Что такое жадность и почему её желательно избегать

Мудрецами давно замечено (может, даже из глубины веков): излишняя жадность приводит к излишним затратам. До чего верно сказано! Я в этом как раз вчера в очередной раз убедился.
А дело в том, что по пути домой как раз вчера я посетил свою привычную пивную «Три поросёнка», что располагается недалеко от железнодорожной станции «Коломна» в моём родном, одноимённом с названием станции, прекрасно-старинном подмосковном городе. Взял, как всегда, сто пятьдесят, кружку пива, два беляша и жареного утю (в смысле, утёнка). Я обычно один беляш беру. Потому что мне и одного всегда хватает. А тут чёрт его знает, чего мне по мозгам стукнуло и в башку приспичило: взял два. И уже вообще сверх всякой дурости ещё и этого утю прихватил. Накой утю-то? Я их в жизни никогда не ем! От них же (мне сосед Зуев говорил) болотом пахнет и соответствующими болотными пряностями! А всё жадность… Всё лишь бы кому другому не досталось…

Ну, выпил, пивка пососал, один беляш сжевал… А второй, чувствую, никак не хочется. Совершенно никакого желания, хучь плачь! Всё-таки пересилил себя, откусил сбоку – и всё. Проблема! А тут ещё к тому же эта утя совершенно не оприходованная! Домой, что ли, её взять? Завернуть в газетку и…
А напротив меня сидел некий мордатый мужчина в телогрейке и сапогах с галошами. Может, он на железной дороге работает. Или в рядом расположенных кооперативных гаражах. Или грузчиком в молочном магазине (здесь есть такой неподалёку). А может. он самый что ни на есть настоящий трамвайный кондуктор (там трамвайная остановка тоже рядом. И трамвай как раз круг после этой остановки делает. Запросто можно успеть кондуктору пивка испить в здешней культурной обстановке.). В общем, человек труда.
Посмотрел он на меня внимательно своими голубыми глазами и вдруг говорит:
– Вы, – говорит, – я вижу, беляш свой докушивать не имеете никакого желания. И утю тоже. Хочите, я их за вас докушаю?
И докушал. И беляш, и утю. Да так быстро, что я ни одного даже слова не успел сказать. В смысле, что согласен на это его предложенное докушивание или решительно протестую. А он принял моё замешательство за знак согласия, беляш в свой могучий, широко разверзнутый едальник моментально закинул, следом утю забросил, сделал, не пережёвывая, глубокое глотательное движение… После чего громко рыгнул (даже воробьи на улице в испуге взлетели. Вместе с голубями и воронами.). После чего снова на меня посмотрел и этак застенчиво улыбнулся. И от этой улыбки сразу морщинки на его личике расправились, глазёнки заблестели, вонючий алкоголистический запах из ротика испарился и щетинка куда-то подевалась…И вот уже сидит напротив меня не глыбообразный мрачный алкаш-громила, безжалостный убийца, а вполне себе симпатичный паренёк. Может. даже затейник…
И я, понятно, не стал дожидаться продолжения этого противоречивого банкета, схватил свой портфель и выскочил на улицу. Как говорится, от греха подальше. Мало ли что… Как говорила моя бабка Агафья, «женись не женись, а гроб каждому уже с младенства готов…»

Вывод: ведите себя поаккуратнее. И поскромнее. Не накидывайтесь вы на все эти беляши с утями как раненый тигр на вкусную козу перед голодной смертью. Соблюдайте собственную значимость. И уж коли приспичило, то постарайтесь всё же не рыгать. Или рыгать, но скромно. Подставив ладошку. Как будто об чём глубоко задумавшись. Поняли? То-то. Ну, пока…

Герой труда

У меня есть знакомый, Василий Саввич Фокин. Хороший такой человек шестидесяти с чем-то лет. По профессии – сапожник. Хотя сейчас не говорят «сапожник». Сейчас называть человека сапожником оскорбительно. Сейчас вместо сапожника – «дизайнер обуви». Прям как дети… Так вот этот дизайнер обуви (бывший сапожник) держит обувную будку у заводского общежития. Нет, он не всегда держал именно будку. В далёких теперь уже девяностых годах, когда все всё кругом поголовно воро… приватизировали, он тоже очаровался новыми демократическими веяниями и решил приобрести себе обувной цех (денежки у него к тому времени были. Накопил. пёс такой, втихаря и не афишируя.).
Ну, решил и решил, что тут такого дикого? Уже начал было надлежащие документы оформлять, справки там разные, купчие, банковские реквизиты, смазки-подмазки кому надо… И тут ему неожиданно повезло: умные люди вовремя подсказали к бандитам сходить. Спросить их разрешения на такое вкусное приобретение. Они как раз тогда из бандитов начали переименовываться в успешных бизнесменов. Хотя повадки и поведение остались, конечно же, прежние бандитские. Тогда вообще наступило время переименований в разные красивости и благозвучия. Сапожники перекрасились в дизайнеров, барыги – в коммерсантов, чиновники –- в менеджеров. проститутки – в экскортниц и путан, бандюганы – в бизнесменов. Детский сад…

И вот, значит, пошёл Василий Саввич к бандитам. Сказал им: так, мол, и так. Цех хочу приобрести. В личное пользование. Чтобы в свете новых веяний стать полноправным хозяином. А?
Бандиты его внимательно выслушали и начали ржать. Василий Саввич всё понял. Понурился и ушёл. Через месяц открыл будку. Против будки банди… успешные бизнесмены не возражали. Положили ему разумный оброк (десять процентов) и даже по плечу похлопали. Дескать, работай, герой труда. Трудовых тебе героических свершений… Оно у него до сих пор болит. И морда тоже. Но морда заболела позже, когда он с уплатой оброка опоздал. Бывает. Теперь не опаздывает. На собственной мор… собственном примере осознал, что бизнес – дело ответственное. Не каждому по плечу, но всем по морде.

Мозг всему голова!

Помылись попарились. Выползли в предбанник, выставили на стол выпивку и закуску, уселись, выпили, закусили… Пора потрепаться.

– Был случай, – начал Гарька и тут же уточнил. – Не у нас. В Африке. Там один негр в джунглях уснул. Прям на голом полу, – и опять пояснил. – Он в тот день очень устал. Целый день бутылки собирал, вот его и сморило.
– Чего собирал? – удивился Боцман.
– Чего? – не понял Гарька (или понял, но сделал вид, что не…).– Какие бутылки? Кто сказал бутылки?
– Ты.
– Бананы, а не бутылки! Какие на… тра-та-та… в джунглях бутылки? Это у тебя в башке на уме всегда одни бутылки! Кто про что, а кучерявый всегда про поллитру!
Он долго не могу успокоиться. Его долго не могли успокоить. Такой характер! Заводится с пол-оборота. Но успокоился. Конечно! Два стакана кого хочешь успокоят! Даже усыпят (в смысле, бдительность)!

– Да! – продолжил он, успокоившись и закусывая (кажется, это был селёдочный хвост. Самая закусь для успокоения). – И уснул. И ему, спящему – представляете? – в ухо залез тамошний джунглевый африканский червь. Такие только в африканских джунглях водятся. Больше нигде.
И вот он залез ему в ухо, лазил там, лазил – и в результате пролез в мозг. И там поселился.
Мы ахнули. В мозг! Негру! Вот это червь! Вот это африканский! Сволочь такая! Хоть и не засыпай совсем в этих африканских джунглях!
– Да! – воодушевившись такой нашей эмоциональной реакцией, продолжил Гарриман. – На следующее утро негр проснулся, похмелился ( у него ещё оставалось на донышке), искупался там в верховьях Нила или низовьях Замбези… В общем, продолжил жить и радоваться своей трудовой честной африканской жизни. Как говорится, под сенью пальм, под рокот львов.
– Рокот бывает у моторов. И космодромов песенных.., – опять начал было Боцман, но на него тут же шикнули-рявкнули-цыкнули и он тут же утёрся. Хотя продолжил бурчать себе под нос что-то критиканское. одновременно что-то пожирая (кажется, это был селёдочный хвост).
– …но только начал наш чернокожий миляга замечать, что у него стала расти в объёмах голова, – продолжал тем временем Гарька. – И не только расти, но ещё и покрываться разными шишками, наростами, выпуклостями и даже лишаями. Он, конечно, забеспокоился и обратился к врачам. Те осмотрели его голову, покачали своими кучерявыми головами и положили его в больницу. Где и вскрыли его череп под общим наркозом. И что же они там обнаружили? – победно заключил Гарька и так же победно взглянул на аудиторию.
– Что? – ахнули мы дружно.
– Целое скопище этих самых червей! Целое узилище!
Мы опять ахнули (уже в который раз): скопище, узилище, удилище! Голова пойдёт кругом от таких сенсационных извещений! Вот что они с нами делают, эти червяки! Хоть прям и на рыбалку не ходи! Хоть прям на этих рыбалках не выпивай и не закусывай совсем и никогда!
– Это чего такое – узилище? – спросили мы осторожно, чтобы ещё больше не навредить.
– Это камера такая. В тюрьме, – пояснил Гарька (ну, всё знает! Куда деваться! Нет, не просто так его в своё время из военного училища выгнали! Была причина – и мы теперь это причину знаем! Эта причина – в уме!).
– Но не это главное, – продолжил он. – Главное, что было их в этом удилище видимо-невидимо. Может, несколько сотен или даже тысяч штук. Они же там интенсивно размножались! Вот поэтому у него и башка увеличилась.
Теперь мы не ахнули, но охнули.
– И чего дальше?
– А чего дальше? – пожал он плечами. – Дальше как положено в медицинской этике и согласно уставу. Врачи этих червяков из его башки вычистили (у них для этого такие специальные хирургическое ложки есть. Размерами с лопату). Мозги прочистили, на всякий случай спиртом промыли (и для гигиены, и для обеззараживания. Чтобы мало ли что. Вдруг там какие личинки у него в мозговых извилинах запрятались. Поэтому спиртом и промывали. Чтобы если не вымыть, то потравить. Чтобы ни одной не осталось. Чтобы все там же, в извилинах, и передохли, твари…) Черепушку ему назад зашили и через неделю выписали. Хватит больничную кашу жрать. И пряники. Иди опять бутылки собирай. На свежем воздухе.
– Так он живой? – удивились мы.
– А чего ему сделается! – хмыкнул Гарька. – Конечно, живой. То ли ситром, то ли бубликами торгует. В палатке у вокзала.
– Я больше этот бред слышать не могу! – вдруг взорвался Боцман. – Ну, врёт! Ну как же он, собака, врёт! Врёт, а вы свои варежки раззявили и ему верите!
– В чём, интересно, я вру? – поинтересовался Гарька. закусывая всё тем же селёдочным хвостом (или уже новый взял? Старый уже умял? Вот проглот!)
– Во всём! Буквально! Начать хотя бы с того, что червяк у него в башке размножился. Как же это он мог там размножиться, если он один туда залез? Без бабы. То есть, самки.
– Эх, ты, неграмотный! – снисходительно улыбнулся Гарька (он, вообще-то, добрый. Особенно когда выпьет и хвостом закусит.). – Червякам бабы не нужны. Они почкованием размножаются.
– Это как? – обомлели мы, уже не ахая и не охая. Только ухая.
– А так. Очень просто. Захотел размножиться (или пора подошла) – и начинает от себя кусочки отщипывать. А из этих кусочков новые червячки образовываются. А эти новые, когда подрастают, тоже от себя начинают отщипывать. И вот так и идёт, и едет…
– Ладно, – сказал Боцман. – Допустим, но продолжим. Говоришь, самогон с пышками теперь продаёт?
– Ситро с бубликами.
– Один хрен. А теперь подумайте, барбосы вы доверчивые: какие тра-та-та в джунглях могут быть вокзалы, какие железные дороги и какие ситры и пряники? А?
Мы призадумались. Вопрос был задан действительно интересный. И только мы подумали и только начали открывать свои промыто-распаренные рты, как из помывочной выскочил какой-то мужик и заорал, что парилка готова. Кто желает – милости просим, кто нет – продолжайте жевать свои хвосты и слушать сказки про Мауглю и его удава… И вы, конечно, поняли, что мы выбрали.

В общем и целом.., или «Па-та-лок ли-дя-ной, дверь скри-пу-чая…»

У меня есть товарищ, некто Гарька. Он своеобразен. Обожает советоваться, а потом, что говорится, «искать рыжих».
Вот, например. месяц назад он спросил меня, выключаю ли я компьютер, когда начинает идти дождь и греметь гром. Электроника же весьма чувствительна к атмосферным катаклизмам. Так что как советуешь поступить во избежание беды?
– Когда выключаю, когда нет, – ответил я.
– Значит, не выключаешь? – уточнил он.
– Сказал же…
– А мне как советуешь?
– Никак. Твои дела…

Через пару дней был сильный дождь с громом и грозами, а ещё через день он появился у меня в квартире.
– Комп полетел! – заявил с порога. – Тебя послушал, не выключил! А кто мне его будет чинить?
– Кто? – не понял я.
– Дед Пихто! Я же тебя послушал! – продолжил он, из чего я должен был понять, что чинить должен я. Или, по крайней мере, дать ему денег на починку.
– Я со знающими людьми поговорил. Они сказали: тысяч восемь, не меньше! – продолжил он в своей агрессивно-наступательной манере. После чего посмотрел на меня то ли вопросительно, то ли требовательно, то ли и то, и другое одновременно. Во всяком случае, взгляд его был совершенно воинственен.
– И не собираюсь, – ответил я. – С какой стати?
– Ах, вот ты, оказывается, какой! – вскричал но. – Сам спровоцировал, и сам же в кусты! Такой ты оказывается товарищ! А я-то думал! Спасибо!
И ушёл, громко хлопнув дверью. Что сказать? Телефон «скорой» помощи – ноль-три…

А фамилия у него – Кобылкин. Что? Да, Кобылкин. И ничего особенного. Кобылкин и Кобылкин. Такая нормальная, вполне нейтральная, рабоче-крестьянская фамилия. Бывают гораздо хуже и гораздо гадливей. Вот, например у Павла Мойшевича, моего соседа из пятнадцатой…но я сейчас не об этом… Наши уличные остряки, эти хазаны петросяновичи, переделали Кобылкина в Хренбутылкина. Вообще-то, не совсем чтобы хрен, а более дерзостное слово, тоже на букву «ха»… ну, вы поняли. Так что её истинное звучание я здесь писать не могу хотя бы потому, что ни один редактор это её истинное звучание (а может, и предназначение!) в печать не пропустит. А Хренбутылкин Гарька потому, что на всякий спорный вопрос (особенно касающийся быта и сопутствующих этому быту неурядиц и прочих сложностей) неизменно отвечает: «Х… тебе, а не бутылка!». Отсюда и пошло-поехало….

Хотя в общем и целом, он парень неплохой. В общем и целом… Только излишне нервный. Но опять же: разве можно это называть пороком? Сомневаюсь. У нас на улице все с такими… характерно-нервическими особенностями. Все могут так ввернуть и так яростно заправить, что чесаться уже не придётся… Насчёт этого ни у кого из наших уличных не заржавеет… Главное, чтобы до крови не доходило, а так можно жить…

Мы (имею в виду я и Гарька) даже иногда вместе водку пьём. Обычно после бани. А выпив, песни поём. «Ягода-малина, в лес к себе манила», «Парень взял аккордеон, от души играет…».«Это время гудит БАМ-М-М-М-М!». «Народ, комсомол и весна», «Па-та-лок ли-дя-ной, дверь скри-пу-чая…». И прочие не менее душевные и не более содержательные. А чего нам, быкам? Мы же помытые и распаренные! Поэтому в голосе!

Галоши

Ближе к осени мама стала часто интересоваться временем. Каждый день спрашивала: сколько время… сколько время… сколько время… Виктор Аркадьевич сначала отвечал, потом замолчал, а потом не выдержал.
– Мама, скажите мне, пожалуйста (он всегда подчёркивал это «пожалуйста», когда начинал раздражаться, чтобы подчеркнуть свои суровое благородство и, одновременно, великодушную интеллигентность): зачем вам время?
– Как.., – мама даже растерялась. Она не знала, что ответить.
– Вот именно что как! – уже не сдерживаясь, рявкнул Виктор Аркадьевич. – Зачем вам время? Вам что, вставать рано? На завод идти? Для чего?
– Ты, Витенька, стал очень раздражительным, – тихо ответила мама. – Тебе надо больше гулять…

Об этой маминой странности Виктор Аркадьевич рассказал Вовке Полуянову, старинному, ещё со школы другу.
– Ничего странного, – пожал плечами тот. – Чует.
– Что чует? – не понял Виктор Аркадьевич.
– А то и чует, – напустил тумана Вовка. – Ей лет-то сколько?
–Восемьдесят второй…
– Ну!
– Чего ну? По сегодняшним меркам даже не старуха! Всего-навсего пожилая женщина!
Вовка посмотрел на него скучно… Виктор Аркадьевич смутился.
– Может, её врачу какому показать?
– Какому?
– Я откуда знаю какому! – взъярился Виктор Аркадьевич. – Тебе виднее какому! (Вовка работал завгаром в местной больнице. Золотое место! Главное, чтобы не посадили. А если посадят, чтобы много не дали. А если много, то успеть удрать. За какую-нибудь границу. Сейчас многие так поступают: если видят, что дело идёт к тому самому – чемодан в руки, прыг в самолёт, и на какие-нибудь Канары с Сейшелами.).
– Не смеши людей, – ответил Вовка. – В таком возрасте какие врачи? В таком возрасте у всех одна поликлиника…– и он поднял глаза вверх.

Мама умерла светлым сентябрьским утром. Умерла во сне, никого не беспокоя. Далее понятно: участковый врач, справка, гроб, похороны, то, сё… Поминали в «Нептуне», столовой недалеко от их дома. Соседка Беляева сказала: она в последнее время всё про время спрашивала. Как чувствовала… От этого «как чувствовала» Виктор Аркадьевич вздрогнул. Получается, прав был Вовка. подумал он. Действительно. чуяла…

Разошлись через час. Чего засиживаться? Чай, не свадьба… Вот и осень наступила, подумал Виктор Аркадьевич, выйдя на «нептуновое» крыльцо. А потом – зима… За зимою – весна… Может, жениться? Или галоши купить? А то скоро мокро будет. И склизко…