Запрыгнув в маршрутку и бросив водителю горсть монеток, она поблагодарила Небо. Успею. Солнце было ещё не так высоко и касалось её щёк. Обернувшись к салону, она поняла, что путешествие на другой край города придётся провести стоя. Тренировка на выносливость. Один из пассажиров снял солнцезащитные очки и беззастенчиво смотрел на её волосы, бросавшие вызов солнцу, на её подбородок, плечи и руки, сжавшие поручень. Таня почувствовала, что румянец выступает у неё на щеках. Хотела отвернуться, но вместо этого просто отвела глаза. Может, ей кажется. Через несколько секунд молодой человек, намерения которого были очевидны и понятны, это читалось в его восторженном взгляде, встал со своего места и сделал шаг в её сторону. И если бы у него в запасе было хотя бы одно лишнее мгновение, он бы вежливо, но несколько развязно, как это свойственно самоуверенным молодцам, успел бы сказать ей: «Садитесь». И, поймав её взгляд, по-доброму, без намёков, улыбнулся бы ей в ответ. Но ни улыбок, ни «Садитесь» не последовало. Едва он встал, его место заняла какая-то цыганка, уже на четвёртом, похоже, месяце беременности, с большой перемётной сумой. Вовремя заметив это, молодой человек промолчал. Насупился. Таня всё поняла и не удержалась от вспышки понимающего, благодарного взгляда в его почти закрывшиеся от встречного солнца глаза. Это окрылило молодого человека, и он сделал ещё один шаг в сторону водителя, ближе к ней. Но разжать пересохшие губы у него не получалось.

Чем ближе был центр, тем больше пассажиров набивалось в маршрутку. Таня уже слышала его дыхание, чувствовала запах туалетной воды, но ни единого прикосновения не было. Когда весь автобус безжалостно топтал друг другу ноги, Таня стояла настолько комфортно, что уже начинала жалеть об этом. Так бы всё и продолжалось, наверное, если бы через пару остановок на пешеходном переходе не замешкался какой-то инвалид. Водитель дал по тормозам, и такого коварства не выдержали бы даже руки Геракла. Молодой же человек больше был похож на Аполлона. Законы механики Ньютона оторвали ноги Тани от рифлёного пола маршрутки и бросили её на грудь молодого человека. Она громко охнула, то ли от неожиданности, то ли от испуга, то ли от неведомого ранее необъяснимого чувства благодарности этим законам. Отталкиваясь от его груди, как приличная девушка, и подняв голову, чтобы сказать: «Извините» Таня увидела, что, закрыв глаза, он смотрит в потолок. И едва успев этому улыбнуться, она почувствовала резкий обратный напор. Молодого человека будто толкнули в спину, и теперь уже он наваливался на Таню. Но он крепко держался одной рукой за верхнюю перекладину поручней и смог устоять. Второй рукой он держал Таню за талию. Она не могла поверить своему молчанию. Через секунду-другую Аполлон разомкнул свои губы:

– Всё-таки в общественном транспорте есть свои прелести.

Таня не нашлась сразу, что ответить, и спросила, немало тушуясь:

– Какие же?

Их диалог тонул в гвалте обще пассажирского возмущения попыткой водителя уровнять человека с дровами. Гвалт был аккомпанементом их первого разговора, их первого объяснения.

– Разве вы не прелесть?

Много лет спустя, точнее, сорок два года, таким же солнечным днём, когда Таня бросит горсть земли в ещё отверстую могилу мужа, в её слезах будет во всех деталях отражаться та сцена. Ведь только из-за неё Таня тогда опоздала к прибытию его поезда.