Хрипков Николай Иванович
БЫЛ ЛИ ДОСТОЕВСКИЙ КОММУНИСТОМ?
Эссе
«Что за дикий вопрос? – воскликнет читатель. – Да более ярого коммуниста, антиреволюционера и представить сложно. Достаточно вспомнить образ Верховенского и других бесов, отвратительные мерзкие фигуры. Хотя, конечно, в молодости он прошел через увлечение социалистическими идеями Фурье, чтобы потом на протяжении всей жизни быть яростным и страстным антисоциалистом».
Да, это именно так. И все же. Я хочу обратить внимание на одну из сторон творчества и мировоззрения Достоевского. В работах о писателе я не встречал этой темы. Мне же она кажется очень важной. Даже определяющей суть творчества писателя. Это антибуржуазность Достоевского, его неприятие капиталистической реальности. Неприятие фантастическое, страстное. И эта особенность его творчества делает особенно актуальными произведения Достоевского. Двадцать первый век углубил пропасть между апологетами капитализма и его противниками.
Герои Достоевского полифоничны, то есть многогранны, противоречивы, они постоянно ведут диалог с окружающими, сами с собой, с Богом. Даже в отъявленных негодяях, для которых, казалось бы, нет уже ничего святого, вдруг проявляется черта, которая не то, чтобы делает их симпатичнее, но показывает такую сторону, которой мы можем посочувствовать, и которая даже может примирить читателя с этим персонажем. Таковы многие условно назовем их отрицательные персонажи.
Но есть герои, которые однозначно отрицательны, что в общем-то удивительно для писателя. Этих сугубо отрицательных героев объединяет одна черта. Все они представители нового буржуазного класса, капиталисты, дельцы. Изображая их, писатель не находит для них ни одной сочувственной ноты, ни одного штришка, который бы хоть как-то позволял читателю принять их и персонажей, тем не менее они полифоничны, многогранны и какая-то в них есть черточка, что позволяет говорить, что еще не все человеческое убито в них, тем не менее есть персонаж, который абсолютно отрицателен, без всякого снисхождения. И писатель беспощаден и жесток к нему, не находя в нем ни одной привлекательной черты. Это делец, представитель нового буржуазного слоя – господин Лужин. Родион Раскольников, еще не будучи очно знаком с ним, испытывает к нему глубокую антипатию.
Родион получает письмо от матери. И сразу понимает, что мать и сестра решили пожертвовать собой ради него, и понимает, что жених Дуни отвратительнейший тип, который просто покупает его сестру. Он не видел еще Лужина, но уже презирает его и ненавидит. Понятно, что ничего хорошего из их первого знакомства выйти не может, кроме скандала. И Лужин решает мстить Раскольникову. И такой случай повторяется. Даже его сосед по комнате, тоже пройдоха и изрядный подлец, приходит в негодование и отказывается подыгрывать Лужину. И более того, разоблачает его подлость.
Тот же Свидригайлов, подлец, сладострастник. Но к нему отношение Раскольникова другое. Он говорит со Свидригайловым, спорит, старается понять его, видит в глубине его души не только черное, но и какие-то проблески. Свидригайлов интересен и многосторонен. Он несомненно умен, проницателен. Между ним и Раскольниковым возникает даже связь, они притягиваются друг к другу. Свидригайлов становится для Раскольникова альтер эго. И самоубийство Свидригайлова потрясает его. Ведь это возможный путь и для него, Раскольникова. Но Раскольников отвергает такую альтернативу, ведь тогда рушится вся его теория, идея сверхчеловека, которому все дозволено. Более того, Свидригайлов способен на благородные поступки, пожертвует деньги, чего Лужин никогда не будет делать, как законченный тип буржуа., для которого каждая копейка – капитал и должна быть вложена в бизнес и приносить доход.
В «Идиоте» один из главных героев – богатый купец Рогожин. Вот вроде бы на ком мог бы писатель отыграться. Но нет! Рогожин – богач, купец, но не буржуа. Это темная широкая русская душа, способная на сильные страсти, благородные жесты. Символической становится сцена, когда он бросает в огонь пачку денег. Что ему деньги? На них он не может купить любовь, ответное чувство. Рогожин это отлично понимает в отличии от Лужина, который как истинный буржуа уверен, что всё покупается и продается. И вэтой сцене появляется истинный буржуа – это Ганя Иволгин. Для него это адская мука – видеть, как деньги горят. Разве такое возможно? Нет!
Он бросается. Обжигая руки, вытаскивает деньги. И ему совершенно безразлично, что у всех он вызывает омерзение. А для Рогожина это миг торжества. Он чувствует, что он выше всего этого.
Для буржуа писатель не находит ни одной светлой краски. Жля него это исчадия ада. И вероятно, самая любимая им сцена из Библии это та, где Христос опрокидывает лавки торговцев в храме.
В этом смысле позиция Достоевского была близка к позиции народников-социалистов, которые видели в крестьянской общине – прообраз будущего справедливого общества.
Достоевский не раз был за границей. Европа вызвала у него глубокое разочарование. Здесь он увидел торжество мещанства, буржуазного духа, бездуховности. Причина этого в утвердившемся капитализме. И писатель пришел к убеждению, что европейский путь приведет к гибели России.
Историческая миссия России по убеждению писателя в спасении мира от бездуховности, которая торжествует на Западе. В этом он был солидарен со славянофилами. Поэтому он вызывал бешенную ненависть у социалистов, по мнению которых Достоевский архиреакционен.
Пройдя в юности увлечение социалистическими идеями, Достоевский стал яростным критиком учения социализма. И более того, создал яркие образы революционеров, которые ничего, кроме омерзения не вызывают. За это его роман «Бесы» был подвергнут массированной критики со стороны всех левых. В советские времена этот роман не переиздавался, а к фигуре Достоевского приклеился стойкий ярлык реакционера.
Писатель не верил в то, что общественное переустройство сможет изменить жизнь. Более того бесы-революционеры пойдут на всё, на подлость, реки крови, чтобы добиться своей цели. И это его убеждение укрепилось после нечаевского дела. Достоевский оказался провидцем. Двадцатый век покажет, что он был прав. Только внутреннее усовершенствование способно изменить мир. В основе же этого усовершенствования должны лежать народные традиции и вера в Бога. Для человека, у которого нет веры, нет и границ дозволенности. Если нет Бога, то тогда все допускается.
Если для коммунистов капитализм необходимый и прогрессивный по сравнению с предыдущими формациями этап, то для Достоевского он совершенно противоестественный и крайне нежелательный. Капитализм калечит и убивает души людей. Капиталистическое общество бесчеловечно и разрушительно. И Россия ни в коей степени не должна повторять печальный опыт Запада. У нее свой путь. Особенный. Это путь к Богу, в котором и красота, и истина.
Самые значительные произведения Достоевского были созданы в 1857 – 1861 годах, во время общественного подъема, вызванного поражением России в Крымской войне, началом реформ Александра II, рождением революционных партий.
Несмотря на героизм защитников Севастополя, царская Россия проиграла Крымскую компанию и это взывало взрыв негодования во всех слоях российского общества. Вся мыслящая часть России пришла в движение. И царское правительство, боясь крестьянской революции и общественного взрыва, вынужденно было встать на путь реформ.
В этой обстановке в литературе особенное широкое распространение получил сатирический жанр. В 1857 – 1858 годах появились «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина, привлекшие всеобщее внимание и оказавшие сильное воздействие на литературу. Во второй половине 1850-х годов писатели выступают с остросатирическими произведениями, в которых обличают существующие крепостнические порядки, произвол властей и казнокрадство. Огромное влияние на читающую публику оказывают материалы, которые публикуются в изданиях Герцена. В «Современнике» Чернышевский и Добролюбов широко пропагандируют остросатирическое гоголевское направление в русской литературе.
С 1859 года Добролюбов основывает в «Современнике» сатирический раздел «Свисток», который пользуется бешенной популярностью.
Создавая свои первые произведения после окончания каторги «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели», Достоевский был охвачен общими оппозиционными настроениями.
Впечатления, полученные писателем во время жизни в Семипалатинске в 1854 – 1859 годах, дали ему богатый материал для двух повестей, в которых засверкал его сатирический талант. Но великий писатель-психолог остается и как сатирик глубоко оригинален. Насыщенная сатирическими мотивами повесть перерастает под его пером в трагедию, характеры героев приобретают психологическую глубину.
История, рассказанная в «Дядюшкином сне» на первый взгляд имеет водевильный характер: используя старческое слабоумие героя Мария Александровна пытается выдать за него свою дочь. Но автор так строит рассказ об этом провинциальном водевиле, что каждый персонаж приобретает неожиданную глубину. В заурядной Марии Александровне пробуждаются черты «Наполеона в юбке», а слабоумный князь все более становится похожим на доблестного рыцаря. Независимая гордая Зинаида хоронит свои детские мечты и становится светской дамой.
Еще большую определенность метод многостороннего показа внутреннего мира человека получает в повести «Село Степанчиково и его обитатели». Молодой герой повести приезжает в село, где ему предстоит разгадать характер дяди Фомы Опискина, приживальщика у богатого родственника. И однако характер Фомы Опискина оказывается шире всех определений. В этом исковерканном жизнью человеке таится гениальный актер, переигрывающий всех персонажей повести. За нелепыми поступками Фомы скрывается его блестящее познание людей, умение играть на их слабых струнах.
Неслучайно в 1917 году в постановке Малого художественного театра Фома Опискин воспринимался зрителями и театральными критиками как прообраз Григория Распутина, а толпа глупых старух-приживальщиц как эксплуататорский класс, обреченный на вымирание.
Достоевский сделал в «Селе Степанчикове» блестящее социально-психологическое открытие. Тайна Фомы, которую он осознает, в его трагической безнадежной бездарности. У Фомы не только внешность отталкивающая, он и душевно отвратителен. Всё его существо своего рода – описка природы.
Но саму свою заурядность он обратил в свое оружие, его речи для окружающих приобретают высший, чуть ли не мистический смысл. И на этом цинично и грубо спекулирует Фома. Душевно благородному и мягкому Ростаневу кажется, что если он выведет Фому на чистую воду, то поступит неблагородно. Мало того, ему кажется, что тем самым он выкажет свою заурядность, неумение понять гениальную душу Фомы.
Тем самым Достоевский вскрыл очень важную проблему, которая характерна для и для нашего времени, когда западный обыватель боится разоблачить ложного идола из страха показаться отсталым.
В «Скверном анекдоте» Достоевский высмеивает либеральных историков и публицистов, преклонявшихся перед буржуазными реформами.
Подобно Салтыкову-Щедрину Достоевский здесь показывает, что различия между бюрократом-консерватором и либеральным бюрократом лишь внешние.
Сторонник «Новых порядков» генерал Пралинский отправляется на свадьбу к своему подчиненному мелкому чиновнику, где он дико напивается и устраивает дикий ералаш, после чего соглашается с консерваторами, что для нормального существования дворянско-бюрократического общества нужна сильная самодержавная власть.
Для писателя либеральные бюрократы еще омерзительнее и вреднее, чем их предшественники. И здесь Достоевский не жалеет самых черных красок, срываясь в сарказм. Консерваторы хотя бы открыто говорили о своих планах и интересах, либералы же пускают густой туман из речей о человеческих ценностях, правах и свободах, то есть сознательно обманывая людей пустыми обещаниями, которые никогда не исполнятся.
Цели либералов и революционеров разные, но в конечном счете они ведут к одному результату. Только первые всё окутывают флёром либеральной болтовни, а вторые говорят о своих целях открыто.
Вспомним события начала XX века. Именно либералы разрушат Российскую империю. Почти все революционеры-радикалы были или за границей, или в глубоком подполье, или в ссылке. И влиять на политические процессы в стране они сильно не могли. Либералы откроют ящик Пандоры, из которого к их великому изумлению выскочат не буржуазные ценности, а революционеры-якобинцы, которые сметут их махом как бесполезный исторический мусор. Повезет лишь тем, кто успеет свалить за бугор.
Сейчас понятно, что если бы не было февральской революции, то не было бы и октябрьского переворота. Так что наши либеральные деятели вправе ожидать благодарности от большевиков.
. Не щадит Достоевский и самого чиновника Пселдонинова, простая русская женщина из народа, исполненная глубокого чувства собственного достоинства и духовно противостоящая как представителю верхов царской монархии – его превосходительству генералу Пралинскому, так и своему ничтожному, трусливому сыну -обывателю.
Выходит, что либералы, как и большевики, в меньшей или большей степени виновны в том, что произошло с Россией. Но начали они, а большевики продолжили, сметая все прежние устои. Поэтому гневные тирады либералов в адрес большевиков не имеют ни политического, ни морального оправдания. Как говорится, «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».
Но вернемся к Достоевскому. Летом 1862 года писатель совершил первую поездку за границу. До этого он знал об Европе из прочитанных книг и из уст других людей, которые там побывали.
Писатель побывал в германии, Швейцарии, Франции, Северной Италии, в Лондоне встретился с А.И. Герценом, с которым беседовал о настоящем и будущем России. Хотя Достоевский в это время был противником всяческих социалистических идей. Отчетом об этой поездке были «Зимние заметки о летних впечатлениях», одна из вершин Достоевского художника и публициста. К сожалению, произведение почти не известное современному читателю. В «Зимних заметках» получила отражение одна из черт Достоевского – его страстная антибуржуазность, неприятие капиталистических порядков. В «Зимних заметках» Достоевский дал яркие картины жизни французских и английских пролетарием, резко высказал свое отрицательное отношение к капитализму, который утвердился в Западной Европе.
Не случайно в «Зимних заметках» Достоевский цитирует Д.И. Фонвизина из его пьесы «Бригадир» и писем Панину из поездок по странам Европы.
В комедии «Бригадир» Фонвизин высмеял крепостнические нравы и порядки, французоманию русских дворян екатерининской эпохи, а в письмах из-за границы с едкой иронией описал нравы французского двора, показал голод и нищету французского крестьянства накануне Великой французской революции.
Приступая к написанию «Зимних заметок», писатель перечитал не только Фонвизина, но и письма Карамзина, произведения Герцена, Михайлова, Тур и других. То есть зарубежные заметки разных русских писателей. Вероятно, чтобы сравнить свои наблюдения с наблюдениями других русских путешественников.
Находились в поле зрения Достоевского и печатавшиеся в «Колоколе» «Концы и начала» А.И. Герцена, где дается характеристика развития Европы после революции 1848 года и показывается вырождение культуры Европы, где на сцене начинает торжествовать «мещанин во фраке».
Центральной проблемой «Зимних заметок о летних впечатлениях» является проблема Россия и Запад. Иронически и в то же время восторженно Достоевский пишет о своих увлечениях социалистическими идеями в 1846 году в кружке Герцена и петрашевцев, когда идолами молодежи были Жорж Санд и Прудон и общественные деятели, которые после революции 1848 года займут правительственные посты во Франции, обнаружив свою полную заурядность. Да, 1846 год был периодом юношеского восторга, не более того.
И все же даже такой страстный поклонник идей утопического социализма, как Белинский, неоднократно обнаруживал свою близость к славянофилам, утверждая, что у России свой путь к великой будущности. И это химическое родство с Россией заставляет его даже во время зарубежных поездок постоянно демонстрировать свою любовь к родной земле. «Вопрос вопросов», который был поставлен перед Россией после 1861 года, заключался в том, пойдет ли Россия тем же буржуазным путем, как и Европа после Великой французской революции или у нее свой путь развития.
На этот-то вопрос и пытается Достоевский дать ответ в «Зимних заметках о летних впечатлениях». Уже выдающийся французский коммунист Гракх Бабеф утверждал, что революция не есть установление справедливого строя, а победа одного могущественного класса над другим. В результате победы буржуазии над дворянством во Франции и во всей Европе лишь обновился деспотизм. «Новые победители мира – буржуа – оказались еще хуже, чем прежние деспоты – дворяне. Лозунги свободы, равенства, братства обернулись лишь пустыми фразами».
«Мало того, явились и такие учения, которые из громких фраз явились и невозможными учениями».
Западноевропейские революции, совершившиеся в 1848 году, не изменили основного содержания Великой Французской революции. «Интересы целого класса никогда не были интересами народа»,- писал об этом еще до «Зимних заметок» Достоевский в журнале «Время».
Возникшее на экономической почве среднее сословие, где бы оно ни появлялось, всегда было представителем деспотизма капитала. Сплоченное в одно, оно всегда стояло на стороне капитала и стремилось к подавлению людей труда. Такова, например, французская буржуазия. Погрузившись в самый грубый материализм, она не слышит стонов народных. И нигде нет такой явной вражды, как в тех странах, где буржуазия приобрела сословный характер.
Развитие буржуазного общества по убеждению автора «Зимних заметок» неизбежно ведет к катастрофе. Чтобы предотвратить ее, необходимо уничтожить основы буржуазного капиталистического образа жизни.
Достоевский — сатирик
Полемизируя с либеральными апологетами капитализма, Достоевский утверждает, что буржуазная цивилизация “не развитие, а , напротив, всегда стояла с кнутом и тюрьмой над всяким развитием”. Буржуазная цивилизация, пишет он, имея в виду учения социалистов -утопистов,”уже осуждена давно на самом Западе”, где за нее стоит “один собственник”, желающий “спасти свои деньги”.
Заявляя, что из всех лозунгов французской буржуазной революции XVII века на практике осуществился лишь один -власть буржуа, ставшего, по предсказанию одного из ее идеологов, аббата Сийеса, из “ничего” -“всем”, Достоевский беспощадно вскрывает формальный характер буржуазного понимания свободы и равенства. Ибо свобода в буржуазном мире -это свобода для богатых, для тех, которые имеют миллион. “Даёт ли свобода каждому по миллиону?- саркастически спрашивает Достоевский.– Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все, что угодно, а тот, с которым делают все, что угодно”. Сердцевину “Зимних заметок” составляет “Опыт о буржуа”. Достоевский ядовито высмеивает здесь все традиционные святыни буржуазного собственника – его семейные устои и развлечения, его отношение к природе, обществу, искусству.
Буржуазный мир низводит человека до уровня бездумного, бездуховного существа, воплощением которого становиться изображенным русским писателем “средняя” буржуазная семья с ее традиционным любовным “треугольником” (блаженствующие, важничающие супруги (“эпузы”) – “брибри” и “мабишь” – щеголеватый, напомаженный приказчик Гюстав, выступающий в роли любовника). Любовь низводится в царстве чистогана до уровня фальшивого сюсюканья, литература и театр подменяются дешевыми их суррогатами — канканом, пошлой мелодрамой и скабрезным водевилем, а общественная жизнь, — воскресными загородными прогулками и мечтой поваляться на травке.
В итоге в «Зимних заметках о летних впечатлениях» капитализм предстает в виде страшного языческого идола Ваала, которому люди должны приносить других и себя в жертву. Отсюда мрачные апокалиптические интонации тех страниц «Зимних заметок», которые посвящены капиталистическому Лондону. На вершине своего внешнего могущества буржуазная цивилизация превращается в свою противоположность, демонстрируя жестокость, античеловечность и варварство.
Достоевский в «Зимних заметках» одинаково беспощаден и к буржуазной морали эгоизма и морали отстранения от решения общественных проблем. Не только нельзя быть безличностью, но обязательно нужно стать личностью и быть готовым пойти за своего ближнего на костер, на каторгу и на смерть.
Сильно развитая личность ничего не может сделать иного, как отдать себя всем, чтобы они стали такими же полноценными личностями.
Это закон природы, к этому тянет нормального человека: это нравственное завещание, которое оставил нам великий писатель.
Эти антибуржуазные идеи прозвучат не только в публицистике Достоевского, но и войдут в ткань его художественных произведений. В прочем, разве могло быть иначе. Ведь это была жизненная позиция писателя. Мы уже говорили о романе «Преступление и наказание», где самый отвратительный персонаж – представитель буржуазного класса, «новый русский», который весьма горд принадлежностью к новой генерации этаких сверхчеловеков. И старуха-процентщица недалеко ушла от него. Все ее сокровища, сложенные в комоде, завернутые в тряпочки и перевязанные, это слезы и горе других людей, но они никак не затрагивают ее и не будят в ней никаких чувств.
Раскольникову она предлагает грабительскую цену.
Идея Раскольникова «тварь ли я дрожащая или право имею» тоже буржуазного происхождения. Ибо буржуазная мораль сводится к тому, что для наживы не существует морали.
Не только Наполеон перешагивал через горы трупов, стремясь к цели, так же, конечно, в гораздо меньших масштабах, поступает и буржуа, которого не могут остановить чужие слезы, беды и смерти. Они презирают и не приемлют страдания людей, люди для них лишь материал для обогащения. И только в этом смысле они проявляют к ним интерес.
Первый свой визит в Петербурге Лужин наносит Раскольнику. Раскольников и Лужин – антиподы, но они и близнецы-братья. Цели у них разные: у Раскольникова – сверхчеловек, у Лужина – обогащение. Первый человек идеи, второй сугубый материалист. Путь к этому – это перешагнуть через нравственность, через Бога в душе, когда всё дозволено, когда я право имею, когда все остальные – твари дрожащие. Лужин это делает с необычайной легкостью, ибо его единственный бог – это капитал, который вознесет его над всеми, сделает его сверчеловеком, которому, повторюсь, всё дозволено. А вот опыт Раскольникова оказался неудачным, он не буржуа, буржуазная ржа не разъела его душу, что и дает надежду на его возрождение, которое Достоевский не показал, потому что это была бы уже тема другого романа.
Но почитаем «Зимние заметки», которые звучат особо актуально в наши смутные времена. Хотя бы в незначительных отрывках.
«Сколько раз, проходя бульвары, где столько громадных магазинов с галанте-рейностями, я мечтал про себя: вот бы напустить сюда русских барынь и… но о том, что следует дальше, лучше всего знают приказчики и старосты в орловских, тамбовских и разных прочих губерниях. Русским вообще ужасно хочется показать в магазинах, что у них необъятно много денег. Зато находится же на свете такое бесстыдство, как например в англичанках, которые не только не смущаются, что какой-нибудь Адонис, Вильгельм Телль забросал для них весь прилавок товарами и переворотил весь магазин, но даже начинают — о ужас! — торговаться из-за каких-нибудь десяти франков. Но и Вильгельм,Телль не промах: уж он отмстит за себя и за какую-нибудь шаль в тысячу пятьсот франков слупит с миледи двенадцать тысяч, да еще так, что та остается совершенно довольна. Но, несмотря на то, буржуа до страсти любит неизъяснимое благородство. На театре подавай ему непременно бессребреников. Гюстав должен снять только одним благородством, и буржуа плачет от умиления. Без неизъяснимого благородства он и спать не может спокойно. А что он взял двенадцать тысяч вместо тысячи пятисот франков, то это даже обязанность: он взял из добродетели. Воровать гадко, подло, — за это на галеры; буржуа многое готов простить, но не простит воровства, хотя бы вы или дети ваши умирали с голоду. Но если вы украдете из добродетели, о, вам тогда совершенно всё прощается. Вы, стало быть, хотите составить состояние и накопить много вещей, то есть исполнить долг природы и человечества. Вот почему в кодексе совершенно ясно обозначены пункты воровства из низкой пели, то есть из-за какого-нибудь куска хлеба, и воровство из высокой добродетели. Последнее в высочайшей степени обеспечено, поощряется и необыкновенно прочно организовано.
Почему же, наконец, — опять-таки я всё на прежнее, — почему же, наконец, буржуа до сих пор как будто чего-то трусит, как будто не в своей тарелке сидит? Чего ему беспокоиться? Парлеров, фразеров? Да ведь он их одним толчком ноги пошлет теперь к черту. Доводов чистого разума? Да ведь разум оказался несостоятельным перед действительностью, да, сверх того, сами-то разумные, сами-то ученые начинают учить теперь, что нет доводов чистого разума, что чистого разума и не существует на свете, что отвлеченная логика нсприложима к человечеству, что есть разум Иванов, Петров, Гюставов, а чистого разума совсем не бывало; что это только неосновательная выдумка восемнадцатого столетия. Кого же бояться? Работников? Да ведь работники тоже все в душе собственники: весь идеал их в том, чтоб быть собственниками и накопить как можно больше вещей; такая уж натура. Натура даром не дается. Всё это веками взращено и веками воспитано. Национальность не легко переделывается, не легко отстать от вековых привычек, вошедших в плоть и кровь. Земледельцев? Да ведь французские земледельцы архнсобственннки, самые тупые собственники, то есть самый лучший и самый полный идеал собственника, какой только можно себе представить. Коммунистов? Социалистов, наконец? Но ведь этот народ сильно в свое время профершпилился, и буржуа в душе глубоко его презирает; презирает, а между тем все-таки боится. Да; вот этого-то народа он до сих пор и боится. А чего бы, кажется, бояться? Ведь предрек же аббат Сийес в своем знаменитом памфлете, что буржуа — это всё. «Что такое третье сословие? Ничего. Чем должно оно быть? Всем». Ну так и случилось, как он сказал. Одни только эти слова и осуществились ил всех слов, сказанных в то время; они одни и остались. А буржуа всё еще как-то не верит, несмотря на то, что всё, что было сказано после слов Сийеса, сбредило и лопнуло, как мыльный пузырь. В самом деле: провозгласили вскоре после него: Свобода, Равенство, Братство. Очень хорошо с. Что такое Свобода? Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать всё что угодно в пределах закона Когда можно делать всё что угодно? Когда имеешь миллион. Дает ли свобода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без миллиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает всё что угодно, а тот, с которым делают всё что угодно. Что ж из этого следует? А следует то, что кроме свободы, есть еще равенство, и именно равенство перед законом. Про это равенство перед законом можно только сказать, что в том виде, в каком оно теперь прилагается, каждый француз может и должен принять его за личную для себя обиду. Что ж остается из формулы? Братство. Ну эта статья самая курьезная и, надо признаться, до сих пор составляет главный камень преткновения на Западе. Западный человек толкует о братстве как о великой движущей силе человечества и не догадывается, что негде взять братства, коли его нет в действительности».