Спрячешься за горизонт, поставив точку…
Рукопожатье здесь совсем излишне.
Мысленно дарю лишь два листочка –
(Благо то, что это записная книжка).

Строки, правда, прыгают безбожно –
Уж прости: в полете не привык.
Это всё, пожалуй, что возможно
Подарить тебе в последний миг.

Как зовут тебя, увы, не знаю,
И моё не спрашиваешь имя.
Словно пробудился ото сна я,
Распростившись с чарами твоими.

Вряд ли вспомнишь ты о стихоплёте.
У него от встречи  закружилась голова…
С ним летела ты в красивом самолёте.
Долгий рейс… Владивосток — Москва.

Видно, так судьба распорядилась,
По порядку нам вручив билеты,
И когда ты рядышком садилась,
В феврале я вдруг увидел лето.

Лайнер, словно бы, застыл вначале…
Наконец, взревев, вперёд пошёл –
Мы сидели, каждый, о своём мечтая,
Отчего-то было очень хорошо.

Юность совершенная витала рядом…
Ни к чему восторженные междометья…
Под лучистым  тёплым   взглядом
Таял разделяющий барьер-десятилетья.

Как-то запросто с тобой заговорили.
К удивлению: непринуждённо и легко.
Показалось даже, что знакомы были
Множество седых земных веков.

Незаметно лет преграду скомкав,
В счастье  окунался  я  с тобою.
Ты же, ласково смеялась – незнакомка,
Погубив улыбкою небесно-голубою.

Далеко внизу туман стелился,
Клубами вздымалась его грудь,
И неистово, безмолвно я молился,
Чтобы нескончаем был  наш путь!

Наша встреча впрямь случайна:
Провиденье к ней приговорило,
Но за что, же, кажется, отчаянно
Свою  душу  щедро  мне дарила?!

Да, преподносила (не было ошибки).
Так бы никакая фея не смогла:
Ласка жеста, взгляды и улыбки…
И потоки света и тепла.

Колдовское исходило на меня участье,
Сердце обволакивало плотно.
Как же для людей весомо счастье!
Даже если оказалось мимолётно.

Мир казался, чист и лучезарен,
Словно жил в твоих глазах.
Был ему я несказанно благодарен:
Девочка, ты чудо в небесах!

Только как Россия ни велика,
Пересечь её едва хватило сил.
На бетоне приземлившись, лихо,
Точку жирную поставил быстрый «ИЛ»

Выходя, пришлось лишь поклониться
Нашему летающему раю.
Как награду, обрету  столицу,
А тебя навеки потеряю.

За тобою громко лязгнут двери
Электрички, может быть, метро.
Снова миру я тебя доверю,
И закружит нас он порознь хитро.

Не спрошу я адреса на память…
Надо твёрдо от мечты отречься.
Как же погасить бушующее пламя?!
Если никогда нам вновь не пересечься.

Как я думал, так оно и сталось.
Испарилась ты в людском потоке,
И осталась лишь безрадостная жалость,
Что полёт несправедливо недалёкий.

Были ль те немыслимые дали?
Был ли долгий путь сквозь синеву?
Было ль счастье? Да и ты была ли…
Там в высоком небе наяву?

Но хоть имя я твоё не знаю,
Память о тебе восторженно жива.
Стала для меня почти родная,
Как и рейс Владивосток — Москва.

1976г.

Audio – сопровождение произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – Охота Борис
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

Долга она слеза осенняя…
Туч пелена по небу стелется.
Затянет всё – и нет спасения,
Что кончатся дожди – не верится.

Борис Витальевич в 1976 год
уехал служить в Белоруссию
через столицу нашей Родины.
Впервые побывал на Красной Площади…

Стоял я и слушал, как били куранты.
Вечер в Москве: девятнадцать ноль-ноль,
И в бое сквозь быстрые времени кванты
Услышал я прошлого радость и боль…

И выстрел «Авроры», начало явивший
Особенной эры, и Ленина глас,
С решимостью миру всему объявивший
О том, что в России – Советская власть.

И славных Буденновских конников цокот,
Рубивших Антанту и, белых врагов,
И первых заводов уверенный рокот –
– Звук тех пятилеток… начальных шагов.

И вой сорок первого – грозные были,
Когда по священной брусчатке пройдя,
Солдаты тебя защищать уходили
Под всплески свинцово-стального дождя.

И залпы Победы… тогда в сорок пятом,
И шелест поверженных вражьих знамён,
И песни, что пели, вернувшись, ребята –
– Герои-солдаты без громких имён.

И нашего времени мощные звуки:
Рёв, звёздных штурмующих даль кораблей
Венец созиданья, что создали руки,
И ум дерзновенный советских людей.

И грохот бетона, и бряцанье стали
Сегодняшних строек, чем дышит земля.
И звёзды тогда молчаливые звали…
Услышал их зов я у башни Кремля.

Но прежде чем время отбили куранты,
Шаг чёткий впечатывая в темноту,
Прошли к мавзолейному входу курсанты
Сменить часовых, что на первом посту.

Команда – видно отчетливо с тыла:
Вот шаг, поворот и приставленный штык,
И новая смена привычно застыла
У двери, ведущей в святую святых.

И силой ударов  чеканных шагом
Строем в обратный двинулись путь,
Стоявшим же рядом — бывалым варягам,
Всё ж было на что, как я понял, взглянуть.

Вели в восклицаниях речь иностранцы,
Жестикулируя бодро и горячо,
А мелкая изморось в медленном танце
Лощила штыки, что взяты на плечо.

Они проходили, серьёзны и строги
Как время, что требует правильно жить.
От Спасских ворот ежечасной дороги
Нет выше: другой такой не проложить.

Их шаг отдавался на звонком просторе
Казалось, что всюду их слышать должны.
Шаг лучшей из всех человечьих историй –
Достойной истории нашей страны.

Звон главных часов и армейская поступь
Рождали уверенность — тверже и нет,
Что будет грядущее наше раз во сто
Славней настоящего с прошлым звенеть.

Хоть будь я слепой, но дорогу на ощупь
Сюда отыщу, не спросив  москвичей.
Всю жизнь я к тебе шёл, о, Красная Площадь,
Главнейшая площадь Отчизны моей.

Живу я у Тихого, брат, Океана,
И лайнер полдня до столицы летит,
Но все эти годы мечтал неустанно
О трепетном к нашей святыне-пути.

Всегда мне претило быть просто туристом
Я «свет посмотреть» не спешил никогда.
Зачем? Чтобы тоном вещать гонористым:
«Вот я был в Мадриде!» До чего ж ерунда!

Идёт созерцатель, боящейся тленья
Туристы! На историю им наплевать
Горды  лишь собой, купив впечатленья,
Чтоб (к месту – не к месту) в беседу совать.

Знавал «знатоков» я, сто раз повидавших
Достопримечательности все с пелён.
Капители зрелищ, ничто им не давших:
Тщеславия голод едва ль утолён.

А я так не смог бы: Отчётливо видно:
То свыше моих человеческих сил
И знать оттого мне ни капли не стыдно
Что я до сих пор по Москве не ходил.

Как праздношатающийся — не вышел,
А жил и работал, сквозь дали любя,
По радио бой лишь курантов слышал.
На телеэкранах лишь видел тебя.

Эх, Красная Площадь! И только сегодня,
На землю Москвы (для души благодать),
Спустившись с борта самолёта по сходням,
Имею возможность тебя повидать.

Мой путь обусловлен не словом «НАДО»,
Иначе в столице не быть бы мне.
Скажу, как Светловская песня «Гренада»
«Я хату покинул» — так надо стране.

Мне следовать дальше. Чего ещё проще?
К тебе, той, что вечно в душе берегу,
Само по себе, не стремился я, Площадь,
Но мимо тебя я пройти не смогу.

Дороги не спрашивал. Мне не зовите
Проспектов и улиц: не слышу сквозь шум.
Я двигался, Площадь, к тебе по наитью
И знал, что приду я, и что напишу.

И хоть я немолод, души омертвелость
Чужда мне: твой голос я смог уловить
Питает в душе обретённая зрелость
Истоки неистовой первой любви.

Под звуки курантов — переливание
Узрел ритуал, растекался народ…
Стоял пригвождённый я в очаровании
Не воспринимая прохожих острот.

О, как мне тогда уходить не хотелось!
Но «надо» — затёртое так тяжело,
Всё ж преодолело души мягкотелость
И прочь от священных камней повело.

Не взять эти камни на память в платочке
И надо мне, Площадь, свой путь продолжать;
К себе до дремучей затерянной точки
С которой тебя мне и мир защищать.

В прожекторном свете угрюмо синели:
Февраль, провожающие небеса…
Спешил от тебя я в военной шинели,
А там Белорусские ждали леса.

О, Красная Площадь! Не знаю когда мы
Увидимся вновь. Может быть, никогда,
Как рыцари образ прекраснейшей дамы,
Так, образ я твой пронесу сквозь года.

1976 год.

Audio – сопровождение произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор – Охота Борис
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448

России синеокая сестра…
Коса льняная в зелёном платье –
Ты, Беларусь, всегда добра,
Теплы, приветливы твои объятья.

О прошлом лишь чуть-чуть грустя,
Не думал музицировать на лире оды –
Вступил я, всё, приемля и любя,
Дыша привольно, не ожидая коды.

Раскрыв глаза восторженно, по-детски.
Мне выпал жребий защищать тебя,
А заодно и наш Союз Советский,
Чтоб содрогались все, кто жизнь бомбят.

Во имя мира встал я на часы,
Присяге верной, долгу и мундиру,
Но выше сил, не замечать красы,
И оттого я вновь берусь за лиру.

Сентиментальность ныне не в чести,
Но захотелось мне необычайно
О нашей встрече память унести,
Которая была почти случайна.

Дала пристанище на малый срок:
В две осени, зимы, весны и лета.
Я отплачу за это ритмом строк,
Словами благодарного ответа.

И буду петь, пока я не умру,
Тебя, о, Беларусь, где наши братья,
России — синеокую сестру,
Красавицу в вечнозелёном платье.