недавний опыт убедил вас, что в вас видят лишь красивую куклу. Скажу прямо. Я был женат. Мы прожили три года. И развелись. Так иногда бывает. Причина, как говорится, банальная: не сошлись характерами. Не устраивали друг друга. Детей нет. Я сейчас холостяк. Живу один. Никого у меня нет. Кот не в счет. Это совсем не значит, что в каждой девушке я вижу объект, как вы выразились, для интимных услуг. Вот вам моя визитка. Всего доброго! Если нигде ничего не получится, помните, что я к вашим услугам и у меня найдется для вас работа.

Вечером к ней зашла хозяйка. Посмотрела, как волк на ягненка. Сунула руки в карманы халата. Екатерина сидела на постели, готовилась ко сну. Одна лямка ночнушки упала на плечо. Отвернулась к окну.

– Что это там у нас интересного в окне? Ах, да! Мусорные баки. Ну, уж извиняйте, что не вид на море. Только где же мы возьмем эти пальмы? На это надо пити-мити. А пити-мити надо заработать. А работать нам непривычно. Нам все за так подавай. Если до конца недели не заплатишь за комнату, чтобы духа здесь твоего не было. Тогда вот милости прошу к мусорным бакам. Там все бесплатно: и ночлежка, и еда, и секс, и все, что только душа пожелает.

Уходя, хлопнула дверью. Екатерина вздрогнула. Так было, когда ее в школе мальчишка ударил учебником по голове.

Она позвонила Анатолию. Он рассказал, как добраться до его офиса. Он будет ее ждать. Был ли он искренним с ней? Ей хотелось верить в это. Это была ее последняя надежда. Она стала работать маркетологом. Работа ей понравилась. Вот где можно было знания проявить на практике. К вечеру она уставала, но чувствовала себя счастливой. Наконец-то она занималась любимой работой, той, о которой мечтала все пять университетских лет. Через полгода она перебралась на другую квартиру, купила себе новые туфли, курточку серебристого цвета и классное платье в обтяжку.

К ней подошла Тамара Петровна, главный бухгалтер фирмы. Улыбалась, как будто принесла радостную весть. С Тамарой Петровной у Екатерины сразу установились дружеские отношения.

– Знаешь, Екатерина, наш Анатолий Васильевич неровно дышит к тебе. Разве ты это не почувствовала?

– Тамара Петровна! Ну, что вы такое говорите?

– Я, девушка, не первый день замужем. Сразу вижу, что у мужика на душе творится. Тем более, что они не умеют скрывать этого. Сразу всё можно прочитать по их глазам. Как он на тебя смотрит! Влюбился он в тебя, Катюша. К гадалке не ходи! Да и сколько можно жить холостым?  Нет, ты не подумай, он не бабник. Вон сколько вокруг него женщин, а ни с одной ничего.

Екатерина не знала сначала радоваться ей этому или огорчаться. Вообще-то Анатолий ей нравился. Он не приставал к ней, не делал никаких двусмысленных предложений. Но когда встречался с ней, глаза его блестели и движения становились порывистыми. Наверно, так же блестели глаза у Ромео, когда он смотрел снизу-вверх на балкон, на котором стояла Джульетта. Только вот признаться в своих чувствах Анатолий не осмеливался.

Она уже не сомневалась в этом. Но ввел он себя робко, как-то по-мальчишески и не делал никаких шагов к сближению. Екатерину это начало раздражать. «Ну, будь же ты мужиком! Какой-то теленок!» – зло думала она. Но вскоре всё разрешилось. Как-то она задержалась на работе. Проходила мимо его кабинета и увидела, что там горит свет. В офисе уже никого не было, кроме их двоих. Не отдавая себе отчета, не имея никакого плана, она открыла дверь и шагнула вглубь кабинета. Анатолий сидел за столом, курил.

– Вы много курите, – сказала Екатерина таким тоном, каким мать порицает своего сыночка.

– Никак не могу бросить. Даже не пытаюсь.

– Полная пепельница.

Она взяла пепельницу и вытряхнула пепельный прах с согнутыми крючками окурков в урну. Вытерла пепельницу салфеткой и поставила на стол на то же самое место.

– Почему вы не идете домой? Уже поздно, – спросила она.

– Но вы тоже не идете.

Он как-то слабо беспомощно улыбался. Хотелось его пожалеть, погладить по голове.

– У меня была срочная работа. Я не смогу чувствовать себя спокойной, если оставляю незавершенной работу. Но вот закончила и собралась домой. Вижу свет из вашего кабинета. Подумала, может быть забыли закрыть.

– Мне не хочется домой. Пустая квартира. Скучно, неуютно. Может, кошку завести или собаку? Как вы думаете? Говорят, домашние питомцы помогают сгладить одиночество.

– Давайте на ты?

– С удовольствием!

– Я думаю, тебе нужно завести подругу. Хотя «завести» плохо сказано. Это же человек, а не кошка.

– Я не могу. Мне надо полюбить. Как там у Чернышевского сказано: умри, но не давай поцелуя без любви. Если нет любви, я уверен, люди не должны жить вместе.

= Как там у Чернышевского, не знаю. Никогда не читала. Но мне кажется, что ты уже полюбил. Нет! Я уверена в этом, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что ты полюбил.

– Как? А позволь поинтересоваться…

– Поинтересоваться, кого полюбил? – проговорила Екатерина почти шепотом. Она жалела, что не надела сегодня свое любимое платье с глубоким декольте.

– Да! Кого?

– Меня. Ведь ты уже влюбился в меня еще тогда, когда сидел в кабинете у Льва Евгеньевича и впервые увидел меня, поэтому ты и бросился за мною следом, потому что не хотел со мной расстаться.

– Ну…

– Ты даже покраснел.

Она шагнула к его креслу, опустилась к нему на колени, обхватила его шею и крепко впилась в его губы, как будто хотела высосать его всего до остатка. Как вампир.

Анатолий только мычал. От удовольствия? Или задыхался? Наконец он решился и притянул ее за талию.

Ночь они провели вместе. А через неделю он предложил ей зарегистрироваться. Началась предсвадебная суматоха. Искали свадебное платье, фату, кольца и прочее, без чего невозможно представить свадьбу. Через неделю он сделал ее сокомпаньоном. Теперь фирма принадлежала им обоим на равных правах. А как иначе?

Анатолий не пожалел об этом. Екатерина буквально фонтанировала идеями. Она все хотела перестроить, изменить, сделать по высшему классу. Она жила только этим.

– Наше узкое место – логистика.

Она приобрела новый склад и две торговых площадки. Арендовала три грузовых автомобиля.

– Нам нужна реклама. Каждый рубль, вложенный в рекламу, приносит три рубля дохода. Не нужно экономить на рекламе. Скупой платит дважды. Чем больше людей узнают о нашей фирме, тем больше купят наших товаров.

Наняла опытных рекламщиков. Теперь их реклама была повсюду: на местном телевидении, в газетах, на билбордах, на листовках, которые наклеивали на окна автобусов и такси.

– Нам нужно больше скидок, распродаж, рекламных акций.

Посещаемость их магазинов увеличилась в несколько раз. Доходы фирмы росли. По всем вопросам шли не к Анатолию, а к ней. Сначала это его огорчало. Вроде как его отодвинули на второе место. Но скоро смирился. Занялся своим любимым делом: компьютерными играми, которыми был обделен в юности, а еще больше, когда создал собственную фирму. Теперь он мог предаваться им часами и обрел в этом увлечении немало соратников.

Ей позвонил Лев Евгеньевич и предложил встретиться.

– Да, недооценил я тебя, Катюша, – проворковал он, приложившись мокрыми губами к ее ручке. – Это мой прокол. Но ты меня должна понять. Кто ты была, когда вошла в э тот кабинет? Никто и звать тебя никак. Разве я мог взять зеленую девушку с улицы? Я тебе тогда мог доверить только кассовый аппарат или швабру. Но ничего не потеряно. Ты мне очень нужна. Я тебе предлагаю другой масштаб бизнеса и другие возможности.

– А что вы имеете в виду, Лев Евгеньевич?

– Тебя! Тебя, Катюша! Ты должна стать моей любовницей!

Проговорил это Лев Евгеньевич без всякого смущения, как о чем-то обыденном и повседневном. Она рассмеялась.

– Довольно неожиданное предложение.

Но нисколько не обиделась, не возмутилась, не влепила ему пощечину, как сделала бы это непременно несколько лет назад.

– Очень рациональное предложение. Я всё обдумал. Толька тебя безумно любит. Это его слабое место, как говорится ахиллесова пята. Вот сюда мы и ударим, Катенька. Так! Когда он узнает о нашей связи, что он сделает? Ну! Ты же его уже успела изучить.

– Вызовет тебя на дуэль.

– Никакой дуэли. Он же слизняк. Его первую бабу увели у него из-под носа, на его глазах, а он даже не пикнул. Он запьет от горя. И наступит такой момент, когда он каждое утро будет начинать со стакана водки и двух бутылок пива. Руки его будут трястись. Станет законченным алкоголиком. Уверяю, что произойдет это довольно скоро. Я знаю немало таких людей, которые потеряли всё из-за пристрастия к зеленому змию. Через полгода точно. И тогда ты обращаешься в суд. Его признают недееспособным. Ты его отправляешь на лечение в психиатрическую больницу. А сама становишься полной хозяйкой фирмы. Хотя фактически ты и так уже хозяйка фирмы.

– Вам-то это зачем, Лев Евгеньевич? Я уже не говорю о том, что Анатолий вроде бы как друг ваш.

– Что же тут непонятного. Мы сольем две наших фирмы в одну. Весь город будет у нас вот здесь!

Лев Евгеньевич потряс увесистым кулаком.

– Мы с вами будем оставаться любовниками или как?

– Ну, зачем мне разводиться? – с обидой проговорил Лев Евгеньевич, как будто он разговаривал с маленькой девочкой. – Делить имущество. Многие мои знакомые имеют любовниц, и их жены вполне терпимо относятся к этому. Лишь бы не увлекались.

– Я подумаю.

Думала она неделю. Теперь все торговые точки в городе принадлежали им. Мелочовка не в счет. Она погоду не делает. И бороться с ней всё равно, что стрелять из пушки по воробьям. Анатолий окончательно спился. Он, как побитый щенок, смотрел на Екатерину, но ни в чем ее не обвинял. Его поместили в психиатрическую больницу. Екатерина его ни разу не навестила. Это был пройденный этап.  Ее не терзали угрызения совести. Она строила планы, всё более грандиозные. Кондоминиум был хорошей идеей. Теперь в ее руках такие финансовые и материальные возможности.

Тут грянуло. Внеплановая проверка. Откуда она только взялась. О каждой проверке им сообщали заранее. Все же подкуплены. Обнаружили огромную массу неуплаченных налогов, фиктивные финансовые документы, подписанные ею, нарушения в учете, отчетности. Еще и появились жалобы со стороны партнеров и даже работников фирмы. Бросилась к своему любовнику. Оказалось, что он на Кипре отдыхает со своей женой. И она ничего об этом не знает? А ведь она была уверена, что знает о каждом его шаге.

Всё понятно. Екатерина осталась без фирмы. Значит, у этого бугая уже был заранее разработанный план. Она отделалась условным сроком. Вот и пришла отметить свое освобождение и крушение надежд. Так высоко взлетела и так низко пала. А может, это наказание за то, что она сделала с Анатолией? Она одна: ни мужа, ни любовника, ни бизнеса. Сослуживцы отвернулись от нее, знакомые обходили стороной, как чумную.

– Душещипательная история, – сказала Тася. – Вполне подходит для телесериала. В духе нового российского Теодора Драйзера. Думаю, что за это надо выпить.

Они чокнулись. Борисов в несколько глотков выпил бокал. Тася пригубила и отставила бокал.

– Получается, что там сидит в одиночестве настоящий бес, который сполна получил за свои злодеяния, – проговорила Тася. – Итак, зло наказано, но и добро не победило.

Борисов кивнул.

– А теперь твоя история, госпожа психолог. Надеюсь, она не будет такой печальной, как моя.

– Она элегантная женщина, симпатичная, хотя и не первой свежести, – начала Тася. – Видно, жизнь ее потрепала. И ей довелось пережить немало очень неприятных моментов. К сожалению, я не писательница и у меня нет такого бурного воображения, как у тебя. Поэтому свой рассказ я буду основывать только на наблюдениях.

– Ну, давай! – согласился Борисов.

– Женщина сидит в ресторане и пьет в полном одиночестве. Это довольно необычно.  У нее никого нет, ни мужчины, ни подруг. Ладно, если бы она была уродлива, некрасива. Но даже некрасивая женщина обязательно с кем-нибудь пойдет в ресторан. Она симпатичная. И фигурку ты ее оценил по достоинству. Ну, не надо, Борисов, хмурить брови. Я же психолог.  У такой женщины не может не быть мужчины. Это противоестественно. Пусть даже не постоянный, но временный, ситуативный партнер должен присутствовать.  Муж у нее, конечно, был. Но они расстались. Какой же супруг позволит, чтобы его половина допоздна засиживалась в ресторане? Они расстались. Почему? Банальная причина. Потому что у нее появился другой. И она с этим другим решила связать свою судьбу. По крайней мере, она верила, что все это очень серьезно.

– А может, у него появилась другая?

– Нет! Тогда бы они разошлись тихо-мирно, как в море корабли, и ее сейчас бы утешал другой мужчина. Но сейчас у нее никого нет. она одинока, поэтому она здесь. Кто же был тот любовник, из-за которого она рассталась с мужем, резко, безоглядно, как отрезала? Она одна. У нее нет даже подруг. Значит, она совершила нечто такое, что вызвало даже осуждение близких людей, ее коллег, из-за чего все отвернулись от нее. Посмотри на лицо этой женщины. Это лицо интеллигентного человека, который с красным дипломом закончил университет, аспирантуру и стал читать лекции студентам. Молодой и очень перспективный преподаватель, который пишет кандидатскую. Она прямо держит спину, не сутулится, смотрит перед собой, а не на стол и не на пол. Так ведут себя люди, которые привыкли выступать перед аудиторией. Эта привычка вырабатывается у преподавателей, которые должны контролировать аудиторию. Видеть каждого: и тех, кто сидит возле кафедры, и тех, кто на «камчатке».

Она не отвлекается на посторонние звуки, потому что вся сосредоточена на лекции и никак не может потерять нить рассуждения. Это тоже у преподавателей становится привычкой. Вот она поднимает руку, призывает к вниманию, вот берет мел и рисует формулу на доске. Теперь для нее ничего не существует, кроме этой формулы. Она действует по строгому плану и ничто не может сбить ее и довести дело до конца. Если она делает кому-то замечание, то делает это чисто механически, не затрагивая своего мыслительного процесса. Видишь, как выверены все ее движения, никакой суеты, ничего лишнего. Преподаватель не должен быть суетливым. Все его действия отработаны до автоматизма.

– Хорошо! Хорошо! Пусть преподаватель вуза! И что из того? Вообще-то на синий чулок она не похожа.

– Она сразу заметила этого высокого паренька, брюнета. Он божественно красив. Конечно, пользуется огромной популярностью у девушек. Но их благосклонностью он почти не пользуется. Адонис настоящий. Кажется, так звали этого древнегреческого красавчика. Хотя это неважно. И когда она читает лекции в его группе, то часто заглядывается на него. Против своей воли. Но никак не может удержать себя. Когда он перехватывает ее взгляд, она смущается, как девчонка. Такое ощущение, как будто ее застали на месте преступления или за чем-то стыдным. Ей даже кажется, что она краснеет и студенты замечают это. И каждую улыбку она воспринимает как ухмылку в свой адрес. Наступает момент, когда она понимает, что любит его, что поистине счастлива, когда видит его. Ее тело наполняется блаженством.  Лицо его повсюду с ней. Она закрывает глаза и видит его. Он постоянно перед ее внутренним взглядом. Это наваждение, от которого она не в силах избавиться. Когда она обдумывает следующую лекцию, то постоянно отвлекается и это затягивает обдумывание. Она даже сердится на себя, но ничего не может поделать. Она понимает, что уже не может без него. Если она день не увидит его, то чувствует себя несчастной.

Каникулы становятся для нее самым проклятым временем. Столько дней не видеть его! Это же можно с ума сойти. Если раньше она всегда ждала каникулы, то теперь ненавидела их.

Вот сессия, экзамен. Он входит, готовится. Наступает его очередь отвечать. Она поправляет прическу. Он ее бог. Он сидит так рядом. Стоит только протянуть руку и коснешься его. И она с трудом удерживается, чтобы не сделать это. Прячет руки за кафедрой.  Ей хочется погладить его щеки, покрытые нежным пушком, погладить его волосы, уши, шею, сказать ему очень ласковое и нежное, отчего его щеки загорелись бы румянцем. Она не слышит, что он говорит. Он то смотрит в бумажку, то отрывается от нее и импровизирует. Смотрит на нее удивленно.

– У меня всё, Вера Петровна. Я это… стало быть… закончил вот. И по первому и по второму вопросам.

Как всё? Неужели он сейчас встанет и уйдет и на этом ее счастье закончится? Нет! Она не хочет этого. У нее только одно желание, чтобы он был рядом с нею надолго, навсегда и никуда не уходил. Хочет его спросить и не знает, о чем спросить.

– Вот моя зачетка, Вера Петровна.

Он открывает зачетку и пододвигает к ней. Она смотрит на фотографию в зачетке.

– Я хотела… А вы скажите…

И задает вопрос совершенно машинально, даже не заглянув в билет. А что он отвечал, она не слышала. Он открывает рот, как рыба, которую выбросили на берег, и ничего не может сказать. Оглядывается назад на товарищей за спиной, призывая их в свидетели.

– Вера Петровна! Мы этого не учили.

– Не учили? – бормочет она.

Ей стыдно. Могла бы поглядеть в билет, прочитать вопросы. И она укоряет себя за то, что не сделала этого.

– Да, конечно. Я немного запуталась. Простите! – бормочет она, заглядывая ему в глаза.

Пододвигает зачетку, каллиграфическим почерком выводит название предмета, дату, «отл.» и подпись. Ей не хочется расставаться с зачеткой. Она глядит на фотографию.

Он еще больше удивился. Это первая его пятерка в университете. Больше, чем «уд.» он не получал. Его считали серостью, посредственностью. Смазливая внешность была его единственным достоинством.

Он же вон как! Он выходит, ликует. Улыбка до ушей. И не просто идет, пританцовывает. Вот-вот пустится в пляс. Согруппники не верят, что получил «отл». Даже отличники у Верки больше «хор» не получают. А тут какой-то троечник! Он трясет зачеткой у них перед лицами. Убедились! Черным по белому «отл». Скушали? Вот так-то!

Сколько это может продолжаться? У нее уже больше сил нет. Это какая-то пытка!

Безответная любовь убивает самую сильную душу. Она обдумывает один план за другим, потому что чувствует, что если  не будет действовать, то просто сойдет с ума. И решается. После лекции, когда все выходят, она дрожащим голосом произносит:

– Зырянов! Игорь! Останьтесь, пожалуйста! Прошу вас! Мне необходимо с вами поговорить.

Они вдвоем в пустой аудитории. Он стоит рядом, божественно красивый. Она смотрит в пол на его туфли, на которых с носков несколько слезло лаковое черное покрытие. Протягивает руку и тут же одергивает ее. Он удивленно смотрит на нее. И никак не может понять, что же ей нужно от него.

– Я слушаю вас, Вера Петровна.

– Нет! Не здесь! Это очень серьезно, – говорит она приглушенным голосом, как заговорщик.

– А где?

– Я предлагаю встретиться в ресторане. Надеюсь, вечер у тебя будет свободный. И ты найдешь часок-другой.

Называет самый близкий ресторан к студенческому кампусу, чтобы ему не тащиться через весь городок.

– В ресторане?

– Да! А почему бы нет?

Она хихикнула, как глупая девчонка. Игорь поднял глаза к потолку. На нее он почему-то не решался глядеть.

– В десять вечера сегодня. Вас устроит?

Если бы ему сказали, что скоро он увидит снежного человека, он бы удивился меньше. Преподавательница приглашает его студента в ресторан. Что же это такое* Он терялся в догадках.

– Вера Сергеевна, я приду.

– Ну, вот и хорошо!

Она ждет этого вечера. Ничего еще в своей жизни она так не ждала, как этого вечера. Все надежды ее на эту встречу.

И вот они сидят в ресторане за дальним столиком. Полумрак. Чуть слышная музыка. Она заказывает блюда, дорогое хорошее вино. Она готова потратить всё, что только у нее есть. Для любимого Игоря ей ничего не жалко. Отдаст последнее, если понадобится.

– Вера Петровна…

Он смущен, мнется, до него еще не дошло, что же произошло, как всё это он должен понимать. Какие-т смутные догадки в его голове, но он не может поверить, что такое может произойти. И отбрасывает их. Здесь какая-то тайна. Но какая не понять.

– Выпьем, Игорь!

Она протягивает бокал, чокаются. Но он это делает робко, будто боится, что сейчас его ударят по руке.

– За нас!

Он поперхнулся. И слюна вылетела на стол. Хорошо, что ни на какое-нибудь блюдо. Она же готова слизать эту слюну, как собака. Поспешно хватает салфетку и вытирает.

– Игорь!  Я не могу без вас… без тебя… Наверно, я схожу с ума. Но это так. Я ничего с собой не могу поделать.

Она говорит быстро, торопится и боится только одного, что он сейчас подскочит и с пылающим лицом воскликнет:

– Как вы смеете? Вы преподаватель. Вы старше меня. Как вам только это могло прийти в голову? Как вы только решились на это?

И уйдет быстро, не оборачиваясь. И она останется одна. Мир для нее рухнет, перестанет существовать. Она придет домой, соберет все таблетки, которые только есть в домашней аптечке и…

Жизнь без него ей не нужна.

Но он не уходит. Он пьет вино, кушает. У него отменный аппетит. И ей приходится еще раз сделать заказ. Потом еще. Он раскраснелся и стал еще красивей. И говорят, говорят, говорят. Ей интересно всё знать о нем: какое у него было детство, с кем он дружил в школе…

Всё когда-то кончается. Надо уходить. Но она не хочет, чтобы этот вечер закончился. Она не хочет расставаться с ним, снова оставаться одной, со своей безответной любовью. В этом здании, где ресторан, и отель. Она тянет Игоря за руку. Он не знает, куда она его ведет, но даже и не пытается сопротивляться. Ей лучше знать.

Конечно, нужны паспорта. Но она знала, рассказывали, что если хорошо дать, то можно и без паспорта. Так делали многие парочки. У кого-то не было с собой паспорта, а кто-то не хотел светиться. Она дает очень хорошо. И вот заветный ключ у нее в кулаке. Ей кажется, что это ключ от рая. Несколько минут, несколько шагов – и она в раю. Теперь ее бог с ней.

Так началась их связь. Вскоре ее подруга уехала на стажировку в Англию, и она выпросила у нее ключ от квартиры. Целых три месяца продолжалась их связь. После лекций она спешила на квартиру, чтобы приготовить что-нибудь вкусненькое для Игорька. Она его обцеловала всего, от макушки до пят. Знала каждый сантиметр его тела.

Связь, которая льстила Игорю, скоро начала ему надоедать. На лекции он приходил не выспавшийся. Еще он боялся насмешек ребят: встречается с женщиной, которая старше его, да еще и живет на ее содержании. Какой же он мужик после этого! За его спиной Веру Петровну называли «старухой». А ведь какие девчонки вешались на него, слюни пускали. А теперь презрительно фыркают: герантофил.

Доброжелатели донесли до мужа. Да он и сам давно заметил странности в ее поведении. Он был в ярости. А через три дня ушел. Ее вызывали на профком, к ректору, грозились уволить, если она не прекратит эту связь, которая кладет пятно на весь университет.

– Увольняйте!

Она пожала плечами. Да вы все его ноготка не стоите. Что ей университет, что ей жизнь без него!

Коллеги перестали с ней общаться. Она осталась без подруг. Они шарахались от нее, как от прокаженной. Дело-то невиданное, немыслимое. Связаться со студентом. И даже особенно не скрывать свою связь. Вроде как бросает вызов остальным: а я вот такая! Нет, таким не место в университете. Ее предупредили в последний раз:

– Либо завязывайте с этим делом… либо… А позорить высокое звание преподавателя мы не позволим.

Она выбрала второе. Ну, и что что без мужа, ну, и что что без университета, зато с ним, со своим богом, который дороже ей всего на свете, дороже тысячи мужей и тысячи университетов.

… Он в этот вечер не пришел. И на следующий. И на следующий. Все эти ночи она не спала. Всё передумала. Уж не заболел ли он? И пошла в учебный корпус. Последние сто метров не выдержала и побежала. Охранник ее не пустил. Пропуск у нее забрали, когда уволили. Вообще преподаватели всегда проходили, не показывая пропуска. В общежитие тоже без толку соваться. Не пустят. Получалось, что она вне закона. Стала ждать на крыльце учебного корпуса. Закончились пары. Стали выходить студенты. Те, кто знал ее, переглядывались, смеялись. Некоторые дерзко заглядывали ей в глаза. Вот он Игорь. Не один, с товарищами. Болтают между собой и смеются. Бросилась к нему, как безумная, с криком:

– Игорь!

Он отшатнулся.

– Игорь! Почему ты не приходишь? Что я только не передумала? Может, ты заболел, попал в аварию.

На щеках Игоря выступили красные пятна. Какой же он красивый! А кругом смеялись. Никто не уходил, стояли на месте и наблюдали за ними, и в полный голос комментировали.

– Вера Петровна! Верка! Пошла ты на …

И он ввернул это гадкое слово, он, ее бог. Откуда он знает эти слова? Нет! Конечно, знает. Но он не может говорить такого. Она не верила ушам. А кругом не просто смеялись, гоготали, ржали, хватались за животы. В цирке так не смеются, как смеялись на университетском крыльце.

– Игорек! Ведь я… ведь мы…

– Я тебе сказал: пошла ты на… Непонятно что ли? Сколько тебе раз нужно повторить, чтобы ты поняла? Не хочу тебя видеть. Ненавижу тебя!

Как она добежала до дома, как не попала под машину? Она ничего не видела и не слышала вокруг. Рыдала, рыдала, рыдала. Разве такое бывает? Как теперь жить? Всё для нее кончено. Она мертвая. Свет для нее померк, нет для нее больше солнца и ночных звезд. Потом уснула. Утром проснулась с тяжелой головой, как с похмелья. Посмотрела в зеркало и напугалась. Разве вот эта женщина с одутловатым красным лицом она? Нет! Никаких таблеток! Вас всех это только развеселит. А она вас всех ненавидит. Вы же будете говорить про нее: «А чего стоило ожидать от этой дуры? Соблазнила мальчика! Муж бросил ее. Из универа выгнали! И думает, что сейчас мы все будет рыдать?» Не дождетесь! Она будет жить всем вам на зло. Вы думаете, она слабая? Вы ошибаетесь! Вечером она привела себя в порядок, надела свое любимое платье и пошла в ресторан, чтобы отметить прощание со старой жизнью и начало новой. Она не сомневалась, что у нее будет эта новая жизнь, несмотря ни на что.

– Теперь я убедился, что ты не только хороший психолог, но и подающий надежды литератор, – сказал Борисов. В его голосе не было никакой иронии. Скорее даже грусть. Два литератора в одной постели – это уже перебор. – Организуем писательский дуэт «Ильф и Петров». Нет, конечно, мы назовем его «Борисов и Тася».

Чокнулись.

– А знаешь, что? – сказал Борисов. – У меня идея. И кажется, неплохая. Тебе она должна понравиться. Пойдем к этой женщине и расскажем ей наши истории. Ей должно быть интересно. Она скажет, какая история ближе к истине, если, конечно, не пошлет нас подальше, что было бы крайне неприятно. Но мы как-нибудь это переживем.

– Не пошлет, – сказала Тася. – Одинокие дамы любят душещипательные истории.

Подошли. Женщина подняла глаза и равнодушно посмотрела на них. Это не обнадеживало.

– Можно к вам?

Взгляд ее был холодный. Явно, что в гостях она не нуждалась. И никакой компании не желала.

– А в ресторане больше нет свободных мест?

– Выслушайте нас! Дело вот в чем…

Борисов умел убеждать людей. Он витийствовал, как Цицерон. Чувствовался мастер слова.

– Ну и ну! – усмехнулась женщина. – Так и быть давайте ваши истории. Почему бы и не послушать? Но сначала давайте выпьем за знакомство. Я Гала. Так меня называют близкие.

– Промахнулись мы уже с самого начала! – Борисов улыбнулся. – У нас вы фигурируете под другими именами. У меня вы Тамара, а у нее Вера. Но это не важно. Главное ведь содержание. И нас интересует прежде всего, кто ближе оказался к истине. Что же слушайте мою историю. И прошу не сердиться, если что-то вам покажется обидным. Писатели не любят сердитых читателей.

– Валяйте свою историю, господин писатель! Обещаю не сердиться. Сердиться на вымысел – это очень глупо.

Она не рассердилась. А выслушала почти равнодушно. Это их удивило. А может быть, его рассказ показался ей неинтересным? «А, может, я попал в десятку, а у нее крепкая выдержка? Просто мы имеем дело с сильной женщиной, которая способна не обнаруживать свои чувства?» – подумал Борисов.

– Теперь ваша очередь, Тася!

Гала выслушала ее, не перебивая. И улыбнулась. Наверно, ей понравилась Тасина история.

– Ну, что же, господа психолог и писатель! А теперь послушайте настоящую историю. Она не будет такой захватывающей, как ваши истории. Поэтому заранее прошу прощения. Я замужем. Муж мой не уходил от меня. И я ни одного дня не работала преподавателем. И не заканчивала университет с красным дипломом. За плечами у меня всего лишь колледж. Я кассир на автовокзале.

– Кассир? Не может быть!

– А что кассир в вашем представлении – это толстая тетка, которая ходит, переваливаясь, как утка, и не может позволить себе посидеть в ресторане в одиночестве?

– Но всё же…

– И подруги есть у меня. И сын ходит в девятый класс. Кстати, способный мальчик. Здесь я, действительно, по грустному поводу. У нас была собачка Полли. Такая милая собачка с тонкими ножками и очень умненькой мордочкой. А какие у нее были понимающие глаза! Пять лет она жила с нами. А неделю назад она заболела. Отвезла ее в ветбольницу. А сегодня мне позвонили оттуда. Полли умерла во время операции. У нее остановилось сердце. Врач ничего не мог сделать. Выразил соболезнование. Знаете, устраивать поминки дома как-то… И ребенка травмировать ни к чему. Я ему скажу позднее как-нибудь обтекаемо, чтобы он сильно не переживал. Все-таки как бы от души кусок оторвали. Он был полноценным членом нашей семьи. Я и решила отметить в одиночестве это печальное событие.

Тася и Борисов переглянулись. Борисов скривил губы и покачал головой. Как же мы с тобой сели в лужу!

– Получается, что она плохой психолог, а я никудышный писатель, – сказал Борисов.

– Ну, что вы, ребята! – Гала наконец-то улыбнулась. Но глаза ее оставались грустными. – Она хороший психолог, а вы талантливый писатель. И мне понравились ваши истории. Такие истории можно развернуть. И я не удивляюсь, если вы напишите новую «Анну Каренину». Я с удовольствием ее прочитаю, как только она выйдет в свет. Ну, что вы? Наливайте! И давайте выпьем, не чокаясь

Борисов и Тася вышли из ресторана. Такси решили не вызывать. Идти было недалеко.

– А знаешь, Борисов, – сказала Тася. – Гала нам солгала.

– С чего ты взяла?

– А ты обратил внимание на ее руки?

– А что такое с ее руками?

– На ней не было обручального кольца.

– И что это значит?

– А то, что она его сняла перед тем, как пойти в ресторан, потому что след от кольца на пальце свежий. А зачем замужней женщине снимать обручальное кольцо перед тем, как она идет в ресторан? Причем одна.

– Хм! Ну, это уже другая история. Оказывается, что ты наблюдательней, чем я.

– Оказывается.

На следующий день Борисов сделал Тасе официальное предложение, от которого, как говорится, она не смогла отказаться.