Светлана Крайнюкова. Рецензия на «Крутой маршрут» Евгении Семеновны Гинзбург
Если задуматься, то это странно, если не страшно, звучит: книга «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург – одна из моих самых любимых. На самом деле, произведения так называемой «возращенной» литературы, рассказывающие об ужасах сталинских лагерей, трудно называть любимыми. Не говоря уже об «Архипелаге ГУЛАГ» Александра Солженицына. Тут не до умиления, не до восхищения талантом – перед нами документы страшной эпохи.
И все-таки одну книгу об эпохе сталинских репрессий я могу назвать любимой. И это, как я уже писала, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург. Это произведение разительно отличается от всего, что я до того прочитала о жизни узников сталинских застенков.
Не только я остро почувствовала это различие: в 60-е редактор вполне либерального журнала «Новый мир» Александр Твардовский отверг рукопись Гинзбург. Причины тому указывают разные: от страха перед чрезмерной, по тем временам, резкостью романа до личной антипатии Александра Трифоновича к Евгении Семеновне. Но результат один: после публикации в 1962 году в том же «Новом мире» «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицын проснулся знаменитым. А Евгения Гинзбург сравнивала судьбу своего романа с жизнью отбившейся от рук дочери: то и дело до писательницы доходила информация о публикациях романа в разных странах и на разных языках.
Итак, СССР оказался готов напечатать роман лишь в 1988 году.
И это связано не только с тем, что раньше книга была определенно слишком резка для 60-х годов, когда слабенько и формально развенчивали культ личности. Проблема состояла в том, что общий тон «Крутого маршрута» выглядит, на первый взгляд, странно. Диссонанс между общей жизнеутверждающей интонацией книги и событиями, временем, о котором в ней рассказывается, на самом деле, могут создать странное впечатление, особенно у такого серьезного, болеющего за судьбу страны, человека, как Александр Твардовский. «Крутой маршрут» опередил свое время.
Шаламовские или жигулинские книги ужасов не забыть никогда. Описаний нечеловеческих мучений плоти и в «Крутом маршруте» ничуть не меньше. И авторская позиция – отношение к циничной и безжалостной эпохе – однозначная. Но эта книга оставляет после себя жизнеутверждающее впечатление, даже наполняет оптимизмом. Почему? Ответ прост. Лагерный опыт не принес ее автору разочарования в человечестве. А вот Шаламов, к примеру, в людях разочаровался навсегда.
И, как ни странно, «Крутой маршрут» – из тех произведений, которые способны пролить бальзам на душу. Несмотря ни на что.
Что ни говори, а даже самый страшный лагерный опыт у каждого из выживших был разный. В лагере Евгении Гинзбург поразительно везло на людей: именно в зоне судьба свела ее с представителями элиты советского общества, которых постигла та же участь невинно осужденных, что и автора. И в лагере случилось одно из главных событий в ее жизни: там она познакомилась со своим третьим мужем – доктором Антоном Вальтером, светом личности которого и осенен весь «Крутой маршрут» – даже страницы, описывающие события, произошедшие до их знакомства в лагерной больничке. Так что свет в «Крутом маршруте» – не пушкинский, появляющийся независимо от сюжета. Его источник в романе Гинзбург очевиден.
Критики романа считали, что писательница – настоящий везунчик, которому лихо удалось выйти живым из исторической переделки. Некоторые даже утверждали: в романе немало вымысла. Но что бы ни говорили недовольные, Гинзбург создала документ эпохи, равного которому нет. И сегодня вряд ли есть смысл стараться что-то опровергать в нем или поддерживать автора.
У оптимизма, наполняющего «Крутой маршрут», есть еще один источник. Это очередное чудо книги: ее оптимизм связан не с брезжащим в будущем освобождением, а с душевным состоянием автора. Тут, как никогда, верна расхожая истина: счастье не приходит извне – его мы носим в себе. По большому счету, это и есть главное впечатление от романа.
Евгения Гинзбург пишет о том, что сама уничтожила первую – с ее точки зрения, неудачную, – версию романа, которая была излишне наполнена цитатами из любимых стихов. Наверное, авторская оценка того варианта произведения была верной. Но то, что в первую очередь в голову Гинзбург приходили стихи, – не случайность. Именно знание и повторение про себя любимых строчек, которых наизусть она знала немыслимое множество, психологически поддерживало автора на всех этапах ее крутого маршрута.
Помню, первым моим побуждением после чтения «Крутого маршрута» было взять томики всех моих любимых поэтов и выучить из них наизусть самое дорогое.
Евгения Гинзбург своему сыну, будущему писателю Василию Аксенову, внушила, что сидеть, скорее всего, придется. Эту, с точки зрения нормального человека (не «хомо советикуса»!), странную, мысль сеяли в головах своего потомства многие интеллигенты тех времен. И предлагали практические советы. Например, выучиться на врача, потому что медикам там легче устроиться. Что и сделал Аксенов. И не один он. Прочитав «Крутой маршрут», я, никогда не испытывавшая интереса к медицине, недолго, но всерьез думала о смене специальности.
«Крутой маршрут» – настоящий учебник жизни. В романе перед нами проходит огромная череда героев. И каждый из них своим путем приспособился (или не приспособился) к условиям той жизни.
Глава, в которой появляется доктор Антон Вальтер, называется «Веселый святой». Будущий муж потряс Гинзбург не только умением не унывать в самых страшных условиях, но и способностью поддерживать других. И делал он это, скорей, не как врач, а как психолог, а, может, и как хороший священник. Даже не священник как «профессионал», а как человек, в душе которого царило глубоко религиозное осознание того, что смерти нет, а все мы – живые и ушедшие – пребываем в каком-то едином жизненном потоке.
Гинзбург, возможно, не вполне сама это осознавая, впервые за многие годы затронула тему христианской веры и религиозности. При этом она, в отличие от Антона Вальтера, католика, была убежденной атеисткой и коммунисткой, как и многие лучшие ее современники, считавшей, что это Сталин извратил и неправильно применил на практике изначально прекрасную марксистско-ленинскую теорию.
С уже сознательным обращением к христианству связан один исторический анекдот примерно того же времени, когда писался «Крутой маршрут». Уже упомянутый в этой главе Борис Пастернак написал стихотворение «Рассвет», которое вошло в стихи Юрия Живаго. Там есть строки о Христе и Новом завете:
Всю ночь читал я твой завет
И как от обморока ожил.
Многие, при том вполне образованные люди, решили: здесь речь идет про Ильича и его заветы. Непросвещенность советского человека в области религии трудно было преувеличить.
Я отнюдь не поклонник религии, но не могу не обратить внимания на показанное в книге столкновение марксистско-атеистического мировоззрения с религиозным. Конечно, речь тут больше не о вере, а о споре двух людей: с более и менее рациональным образом мышления. И выиграл религиозный и терпимый доктор Вальтер, который смог на некоторое время внести покой в душу жены, потерявшей в ленинградской блокаде старшего сына.
Ясно, что Вальтер – истинно верующий человек, способный своей верой еще и укреплять других. Впрочем, любой истинно хороший человек обладает чаще всего такой же способностью.
«Крутой маршрут» Гинзбург – это не только фактологическая, но и психологическая историческая проза. Именно поэтому из всех воспоминаний о жизни в архипелаге ГУЛАГ я особо выделяю именно эту книгу: только в ней показан опыт именно психологического, нравственного противостояния страшной действительности. Именно в «Крутом маршруте» можно почерпнуть конкретные рекомендации о том, КАК выжить в бесчеловечной системе. Только бы эти рекомендации никому из нас не пригодились.
А главные мысли книги вложены в уста все того же доктора Вальтера. Вот они:
«Да, зверь живет в человеке. Но окончательно победить человека он не может».
«…лечить и учить надо всех».
Как часто я повторяю про себя эти слова, когда мне попадаются абсолютно неспособные студенты. Или когда передо мной в аудитории сидят те, кто не скрывает своих, к примеру, националистических взглядов. И я учу их, вспоминая слова доктора Вальтера:
«И мы не знаем, что раскроется в их душах, когда хоть немного света туда проникнет…».