Утро.

Золотой октябрь.

Озеро замерло, отражая заспанные глаза многоэтажек.

Женщина, лет сорока, полноватая и, наверное, не очень красивая, скромно одетая, сидит на лавочке, покачивая ногой старенькую коляску, переходящую, похоже, от одного поколения младенцев к другому. Рядом, тесно прижавшись к ней, мальчик лет восьми, такой же полноватый и внешне малоприметный, то открывая, то закрывая учебник в клеёнчатой обложке, при этом синхронно то открывая, то закрывая глаза, учит наизусть, шевеля большими губами, заданный в школе стих.

— Да тихо ты, Владика разбудишь, — яростно шипит мать на старшего сына.

— Я вообще молчу, — обиженно надувается мальчик и демонстративно откладывает в сторону книжку.

— Митя, давай учи, а то завтра опять будет, как в прошлый раз…

— И ничего не будет!

— Кому говорю: давай учи!

— Господи, да я и так уже всё знаю.

— Только не надо Господа всуе поминать!

— И так нельзя, и то нельзя, — в глазах Мити стоят слёзы.

— Ладно-ладно, ну, не дуйся, — мама, одной рукой нежно обнимая сына, другой достаёт бутылочку с молоком.

— Чувствует моя душа, сейчас проснётся наш изверг!

Митя давится от беззвучного смеха, закрывая рот пухлыми руками.

— Так, хватит тут веселиться, — мать убирает руку с плеча старшего сына, и сразу же всё её добродушное естество омрачается надменной миной.

— Пожалуйста-пожалуйста, — Митя легко, несмотря на полноту, вскакивает со скамейки, отвешивая низкий поклон.

— «Білка»! — артистично взметнув руку, объявляет чтец.

— Только на полтона пониже! — мамины брови выстраиваются домиком.

— Есть на полтона пониже! — Митя браво щёлкает каблуками и отдаёт честь.

— Чудо ты моё гороховое, — умоляет мама, — да читай уже!

— «Білка»! — на бис повторяет мальчик и начинает читать:

Хвіст трубою, спритні ніжки —

Плиг із гілки на сучок!

Носить білочка горішки

В золотий свій сундучок.

В неї очі, мов горішки…

Из коляски вдруг доносится тоненькое попискивание.

— Так, хватит, буду его кормить!

Митя довольно раз за разом бормочет себе под нос: «В неї очі, мов горішки…»

Тихое попискивание, наконец, сменяет тихое почмокивание. Стало быть, изверг проснулись и завтракают.

— Мама, а можно я уток пока покормлю? — Митина рука тянется к батону.

— Можно-можно, — отмахивается от старшего мать, всецело поглощённая кормлением младшего, — только не весь, что-то на обед оставь!

Митя мигом отламывает треть батона и широким шагом направляется к озеру, оставляя на заиндевевшем за ночь песке первые следы.

Утки, завидя долгожданного кормильца, со всех концов озера на бешеной скорости мчатся к мальчику.

— Утки! — кричит Митя. — Все быстро ко мне! Быстро!!!

Солнце взобралось уже высоко-высоко, и деревья над озером вспыхивают багряным сиянием.

Утки хором охотятся за крошками, выпрыгивая из воды. Воздух наполнен их гортанными криками, брызгами и перьями.

— В неї очі, мов горішки, — озеро еле слышным эхом вторит звонкому Митиному голосу.

Женщина пристально всматривается в плотную фигурку старшего сына, покачивая ногой коляску.

Она улыбается.