Рассказ опубликован в журнале РУССКАЯ ЖИЗНЬ

Рассказ опубликован в российском журнале РУССКИЙ ПЕРЕПЛЁТ

Любовь с первого взгляда Кате предсказала популярная в области гадалка. Ехать к предсказательнице требовалось целых три часа рейсовым автобусом, потом плутать по улочкам незнакомого городка, но зато…

Перед гадалкой на столе стояла бутыль с водой. «Видишь, как воск на воде скручивается? Это тебе сделано. Ни один мужчина не может долго с тобой быть. Ты прямо морозом окружена… Ко мне ещё два раза приехать нужно, чтобы полностью порчу убрать. А после этого вскоре и суженого встретишь. Имя его – Николай. У реки. И будет это любовь с первого взгляда».

«Николай у реки», – вот оно как.

Жизнь Кати приобрела новый смысл. Мир теперь для неё был разделен на две части, в одной половине жили Николаи, в другой – остальные, на них внимание можно было больше не обращать. Там же, в ненужной половине жизни, остался и бывший муж, и всё то, что Катя хотела забыть, а забыть хотелось многое. И себя саму, непутёвую, о чём в минуты раскаяния она вздыхала, и тех мужчин, на отношения с которыми надеялась, а оказалось – напрасно. Ей думалось в тот период, что главное в жизни – это найти свою вторую половину.

И вот. Наконец. Поиски суженого облегчены. Даны ориентиры: «Николай», «у реки». Остальное приложится.

Первым Николаем в этой её новой жизни стал приехавший в школу из соседнего райцентра поэт. Он принёс в учительскую вместе со своими стихами запах одеколона и надежду на счастье. В стихах он воспевал что‑то романтическое, смотрел в глаза многозначительно. Он хотел провести в школе свой авторский вечер. Но в учительской никого, кроме Кати, не было. А до звонка на перемену и появления учителей с уроков ждать было долго.

«У реки я родился и вырос,

у реки моя жизнь протекла.

Меня девочки не любили,

ах, зачем меня мать родила…».

 

Дальше читать она не стала:

 

– Так, значит, вас зовут Николай.

– Да. Николай Брыль.

Катя задумалась: имя Николай, и – река. Всё совпадало!

 

Она сосредоточилась для начала на реке.

 

– И вы тут пишете, что родились у реки…

– Я люблю воспевать природу. В поэзии должно быть дыхание. А это и реки, и берёзы, и поля с ромашками, птичками, и все‑все эти наши русские деревенские просторы с навозом, коровами, мужиками пьяными, бабами загорелыми. Вот и получается – у реки я родился и вырос.

– А как река называлась? Волга? Днепр? Или какая‑нибудь речка‑вонючка…

– Это здесь неважно. Главное – вкус и запах. Понимаете? Стихи надо ощущать на вкус. Если речь о реке, то она должна благоухать, так же как душа – лететь. И тогда… Да вы читайте, и сами всё поймёте. В моих стихах много про это.

– А… – Катя побежала глазами по строкам. – А, вот‑вот, ещё про реку.

«В реке так много было слёз,

рекою берег затопило.

Берёзы плакали без слёз,

река все слёзы проглотила…»… Значит, река из слёз. А что. Это интересно. Во всяком случае лучше так, чем речка‑вонючка.

– Вижу, я имею шансы в ваших глазах. Но мы можем продолжить наш разговор на природе. Как понимаю, вам особо нравится – у реки. Там мои вирши для вас ещё громче зазвучат!

И – зазвучали. И когда он помогал ей переступать через ручей между деревцами у оврага, поддерживая за талию, и когда громыхал поезд, а они ждали, чтобы перейти железную дорогу, а он склонялся к её уху и всё читал стихи, и она раздражалась от бьющего ей в ноздри одеколона.

– Твои волосы ветром украдены,

твои руки уходят в дожди,

ты красивая, ты вовсе не гадина,

но шепчу почему‑то «уйди»…

– Ха‑ха!

– Ты прекрасна, Катя, как хорошо ты смеёшься.

Они стояли на платформе, и он уже говорил ей «ты». И Катя с надеждой смотрела на поезд. Вот бы заскочить на подножку вагона и… А может, поэт захочет вернуться в свой райцентр… Но поезд промчался, и можно было переходить по дощатому трапу через железнодорожные пути туда, где начиналась за крышами одноэтажных домов лесополоса, а петляющая дорога вела к селу Завалистое.

Загорелые женщины в обтягивающих полные тела коротких платьях, с набитыми продуктами сумками, обугленные от солнца старухи в платках, сморщенные как луковицы старики в мятых бесцветных брюках и пузырящихся выгоревших майках, мальчишки на велосипедах – все, кто ожидал, когда умчится поезд, забыли про свои семечки и стали переходить на другую сторону.

Она сделала шаг вслед за людьми, оглянулась на Николая. Он медлил. Вот глаза Николая уже близко от её глаз, вот губы его…

– Катя.

В его голосе ей слышалась нежность.

Катя вздохнула, поглядела туда, где виднелся хвост уходящего поезда, сказала через силу:

– Что?

– У тебя такие глаза… ТАКИЕ…

Катя и сама знает, что глаза у неё красивые. Она любит в зеркало на себя смотреть. Она ожидала без интереса комплимента, но пауза затягивалась.

– Какие же у меня глаза? – сказала.

– У тебя такие глаза… ТАКИЕ…– повторил он.

И продолжил:

– У тебя, Катя, склеры жёлтые. Тебе надо проверить печень.

Ей захотелось дико смеяться и рвать на себе волосы. Она смотрела на Николая так пристально, как, наверное, смотрят на привидение. Перл про печень означал для неё единственное. Это – конец романа.

Она порадовалась, что получилось отступить на безопасное расстояние от поэта.

Подумала, что надо запомнить насчёт жёлтых глаз. Такой пенкой нельзя не поделиться с коллегами.

«Мы с тобой вновь одни,

и поёт где‑то пьяный прохожий,

друг от друга всё ждём любви,

но опять всё одно и то же…

Ты опять сама не своя,

да и я снова тихий и робкий,

и давно вокруг тишина,

и сверчок баюкает кротко»…

Он декламировал с вдохновением, дёргал головой, чтобы откинуть падающие на глаза пряди длинных волос, останавливался и поднимал руку, и смотрел вдаль. Она поняла, кого он ей напомнил. Он из тех, кого у них в пединституте не воспринимали всерьёз. На их факультете было всего три парня, и все трое писали стихи, витали в своих мирах и, по мнению студенток на выданье, в женихи не годились.

Распрощаться прямо сейчас? Но как же предсказание гадалки. «А вдруг другого «Николая у реки» не будет?» Расстаться с судьбой казалось делом необдуманным. «Пожалуй, лучше довести дело до конца, чтобы точно знать, тот это человек или нет». И Катя заставила себя согласиться на предложение Николая заглянуть к ней на чай.

В ларьке с вывеской «Минимаркет» он купил коробку конфет «Ассорти», кивнул девушке‑продавщице на её виноватые извинения («Это последняя коробка, упаковочный целлофан порвался, если будете брать, то скидочку сделаем»). А когда вернулись на трассу и шли между рядами колхозных подсолнухов, он снова читал стихи и размахивал коробкой. И конфеты, наконец, посыпались под ноги. Это подняло Кате настроение. Она хватала подтаявшие шоколадные фигурки с земли и запихивала в рот. Николай ужасался. «Микробы, дизентерия, холера, подумай об этом!»

Наконец, они пришли к ней домой.

Нагревать чайник и ждать, пока он закипит, не стали. Николай сказал, что он от любви сам уже кипит как чайник.

«Моя любовь к тебе кипит,

моя любовь как чайник страстный,

и сердце кипятком летит

к тебе, мой голубь распрекрасный».

Кипение любви Николая ей ужасно не понравилось, это напомнило набирающий скорость поезд. Вдруг в самом неожиданном месте поезд резко останавливается, и – ничего, ни станции, ни радости, полный облом.

Следующим Николаем в жизни Кати стал местный дояр, сорокапятилетний холостяк по фамилии, страшно сказать, Куспись. Главным достоинством жениха было заветное, обещанное гадалкой, имя, а также его место проживания – у реки. С ним, как она и предполагала, говорить не требовалось. Просто сидеть у реки и… «Я с бабами не привык. Мне в вас одно понятно. То, что вы бабы». Он моргал, показывал жёлтые зубы в улыбке, вытирал о штаны руки и придвигался поближе… Каждый вечер они гуляли возле реки. Катя хотела только такой вариант прогулок, там, где река, это как‑то успокаивало и давало надежду, что она на правильном, указанном гадалкой, пути.

Дояр с каждой встречей всё больше влюблялся в Катю, о чём и говорил ей на ухо, а его мама передавала Кате гостинцы. Обычно это были пол‑литровые банки со свежей, с домашних кустов, малиной.

Но когда в час расставанья они стояли возле калитки Катиного дома, и он, под стрекотанье сверчков, облитый светом луны, томно клал ей на плечи руки, и голова его, в силу его маленького роста, оказывалась на уровне груди Кати, она понимала: «Не могууу, не могуууу».

И однажды под хор лягушек, покрытая от ночного холода мурашками, Катя пришла в исступление. Она лежала на земле, втягивала ноздрями сырой речной воздух, глядела в переполненное звёздами небо, ощущала на себе чужие руки, и вдруг поняла: «Всё, щас стошнит!» Она оттолкнула кавалера, вскочила и убежала домой.

(В таких саркастических красках она потом, под истерический хохот слушателей, описывала свои приключения на пятничных посиделках учительской компашки).

Как‑то в кабинет к Кате заглянул небритый мужчина в мятых брюках. Стояла тёплая осень. Светило солнце. По пыльным школьным окнам ползали мухи. Было слышно, как в соседнем классе учительница кричит на учеников и стучит указкой по столу. Катя сидела над тетрадями. Гость не по сезону был в длинном плаще, и держал в руках старомодную сетчатую авоську с продуктами. Он рассказал, что шёл мимо, захотел пить, и решил зайти, поискать воды. А потом рассказал, что в своей жизни общался с инопланетянами, и даже не один раз.

А, это из тех, которые с приветом, поняла она. Но, увы, его звали Николай. И просто так свернуть разговор ей показалось делом поспешным и неправильным.

Инопланетный Николай был увлечён такими понятиями, как «Роза мира», описывал свои впечатления во время путешествий в инопланетные миры. Подобные перелёты, как он говорил, ему обеспечивали инопланетяне. И смотрел на Катю взглядом долгим и загадочным. Катя мысленно окружала его огнём (где‑то она вычитала, что мысль материальна, а значит, сделала она вывод, можно надоевших посетителей прогонять из кабинета с помощью таких огненных трюков). Когда зашёл в кабинет завуч, пришлось его мысленно заслонить посетителем, чтобы на завуча не попало уничтожающее пламя. Николай дождался, когда завуч уйдёт, и продолжил повествование. Катя возобновила мысленные опыты с пламенными атаками, тогда Николай замолчал и сказал ей:

– Уберите ЭТО.

«Он раскусил мой огонь», – поняла Катя.

Это произвело на неё впечатление.

Но никаких иных впечатлений она больше не хотела. С «инопланетянином» она смогла вытерпеть только одно свидание, и то потому, что оно так и не состоялось. Они разминулись. Кто‑то из них перепутал время, и возле железнодорожной станции Катя к своей радости так и не увидела человека в плаще. В этом она уразумела «знак свыше». Потом он пытался с ней объясниться, но получил отпор.

Следующим Николаем стал зоотехник‑холостяк. Он привёз Катю на велосипеде к себе домой, чтобы показать, как он живёт. Дом был большой, и внутри вполне нормально. Но Катю интересовал не дом, а его хозяин, понравится ли? С первого раза понять оказалось трудновато. Но зоотехник медлил назначать повторное свидание.

Тогда она переключилась на фермера.

Роман с известным в районе фермером стал последним опытом в череде поиска женихов по имени Николай. Этот мужчина, пожалуй, из всех, испробованных ею Николаев, был наиболее удачным вариантом. Он был хорош и в разговоре, и в манере ухаживать, и внешностью приятный. Катя уже почти было решила, что фермер ей нравится, если бы не конфуз.

В один прекрасный день она с ужасом сделала открытие, что кто‑то заразил её гонореей. Кто именно – сомнений быть не могло: конечно, холостяк‑зоотехник. Вот почему он затормозил со вторым свиданием!

Катя в бешенстве искала встреч с «гадом». И когда на пыльной дороге замаячил его уазик, замахала руками. «Подвезти?» – зоотехник выглянул из окошка. Она сказала ему про гонорею. Ей хотелось наговорить ему много злых слов, но зоотехник сделал удивлённое лицо – «ничего подобного, ты что, куколка моя», помахал рукой и уехал – с улыбкой «на бесстыжей роже».

Больше всего Катю мучила совесть из‑за невинного фермера. Боже мой, я заразила этого прекрасного, хорошего человека! А он мне доверял. А он делал мне подарки. Что делать. Как быть. Она изводила себя переживаниями. И, наконец, решила, что пока не очистит совесть, не сможет дальше так жить. Единственным выходом в этой ситуации она видела следующее: надо написать фермеру открытое покаянное письмо и опубликовать в газете. Именно так посоветовала ей поступить двоюродная сестра Альбина из далёкого южного города, когда Катя по телефону излила ей душу. «У меня была похожая ситуация, – призналась двоюродная сестра. – Я была готова на покаянное открытое письмо своему любовнику, хотела опубликовать в прессе, но, к счастью, венеролог опроверг придуманный мною с перепугу диагноз. У тебя же диагноз подтверждён, так что действуй». Однако с мнением Альбины не согласились учителя – коллеги Кати, и на совете за очередной пятничной рюмкой отговорили Катю «от безумного поступка». Тогда она, уже ни с кем не советуясь, отправила это большое, пространное, на двух страницах, письмо с множеством извинений фермеру домой по почте.

Письмо попало в руки жене.

От развода фермера спасли анализы: гонореи у него не обнаружилось.

Он был жутко обозлён на Катю, но всё же позвонил ей в учительскую, чтобы сообщить про свои хорошие анализы.

На том роман и завершился.

2019 г.

Рассказ опубликован в журнале РУССКАЯ ЖИЗНЬ

Рассказ опубликован в российском журнале РУССКИЙ ПЕРЕПЛЁТ

Рассказ опубликован на авторском сайте Современная Литература

приглашаем в гости: НАТУРАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ