Читать далее →

Жила-была Правда. Своего дома у неё не было, вот и ходила она по людям в надежде что, быть может, кто-нибудь отважится и пустит её жить к себе, ведь, известно, невесело быть одной на свете, даже если ты – Правда!

Странничала Правда без устали по земле, стучалась в дома – большие и малые, богатые и бедные – но нигде не находила себе приюта. Где-то ей попросту не открывали, потому что привыкли не открывать перед чужими свои дубовые и железные двери, а где-то Правду пускали только на порог, оглядывали её с головы до ног – худую, голую, некрасивую – и, разобравшись в чем дело, выгоняли прочь. Не отчаивалась Правда и шла к другим домам, где её, случалось, жалели и даже сажали с собой за стол. Сидела Правда рядом с хозяевами – тихая, некрасивая – и ничего не ела, сидела, не проронив ни одного слова в ответ на участливые расспросы. Переглядывались тогда между собою сердобольные люди, и жалость в их сердцах неизменно сменялась сначала неловкостью за Правду, а потом раздражением на неё. «Хоть бы оделась она, что ли…» – думали, глядя на неприлично голую Правду, люди. «А вдруг соседи зайдут – что скажут?!» – начинали затем беспокоиться они. И вовсе не злые люди доставали из сундуков свои старые одежды, те, которых не было жалко, и, страшась принять её такой, какая она есть – голой и одинокой – надевали их на Правду. Только ничего у них не получалось: в один миг сгорали одежды ярким огнём на её худом некрасивом теле, и Правда оставалась, как и была всегда, голой и неприкаянной. Вот тогда-то люди не на шутку пугались трудного её характера, а, главное, пугались своей дальнейшей жизни рядом с такой Правдой, и, в конце концов, вздыхали они виновато, да и выставляли странную гостью свою за порог.

И пришло такое время, когда отчаялась Правда гулять по свету, видя, что обошла уже все дома и что остался на её пути только один домишко, самый последний. Села Правда на пригорок и подумала, глядя на его продымленную временем крышу: «Если и здесь мне не будет приюта – уйду насовсем с земли! Может и вправду лишняя я на свете, и без меня здесь, действительно, жить лучше…»

Так Правда постучалась в окошко последнего дома. Ей открыл Человек, одинокий и грустный – и сразу узнал Правду, потому что думал о ней давно и давно искал её всюду. Испугался он от неожиданности, но нашёл в себе силы улыбнуться Правде, голой и некрасивой, а потом впустил её в свой дом. Вошла Правда, села на пол, потому что лишних стульев в доме у Человека не было, так как жил он давно один и уже на то не надеялся, что когда-нибудь кто-нибудь будет жить с ним вдвоём. Ничего не спросил Человек у Правды, как это пытались всегда сделать все остальные люди на свете, не стал он и прикрывать одеждой её худое и одинокое тело, просто принял её такой, какая она есть, потому что давно уже ждал её прихода.

И всё-таки очень страшно было его человеческому сердцу оставаться впервые один на один с голой Правдой, ведь оно знало и то, что она, в конце концов, или убьёт, или отнимет последнюю надежду навсегда, и что теперь к нему, принявшему к себе Правду, не придёт побрататься уже никто, ведь, весь свет уже успел от неё отказаться! Волосы дыбом встали на его голове, но мужественный человек не отвел взгляда от дорогой гостьи, а, наоборот, заглянул поглубже своими живыми карими в бездонные вечные глаза Правды – ведь он был последним Человеком на её земном пути!

Долго они говорили с Правдой, не проронив ни одного слова – лишь глазами – и сердце человеческое сначала чуть не разорвалось от неодолимой силы этого разговора, так что ему уже стала видна смерть, стоящая в дверном проёме, но потом оно вдруг излечилось этою же силой – и Человек заплакал. Может быть, он плакал в последний раз в своей жизни, а неуверенная доселе в себе Правда, сама поверив в то, что она – Правда, плакала в первый – кто знает! Но только после этого обоим им стало легко и спокойно.

Правда свернулась клубком в уголке на полу и заснула, а Человек, чтоб получше привыкнуть, поглядел на неё ещё немного – бедную, горькую, некрасивую – и глаза его от этого взгляда погрустнели и посветлели навеки. Разжёг он огонь в очаге и сел за стол писать Сказку о Правде, чтобы хотя бы потом, после его одинокой смерти, люди нашли и прочли эту самую правдивую сказку о голой и некрасивой Правде и чтобы узнали они или хотя бы почувствовали, какая она есть на самом деле, и, может быть, захотели отыскать её и попросить у неё прощения, если к тому времени Правда будет ещё жива, конечно.

Читать далее →

Это было давно. Земля была еще совсем молодая и молодыми были люди, жившие на ней. Всё, что бы не случалось на Земле, происходило в первый раз. И не было предела человеку в его радости и не было предела ему в горе, к которому тогда ещё никто не умел и не успел привыкнуть.

Однажды на эту юную, познающую саму себя Землю, в один из её веселых искренних праздников спустился с небес Ангел. Это было тоже в первый раз. И люди очень удивились его странным сверкающим одеждам, неизменно прекрасному лику, а, главное, – нездешнему взгляду, от которого становилось так тревожно и так больно в груди, будто ты вдруг понимал, что потерял навсегда нечто бóльшее, более всего в жизни любимое и будто найти это уже нет никакой надежды. Но Земля была еще молодой, а праздник таким веселым, что люди сумели выдержать этот взгляд и не поддались его нездешнему очарованию. Они засмеялись и, схватившись за руки, закружились в бешеном хороводе, искренно, по-молодому радуясь жизни, а тихий белый Ангел остался один среди разноцветной толпы – и только одежды его колыхались от ветра, усыпая молодую Землю седыми серебряными звездами.

«Неужели мне не удастся их остановить?! – подумал Ангел, и печали в его глазах не стало больше, хотя и не стало меньше. – Неужели я не смогу никого из них заставить полюбить Нездешнее, а потом взять и открыть полюбившему его Вечную Тайну?!»
Но люди, мчащиеся мимо, были все на одно лицо, и среди них отыскать того, кто бы смог полюбить Нездешнее было не под силу даже нежному Ангелу, в первый раз спустившемуся на молодую, не знающую саму себя Землю. И тогда Ангел закрыл свои глубокие печальные очи и… превратился вдруг в веселого лукавого Волшебника с горящим взглядом и хитрыми, приученными к ловким фокусам руками, чьи радужные одежды разлетелись в воздухе, и с них посыпались на молодую наивную Землю уже не холодные серебряные звёзды, а тёплое жёлтое золото.

И люди ахнули и остановились. Они еще никогда не видели ничего подобного, ведь Волшебник с магнетическим взглядом стал творить невообразимое: только одним взмахом руки он превращал день в ночь, цветы в бабочек, Луну в Солнце – и наоборот. В считанные секунды он усыпал Землю настоящим золотом и превратил воду в реках в виноградный сок, а потом и сам на глазах у всех превратился из красивого старика в еще более красивого юношу, стройного, смуглого с горящим взглядом, так что люди не смогли уже устоять перед чарами его лукавых глаз и назвали фокусы Волшебника чудесами! Наконец, Ангел, скрывшись под видом Волшебника, стал продавать людям за все то же устилавшее Землю золото Семена Счастья и Семена Несчастья, зная, что большинство, конечно, купит первые, но надеясь, что кто-нибудь, может быть, все-таки купит вторые, ибо только узнав в полной мере Несчастье, считал Ангел, можно полюбить Нездешнее и увидеть свет его Вечной Тайны.

И, вправду, люди покупали лишь Семена Счастья, и скоро у ловкого Волшебника не осталось ни одного счастливого зёрнышка. Да и покупателей больше не находилось, ведь Семян Счастья было поровну на всех. Как вдруг к Волшебнику подошел один грустный, непохожий на остальных веселых людей Мальчик и попросил продать ему, как и всем, Семян Счастья.

– У меня не осталось ни зёрнышка, – растерянно ответил ему Волшебник, роясь в карманах и удивляясь, так как и Семян Счастья, и Семян Несчастья непременно должно было хватить поровну на всех людей, живущих на молодой тогда еще Земле.
– Видно, кто-то схитрил и взял твою долю Счастья, Мальчик, – сказал ему Волшебник. – Почему же ты не поспешил за ней, как все люди?
– Я сочинял стихи, – ответил Мальчик, – и мне казалось, что все остальное – ничто перед этим.
– Вот как?! – обрадовался Волшебник. – Тогда тебе не нужно Счастья! – сказал он ему, улыбаясь. И, продав Мальчику, единственному из всех людей Семян Несчастья, растворился в воздухе, как будто его никогда и не было…

Прошло двадцать лет. Из Семян Счастья на всей уже немного повзрослевшей, но все еще молодой Земле выросли бесчисленные Сады Жизни. В них были Деревья Встреч и Деревья Разлук, Цветы Любви и Цветы Печали, Трава Юности и Трава Старости – и люди с удовольствием гуляли по этим садам, ели порой сладкие, а порой горькие плоды, взращенные в них, и ни на что не жаловались. Они следили за прекрасно обставленной Кем-то Неизвестным, но, безусловно, Всемогущим, сменой времен года и менялись сами, подчиняясь все той же великой Воле, устроившей Мир по такому и только такому, никем из живых не разгаданному Закону.

А из Семян Несчастья вырос только один колючий Куст Неудовлетворенности. Он был очень верен своему хозяину: долго не цвел, все требовал воды, не давая ему покоя, и в награду больно и до крови колол руки посадившему его. Это было невыносимо – и порой казалось, что Куст Неудовлетворенности не способен цвести вообще.
Но однажды утром, когда Земля повзрослела еще чуть-чуть, теперь уже не Мальчик, а взрослый, ищущий не Вечного Счастья, а Мгновенной Истины Человек, увидел, как на колючках распустился самый первый на свете нежно-белый Цветок Откровения. В его вымытой небесной росой чашечке было Зеркало, заглянув в которое, он вдруг встретил внезапный взгляд – то ли свой собственный, то ли того самого Ангела, а то ли взгляд Кого-то еще, Бóльшего, говоривший о самом главном, о Бесконечном Воскрешении, в котором и была разгадка Тайны Нездешнего!
И вот тут безболезненно ушли в Вечность бесплодные ночи и дни, сошли с рук, как будто растаяли, свежие царапины, а силы вновь вернулись к Человеку нерастраченными, как и прежде…

С тех пор на старой уже, много перевидавшей, страшно усталой, но так и не познавшей саму себя Земле, Цветов Откровения выросло немало. Но и теперь тому, кто увидит их хоть раз, Счастья больше не нужно и больше ничего уж на свете ему не нужно, кроме все новых и новых белейших цветов, очень долго и по-прежнему только из Семян Несчастья растущих.

Читать далее →

Жили-были на Земле люди. Рождались они и умирали, но прежде чем умереть, люди многое успевали: смеяться и плакать, строить и разрушать, встречаться и расставаться, любить и ненавидеть – и всему этому было свое время и свой срок. Разными были люди: одни жили и растили детей, другие писали про это и многое другое книги – и у каждого была своя судьба, на которую жаловаться у людей принято не было, так как была она, в общем-то, всегда и ко всем справедлива. Так жили люди и умирали без сожаления, потому что знали , что живет на Той Стороне Земли слепая старуха по имени Судьба и несмотря на свою слепоту безошибочно и без устали вышивает разноцветными нитками бесконечный ковер, где еще вдоволь хватит места для новых и новых узоров, ни один из которых не повторяется и не бывает случайным…

Но вдруг что-то произошло. То ли устала старуха, то ли и впрямь стара Судьба стала и сама запуталась в собственных узорах, но на Этой Стороне Земли вдруг начали происходить невиданные прежде вещи. Люди рождались, росли, им, как всегда, снились другие люди, те, которых они пока не знали, но с которыми обязательно должны были встретиться и жениться или выйти за них замуж. Но время уходило, а суженые не появлялись. И приходилось женщинам идти замуж за других, чтобы не остаться старыми девами, а мужчинам – на ком-нибудь жениться, лишь бы убежать от одиночества и продолжить свой род. Так и забывали люди о своих суженых навсегда и часто, даже если сталкивались с ними потом, не узнавали их в толпе, проходя мимо. А кто помнил, те хоть и встречались, но слишком поздно, когда уже были у них свои семьи – и не радостно становилось людям от таких встреч, а только очень больно, так что плакали они, обнявшись, а что делать не знали.

Другие же люди не хотели сдаваться. Они не женились и не выходили замуж за кого попало, а терпеливо ждали своих единственных, однажды приснившихся во сне. Эти люди старились и по капельке теряли надежду, но все равно продолжали верить – и правильно делали, потому что, в конце концов, воздавалось им по их вере, и встречались они на огромного земле, но только так поздно, что и времени у них не оставалось, чтобы порадоваться этой встрече. Они тоже обнимались и плакали, глядя в глаза друг другу, чувствуя как кружится за их спинами смерть и смеется над ними в голос.

Третьим тоже было невесело. То спешили они рождаться на свет, то опаздывали.
Ждет мужчина свою суженую, а она еще только родилась. Вот и встречаются на одной из земных дорог юная девушка и глубокий старик: стоят и плачут от бессилия перед своей судьбой. Только одной ей все было нипочем. Сидела старуха в своем доме на Той Стороне Земли, слушала, как она скрипит, поворачиваясь с одного бока на другой, да и вышивала свой бесконечный ковер, на котором ни разу ни один из узоров не повторялся, как прежде.
И дела ей не было до того, что происходит на Этой Стороне Земли.

А на ней в это время снова встретились двое. Приснились они друг другу когда-то,
почти еще в детстве, и с тех пор ни на миг не забывали своего чудесного сна. Долго искал Мужчина по свету любимую. Сильный он был и красивый, и душа у него была сильная: столько ночей и дней одиноких она претерпела и не забыла своей великой мечты! А Женщина была еще красивей, и душа у нее была тоже сильная: умела она любить и ждать, отпуская без сожаления дни и годы в пропасть с названием Прошлое.

И, вот, посмотрели они друг на друга, вздрогнули и узнали, хоть оба и изменились с тех детских лет. Да они бы узнали друг друга, если б даже тьма веков прошла, прежде чем они встретятся вновь, потому что любили и ждали друг друга всегда! Взялись они за руки, но… лишь заплакали, потому что услышали, как стучится в дверь, пока еще робко, та самая смерть, что вечно шпионит за всеми, а особенно за истинно влюбленными, и приходит именно в тот момент, когда ее не ждут, когда счастье еще не нагостилось в дому, а только-только вошло и раскрыло для объятия руки.

Задрожали сердца у влюбленных, закричали они от боли, возмутившись несправедливостью такой судьбы.

Крепко обнял Мужчина Женщину и сказал ей:
– Не плачь, любимая, не отдам я тебя даже самой Судьбе. Сам пойду к ней на Ту Сторону Земли и узнаю, что там случилось такое, что людям счастья не стало, лишь одни слезы кругом!
– Нет! – закричала Женщина и сильнее прижалась к мужу. – Никуда я тебя не отпущу! Я не справлюсь одна со смертью, ведь она скоро начнет ломиться в нашу дверь!
– Ты не одна: я с тобой! – сказал Мужчина. – И я буду с тобой всегда, даже если Судьба не станет меня слушать и убьет, я все равно буду с тобой, потому что ты – моя судьба, и никто ничего не сможет с этим сделать. Как бы он ни хотел этого.

Так сказал Мужчина, блестя глазами, в которых еще не высохли слезы, и ушел на Ту Сторону Земли за своей судьбой.
А там было темно, хоть глаз выколи. Долго и наощупь пробирался смелый Мужчина по тернистым дорогам, ведущим к жилищу Судьбы, пока, наконец, не пришел к цели.
– Здравствуй, Судьба! – крикнул он в самое ухо древней старухе, склонившейся над узором лет и жизней.
– А?! – вздрогнув, ответила Судьба, но работы не выпустила. И тут сильный Мужчина понял, что она только что проснулась, видимо давно задремав под вековечный мерный скрип поворачивающейся с одного бока на другой Земли по причине своей старости, ведь, действительно, стара уже была старуха Судьба.
Улыбнулся Мужчина ей, как улыбнулся бы он своей родной бабушке, хоть и не могла слепая Судьба увидеть этой улыбки, и вернулся к своей жене.

– Поживем еще… – сказал он ей устало и прижал к своему сильно бьющемуся сердцу. А она заплакала от счастья вместо того, чтобы засмеяться, ведь она была женщина и знала настоящую цену Любви…

Вот Старуха Судьба и проснулась. И сейчас она не дремлет над своим ковром. А это значит, что надо торопиться и нам любить, но и помнить, что она уже не та, что была прежде, и в любой момент может заснуть снова – и тогда кому-нибудь из нас надо будет найти в себе силы отправиться в незнакомый путь на Ту Сторону Земли и разбудить старую Судьбу, чтобы хоть иногда, хоть на время, но случалось на Земле Счастье.

Жила-была Смерть.

Давно она жила на свете: многих людей знавала, и многие люди знали ее. Все боялись Смерти, всех Смерть одолевала – потому и была она всегда веселой и довольной.

Но прошло время, и почудилось Смерти, что не так уж  стали бояться ее люди, как раньше. Потеряла она прежний покой и решила, во что бы то не стало, восстановить свое право страшить всех и вся.

Собралась Смерть в дорогу – а собраться ей было: только подпоясаться – и полетела по белому свету, заглядывая в окна человеческих домов.

В одном из них она увидела, как Дети играют в похороны. Они только что оторвали пойманной мухе крылья и лапки, а потом закололи ее булавкой и теперь закапывали в цветочном горшке, положив в чашечку сорванной фиалки, как в маленький гроб. Посмотрела Смерть на Детей и решила, что здесь ей делать нечего…

В другом окне она увидела Старика. Он сидел в кресле по-младенчески голубыми глазами глядел в такого же цвета небо. От Старика пахло теплым свежим молоком, а для Смерти это был самый невыносимый запах. Испугалась она и решила, что и здесь ей делать нечего…

Долго-долго летала Смерть, заглядывая в дома к людям, пока не настала ночь. И тут она увидела еще одно окно, последнее, закрытое ставнями с вырезанными в них сердечками. Под ним стоял Юноша. Он играл на лютне и высоким чистым голосом пел о Любви. Старая Земля, затаясь, слушала эту чудесную песню, но не радовалась, а тихо плакала теплым ласкающим дождем, потому что песня-то была не совсем похожа на те, что выводят соловьи в июньские ночи и на те, которыми по веснам славят Бога лягушки – в ней были печаль и одиночество, те самые, которым, кажется, ничто и никогда не в состоянии помочь.

Дождь вымочил одежду Юноши насквозь, струны лютни лопнули, но ставни окна с льющимся  через вырезанные в них сердечки светом так и не раскрылись.

Обрадовалась Смерть: наконец-то она нашла повод показать свою силу! Подлетела она к Юноше, обняла его и крепко-крепко поцеловала прямо в нежные живые губы. Вскрикнул Юноша, хватаясь за сердце, и упал мертвым на землю… Да вот только Смерть просчиталась: она сама умерла вместе с ним.

С тех пор ее никто нигде не видел. Но, если она вдруг появится, знайте: Смерть там, где Любовь, но там же, где Любовь, конец Смерти.

Была на земле счастливая страна. Ну, если не счастливая, то, во всяком случае, благополучная. Все было в стране хорошо: и добрый король, и работящий народ, и умная природа, именно умная, потому что дождь в ней шел только тогда, когда его требовали сады и нивы, а солнце светило тогда, когда оно нужно было земле и людям. И так было бы, наверное, всегда, даже по сей день. Но ничто, как известно, не может длиться вечно, и поэтому однажды в обычный и, как полагается в подобных случаях, ничем не примечательный день все жители счастливой страны были оглушены страшным грохотом, а земля стала вдруг содрогаться под их ногами.

С воплями выскочили они на улицы и увидели, что в самом сердце их королевства, а именно на площади перед дворцом, почти полностью заслоняя его, лежит огромный камень, а в небе напротив зияет огромная дыра, так что весьма справедливо было бы заметить, что и камень и дыра имеют друг к другу далеко не косвенное отношение. Люди так и сообразили, но долго еще стояли молча с открытыми ртами, то поднимая головы к небу, то обращая их в сторону гигантского камня. А, может быть, они молчали еще потому, что на балконе дворца все еще никак не появлялся монарх и, следовательно, не высказывал еще своего суждения по поводу случившегося.

Чем бы это все закончилось теперь не известно, потому что Король все-таки появился и стал разглядывать то камень, то дыру в небе в свою особую подзорную трубу, которая, как утверждали некоторые – разумеется, по большому секрету – способна была «видеть» не только то, что снаружи, но и то, что внутри.

– Это – камень, – после долгого разглядывания произнес Король, а толпа облегченно вздохнула. – Величина его, – продолжал монарх, – говорит нам о том, как велик и могуч наш Творец, который, подкидывая его сегодня утром на своей ладони, заслушался пения птиц в Райском Саду и упустил нечаянно вниз.

«Как умен наш Король!» – подумали все как один люди. И, ведь, правда, трудно не согласиться с этим…

Скоро к камню все привыкли, а Король решил, что это даже очень удобно, когда на площади перед дворцом лежит огромный валун и почти заслоняет ему весь вид на любимую и благополучную державу. Но если бы все закончилось только этим! Так нет же: из дыры в небе вдруг стал лить дождь и, причем, в самое неурочное, самое неподходящее время, когда дождя никому не хотелось и не требовалось, а, наоборот, нужно было солнце и только солнце.

Люди растерялись. Они попрятались в свои дома. А больше всех растерялся Король, да и спрятался он дальше всех, но это, наверное, потому что было ему куда спрятаться. Хотя, надо отдать ему должное: прежде чем спрятаться, Король все-таки успел отдать распоряжение выстроить высокий каменный мост от дворца и до самой границы королевства, чтобы ни одна из двадцати восьми великолепных карет его не смела пылиться во мраке конюшенного двора и Его Величество мог беспрепятственно – разумеется, тщательно зашторив окна! – выезжать в соседние государства, несмотря даже на потоп в своем собственном.

А дождь не прекращался ни на минуту, но и, казалось, припускал все сильнее и сильнее. «Что-то надо делать…» – подумали люди и… стали мастерить лодки. Вскоре там, где раньше были улицы и росли сады, образовались реки и озера, по ним сновали туда-сюда всевозможные лодочки, лодки и даже целые, если так можно выразиться, лодища – словом, кто что смог себе, как это водится, сколотить. На них ездили за покупками на базары и в лавки, на них плавали дети в школы, на них нетерпеливые влюбленные, не дожидаясь благословения родителей, увозили предметы своих воздыханий. Люди привыкли к дождю и умудрялись даже выращивать под ним урожай.

Но в одно прекрасное утро Король, видимо вспомнив о бедственном положении своего народа, а, может быть, даже пожелав чем-нибудь облегчить его участь, после долгого  перерыва решил по традиции торжественно появиться перед ним на своем балконе. Но так как камень все еще продолжал заслонять ему почти весь вид на страну, он решил с помощью придворных перебраться на него, благо это было совсем не трудно, так как этот самый «камешек», которым играл, по мнению Короля, Господь Бог в то неладное утро, доставал до самого балкона и был даже чуть выше. Королю стоило лишь перелезть через перила, чтобы очутиться на его крепкой почти гладкой поверхности. И тут он ахнул: везде вода, люди плавают на лодках и вовсе не бедствуют, а смеются, подставив лица дождю, обходясь без зонтиков, привыкнув к нему, как к родному. Король даже обиделся немного. «Безобразие!..» – подумал он, потому что и сам он забыл захватить зонтик. Ощутив, как две прохладные капельки закатились за шиворот его великолепного воротника, он поспешил обратно в свои покои, а через час в стране был объявлен новый королевский указ. По всем  площадям, ставшим теперь уже озерами, в изящных гондолах разъезжали глашатаи и читали его всем, кто попадался на их пути: «Его Величество Король (далее шло имя Короля, сопровождаемое длиннющим перечислением всех его титулов и регалий) своим Высочайшим повелением в виду облегчения страданий своего возлюбленного народа от разгулявшейся стихии постановляет: 1) небо зашить; 2) отдать полкоролевства и дочь-Принцессу тому, кто отважится это сделать».

Люди слушали, пожимали плечами и недоумевали, одни по поводу того, как это можно зашить небо, другие – почему это Король не ограничился полкоролевством, а присовокупил сюда еще и свою дочь, истинную красавицу, которая сама по себе была богатством гораздо бóльшим не только чем полкоролевства, но и чем все королевство вместе взятое. Хотя, наверное, именно поэтому несколько юношей все-таки задумались над указом. Они готовы были испытать судьбу и зашить небо. Да беда была лишь в том, что никто из них не знал, как туда забраться…

Небо так и оставалось незашитым, Принцесса незамужней, Король неспокойным, дождь неутомимым, юноши безнадежно влюбленными, а народ безразличным, пока в стране не появился новый человек.

Это был Рыцарь, которого однажды позвало в путь его же собственное сердце, жаждущее счастья и покоя. У Рыцаря были печальные глаза и тонкие пальцы, которыми он перебирал струны своей гитары – и странная волшебная музыка, льющаяся из-под них, как нельзя шла к этим глазам, к этим пальцам и к этому бесконечному дождю. Она повествовала о том, что очень долго Рыцарь бродил по свету, так долго, что с тех пор, когда он впервые отправился в путь, прошла целая вечность, но нигде, нигде еще сердце его не находило счастья и покоя; она повествовала о боли, для которой в этом сердце не было уже места, а еще она повествовала о Предчувствии, свидетельствующем о том, что все скоро кончится покоем вечным и, может быть, вечным счастьем.

Рыцарь шел ко дворцу прямо по каменному мосту, специально выстроенному для двадцати восьми королевских карет, а люди слушали его песню и плакали. Заплакала в своей одинокой спаленке и Принцесса. Она выбежала на балкон, чтобы посмотреть на того, кто нарушил ее покой, но камень загородил ей певца. И тогда девушка перелезла через перила и ступила на него, но, сделав всего лишь два шага, поскользнулась и упала, увы, не в воду, а на твердую поверхность моста, выстроенного ее отцом исключительно для своих двадцати восьми великолепных карет. В это же мгновенье Рыцарь вскрикнул, и гитара, выпав из его рук, об этот же мост со звоном разбилась. Он подбежал к Принцессе, понимая, что Предчувствие вот-вот сбудется. Но оно уже сбылось. Девушка была мертва, а у него не было даже гитары под рукой, чтобы выплакать свою боль, как он это делал раньше. И тогда он поцеловал Принцессу в мокрые от неутешного дождя губы, взлетел в небо, потому что теперь знал  как это делается, зашил его алмазной иглой с золотой ниткой, зашил крепко, так, чтобы никогда уже в эту дыру не попадало никаких камней, а потом взял свою возлюбленную на руки и, как потом утверждали очевидцы, исчез, будто растворился в воздухе, насовсем.

Дождь прекратился. Теперь он снова стал идти только тогда, когда в нем была необходимость. В другие же дни, как и требовалось, светило солнце. Люди позабыли про свои лодки и опять вспомнили про сады и нивы. Они по-прежнему с удовольствием работали и с удовольствием отдыхали, не обращая внимания на своего Короля, который к тому времени уже снял траур по дочери и, как и весь народ в королевстве, забыл про камень, так и оставшийся лежать перед дворцом, загораживая монарху почти весь вид на его богатую, благополучную, как и раньше, счастливую страну.

Вы спросите: а правда ли, что этим «камешком» играл Бог, да и уронил его случайно на землю?.. Кто знает… Но мы обязательно узнаем об этом, как и обо всем другом, только после.

В одной красивой стране жила Девушка. У нее были синие, как небо, глаза и золотые, как пшеница, волосы. Похожих на нее девушек было в красивой стране много, и, все-таки, эта была особенной, потому что однажды весной Девушка взлетела в воздух и с этих пор, будто разучившись ходить, стала летать.

Тут все и началось.

Сначала люди удивились и не поверили своим глазам. Потом они стали думать и долго не могли придумать, что бы это могло заставить человека, существо, предназначенное отнюдь не для полетов, вдруг оторваться от земли и полететь, как летают птицы. И хотя людям не было до этого особенного дела – а, может быть, именно поэтому – решили они разгадать тайну Летающей Девушки.

Каждый день люди собирались на главной площади своей страны и наблюдали, как парит в небе маленькая Девушка, слепя всех развевающимися по ветру отливающими на солнце золотом косами – но разгадки не находили.

А Девушка забыла обо всем: о своей прошлой жизни, о том, как она ходила по земле, опустив голову, не видя этого бескрайнего неба, похожего цветом на ее глаза, этой зеленой травы на лугах и о том, как она пряталась от солнца – ведь теперь жар еще больший, чем солнечный горел у нее в груди и она не боялась сгореть в нем!

Но однажды кто-то в толпе произнес два слова, два тихих слова, которые объяснили людям сразу все.

– Она ведьма, – сказал какой-то мальчик, облизывая леденец на палочке.

– Она ведьма?! – вся толпа повторила громким шепотом.

– Она ведьма!!! – закричали все, показывая руками в небо.

А вечером того же дня королю той страны предъявили донос, в котором благонадежные граждане доводили до сведения своего монарха, что в его стране появилась злая и коварная колдунья, которая хочет посягнуть на благополучие самого Его Королевского Величества и на жизнь его добропорядочных подданных.

Ночью Девушку забрали из дома и бросили в тюрьму.

– Ты ведьма? – спрашивали на допросах у нее.

– Нет, – отвечала Девушка улыбаясь.

– А почему ты тогда летаешь? – допытывались у нее.

– Не знаю, – отвечала Девушка, – наверное, потому что умею и потому что хочется… – и синие глаза ее загорались загадочным огнем.

«Она созналась!» – доложили королю. И через три дня красавицу сожгли на главной площади. Те же самые люди, которые, задрав головы, следили за тем, как она летала высоко над землей, стояли теперь и смотрели, как поднимается к месту казни тоненькая Девушка с распущенными золотыми, как солнце, волосами и крепко связанными руками за спиной, наверное, для того, чтоб ненароком опять не взлетела. Они даже особо не радовались, что распознали ведьму и спасли этим самым свои жизни и жизнь своего короля, потому что не было им, в общем-то, до этого особого дела…

На следующий день на большой королевской охоте один из прославленных королевских стрелков  поднял лук и выпустил стрелу в затравленного медведя. На полпути к цели стрела вдруг повернула в сторону и пробила грудь молодого наследника престола, шестнадцатилетнего Принца, юноши с синими глазами и золотыми, как хлеб, локонами. Не улыбавшийся все последние дни мальчик засмеялся и упал в густую траву, смяв спрятавшиеся в ней мокрые от росы ландыши.

Странное совпадение осталось незамеченным, а, между тем, именно в нем и была разгадка тайны.

На берегу синего моря стоял замок, а в замке жила Принцесса. Не было ещё на свете женщины прекрасней, но не было и холодней.

Каждый вечер на закате дня она выходила на балкон, садилась расчесывать косы и смотреть, как тонет в море оранжевое солнце, рассыпающее по воде золотые искры точь-в-точь такого же цвета, как и ее волосы. И каждый вечер, как сама она за солнцем, неведомо для нее из-за прибрежного камня следили за Принцессой два глаза – жарких, бессонных – смежающихся только тогда, когда девушка вставала и уходила с балкона в дом.

«Морское Чудовище», так называли это черное бесформенное существо с выпученными глазами и огромной челюстью. Да оно и являлось настоящим чудовищем: жестоким, жадным, плотоядным! Но впервые при виде человека оно желало не нападать и рвать на части, а желало смотреть  – и только – и из этого следовало одно: Чудовище полюбило прекрасную Принцессу.

Постепенно оно перестало есть рыб и утаскивать на дно неосторожных купальщиков, а все время сидело за огромным прибрежным камнем и смотрело на высокий балкон, ожидая, когда выйдет на него златокудрая неземной красоты девушка смотреть на вечернее солнце и причесывать свои длинные волосы.

Чудовище никогда не видело себя со стороны и не ведало о собственном безобразии. Ему казалось, что у него вместо липких ядовитых щупалец такие же прекрасные, как у Принцессы, стройные руки и ноги, а вместо страшной раздутой морды – тонкое человеческое лицо. Оно следило а Принцессой и мечтало, как выйдет в один из таких золотых закатов на берег, и Принцесса, сойдя вниз, протянет к нему свои тонкие нежные руки.

И вот однажды вечером, совершенно опьяненное этой мечтой, увидав, что девушка спустилась к морю поискать на берегу перламутровых ракушек себе на ожерелье, Чудовище выползло из-за огромного камня  к ней навстречу.

– Я люблю тебя, – сказало оно нежно. И хоть слова эти были произнесены очень нежно, в его устах они прозвучали как рёв – утробный, грубый для слуха.

Принцесса подняла глаза, но не испугалась, а только удивилась – ведь она была очень холодной и, наверно, поэтому не поняла того, что сказало ей Чудовище. Она пробыла на берегу еще немного, а потом ушла в свой замок, улыбнувшись на прощанье застывшей перед ней черной массе с выпученными глазами и огромной челюстью – ведь она была девушкой не злой, а просто холодной!

А Чудовище отползло за камень, и стало ему сначала грустно, а потом невыносимо больно от того, что ему вдруг стало понятно, что никогда прекрасная Принцесса с легкими золотыми волосами не выйдет к нему навстречу и не протянет к нему свои тонкие хрупкие руки. И страшная жалость овладела им – то ли жалость к себе, то ли к почти хрустальной невесомой Принцессе, которая сидела на высоком балконе, открытая всем ветрам, и каждый вечер, дотрагиваясь гребнем до своих чудесных, будто позолоченных закатом волос, большими глазами глядела на тонущее в море солнце.

И тогда впервые за свою долгую жизнь поглядело Чудовище на небо и стало безмолвно просить его всем своим существом уберечь тонкую прекрасную Принцессу от всяческого горя и дать ей радости и счастья  независимо от того, радостно или нет будет жить ему самому, бедному, безнадежно влюбленному в нее Чудовищу. И просило оно за Принцессу долго и без устали, надеясь и веря, что небо услышит, что небо примет молитву и от такого безобразного, грешного, отвратительного существа, потому что помочь-то ему возлюбленной было больше нечем и потому что надеяться ему больше было не на что.