Архив рубрики: Новости

война 2.0

вместо конечности бывшей лишь боль

боль означает отсутствие смерти

бойня именуемая два ноль

в подступе тупо к лёгким и сердцу

 

да именуемая два ноль война

ломится в вены денно и нощно

гибельным пеплом

моя же вина

в том что я выжил

 

вижу на ощупь

запахи слышу крови

а кровь

просто водица красная

право

не прекословь

да и не сквернословь

ежели миром багрово кровавым

брань обернётся

 

подумаешь взрыв

плоть расщепил

или стал ты бесплотным

страха животного лопнул нарыв

гноем забрызгало публику от до

 

боль называемая два ноль

не на пороге

она круглосуточно

сыплет на раны открытые соль

слёз матерей

вдов

и деток

 

рассудочно

мозг не работает

муж был и чин

тридцать лет

нынче ж в мгновение ока

мясом стал пушечным

вдруг

без причин

после обрубком тупым одиноким

 

стоп

нет проезда

дальше кирпич

жизнь перечёркнута

стало быть

жирно

не до приличий

всё же не хнычь

и среди бойни остались мы живы

 

клин вышибается клином

на юг

птичьи клины отправились осенью

мне бы

из притяжения вырваться б вдруг

нашей Земли

покалеченной

в небо

 

и кучевых среди

перистых меж

к звёздам подняться стремительно

чтобы

после нырнуть в безвоздушия брешь

жаль но дано это только усопшим

 

осень то просинь

то хилая хлябь

птицы отправились к югу на север

пыл же не плох

да и силой не слаб

духу хватает достаточно веры

 

знаю я

нет в вине всякой вины

в праздности нету

как правило

праздника

впрочем

в подвалах давно от казны

царской

остались то козни то казни

 

вывод

контузии выход

исход

боли невольной

то волны

то глыбы

и превращается вдруг небосвод

в узкую щель световую

 

но гибель

есть безвоздушье

а значит души

как не дыши

ампутация

в мареве

зноя

мы есть только лишь миражи

призраки в термобарическим зареве

 

пули отныли и мины

жара

вьюгой сменилась слепящей

на тверди

жгучим осколком

с утра

у Днепра

я был убит и навеки бессмертен

Лена и Ленин (сценарий телевизионного фильма)

трагикомедия

 

1-я серия

 

ИНТ. КОМНАТА ТИМОФЕЯ – ДЕНЬ

 

Комната, с низкой кроватью, убранной растревоженным постельным бельём; столиком на колёсиках с бутылкой вина, фруктами и открытой коробкой шоколадных конфет, время от времени подсвечивается сквозь окна фарами проезжающих автомобилей. ТИМОФЕЙ, с мобильным телефоном в руке, в расстегнутой белой рубашке и цветастых семейных трусах, босыми ногами грузно пересекает комнату.

 

ТИМОФЕЙ

(в мобильный телефон)

Не, не пил сегодня… А сколько платят, Оль? Сколько? Я тебе говорю: как – стёклышко… Ну, чуть-чуть – винишка… А где – это? За кольцевой? Когда? Через час? Чё-о-орт… Да, трезвый, трезвый – я…

 

Из правой двери комнаты неслышно выходит обёрнутый махровым полотенцем силуэт ЛЕНЫ. ЛЕНА забрасывает влажные волосы назад, обкручивает их полотенцем и, спустя мгновение, сооружает на голове белоснежный тюрбан.

 

ТИМОФЕЙ

(не видя Лену)

Оль… Так это… Заедешь за мной? Почему – обнаглел? Ты ж – на колёсах!

 

ЛЕНА неслышно подходит к столику на колёсиках, наливает бокал вина, делает глоток.

 

ТИМОФЕЙ

(не видя Лену)

Олька! Ну, не надо мне впаривать… Ты же меня зна…

(замечает Лену)

Всё. Буду. Давай.

 

ЛЕНА делает ещё глоток вина и пристально смотрит на ТИМОФЕЯ.

 

ТИМОФЕЙ

(с мобильным телефоном в руке)

Вот… Олька Провоторова звонила… Помнишь? Маленькая такая, как – воробушек, а голосище…

 

ЛЕНА делает ещё глоток вина и пристально смотрит на ТИМОФЕЯ.

 

ТИМОФЕЙ

Корпоративчик тут наклюнулся… «Бабки» неплохие дают… За кольцевую не подкинешь?

 

ЛЕНА

(делает глоток вина)

Степанов… Ты чего: рехнулся?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А – что?

 

ЛЕНА

(заходится заливистым хохотом)

Ну… Женщина к тебе приехала… Ты её отымел… По – полной… На – этой долбанной кровати… И – под зад ногой? Совсем – свинтус, что ли?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лен…

 

ЛЕНА

(яростно)

Пошёл ты к чёртовой матери!

(срывает с головы тюрбан из полотенца и швыряет в Тимофея)

Скотина!

 

ТИМОФЕЙ, уворачиваясь от летящего полотенца, резко нагибается и со страшной гримасой на лице застывает у кровати.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ё-о-о-о…

 

ЛЕНА

(перебегает по кровати)

Тимка… Ты – чего?

 

ТИМОФЕЙ

(согнувшись)

Спина-а-а-а-а…

 

ЛЕНА

(поддерживая Тимофея)

Тихонько, тихонько… Поворачивайся осторожненько… Вот так… Ложись… Рубашечку дай сниму… Ложись…

 

ЛЕНА ловко снимает с ТИМОФЕЯ сорочку, садится на него верхом и осторожно массирует спину.

 

ТИМОФЕЙ

(лёжа на животе)

Лен…

 

ЛЕНА

(массируя Тимофею спину)

Молчи… Жирком-то обро-о-ос…

 

Звенит мобильный телефон. ТИМОФЕЙ поворачивает голову.

 

ЛЕНА

Лежи тихо.

(тянется рукой к мобильному телефону)

Не шебуршись, Тим…

(массируя одной рукой спину Тимофея, в мобильный телефон)

Да… Кто? Ольга? Кого? А он не может… Нет, не может… Острый приступ… Радикулита… Острый… Я? Врач… Врач «Скорой помощи»… Сазонова Елена Викторовна…

 

ТИМОФЕЙ

(лицом – в подушке)

Лен…

 

ЛЕНА

(массируя одной рукой спину Тимофея, в мобильный телефон)

Острый приступ… Пришлось взламывать дверь… Да… Нет, сейчас решается вопрос об экстренной госпитализации… Ну, месячишко, не меньше…

(улыбаясь, слушает)

Слушай, Провоторова, а не пошла бы ты в задницу!

 

ТИМОФЕЙ

(лицом – в подушке)

Л-е-е-е-н…

 

ЛЕНА

(массируя спину Тимофея)

Тихо лежи. У тебя с этой сучкой Провоторовой – что?

 

ТИМОФЕЙ

(лицом – в подушке)

Ничего… А!

 

ЛЕНА

(массируя спину Тимофея)

Не ори! Ещё раз позвонит – я ей голову оторву! Зараза! Ну что: легче?

 

ТИМОФЕЙ

Вроде…

 

ЛЕНА

(массируя спину Тимофея)

Вот и лежи… Корпоративчик… Опупел, что ли, по корпоративчикам бегать со всякими девками? Певун тоже выискался…

 

ЛЕНА слезает со спины ТИМОФЕЯ, берёт со столика на колёсиках сигареты, закуривает.

 

ТИМОФЕЙ

(поворачивается на спину)

Дай сигарету.

 

ЛЕНА передаёт ТИМОФЕЮ свою сигарету, закуривает новую, поднимает с пола развернувшийся тюрбан, рубашку, сбрасывает с себя большое махровое полотенце, надевает белую рубашку ТИМОФЕЯ, закатывает рукава.

 

ТИМОФЕЙ

Слушай, Ленка… Фигурка у тебя, чёрт, как у девочки! Как будто и не рожала…

 

ЛЕНА

Только заметил? Жрать меньше надо.

(наливает в бокал вино и залпом выпивает)

А я замуж выхожу.

(смотрит на Тимофея)

Чего молчишь-то?

 

ТИМОФЕЙ

Давно пора.

 

ЛЕНА

Степанов, тебе на меня вообще плевать? Так, баба для траханья? Попользовался и – привет?

 

ТИМОФЕЙ

Возьми сигарету.

 

ЛЕНА ставит пепельницу на круглый живот ТИМОФЕЯ.

 

ЛЕНА

Свинья – ты…

 

ТИМОФЕЙ

(тушит сигарету в пепельнице)

За – этого? В очках-хамелеонах? На – «Мерсе»? Или – за бандюгу того, что шубу тебе подарил в том году?

 

ЛЕНА

(хохочет)

Не мне, а – Катьке! Она ж у меня – гринписсовка, блин! Ну, я шубу ту у неё забрала! Чтоб – не выкинула! Норка же!

 

ТИМОФЕЙ

А как – Катька?

 

ЛЕНА

Малая? На третьем курсе –

уже… Я же тебе говорила… Академия Управления! Во! Международный менеджмент плюс английский, французский, немецкий! Китайский – ещё! Не то, что мы с тобой, неучи… В следующем году – стажировка в Штатах!

 

ТИМОФЕЙ

Китайский-то – зачем?

 

ЛЕНА

(хохочет)

Совсем – дремучий? Китаёзы – кругом же! И – у нас, и – в Штатах, и – везде! Катька как залопотала однажды при мне – я думала: матом ругается!

 

Звенит мобильный телефон.

 

ТИМОФЕЙ

Дай мне.

 

ЛЕНА

(в мобильный телефон)

Ты – опять, Провоторова? Я же сказала – куда тебе идти! Что – не ясно?

 

ТИМОФЕЙ

(страшным шёпотом)

Ленка!

 

ЛЕНА

(в мобильный телефон)

И больше не трезвонь! Помер для тебя Тимофей, понятненько? Помер!

 

ТИМОФЕЙ

Ну, вот… Куска хлеба лишила…

 

ЛЕНА

Ничего! Посидишь на диете! Жирок растопишь!

 

ТИМОФЕЙ

Да я за эти деньги месяца бы два жил!

 

ЛЕНА

Сколько давали? Сто? Двести?

 

ТИМОФЕЙ

Ну… Триста… На – двоих…

 

ЛЕНА проходит комнату, находит в дальнем углу сумочку, достаёт из неё несколько купюр.

 

ЛЕНА

(бросает купюры на кровать)

Вот тебе – пятьсот гринов. На – одного. Живи.

 

ТИМОФЕЙ

Рехнулась, Сазонова?! На черта мне твои деньги?!

 

ЛЕНА

(зло)

Ты чего на корпоратив рвался: петь с этой девкой или зачем?

 

ТИМОФЕЙ

Ну…

 

ЛЕНА

Гну! Вот и пой! Гитара – где?

 

ТИМОФЕЙ

(ведёт рукой)

Там… В коридоре…

 

ЛЕНА быстро выходит из комнаты, возвращается с футляром, достаёт гитару.

 

ЛЕНА

Считай: я тебя заказала!

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Штаны… Штаны мои – где?

 

ЛЕНА

(хохотнув)

Ничего. И в трусах – хорош!

 

ТИМОФЕЙ

(настраивая гитару)

Деньги-то убери…

 

ЛЕНА

Не заработаешь – уберу.

(помолчав, смотрит на Тимофея)

Ты мне – когда вообще пел, а? Лет семь – назад? Или – сто?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Испарилось снова лето.

Холодеют города.

 

И влюблённости, как листья,

опадают. День зачах.

Бирюза небесной выси –

только в девичьих очах.

 

Сигарета в три затяжки

догорает без следа.

Эх, нырнуть бы во все тяжкие!

Жаль – не те уже года.

 

В луже – облака барашек.

Оплывают фонари.

Помнишь, милая…

 

ТИМОФЕЙ резко бьёт по струнам.

 

ЛЕНА

О! А – дальше?! Тимка?! Что замолчал?! Тим?

(обнимает Тимофея)

Слушай, Тим…

(помолчав)

А давай запишем тебе диск нормальный! Концерты сделаем! Не – по кабакам всяким перед пиплом жующим, а – в залах цивильных! Эфиры по телеку, на радио? Ты ж – талантливый мужик! Что ты с собой делаешь?

 

ТИМОФЕЙ

(хохочет)

Мать! Мне сороковник – уже! С прицепом! Какие – концерты, какой – телек? Кому я нужен? Вон, записал однажды у знакомых лабухов несколько песенок, Олька с ними носится по фирмачам, кому – ляжет и у кого – на попсу не хватает бабла, зовут… А ты её послала – куда подальше!

 

ЛЕНА

Тим, я – серьёзно… Деньги я найду… Студию закажем, продюсера толкового… Я-то сама в этом ничего не понимаю…

 

ТИМОФЕЙ

Найдёт она деньги… Миллионерша, что ли?

 

ЛЕНА

А что? У меня сейчас – три бутика «кожа-мех», павильон шестьсот квадратов в торговом центре, контора риэлтерская, салон красоты, СТО и так, по мелочи…

 

ТИМОФЕЙ

(хохочет)

Ну ты, мать, поднялась!

 

ЛЕНА

А что ты ржёшь?! Зря, что ли, я, как проклятая, восемь лет по Турциям да по Польшам челночила, от всяких бандюков откупалась, нашим ментам отстёгивала?! Да и сейчас плачу, чтоб не лезли…

 

ТИМОФЕЙ

Слушай, мать, я что-то не пойму: я тебе зачем нужен? Найди себе молодого, умного, стройного, красивого…

 

ЛЕНА вдруг всхлипывает и закрывает лицо руками.

 

ТИМОФЕЙ

Э-э-э… Лен… Ты – чего, а?

 

ТИМОФЕЙ встаёт с кровати, подходит к ЛЕНЕ и обнимает.

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Ты – что? Ну? Лен? Успокойся, Ленусь…

 

ЛЕНА

(вдруг, тихо)

Тим… Женись на мне… Тимка… А? Тимочка?

 

ТИМОФЕЙ

(хохочет)

Лен?! Ну, какой я, к чёрту, – жених?! И какая ты – жена?!

 

ЛЕНА вырывается из объятий ТИМОФЕЯ и влепляет ему пощёчину. И ещё – пощёчину. И – ещё. Хватает со столика с колёсиками пустую бутылку с вином и швыряет в ТИМОФЕЯ.

 

ТИМОФЕЙ

(уворачивается)

Ленка! Рехнулась?!

 

ЛЕНА

(швыряет в Тимофея подушку)

Ах, ты… Не жена – я ему! А кто – жена?! Сучка эта телефонная?!

 

ТИМОФЕЙ

(уворачивается от пепельницы)

Ленка! Сдурела?! Убьёшь!

 

ЛЕНА

(швыряет в Тимофея свою сумочку)

А то, что я люблю тебя, чёрта нищего! А то, что я, как собака, по первому звонку, всё бросаю и мчусь! А то, что мне никто, кроме тебя, не нужен! Это – как?!

 

ТИМОФЕЙ защищается подушкой от шрапнели мелких предметов из сумочки. ЛЕНА, тяжело дыша, оглядывается – что бы ещё запустить в ТИМОФЕЯ. Некоторое время они, разделённые кроватью, смотрят друг на друга.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лен… А, Лен…

 

ЛЕНА

И оденься, наконец! Сколько можно своими труселями сверкать?!

 

ТИМОФЕЙ кивает и, пятясь, уходит в левую дверь комнаты. ЛЕНА находит свою сумочку, собирает разбросанные по комнате вещи и выходит в правую дверь комнаты. Появляется ТИМОФЕЙ, босой, в брюках с подтяжками и пиджаком на голое тело.

 

ТИМОФЕЙ

(громко)

Лен! А, Лен! Рубашку-то отдай!

 

Подходит к открытой двери, в которую вышла ЛЕНА, и в то же мгновение оттуда вылетает белая рубашка. ТИМОФЕЙ ловит её на лету, расправляет и, скинув пиджак с подтяжками, надевает. В комнату входит ЛЕНА – босиком, в чёрной юбке и чёрном ажурном бюстгальтере – и, не обращая внимания на ТИМОФЕЯ, начинает что-то искать.

 

ТИМОФЕЙ

Что потеряла, мать?

 

ЛЕНА из вороха постельного белья извлекает чёрные ажурные трусики, тут же надевает их и выходит из комнаты. ТИМОФЕЙ справляется, наконец, с рубашкой, находит под кроватью носки, нюхает их и, поморщившись, на вытянутой руке уносит из комнаты.

 

ГОЛОС ЛЕНЫ

(из глубины квартиры)

И собери, наконец, постель! Слышишь?! Степанов! И свет зажги, наконец!

 

Звенит мобильный телефон ТИМОФЕЯ. На мгновение утихает и начинает звонить вновь. ТИМОФЕЙ, входит в комнату в костюме, носках, с парой туфель в руках. Включает торшер с оранжевым абажуром. Проходит к кровати, отыскивает звенящий телефон, смотрит на него и бросает обратно в постель. Садится на край кровати и неуклюже, борясь с животом, начинает обуваться. В комнату заходит ЛЕНА: уложенные рыжеватые волосы оттеняют бледноватое лицо и розовые полные губы; ажурная чёрная блузка – в тон ладно сидящей юбке, прозрачным чёрным колготкам и туфлям на шпильках. ТИМОФЕЙ, зашнуровывая туфлю, смотрит на ЛЕНУ и застывает.

 

ТИМОФЕЙ

(восхищённо)

Ну, Сазонова…

 

ЛЕНА молча выдёргивает из-под ТИМОФЕЯ одеяло, быстро и ловко складывает постельное бельё, застилает кровать покрывалом, поднимает и ставит на столик с колёсиками пепельницу, закуривает и садится рядом с ТИМОФЕМ.

 

ЛЕНА

(выпускает тонкую струю дыма)

Мне нужен управляющий в торговый центр. «Штука» – в месяц. Гринов, разумеется. Пойдёшь?

(помолчав)

Прости меня, дуру… А, Тим?

(помолчав)

Там, на кухне – бутылка «Токая»… Принеси, пожалуйста… Тимош?

(помолчав)

Ты что – обиделся? Тимошик? Ну? Что – ты?

 

ЛЕНА тушит в пепельнице сигарету, встаёт с кровати. Прихватив бокалы, выходит в левую дверь комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

(встаёт с кровати)

Управляющий…

(хмыкает)

А бухгалтер тебе…

(сторону левой двери комнаты)

А бухгалтер тебе не нужен?

 

ЛЕНА входит в комнату с откупоренной бутылкой вина и вымытыми бокалами.

 

ЛЕНА

(улыбаясь)

Бюстгальтер? Тебе понравился? Да?

(наливает в бокалы вино)

Французские, между прочим… И – бюстгальтер, и – трусики…

(смеётся)

Дорогу-у-у-ущие…

(помолчав)

Ну что, Тимошик? За – нас?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А мне вчера мать приснилась покойная… Странно – за три года ни разу не снилась, а вчера пришла… Молодая – почему-то… Почти –

девочка… В ярком таком платье… Цветочном… Шёлковом, что ли? Я, скотина, так и не сходил к ней в этом году… И вот, знаешь, как через стекло, что-то говорит мне… А слов не слышно… Вижу только, как губы шевелятся, да маленькая такая бирюзовая жилочка у виска правого дрожит… Я кричу: «Мама, ничего не слышно! Громче, громче!», а она так улыбнулась печально… С укоризной, вроде, даже… И ладошки сложила у губ…

 

ЛЕНА

(помолчав, тихо)

И что – потом?

 

ТИМОФЕЙ

Потом…

(помолчав)

Потом проснулся…

 

ЛЕНА

Ты её любил?

 

ТИМОФЕЙ

Не знаю…

(помолчав)

Жалел иногда… И она меня, дурака, жалела…

 

ЛЕНА

А меня ты любишь, Тим? Или тоже жалеешь?

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает вина)

У тебя бачок в туалете не течёт?

 

ЛЕНА

(помолчав)

Нет… Вроде…

 

ТИМОФЕЙ

А у меня течёт… Слышала, наверно… Тоненькой такой струйкой журчит…

(помолчав)

А у тебя жизнь… Фонтаном бьёт.

 

ЛЕНА хохочет, ставит бокал на столик и, осторожно приблизившись губами к лицу ТИМОФЕЯ, целует его.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Не надо, Лен…

 

ЛЕНА

(целуя Тимофея, тихо)

Почему?

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Не надо…

 

ЛЕНА

(целуя Тимофея)

Ну, почему, дурачок?

 

ТИМОФЕЙ высвобождается из рук ЛЕНЫ, встаёт с кровати, проходит по комнате. ЛЕНА отпивает вина и следит за ТИМОФЕЕМ.

 

ТИМОФЕЙ

(останавливается)

У тебя, вообще, сколько мужиков было за всю жизнь? Сотня, две, три?

 

ЛЕНА

(хохочет)

А у тебя – девок?

 

ТИМОФЕЙ

Хочешь, я расскажу тебе – что будет, если мы поженимся?

 

ЛЕНА

(улыбается)

Я рожу тебе мальчика или девочку… Ты кого хочешь?

 

ТИМОФЕЙ

Ко мне ты, конечно, не переедешь… В мою-то халупу… Стало быть, я поеду жить к тебе… У тебя – сколько там комнат? Пять, семь, десять?

 

ЛЕНА

(смеётся)

Где – в квартире или в коттедже?

 

ТИМОФЕЙ

Катька твоя, конечно, меня сразу возненавидит… Да и тебя потом – заодно… Она, вообще, знает… Знает о нас?

В смысле, что мы с тобой…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Тим, Катьке – двадцать один, у неё давным-давно – своя жизнь… Свои бой-френды… Своя квартира, наконец!

 

ТИМОФЕЙ

Какая квартира? Где?

 

ЛЕНА

Такая. Как она поступила, я ей подарила «двушку»… Не – в центре, конечно… В микрорайоне… Но – в новостройке… Обставить помогла… Ну, там: стиралка, микроволновка, диванчик, плазма и прочее…

 

ТИМОФЕЙ

А мне ты что подаришь, если поженимся? «Феррари» какую-нибудь? Или яхту у Абрамовича перекупишь?

 

ЛЕНА

На яхты с «Феррарями» сам заработаешь… А я…

(тихо)

Я тебе девку или парня рожу… Или что: старая для такого дела?

 

ТИМОФЕЙ

А отец Катькин – где, вообще? Ты ж с ним, вроде, не расписывалась?

 

ЛЕНА

(хохочет)

Когда меня Катька в три годика о папке спросила, я его в космос запустила! До сих пор летает! Где-нибудь в созвездии Козлорога – уже!

 

ТИМОФЕЙ

Нет, серьёзно, – где?

 

ЛЕНА

Тим, ну откуда я знаю?! Что он тебе сдался?! Не знаю и знать не хочу!

 

ТИМОФЕЙ

Отец, всё-таки…

 

ЛЕНА

Да какой, к чёрту, – отец?! Из роддома, знаешь – кто нас забирал? Костик Шалаев на своей «Тойоте»-таксушке! А отец этот ни тогда, ни после не объявился! Да я и не искала… Я Ленке – и мать, и отец, и бабушка с дедушкой! Чёрт, спина затекла… Ты куда стулья-то все дел? Пропил, что ли?

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

А, это… Полгода назад мужичок этажом выше крякнул… Ну, понаехало к ним родни всякой, поминки, все дела… Попросили стулья… Я дал… А сам укатил с друганами на шашлыки за город… Приезжаю через недели полторы, захожу стулья забрать, а мне дверь какая-то физия восточная отворяет… Короче, родственнички усопшего квартирку по-быстрому продали типусу этому… А тот, видно, стульчики мои… Ты что заходишься?

 

ЛЕНА

(хохоча)

Ой… Ничего… Так… Вспомнила…  Слушай, давай поужинаем где-нибудь… Если бы я знала, что у тебя в холодильнике – только кефир да макароны с той недели, прихватила бы чего… Или поехали ко мне. У меня и – борщик свеженький, и – ветчинка, и – грибочки маринованные…

 

ТИМОФЕЙ

А у тебя дома – кто?

 

ЛЕНА

Никого… Рамзес с Чарли – только…

 

ТИМОФЕЙ

Кто-кто?

 

ЛЕНА

(заливисто хохочет)

Коты мои! Рамзес – египетский! Чарли – британец! Вот – с такой ряшкой… Улыбается всё время…

 

ТИМОФЕЙ

Ты – что: котов разводишь?

 

ЛЕНА

(хохочет)

Почему развожу? Живут просто!

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

У меня – аллергия… На –  кошачью шерсть…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Тим, не надо мне впаривать! Скажи просто…

 

ТИМОФЕЙ

Валюту свою возьми…

(достаёт из пиджака купюры)

Возьми деньги.

 

ЛЕНА

Тим…

 

ТИМОФЕЙ

Возьми деньги!

 

ЛЕНА

(берёт деньги)

Что орёшь, как припадочный? Я – по-человечески к нему… Подохнешь ведь на кефире с макаронами! Ну, давай хоть пиццу какую закажем… Орёт он… А то – давай ко мне, а?

 

ТИМОФЕЙ

Заказывай. Я не голоден.

 

ЛЕНА

Тим, ну зачем всё портить? Что ты из себя какого-то буку корчишь? Хочешь, чтобы я ушла?

 

ТИМОФЕЙ

Я порчу?

 

ТИМОФЕЙ залпом допивает вино, встаёт, проходит по комнате.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А ты помнишь, что мне десять лет тому назад заявила, когда я тебя в жёны звал?

 

ЛЕНА

О, Господи… Тим… Ну, зачем…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Когда – у меня и хата была, что этих пять, и «бумер» с новья, и здоровье, и талант… И бабла – немерено… Не помнишь? Борщик у неё – свеженький с грибочками…

 

ЛЕНА

(тихо)

Тим, ну прости…

(помолчав)

Прости меня, дуру…

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг, яростно)

Ты мне ничего не сказала! Просто испарилась! И – всё! Такая вот – заява! На бутики свои, на контору квартирную зарабатывала! С парикмахерской?! Заработала?! Поздравляю! Рад за тебя! Нет, я всё понимаю: раз попала в струю торгашескую, дуй на всех парусах! Дитё есть! Энергии – море! Ашот – ещё! Тот! Который с гор вчера спустился! Одну дверцу любови своей открыл! Другую! Стриги-не хочу бабло! И всё больше хочется же настричь! Всё – больше!

(помолчав, тихо)

От Катьки ты сейчас хатой да баксами откупилась… И ко мне липнешь… Потому что душу себе выжгла… Своей жизнью… Этой… Чудесной… И ненавидишь эту жизнь… Я же вижу… И остановиться уже не можешь… Да и не хочешь, я полагаю… А через год-другой и Катька тебе чужая станет… И ты ей чужой будешь… Потому ни за какое бабло человеческих чувств не купишь… Ни –  любви… Ни – дружбы… Ни – искренности… Ни – нежности… Не купишь, Лен…

(помолчав)

И я тебя умоляю: не надо… Не надо нести эту чушь… Про – детей… Про – нас с тобой… Не будет уже никогда ни нас с тобой… Ни – детишек наших… Ничего не будет… Никогда…

(помолчав)

Ладно… Закажи пиццу, что ли… И – пиво какое-нибудь…

(помолчав)

А самое весёлое, знаешь – что? Что – я тебя до сих пор люблю…

 

ЛЕНА

(тихо)

Так любишь, что ненавидишь…

(помолчав)

А хочешь: я всё брошу?

(помолчав)

О, Боже… Что ж я натворила…

 

Тренькает дверной звонок. ТИМОФЕЙ и ЛЕНА некоторое время смотрят в сторону двери. Один за другим раздаётся несколько длинных звонков.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ну, Олька… Зараза…

 

ТИМОФЕЙ выходит из комнаты. ЛЕНА встаёт с кровати, быстро поправляет юбку и разглаживает ладонью покрывало. Из коридора квартиры слышится какой-то невнятный говор и грохот. Грохот приближается, и ЛЕНА невольно отступает назад. В комнату, волоча несколько стульев, заходит ТИМОФЕЙ.

 

ТИМОФЕЙ

(опуская на пол стулья, хохочет)

Во! И стулья-то… Стулья-то – не мои!

 

ЛЕНА смотрит на стулья, на ТИМОФЕЯ, улыбается, смеётся и, наконец, заливисто хохочет.

 

ЛЕНА

(сквозь смех)

Тимка… Ну, правда… Что мы каждый раз грызёмся, а?

 

ТИМОФЕЙ осторожно садится на один из стульев.

 

ЛЕНА

Знаешь – что я придумала?

(садится Тимофею на колени)

Давай я тебя познакомлю с Катькой? У Тамарки Бочаровой из Дома Мод завтра – презентация новой коллекции «весна-лето»… Музыканты, артисты, журналисты, телевизионщики будут… Я с ней сейчас договорюсь о твоём участии… Споёшь пару-тройку песенок своих… И засветишься конкретно по ящику… И Катька тебя живого увидит-услышит… А потом – банкет-фуршет: контакты наладим с телевидением, с прессой!

(обнимает Тимофея)

У тебя ж есть весёленькие песни, я же помню – про… Чёрт, забыла уже… А, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

Нога онемела.

 

ЛЕНА

(садится по-другому)

А потом, Тим… Это я на себя беру… Узким кругом – за город! Я тот домик на берегу озера давно присмотрела… Только в прошлом году удалось хозяев уболтать! Красотища – там, Тимка… Знаешь, вокруг озера – лес… Почти – у самого берега… И когда – закат, кажется, что красные ели, сосны, берёзы растут прямо из солнца! Ну, отражение такое! И домик я переделала уже… Тебе понравится! Надстроили ещё этажик! С гостевыми комнатами… А внизу две стены остеклили… Стало много света, воздуха… И ещё девочку толковую, ландшафтного дизайнера, мне сосватали: во дворе сейчас – японский садик, альпийские горки! Как – на картинке!

 

ТИМОФЕЙ

Энергичная ты баба, Сазонова!

 

ЛЕНА

А хочешь – оставайся там… Что в этой хрущобке киснуть?

 

ТИМОФЕЙ

(хохочет)

Кем оставаться, Сазонова? Сторожем? Истопником? Садовником?

 

ЛЕНА

(помолчав, тихо)

Мужем.

(осторожно обнимает Тимофея)

Тим, дай мне ещё полгодика. Ты прав: мне вся эта канитель вот здесь уже стоит. Но надо с умом выйти, чтоб и дела без меня шли, и Катька голая-голодная не ходила и доучилась нормально, да и мы с тобой чтоб с протянутой рукой на паперть не пошли… Так ведь?

(помолчав)

Ты меня, правда, ещё любишь? Ну, скажи, Тим…

 

ТИМОФЕЙ отворачивает голову.

 

ЛЕНА

(тихо)

Боже…

 

(целует Тимофея в глаза, щёки, губы)

Не надо только плакать, Тимочка… А то я сейчас тоже разрыдаюсь…

 

ТИМОФЕЙ резко, едва не опрокидывая ЛЕНУ, встаёт со стула.

Засунув руки в карманы брюк, проходит по комнате.

Останавливается.

 

ЛЕНА

Тим, ты поматерись… Не держи в себе… Ну, что поделать, если я – такая дура стервозная?

(помолчав)

Тим… Ну, давай поживём нормально? Сколько можно друг друга мучить? Ей-богу, а? Я тебя люблю, дурака… Ты меня любишь, стерву… А? Тим? Давай? Я ещё хочу успеть от тебя родить…

 

ТИМОФЕЙ резко оборачивается.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ты зачем… Почему сегодня приехала? А?

 

ЛЕНА сбрасывает туфли, проходит к столику на колёсиках, берёт сигарету, закуривает и забирается с ногами на кровать.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ах, ты дрянь… Я тебе что: бык-осеменитель?

 

ЛЕНА

(массирует ступни)

Уже год на шпильках не ходила…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А ну, пошла вон отсюда…

 

ЛЕНА

Не кричи…

 

ТИМОФЕЙ

Вон, я сказал!

 

ЛЕНА медленно тушит сигарету в пепельнице, встаёт с кровати, берёт свою сумочку, проходит к стулу, надевает туфли. Слегка пошатываясь на высоких каблуках, идёт к выходу и навзничь падает. ТИМОФЕЙ некоторое время смотрит на лежащую без движения ЛЕНУ.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Сазонова… Эй… Что дуришь-то?

 

ТИМОФЕЙ подходит к ЛЕНЕ, нагибается, шлёпает её по лицу, наклоняется ниже.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ленка… Ты чего меня пугаешь?

 

ТИМОФЕЙ выпрямляется, грузно бежит к столику на колёсиках, хватает бутылку с вином, бежит обратно, набирает в рот вина и орошает лицо ЛЕНЫ. Шлёпает ЛЕНУ по щеке.

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Лен!

 

ТИМОФЕЙ отставляет бутылку. Крякнув, поднимает ЛЕНУ с пола, несёт к кровати, осторожно опускает на покрывало. Наклоняется к лицу, слушает дыхание. Осматривается и грузно выбегает из комнаты. Вбегает с пузырьком, откупоривает его, нюхает, отшатывается, наклоняется к лицу ЛЕНЫ и суёт пузырёк ей под нос. ЛЕНА звонко чихает. Некоторое время лежит неподвижно. Потом приподнимает голову.

 

ТИМОФЕЙ

(закупоривая пузырёк)

Ну, мать… Что пугаешь-то?

 

ЛЕНА

(тихо)

А что было?

 

ТИМОФЕЙ

Что – что? А я знаю – что?

 

ЛЕНА

(тихо)

Голова кружится…

(смотрит на Тимофея)

Ты – кто?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Как – кто?

(смотрит на Лену)

Ты – что, Лен?

 

ЛЕНА

(смотрит по сторонам)

Где – я? А?

 

ТИМОФЕЙ

Лен…

(опускается перед кроватью на колени)

Ну-ка, посмотри на меня…

 

ЛЕНА приподнимается на кровати, всхлипывает и вдруг заходится отчаянным плачем.

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

Лен… Я – с тобой… Ну, перестань, слышишь… Ну, родная моя, перестань…

 

Плач ЛЕНЫ переходит в тихий смех и, спустя несколько секунд – в оглушительный хохот. ТИМОФЕЙ едва удерживает бьющуюся в его руках женщину. Наконец, ЛЕНА утихает.

ТИМОФЕЙ какое-то время крепко обнимает ЛЕНУ, потом осторожно опускает её на подушку.

 

ЛЕНА

(тихо)

Ногам холодно…

 

ТИМОФЕЙ снимает с ног ЛЕНЫ туфли, дышит на ступни и крепко прижимает их к своей груди.

 

ЛЕНА

(тихо)

Пить…

 

ТИМОФЕЙ осторожно отпускает ноги ЛЕНЫ и прикрывает их покрывалом. После бежит через комнату, поднимает с пола бутылку вина, возвращается к кровати. Наливает бокал.

 

ТИМОФЕЙ

(с бокалом в руке)

Нет… Хватит тебе – винища…

 

ТИМОФЕЙ убегает с бутылкой и бокалом за комнаты. Через несколько мгновений появляется с полным бокалом.

 

ТИМОФЕЙ

(наклонившись над Леной)

Вот… Водичка… Холодненькая…

(Лена жадно пьёт)

Ещё?

(Лена отрицательно качает головой)

Ну? Как – ты? Лен? Лучше?

 

ЛЕНА

(тихо)

Ой… Что-то мне… Не хорошо стало… Прости меня, Тим…

(помолчав)

Прости… Я уйду сейчас…

 

ТИМОФЕЙ

Я тебе уйду…

(тихо)

Может, «скорую» вызвать?

 

ЛЕНА

Нет… Не надо никого… Иди ко мне…

 

ТИМОФЕЙ садится на край кровати. ЛЕНА кладёт голову на бедро ТИМОФЕЯ и обнимает рукой его ногу.

 

ТИМОФЕЙ

(гладит волосы Лены)

Ну, мать, ты себя довела… Нельзя же так, Лен…

 

ЛЕНА

(тихо)

Отвезёшь меня?

 

ТИМОФЕЙ

Куда?

 

ЛЕНА

Домой.

 

ТИМОФЕЙ

Никаких «домой». Я сейчас схожу: куплю поесть… Ты перекусишь… И – спатки…

 

ЛЕНА

Мне домой надо. И Катька не звонит что-то… Чёрт, я же мобильный выключила, кажется…

 

ТИМОФЕЙ

Слушай, мать… Ты только что вон там грохнулась…

(мотает головой)

Без чувств… На ходу – прямо… Я тут носился, как ошпаренный… Так что давай безо всяких «домой надо»… Полежи спокойненько… Да?

 

ЛЕНА

Я?

 

ТИМОФЕЙ

Ты что: ничего не помнишь?

 

ЛЕНА

Нет…

 

ТИМОФЕЙ

Потом – меня не узнавала… Где находишься – не понимала…

 

ЛЕНА

Да?

 

ТИМОФЕЙ

Потом истерила конкретно: то рыдала, то хохотала…

 

ЛЕНА

Боже…

 

ТИМОФЕЙ

Значит так, Лен… Я сейчас вызову «скорую», пусть врачи тебя…

 

ЛЕНА

Тим, не надо никого вызывать. Мне – лучше. Помоги встать…

 

ТИМОФЕЙ

Куда?

 

ЛЕНА

Туда.

 

ТИМОФЕЙ

Голова не кружится?

 

ЛЕНА

Нет. Дай руку.

 

Опираясь на руку ТИМОФЕЯ, ЛЕНА встаёт.

 

ТИМОФЕЙ

Пошли. Я тебя провожу.

 

ЛЕНА

Дай мне сумочку.

 

ТИМОФЕЙ приносит сумочку.

 

ЛЕНА

Подожди меня здесь.

 

ТИМОФЕЙ

Чёрта с два. Пошли.

 

ЛЕНА

Подожди меня здесь! Что не понятно, Тим?!

 

ЛЕНА, с сумочкой в руках, выходит в правую дверь комнаты. ТИМОФЕЙ медленно подходит к двери и прислушивается. Возвращается к столику на колёсиках, берёт мобильный телефон.

 

ТИМОФЕЙ

(в мобильный телефон)

Девушка, добрый вечер… У вас там какая нынче пицца – самая вкусная? Ага… Филе куриное… Грудинка копченая… «Моцарелла»… Оливки… Большая, да? Ага… Две пиццы, пожалуйста… И пивка немецкого светлого… Баночек шесть… Да, и ещё – водички минеральной, без газа только… Сколько – за все? Это – с доставкой? Окей… Космонавтов, 53, квартира 4… Когда привезёте? Окей… Ждём…

 

ТИМОФЕЙ засовывает мобильный телефон в карман пиджака. Закуривает. Тут же тушит сигарету в пепельнице и разгоняет рукой дым. Подходит к правой двери комнаты. Прислушивается.

 

ТИМОФЕЙ

(громко)

Лен! Всё – в порядке?! А, Лен?!

 

Из правой двери медленно выходит ЛЕНА.

 

ЛЕНА

А ты вообще в костюме смотришься приличным человеком… Почаще бы надевал…

 

ТИМОФЕЙ

Ну, как? Оклемалась чуток?

 

ЛЕНА садится на кровать. Достаёт из сумочки пудреницу.

 

ЛЕНА

(припудривая лицо)

У тебя что: один приличный костюм?

 

ТИМОФЕЙ

Ну, почему…

(помолчав)

Джинсы – ещё… Брюки летние…

 

ЛЕНА

(смотрится в зеркальце)

Одни…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Ну – одни… Что – с того?

 

ЛЕНА

А бачок, действительно, у тебя журчит… Подтекает, да? Дай-ка мне телефон, мой разрядился…

 

ТИМОФЕЙ достаёт мобильный телефон из кармана пиджака.

 

ЛЕНА

(набрав номер)

Солнышко, ты – где? А-а-а-а… Понятненько… Кать, это я взяла позвонить… Батарея моего села… Всё хорошо – у тебя? Да? Точно? Ты не забыла про завтра?

(смотрит на Тимофея)

Ну, Кать… Обязательно надо пойти… И развеешься, и с матерью увидишься… В кои века… Добренько… Ну, занимайся… Целую тебя… Крепенько… Пока, солнышко…

 

ТИМОФЕЙ

Я тут пиццу заказал…

 

ЛЕНА

Занимается она… Думает, что мать – дура… Я не слышу, что ли: по городу где-то шляется…

 

ТИМОФЕЙ

Оставь ты Катьку в покое… Молодая девчонка… Назанимается ещё…

 

ЛЕНА

Ага, и я думала: назанимаюсь ещё… А потом по баулу – в руки, баул – в зубы и вперёд! Как Суворов – на штурм Измаила!

(помолчав)

Что ты заказал?

 

ТИМОФЕЙ

Пиццу. «Турнедо»… Курица, грудинка запеченная, «Моцарелла», ананас с перчиком жареным, оливки… И водичку без газа… Тебе…

 

ЛЕНА

Умничка. Вот и покушай. А я поеду.

 

ТИМОФЕЙ

Никуда ты не поедешь! Пока – не поешь! В конце концов: муж я – тебе? Или – не муж?

(Лена хохочет)

«Да убоится жена мужа своего!» Забыла? Так что, жена… Безо всяких разговоров! Перекусим… И я тебя сам отвезу…

 

ЛЕНА

(смеясь, обнимает Тимофея)

Му-у-у-уж…

 

ТИМОФЕЙ

А то!

 

ЛЕНА

(тихо)

Я уже думала – никогда у меня этого не будет… Правда, Тим… Намаешься за день, хоть волком вой… А домой ноги не идут… То в офисе торчишь, хотя все дела переделала… То к подругам каким незамужним свалишься… То чёрти чем себя грузишь… Лишь бы не тащиться в эту проклятую пустую квартиру…

 

ТИМОФЕЙ

(открывает бумажник)

А – коты?

 

ЛЕНА

А что – коты?

(смеётся)

Ты знаешь… Поначалу ревновали друг дружку ко мне… Если я Рамзеса гладила, к примеру… Чарли даже улыбаться переставал… Забирался на шкаф, под потолок, и сидел там, обиженный, целый день… А однажды, когда я Чарлика расчёсывала, слышу: Рамзесик воет… Я в коридор выскочила, смотрю: он лоток Чарлика раскидал, а сам по большому прям на половичок плетёный сходил… Потом, правда, я их помирила: ставила одну миску с едой на двоих и с водичкой тоже – одну… Да и подросли… Вместе… Не ругаясь – более…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лен… У меня там не хватает малость… За пиццу рассчитаться… Одолжишь?

 

ЛЕНА

У кого? Что? Я не поняла…

 

ТИМОФЕЙ

Ты. Мне. Одолжишь? У меня не хвата…

 

ЛЕНА

Господи, Тим… Дурачок… Ну, пожалуйста, пойми, наконец, ты: нет моего, твоего… Есть наше… Наше. Понимаешь? Только – наше…

 

ТИМОФЕЙ

Я себя всё равно…

(помолчав)

Не знаю, Лен… Как-то гадко себя чувствую… Альфонсом –

каким-то…

 

ЛЕНА

(звонко хохочет)

Чёрт! Ну, ты и словечко нашёл, Степанов! Альфонсом! Свихнулся, Тим?!

 

ТИМОФЕЙ

А ты знаешь…

(помолчав)

Мы тогда в волейбол рубились на пляже… Я на подаче был… И вдруг слышу: смех… Такой – звонкий… Такой – звенящий… У меня аж мячик из рук выкатился… Тебя я сперва даже и не разглядел… А в твой смех влюбился без памяти… Помнишь?

 

ЛЕНА

(смеётся)

А то! Загорелый, стройный, высокий! На тебя, между прочим, и Наташка Воронцова, и Танька Гладышева сразу глазики положили, едва ты подгрёб знакомиться… Потом и телефон твой… Помнишь: ты мне на ладошке шариковой ручкой написал? Выцыганили… Ты, случаем, не поимел кого из них тогда? За – моей спиной… А, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Ну, что ты несёшь? У меня вообще после этого волейбола крыша поехала… Сейчас пытаюсь вспомнить: что делал, чем занимался… Ничего не помню… Только – грудка твоя нежнейшая… Бархатная… Попка твоя загорелая… С белым треугольником… От купальника… Язычок твой… Юркий… У меня – на нёбе…

 

ЛЕНА

(тихо)

А когда… Ты меня первый раз поцеловал… Туда… Я думала… Что – умру… От разрыва сердца…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лен…

 

ЛЕНА

(тихо)

Не говори ничего…

 

ЛЕНА целует ТИМОФЕЯ. Снимает с мужчины пиджак, расстёгивает рубашку, брюки. ТИМОФЕЙ ловко забирается под юбку, стягивает с ЛЕНЫ колготки с трусиками и осторожно заваливает женщину на кровать. Звенит мобильный телефон. ТИМОФЕЙ и ЛЕНА замирают.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ёшкин кот…

 

ТИМОФЕЙ смотрит на ЛЕНУ. ЛЕНА давится беззвучным смехом, наконец, не выдерживает и хохочет. Телефон не умолкает.

 

ЛЕНА

(хохоча)

Ну, ответь…

 

ТИМОФЕЙ со страшным лицом нагибается с кровати к лежащему на полу пиджаку. Достаёт звенящий мобильный телефон.

 

ТИМОФЕЙ

(в мобильный телефон)

Да! Ну?!

(смотрит на дисплей мобильного телефона)

Вот, заразы!

 

ЛЕНА

(хохоча)

Кто? Это…

 

ТИМОФЕЙ

(зло)

Без понятия! Отключились!

 

Мобильный телефон вновь взрывается звоном.

 

ЛЕНА

(выхватывает мобильный телефон из рук Тимофея)

Да! Кто?! Катька?!

(опускает мобильный телефон в подушку и хохочет)

Ой, не могу!

(всхлипывая, подносит мобильный телефон к уху)

Что ты хочешь, доча? Что хочешь, родная? Денежку?

(смотрит на Тимофея)

Доча, я занята сейчас… Позвони Исааку Львовичу, скажи: в чём – дело… Он тебе отдаст денежку… Нет, доча, удобно, он ещё не спит… И я тебя целую, котёнок!

 

ЛЕНА, заливисто хохоча, валится в объятья ТИМОФЕЯ.

 

ТИМОФЕЙ

Денежку… Позвони Львовичу… Он даст денежку… Совсем Катьку распустила…

 

ЛЕНА

(сквозь смех)

Тим, она ж ещё – ребёнок! Ну! Тимка!

 

ТИМОФЕЙ выхватывает телефон из руки ЛЕНЫ, выключает его и забрасывает под кровать.

 

ТИМОФЕЙ

Ребёнкам спать давно пора…

 

ЛЕНА

(смеясь)

А сам – в её года?! Куролесил так, что пыль столбом стояла! Ну, вот: опять меня всю раздел, растрепал… Экий ты – маньяк, Степанов!

 

ТИМОФЕЙ

Это – кто из нас маньяк, Сазонова?!

 

ЛЕНА

Ну, и где – твоя пицца с «Моцареллой»? А? Совсем решил девушку голодом заморить?

 

ТИМОФЕЙ

Сказали: в течение получаса… Проголодалась?

 

ЛЕНА

Ужасно. Сейчас тебя съем!

 

ЛЕНА щёлкает зубами и впивается ТИМОФЕЮ в плечо.

 

ТИМОФЕЙ

Мать! Полегче!

 

ЛЕНА делает вид, что откусила кусок мяса от ТИМОФЕЯ: громко чавкая, жуёт.

 

ЛЕНА

(хищно)

В-о-о-от, а теперь бёдрышко обглодаем!

(урча, впивается Тимофею в ногу)

Р-р-р-р…

 

ТИМОФЕЙ

(вскакивая с кровати)

Сазонова! Больно же!

 

ЛЕНА

(хищно)

А ты думал – как?

(встаёт с кровати и медленно наступает на Тимофея)

Сейчас я кого-то съе-е-е-ем…

 

ТИМОФЕЙ, всклокоченный, в трусах, носках и расстегнутой рубашке, медленно отступает.

 

ЛЕНА

Ой, как я сейчас кого-то е-е-е-есть начну-у-у-у-у…

 

Внезапно ЛЕНА бросается вперёд и прыгает на ТИМОФЕЯ. ТИМОФЕЙ ловит ЛЕНУ, забрасывает себе на плечо и начинает кружить.

 

ЛЕНА

(вращаясь, хохочет)

О-ё-ё-ёй! Тимка! Сумасшедший! Урони-и-и-шь!

(Тимофей ускоряет вращение)

Сумасшедший! Люди-и-и-и! Помогите-е-е-е! Люди-и-и-и!

 

ТИМОФЕЙ резко останавливается, опускает ЛЕНУ перед собой и, обняв, целует.

 

ТИМОФЕЙ

Не закружилась голова?

 

ЛЕНА

(смеясь)

Нет…

(долго и нежно целует Тимофея)

Нет!

 

ТИМОФЕЙ

Ленка!

 

ТИМОФЕЙ подхватывает ЛЕНУ на руки, несёт и осторожно опускает на кровать.

 

ТИМОФЕЙ

Ты знаешь… Я ведь тоже думал, что никогда у меня ничего уже не будет… Тебе с работы домой приходить не хотелось, а мне – из дома выходить… Боялся… Думал – свихнусь… Иду по улице… Вижу бабу какую… А у неё – твоё лицо, твои руки, ноги… Глаза закрою, открою: ты не одна уже идёшь, а несколько тебя… И все они мне улыбкой твоей улыбаются и смеются, как ты…

(плачет и смеётся одновременно)

Пить пробовал: ещё – хуже… Ветерок щеки коснётся, а мне кажется: ты дышишь… Даже запах твой чуял… Такой, знаешь: цветочно-алый… Кто-то посмотрит, а я почему-то знаю: это ты смотришь… И сердце обрывается… По ночам, вообще, до ручки доходил… Раз очнулся под утро: девка какая-то – рядом со мной… Кто такая, откуда взялась – убей Бог, не помню… Хотя трезвый был… Смотрю я на неё и ведь точно знаю, что это – не ты… А она со мной, как ты, вдруг заговорила, засмеялась… И отдавалась, как ты…

(помолчав)

Потом конкретные провалы начались… То – из парка меня менты подберут ночью… Эстрада там ещё –  деревянная… Помнишь:  танцевали мы как-то летом… То – в трамвае нашем… Номер шесть… На кольце… Очнулся: какие-то бабы в кителях, дружинники… Как там оказался, куда ехал: чистый лист, без понятия… Витька Басалаев… Хорошо, что рядом оказался… Меня тогда – за шкирку… И – к какому-то мозгоправу… В белы ручки… Короче, вытащил меня тот мужик… Из петли вытащил…

 

ЛЕНА

(с глазами, полными слёз)

Тимочка… Родной… Божечки…

(вытирает ладонью лицо Тимофея)

Я же ничего не знала…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбаясь)

Работу похерил… Всё посыпалось, как домик карточный… Дружки растворились… Машину пришлось продать… Потом –

хату… Пока не оказался здесь… В этом сарае…

(смотрит на Лену)

Ну, что же ты не хохочешь?

 

ЛЕНА

(помолчав)

Боже… Сколько времени мы потеряли… Тим, сколько времени мы потеряли! Ведь всё – так просто… До безумия просто… Два человека любят друг друга… Не могут жить друг без друга… Не могут дышать друг без друга…

Зачем же так друг друга мучить? Ради – чего?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лен… Не убегай больше от меня, а? Хочешь родить – роди… Не хочешь – не рожай… Я, действительно, не могу без тебя жить… Не могу без тебя дышать…

 

ЛЕНА тихо смеётся. Обнимает ТИМОФЕЯ. Осторожно и нежно целует его.

 

ЛЕНА

(вдруг)

Тим… Слушай: а давай пошлём всё к чертям и поедем куда? Путешествовать, а? Только – ты да я! А, Тимошик? Ты, вообще, наверно, нигде не был?

 

ТИМОФЕЙ

Почему – нигде? В Германии был… В Польше… По России поездил: Байкал, Карелия… Ну… Кавказ… Море Чёрное… Прибалтика…

 

ЛЕНА

А я, кроме турков да пшеков, вообще ничего не видела!

Итальяшка один, правда… Лет пять тому назад… Чёрт, как –  его?

(хохочет)

А. Лучано… Лучано Кастелано… Всё в Неаполь звал… Бон джорно… Брависсимо… Коза ностра… И – все дела… Я ему: «Си, си, окей, мерси!» Скидку мне даже на кожу обалденную сделал… Еле потом отбилась… Катька моя… Вон… В свои двадцать уже всю Европу объездила! После – Египет, Мальдивы, Кипр! На Кубу слетала даже! К этому! Бородатому! В Штаты вот скоро полетит! На –  целый год! Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго! Представляешь?! Мы ж с тобой… Толком так и не были вместе… А, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Если бы это было возможно… Я бы тебя обнял… Зарылся бы… Лицом… В твои волосы… И так бы стоял… Год… Два… Десять лет… Вечно…

 

ЛЕНА

(эхом)

Вечно…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А ты бы хотела жить вечно? Вот так, чтобы время для тебя вдруг остановилось… А вокруг жизнь бы шла по-прежнему… Шли бы года… Менялись века, эры… Люди бы рождались, умирали… А ты бы даже не старилась…

 

ЛЕНА

(помолчав)

А – ты?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Что – я?

 

ЛЕНА

(тихо)

Тоже бы не старился?

 

ТИМОФЕЙ

Конечно! Представь только: какой-нибудь там… Семьдесят пятый век – от рождества Христова… Нет ни этих вонючих машин, ни наркоты проклятой, ни болезней… Оружие всё, к чёртовой матери, давно разобрали на винтики… Никто друг в друга не стреляет, никто никого не режет…

 

ЛЕНА

(растерянно)

А как же… Как же – без машин? Как ездят?

 

ТИМОФЕЙ

(загораясь)

А никак не ездят! Мгновенно перемещаются в пространстве! И – во времени! Куда – хошь!

Любое живое существо… Это же… Это ведь – такая информационно-энергетическая субстанция…

(ходит по комнате)

Значит… Значит, её, в принципе, можно оцифровать… И отправить… Куда –  угодно! Хоть – в Австралию! Хоть – в другую галактику! Представляешь?! Никаких тебе – ракет, топлива, скафандров! Ввёл свой личный генный код и пункт назначения… И – всё! Твой геном программа оцифровывает… И – вперёд! Через мгновение ты уже – в Аргентине! Или – на Луне! Или – в другой Вселенной!

(помолчав)

Мне кажется, что так давно уже все перемещаются… Кроме – нас…

 

ЛЕНА

(завороженно)

Ти-и-и-им… Как – здорово…

 

ТИМОФЕЙ

(вдохновенно)

И Чернобылей с разными Фукусимами тоже не будет! И землю перестанут рыть-доить!

 

ЛЕНА

(растерянно)

Как это?

 

ТИМОФЕЙ

(вдохновенно)

Ну, подумай! Каждую секунду нас пронизывают миллиарды всяких частиц! Нейтрино –  разные! Фотоны! Ещё, наверняка, – Бог знает что! Неужели не додумаются как-то всю эту энергию… Ловить… Аккумулировать… А потом… Опять же – в цифре… Через… Ну, не знаю… Через антенны какие… Каждому – в дом! В квартиры!

 

ЛЕНА

(хлопает в ладони)

Супер! Обалдеть! Тим… Ты что… Ты сам всё это придумал?! Сам?! Тим?!

 

ТИМОФЕЙ

Мне кажется… Мне кажется, что я всё это вижу… Да, вижу… Как будто – наяву…

(помолчав)

Всё вокруг нас… Оно же – живое… И – деревья, и –  воздух, и – вода, и – земля сама… А мы леса – под корень… Воду загадили… Воздух отравили… Землю изрыли… Ты подумай: сколько же в природе боли скопилось! Сколько – страданий! А ведь, наверняка, кто-то… Мировой разум какой-нибудь… Всё это видит… Негодует, конечно… Но ждёт… Ждёт: образумится, наконец, человек? Или его попросту лучше стряхнуть… К чёртовой бабушке… С лица Земли… Как – паразита назойливого… Что – только кровь пьёт…

 

ЛЕНА

(тихо)

А люди… Люди людьми будут? Или – киборгами какими?

 

ТИМОФЕЙ

Конечно – людьми!

(помолчав)

Хочется верить, что –  людьми…

 

ЛЕНА

(смеётся)

И что: все такие добренькие будут? Такие – миленькие? Как – ангелы?

 

ТИМОФЕЙ

Вряд ли.

(помолчав)

Человек вообще, наверно, не изменился… По – сути… За – всю свою историю… Нет, ну поумнел там… Оброс всякими там интернетами, планшетниками и прочими цацками… А злоба и коварство, и предательство, и прочая дрянь, что в нас живёт, никуда ведь не делась… И не денется…

 

ЛЕНА

Как же тогда жить в твоём светлом будущем со всем этим?

Зачем со всем этим опять жить? Для – чего?

 

ТИМОФЕЙ

Как жить?

(смотрит на Лену)

Как и – сейчас. Что с убийцей смрадным нынче делают? Сажают, если ловят, да? От негодяя отворачиваются… Мне кажется…

Мне кажется, что…

(помолчав)

Мне кажется: что-то внутри нас должно произойти… Внутри… Нас… Самих… Не сразу, конечно… Но обязательно – должно… Или открыться что-то… Дремлющее пока… Вот ты, к примеру…

(смотрит на Лену)

Хочешь, скажем, кого-нибудь обжулить… И можешь это сделать… И – так, чтобы никто не узнал… И уже готова это сделать… Но не делаешь…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Почему?! Делала! И меня кидали конкретно! И – не раз!

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

И – что? Что ты чувствовала, когда кидала кого-нибудь?

 

ЛЕНА

Ну…

(помолчав)

Смотря – кого…

(смеётся)

Тим, это же – бизнес! Не – ты, так – тебя! Что ты, в самом деле?! Не знаешь: где мы живём?! Ей-богу!

 

ТИМОФЕЙ

Ну, хоть разок тебя совесть мучила? Вот сделала ты гадость кому-то… Сознательно сделала… Корысти – ради… И как: спала нормально? Аппетит хороший был, настроение?

 

ЛЕНА

Тим, что ты мне душу бередишь, в конце концов?

(помолчав)

Ну, конечно, мучилась иногда… И ночами не спала… К чему – всё это?

 

ТИМОФЕЙ

Может быть… Когда-нибудь…

(помолчав)

Мы просто не сможем… Не сможем делать друг другу гадости… Просто физически не сможем… Захочется мне, скажем, грабануть твой салон меховой…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Грабили уже! Свои же!

 

ТИМОФЕЙ

И вот только я подумаю об этом… А мне уже… Не хорошо станет… Ножки, к примеру, онемеют… Или понос прошибёт…

(Лена заходится заливистым хохотом)

Допустим, плюну я на это… И пойду всё-таки грабить… А тут как сердечко прихватит! В глазах потемнеет! Не до грабежа уже… В живых бы остаться… А? Каково?

 

ЛЕНА

(смеётся)

Тим, что это тебя пробило на мысли такие? Никогда от тебя такого не слышала!

 

ТИМОФЕЙ

Не знаю…

(помолчав)

Мне и поговорить в последние года было не с кем… Как в каком-то вакууме плавал…

(помолчав)

А ты Катьку свою всегда понимаешь?

 

ЛЕНА

Ну да, вроде…

(утирает платком слезящиеся глаза)

Хотя иной раз такое залепит, что: хоть стой, хоть падай… Тим, они ведь уже – не такие, как мы… Совсем –  другие…

(помолчав)

Я с ней как-то особо не нянчилась, пока росла… Крутилась же, как белка… А потом вдруг – оп! Смотрю: что за девка такая выросла?

(помолчав)

Знаешь… Она квартиру ту поначалу вообще не хотела принимать… И не из-за того, что мать одну оставляет, а из-за «бабок»! Потом говорит: ладно, мам, спасибо, только я тебе деньги за квартиру отдам, когда заработаю… Во как! Я сперва обиделась… А после… После думаю: права ведь девка по-своему… Не хочет на моей шее сидеть… Гордость своя у неё есть, оказывается… И – совесть… А, может, – потому что видела сызмала, как я пашу…

 

ТИМОФЕЙ

Так что же нынче денежку клянчила?

 

ЛЕНА

Не клянчила! Заработанное хотела получить! На прошлой неделе были у меня переговоры с немцами – Катька переводила. И толково переводила.

 

ТИМОФЕЙ

Ну, хоть скидку матери сделала, а?

 

ЛЕНА

(смеётся)

Тим! Ну, правда… Давай на днях закатимся к Наташке Сакович… В турагентство её, «VIP-тур»? Маршрутик продумаем… Так, чтобы и Азию повидать, и – Африку, и – Америку! А на обратном пути – через всю Европию… Не спеша… С толком… В Испании, знаешь, какое блюдо считается деликатесом?! Нет?! Криадильяс! Бычьи яички!

(хохочет)

Я слышала: пальчики оближешь! Или – ломо эмбучадо: вяленая свининка! Они её там в белом вине выдерживают… И – в специях… А в Венеции – каналы… Гондолы – эти… Баркарола… Дворцы дожей…

 

ТИМОФЕЙ

Катьку возьмём с собой?

 

ЛЕНА

Ни-ни-ни! Ей заниматься надо! Скоро – сессия! И потом…

(помолчав)

Я тебя ни с кем не хочу делить… Только – мы с тобой…

(целует Тимофея, тихо)

Только – ты и я… Ты со мной… Сразу похудеешь… Я тебя так излюблю, что… Так измучаю…

 

ТИМОФЕЙ

И в какую копеечку этот турвип влетит?

 

ЛЕНА

Слушай, Степанов, если ты ещё раз заикнёшься об этом, я тебя задушу! Ну, сколько можно?! Ты теперь будешь ежеминутно меня грузить «бабками» этими проклятыми?! А?!

 

ТИМОФЕЙ

Лен, послу…

 

ЛЕНА

Не ленкай!

(смотрит на Тимофея)

Хорошо. Если ты – такой осёл упёртый… Хорошо. Давай так сделаем: ты продаёшь или сдаёшь эту хрущёбку моему риэлтерскому агентству. Официально. По договору. Агентство продаёт или сдаст в субнаём, «бабки» – хоть завтра! Хватит и на тур, и на диск твой, и на после! Так тебя устраивает, Степанов?!

 

ТИМОФЕЙ

Знаешь…

(помолчав)

Я всё никак не могу привыкнуть к тебе такой…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Какой – такой? Такой-сякой?

 

ТИМОФЕЙ

Деловой…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Привыкай! О, чёрт! Надо ж Тамарке перезвонить! Насчёт – завтра… Насчёт – нас… Найди-ка телефон…

 

ТИМОФЕЙ

Лен, да никуда я не пойду! Клоун, что ли?! Выёживаться там… После – манекенщиц голых…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Да почему – голых?! Как раз – не голых! В шикарных шмотках! И – не манекенщиц! Моделей! И – не после, а – до показа!

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Моделей чего?

 

ЛЕНА

Что – чего?

 

ТИМОФЕЙ

(серьёзно)

Ну… Есть авиамодели… Я в детстве клеил… Туфли есть модельные… По индпошиву…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Да ну тебя, Тим!

 

ТИМОФЕЙ

Ну, хорошо…

(помолчав)

Допустим, сдам я хату… Сам-то где буду жить потом?

 

ЛЕНА

Со мной ты будешь жить, Степанов! Отныне и –  навсегда! Я тебя пришпилю к юбке своей! Понял?! Где жить он будет! Негде жить, что ли?! Хочешь – в квартире нашей! Хочешь – в нашем коттедже загородном! Я приезжать буду… И – на выходные… И – на неделе…

 

ТИМОФЕЙ

А в один прекрасный день… Ты взбрыкнёшь… И пошлёшь меня… К такой-то матери… И куда – я? В бомжи?

 

ЛЕНА

(хохочет)

В бомжи! Зарастёшь… Запьёшь… Завоняешь… Тим!

 

ТИМОФЕЙ

Лен…

(помолчав)

У меня почему-то… Такое чувство, что я – твой самый тяжкий грех… Пуще – всех смертных грехов… И ты… Ты сегодня его замаливаешь…

 

ЛЕНА

(тихо)

Замаливаю…

(всхлипывает)

Замаливаю, родной…

 

ТИМОФЕЙ

Э-э… Ну-ка, перестань… Лен…

 

ЛЕНА

(размазывая слёзы)

Может… Когда-нибудь… Ты меня… Хоть чуть-чуть… Хоть чуть-чуть меня простишь… Ну, хоть – чуть-чуть…

(помолчав)

Знаешь… Я сегодня утром проснулась… Как – не своя…  Поставила кофе варить – турку опрокинула… Рамзика чуть не ошпарила… Стала одеваться: не могу лифчик застегнуть…

(улыбается сквозь слёзы)

Руки, как будто – не мои… В офисе мне Львович что-то говорит, а я… Ни-че-го-шень-ки не понимаю… Слова слышу… А о чём слова: не доходит, понимаешь? В толк не возьму: что это он от меня хочет!

Поехала в агентство… Ну, думаю, развеюсь по дороге… Выпила в машине немножко коньяку… Приехала… И… Разрыдалась… Прямо – в конторе… Перед – нашими всеми… Перед – клиентами…

(помолчав, тихо)

Ты вот говорил: не помнил, как в трамвае оказался… И я сегодня… Опа… Смотрю: у двери твоей почему-то стою… А как ехала… Откуда ехала… Не помню… Может, задавила кого по дороге… Звоночек твой жму, а сама шепчу: Господи, только бы ты дома был… Только бы ты дома был… Только бы ты дома… Как –  заклинание какое… Ты дверь отворил… И… Как будто камень с души упал… Так легко и спокойно стало… Словно и не было лет этих двадцати… И жизни всей моей прошлой не было… Ты меня обнял… Поцеловал… И точно кровь в меня вернулась… И руки снова мои стали… И так горячо-горячо стало где-то вот здесь… Под сердцем…

(обнимает Тимофея)

Я всё верну тебе, Тим… Всё, до последней капельки… Каждую секундочку, что отобрала у тебя, верну сторицей… И свечку боженьке поставлю… Что он мне, дуре, сегодня глаза открыл, наконец…

(помолчав, тихо)

Тим, мы же действительно, понимаешь, действительно – половинки друг друга! Не будем вместе – сойдём с ума! Погибнем! Понимаешь?!

 

ТИМОФЕЙ осторожно высвобождается из рук ЛЕНЫ. Поднимает с пола брюки. Отряхнув ладонью пыль, надевает. Засунув руки в карманы, проходит по комнате.

 

ТИМОФЕЙ

Свечку – боженьке…

 

ЛЕНА

(тихо)

Что… Что ты решил?

 

ТИМОФЕЙ

(оборачивается)

Я? Я решил?! По-моему, ты всё уже решила! И – за меня, и – за нас!

 

ЛЕНА

Тим…

 

ТИМОФЕЙ

Я в твоих глазах, наверно, – последнее дерьмо… Раз – такую бабу не смог удержать… И найти потом не смог… Или не захотел… И себя довёл до последнего скотства свинского…

(Лена открывает рот)

Помолчи… Помолчи, Лена…

Я знаю… Я понял: зачем я тебе нужен… Чтобы ты мне… Каждый день… Каждую минуту… Каждую секунду… Своим присутствием… Своим видом просто… Об этом напоминала… Степанов, ты – дерьмо вонючее! Ты – голодранец чёртов! Ты – лох по жизни! Ты – никто и звать тебя никак!

(смеётся)

Вот тебе за это – денежка! Африка! Яйца бычьи! Венеция с гондонами!

 

ЛЕНА

Тим! Не надо! Я прошу!

 

ТИМОФЕЙ

(яростно)

Но тебе и этого мало! Ты ещё и родить от меня хочешь! Чтобы потом дитё это живым укором росло! Мол, смотри урод Степанов, я твоему семени чёртовому жизнь дала! Твой род никому не нужный продлила!

(громким шёпотом)

Ты что, вправду думаешь –  некому было родить от меня?! Что – бабы такой у меня не было?!

 

ЛЕНА вдруг бросается к ТИМОФЕЮ и падает к его ногам.

 

ЛЕНА

(целуя Тимофею ноги)

Я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умо…

(Тимофей тщетно пытается вырваться)

Я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю…

 

ТИМОФЕЙ

(отдирая Лену от своих ног)

Лена! Лена! Успокойся! Лена!

 

ЛЕНА

(целуя Тимофею ноги)

Я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умоляю, я тебя умо…

 

ТИМОФЕЙ резко поднимает ЛЕНУ и сильно бьёт ладонью по лицу. Ещё раз бьёт. И – ещё. Медленно отходит. ЛЕНА, закрыв глаза, падает на колени. ТИМОФЕЙ обходит ЛЕНУ и, спиной, не сводя взгляда с женщины, выходит в правую дверь комнаты. ЛЕНА поднимается и, босая, в расстегнутой блузке, выходит в левую дверь комнаты. В то же мгновение из правой двери появляется ТИМОФЕЙ со стаканом воды. Смотрит по сторонам. Заглядывает под кровать. Ставит стакан на столик и выбегает в левую дверь. Через несколько секунд ТИМОФЕЙ на плече вносит ЛЕНУ. ЛЕНА, молча и яростно колотя ТИМОФЕЯ руками и ногами по спине, пытается вырваться. ТИМОФЕЙ, не обращая внимания на град ударов, опускает ЛЕНУ на ноги. Крепко, захватив руками предплечья женщины, обнимает и держит, пока ЛЕНА не перестаёт вырываться. Медленно, не сводя взгляда с лица ЛЕНЫ, ослабляет объятья. Осторожно целует ЛЕНУ. Подхватывает её, относит к кровати, осторожно опускает и садится на пол, у её ног. ЛЕНА недвижимо сидит на кровати. В дверь звонят. Звонят снова – долго и упорно.

 

МУЖСКОЙ ГОЛОС

(из-за двери, глухо)

Эй, есть кто-нибудь дома?! Ваш заказ! Хозяева!

 

В правой двери комнаты появляется юноша с двумя коробками пиццы, упаковкой баночного пива и литровой бутылкой минеральной воды.

 

КУРЬЕР

(стоя в дверном проёме комнаты)

Простите… Дверь у вас была открыта… Доставка пиццы…

 

КУРЬЕР смотрит на ЛЕНУ с ТИМОФЕЕМ и заходит в комнату.

 

КУРЬЕР

Заказ ваш…

(скороговоркой)

Мега пицца «Турнедо»: филе куриное маринованное, грудинка копчёно-запечённая, соус из очищенных томатов, сыр «Моцарелла», ананас консервированный, перец жареный на гриле, кукуруза консервированная, оливки, зелень – два раза; пиво баночное «Баварское» – шесть раз; минеральная вода без газа «Аквадива»; доставка. Итого: одна тысяча сто девяносто три рубля…

(помолчав)

Это – Космонавтов, 53, квартира 4?

 

ЛЕНА, смотря на КУРЬЕРА, начинает похохатывать, смеётся и, наконец, заходится звонким хохотом. ТИМОФЕЙ смотрит на ЛЕНУ, на КУРЬЕРА и тоже начинает хохотать. КУРЬЕР некоторое время смотрит на хохочущих ЛЕНУ с ТИМОФЕЕМ.

 

КУРЬЕР

Доставка пиццы! Заказ ваш! Мега пицца «Турнедо»! Филе куриное маринованное! Грудинка копчёно-запечённая! Соус из очищенных томатов! Сыр «Моцарелла»! Ананас консервированный! Перец жареный на гриле! Кукуруза консерви…

(смотрит на Тимофея с Леной)

Это – Космонавтов?! Дом 53?! Квартира 4?

 

ЛЕНА и ТИМОФЕЙ хохочут.

 

КУРЬЕР

(громко)

«Бабки» гоните!

(Лена и Тимофей хохочут)

Придурки!

 

ЛЕНА и ТИМОФЕЙ хохочут во весь голос.

 

ТИТРЫ

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА

(за кадром титров)

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Испарилось снова лето.

Холодеют города.

 

И влюблённости, как листья,

опадают. День зачах…

Бирюза небесной выси –

только в девичьих очах…

 

Сигарета в три затяжки

догорает без следа.

Эх, нырнуть бы во все тяжкие!

Жаль – не те уже года…

 

В луже – облака барашек.

Оплывают фонари.

Помнишь, милая, мы раньше

здесь гуляли до зари?

 

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Растворилось снова лето,

словно талая вода.

 

И влюблённости былые

кроны клёнов голых сквозь

в никуда давно уплыли.

Не случилось. Не сбылось…

 

В три затяжки сигарета

догорает солнцу вслед.

Ветер колкий, дай ответ нам –

было лето или нет?

 

ТИТРЫ

Конец первой серии

 

Лена и Ленин

 

(десять лет спустя)

 

комедия

 

2-я серия

 

ИНТ. КОМНАТА ТИМОФЕЯ – ДЕНЬ

 

Комнату ТИМОФЕЯ, подсвеченную мягким напольным светом, время от времени озаряют вспышки молний за окнами. Гремят отдалённые раскаты грома. Из правой двери комнаты появляется КЕЙТ, босиком, с влажными волосами, в большом, не по размеру, красном банном халате, с подносом в руках. На подносе: фарфоровый чайник, две чашки и порезанный лимон на блюдца. КЕЙТ останавливается и чихает.

 

ТИМОФЕЙ

(из-за двери, громко)

Кать! Тапочки-то надень! Простынешь!

 

КЕЙТ

(хохочет)

Уже!

 

КЕЙТ громко чихает. Секунду медлит и осторожно ставит поднос на столик на колёсиках. ТИМОФЕЙ входит в комнату с бутылкой коньяка и двумя большими рюмками.

 

ТИМОФЕЙ

Мать хоть знает, что ты прилетела?

 

КЕЙТ

(чихает)

Ой! Да… Я звонила…

 

ТИМОФЕЙ

(наливает в рюмки коньяк)

Ну, Катюха! Velcom – на Родину! Давай! Залпом! Сразу согреешься!

 

КЕЙТ залпом выпивает коньяк и делает страшные глаза.

 

ТИМОФЕЙ

(подаёт блюдце с порезанным лимоном)

Закуси быстренько!

 

КЕЙТ закусывает лимоном и заливисто хохочет.

 

КЕЙТ

(хохоча)

Крепкий!

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав, тихо)

Как – мать…

 

КЕЙТ

(хохоча)

Что – как мать?!

 

ТИМОФЕЙ

Хохотунья… Ещё – коньячку?

 

КЕЙТ, хохоча, отрицательно, а потом положительно машет головой.

 

КЕЙТ

Давай, Тимофей Ильич!

 

ТИМОФЕЙ

(наливает в обе рюмки коньяк)

Ну, какой я тебе – Ильич, Кать? Ильич… Что – такой старый уже, да?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Нет! Совсем не старый! Что – ты?! Ну, просто… Не знаю… Просто, по имени… Не могу как-то… Я ж тебя всегда так величала… А что: тебе – не удобно?

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Величала… Ты же – русская девка, Катюха! Что ты там делаешь, в этой Америке?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Живу, Тимофей Ильич!

(звонко чихает)

Ой… Живу… Работаю…

 

ТИМОФЕЙ

(наливает в обе кружки горячий чай)

Катюш, ты чего расчихалась-то?! Ну-ка, давай: чайку горячего с лимончиком! И ножки… Погоди-ка…

 

ТИМОФЕЙ поднимается с кресла, выходит за комнаты и  возвращается с парой шерстяных носков.

 

ТИМОФЕЙ

Надень-ка…

 

КЕЙТ

(смеётся)

Да не надо, Тимо…

 

ТИМОФЕЙ

Надо. Ты вообще…

(наклоняется и надевает носки на ноги Кейт)

Ты, вообще, пешком шла под ливнем, что ли?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Так ведь… Перекопали там у вас всё… Не могли подъехать… А тут – как громыхнуло! Я, пока добежала до твоего подъезда – вся мокрая! Что ты меня так смотришь? Страшная, да?

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Так эти деятели у нашего дома уж месяца три золото ищут… Или – метро…

(осторожно целует Кейт в висок)

Я очень рад тебя видеть…

 

КЕЙТ

(смеётся)

И я рада!

 

ТИМОФЕЙ

И как это муж тебя одну отпускает, а?

 

КЕЙТ

Джордж?

 

ТИМОФЕЙ

(лукаво)

Не боится?

 

КЕЙТ

Чего?

 

ТИМОФЕЙ

Ну… Мало ли чего… Одна… За океаном… В России… Не ревнует?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Джордж? Ему некогда ревно…

(чихает)

Ой, Господи… Производство, презентации, переговоры, контракты, филиалы в Азии, Европе, Африке… Мы с ним, знаешь, где последний раз встретились? В аэропорту Шарля де Голля… Он прилетел из Штатов, а я улетала в Сеул… Вот так и живём…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Любишь его?

 

КЕЙТ

(удивлённо)

Джорджа?

(помолчав, тихо)

Главное, что он любит… Правда ведь, Тимофей Ильич?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Катюш… Послушай…

 

КЕЙТ

Я ж – совсем дурёха была, когда мы познакомились… Немножко коньяку плесни, Тимофей Ильич…

(Тимофей наливает в бокал Кейт коньяк)

Что у вас с мамой стряслось?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

То есть? Что стряслось? Ничего… С чего ты взяла?

 

КЕЙТ

У вас же было всё – окей! Я по её голосу слышала…

 

ТИМОФЕЙ

Что ты слышала?

 

КЕЙТ

Она же расцвела с тобой, Тимофей Ильич! Помолодела лет на десять! Я сперва не понимала: что это она мне трезвонит через день в Нью-Йорк, деньги тратит… А потом дошло: счастье её распирает, а поделиться не с кем! Она же тебя любит больше жизни! Что случилось? Обидел ты её чем?

 

ТИМОФЕЙ

Кать…

 

КЕЙТ

Я же тебе – не чужая, Тимофей Ильич… У меня вот уже полгода душа не на месте… Я же чувствую – что-то случилось… Или она тебя обидела, а?

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает коньяк)

У тебя кто-нибудь есть?

 

КЕЙТ

Кто есть?

 

ТИМОФЕЙ

Ну… Кроме – мужа… Что ты молчишь? Есть, так есть…

 

КЕЙТ

(хохочет)

Да с чего ты это взял, Тимофей Ильич? А?

 

ТИМОФЕЙ

Сколько – ему? За шестьдесят – уже, да?

 

КЕЙТ

Шестьдесят три. И – что?

 

ТИМОФЕЙ

(лукаво)

Ну?

 

КЕЙТ

Он – в прекрасной форме. Тренажёры, бегает, дайвинг… Что ты опять так на меня посмотрел, а?

(помолчав)

Что: у мамы кто-то появился? Не может быть… Нет… Никогда не поверю…

 

ТИМОФЕЙ

А – у тебя?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Да нет… Что – ты? Конечно – нет…

(помолчав)

Знаешь… Мне почему-то… Не хочется тебе врать…

(смеётся)

Сама не знаю – почему…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Мне – можно… Себе – не стоит, Катька…

 

КЕЙТ

(отпивает коньяк)

Знаешь…

(помолчав)

Первые года три… Как в тумане каком прошли… Ну, Америка… Другой воздух… Другие люди… Другие… Совсем другие отношения между людьми… Стажировка в крупной компании… Мы с Джорджем на вечеринке у Майкла, моего босса, познакомились… Президент крупной фармацевтической фирмы… Прилетел на своём вертолёте… Это я уже потом узнала: не случайно прилетел… Видел меня на презентации новой технологической линии химического комбината в Германии… Ну, поболтали ни о чём…

(помолчав, улыбается)

А потом, через месяц, меня босс зовёт к себе… И предлагает контракт… На – пять лет… 360 000 – в год… Оплачиваемая квартира, машина… И это – всего лишь после семи месяцев моей стажировки! Обалдеть, да?! Другие – годами… Десятилетиями вкалывают… Ждут прибавки или новой , должности… А мне, стажёрке, да ещё и русской, как – на тарелочке! С золотой каёмочкой!

 

ТИМОФЕЙ

(кивает)

Джордж постарался.

 

КЕЙТ

Да не поняла я сразу этого, Тимофей Ильич! Моему-то боссу ничего от меня не было нужно! Да и – остальным из компании…

(помолчав)

Так… Девочка – из России… Ну, смазливая… По-английски лопочет сносно… Мозги, вроде, – на месте…

 

ТИМОФЕЙ

(лукаво)

А если бы знала, что: отказалась?

 

КЕЙТ

(пожимает плечами)

Не знаю… Я же не торговать собой приехала из России… В стрип-клуб – какой… И в дело, вроде, въехала конкретно… И на побегушках не была…

 

ТИМОФЕЙ

И?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Господи, Тимофей Ильич… Что это я тебя гружу всем этим? Ты-то как живёшь? Чем занимаешься?

 

ТИМОФЕЙ

Ты что: у матери научилась так смеяться?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Как?

 

ТИМОФЕЙ

Так…

(помолчав)

Что – сердце переворачивается…

 

КЕЙТ

Ты ведь ещё любишь маму? Ну-ка, посмотри на меня…

(пристально смотрит на Тимофея)

Любишь… Ой, как любишь…

 

ТИМОФЕЙ

И что: твой хитрый Джордж?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Хитрый… На Новый Год, якобы, случайно встречаемся в Альпах… Я ж на лыжах помешанная, ты же знаешь… И катаюсь прилично… Так вот, на одном спуске кто-то меня обгоняет… А летим ведь – под сотню, не меньше… Я на азарте – за ним… В ушах свистит… Всё мелькает… Даже мысль мелькнула: вот сейчас как навернусь с трассы… А он вдруг как рванёт пуще прежнего! Даже из виду его потеряла… Подлетаю к концу склона – Джордж! Во-о-о-от с такой корзиной красных роз! И улыбается!

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Однако… Не по-американски – как-то…

 

КЕЙТ

(хохочет)

Ну! Как снег – на голову! Вечером – ужин при свечах! А наутро… Что ты на меня так опять посмотрел? Ничего у нас тогда не было… Проводил до шале, ручку поцеловал и всё…

 

ТИМОФЕЙ

Хитёр, бобёр!

 

КЕЙТ

(улыбается)

Утром просыпаюсь… А уснула, как убитая… Глаза открываю:

вся комната – в розах! И дверь же запирала – помню! Кто проник?! Как?! Понятия не имею! Вдруг слышу свист, шум какой-то… В окошко смотрю: прямо возле шале вертолёт опускается! Выскакивает Джордж! И мне рукой машет…

 

ТИМОФЕЙ

Прямо – не Джордж… А Джеймс Бонд – какой-то…

 

КЕЙТ

(хохочет)

Представь, да?! Через полчаса мы с ним – в аэропорту… В самолёте уснула… Глаза открываю – Австралия! А, каково?!

 

ТИМОФЕЙ

А тебе тогда каково было?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Потом – Большой барьерный риф! Акул – видимо-невидимо! Медузы – во-о-от такие! С тазик! Я же никогда не ныряла… Джордж мне пять минут что-то наговорил… Акваланг с ластами да маской нацепил… И – бултых меня с катера! Я от ужаса даже описалась! Нет, правда! Ты только представь: вокруг кружат эти чудища… С автомобиль! Вот с такими зубьями! Что – моя ладошка! А глаза холодные-холодные… Кошмар!

(помолчав)

Короче… Короче, через три месяца мы с ним поженились…

 

ТИМОФЕЙ

Что ж мать не позвала на свадьбу-то?

 

КЕЙТ

Хотела позвать…

(помолчав)

Правда – хотела… И – мать, и тебя – тоже…

 

ТИМОФЕЙ

Джордж не захотел?

 

КЕЙТ

Нет, наоборот! Даже рвался! Прилететь сюда… Познакомиться… И – так далее…

 

ТИМОФЕЙ

Так – что?

 

КЕЙТ

(помолчав)

Не знаю… Говорят вот: расстояние сближает… А я… Как вырвалась отсюда… Зажила своим умом… Своей жизнью… Так… Испугалась, что ли? Не знаю…

 

ТИМОФЕЙ

Побоялась, что мать прилетит и всё разрушит?

 

КЕЙТ

(помолчав)

Может быть…

 

ТИМОФЕЙ

Она – может…

 

КЕЙТ

Как ужасно – всё это… Я же её люблю… И она меня любит… Но всю свою жизнь здесь я была под каким-то…

(помолчав)

Не знаю… Как будто на меня не одна атмосфера давила, а сразу две… Или – несколько! И – когда в школе училась, и – в Академии… Даже – когда отдельно стала жить! И зарабатывать сама стала!  Такая тяжесть давила – дышать было трудно даже! Ты же знаешь: она своей любовью удушить может!

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Знаю…

 

КЕЙТ

(помолчав)

Ой, ну что это я – всё о себе да о себе?! Ты-то – как, Тимофей Ильич? Как живёшь? Чем занимаешься?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Ты надолго прилетела?

 

КЕЙТ

Завтра – в Питер. Оттуда – в Германию… И – домой. А что?

 

ТИМОФЕЙ

(подаёт Кейт мобильный телефон)

Позвони матери…

 

КЕЙТ

(вдруг)

Знаешь, Тимофей Ильич…

(помолчав)

А ведь я в тебя втюрилась тогда… На показе в Доме Мод… Весной… Помнишь? Ты как запел «испарилось снова лето, холодеют города», у меня… Что-то внутри оборвалось… Я ещё не знала, что ты – это ты… Правда!

(смеётся)

Вот дурёха была, да? Мать узнала бы – убила меня!

А когда потом поехали за город… Я сидела в машине, как не живая… Смотрела на твой затылок и думала: вот – оно, счастье… Настоящая любовь пришла… На – всю жизнь… Ты ничего не чувствовал?

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Нет…

 

КЕЙТ

Это потому что ты мать любил… А она сразу почуяла… Весь вечер на меня зыркала, я же помню… Может, даже ненавидела меня тогда…

 

ТИМОФЕЙ

Тоже скажешь… Ненавидела…

 

КЕЙТ

А что? И я бы тогда… Если бы какая-нибудь девка тебе глазки начала строить… Выцарапала бы! Ей-богу! Втюрилась в тебя, Тимофей Ильич! Как есть, втюрилась!

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Ты совсем ещё ребёнком была…

 

КЕЙТ

Неужели ты ничего не чувствовал? Ничего-ничего?

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Катюшка… Ну, ты же мне, как – дочь… Что ты такое говоришь? И, вообще… Ты тогда худющая такая была… Нескладная…

 

КЕЙТ вдруг нагибается и целует ТИМОФЕЯ в висок. ТИМОФЕЙ встаёт. Закуривает. Проходит по комнате.

 

КЕЙТ

Ты знаешь, Тимофей Ильич…

(помолчав)

Я ведь ни с кем там не могу поговорить вот так… Как – с тобой сейчас… Ни – с мужем… Ни – с подругами… Ни с кем… Там, вообще, не принято по душам разговаривать… И свою душу распахивать не принято… И – чужую трепать… Про бизнес, политику, бейсбол – пожалуйста! У тебя должно быть всегда всё – окей! И – никаких проблем! Хочешь успеха – улыбайся! Тошнит тебя от чего-то – улыбайся! Душа у тебя ноет – улыбайся! Устала, как собака –

улыбайся! На людях – улыбайся! Дома – улыбайся! Ночью – улыбайся! Помер – улыбайся!

(садится на кровать)

А сорвёшься вдруг ты… Или заболеешь… Или дела лишишься – никто тебя не пожалеет… Ни друзья, ни знакомые, ни родные! Телефон просто замолчит. Ещё вчера тебе лыбились, заискивали перед тобой, дружбы искали… А сегодня вдруг ты никому не нужен! Ни-ко-му! Словно заразишь всех своей неудачей! Как – чумой какой! Или – проказой!

 

ТИМОФЕЙ тушит сигарету, присаживается на кровать, обнимает КЕЙТ и целует её в макушку.

 

КЕЙТ

(тихо)

Иногда просто выть хочется…

(помолчав)

А – нельзя…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Так оставайся, Катюх…

 

КЕЙТ

Где? Здесь?

 

ТИМОФЕЙ

Ну…

 

КЕЙТ

(хохочет)

Я чуть ноги себе не переломала… Пока – до твоего подъезда добежала… А ты: оставайся…

 

ТИМОФЕЙ

А там душу себе покалечишь вконец! Что: ты здесь работы не найдёшь? Не заработаешь? Сколько ты там, у себя, получаешь?

 

КЕЙТ

За прошлый год с налогами – семнадцать миллионов триста пятьдесят пять тысяч двести восемнадцать долларов… Плюс – дивиденды по акциям… Плюс…

 

ТИМОФЕЙ

(привстаёт со стула)

Ско… Сколько?!

 

КЕЙТ

(смеётся)

Что – мало, Тимофей Ильич? Думал – больше? Я же сейчас – не практикантка сопливая, а – партнёр… Вхожу в совет директоров компании… А сам бизнес – многомиллиардный… По – всему миру…

 

ТИМОФЕЙ

(залпом выпивает коньяк)

Ну, Катюшка! Чёрт…

(помолчав)

А мать знает о твоих миллионах?!

 

КЕЙТ

(смеётся)

Не надо ей знать ничего… И так она вся – на нервах… А тут ещё за меня будет переживать: как бы чего не случилось… Она же думает, что там бизнес, как здесь: бандит – на бандите, полиция всех крышует, всех можно продать, всех можно купить…

 

ТИМОФЕЙ

А что – не так, разве?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Да, конечно, не так… Было б так – всё давно бы уже рухнуло: и частный бизнес, и вера людей в страну, да и сама бы Америка рухнула! Нет, ну… Ловят время от времени кого-то… Ты ж смотришь телек, наверно… Обжулил там кто-то кого-то… Или придурок обколотый какой стрельбу средь белого дня затеял… Или уроды какие детей усыновлённых мучают… Так это было, есть и будет… И – в Штатах, и – в Европе, и – здесь…

(помолчав)

Ты бы знал, Тимофей Ильич – во сколько нам обошлось открытие филиалов в России – не поверил бы! На одни взятки можно было бы завод построить!

(смеётся)

Ну, что ты весь напрягся?

(целует Тимофея в щеку)

Смутила я тебя зарплатами своими? Тимофей Ильич?

 

ТИМОФЕЙ

И что ты…

(помолчав)

И что ты с такими деньжищами делаешь?

 

КЕЙТ

(хохочет)

С деньгами? Работают деньги, Тимофей Ильич! В перине не коплю! Инвестиции, акции, строительство… Мне самой-то много ли надо? От кутюрье не одеваюсь, на концепт-карах не гоняю, золото-брюлики терпеть не могу! У мужа, правда… У Джорджа – два самолёта, яхта, гольф-клуб, лошадки арабские…

(помолчав)

Думала здесь благотворительный фонд открыть: деткам с онкологией, с пороками сердца, с другими болячками страшными… Так…

(усмехается)

Повстречалась… Поговорила с одними чинушами, другими, пятыми… Рожи у всех такие – сытые, лоснящиеся… И поняла, что до деток, хорошо, если процентов пять инвестиций дойдёт… Остальное же… Ко всяким грязным лапам прилипнет… А ты говоришь: оставайся… Не хочу я здесь быть, Тимофей Ильич! Не желаю я здесь быть! Противно!

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Что же ты хочешь?

 

КЕЙТ

Что хочу? Хочу, что бы ты с матерью помирился. Чтобы не мучили вы друг друга. Родить хочу, наконец. Отдохнуть хочу. Выспаться по-человечески…

(смеётся)

Что, Тимофей Ильич: много хочу?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Я с матерью твоей не ссорился, Катюша… Наоборот, помочь хотел… Разгрузить, что ли… От дел и вообще… Да, видно, – зря…

 

КЕЙТ

Что – зря? Я… Не поняла…

 

ТИМОФЕЙ

Зря полез в её дела… Она ведь всех привыкла – как? В бараний рог, если что ей – не по ноздре! Перечить ей – ни-ни! Так обложит – похлеще любого мужика!

(помолчав)

Ну, я… Раз стерпел, другой, третий… А потом… Когда она меня на людях, как мальчишку, склонять стала по-всякому… По лицу-то и саданул! Сгоряча, Кать, не по злобе, понимаешь?

 

КЕЙТ

(тихо)

И – что?

 

ТИМОФЕЙ

В тот же день собрал вещички и уехал…

(помолчав)

Что – негодяй, да?

(Кейт встаёт с кровати, проходит по комнате)

Что молчишь?

 

КЕЙТ

(тихо)

Ты знаешь… Она меня ведь тоже однажды по щекам исхлестала…

 

ТИМОФЕЙ

Тебя?!

 

КЕЙТ

Я тогда девятый класс закончила… Ну, собрались мы на квартире у одного мальчика… С подружками, с ребятами… Немножко сидра выпили… Песни попели… Потанцевали… Ничего такого не было… Ну, поцелуйчики – всякие, хохмы… Где-то к часам четырём утра все разошлись… А я посуду решила вымыть… Не терплю, когда посуда грязная стоит… Слышу вдруг: дверь – ба-бах! Врывается мать и, ни слова не говоря, мне по лицу – тряпкой мокрой! И хлещет, и хлещет! Тот мальчик чуть не обделался от страха… А мать тряпку бросила и ушла…

(смеётся)

Мальчик тот потом даже заикаться стал…

 

ТИМОФЕЙ

А – ты?

 

КЕЙТ

(смеётся)

А что – я? Посуду домыла и пошла домой…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимает Кейт)

Котёнок ты мой бедный…

 

КЕЙТ

(смеётся)

Если бы она сейчас нас застукала…

 

Звонок в дверь. ТИМОФЕЙ и КЕЙТ замирают. В дверь снова звонят. И ещё – несколько раз. И вновь – долгие и настырные звонки.

 

КЕЙТ

Я открою, Тимофей Ильич…

 

КЕЙТ выходит из комнаты. В глубине квартиры хлопает дверь. Почти сразу, пятясь, в комнате появляется КЕЙТ, а вслед за ней вбегает ЛЕНА, с растрёпанными мокрыми волосами, мокром плаще и чёрным мокрым зонтом в руках. ЛЕНА, тяжело дыша, смотрит на ТИМОФЕЯ и вдруг начинает его лупить сложенным зонтом.

 

КЕЙТ

(бросаясь к матери)

Мама!

 

ЛЕНА поворачивается и, ни слова не говоря, начинает колотить зонтом КЕЙТ.

 

ТИМОФЕЙ

Лена!

 

КЕЙТ вырывает зонт из рук ЛЕНЫ и швыряет его в угол комнаты.

 

ЛЕНА

(тяжело дыша)

Что – кобель? Со мной не смог… Так решил дочь мою… Опаскудить…

 

КЕЙТ

Мама!

 

ЛЕНА вдруг бросается к КЕЙТ и начинает срывать с неё халат.

 

ТИМОФЕЙ

Лена!

 

ЛЕНА

Халат мой сними! Халат мой сними, сучка американская! Халат мой сними!

 

КЕЙТ срывает с себя халат и бросает его в лицо ЛЕНЫ.

ЛЕНА, с халатом в руках, оторопело смотрит на обнажённую КЕЙТ. ТИМОФЕЙ кидается к кровати, сдирает с него покрывало и укутывает им КЕЙТ.

 

ЛЕНА

(с халатом – в руках, дрожа)

Т-т-т-ты… С ним… Д-д-д-д-очка… Т-т-т-ты… С ней… Б-б-б-б-б…

 

КЕЙТ

Мама, не надо! Успокойся! Слышишь?! Мама!

 

ТИМОФЕЙ

Что – Сазонова?! Давно истерик не было?! Давно в обмороки не грохалась?! А?! Скучно жить стало?!

(смотрит на Кейт)

Иди, оденься, Катя… Всё уже высохло, наверно…

 

КЕЙТ, придерживая покрывало, огибает ЛЕНУ и выходит из комнаты. ЛЕНА, с халатом – в руках, недвижимо стоит посреди комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Лена… Лена… Что ты творишь?

 

ЛЕНА опускает халат, роняет его на пол и медленно идёт к выходу из комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

Постой…

 

ЛЕНА останавливается.

 

ТИМОФЕЙ

(подходит к Лене)

Ты же вся – мокрая… Давай плащ снимем…

 

ЛЕНА не шевелится. ТИМОФЕЙ, стоя сзади, расстёгивает и осторожно снимает с ЛЕНЫ мокрый плащ.

 

ЛЕНА

(оборачивается)

У неё – аллергия на апельсины, ты помнишь? Ей нельзя – апельсины… Ты не давал ей апельсины?

 

ТИМОФЕЙ

Я не давал ей апельсины…

 

ЛЕНА

(тихо)

Она только две дольки проглотила… И вся крапивницей пошла… И задышала… Так – тяжело-тяжело… Я перепугалась… В охапку её… И – в больницу… Бегом… А в пятом классе… Нет, в шестом… На каникулах… Повезла её в Пицунду…

 

В двери комнаты появляется КЕЙТ, одетая в элегантный деловой костюм. КЕЙТ останавливается и смотрит на мать.

 

ЛЕНА

(не видя Кейт, улыбается)

Совсем ещё лягушонком озорным была… Забралась в лодку чью-то… Отвязала…  И понесло её в море… Вдруг – волна высокая… Лодку опрокинуло… Я кричу… Бегу… Бросаюсь в воду… И тут вижу – Катюшка моя… Смешно так… По-собачьи… Плывёт… Головку маленькую волна то спрячет, то откроет…

 

КЕЙТ медленно подходит к ЛЕНЕ.

 

КЕЙТ

Мама… Здравствуй…

 

КЕЙТ обнимает и осторожно целует ЛЕНУ. ЛЕНА вдруг судорожно обнимает КЕЙТ и начинает кропить её лицо поцелуями.

 

ЛЕНА

(целуя Кейт)

Доченька моя… Доченька… Моя доченька… Доченька… Доченька моя…

 

КЕЙТ

(обнимая Лену)

Мама… Успокойся… Успокойся, мамочка… Родная моя, успокойся…

 

ЛЕНА

(всхлипывая, смеётся)

А я в аэропорту… Только присяду… И сразу вскакиваю… Сидеть не могла… Люди  думали, наверно: что за дурочка всё время бегает туда-сюда! Из Нью-Йорка прибытие объявили… Бросилась… И вдруг ноги у меня ватные стали… Чуть не упала… Какой-то мужичок меня подхватил… Усадил в кресло это пластмассовое… Потом отпустило… Все кого-то встречают… Целуются… Смеются… А тебя всё нет и нет…

 

КЕЙТ

Мама, я же…

 

ЛЕНА

(всхлипывая, смеётся)

А тебя всё нет и нет… Всё нет и нет… Бросилась в администратору: нет, только один рейс из США… Господи, думаю, что же это? Неужели проглядела тебя? Тут самолёт из Парижа сел… Опять… Все кого-то встречают… Целуются… Цветы дарят… Смеются… А тебя снова нет…

 

КЕЙТ

Мамочка, я же тебе ска…

 

ЛЕНА

(всхлипывая, смеётся)

Берлинский прилетел – и опять тебя нет! Из Праги – нет тебя! Тут мне… Вновь…  Что-то нехорошо стало… Прибежала сестричка… Валерьянки накапала…

 

КЕЙТ

Мама! Я же из Токио летела! Я же тебе сказала по телефону! Из – Токио! Я же тебе говорила – не надо меня встречать! Меня встретят! Мама!

 

ЛЕНА

Как?

(смотрит на Тимофея)

Из Токио? Это… Это – Япония, что ли? А я… Тим, это – правда? Из Токио?

(Тимофей пожимает плечами)

Из Токио…

(смеётся)

Ой… Какая я – дурочка! Это… Получается что: я всё перепутала? Какая я –  дурочка! Котёнок, какая мать у тебя – дурочка! Из Токио… А я подумала – не прилетишь! Ей-богу, подумала! Зачем тебе мать старая, думаю! Что тебе на старуху смотреть, думаю…

 

КЕЙТ

(помолчав)

А я к тебе ехала, мам… И думаю: дай-ка заеду по пути к Тимофею Ильичу… Повидаться… А тут – гроза! Гром! Молнии!

 

ЛЕНА

(обнимая и целуя дочь)

Боже, доченька… Какая ты стала королева! Какая –  большая! Как расцвела!

 

КЕЙТ

Ой, я же подарки вам привезла, мама! И – тебе, и – Тимофею Ильичу! Совсем забыла, ей-богу! В машине они! Сейчас сбегаю!

 

ЛЕНА

(хватает Кейт за руки)

Не уходи, доченька!

(тихо)

Не уходи… Дай мне на тебя насмотреться…

(вдруг)

А давай… Давай тебе здесь жениха найдём? А, Кать?! В самом деле!

 

КЕЙТ

(смотрит на Тимофея)

Мам…

 

ЛЕНА

Что – мам? Сколько можно одной куковать-то?! В этой Америке твоей, небось – таких нет! Чтобы и руки, откуда надо росли! И голова чтоб варила! И не жадный чтоб был! И чтоб – при делах всех мужицких! А?!

(смотрит на Тимофея)

Тим! Ну, правда! Что ты молчишь, как не живой?!

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Кейт)

Девочки, а давайте-ка выпьем, а?

 

КЕЙТ

Тимофей Ильич, я… Я сейчас принесу! Вы садитесь, а я всё принесу!

 

КЕЙТ быстро выходит из комнаты. ЛЕНА провожает дочь взглядом.

 

ЛЕНА

(тихо)

Что это она тебя Ильичом ругает? Забыла, что ли, совсем?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Ты зачем приехала? Что тебе опять надо?

 

ЛЕНА медленно проходит по комнате.

 

ЛЕНА

(усмехается)

Всё та же – кровать… Всё те же – стены… Обои… Всё тот же – Степанов… Толстый, злой и дурной…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Она ко мне приехала… Понимаешь: ко мне… Ко мне одному… У неё от тебя до сих пор – кошмары… Не хотела она тебя нынче видеть – пойми, наконец…

(помолчав)

Не случись той Америки, ты бы из Катьки здесь всю душу высосала… По – капельке… Как –  из меня… А потом бы верёвки из неё вила… Как – твоей торгашеской печёнке было бы угодно…

 

КЕЙТ, с подносом в руках, появляется в дверном проёме комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

Не случись Америки той, бегала бы Катька сейчас у тебя на побегушках… А ты бы только кнутом щёлкала – быстрей… Быстрей давай!

 

КЕЙТ, с подносом в руках, замирает.

 

ТИМОФЕЙ

Слава Богу, что эта проклятая Америка случилась… Что отлепилась ты от Катьки, как… Пиявка какая… Да и от меня – тоже…

 

КЕЙТ ступает в комнату и с жутким грохотом бросает поднос на пол.

 

КЕЙТ

(медленно идёт по комнате)

Господи… Как я устала… Ну, неужели… Неужели нельзя быть просто людьми?

 

ЛЕНА

(тихо)

Котёнок…

 

КЕЙТ

(останавливается)

Неужели нельзя… Неужели нельзя не истязать друг друга? Что за это – такая проклятая страна?

(смеётся)

А я-то, дурочка, думала: приеду вот… Обниму вас крепко-крепко… Сядем за стол… Огурчики солёненькие… Под – холодную водочку… Картошечка наша… Горячая… Разваристая – такая… И масло сливочное тает так тихо… И снова мы – вместе… Рядышком… А с улицы пахнет сиренью мокрой… И в лужах трамваи плывут… Как – корабли… Один – за другим… Мама Чарлика гладит… А тот хвостом своим пушистым – туда-сюда… Туда-сюда… И улыбается…

 

ЛЕНА

Нет больше Чарлика. Подох…

 

КЕЙТ

(смотрит на мать)

Конечно, подох. Разве рядом с тобой что-то живое может быть?

(помолчав)

Посмотри: что ты сделала с человеком? Он же тебя всю жизнь любил… Любил больше жизни самой…

 

ТИМОФЕЙ

Катя…

 

КЕЙТ

И что ты с ним сделала, мама? Казнила… Медленно… Изо дня – в день… Тридцать лет… Изо дня в день… Каким же надо быть изувером, чтобы так поступать с человеком, который тебя любит… Или это ты его так любила? Китайской любовью… Когда палач медленно, осторожненько вырезает из кожи приговорённого под одному квадратному сантиметру… Осторожненько, чтобы, не дай Бог, тот не помер, пока последний сантиметр не будет вырезан…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Катя, не надо…

 

КЕЙТ

Я давно уже замужем, мама… За человеком, который меня любит… Уважает… Ценит… Гордится мною… Нет, не боготворит… Как Тимофей Ильич тебя боготворил… Молился на тебя…

(помолчав)

Там просто нет ни сил, ни времени на такие безумства… И я этому человеку отдала всю себя… Всю себя… Потому что нельзя только брать, мама… Нельзя унижать… Во имя какой бы то ни было любви… Во имя чего бы то ни было нельзя втаптывать человека в грязь! Нельзя распинать его во имя этой проклятой любви! Любовь – это радость, мама, это счастье, это наслаждение! Неужели до сих пор ты этого не поняла?!

 

КЕЙТ медленно проходит по комнате, надевает плащ. Подходит к ТИМОФЕЮ, обнимает его и целует. Идёт к двери. Останавливается.

 

КЕЙТ

(не оборачиваясь)

Прости меня, мама. Прощай…

 

КЕЙТ выходит в дверь. ЛЕНА оборачивается и смотрит на ТИМОФЕЯ. ТИМОФЕЙ поднимает с пола бутылку коньяку, открывает пробку, делает несколько глотков, вытирает ладонью губы.

 

ЛЕНА

(растерянно)

Замужем…

 

ТИМОФЕЙ, не глядя на ЛЕНУ, делает ещё глоток, ставит бутылку на столик на колёсиках и проходит по комнате.

 

ТИМОФЕЙ

(подняв голову)

Какие духи – у Катьки… Фиалкой пахнут…

 

ЛЕНА

Замужем… Боже… Что же – это такое?

(помолчав)

Ты знал, да? Знал?

 

ТИМОФЕЙ

Лесной фиалкой… Или – ландышами?

(проходит по комнате)

Нет, фиалкой…

 

ЛЕНА

(тихо)

Ты всё знал…

(медленно подходит к Тимофею)

Пожалуйста, не гони меня… Я сейчас умру…

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Катька… Глупышка… Большая глупышка…

 

В глубине квартиры громко хлопает дверь. В комнату вбегает КЕЙТ с двумя яркими пакетами – в руках. Смотрит на ТИМОФЕЯ и ЛЕНУ.

 

КЕЙТ

Господи… Ведь не хотела же ехать… Какой чёрт меня дёрнул к тебе заехать, Тимофей Ильич?!

 

ЛЕНА растерянно смотрит на ТИМОФЕЯ.

 

КЕЙТ

Вы думаете: я смогу спокойно спать там, когда здесь у вас… Чтобы вы поубивали тут друг друга! Значит, так…

(смотрит на Лену и Тимофея)

Вы летите со мной. Прямо сейчас. Немедленно. Безо всяких разговоров. Собирайся, Тимофей Ильич!

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

Куда?

 

КЕЙТ

(снимает плащ)

Сначала – в Питер, потом – в Бонн и – домой, в Сан-Франциско.

(помолчав)

Я вас одних здесь не оставлю. Хватит. Намучились здесь и хватит! Собирайся, Тимофей Ильич!

(достаёт мобильный телефон)

The Mister ambassador? Good evening! You disturb Keyt Barton, representative to companies «BartonFarmInternacional»…  Forgive for late bell, but me urgently it is necessary two visas…  The Mother and my foster father… Yes, urgently…  Well…  Clear…  When? Already meal! Thank You, mister ambassador! About, fine… I shall certainly say George! Thank You!*

(улыбаясь, смотрит на Лену и Тимофея)

Ну, родители?! Здорово я придумала?! А?!

 

ЛЕНА

(помолчав)

Что это ты придумала, Катюш?

(смотрит на Тимофея)

Я что-то не пойму…

 

КЕЙТ

(смеётся)

Мама, ну что непонятного?! Мы летим вместе в Америку! Будем жить вместе! Как – одна семья! Ты, я, Тимофей Ильич!

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

Ты что-нибудь понимаешь?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Мама, не надо ничего понимать! Не надо ни о чём думать! Теперь я буду думать за вас! Я!

 

 

*Господин посол? Добрый вечер! Вас беспокоит Кейт Бартон, представитель компании «БартонФармИнтернэшнл»… Простите за поздний звонок, но мне срочно нужно две визы… Мать и мой приёмный отец… Да, срочно… Хорошо… Ясно… Когда? Уже еду! Благодарю вас, господин посол! О, отлично… Я непременно передам Джорджу! Благодарю вас!

 

 

ТИМОФЕЙ

Катюш…

 

КЕЙТ

(смеётся)

О, Господи! До меня только сейчас дошло! Нельзя вам больше ни минуты здесь оставаться!

(проходит по комнате)

Нельзя вам больше ни минуты оставаться вот в этой жизни! Ведь вы оба ненавидите эту жизнь! И себя в этой жизни ненавидите! И друг друга ненавидите в этой жизни! И любовь свою так исковеркали этой проклятой жизнью, что… Даже лица у вас стали каменные, чужие! Посмотрите друг на друга! Ну, посмотрите же!

(Тимофей и Лена смотрят друг на друга)

Что вы с собой сделали?! За что вы себя приговорили?! Тридцать лет! Тридцать лет слёз! Нужды! Мучений! Проклятий! Тридцать лет! За что?!

 

ЛЕНА

Замолчи! Замо…

 

КЕЙТ

Нет, мама, я не могу молчать! Я не хочу молчать! У меня тоже есть сердце! И я не буду молчать! Ты бы видела – сколько счастливых людей живёт рядом со мной! Балларды: ему – семьдесят, ей – под шестьдесят, две дочери, одна уже – преподаёт в Гарварде, другая – издаёт газету в Нью-Йорке, обе замужем, чудные дети! Сами Балларды весь мир объехали! Старик через день гоняет на своём «Шевроле», она – открыла пятую гостиницу для котов! Или – Расселы! Обоим – под восемьдесят, летают на своём самолёте! В Мексику, в Канаду, на Аляску, ещё чёрт знает куда! А – Райсы?! Ваших лет – кстати! Юристы… Собираются лезть на Эверест!

 

ТИМОФЕЙ

Зачем?

 

КЕЙТ

Что – зачем?

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

На Эверест лезть…

 

КЕЙТ

(хохочет)

А я знаю? Захотелось им! Пять лет готовятся! Мне все уши прожужжали – каким маршрутом, по какой стене, где стоянки! Живут полной жизнью люди, Тимофей Ильич! Полной грудью дышат!

(проходит по комнате)

Купим вам квартирку или домик рядом с нами! Сейчас цены на недвижимость – ой, как упали! И живите! Жизни радуйтесь! Ну, что вы молчите?!

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

Нет… Я не могу… За ресторанчик мы ещё не рассчитались…

 

КЕЙТ

Какой ресторанчик?

 

ЛЕНА

Какой ресторанчик?

 

ТИМОФЕЙ

Ну… На паях мы с Борькой Бронштейном замутили… Он вложился в помещение, кухню, персонал… Я певцов, артистов нормальных, не попсовых зову… Уже на месяца три программы расписаны… Люди позваны… Столики заказаны… Куда – всё это?

 

КЕЙТ

О, Господи! Ну, откроешь ты там свой ресторан, Тимофей Ильич! И артистов тебе найдём! Хоть – с Парижа, хоть с Чукотки!

(переводит дыхание)

Я же вам о другой жизни говорю! О новой жизни!

Вы бы только видели, как восходит солнце над океаном! А ночью сам город – в миллиардах огней, и океан вдруг зажигается, как будто звёздочками… Рачки такие светящиеся кружатся… Веселятся… А когда…

 

ЛЕНА

(вдруг)

Ты счастлива с мужем? Кто – он? Почему ты ничего не говорила?

 

КЕЙТ

Мам… Ну, не надо опять начинать! Ты мне тоже многого не говорила! И – про себя с отцом, и вообще…

(смотрит на Тимофея)

Джордж – бизнесмен, солидный, добрый, умный… Президент фармацевтической  компании «БартонФармИнтернэшнл»… Любит меня. Что – ещё?

 

ЛЕНА

А ты – его?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Да, конечно, люблю, мама!

 

ЛЕНА

Джордж… Жора, что ли, по-нашему?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Жорик!

 

ЛЕНА

А кольцо почему не носишь? Или у вас не принято?

 

КЕЙТ

(смеётся)

Мама, что за – допрос? Ты же знаешь: я терпеть не могу кольца, серьги, броши и всякие побрякушки…

 

ЛЕНА

Или здесь налево собралась? А?

 

КЕЙТ

(хохочет)

Налево! И – направо! Ша-а-а-гом марш! Ать, два! Мама, он – очень хороший человек! Правда! Любит меня без памяти! Он тебе понравится, мама! И тебя он полюбит! Обязательно! И – Тимофея Ильича!

 

ТИМОФЕЙ

Ещё чего!

 

КЕЙТ

(заливисто хохочет)

Это… Ты говорил… Как-то… Возлюби себя сам, пока тебя не возлюбил ближний!

(промокает платочком глаза)

Ну, правда… Купим коттеджик вам… По уикендам на яхте в океан будем ходить… Я чуть освобожусь через месяц-другой – провезу вас на машине по всем штатам… Покажу людей, страну! Потом откроем с Тимофеем Ильичом ресторанчик русский… Не с матрёшками да самоварами, а с хорошей кухней, с хорошей музыкой… Шансоном толковым… Не кабацким… Ты же – женщина хваткая, деловая! Поведёшь дело… А Тимофей Ильич – культурную программу! Я своих партнёров, друзей, гостей к вам приводить буду! Джордж – тоже! И ресторан раскрутим, и вместе все будем, и вы не заскучаете! А?! Здорово я придумала?!

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

А что? Почему бы и нет? Лен?

 

ЛЕНА

Вы с ума, что ли, посходили оба? Какая – Америка? Какая – яхта? Кому мы там нужны? На кого я все свои дела здесь брошу? Об этом вы подумали?

 

КЕЙТ

(вдруг, жёстко)

А кому вы здесь нужны, а?! Что ты молчишь?! Дела! Шубы твои «кролик – под норку» с пуховиками китайскими?! Квартиры эти для любовников на сутки-двое?! Эти – дела?! Или СТО своё ты мечтаешь у бандитов отнять?! Чтоб они тебе за него голову оторвали! Что ты молчишь?! А ты что молчишь, Тимофей Ильич?! Вразуми, наконец, мать-то!

 

ТИМОФЕЙ проходит по комнате.

 

ЛЕНА

(не глядя на Тимофея, тихо)

Тим… А я… Я тебе… Ты меня ещё… Я тебе ещё нужна?

 

ТИМОФЕЙ останавливается посреди комнаты.

 

КЕЙТ

Да, конечно, нужна! Мама! И он тебе нужен! Вы же – родные люди, в конце концов!

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея, тихо)

Скажи… Нужна?

 

 

ТИМОФЕЙ смотрит на ЛЕНУ.

 

КЕЙТ

Господи! Как же с вами тяжело! Как – дети малые! Нужна, не нужна… Любит, не любит… Да скажи ты ей, наконец, Тимофей Ильич!

 

ТИМОФЕЙ подходит к столику на колёсиках, прикладывается к бутылке с коньяком, закуривает, делает несколько затяжек и тушит сигарету в пепельнице. Подходит к ЛЕНЕ и долго на неё смотрит.

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

Старая, грубая, чокнутая баба, да?

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

Толстый, дряхлый, бездарный кобель, да?

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

Вздорная, лживая, наглая сука, да?

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

Как же это мы с тобой свои жизни профукали, а?

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

А разве мы жили?

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену, тихо)

У тебя – ресничка на скуле…

 

ЛЕНА

(глядя на Тимофея, трогает рукой лицо)

Где?

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

Подожди…

(дотрагивается до лица Лены)

Загадай желание…

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея, тихо)

Загадала…

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену, тихо)

Точно?

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея, тихо)

Да.

 

ТИМОФЕЙ коротким выдохом сдувает ресничку со своего пальца.

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея, тихо)

Сбудется?

 

Звенит телефон КЕЙТ.

 

КЕЙТ

(в телефон)

George? How are you, nice!

(смеётся)

Yes! That? No, graph little changed…  Yes…  No, I shall without fall be in Minsk! I think that problems not will! А beside me for you a surprise! The Enormous surprise! No, shall not say! Shall Not say, George!

(хохочет)

I you rining of bells from Bonn! Rihard I have notarized that they raise no objection… The construction will possible begin In month… Yes…

(смеётся)

No, shall not say! Shall Not say, George! The Enormous surprise! I you rining of bells from Bonn! And I you safe! See you later!*

(смеётся)

Волнуется… Глупенький…

(смотрит на Лену и Тимофея)

Ну, что – помирились?

(подходит к Тимофею с Леной и обнимает их обоих)

Я же вас обоих так люблю… Не надо ссориться… Да, мама? Наша жизнь – такая коротенькая…

 

ТИМОФЕЙ, ЛЕНА и КЕЙТ стоят, обнявшись.

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг смеётся)

Бред – какой!

(хохочет)

Бегемота – с канарейкой!

 

*Джордж? Здравствуй, милый! Да! Что? Нет, график немного изменился… Да… Нет, я обязательно буду в Минске! Я думаю, что проблем не будет! А у меня для тебя – сюрприз! Огромный сюрприз! Нет, не скажу! Не скажу, Джордж! Я тебе перезвоню из Бонна! Рихард меня заверил, что они не возражают… Через месяц можно будет начать строительство… Да… Нет, не скажу! Не скажу, Джордж! Я тебе перезвоню из Бонна! И я тебя целую! До встречи!

 

 

КЕЙТ

(смотрит на Лену)

Тимофей Ильич, какой – бегемот? Я не поня…

 

ТИМОФЕЙ

(хохочет)

Свинью – с ежом! Верблюда – с павлином!

(Лена и Кейт переглядываются)

Какое-то: дежа вю – просто…

(смеётся)

Катюш… Воробушек ты мой маленький… Ну… Ты ведь… Не о нас думаешь… О себе думаешь… Тебе так проще… Если мы – под боком будем с матерью…

 

КЕЙТ

Тимофей Ильич…

 

ТИМОФЕЙ

Да и с матерью твоей у нас… Всё потухло, что ли… И никакие Америки тут не помогут…

 

КЕЙТ

Тимофей Ильич…

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Лену)

Лен… Ты извини… Но сколько можно врать друг другу…

(помолчав, тихо)

Нет… Ну, разворошим угли… Может, что ещё и заискрит малость… А жара прежнего… Пыла такого, чтоб башку сносило… Ведь давно нет… И не будет уже… И дело не в том – где мы нынче: здесь ли, в Америке… Или – на Марсе… Выгорело всё, понимаешь? Перегорело… Вот здесь…

(стукает себя по груди)

Одна зола – здесь… Пепел, понимаешь? Да и у тебя – тоже, наверно…

(помолчав, тихо)

Родные… Да, наверно, – родные… Только этого мало, Лена… Вон, сколько родных друг друга ненавидят ненавистью лютой…

(смеётся)

Я ведь… До сих пор, наверно… Люблю ту девчонку худенькую, загорелую, двадцатилетнюю… Что – на пляже хохотала… И все эти годы только её и любил… А не тебя нынешнюю – деловую, хваткую, наглую… Та девчонка мне – родная… И останется родной… И любимой навеки… И все эти годы её в тебе любил – хулиганистую, смешливую, пылкую… Пока не придушила ты её в себе окончательно…

(помолчав, тихо)

И мне не хочется нынче тебя унижать, Лена… Ни – жалостью своей… Ни – враньём своим… Будто всё – замечательно у нас… И любовь – до гроба… И что – жить мы друг без друга не можем…

 

КЕЙТ

Но ведь не можете!

 

ТИМОФЕЙ

Может, и не можем… Что – с того? Что – с того, Лена? Как я прикоснусь к тебе после того, что сказал? Как смогу обнять тебя? Как смогу поцеловать? Как?

 

ЛЕНА

(тихо)

Вот так…

(обнимает и целует Тимофея)

Вот так… Родной мой… Глупенький ты мой… Не думай ни о чём… Просто целуй меня… Я – никто без тебя, дурашка… Мне без тебя ничегошеньки не надо… Ни – солнца… Ни – счастья… Ни – жизни самой… Ты – моя кровиночка… Лучик мой… Как ты захочешь, так и будет… Хочешь унижать меня – унижай… Жалеть хочешь – жалей… Хочешь убить – убей… Только не гони…

 

ТИМОФЕЙ вдруг вырывается из объятий ЛЕНЫ и, пряча лицо, выбегает из комнаты. КЕЙТ бросается вслед за ним. ЛЕНА недвижимо стоит посреди комнаты. Из кухни вдруг доносится металлический грохот кастрюль и звон разбиваемой посуды.

 

ГОЛОС ТИМОФЕЯ

(рыдающий, из кухни)

Враньё! Вся жизнь – враньё! Каждый – день! Каждый – час! Боже! Жизнь прошла!

(рыдания переходят в хохот)

И – что?! Ничего! Прах! Темнота! Всё – зря! Жизнь – зря! Жизнь…

 

Внезапно наступает оглушительная тишина. В комнату медленно заходит КЕЙТ.

 

КЕЙТ

(тихо)

О, Господи…

 

В комнату со страшным, красным лицом вдруг вылетает ТИМОФЕЙ.

 

ТИМОФЕЙ

(тяжело дыша)

Ну, почему?! Почему?! Почему? Скажи мне: почему?

 

КЕЙТ бросается к ТИМОФЕЮ и крепко обнимает его.

 

ТИМОФЕЙ

(тяжело дыша)

Почему я смотрю на тебя… Смотрю на тебя… И мне не больно? Вот здесь…

(стучит себя по груди)

Не больно… Ведь у меня сердце лопалось, когда… Когда ты… Неужели всё прошло? Неужели никогда… Никогда больше…

 

КЕЙТ

(гладит волосы Тимофея)

Успокойся… Успокойся… Успокойся… Ничего не прошло… Всё будет хорошо… Обязательно будет…

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на Кейт, вдруг)

Да она просто – ведьма…

(смеётся)

Я ведь… Никого в жизни так и не полюбил… Никого, понимаешь? Ни-ко-го!

(хохочет)

Я никого не мог полюбить! Она меня заколдовала, ведьма! Змеюка подколодная! Ядом своим бабьим в истукана превратила! В мумию живую!

 

ЛЕНА вдруг оглушительно хохочет.

 

КЕЙТ

Мама!

 

У смеха ЛЕНЫ кто-то вдруг выключает звук. ТИМОФЕЙ, тяжело дыша, проходит по комнате. Оглядывает её.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

А это – склеп… В котором я заживо погребён…

(помолчав, тихо)

Мне почему-то казалось… Мне казалось, что вот ещё чуть-чуть… И я пойму: зачем случилась моя проклятая жизнь… Ради чего я появился здесь… Кому было нужно это…

(смеётся)

Я не открыл звезду… Не написал книгу… Не придумал ничего… Ничего, чтобы люди вокруг ахнули и затаили дыхание… И чёртового дерева даже не посадил… И дитя ты мне не захотела родить…

 

ЛЕНА

(бросается и обнимает Тимофея)

Тимочка, милый, я хотела родить! Правда, очень хотела!

(вдруг заходится рёвом)

Я не смогла родить! Я пять раз выкидывала! Я так хотела тебе… Я так хо…

 

КЕЙТ

(испуганно)

Мама!

 

ЛЕНА

Ты же знаешь, котёнок, как я хотела тебе родить братика или сестричку! По каким только врачам не бегала! Какие бабки только меня не заговаривали! И всё – впустую! Поношу недели три и выкидываю! Не хотело дитя во мне жить! Не хотело дитя во мне…

 

КЕЙТ

(испуганно)

Мамочка!

 

ТИМОФЕЙ крепко прижимает голову ЛЕНЫ к своей груди.

 

ЛЕНА

(сдавленно)

Ой… Заду… Пусти… Задушишь… Задушишь!

 

КЕЙТ с трудом разжимает руки ТИМОФЕЯ. ЛЕНА оседает на пол.

 

КЕЙТ

(поддерживая мать)

Ну, помоги же! Что ты столбом стоишь?!

 

ТИМОФЕЙ, с нелепо раздвинутыми руками, недвижимо стоит посреди комнаты.

 

КЕЙТ

(поддерживая мать)

Мама! Ма… О, Господи… Какая ты – тяжёлая…

(смотрит на Тимофея)

Ну, помоги же, наконец!

 

ТИМОФЕЙ вдруг начинает трясти над головой Лены указательным пальцем.

 

ТИМОФЕЙ

Во-о-о-от… Это тебе – наказание за всё… За – все твои измывательства надо мной… За – все издевательства… За – все твои…

 

КЕЙТ

Прекрати! Прекрати, слышишь?

 

ТИМОФЕЙ

(тряся пальцем)

За – все твои истерики… За деньги эти вонючие – расплата…

(задирает палец вверх)

Вон оттуда кто-то увидел тебя… Алчную… Жадную бабу… Без сердца… Без души… И решил – шиш! Никого и никогда не родишь! Хватит! Никого из твоего чрева на земле этой больше не будет! Никого! Никогда!

 

КЕЙТ вдруг отпускает ЛЕНУ, подскакивает к ТИМОФЕЮ и влепляет ему звонкую пощёчину. После медленно подходит к кровати. Садится на неё. Закуривает. Закашливается.

 

КЕЙТ

(тихо)

И чего я ждала?

(смеётся)

Дурочка… Какие вы были… Чокнутые… Такие и остались…

(наливает в бокал немного коньяку и залпом выпивает)

Несчастные… Старые… Чокнутые…

(помолчав, тихо)

Я каждый день… Встаю в пять утра… Знаете: ещё подташнивает от такой рани… Даже под душем не могу проснуться… Готовлю кофе… Тосты… Просыпается Джордж… Мрачный, как туча… Улыбаемся… Завтракаем… Молча… Господи, как я ненавижу эти утра…

(усмехается)

Мне сперва-то казалось: всего добилась! Американская мечта! Счёт в банке! Совет директоров! Летаю по всему миру! А потом вдруг… Как кто-то стукнет мне по голове…

(пожимает плечами)

Вдруг поняла, что себе самой уже давно не принадлежу… Что – давно уже стала машиной… Белкой механической в колесе… Америки этой… Жизни всей этой… Переговоры в Гонконге… Контракт с итальянцами… Конгресс фармацевтов в Германии… Акции скакнули… Акции упали… Рынок лихорадит… В Греции – забастовка…

(смеётся)

Я лет пять назад о ребёнке заикнулась… Джордж на меня так посмотрел… Как – на сумасшедшую какую… Брови – домиком… Глаза – из орбит… Мол, ты рехнулась, что ли, дорогая моя жёнушка? И потом осторожный такой стал… За моими месячными следит… Чуть задержка какая, вижу – нервничает… Названивает Хоупу… Врачу нашему…

(наливает в бокал ещё коньяку, выпивает)

Один раз я, правда… Залетела всё-таки… Весной… В Бразилии… После карнавала… Хотела скрыть… Ну, думаю, пошло оно всё к чертям… Рожу…

(усмехается)

Узнал! В тот же вечер улетели в Штаты… Меня – в клинику… В кресло… Вакуум…

(помолчав, тихо)

Я тогда напилась первый раз в жизни… До беспамятства напилась…

(помолчав, тихо)

Джордж сам не свой был… Плакал… Прощения просил…

(помолчав, тихо)

Это потом я уже узнала от Хоупа… Мать Джорджа… Элизабет… Когда братика младшего рожала в Чикаго… Короче, умерла при родах… И ребёночка спасти не смогли… Асфиксия… Задохнулся, короче… Ужас, да?

(помолчав, тихо)

А после… А потом и сам Джордж признался… Говорит: от одной мысли, что ты будешь рожать, у меня руки холодеют… Говорит: если с тобой что-нибудь случится, я с собой покончу… Я – ему: милый, ну ведь миллионы женщин рожают и ничего с ними не происходит… Нам же природой предназначено рожать… Я же тебя люблю… Я хочу от тебя ребёночка… А он побелел вдруг… Как – бумага… И кричать стал… Так страшно… Взахлёб… Никогда его таким не видела… Как – зверь раненый какой…

 

ЛЕНА

(тихо)

Любит он тебя…

 

КЕЙТ

(помолчав)

Любит…

(отпивает коньяку)

Я в этом году легла в клинику… Очень хорошую… Дорогущую… Всю меня там просветили… Прокрутили… Никаких патологий… Всё – окей… Хоуп сам с Джорджем часа три о чём-то говорил…

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

И – что?

 

КЕЙТ

(помолчав, тихо)

Короче, я сказала ему: если сейчас не рожу, уйду от тебя.

(помолчав, тихо)

Да. Уйду.

 

ЛЕНА

(тихо)

А – он?

 

КЕЙТ

(тихо)

Ушёл в кабинет.

 

ТИМОФЕЙ

(тихо)

И?

 

КЕЙТ

(помолчав, тихо)

Он должен сам всё понять. И принять. И сделать выбор.

 

ЛЕНА

(тихо)

И – что? Ты уйдёшь, если…

 

КЕЙТ

(тихо)

Да, мама. Уйду.

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

Господи, Катюша… Подумай… Сперва поду…

 

КЕЙТ

(тихо, твёрдо)

Уйду, мама. Безо всяких «господи».

(помолчав, тихо)

Хотя его люблю. Очень люблю. И он меня не остановит.

(вдруг смеётся)

Я Хоупу дала задание: делай что хочешь – я должна в этом году родить! Старик аж затрясся!

(хохочет)

Не то, говорю, уволю ко всем чертям!

 

ЛЕНА

(закрывает глаза, тихо)

А когда ты рожалась… Поперёк встала… Ни туда, ни сюда… Хорошо – врачиха опытная оказалась… Вытащила как-то тебя… Маленький такой комочек… Мокренький… Хлопают тебя по попке – ни крика, ни писка… Ничего… Я уж подумала – дохленькая… А потом – как вдруг пискнешь тихонько… Так тоненько-тоненько…

(открывает глаза, смеясь)

Тут уж я опять заорала! «Живая!» – ору. Живая!

 

КЕЙТ

(помолчав)

Живая? Нет, мама. Не жила я ещё. То есть, жила, конечно. Для – тебя. Для – учёб этих проклятых. Для – работы. Для – мужа. А теперь хочу для себя пожить. Как – все нормальные бабы живут. Дитя родить. Грудкой его кормить. Ночами у его кроватки засыпать.

(закрывает глаза)

Мне этот ребёнок… Которого убили… Снится… Часто снится. Приходит во сне и маленькими ручонками меня душит… За то, что его жизни лишили… Я лишила.

(помолчав)

Надо было вышибить мозги Джорджу… Или разнести эту проклятую клинику… А я… Испугалась. Смалодушничала. Поперёк самой себя пошла. Своей природы… Нет, не Джорджу – я себе это никогда не прощу…

(помолчав, сквозь слёзы)

Что – собственное дитя убила… А ведь эта могла быть дивная девочка… Умненькая… Красивенькая… Или – мальчишка… Озорной… Сильный… Ребёнок мог родиться, жить, дышать этим воздухом, радоваться жизни, давать жизни своим деткам! А я всё это убила!

 

ТИМОФЕЙ

(обнимает Кейт за плечи)

Ты обязательно родишь, слышишь, котёнок? Обязательно! Ты просто обязана родить!

(помолчав)

Ну, не вышло у нас с твоей мамой… Не захотел боженька давать нам деток… Но тебе непременно даст. А если этот твой Джордж опять заартачиться, гони его к чёртовой матери! А лучше – сама уходи! Находи нормального парня и рожай! На Джордже свет клином не сошёлся!

(смотрит на Лену)

И не ври только нам про свою любовь к нему! Не нужно. Ты не нам врёшь. Себе врёшь. Я знаю – как выглядят женщины, которые любят. Как – твоя мать выглядела, когда мы с ней не могли ни на секунду расстаться! Ни – днём, ни –  ночью! Когда не просто любили до безумия, а дышали друг другом! Ленка аж вся светилась! Как – солнце! Ослепнуть было можно! И все это видели! Потому что настоящую любовь не спрячешь, Катька! Ничем. Ни под что. А ты…

 

ТИМОФЕЙ смотрит в пустую бутылку. Аккуратно ставит её на столик.

 

ТИМОФЕЙ

(пожимает плечами)

А ты – ухожена… Богата… Прекрасна… Но в сердце твоём – пусто. Нет там никакого Джорджа. И – не было. Да, увлеклась… Да, Австралия с акулами… Да, карьера… Да, прочее… Но не любила ты своего мужа. Никогда. Любят ведь – не за что-то. А – кого-то. Однажды. И – на всю жизнь. Становятся этим кем-то… Живут его сердцем… И дышат его грудью… Люди становятся одним существом. Новым. Неведомым. И лишить кого-то друг друга – всё равно, что оттяпать руку…

 

КЕЙТ

(тихо)

Тимофей Иль…

 

ТИМОФЕЙ

(перебивает Кейт)

Вот скажи честно, Катюха: уйдёшь ты завтра от своего распрекрасного Джорджа – что с тобой случится?! Будешь орать благим матом от боли?! Корчиться в судорогах?! Биться головой о стенку?!

(смотрит на Лену)

Нет. Не будешь. Ни орать, ни корчиться, ни биться. Ничего с тобой не случится. Разве что с работы Джордж выгонит. Ничего. Другую найдёшь…

 

ЛЕНА

Оставь Катьку в покое… Что ты всем души выворачиваешь наизнанку? Живут они ладно и пусть живут. Не лезь в их жизни! Со своей сначала разберись!

 

ТИМОФЕЙ

(усмехается)

Со мною жизнь уже разобралась. Поставила на мне крест. Большой. Жирный. На – всём. На – любви. На – работе. На – семье. На – всём, что только…

 

КЕЙТ

(вдруг, тихо)

Я есть хочу. Я больше суток не ела. Только кофе пила. В самолёте…

 

ТИМОФЕЙ

Оп-паньки… А у меня ничего нет… Кажется… Творог – только. Старый. И – картошка…

 

ЛЕНА

(смеётся)

А когда у тебя что было? Вечно – пустой холодильник. Пельмени – прошлогодние. Да – горбушка с прошлого века… Сейчас закажем, Катюш. Что ты будешь? Пиццу, суши, шашлык?

 

КЕЙТ

(сразу)

Ни-ни-ни! Никаких – пицц с сушами! Я даже Джорджа отвадила от этого фастфуда.

(смеётся)

А то лопал… Эти бургеры… С колой… Целый день… Только сама готовлю. Или – Марина. Помогает нам. Русская. Тоже замуж выскочила по дурости, а потом… Словом, чёрти чем занималась… Пока к нам не прибилась. Очень вкусно готовит. И – борщи украинские, и – гуляшики, и – салатики разные… Пальчики оближешь! А я пельмешки сибирские Джорджику как забабахаю, так он всю кастрюльку уговорить может! За – раз! Ей-богу!

 

ТИМОФЕЙ

(берёт мобильный телефон)

Так что заказывать, Катька? Пельмени с борщами не развозят у нас… Давай-ка ты перекусишь маленько… Пиццей какой… А потом мы в наш кабачок свалимся. Там уж тебе разносолов нафаршируют. Каких – хошь!

 

КЕЙТ

(помолчав)

Пирожков хочу. С капустой. И – шарлотку. С чаем. Ты же, мама, готовила: помнишь? Пирожки с капустой. И шарлотку пекла на сладкое. А яблоки мы у старушек покупали. Совсем дешёвые. И – сладкие… Так вкусно было… Наверно, потому что ты готовила… Мне… Я потом столько всякого разного перепробовала… От разных кухонь… Почти – всех стран… Но ничего вкуснее твоих пирожков с капустой и шарлотки не было…

 

ЛЕНА

(улыбаясь)

Я тебе спеку сегодня, котёнок. Шарлотку. Куплю яблочки. И спеку. Дома. И чаёк с кардамончиком заварю. Как – ты любишь. Ты поспишь чуток… Вон, у тебя даже – круги под глазами. Перелёты эти твои… Бизнесы… Дела… Совсем себя загонишь, девочка…

(смотрит на Тимофея)

Да, Тимка? Перестели давай постель. Пусть Катька поспит по-человечески…

 

КЕЙТ

(закрывает лицо руками, тихо)

О, Господи… Какая же я – дура… Был же Майкл…

(открывает лицо, тихо)

Мишка – по-нашему… Я его и звала Мишкой… Молодой парень… Здоровый… Как – лось… Меня, что пушинку, под потолок подбрасывал…

(улыбается)

А что в постели вытворял… Любил меня… Без памяти… И я – его… Интерном в местном госпитале работал…

(помолчав)

А я… Влезла… В эту фармацевтику проклятую… По уши… Потом – Джордж… Горы эти чёртовы… Австралия… Я и опомниться не успела, как уже замужем оказалась…

(помолчав)

А Мишка… Пропал… С клиники, сказали, уволился… С квартиры съехал… И – всё…

(помолчав, тихо)

Да. Я виновата. Я одна виновата. В том, что свою жизнь испоганила. А теперь ни за какие деньги не купишь того, что между нами было…

(закрывает глаза, тихо)

Я, словно растворялась в Мишке… Он меня обнимет своими ручищами, а я уже сознание теряю… От – счастья…

(открывает глаза, тихо)

Ну, не было бы у меня работы этой миллиардной, контрактов по всему миру… Но была бы любовь… Была бы настоящая семья… Были бы детки… Знаешь, мам, когда мы с Мишкой утром просыпались, я даже глаза боялась открыть… Думаю: вдруг открою, и всё это счастье испарится… Как – мираж…

(помолчав, тихо)

А я у Мишки даже прощения не успела попросить… Даже не попрощалась с ним по-человечески… Когда вернулась с Альп, его уже не было… Нигде… Ни – на работе, ни – дома… Потом, правда, хотела его найти… Но не решилась… Испугалась, наверно… Что я ему скажу? Извини, Мишка, тут богатенький буратинка подвернулся…

(закрывает глаза, тихо)

Как всё гадко вышло… Я сама, своими руками всё убила… Нашу любовь… Наше будущее… Наших деток… Саму себя…

 

ЛЕНА

(осторожно)

Родная моя… Значит, тебе повезло. Знаешь, как редко настоящая любовь встречается? Раз – на миллион. А вы с твоим Мишкой были влюблены. Вы были избранными. А то, что это так закончилось… Не кори себя, котёнок. Всё заканчивается тогда, когда должно закончиться. Ты в этом не виновата. Ты сейчас – в огромном доме, с хорошим мужем, зарабатываешь немерено, молода, здорова… Что ещё надо? Миллионы людей только мечтают о такой жизни…

 

КЕЙТ

(тихо)

Знаешь, мама, я бы, не задумываясь… Я бы всё это отдала за то, чтобы… Чтобы просто проснуться с Мишкой… Знаешь: как он меня будил? Поцелуем. В душку… Вот – сюда…

(касается пальцем чуть выше правой ключицы)

И – в височек. Я открывала глаза… И видела любимое лицо… Небритое, сонное, чуть припухлое, курносое, с веснушками на переносице… И такого счастья в моей жизни никогда не было… И не будет… Потому что я больше никогда его не увижу… Никогда с ним не проснусь рядом… Он меня никогда не разбудит нежным, тихим поцелуем… Никогда, понимаешь? Перед этим «никогда» меркнет всё: деньги, достаток, бизнес, муж… Это «никогда» просто останавливает сердце… Я чувствую, как оно замирает, когда я начинаю заново осознавать это «никогда»… Я просто умираю, когда думаю о том, что…

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг, тихо)

Найди его, Катюшка. Слышишь? Найди. Он всё простит. Поверь мне. Настоящая любовь всё прощает. Брось всё. И будь с тем человеком, которого любишь. И который любит тебя. Иначе… Иначе всё теряет смысл… Сама жизнь теряет всякий смысл.

 

ЛЕНА

(возмущённо)

Ты думаешь: что несёшь, Степанов?! «Брось всё». Человек столько горбатился за это всё, а ты – «брось»! Из-за – парня какого-то приблудного… Да он о Катьке уже и думать забыл. У него таких Катек, может, уже сотня была… Пока – наша дурочка горбатилась… В Америках своих чёртовых…

 

КЕЙТ

(тихо)

Он-то, может, и простит, Тимофей Ильич… Конечно, простит… И никогда не попрекнёт… Браком этим…

(помолчав, тихо)

Я себе не прощу… Предательства своего… Да. Предательства. Я Мишку предала. И даже не поняла этого сразу. Это только сейчас до меня доходит, что я не только Мишку предала. Я предала нас. Себя. Нашу любовь. И этого я простить себе не могу. И не прощу…

(помолчав, тихо)

Он должен был быть моим мужем. А – не Джордж. От Мишки я должна была родить деток. А не вымаливать это у Джорджа. Мишке я должна была готовить пельмешки и пирожки… Я…

(закрывает глаза, тихо)

Я, правда, не хочу жить… Потому что жизнь превратилась в ад. Комфортный, благополучный, обеспеченный ад.

(открывает глаза, полные слёз, тихо)

И он называется «моя жизнь». В которой нет ни любви, ни нежности, ни взаимности, ни деток… Нет ничего… Кроме – цифр, сделок, мельтешни городов, ненавистных улыбочек, мужа…

(закрывает глаза, тихо)

С которым мне даже противно спать… Осязать его жирное, дряхлеющее тело… Слышать его визгливый голос…

(открывает глаза, тихо)

С Мишкой я потеряла всё. Всю свою жизнь. Мне ненавистна жизнь. Она мне стала противна. Вот чего я добилась, мама… Пустоты… Ненависти… Отчаяния… Которого не окупят никакие деньги…

 

ТИМОФЕЙ

(осторожно прикасается к запястью Кейт)

Катька, немедленно находи своего Мишку… Слышишь? Да, парень слинял… И правильно сделал. Кому приятно, когда его женщина ни с того ни с сего за богатенького выскакивает?

(смотрит на Лену)

А что сказать ему… Ты найдёшь слова. Правильные слова. Искренние. От – сердца. А лучше вообще ничего не говори. И так вам обеим всё ясно. Ты его бросила. Из-за – другого. Миллионами стала ворочать. А он свинарника всего этого терпеть не стал. Взял, всё послал подальше и уехал. Чтобы тебя ни видеть и не слышать.

(помолчав)

Это ведь – не измена, Кать… А именно – предательство. Его. Тебя самой. Вашей любви. Но, если ты его найдёшь и приедешь… Приедешь не извиняться, не выяснять отношения, а остаться с ним навсегда… Хоть – в трейлере… Хоть – в вагончике… Он тебя не прогонит. Я тебе говорю. И у вас всё будет.

(помолчав)

Да, поначалу будет сложно. Нужно будет всё начинать заново. Всё – понимаешь? Тебе поначалу даже прикоснуться к нему будет сложно… Но ты ведь – сильная девочка… Ты всё сможешь… Я тебя уверяю, что у него никого нет… А если кто и был, так… От – обиды на тебя… От – отчаяния… Если бы он тебя не любил по-настоящему, то не уехал бы… И работы бы не бросил… А приклеился бы любовником к тебе… Пока – твой Джорджик делами бы ворочал… Сколько таких семей живёт: жена – с молодым, сильным любовником, а муж старый, рогатый корпорациями рулит…

 

КЕЙТ

(растерянно)

Да? Ты думаешь? Мне надо Мишку найти? А как я ему на глаза…

(смотрит на Лену)

А как же тогда Джордж будет? Если – я уйду… Понимаешь, я – последняя женщина в его жизни… Я точно знаю, что до меня у него много лет никого не было… Вообще…

(смотрит на Тимофея)

И вдруг он полюбил… Меня… Дал всё, что только было в его силах… И в один прекрасный день меня нет. Ни – дома. Ни – на работе. Нигде нет. Вообще нет в его жизни. И больше никогда не будет. Как я могу так поступить с человеком, который в последний раз полюбил? Меня полюбил. Дал перед Богом клятву верности. И я поклялась. Перед небом. Джордж же ничего не знает о Мишке… И меня не спрашивал ни о чём таком, и я сама не рассказывала… К чему рассказывать?

 

ЛЕНА

(глянув на Тимофея, осторожно)

Доченька… Родная… Послушай меня… Не ломай то, что создано… Не порть ещё одному человеку жизнь… Всё у тебя образуется с мужем… И детки у вас будут… Всё будет хорошо: и – семья нормальная, и – достаток, и – детки… Просто дай чуток времени своему Джорджу… Он поймёт, что семья без деток – не семья… И ты родишь… Обязательно… Он ведь тебя не хочет терять? Ты сама говорила: последняя любовь… Значит, одумается… И всё у вас будет хорошо…

(помолчав, тихо)

А Мишку того ты уже не вернёшь. Никогда, моя девочка. Да, можно склеить то, что разбито… Но вот только – зачем? Всё равно эта ваза навсегда будет разбитой. Склеенной. Но – разбитой. И никогда вы не сможете вернуться в то, что у вас было. Ушло это, понимаешь? Навсегда. И никогда, как раньше, не будет… Ни ты не сможешь быть прежней, ни парень тот…

 

ТИМОФЕЙ

(с мобильным телефоном в руке)

Чёрт… Одни пиццы с сушами – у всех… Девушка, а что-нибудь горячее есть? Ну, супчик какой… Или – бульончик… Только – не из кубиков этих проклятых… Что? Какой? С грибочками? Настоящими? Сколько стоит?

(Кате, громким шёпотом)

Катюшка, супчик с белыми грибочками будешь?

 

КЕЙТ

(пожимая плечами)

Не знаю… Буду, наверно… Только…

 

ТИМОФЕЙ

(в трубку)

Девушка, короче, нам – три супчика… С грибками… Две пиццы… И – водички… Литра полтора… Когда доставите? Во сколько? Только у нас тут всё перерыто… Маякните доставщику своему… Чтобы «тачку» во двор не думал загонять… Пусть на улице припаркуется… За домом… И – пешочком… Адрес записывайте… Адрес, говорю, записывайте: улица Космонавтов… Дом 53… Квартира 4… Первый этаж… Пусть квартиру на коде наберёт – я ему сразу подъезд открою…

 

ЛЕНА вдруг начинает похохатывать. ТИМОФЕЙ смотрит на ЛЕНУ и тоже начинает смеяться.

 

КЕЙТ

(смотрит то на Лену, то на Тимофея)

Вы – чего? А? Что я такого сказала?

 

ЛЕНА

(хохоча)

Курица маринованная! «Моцарелла»!

 

ТИМОФЕЙ

(хохоча)

«Турнедо»! Ананас с перчиком!

 

ЛЕНА

(хохоча)

Оливки! Зелень!

 

ТИМОФЕЙ

(хохоча)

Два раза!

 

ЛЕНА

(хохоча)

«Аквадива»!

 

ТИМОФЕЙ

(хохоча)

Без газа!

 

ЛЕНА

(хохоча)

И – супчик с грибочками!

 

ТИМОФЕЙ

(хохоча)

Три раза!

 

ЛЕНА

(хохоча)

Бабки гоните!

 

ТИМОФЕЙ

(хохоча)

Придурки!

 

КЕЙТ, ничего не понимая, тоже начинает похохатывать и, наконец, смеётся в полный голос. Смех ещё некоторое время продолжается, наконец, потихоньку сходит на нет. Затемнение.

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА

(за кадром титров)

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Испарилось снова лето.

Холодеют города.

 

И влюблённости, как листья,

опадают. День зачах…

Бирюза небесной выси –

только в девичьих очах…

 

Сигарета в три затяжки

догорает без следа.

Эх, нырнуть бы во все тяжкие!

Жаль – не те уже года…

 

В луже – облака барашек.

Оплывают фонари.

Помнишь, милая, мы раньше

здесь гуляли до зари?

 

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Растворилось снова лето,

словно талая вода.

 

И влюблённости былые

кроны клёнов голых сквозь

в никуда давно уплыли.

Не случилось. Не сбылось…

 

В три затяжки сигарета

догорает солнцу вслед.

Ветер колкий, дай ответ нам –

было лето или нет?

 

ТИТРЫ

Конец второй серии

 

Лена и Ленин

 

(тридцать лет спустя)

 

трагикомедия

 

сценарий телевизионного фильма

 

3-я серия

 

 

ИНТ. КОМНАТА ТИМОФЕЯ – НОЧЬ

 

В темноте слышится не громкий, размеренный мужской храп. Храп внезапно прерывается. Включается прикроватная лампа, высвечивая на постели ТИМОФЕЯ и, чуть глуше – ЛЕНУ. ТИМОФЕЙ некоторое время моргает. После приподнимается, наклоняется к прикроватному столику, берёт одну за другой несколько таблеток, кладёт их в рот и запивает водой из стакана. Откидывается на подушку, некоторое время лежит, потом медленно поворачивается в постели, опускает ноги на пол и садится.

 

ЛЕНА

(вдруг)

Ты принял тазепам?

(Тимофей кивает)

А – валокордин?

(Тимофей кивает)

А – ксанакс?

(Тимофей кивает)

Ложись…

 

ТИМОФЕЙ некоторое время сидит на кровати, потом, поискав босой ногой тапочек и не найдя, медленно встаёт. Расстёгивает несколько пуговиц чёрной шёлковой пижамы, трёт ладонью грудь.

 

ЛЕНА

(поворачиваясь на кровати)

Тим, ложись… Куда – ты?

 

ТИМОФЕЙ медленно проходит по полутёмной комнате. Останавливается.

 

ЛЕНА

(громче)

Тебе плохо? Сердце?

 

ЛЕНА включает лампу на своём столике, медленно встаёт с кровати. Поправляет упавшую бретельку бежевой ночной рубашки. Подходит к ТИМОФЕЮ. Обнимает его. ТИМОФЕЙ некоторое время стоит с опущенными руками, потом тоже обнимает ЛЕНУ.

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг)

Я скоро умру.

 

ЛЕНА

(помолчав)

Я – тоже.

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Давай – вместе.

 

ЛЕНА

Как – это?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Вместе.

 

ЛЕНА

(смеётся)

Повесимся, что ли? Вместе? На – одной верёвке? Тимка, сдурел?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Я не хочу там… Без – тебя… Мне страшно… Я…

 

ЛЕНА

(целует Тимофея)

Ты не будешь там без меня… Я тебя одного никуда не отпущу… Даже – в булочную… Не то, что – туда… Ты же опять…

(смеётся)

Заблудишься… Как – позавчера… Хорошо – соседка с дачи возвращалась, тебя увидала… Как – ты в чужой подъезд заходишь…

 

ТИМОФЕЙ

Я?

 

ЛЕНА

(хохочет)

Нет – я! Меня на той неделе менты с проспекта подобрали? Стоял ты там… Зачем-то… Среди – машин несущихся… Что ты там делал, Тим? Куда тебя понесло?

 

ТИМОФЕЙ

Меня?

 

ЛЕНА

(смеётся)

Куда ты шёл? Без денег, без документов, без лекарств своих… Хорошо, что хоть в «бомжатник» не свезли… Ищи-свищи тебя потом… Не помнишь?

 

ТИМОФЕЙ

(трёт ладонью лоб)

А, правда… Куда я шёл? Я же отлично помнил… Я шёл… Я шёл…

 

ЛЕНА

(целует Тимофея)

Тим, давай ещё чуток поспим… Уже скоро – утро… А, родненький?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Нет, я же… Я отлично всё помнил… Я же… Я шёл… В аптеку… На Лукьяновской… И вдруг вижу… Вдруг вижу: на той стороне проспекта Катюшка стоит… И мне рукой машет… И с ней – мальчик… Маленький совсем… Совсем ма…

 

ЛЕНА

Прекрати! Прекрати, умоляю тебя! Прекрати, слышишь?!

(помолчав)

Боже…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Как наяву, видел… Вот… Как – тебя вижу… Звала она меня…

 

ЛЕНА

(помолчав)

Пошли спать…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Я не хочу… Я боюсь…

 

ЛЕНА

Чего ты боишься, дурачок? Я – с тобой… Пошли… Я тебя обниму… И поспим ещё немножко…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Я не проснусь…

(помолчав)

Ты только Садовских не зови… И эту… Свою… Как – её? Генриховну…

 

ЛЕНА

Куда не звать?

 

ТИМОФЕЙ

Никуда. Ни – на похороны… Ни – на поминки… Будут сидеть с постными рожами… А Садовский – на тебя пялиться… А потом жрать будет… Как будто месяц не ел… Всё сожрёт сам… Всё…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Тимошик! Ну, ей-богу!

 

ТИМОФЕЙ

И этих… Твоих тёток-торговок не желаю видеть… Будут у гроба о рейтузах да о лифчиках шептаться… Кто кому что перепродали… Что наварили…

 

ЛЕНА

(хохочет)

Тебе-то – что тогда?! О чём кто будет шептаться!

 

ТИМОФЕЙ

Ну, хоть в гробу я могу их не видеть и не слышать?! Я могу в гробу спокойно полежать?!

 

ЛЕНА

(хохочет)

Кого же звать?! Никого не звать?! Сам с собой будешь лежать?!

 

ТИМОФЕЙ проходит по комнате. Останавливается.

 

ТИМОФЕЙ

Ну… Борька Бронштейн с женой будет… Ильины… Орловых позови… Хотя, нет… Она – сердечница… Не надо… Ещё со мной ляжет…

(вдруг, гневно)

И не вздумай меня в печке палить! Слышишь?!

(помолчав)

Рядом с матерью положишь… Справа…

 

ЛЕНА

Так там же места нет!

 

ТИМОФЕЙ

(сердито)

Ничего, найдешь место! Помещусь как-нибудь! Ограду эту чёртову разберёте, и будет вам место!

(помолчав)

Что: хотела в вазу меня пересыпать?! И на шкаф поставить?!

(Лена хохочет)

По-людски похоронишь, поняла?! Безо всяких колумбариев и планетариев!

 

ЛЕНА

(весело)

Так ты… Пока не помер-то… Списочек составь… Кого звать, кого не звать… А то я по дури своей бабьей чего напутаю… Ты из гроба вскочишь… Орать станешь…

 

ТИМОФЕЙ

(грозно)

И встану! Если торговок своих приведёшь – встану! За волосья – их! Да вон повыкидываю! Списочек ей подавай…

 

ЛЕНА

А если я – первая?

 

ТИМОФЕЙ

Что – первая?

 

ЛЕНА

Ну, если я первая помру? Что делать будешь, Тимошик?

 

ТИМОФЕЙ

(изумлённо)

Ты?! Да ты на себя-то посмотри! На тебе пахать можно! Молодая, здоровая баба! Ещё мужика какого себе заведёшь!

 

ЛЕНА

(хохочет)

Ой, дурень!

 

ТИМОФЕЙ

(деловито)

Значит, так: чтоб – никаких воплей, истерик, соплей… И форточку в комнате, смотри, не открывай, а то духом пойду… Никаких костюмов не покупай… В своём буду. Он – чистый. Поняла? Что молчишь?

 

ЛЕНА

(хочет обнять Тимофея)

Тим… Не надо… Я прошу тебя…

 

ТИМОФЕЙ

(отстраняется, строго)

Ты не «тимкай», а слушай – что тебе говорят. Как только «Скорая» уедет, тебе сразу начнут названивать всякие конторы похоронные… Они врачей прикармливают на это дело… Шли всех к чёртовой матери. Позвонишь сразу Борьке… Борьке Бронштейну… Он обо всём договорится и сам всё сделает… Поняла?

 

ЛЕНА

А давай чайку выпьем? Я вечером заварила с мятой чаёк… Очень вкусный… А, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(строго)

Ты меня поняла?!

 

ЛЕНА

(запальчиво)

Да поняла я! Что ты пристал со своими похоронами?! Не о чем говорить, что ли, больше?! Сколько можно?!

(помолчав)

Помирать он собрался…

(помолчав)

А то, что Никитку обещал на рыбалку настоящую русскую свозить – забыл? Что – уху обещал научить варить? Он же ждёт! Не стыдно тебе, Тимофей Ильич?!

(помолчав)

Только о себе думаешь… А то, что внучку наобещал с три короба – ничего… Переживёт… Да?

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Принеси… Коньячку… Пожалуйста…

 

ЛЕНА

Ага. Сейчас. После тазепама и ксанакса. Совсем сдурел? Ну-ка, садись…

(усаживает Тимофея в кресло-качалку)

Покачайся… А я чайку сейчас сделаю, да?

(идёт к выходу из комнаты, оборачивается)

Тебе – просто с мятой или лимончик добавить?

 

ТИМОФЕЙ молчит. ЛЕНА некоторое время смотрит на него и выходит в левую дверь комнаты. ТИМОФЕЙ несколько раз пытается встать с кресла-качалки. Наконец, это ему удаётся.

 

ГОЛОС ЛЕНЫ

(из двери левой комнаты)

Лимончик порезать?!

 

ТИМОФЕЙ

Порезать!

 

ТИМОФЕЙ смотрит в сторону двери левой комнаты и тихо выходит в дверь правой комнаты. Спустя мгновение, выкатывая столик на колёсиках, из двери левой комнаты появляется ЛЕНА. На столике – фарфоровые чайник, чашки, порезанный лимон на блюдце. ЛЕНА смотрит на качающееся пустое кресло-качалку. Из двери правой комнаты появляется ТИМОФЕЙ. ЛЕНА пристально смотрит на ТИМОФЕЯ. ТИМОФЕЙ игриво проходит к столику на колёсиках, берёт кружочек лимона и жуёт.

 

ЛЕНА

(качает головой)

Клюкнул, всё-таки…

(помолчав)

Вот начнёшь загибаться… Вот опять сердце прихватит, я тебе «скорую» не стану вызывать! Мозги-то есть в голове?! Или – труха одна?! А, Степанов?!

 

ТИМОФЕЙ

Ну… Ленусик…

(приобнимает Лену)

Я ж… Капельку… Чуток… Для – бодрости…

 

ЛЕНА

(разливает чай по чашкам)

Отстань. Алкаш. Дурак. И дураком помрёшь.

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает чай)

А когда они прилетают?

 

ЛЕНА

(отпивает чай)

Двадцать третьего… Через полторы недели… Лимончик положить?

 

ТИМОФЕЙ

(кивает)

Угу… А сегодня – какое?

 

ЛЕНА

(помолчав)

Тринадцатое… Нет, уже – четырнадцатое… А что?

 

ТИМОФЕЙ

(помешивая в чае кружочек лимона)

Ты… Деньги эти… Не потратила? А? Что молчишь? Я же тебе сказал, чтобы ты…

 

ЛЕНА

(строго)

Здесь Джорджа с внуком селить собрался?! В хрущобке своей?! На раскладушке?! Сказал он… Надо было домик наш в порядок привести?! Кто крышу починил бы?! Ты – что ли?! Камин перебрал бы?! Забор обновил?! Сад прополол?! Джордж, небось, не обеднеет!

 

ТИМОФЕЙ

(замирает с чашкой)

И что: всё вбухала? Всё?

 

ЛЕНА оставляет чашку, встаёт и выходит в правую кулису. ТИМОФЕЙ из-за резинки пижамных штанов достаёт плоскую металлическую фляжку, быстро отвинчивает пробку, делает несколько глотков, завинчивает фляжку и прячет обратно. ЛЕНА с костюмом, сорочкой, галстуком и туфлями в руках – выходит из правой кулисы.

 

ЛЕНА

Ну-ка, примерь…

 

ТИМОФЕЙ встаёт с кресла-качалки, и металлическая фляжка сквозь штанину пижамы с грохотом падает на пол. ЛЕНА бросает одежду и туфли на кровать, подходит к ТИМОФЕЮ, нагибается и достаёт фляжку из левой штанины пижамы.

 

ТИМОФЕЙ

Мать…

 

ЛЕНА

(спокойно)

Дурак. Совсем безмозглый дурак. Идиот.

(помолчав)

Ну, что смотришь? Примерь костюм.

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Ну, я же… Ты же знаешь, что я костюмов не но…

 

ЛЕНА

(строго)

Костюм надень, Степанов! Чтоб, как оборванец, ходил?! Чтоб я со стыда сгорела?! Совсем совести нет?!

 

ТИМОФЕЙ подходит к кровати, трогает ткань пиджака. Осторожно, словно змею, поднимает галстук.

 

ТИМОФЕЙ

И галстуков я сроду не носил…

 

ЛЕНА

(пристально смотрит на Тимофея)

Давай помогу.

 

ЛЕНА подходит к кровати, снимает с ТИМОФЕЯ пижамную рубашку. Разворачивает белоснежную сорочку.

 

ЛЕНА

Руки…

(надевает на Тимофея сорочку)

Так…

 

ТИМОФЕЙ вслепую застёгивает пуговки сорочки.

 

ЛЕНА

Тим!

(хохочет)

Ну, что ты творишь?! Посмотри: кривось-накось! Садись, брюки надень!

 

ЛЕНА расстёгивает пуговки на сорочке и застёгивает вновь.

 

ЛЕНА

(смеётся)

Сядь, тебе говорят! Навернёшься сейчас! Стоя – только танцуют!

 

ТИМОФЕЙ

(тяжело дыша, садится)

Дорогой?

 

ЛЕНА

(пристально смотрит на Тимофея)

Да, ты – мой дорогой. И – единственный. И – любимый. На – всю жизнь.

(помолчав, тихо)

Встань-ка.

 

ТИМОФЕЙ привстаёт. ЛЕНА ловко стягивает с ТИМОФЕЯ пижамные штаны и помогает надеть брюки.

 

ЛЕНА

(смеётся)

Ширинку-то сам застегнёшь? Встань-ка.

(Тимофей тяжело встаёт с кровати)

Вот…

(заправляет сорочку в брюки и поддёргивает пояс)

Не жмут? Нигде не давят? Ну-ка, отойди…

(Тимофей пятится)

Не давят? Нигде? Что молчишь?

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит на брюки)

Вроде, нет…

 

ЛЕНА

Пройдись-ка…

(Тимофей проходит по комнате)

В паху не давит? Нет? Чудненько сидят! А?

 

ТИМОФЕЙ

(проводит руками по штанинам)

Материал… Мягонький – какой… Шерсть, да?

 

ЛЕНА

(подходит к Тимофею)

И галстучек – шикарненький…

 

ЛЕНА ловко повязывает ТИМОФЕЙ галстук, поправляет воротник сорочки и узел.

 

ЛЕНА

(довольно)

Во-о-о-от…

(чуть отходит)

Ну-ка, повернись…

(Тимофей неловко поворачивается)

Чудненько…

(походит к Тимофею с туфлями)

Лапу подними-то…

 

ТИМОФЕЙ, держась за воздух, приподнимает правую, затем левую ногу.

 

ЛЕНА

Та-а-ак…

 

ЛЕНА зашнуровывает туфли и поправляет штанины брюк. Выпрямляется. Отходит. Пристально смотрит на ТИМОФЕЯ.

 

ЛЕНА

Шикарно…

(смеётся)

Ну, что стоишь, как столб?! В зеркало-то глянь! Тим!

 

ТИМОФЕЙ неловко поворачивается и подходит к большому настенному зеркалу.

 

ЛЕНА

(улыбаясь)

Ну, как? Тим? Нравишься сам себе?

(Тимофей пожимает плечами)

Дубина!

 

ЛЕНА выходит в правую дверь комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

(глядя в зеркало)

Нормально, вроде… Галстук жмёт только… Пиджак-то дай… Лен!

(оборачивается)

Лен! Ты – где?

 

ГОЛОС ЛЕНЫ

(из правой двери комнаты)

Сейчас!

 

ТИМОФЕЙ проходит к кровати, осторожно надевает пиджак, подтягивает брюки и снова подходит к зеркалу. Пытается посмотреть на себя сзади.

 

ТИМОФЕЙ

(глядя в зеркало)

Лен! Ленка! Ты – где там?!

 

ЛЕНА – с едва уловимом макияжем, в изящном чёрном платье, маленькой бриллиантовой розочкой на левой груди и красных туфлях на высоких каблуках – неслышно появляется из правой двери комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

(не видя Лену)

Ленка!

 

ЛЕНА

Я.

 

ТИМОФЕЙ

(оборачивается и замирает)

О. Ёшкин кот. Ленка…

 

ЛЕНА

Я.

 

ТИМОФЕЙ

(изумлённо)

Ну… Ты… Даёшь, Лен… Просто – королева аглицкая… Как есть – королева…

 

ЛЕНА

Я?

 

ТИМОФЕЙ

(медленно подходит к Лене)

Ты… Обалденно, Ленка…

(качает головой)

Так – просто… И так – шикарно… И – какой запах… Нежный… Свежий… Фиалковый…

(помолчав, с досадой)

Чёрт…

(помолчав)

Лет десять назад… Я бы… Сорвал бы… С тебя бы… Это – всё… К чёртовой матери… Всё бы сорвал и…

 

ЛЕНА, чуть покачиваясь на каблуках, медленно подходит к ТИМОФЕЮ, обнимает его и целует.

 

ТИМОФЕЙ

(в объятьях Лены, плачет)

Лет десять… Я бы… Тебя… Я… Я бы… Чёрт… Я бы тебя… Чёрт!

 

ЛЕНА

(обнимая Тимофея, вдруг)

Давай выпьем, родной… Чуть-чуть. Капельку…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

Чёрт! Я… Лен… Как жизнь пролетела… Как – одно мгновение… Как – один…

 

ЛЕНА

(целуя Тимофея)

Я тебя любила всю жизнь… Только – тебя, родной… И никого больше… Никого… Никогда…

(помолчав)

Как у тебя сердце бухает… Бу-бух, бу-бух… Не болит?

(Тимофей отрицательно качает головой)

А что лоб такой мокрый? А? Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(утирает запястьем лоб)

Ничего… Галстук… Давит чуть…

 

ЛЕНА

(ослабляет узел галстука)

Лучше? Так лучше?

(Тимофей кивает)

Приляг… А?

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг)

Катьку жалко…

 

ЛЕНА вдруг взрывается оглушительным рёвом. Вырывается из рук ТИМОФЕЯ. Внезапно утихает и, всхлипывая, выходит в правую дверь комнаты и тут же возвращается.

 

ЛЕНА

Боже… Ты знаешь, она мне снится через ночь…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

И Джорджа жалко.

 

ЛЕНА

(помолчав)

Почему он её не отговорил?

(вдруг колотит Тимофея по груди)

Почему ты её не отговорил рожать?! Она же тебя слушала! Меня ненавидела! А тебя слушала! Почему?!

 

ТИМОФЕЙ

(обнимает и целует Лену)

Успокойся, Лен… Не надо… Чувствовал он, Джордж… Как – в воду глядел…

 

ЛЕНА

(всхлипывает)

Она ж – такая хрупенькая, нежная… Была… Как – цветочек…

(вдруг вновь заходится рёвом)

Катю-ю-ю-шечка моя-а-а-а-а…

 

ТИМОФЕЙ

(обняв, целует Лену)

Не надо, Лен… Я тебя умоляю… У меня сейчас сердце лопнет… Не надо…

 

ЛЕНА

(вдруг, сквозь слёзы)

Тогда бы Никитки не было… Правда?

 

ТИМОФЕЙ

Да. Не было бы.

 

ЛЕНА

(смотрит мимо Тимофея)

Ой… Смотри…

 

ТИМОФЕЙ

Что?

 

ЛЕНА

(смотрит мимо Тимофея)

Катюшка… Котёнок…

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит по направлению взгляда Лены)

Лен, ты – что?

 

ЛЕНА

(улыбаясь)

Здравствуй, доченька…

(высвобождается из рук Тимофея)

Здравствуй, котёночек мой…

 

ТИМОФЕЙ

Лена…

 

ЛЕНА

(провожая кого-то взглядом)

Смотри: какая красавица наша Катюшка стала… Только вот волосы перекрасила… Зачем, Кать? У тебя же такие чудные каштановые кудряшки были…

(проходит по комнате)

Куда же – ты, доченька? Не уходи, родная…

 

ТИМОФЕЙ

(испуганно)

Лена…

 

ЛЕНА

(смотрит на кого-то)

Доченька, ты меня прости, котёночек, за то, что я тебя… На тебя руку подняла… Помнишь? В школе… Когда ты с мальчиками загуляла… Ждала тебя дома, ждала… А потом меня ноги, будь они неладны… Сами понесли… И тряпка эта проклятая под руку подвернулась…

(помолчав, улыбается)

Ты меня простишь, доченька? Простишь мать свою дурную? Ну, почему ты молчишь, котёнок?

(помолчав)

Не простишь, да? Конечно… Мальчики, наверно, потом смеялись над тобой…

 

ТИМОФЕЙ в ужасе смотрит то на ЛЕНУ, то на пустое место, с которым она разговаривает.

 

ЛЕНА

(смотрит на кого-то)

За мужичков всех меня прости… Так хотелось любви, тепла… Так холодно, так ужасно было одной в пустой квартире… Что? Что ты говоришь? Я не понимаю…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

Лена! Хватит! Не надо!

(кропит поцелуями лицо Лены)

Зачем ты меня пугаешь?! Успокойся, умоляю тебя!

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея, вдруг)

Ой…

(проводит рукой по лицу)

А что это было? Что это – со мной?

 

ТИМОФЕЙ

(целуя Лену)

Ничего… Просто – сон… Просто тебе приснилось… Просто приснилось…

(смотрит на Лену)

Ну-ка, посмотри на меня… Вот так… Видишь, это – я… Твой Тим… Твой муж… А ты – моя жена… Мы – дома… Мы – вместе… Мы с тобой – единственные на этой планете…

 

ЛЕНА

(растерянно)

Да?

 

ТИМОФЕЙ

(целуя Лену)

Конечно. Никого больше нет. Никого. Только – мы.

 

ЛЕНА

(растерянно)

А где – все?

 

ТИМОФЕЙ

А никого и не было. Никогда. И не будет. Только – мы с тобой.

 

ЛЕНА

(растерянно)

Да?

 

ТИМОФЕЙ

Конечно. Хочешь выпить?

(Лена кивает)

Я сейчас принесу. Никуда не уходи. Я – сейчас. Не уходи никуда.

 

Не сводя взгляда с ЛЕНЫ, ТИМОФЕЙ выходит в левую дверь комнаты. ЛЕНА закрывает ладонями лицо и медленно проходит по комнате. Останавливается, опускает руки и, словно впервые, удивлённо осматривает комнату. Из левой двери комнаты выходит ТИМОФЕЙ, с двумя бокалами и шоколадкой.

 

ЛЕНА

(осматривая комнату)

Тим, надо сделать ремонт, что ли… Посмотри – как всё поизносилось… Да? Обои новые поклеить… Нет? И пол – страшненький…

 

ТИМОФЕЙ

(подаёт Лене бокал)

А Бронштейн себе подвесные потолки налепил…

(разворачивает шоколадку)

Со стеклопакетами…

 

ЛЕНА

(хохоча, отпивает коньяк)

Потолки со стеклопакетами? Что ты такое городишь, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(скармливая Лене кусочек шоколада)

Отдельно! Потолки отдельно! Окна отдельно! Так вот, через неделю их ночью  физики-академики сверху залили! Бассейн они себе какой-то надувной китайский на дачу купили… И приспичило им среди ночи испытания проводить… Физики же! Оба! И – он, и – она!

(Лена отпивает коньяк и хохочет)

Короче, всё это к чёртовой бабушке у них лопнуло! Кубов триста с гаком – по всей квартире! Проводку в стенах замкнуло, пробки повыбивало, ткань эта пластиковая лопнула и Борьке спящему, с женой на головы – Ниагара! Представь, да?

 

ЛЕНА

(хохоча)

Ой… Подожди… Сниму туфли…

(опираясь на Тимофея, снимает туфли)

Ножки уже – не те… Устали ножки – на каблуках…

 

ТИМОФЕЙ

(поддерживая Лену)

А помнишь… У Сашки Давыдова заночевали как-то… После – Нового Года…

 

ЛЕНА

(улыбается)

А то… Ты как стал мне… Пальчики на ногах расцеловывать… Что я…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается, тихо)

У тебя ж – такие ножки… Волшебные… Такие нежные пальчики… А орала, как резаная!

 

ЛЕНА

(улыбается)

А как же! Щекотно было ж! А потом я раз сто кончила… Пока – ты до коленок моих добрался!

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Ты весь дом тогда перебудила! А Сашка после с женой развёлся! Из-за – тебя!

 

ЛЕНА

(хохочет)

Из-за – тебя!

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Из-за – нас! Я-то думал – все спят! Тишина ж была! Только вопли твои – на весь дом!

 

ЛЕНА

(хохочет)

Ага, спят! Слушали, небось, бесстыжие! Затаив дыхание! Как – мы с тобой любимся! Всем домом слушали!

 

ТИМОФЕЙ

(обнимает Лену)

Ленка…

 

ЛЕНА встаёт босыми ногами на туфли ТИМОФЕЯ и нежно целует его.

 

ТИМОФЕЙ

(целует Лену)

Ленка… Счастье моё…

 

ЛЕНА

(целует Тимофея)

Молчи…

(вдруг)

Боже, Тим… Какие мы с тобой… Счастливые… И мучили сколько друг друга… И разбегались сколько… И с другими мужиками-бабами были…

(помолчав)

А ведь это и есть счастье… Ведь это и есть жизнь… Ужасная, жгучая, сволочная, сумасшедшая… А как ненавидели друг дружку… И как любили потом… До – беспамятства… До – судорог… До – изнеможения… Оказывается, это и есть жизнь… Не – возня в постельке по расписанию… Два раза в неделю… Не – мимозы дохлые к восьмому марта… Не – Ботанический сад по воскресениям…

 

ТИМОФЕЙ

(запястьем утирает глаза)

Ленка…

 

ЛЕНА

(крепко прижимается к Тимофею)

Боже, как я счастлива с тобой, Тимочка! А ведь… Страшно подумать… Если бы девчонки меня тогда не уболтали на море Чёрное лететь… Мы бы с тобой и не встретились… Никогда! Понимаешь: никогда! Жуть!

 

ТИМОФЕЙ

(улыбаясь)

А я вообще в тот день хотел на Аюдаг лезть… Да Петька Саблин, разводящий, вечером на танцульках ногу подвернул… Пацаны меня утром и уломали на волейбол…

 

ЛЕНА

(в объятьях Тимофея, закрыв глаза)

А сколько людей, которые должны… Просто обязаны быть вместе, не знают друг о друге… Живут не с теми… Влюбляются не в тех… Всю жизнь ищут свою половинку… Или не ищут… Терпят… Живут с нелюбимыми… Любят чужих… Врут себе, другим, всем!

(целует Тимофея)

Боже, как я счастлива с тобой, родной!

 

ТИМОФЕЙ

Нет, мы не могли не встретиться… Я почему-то всегда знал… Чувствовал… Ещё – со школы… Что где-то есть невероятная, удивительная, ослепительная, единственная женщина… Которая собою застит небо, солнце, всю Вселенную… С которой можно умирать и воскресать каждый день, каждую ночь… С которой вечность кажется мгновением, а миг – вечностью…

 

ЛЕНА

(закрыв глаза)

Я?

 

ТИМОФЕЙ

Ты.

(помолчав)

Только жаль, что…

 

ЛЕНА

(улыбается)

Что – родненький? Что – жаль?

 

ТИМОФЕЙ

Жаль, что всё это скоро закончится…

 

ЛЕНА

Нет… Нет, родненький! Нет!

 

ТИМОФЕЙ

Мы закончимся…

 

ЛЕНА

(крепко обнимает Тимофея)

Нет, родной! Не закончимся! Ни за что! Я верю… Нет, я знаю… Мы всегда будем вместе… Даже – там…

 

ТИМОФЕЙ

(эхом)

Там…

 

ЛЕНА

(страстно)

Да, родной мой! Даже – там! Иначе не может быть! Ты  – опять молодой, загорелый, стройный…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

А ты –  снова девчонка-хохотунья? С бархатной грудкой? С белым треугольничком на шоколадной попке?

 

ЛЕНА

(страстно)

Иначе не может быть, родной мой! Ради чего же тогда вся наша жизнь?! Радость, слёзы, муки, надежды! Ведь это не может просто так исчезнуть?! В никуда! Раствориться! Растаять! Как – следы на пляже…

 

ТИМОФЕЙ

(эхом)

Как – следы на пляже…

 

ЛЕНА

(воодушевлённо)

У нас впереди – ещё столько новых жизней! Ещё столько новых…

 

ТИМОФЕЙ

Лен, ты действительно в это веришь?

 

ЛЕНА

(страстно)

Я знаю, родной! Поверь мне: ничто и никогда нас не в силах разлучить! Ничто и никогда! Мы с тобой такие – одни! На – всю Вселенную! На – миллионы Вселенных! Потому что Бог есть! И он – здесь! В нас! И мы – бессмертны!

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Скоро – утро…

 

ЛЕНА

Да.

 

ТИМОФЕЙ

И мы – бессмертны?

 

ЛЕНА

Да.

 

ТИМОФЕЙ

(серьёзно)

Как – Горец?

 

ЛЕНА

Какой – горец?

 

ТИМОФЕЙ

(серьёзно)

С мечом. Который бошки всем рубит. А потом его молниями шарахает.

(улыбается)

И –  «Queen»! Та-дам! Та-да-да-дам!

(Лена хохочет)

Останется. Только. Один…

 

ЛЕНА

(хохоча)

Тим! Какой ты ещё – ребёнок! Старый большой ребёнок!

 

ТИМОФЕЙ

Правый туфель жмёт… Немного… Где – косточка…

 

ЛЕНА

Да? Ну-ка, сядь…

(Тимофей присаживается на кровать)

Где?

(снимает с правой ноги Тимофея туфлю)

Здесь?

 

ТИМОФЕЙ

Ну…

 

ЛЕНА

Потому что – новые… Не натёр? Нет?

 

ТИМОФЕЙ

Нет – вроде…

 

ЛЕНА

(снимает с ноги Тимофея другую туфлю)

Пусть ноги отдохнут… Да? И пиджачок снимем…

 

ТИМОФЕЙ

Такой – мягонький…

 

ЛЕНА

(помолчав)

Уже – утро… Я кофе сделаю?

(Тимофей кивает)

Посмотри на меня…

(целует Тимофея)

Ты ничуть не изменился… И целуешься, как демон… Зачем меня за язык укусил, а?

 

ТИМОФЕЙ

Лен… Давай вместе помрём, а?

 

ЛЕНА

(помолчав)

Мой прадед до прихода Советов… Купцом был… Деревом торговал… Дом доходный имел…

 

ТИМОФЕЙ

Где?

 

ЛЕНА

В Кишинёве… А когда комиссары пришли… И стали в его дом ломиться… Прадед взял пианино на плечи… Многопудовое… Старое… У меня стоит в гостиной… Помнишь? И на чекистов с ним пошёл… Комиссары обделались тогда… Пожалели деда… А потом… В сороковом… Подхватил инфлуэнцию… В госпитале швейцарском… Выздоровел почти… И вдруг помер от воспаления лёгких…

 

ТИМОФЕЙ

(вдруг)

А ты знаешь: мне твои сны снятся?

 

ЛЕНА

(улыбается)

Как – это?

 

ТИМОФЕЙ

(улыбаясь)

Ну… Вот прошлой ночью тебе сирень приснилась… Мокрая вся… После – дождя…

 

ЛЕНА

(испуганно)

Тим… Боже… А как ты узнал? Я же тебе ничего не рассказывала…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Ты тоже – вся мокренькая… Босиком… В этом кусту сиреневом прячешься от кого-то… Или ждёшь… А сирень светом фонарным оранжевым подсвечена… И ты – в каком-то радужном ореоле из капелек…

 

ЛЕНА

(испуганно)

Да, точно… Я, было, забыла сон… И вдруг сейчас… Сейчас всё вспыхнуло… Как – наяву… Тимочка… Родной мой…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбаясь)

А потом ты почему-то – в комнате… Большой, светлой… Окно распахнуто… Солнечный, чудный день… И вдруг в комнату синица – юрк. Ты хохочешь, хочешь её поймать… А синичка слёту – о стекло оконное… Бах. И на ковёр – замертво… Да?

 

ЛЕНА

Да… Господи… Я уже и забыла… А как ты стал говорить, так сразу и вспыхнуло… И так – ясно… Божечки… Аж дурно стало… Как? Как ты узнал, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(пожимает плечами)

Не знаю… Как-то вдруг увидел… Словно, кто-то кино мне показал… Про – тебя…

(помолчав)

Я тебя люблю, Ленка… Каждый – твой волосок… Каждую – клеточку…

 

ЛЕНА

(улыбаясь)

Дурачок… Напугал меня…

 

ТИМОФЕЙ

Просто я – это ты… А ты – это я…

 

ЛЕНА

(растерянно)

Да?

 

ТИМОФЕЙ

Я тобою дышу… И чувствую твоим сердцем… Если бы это было возможно, я бы растворился в тебе, как… Я бы…

 

ЛЕНА

(целует Тимофея, вдруг)

Слушай, Тим: а давай Никитку на полгодика у нас оставим? А?

 

ТИМОФЕЙ

(поправляет волосы Лены)

А – Джордж? А – школа?

 

ЛЕНА

Тим… Ну, он же – мой внучок… Наш внучок… Такой лапочка, наверно, стал… И по-русски хоть поболтает… В этой проклятой Америке – с кем? А Джорджа я уговорю…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Жалко мужика. Помнишь: этих эскулапов он чуть из своего «Кольта» не порешил…

 

ЛЕНА

Ага… И сел бы на тыщу лет…

(помолчав)

Никитку же без памяти любит… И Катьку мою… До безумия любил… Ты же помнишь: лица на нём не было…

 

ТИМОФЕЙ

Как-то сдулся вдруг весь… Как будто из него весь воздух выпустили… Хороший же – мужик…

 

ЛЕНА

(воодушевлённо)

И Никитка страну посмотрит! Людей! С нами побудет! Да?

 

ТИМОФЕЙ

Давай приляжем.

 

ЛЕНА

(смотрит на Тимофея)

Давай.

(прислоняет руку к груди Тимофея)

Что: плохо стало?

 

ТИМОФЕЙ

Нет… Как-то так…

 

ТИМОФЕЙ садится на кровать. Снимает туфли. Ложится.

 

ЛЕНА

Костюм-то давай снимем… Помнёшь ведь…

 

ТИМОФЕЙ

(закрывает глаза)

Ничего… Я чуть-чуть…

 

ЛЕНА

(подходит к кровати)

Что: сердце? Не молчи, Тим…

 

ТИМОФЕЙ

(с закрытыми глазами)

Как-то… Не знаю… Давит…

 

ЛЕНА

(садится на край кровати)

Давай «скорую» вызовем? А, Тим?

 

ТИМОФЕЙ

(с закрытыми глазами)

Не надо…

 

ЛЕНА

Просила ведь: коньяк не хлебать… Давай корвалольчику накапаем?

(Тимофей кивает)

Лежи тихонько… Я – сейчас…

 

ЛЕНА выходит в правую дверь комнаты и спустя несколько секунд возвращается с маленькой рюмочкой и пузырьком.

 

ЛЕНА

(капает в рюмочку корвалол)

Пять, шесть, семь…

(смотрит на Тимофея)

Тим… Что ты лежишь, как покойник? Глаза-то открой… Тим?

 

ЛЕНА вдруг резко нагибается над ТИМОФЕЕМ. Прикладывает голову к его груди. Роняет рюмочку. Начинает трясти ТИМОФЕЯ за лацканы пиджака.

 

ЛЕНА

(громким шёпотом)

Тим! Боже! Тимочка?!

 

Несколько мгновений ЛЕНА стоит неподвижно, потом хватает со стола смартфон.

 

ЛЕНА

(в смартфон, громким шёпотом)

Девушка, срочно – «скорую»! Мужчина! 81 год! Не дышит! Да! Не знаю! Сердце? Да, у него – сердце! Больное сердце! Девушка! Что?! Адрес?! Космонавтов! 53! Квартира 4! Быстрее, девушка! Кто?! Кто говорит?! Жена говорит! Жена!

 

ЛЕНА опускает руку со смартфоном и долго смотрит на ТИМОФЕЯ. Осторожно подходит к кровати. Поднимает с пола туфли ТИМОФЕЯ. Прижимает их к груди.

 

ЛЕНА

(дрожа)

Тимочка…

 

ЛЕНА смотрит на ноги ТИМОФЕЯ в носках. Осторожно надевает на его правую ногу левый туфель.

 

ТИМОФЕЙ

(не открывая глаз, вдруг)

Ой! Щекотно!

 

ЛЕНА

(замерев)

Ах ты, зараза…

(медленно выдыхает)

Придурок… Чёртов… Идиотина… Кретин…

 

ТИМОФЕЙ

(открывает глаза)

Напужалась? Ну, не ругайся, Лен… Перестань… Слышь?

 

ЛЕНА

(замахивается на Тимофея правой туфлей)

Ах ты, чёрт… Я тебя сейчас…

 

ТИМОФЕЙ

(поворачивается на кровати)

Лен… Ленка! Угомо…

 

ЛЕНА

(лупит Тимофея туфлей)

У меня сердце оборвалось, когда… Сукин ты – кот! У меня просто ноги онеме… Когда… Ты…

 

ТИМОФЕЙ

(уворачиваясь от туфли)

Ленка! Больно же! Я же – живой! Живой! Ленка!

 

ЛЕНА

(тяжело дыша)

Сейчас неживой станешь! Я тебя сейчас этим ботинком пришибу! Гад – ты этакий! Что ж ты такое творишь?! А?!

 

ТИМОФЕЙ

Ну, пошутить хотел! Лен! Прости меня, дурака! Ленка!

 

ЛЕНА

(замахивается на Тимофея туфлей)

Я тебе сейчас так пошучу! Я тебя за такие шутки… Кретин! Болван! Дурак! Я тебя сейчас…

 

ТИМОФЕЙ

(крепко обнимает Лену)

Ну, Лен! Ленусь! Ей-богу! Ну… Взбрело что-то в голову… Вот, думаю, ты зайдёшь, а я – в костюмчике новеньком, в галстучке шикарном… Уже… Того… И переодевать не надо… Готовенький к отправке… К выносу, то есть… Ну, не плачь, Лен… Лен!

 

ЛЕНА

(плача, слабо колотит кулачками Тимофея по спине)

Какой ты – дурак, Степанов… Какой ты – дурак, Боже… Хотел, чтобы меня саму кондратий хватил? Да?

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

А красиво лежал, правда? В костюмчике… В галстучке… Надо ж было порепетировать?

 

ЛЕНА

(всхлипывая)

Порепетировать… Станиславский чёртов… «Скорая» вот сейчас приедет… Влепит тебе штраф за симуляцию – будешь знать!

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Ну, ты ж поверила? А? Поверила?

 

ЛЕНА

Да у меня в глазах потемнело, дурак… Ноги онемели…

(помолчав)

Тим, не шути так больше… И вообще с ней не шути… Она шуток не понимает… Не надо её дразнить. Хорошо? Обещаешь?

 

ТИМОФЕЙ

(лукаво)

А её же нет. Ты ж сама сказала.

 

ЛЕНА

Ой…

(переводит дыхание)

Что-то тоже сердечко заёкало…  Ну какая разница, Степанов: есть, нет… Не надо, Тимочка, родной… Я тебя умоляю… Ой… Надо выпить чуть…

 

ТИМОФЕЙ

И – мне.

 

ЛЕНА

(гневно)

Шиш! С постным маслом! Усопшим не положено!

 

ЛЕНА выходит в левую дверь комнаты.

 

ТИМОФЕЙ

(вдогонку Лене)

Туфлю-то отдай!

 

Из левой двери комнаты вылетает туфля ТИМОФЕЯ. ТИМОФЕЙ

присаживается на кровать. Сопя, обувается. Входит ЛЕНА с двумя бокалами коньяка.

 

ЛЕНА

На, алкаш. Лакай. Сейчас врачи приедут, а от тебя на версту разит.

 

ТИМОФЕЙ

(поднимает бокал)

Ну? За – воскрешение?

 

ЛЕНА

(отпивает коньяк)

Балбес. Живи долго.

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает коньяк)

А ведь ты во снах до сих пор летаешь…

 

ЛЕНА

(отпивает коньяк, тихо)

Демон… Всё-то ты знаешь…

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает коньяк)

Я тебя часто вижу… В твоих снах… То – над Кордильерами… То – над Атлантикой… То – над тайгой нашей…

 

ЛЕНА

(отпивает коньяк)

До сих пор расту, значит…

 

ТИМОФЕЙ

(отпивает коньяк)

Куда?

 

ЛЕНА

(смеётся)

Как – куда? Уже – вширь… И – вниз…

 

ТИМОФЕЙ

Скоро вместе с тобой – вниз… Или – вверх…

 

ЛЕНА

(помолчав)

Тим, а ведь, правда… Может, они там собираются… Бестелесные… Воздушные… Чистые… И решают наши земные участи… Кому – жить, кому – нет… Кому – заболеть чем… Кому – утопнуть… Или – под машину попасть…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Кто собирается, Лен?

 

ЛЕНА

(серьёзно)

Усопшие… Ушедшие… Такие собрания небесные… Представляешь? Смотрят на нас сверху… И голосуют… Вот этот мерзавец пусть живёт, гад… В своём дерьме… В своей низости да пакости… Пусть мучается… Пусть пинают да шпыняют его, сволочь, здесь, на земле… Кто – за? Кто – против? Единогласно… А вот эту мы – к себе… Не надо ей, бедной, маяться… Хватит… Пока душу её чистую, безгрешную не оплевали вконец… Не заклевали… Как – Катюшку нашу… Котёнка нашего…

(помолчав)

Не наркоз проклятый её убил… Просто забрали её небеса… И сейчас она оттуда со всеми смотрит на нас… Как – мы с тобой здесь куролесим по дури своей… Хохочет, наверно, со всеми вместе…

 

ТИМОФЕЙ

Хохочет… А ты её мокрыми тряпками да зонтами колотила… От – любви великой, видать…

 

ЛЕНА

Плохая мать была, да? Да? Плохая?

 

ТИМОФЕЙ

Да ты что, Лен?! Чудная ты была мать! Ты же Катьку любила до безумия! Ты же Катьке всю себя отдала! И жила, и вкалывала для неё, как лошадь ломовая! Я же видел, как ты на неё дышишь – надышаться не можешь!

 

ЛЕНА

Правда? Ты так думаешь?

 

ТИМОФЕЙ

Конечно, Лен! Что – ты? Конечно!

 

ЛЕНА

Обними меня…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимает Лену)

Ну, солнышко… Не надо… Не плачь…

 

ЛЕНА

(всхлипывая)

Боже… Если бы можно было всё вернуть… Если бы я знала… Я бы её заперла на сто замков! Никуда бы не пустила! Никуда! Ни в какие Америки! Ни за что!

(помолчав)

Ну, почему? Почему мы, старики, ещё коптим? А котёнок наш… Катенька наша… Наша девочка…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

Поплачь, Лен… Поплачь… Поплачь, моя родная…

 

ЛЕНА

(всхлипывая)

Нет, не надо… Не надо плакать… Катюшка смотрит и огорчается… К чему ей – печали наши? И так ей – не сладко… Там…

 

ТИМОФЕЙ

(обнимая Лену)

Ей – хорошо, поверь… Ведь она – бессмертна…

 

ЛЕНА

(эхом)

Бессмертна…

(помолчав)

Нет, как тебе всё-таки костюмчик идёт… Всю жизнь проходил чёрти в чём: в джинсах своих потёртых, в майках каких-то, в куртках страшных…

(улыбается)

А в костюме – солидный, представительный мужчина…

 

ТИМОФЕЙ

(смеётся)

Да я же терпеть не мог этих пиджаков, Лен! Ты же знаешь! Куда лабуху кабацкому – костюм? Чтоб – оборжались все?

 

ЛЕНА

(вдруг)

Даже не верится…

 

ТИМОФЕЙ

(крякнув, садится на кровать и снимает туфли)

Что – не верится? Что – я на старости лет приличный костюм нацепил, наконец?

 

ЛЕНА

Что – жизнь прошла… Как – вода… Сквозь – пальцы… Словно, и не жили… Только встретились, а уже… А уже – старость… Смерть…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Да. Прошла. И опомниться не успели. Вжик. И уже – старик. Который ничего не может. Ничего…

 

ЛЕНА

(помолчав)

Тим? Тимошик?

(Тимофей, не мигая, смотрит в сторону)

Слышишь, Тимка… Мы с тобой прожили нашу жизнь… Нашу, понимаешь? Да, ужасную… Да, иногда – дивную… Порой – мерзкую… Но в какие-то минуты – восхитительную…

(улыбается)

Мы с тобой любили друга… Всю жизнь… Не смотря ни на что… Ненавидели друг друга… Но любили… Унижали друг друга… Но не переставали любить… Мы прожили нашу с тобой жизнь… Не придуманную… Не навязанную нам… Без вранья… Как – на духу… И мы не терпели друг друга… Правда ведь? Не унижали друг друга терпением… Сколько раз могли пришибить друг друга… Но ты всегда был во мне…

(помолчав)

Понимаешь, родной? Всегда… С того волейбола… Как ты тогда забрался в моё сердце, так и остался там… Навсегда… Что бы я не вытворяла… Как бы не хотела тебя из себя выкорчевать… Не могла… Ты стал моим сердцем… Моими лёгкими… Моей кровью… Всей мной…

(не глядя на Тимофея)

Ты что: Тимка? Плачешь?

 

ТИМОФЕЙ

(отворачивается)

Нет…

 

ЛЕНА

Если тебя не станет… Если ты… Меня тоже не станет, родной… Сразу не станет… Как жить, когда ушло твоё сердце? Как жить без крови? Я просто умру… Сразу… Что я – без тебя? Ничто… И жить просто не смогу… Ведь я – это ты… Понимаешь, родной? Не станет тебя, и я исчезну… Короче…

 

ТИМОФЕЙ

(всхлипнув)

Лен… Не надо… Не надо так гово…

 

ЛЕНА

Помолчи. Короче, я… Я Джорджу написала…

 

ТИМОФЕЙ

Деньги клянчила? Я же тебе сказал, чтобы ты не смела даже и…

 

ЛЕНА

Нет. Не надо нам его денег. Написала… Письмо это… Электронное… По-русски написала… Написала, чтобы похоронил нас… По-человечески… Там-то и там-то… Ничего… Не обеднеет… Я и место выкупила…

 

ТИМОФЕЙ

Какое-такое место? Когда? Почему ты мне ничего не сказа…

 

ЛЕНА

Какое-такое? Совсем, что ли, дурак стал? На кладбище место… Для – нас… Чтобы мы рядом были… Дошло? Там – красивое место… Сирень растёт… И – ольха… А между ними, в аккурат, мы и поместимся… Я рулеткой померила…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Нет… Я не хочу – в аккурат… Я с Катькой – хочу… Рядом…

 

ЛЕНА

(гневно)

Забыл, что Катьку кремировали?! Джордж её кремировал! Хочешь, чтобы тебя тоже в печке сожгли?! Ради Бога! Пусть жгут! Если ты – осёл такой! Я тебя потом бандеролькой Джорджу отправлю! Рядом тебя поставит! С Катькой!

 

ТИМОФЕЙ

(утирает ладонью мокрое лицо)

Это…

(помолчав)

Надо будет Никитку… Когда приедут… Свозить куда-нибудь… Не на Кремль этот чёртов пялиться, а… Не знаю… По грибы, может… На рыбалку… Чтобы ушицы нашей попробовал… В каких он америках нашей ушицы отведает?

 

ЛЕНА

(улыбается)

Вот и свозишь. А то помирать собрался. Я тебе помру… Так помру, что жить не захочешь… А с Никиткой…

(помолчав)

Короче, я сама с Джорджем поговорю… Ты не лезь… Никитку бы в нашу гимназию неплохо бы устроить… На годика два-три… Чтоб пожил здесь… Язык бы узнал… Родиной матери своей и бабки подышал бы… А то совсем в своей Америке остолопом станет… Их там сызмала учат Россию ненавидеть… Как будто мы им зла желаем… Спим и видим: как бы только их Америку ядрёными ракетами разбомбить…

 

ТИМОФЕЙ

Надо было Катьке здесь рожать… Коль – уж решила… От – Джорджа своего ненаглядного… Как – все нормальные бабы… В роддоме нашем… Ничего… Помучилась бы денёк-другой… Но родила бы… Нормально. Как – все рожают… Без «люксов» миллионных… Без гадости этой наркозной… Больно, видите ли, было! Так на то и рожают, чтобы через боль, через страдания к счастью прийти… Так Бог задумал и нечего было поперёк его воли переть!

Где мы были с тобой тогда? Почему не настояли?! Отчего промолчали?! А?!

 

ЛЕНА

Не кричи… У меня от твоего крика виски немеют… Как мы могли настоять, Тимочка? Ну – как, родной? Когда Джордж со своим… Этим… Врачом… Как – его, чёрт? Всё в оборот взяли… Ты же помнишь: как только Катька забеременела, там сразу вокруг неё целая катавасия закрутилась… И – врачи разные, и – массажисты, и – диетологи, и – косметологи, и – чёрт знает кто ещё… Джордж под всю эту канитель аж два этажа дома отвёл: лишь бы Катьку смотрели непрестанно… Чтобы пылинки с неё сдували… Да и Катька была счастлива… Фрукты лопала… В бассейне рассекала… Даже токсикоза, как такового, у неё не было…

(помолчав)

Как – у меня, например… Когда меня неделями выворачивало… Только кусну что, так сразу к унитазу бегу: всё наружу летит…

(помолчав)

До последней минутки всё было прекрасно у Ленки… Пока её уже рожать не повезли… Никитку-то вытащили… А Катьку… Джордж говорил: целый час реанимировали… Всё, что могли, делали… А она так и не очнулась…

 

ТИМОФЕЙ

Не очнулась, потому что жить не хотела… Сама себя жизни лишить не решилась… А вот роды эти и помогли… Уйти Катьке… От – стыда… От – позора… От – того, что всю свою жизнь одним махом исковеркала…

 

ЛЕНА

(возмущённо)

От какого такого позора – ещё?! Рехнулся, Степанов?! На старости лет! Матерью стать – позор?! Стыд?!

 

ТИМОФЕЙ

(не глядя на Лену)

От того, что предала себя… Свою любовь… Настоящую! Не купленную! За Джорджовы баксы!

(смотрит на Лену)

Не любила Катька его! Неужели не доходит?! Никогда не любила! А рожать от него решила! Потому что дитя хотела! До беспамятства!

(помолчав)

И не наркоз её убил! Сама она на себя руки наложила! Когда – свою любовь предала! Пытки самой себя не стерпела! Ты думаешь – легко ей было дитя от мужа ненавистного носить?! И знать, что на этой земле есть человек, который её любил больше жизни! И которого она предала! Бабок этих вонючих ради! Ради успеха! Карьеры! Да не нужно было ей всего этого… Я же видел: она сама не своя перед нами металась… Когда прилетела… И прилетела не для того, чтобы нас, олухов, повидать, а со своей совестью разобраться! Чтоб помогли мы ей: как дальше жить! Потому что на краю уже была Катька! От – отчаяния… От – бессилия… От – жизни всей той чёртовой… Цифирной…

 

ЛЕНА

(растерянно)

Да? Ты думаешь? А мне показалось, что она – счастлива…

 

ТИМОФЕЙ

Ага. Счастлива. Как – утопленник.

(ходит по комнате)

Катька на грани была… Поэтому и сиганула из своей Америки на Родину… Хоть чуток отдышаться… Дух перевести… Понять, в конце концов, – что ей дальше по жизни делать… Потому что не могла она уже дальше так жить… Не могла! Самой себе врать! Мужу своему богатенькому врать! Нам с тобой врать!

(останавливается)

Другая бы… Другая бы на её месте просто молодого любовничка завела… И горя бы не знала… Другая… Но – не Катька! Не могла она рога Джорджу вешать! И жить с ним уже не могла! Не любила потому что. Никогда не любила. И бросить мужа была не в силах! И даже – не потому что Богу клятву дала, а потому что убила бы этим Джорджа. Который в ней души не чаял. Влюбился мужик. На старости лет. И отними у него сейчас эту любовь… Кранты, короче… Хотела бы Катька найти своего Мишку, нашла бы… В два счёта… И покаялась бы… И стали бы они жить-поживать… Может, ещё лучше, чем прежде… Но себя она простить не могла… А непрощённой жить – ой, как тяжко… Каждую минуту, каждую секунду своей жизни осознавать, что настоящая жизнь-то и закончилась… А нынче жизнь по долгу, по обязанности идёт…

(смотрит на Лену)

Она к нам за прощением и прилетела-то… Чтоб мы с тобой помогли ей саму себя простить… А как поможешь? Чем? Тут уж… Куда ни кинь, везде – клин… Уйдёт от Джорджа – не простит себе никогда этого… Не уйдёт, век себя будет корить за то, что Мишку своего предала…

 

ЛЕНА

О, Господи…

 

ТИМОФЕЙ

Вот от мучений этих Катька и ушла… Дитя оставила жить… А сама не захотела… Не смогла бы она жить сама с собой… Уже не могла… Я уже тогда это почувствовал… Не понимал всего, конечно… Но чуял: в беде – Катька… В большой беде… И она это чуяла… Приехала нас повидать… В последний раз… Чуяла, что больше не свидимся…

(помолчав)

А ты её – зонтиком…

 

ЛЕНА

Боже… Какая же я была дура… И сердце мне ничего не подсказало… Что над Катюшкой – кошмар весь этот… Почему мы отпустили её? Почему не заставили остаться? Почему не связали верёвками и не заперли в комнате? Почему ты ничего не сделал? Если – всё понимал! Почему?

 

ТИМОФЕЙ

Давай позавтракаем… Свари мне, пожалуйста, пару яиц… И открой, наконец, эту проклятую банку с помидорами… Я не могу открыть… И открывалка куда-то делась…

 

ЛЕНА

Мы во всём виноваты, да? Скажи, родной: мы виноваты во всём этом ужасе? Ума у нас не хватило Катюшечку спасти? Что ж мы с тобой – такие дураки? Нашего единственного котёночка не спасли… Я… Я просто убью этого Джорджа… Просто растерзаю… Пусть он только мне на глаза заявится… Пусть меня потом расстреливают… Хоть – сто раз…

 

ТИМОФЕЙ

Успокойся… Не виноват ни в чём Джордж… Неужели ты не понимаешь? Катька… Сама Катька совершила в своей жизни ту ошибку, после которой вся её жизнь покатилась кувырком… И мы бы ей ничем не помогли… Ничем, Лена… И она сама это поняла… Что – всё… Больше в её жизни ничего не будет… Ни любви, ни нежности, ни детского смеха, ни радости… А как без всего этого жить? Никак. Не могла она прожить твою или мою жизни… А могла лишь свою жизнь не превращать в кошмар… Именно в тот день, когда она предала саму себя… Свою любовь… Родного человека… И взамен получила что? Дом, деньги, семью, уважение? Нет. Получила отчаяние. Невыносимое. Вселенское. Получила пустоту. Ледяную. Сосущую. Как со всем этим жить? Никакой нормальный человек не смог бы. И Катька не смогла…

 

ЛЕНА

Не смогла… Боже… Если бы только можно было сделать так, чтобы я за неё умерла… А Катюшка бы жить осталась… Ей-богу, ни на секунду не задумалась бы… На любой бы эшафот пошла…

 

ТИМОФЕЙ

(помолчав)

Ты откроешь помидоры?

 

ЛЕНА

(помолчав)

Да. Открою. Сейчас… Что ты будешь, кроме яиц? Нарезать тебе ветчины? С горчицей…

 

ТИМОФЕЙ

Нет. Я ещё…

(проходит по комнате)

Я ещё никак не могу научиться с этим жить… С тем, что нет Катьки… Уже столько лет прошло, а научиться не могу… Словно часть меня оттяпали… Навсегда…

 

ЛЕНА

И я не могу. Всё жду… Когда она позвонит… Телефон проверяю: не звонила ли… Хотела позавчера шарлотку тебе испечь… Её любимую… С кисленькими яблочками… А руки, как – не мои… Тесто взяла… И уронила… На пол…

(помолчав)

Моя девочка… За что же тебя – так? Мы, старики, коптим, а ты – чудненькая, дивненькая, умненькая – в горшке этом лежишь… Рученьки-ноженьки мои миленькие пеплом стали…

 

ТИМОФЕЙ

Перестань. Открой помидоры. А то я эту банку молотком разнесу…

 

Из правой двери комнаты тренькает дверной звонок.

 

ЛЕНА

О, Господи… Кто – это ни свет, ни заря?

 

ТИМОФЕЙ

Не знаю. Открой помидоры. Я посмотрю… И больше ничего не городи… Только два яйца мне свари…

 

ЛЕНА и ТИМОФЕЙ в разные двери выходят из комнаты. Некоторое время мерно раскачивается кресло-качалка, которое по пути сильно толкнул рукой ТИМОФЕЙ. Но, наконец, и оно затихает.

 

ЛЕНА

(появляясь с ножом и батоном из двери левой комнаты)

Тим! Кто звонил-то? Ошиблись? Ты – где там? Тимочка?

 

ТИМОФЕЙ

(выходя из правой двери комнаты)

А кто «скорую» вызывал? Пушкин?

 

ЛЕНА

(замирает)

О, Боже… Я и забыла… Ты ж, дурачок… Меня… Чуть саму… До кондратия… Что? Приехали? Час – спустя? И что ты им сказал? Я там салатик тебе крабовый ещё сделаю, да? Ты же любишь крабовый салатик? Ну, что ты молчишь? Штраф впаяли? Или – что? Степанов, язык проглотил?

 

ТИМОФЕЙ

Я дверь открыл… РядомОРССмотрю: Катька – у порога… Живая… Только – в форме… Этой… Бордовой… У меня что-то спрашивает… А я стою и ни черта не понимаю… Нет, слова, вроде, – русские, наши… Но… Не знаю… Задом наперёд, что ли, сказанные? Тарабарщина – какая-то… Я хочу ответить… А язык не слушается… Не мой какой-то, словно… Стою… Мычу, как идиот… А Катька – опять: гыр-гыр-ныр… На этом… Тарабарском… И мужичку молодому… В такой же форме… Кивает… А, может…

(трёт ладонью грудь)

А, может, это тот Мишка был? Американский… Точь-в-точь, как Катька описывала… Здоровенный такой… С ручищами громадными… Курносый… Веснушки – на носу…

 

ЛЕНА

(испуганно)

Тимочка… Родной… Что ты такое гово…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Ей-богу – он. Так, значит, Катька ни в какую Америку не улетела… А здесь осталась… И не рожала вовсе… От Джорджа своего… Проклятого… А с Мишкой своим помирилась… И он сюда приехал… И в нашу «скорую» устроился… И они вместе работают… И – правильно… И пусть работают… Нечего по этим америкам шастать…

(утирает рукавом лоб)

А парень – да… Видный… Недаром Катька на него так запала… И – ручищи… Ручищи… Точно – кого хочешь под потолок подбросит… Перевёлся, значит, из ихнего госпиталя к нам… И – молоток…

(смотрит на Лену)

Как Катька говорила? Тер… Ир… Ин… Чёрт, забыл… Но, видать, – толковый… Хотя и – молодой… Катьке – под стать… Годков тридцать… Не больше… И губы… Когда он губами шевелил, смотрю: губы – такие большие… Такие мягкие… Вот Катька, видать, вопит… Когда он этими губами её целу…

(тяжело садится на пол)

Когда он этим губами её… И Катька… Слава Богу… Счастлива… На что ей… Миллионы… Эти… Главное… С милым… Рядышком… Она, значит… Сестричкой… Решила… Стать… И – хорошо… Пусть… Сестричкой…

 

ЛЕНА

(пытается поднять Тимофея)

Тимочка, родной! Вставай! Давай на кроватку ля… О, Господи… Какой ты – тяжё… Тимочка… Ну? Вста… Вай… Ти… Я не мо… Гу… Те… Бя… По…

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

А как они… Дежурят… Сутками? Голодные… Наверно… Мы им… Ты им… Горячее… Варить… Будешь… А то… Язву… Заработают… Язву… Зарабо… Будем… Вместе… Обедать… По… Выходным… Когда… У них… Выходные… А Никитку… На дачу… Да… На дачу… Нечего… Ему… В городе… Пылиться… Язык… Ватный… Какой-то… Не мой…

 

ЛЕНА отпускает ТИМОФЕЯ и выбегает в левую дверь комнаты. Спустя несколько секунд выбегает. Осторожно поддерживая голову ТИМОФЕЯ, вливает ему в рот что-то из маленького пластмассового стаканчика.

 

ЛЕНА

(поддерживая голову Тимофея)

Пей, родной… Это – корвалольчик… Да? Не упрямься… Не выплёвывай… Вот, молодчинка… А теперь давай поднимемся… И – в кроватку… Да? Чтобы ты полежал… Я тебе давление померю… Наверно, опять скакануло… Я же тебе говорила: коньяк не глотать…

 

ТИМОФЕЙ

(смотрит в сторону, вдруг)

Катюшка? Милая… Опять… Пришла… А я… Думал… Что… Всё… Иди… Сюда… Не… Бойся…

 

ЛЕНА

(пытается проследить взгляд Тимофея)

Куда ты… Куда ты смотришь? Я не вижу: куда ты смотришь… Тимочка… Родной… Не пугай меня… Слышишь? Что ты видишь? Ты Катюшку видишь? Где? Где – она?

 

ТИМОФЕЙ

(улыбается)

Теперь… Всё… Будет… У нас… Хорошо… Да? Катюша… Всё… Будет… Хорошо… Ты… Уже… Отдежурила? А где… Где… Твой… Мишка… Люби… Его…

(приподнимается)

Слышишь? Люби… Сильно… Очень… Сильно… Как я… Твою… Маму… Люблю… Всю… Жизнь… Всю… Жизнь…

(протягивает правую руку)

У тебя… Очень… Мягкие… Во… Сы… Ло… Сы… Во…

 

ТИМОФЕЙ падает навзничь, на спину. ЛЕНА закрывает ладонью рот. Некоторое время смотрит на неподвижного ТИМОФЕЯ. Медленно опускается на его грудь. И обнимает.

 

КЕЙТ

(появляясь из правой двери комнаты)

Мама? Тимофей Ильич?

(делает несколько шагов по комнате, тихо)

Вы – тоже? О, Господи… А я вас и не ждала… Почему-то…

(помолчав)

Нет, я знала, что у Тимофея Ильича – больное сердце… Знала, что ты, мама, без него жить не сможешь, но… Не думала, что – сейчас… Вот так… Он и сразу – ты…

(помолчав)

А я… Тут… А я здесь с Мишкой встретилась… Как умерла, так сразу и встретилась… Почти – сразу… Он уже… Он уже здесь был… Раньше – меня… Он… Мишенька мой… Он… Не смог жить… Без меня не смог жить… Без – нас… И дурачок… С крыши прыгнул… С небоскрёба… Не захотел больше жить… Без нас жить…

(помолчав)

Ну, что же вы лежите? Вставайте… Тут – хорошо… Это там… В той жизни нас нет… А здесь мы есть… Все – мы: Мишенька мой, вы, я… И мы все – вместе… Навеки – вместе…

(помолчав)

Да, я видела… Видела, как Джордж страдал… Как мучился, видела… Никитку моего видела… Как – хорошо, что он родился… Здоровенький родился… Видела, как он растёт… Такой славный мальчик вырос… И Джордж не соврал… Как я хотела, так и назвал мальчика нашего… Хорошее русское имя, правда? Никита… Никитка… Никитушка мой…

(помолчав, тихо)

Жаль, конечно, что не обняла мою кровинушку… Не поцеловала… Но видела… Всё видела… Как – Джордж сынка нашего любит… Как – балует его… Ничего для сыночка нашего не жалеет… Видела, как вы внучка своего любите… Как – ждёте его…

(помолчав)

А смерти – нет… И никогда не было… Да и не будет… Я это знала всегда… И верила в это… Вне – религий, обрядов, ритуалов… Так оно и оказалось… Я правильно знала… И правильно верила… Есть только жизнь… И эта жизнь – вечная…

 

Затемнение.

 

МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА

(за кадром титров)

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Испарилось снова лето.

Холодеют города.

 

И влюблённости, как листья,

опадают. День зачах…

Бирюза небесной выси –

только в девичьих очах…

 

Сигарета в три затяжки

догорает без следа.

Эх, нырнуть бы во все тяжкие!

Жаль – не те уже года…

 

В луже – облака барашек.

Оплывают фонари.

Помнишь, милая, мы раньше

здесь гуляли до зари?

 

В три затяжки сигарета

истлевает без следа.

Растворилось снова лето,

словно талая вода.

 

И влюблённости былые

кроны клёнов голых сквозь

в никуда давно уплыли.

Не случилось. Не сбылось…

 

В три затяжки сигарета

догорает солнцу вслед.

Ветер колкий, дай ответ нам:

было лето или нет?

 

ТИТРЫ

Конец фильма

 

 

Плечевая (киносценарий)

ИНТ. ПАВИЛЬОН КИНОСТУДИИ – ДЕНЬ

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра, тихо)

Мотор.

 

ГОЛОС ОПЕРАТОРА

(из-за кадра, тихо)

Есть мотор.

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра, тихо)

Начали.

 

ДЕВУШКА

(в ярком овале света)

Ну…

(хохотнув)

Были слова… И вдруг разбежались… Так о чём говорить?

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра, осторожно)

Расскажите…

 

ДЕВУШКА

(в ярком овале света)

Нет, я – дура, конечно…

(смотрит в сторону)

Что – вас выдернула… Ни к чему всё это… Никто и смотреть не станет… И вам показать не дадут… Ни за какие конфетки…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра, тихо)

Мария…

(помолчав)

Вы же так просили вас называть, да? Или – Марина?

 

ДЕВУШКА

Пусть будет Мария…

(прикуривает тонкую сигарету)

Или – Марина… Или – Ирина… Или – Карина… До фонаря – мне… Ясненько? Захотят «менты» – всё равно найдут… Или – клиенты… Бывшие… И – будущие… Или – бандюки… Что это дело «крышуют»…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Мария, расскажите…

(помолчав)

Расскажите о том, как вы…

 

МАРИЯ

Как я до такой жизни докатилась?

(смеётся)

У-у-у… Как же я до такой жизни докатилась?

(стряхивает пепел в белое кофейное блюдце)

Докатилась… Да. Вот… Докатилась… Слушай…

(помолчав)

Блин… Тоже забыла… Саша тебя зовут? Или – Слава?

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Сергей Александрович. Можно просто – Серёжа.

 

МАРИЯ

Серёж…

(выпускает дым)

Как ты там говорил? Лицо замажем? Голос изменим? Или – как? То есть, вместе фэйса моего пятно какое-то мутное будет? А голос мой мужицким станет? Так, что ли?

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, мягко)

Да, не волнуйтесь… Вас никто не узнает. Никто. Абсолютно. Я вам гарантирую. Ваше лицо на монтаже обезличим. Голос опустим. Ну так, чтобы только слова можно было разобрать… А исходники я уничтожу. Лично. Не волнуйтесь. Вас никто не узнает. Гарантирую вам. Никто не узнает – как вы выглядите, как вас зовут…

 

МАРИЯ

Так вот…

(медленно заминает окурок в блюдце)

Не надо… Ничего не надо… Как ты сказал? Обезличим? Голос опустим? Не хочу, Серёжа… Пусть смотрят… На меня… Такую, какова я есть… И голос мой пусть слышат… Мой… Нормальный… А – не опущенный какой-то… Понял? Пусть смотрят… Видят… Меня… И слышат… А потом…

(улыбается)

А потом я… Я ж в театральный хотела поступать… Что? Смешно? Ну, да… За семь лет… Поизносилась… А была – пальчики оближешь… И в самодеятельности школьной участвовала… Пела…

(хохотнув)

Пела, блин… Песенки… И соврать могла так, что ни один комар носа не подточит… И голос меняла… На какой хочешь… Могла и ребёнком говорить…  И – старушкой… И – парнем даже… Наряды сама себе шила… Закачаешься… Я даже…

(смеётся)

Однажды… Нам кто-то позвонил… А никого дома не было… Папка – на даче… А мать – на дежурстве… В больнице… Я трубку подняла… И папкиным голосом – низким таким… Бархатным… Густым… Аллё, говорю… Вас слушают…

(помолчав)

И тут какая-то девица мне как защебечет в ухо… Мол, Боренька… Милый мой… Дорогой… Мол, я сегодня не могу… Мне надо – в парикмахерскую… Потом – ещё куда-то… Давай, щебечет, мы с тобой завтра созвонимся… После обеда… Я, говорит, тебя буськаю крепенько… Всюду, всюду, всюду… Ты ведь меня ещё любишь? Конечно, отвечаю я папкиным голосом… Конечно, люблю, дорогая…  Беги, говорю, в парикмахерскую… Созвонимся завтра… Вот так…

(отхлёбывает кофе и быстро закуривает)

Вот так я узнала, что у моего папки любовница есть… Потом даже видела её… Как она на проспекте Мира в наш «фордик» ныряла… Ничего такая… Смазливая… Волосы – светлые… С кудряшками… Стройненькая… Лет на двадцать моложе… Мамки моложе… А что? Мамке – за сорок… Гипертония… Ноги опухать стали… Мешки – под глазами… Словом… Какая тут – любовь? Так… Привыкли и живут… Разводиться, что ли? Барахло, хату, дачку делить? Это я, дурочка, не знала, что у папки – молодая да задорная… А мамка, я думаю, знала… Давно знала… Просто вида не подавала…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

А почему же вы тогда не поступили…

 

МАРИЯ

(вскидывает узкие, чёрные бровки)

В театральный?

(пожимает плечами)

Так… Пришла… Смотрю: там толпень – такая, что… Тьма-тьмущая… Девки накрашенные… Как – куколки… Парни, как – Делоны… Красивые… Высокие… И все уже – такие артисты! Большие артисты! Ржут… Байки травят… Не знаю – сколько на первый тур привалило… Человек тысячу… Или – больше… Весь сквер перед институтом заняли… Как – саранча… Ну… Я походила там… Потолкалась… Послушала… А потом меня одна красотка под локоток подхватила… За забор института вышли мы… Закурили… Ну, познакомились… Кристина её звали… Из Рязани прикатила… Тоже – в артистки… Короче, говорит она, мол, не парься, подруга… Тут, говорит, без блата шиш влезешь… Или блат нужен или папик конкретный… Который смог бы тебя пропихнуть… Через койку, словом… Ты ему даёшь, а он тебя в актрисы пропихивает… Есть, говорит, у тебя такой? Мамашка – Гундарева какая-нибудь… Или батька – Боярский… Или – папик богатенький… Нет, говорю… Откуда?  Так, Кристина эта мне говорит, нечего париться даже… Ничего тебе не светит… С первого тура скинут… Сразу… Чтобы глаза не мозолила… Посмотри на себя, говорит… Кто ты есть такая? Ну, личико ещё туда-сюда… Миленькое… Голос, вроде, есть… Не заикаешься… Так тут таких, говорит, – тысячи… И – таких, и – во сто раз тебя краше… А мест всего – двадцать три… Разумеешь, говорит? Так что, не парься зря… Иди поступай – где попроще… В «мед» какой-нибудь… Или – в «пед»… К чему, говорит, у тебя душа лежит?

(улыбается)

Это я уже потом узнала, что таких дурочек, как я, спецом выпроваживают…  Чтобы воздуху было больше… Чтобы, не дай Бог, кому дорогу не перешли… При поступлении… А ведь могла… Блин!

 

МАРИЯ резко дёргает рукой. Истлевшая до белого фильтра сигарета падает на коричневый ламинат.

 

МАРИЯ

Блин… Палец обожгла…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Ничего, ничего… Мы потом уберём… Не волнуйтесь… Сильно обожглись? Давайте прижжём йодом и заклеим пластырем… Верочка, будь добра, сходи…

 

МАРИЯ

Не…

(прихватывает губами обожжённый палец)

Не надо…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Послушайте, Мария…

 

МАРИЯ

Не надо…

(смотрит на ожог)

Не надо ничего… Ерунда…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Хорошо. Пишем, Олежек?

 

ОЛЕГ

(из-за кадра, тихо)

Угу.

 

МАРИЯ

(вдруг смеётся)

А я думала сначала… Что – не смогу… Вообще не смогу говорить… Ехала к вам… И какой-то комок в горле торчал… Нет, камеры я не боюсь… Ни – камеры, ни – фоткаться… Всегда везде классно выходила. Хоть кривлялась, хоть – боком, хоть – не накрашенная, хоть – как… Всюду – здорово… Как это… Блин… Называется… Забыла…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, не громко)

Киногеничность.

 

МАРИЯ

(хохотнув)

Во-во! Именно! Нет, дело даже…

(помолчав)

Дело даже – не в том… Что боялась сниматься… Чего мне уже бояться? Когда осталось… Ну – год, может… Или – полтора… Уже лимфоузлы… Как – вишни… На шее, в подмышках, меж ног… Язвы гнойные появились…

(указывает пальцем в низ живота)

Там же… Даже мне смотреть страшно… А уж показать кому… Парню какому… Да – ни в жизнь! Никогда. Чтобы у него навсегда на баб член на пол шестого повис… От ужаса моего… Я их, правда, замазываю… Но всё равно… Понос потом пошёл… Такой, что… Через каждые пять минут бегала…

(помолчав)

А боялась… Боялась, что не смогу говорить. Понимаете? Просто язык онемеет. Или – губы. Или… Разрыдаюсь… Как – дура… А потом… Что-то во мне отпустило… Знаете, наверно? Перед смертью раковым всегда легче становится… Боли вдруг уходят… Аппетит появляется… Хотя пару дней назад выворачивало… Из-за химии всякой… Облучения… Я видела однажды… Как моя двоюродная тётка помирала… От рака желудка… Не орала от боли… В последние дни… Даже – яичницу с беконом уговорила… Весёлая была такая… А через три дня умерла… Просто вышла на балкон… Подышать… И упала… Муж её, Александр Петрович, в комнату зашёл… Укол ей надо было ставить какой-то… А тётка моя уже… На балконе лежит… На плитке… И не дышит…

(запрокидывает голову вверх)

Короче… О чём это я говорила? Чёрт… Забыла уже…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, тихо)

Вы рассказывали – как поступали в театральный инсти…

 

МАРИЯ

(оживлённо)

Точно. Я на другой день, правда, ещё в одно училище подкатила… В «Щепку»… А там – ещё больше народу… Девицы, как – с журналов… Глянцевых… Парни-красавчики… И жара – ещё… Под – сорок… Такое пекло, что… Мне аж дурно стало… Кое-как добралась до вокзала… Села в электричку… И домой поехала… Только приехала – Надька Тара… Словом, одна подруга звонит… Как, говорит, дела? А – никак, говорю. Устала, говорю, как собака… Чуть не спеклась сегодня… Слушай, Надька говорит: я завтра поеду подавать документы в «пед»… Я, говорит, одна стремаюсь чего-то… А взять с собой некого… Брат работает… Димка, френд её, тоже по делам каким-то своим укатил… В Ростов… Давай, говорит, вместе прокатимся… Я документы отдам… А потом я знаю одну кафешку не дорогую возле Патриарших… Морожко покушаем… Хочешь? Чего тебе одной по такой жаре дома сидеть? Ладно, говорю, давай…

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра)

Мария… Это всё, конечно, – очень интересно…

 

МАРИЯ

(растерянно)

Что – чушь молю? Не надо про это рассказывать? Да? Не интересно вам?

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

Рассказывай, рассказывай, Маришка. Всё – интересно. Рассказывай. Всё, что хочешь рассказать. Всё-всё-всё. Да, Сергей Александрович? Вы – не против?

 

СЕРГЕЙ

(помолчав, из-за кадра)

Конечно, рассказывай, Мария. Куда нам спешить? Правда?

 

МАРИЯ

А это…

(смотрит на Олега)

Плёнки-то у вас хватит? На – всё. Или у вас там много кассет с собой? Могу и час говорить? И – два? И – три? Нет, три не смогу… Не хватит меня – на три…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, тихо)

Мария, вы не волнуйтесь… У нас – не плёнка. Цифра. Можете говорить – сколько хотите… Сколько вам нужно… Хоть – до вечера…

 

МАРИЯ

Не, до вечера не могу.

(улыбается)

Мне к шести Дашку к логопеду вести надо… Платному… Дашка несколько букв не выговаривает… Эль… Ха… И – ша… Вместо «молоко» говорит «момоко»… А вместо «шарик» – «чарик» какой-то… Я уже давно заметила… Думала сначала, что придуривается… Даже ругалась на неё… А потом смотрю: нет. Не придуривается. Что-то у ней там со звуками в ротике случилось…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

А Дашка – это твоя…

 

МАРИЯ

(улыбается)

Доча моя. Я же всё-таки родила. Несмотря ни на что. Пять лет тому назад. Четыре с половиной, то есть. Пять Дашке только в ноябре стукнет… Слава Богу, что Дашке через меня ничего не передалось… Когда – беременной Дашкой была… А теперь… Уже – большая совсем… Пять годиков – скоро…

(помолчав)

Не знаю… Успею ли… Поздравить… Всё-таки… Из годиков – в лета… Был один годик… Три годика… Четыре… А пять уже – лет. Потом – шесть лет. Восемь. Десять. Пятнадцать…

(зябко поводит плечами)

У-ух… Глотнуть бы… Чего… «Мартини»… Или – коньячку… Капелек двести… Что-то мне… Как-то…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, тихо)

Вам – не хорошо? Что случилось? Вам – плохо, Мария?

 

МАРИЯ

Нормально…

(прикрывает глаза)

Ничего… Сейчас пройдёт… Сколько ж… Собак… На нас с Дашкой… Спустили…

(смотрит на белую кофейную чашечку)

Как будто не женщина – я… Не человек… А – преступница… Беглая… С каторги… А я ведь и сама ничего не знала… Ничегошеньки… Ну, простуды стали чаще… Ну, тошнило иногда… Ни с того, ни с сего… Вдруг… Без причины… Ну, там… Голова кружилась иногда… Нет, не иногда… Часто кружилась… Сильно кружилась… В обморок несколько раз падала… Ба-бах… И уже лежу… На асфальте… Где-нибудь… Посреди города… Как – дурочка… Похудела сильно… Кило десять скинула… Вдруг…

(помолчав)

Смотрю: а у меня уже рёбра выпирают… И ноги, как – не мои… Тощенькие – такие…

 

МАРИЯ вдруг с размаху шлёпает ладонью о поверхность оранжевого пластикового стола. Чашечка с кофейной гущей подпрыгивает, а блюдечко, перевернувшись в воздухе, с лёгким шлепком плюхается на ламинат.

 

МАРИЯ

Как волка, травить стали! Как задержка случилась, я анализы сдала… Ба-бах! Пять недель, говорят! Пять – уже! Месяц во мне уже Дашка жила! Месяц!

(переводит дыхание)

Рожать, спрашивают, думаешь? Карга эта чёртова… Из консультации… Сучка крашеная… И лыбится… А глаза, как у акулы… Холодные-холодные… Я, как впервые её зенки неживые увидела, меня аж мороз прошиб… Вот же, думаю, глаза… Акульи… Словно из акулы глаза эти достали и в бабу вставили…

 

МАРИЯ закуривает, глубоко затягивается и стряхивает пепел в кофейную чашечку.

 

ГОЛОС СЕРГЕЯ

(из-за кадра, тихо)

Вера, достань пепельницу… Мария, с вами точно всё – нормально?

 

МАРИЯ

А потом…

(затягивается и выпускает из ноздрей дым)

А потом эта… Я ей сказала: конечно, буду. Буду рожать. От Игорька какая ж девка не захочет родить? Тогда сразу и не подумала, что… О, Господи…

(помолчав)

Я совсем и забыла, что на дачке той проклятой… С этим… Как – его? Арабом этим… Смуглый весь… Высокий… Волос – чёрный… Кучерявый… Глаза, как – угли… Полыхают… Ну, и… Дала ему… Не устояла… А он… Я думала, что… Я ему… А он… Раз, два, три… И кончил… Джинсы натянул… Банку тоника выдул… В «тачку» прыгнул… И свалил, гад… Без презика – всё… Я и сама забыла про… Так захотелось вдруг… Просто крышу снесло… И про Игорька забыла… Про всё забыла… Боже… Какая я была дура…

(помолчав)

Нет, ну… Перепихнулась… Своё чуток отхватила… И забыла как-то… Так… О чём это я говорила?

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, не громко)

Вы говорили о том, что…

 

МАРИЯ

Короче…

(тушит окурок сигареты в кофейной чашечке)

Короче, мы с Надькой на следующий день рванули…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

Погоди, Маш…

(помолчал)

Я не понимаю… Ты что – не лечилась? Нигде? Никак?

 

МАРИЯ

(вдруг хохочет)

Лечилась? Ага. Лечилась… А как же? У всех светил! Сразу! И – по очереди!

(трогает рукой шею)

Нет, ну… Лечилась, конечно. Уже – после того, как Дашка родилась. Не хотела её химией травить. Понимаешь, подруга? Там же – такие «колёса», что – мама не горюй. Азэтэ – тот же. Олька где-то достала. Ну, это уже – после того, как родила. Потом… Ещё – что-то… Зидо… Чёрт, забыла. Зитовудин, кажется. Ещё какой-то «вудин». Ставудин, вроде. Тоже, Олька откуда-то приносила. Сама покупала, наверно. За свои деньги. Или, может, у знакомых доставала. Всё-таки старшей сестрой была в больничке. Связи, видать, остались.

Короче… О чём это я говорила?

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра, тихо)

Про – институт… Ты сказала, что…

 

МАРИЯ

А!

(хохотнув)

Сели с Надькой на электричку и – вперёд. И не жарило уже так… Прикатили в её «пед». Комиссию приёмную нашли. Надька подала документы. И вдруг говорит мне… Слушай, Ирка, говорит… А давай и – ты. Чего бегать по этим… Твоим… Театральным… Всё равно ведь не пролезешь. Только нервы попортишь. И год потеряешь. Давай, завтра я уже с тобой подкачу. И ты подашь. Сюда. И вступительные, говорит, веселее будет сдавать, а? А чего, я говорю. Как-то так что-то во мне щёлкнуло… Не знаю… Чего, говорю, – завтра? У меня ж… Сумочку открыла. А там – мой аттестат, паспорт, прочие бумажки. Я ж, как приехала вчера, так и не доставала. Так и лежали. Короче, достала всё и тоже подала. Я ж без троек школу закончила. Даже четвёрок было всего… Несколько было. По физике. Обществоведению, кажется. По инглишу. И – ещё по чему-то… А остальные – пятёрочки. Достала всё. И тоже подала. В «пед» этот. На русский язык и литературу. Вышли… Ирка «вау-у-у!» вопит. Вот, говорит, умничка! Поступим! И вместе в институт гонять будем! А сейчас пошли… По – морожку! С ликёрчиком!

 

МАРИЯ вдруг откидывается на спинку пластмассового стула и хрипло закашливается.

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра, тихо)

Девочка моя… Что случилось? Тебе снова поплохело? Скажи, не стесняйся. Мы перерыв сделаем… Да, Сергей Александрович?

 

СЕРГЕЙ

Мария, вам – плохо?

(входит в жёлто-белый овал света)

Мария? Маша?

 

СЕРГЕЙ осторожно трогает бледную кисть девушки.

 

МАРИЯ

(открывает глаза)

Ничего. Сейчас пройдёт. Поплыло вдруг. Всё. У меня же… Словом… Сейчас. Сейчас пройдёт. Чёрт… И сигареты кончились. Есть у тебя?

 

СЕРГЕЙ

(помедлив)

А вам… У меня только – крепкие… «Camel».

(достаёт из кармана джинсов портсигар)

Вам можно сейчас курить?

 

МАРИЯ

Нужно.

(цепляет ноготками сигарету)

А я курила раньше… «Marlboro» курила… Батя доставал где-то… А в институте даже – наши. То есть, не наши. Болгарские. «Opal». Ещё – какие-то. Уже не помню. Знаешь, какие-то месяцы просто провалились. Просто – белые пятна. Года даже некоторые не помню. Как будто… Точно вообще не жила их… Хочу вспомнить… Второй курс, например. «Педа» моего проклятого. И не могу. Ничего не помню. Ни – как училась. Ни – как сессию сдавала. Ни – с кем тусовалась. А вот третий курс… Начало самое… Третьего курса…

(Сергей щёлкает зажигалкой)

С мальчиком…

(прикуривает)

С мальчиком познакомилась… Я говорила? Нет? Про Игорька? О, Господи…

(выдыхает дым)

С универа, короче… Физфак. От нашего «педа» – рукой подать. Вот осенью и познакомились… В гостях одних. Нет, просто тогда познакомились. Смотрю: парень, как парень. Худой, правда, очень. Молчит всё. А глаза – умные-умные. Голубые-голубые. А потом уже… На конкурсе студенческих театров пересеклись. Я там, вроде, в актрисы записалась…

(улыбается)

Ну, не пропадать же таланту. Что-то из Чехова играли. Я уже и не помню – что. Что-то смешное. А Игорёк в «Маленьких трагедиях» Пушкина Дон Гуана изображал. Смешной – такой. Донжуан – тоже мне… Хотя голос у него – сильный. Да и руки… Как потом я узнала – тоже. И всё остальное – сильное. Хотя и – худющий. Так вот…

(помолчав)

Тогда у нас и завертелось. По-настоящему. И с лекций сбегали. Чёрти куда. И в парке прятались. Раз на милицию напоролись. Конную! Мы в кустиках любимся… И вдруг рядом – цок, цок, цок! И менты – на лошадках! Сидят, гады. И ржут. Мы как рванули…

(смеётся)

Я даже трусики там забыла. С испугу.

(помолчав)

Хотели квартиру… Или хотя бы комнату снять. А на что снимешь? Я – на одной стипендии. Игорёк – тоже. Нет, ну иногда к знакомым сваливались. Когда те куда отъезжали. Вот так и мыкались. Нет, не мыкались, конечно. Потому что любили друг друга. Это я сейчас понимаю. Что – любили. Без памяти. Планы строили. Игорьку год оставался до диплома. Мне два – ещё. Потом – практика. Короче, он даже готов был бросить свою… Не помню – чем там Игорёк занимался. Какими-то лазерами, вроде. Оптикой всякой. Готов был бросить науку. Ради – нас. И со мной в школу поехать. По распределению. Простым учителем физики. А после…

(блестит слезами)

А потом… Когда в этой консультации… Сказали… Что ВИЧ – у меня… Я ж тогда толком ничего и не поняла. Правда, не поняла. Откуда, что, к чему? Доходить стало тогда, когда менты ко мне в общагу в первый раз пожаловали. Под ручки… И – в «воронок». Как – преступницу. В отделение привезли. А там уже штук десять ментов меня ждут. Сфоткали, гады. И – в профиль. И – в фас. Пальчики откатали, сволочи. А после часа три мне мозги парили. С кем спала, как зовут всех моих парней… Как будто у меня их было миллион. С кем сейчас сплю. Где они все живут. Я, Игорька, конечно, не выдала. Отбрехалась от них как-то. Но всё равно… Заставили бумаги всякие подписать… Мол, предупреждена об уголовной ответственности… За распространение… За контакты с парнями. Я уже и не помню – какая там статья.

 

ВЕРА осторожно протягивает в кадр руку и ставит на стол большую чёрную пепельницу. МАРИЯ медленно тушит сигарету.

 

МАРИЯ

Затем… Затем уроды эти… В поликлинику меня повезли. Опять – на «воронке». Как – преступницу. Хорошо, что хоть наручники не надели, твари. И там тоже… На учёт какой-то меня взяли. Сказали: раз в неделю приходить. Анализы сдавать. А не придёшь, сказали…

(помолчав)

Так, сказали, принудительно доставлять будут.

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра, тихо)

Маша… Слышишь, Маш? А с ребёночком-то – что?

 

МАРИЯ

С Дашкой?

(улыбается)

А – ничего. Эта сучка с акульими глазами сказала, что такого числа аборт мне делать будут. Дашку убивать. Дашку мою убивать станут. А я…

(прикрывает глаза)

А я… Ага, говорю. Конечно. И в тот же день… В тот же день постриглась коротко. Перекрасилась. В брунэтку. Жгучую. Вещички собрала. Боевой раскрас сделала. И рванула. Автостопом. За триста вёрст. Оттуда. А потом – ещё дальше. Паспорт выбросила. Порвала. И – в помойку. И в деревеньке одной… Словом, домишко нашла. Не то, чтобы – бесхозный. Были там хозяева. Но договорились… Пока они в городе жить будут, я стану за домиком присматривать. Так и присматривала. Пока Дашка не родилась. Легко, кстати, родилась. Быстро. Видать, устала в моём животике сидеть. Я ещё заранее с одной девахой договорилась… Ну, как – с девахой… У неё самой – трое. Детишек – в смысле. В прошлом в больничке городской работала. Старшей сестрой. В пульмонологии. А потом… То ли сократили её. То ли сама ушла. Я так и не поняла. И торговлей занялась. В ту же глухомань, кроме автолавок, ничего не ездило. Так она на своей «Ниве» древней крутилась. Где-то закупала товар. Оптом. По заказам. Потом по деревням развозила.

(блестит полными слёз глазами)

Так и родила. Дашку свою. Дома. В хате этой. Олька помогла. Дашку приняла. Пуповину перерезала. Обмыла. Мне на грудку положила. И я вижу… Сквозь пелену. Как Дашка мне… Как улыбается… Мне. И не было в моей жизни никогда… И раньше не было… И не будет… Такого счастья. Простите…

 

ВЕРА громко всхлипывает. МАРИЯ быстро промокает глаза маленьким фиолетовым платочком.

 

МАРИЯ

И – самое главное…

(улыбается)

Здоровенькая родилась! Ни одной хворюшки! Олька сама у неё кровушку взяла. На – анализы. Отвезла куда-то. А потом тоже счастливая вернулась. Никакой гадости в кровушки Дашкиной не нашли! Никакой! Вообще! Абсолютно здоровенькая! А эти твари… Убить её хотели. Ещё – до рождения. Их за это самих надо убить! Всех этих… Коновалов проклятых! Ментов этих поганых! Всех!

 

В наступившей тишине становится слышно, как не громко, с лёгким носовым присвистом, сопит ОЛЕГ.

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра, тихо)

Маша, а хотите ещё кофе? Хочешь, Маш?

 

МАРИЯ

Нет.

(помолчав)

Не надо кофе. Ничего не надо. Я… Я только хотела… Я хотела сказать… Я думала, что…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра, мягко)

Говорите, говорите… Ничего не бойтесь. Говорите. Всё, что хотите. Говорите, Мария.

 

МАРИЯ

Так вот…

(краем платка проводит под нижними веками)

У меня ж парней… Не много было. Ну, вместе с Игорьком и чёртом этим… Дачным. Парней десять, быть может. Или – одиннадцать. Не могла я, как некоторые… Недельку-другую покрутить. С одним. Потом на другого перекинуться. Или сразу троим головы дурить. И со всеми ими спать. Ну, не могла…

(помолчав)

А когда Дашка родилась… Словом… Ни – документов. Ни – прописки. На птичьих правах живу. А Дашке надо подгузники, распашонки, питание и кучу всякого прочего. И сунуться куда-то боялась. На работу, в смысле, устроиться. Чёрт его знает, думаю. А вдруг меня ещё ищут… Поганцы эти. Что – деток убивают.

(помолчав)

Чёрт. Сигарет нет…

 

СЕРГЕЙ

(из-за кадра)

Пожалуйста. Возьмите. Передай, Вер…

 

ВЕРА осторожно входит в яркий овал света и протягивает МАРИИ сигарету.

 

МАРИЯ

Короче…

(закуривает)

Я сначала в райцентр смоталась. Дашку на Ольку оставила. Олька как раз дома была. А я очки чёрные нацепила. Причёску поменяла. И – на автобус. В райцентре походила… Туда-сюда. Посмотрела… Объявления почитала… Ладно, думаю. На стройку сунусь. Хоть – кем. Хоть – подсобницей какой. Так – фигушки. Нет, надо говорят. Позарез. Документы давай, говорят: паспорт, трудовую. А у меня – не при себе, говорю. Завтра принесу. В столовке одной – тоже… Полы мыть некому. А документы им подавай. Целый день вот так проходила… Впустую. Везде – документы. Короче… Обратно засобиралась. На остановку автобусную пришла. Стою, стою… Как – дурочка. Потом глянула на расписание: а там последний автобус уж три часа назад как ушёл. А следующий – только утром. Ну, ёшкин кот, думаю… Ладно, думаю… Пойду по трассе. Вдруг кто подхватит. Недалеко ж… Километров тридцать – всего. Иду, иду… Уже темнеть стало. Легковушки мимо меня – вжик, вжик… Ни одна не останавливается. Я уже и голосовать стала. А они всё – вжик, вжик…

(помолчав)

И вдруг…

(яростно сминает сигарету в пепельнице)

Фура одна тормозит. Громадная – такая. Я бегом – к кабине. А дверца – бах… И передо мной открылась. И мужик-водила мне лыбится. Здоровый такой… С рожей красной… Давай, говорит, подруга, прыгай быстро. Я как-то… Не знаю… Ночь же – кругом… Я – одна. Но и тащиться чёрт знает сколько… Тоже не хочется… Короче, залезла. Тронулись… Проехали чуть… Ну что, водила говорит, подруга? Сколько берёшь? Двадцатки хватит? Зелёных. Я сначала даже не въехала… Что, говорю, беру? Какая – двадцатка? А он расхохотался… Мало, говорит? Глянул на меня… Быстро. Зырк и снова на дорогу уставился.  Потом… Ну, говорит, чего сидишь, красотка? Трахать тебя у меня нет времени, говорит. И так часов восемь потерял пути. Давай, говорит, на ходу. Отсосиновик мне смастери конкретный. И заработаешь… Без напряга особого. И вдруг… Голову мою своей лапицей… Как нагнёт… Вниз. К штанам своим. Вони-и-и-и-ища… Жуть… Аж задохнулась. А он всё держит, гад… Крепко так. Ну, я и блеванула… Прямо на штаны его… От души. Потом… Да, видать, на пару секунд отключилась… А когда в себя пришла… Уже летела… Ласточкой. Из кабины. На полном ходу. Даже не притормозил, сволочь. Как брякнулась об обочину… И снова вырубилась…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

Господи… Как же ты… А он…

 

МАРИЯ

Выпить хочу…

(проводит ладонью по лицу)

Хоть – водки. Хоть – чего… Нет. Не надо пить.

(помолчав)

Очнулась… Смотрю: комната какая-то… И – женщина. Большая – такая. Смотрит на меня… И улыбается. Ну что, говорит, девочка… Кто тебя так отделал? За рубликами потянулась? Без спроса? Сама – по себе? А я и ответить ничего не могу… Голова гудит… Как – колокол. Один глаз… Заплыл, наверно. А эта… Снова смеётся. Ладно, говорит, отдыхай пока. В чувство приходи. А потом мы тебя пробьём… Ежели – нормальная, на работу устроим. Поняла? В штат, так сказать, определим. Понимаешь? Доходит? А то тебе одной на трассе живо башку открутят. И не поморщатся. А со мной, как Христос за пазухой, жить станешь. Если – не задуришь, конечно. Тогда разговор другой будет. Ясно, красотка?

(помолчав)

Дай-ка мне ещё цигарку. Не накурилась что-то…

 

ВЕРА осторожно входит в жёлто-белый овал света и кладёт на столик открытый портсигар СЕРГЕЯ.

 

МАРИЯ

Ну, вот…

(закуривает)

Короче… Словом… Работали они. На трассе той. И – на других трассах. За смену можно было баксов триста заработать. Одним минетом только. А, если – по полной, то – и больше. Девочке четверть отстёгивалось. Кормёжка – бесплатная. Парни нас охраняли. От мудаков всяких. Отработаешь… В душе отмоешься… От вони этой нестерпимой. Поспишь. Я ещё умудрялась к Дашке гонять. И маман наша о Дашке тоже знала: где, с кем живёт. Потом… Когда себя зарекомендовала, так сказать… Паспорт новый обещали сделать. На имя другое. Сказали: настоящий сделают. Ни один мент не прицепится. А я…

(столбик пепла падает на стол)

Блин… А я… Вот так и стала…

(хохочет)

Плечевой, блин! Нет, ну тошно поначалу было… То у одного – отсосиновик. То – у другого. И пользовали меня всяко… Во все дырки, короче. Скоты эти вонючие… Шоферюги… Но зато… Зарабатывала. Конкретно. Больше, чем – ты, Сергей Александрович. Дашку одела-обула. По выходным к ней моталась. Гуляли… На качельках катались… Да и лекарства мне за что-то надо было ведь покупать. Олька же – не миллионерша какая. Чтобы на свои рублики всё доставать. Да и мне самой надо было много чего… Чтобы ни мамка ничего не заметила. Ни – клиенты. А то увидят язвы между ног… Или – ещё где… И – всё. И прибьют. Свои же. Там у нас одна… Ну, выпившая, вроде, была крепко… Так мужику одному чуть головку не отгрызла. То ли – спецом. В отместку. За – что-то. То ли – по дури. Чёрт его знает. Так пропала. Без следа. На работу выехала на тачке нашей. С парнями. На трассу. И – всё. И не вернулась. Я было начала спрашивать у мамки: мол, а где – наша блондинка курносенькая… А на меня… Короче, мамка улыбнулась и говорит: не твоего ума дело. Нам говорит, таких дур не надо. И – даром. Поняла, говорит, – что с дурочками бывает при нашей работе, нет? Меня аж холодом обдало. Всё неделю температурила конкретно. Под – сорок. Но работала. Больничный там никто не выдаст. А тут таким холодом вдруг шибануло, что весь жар сразу перебило. А мамка смеётся. Что, говорит, перетрухала, красавица? Не бойся, говорит. За себя, говорит, не бойся. За девку свою малую бойся. Поняла, говорит? Поняла, шепчу. А ещё… Ну, помимо трассы… Субботники – всякие. Воскресники. С ментами погаными. С братвой местной. Задарма – конечно. Чтобы – одни не лезли. И другие не напрягали особо. Хотя маман им отстёгивала. Не знаю – сколько. Но отстёгивала…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

Боже… Вот же – гады. И – что? Ничего нельзя сделать? Нельзя от них уйти?

 

МАРИЯ

Да куда уйти?

(откидывается на спинку стула)

Куда? К кому? Кто меня где ждёт? А уйти… Да… Уйду. Скоро. Чувствую, что – скоро… Уж больно тяжело становится… Внутри словно огнём жжёт… Всю… Все кишки выжигает…

(улыбается)

Все думают, что ад – это где-то… Где-то – там… Чёрт знает где… С пеклом его. Со смолой кипящей. Фигушки… Ад, он – внутри… Внутри тебя. В твоих печёнках. В твоём сердце. В мозгах твоих проклятых. И не избавиться от него. Ни днём, ни ночью. Никогда. Пока не выжжет всю тебя изнутри. Все твои чувства. Все твои радости. Все мечты…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

И что же… Что же – сейчас? Как – дальше?

 

МАРИЯ

А – никак.

(сминает окурок в пепельнице)

Ну, сколько мне осталось? Три месяца. Пять. Год. Или – пару недель. Ольку предупрежу. Чтобы о Дашке позаботилась. Денег ей оставлю. Хватит им. Надолго хватит. Если – не на широкую ногу жить. А я…

(помолчав)

Сколько мужиков с собой возьму… Столько и возьму. Десятков пять – ещё… Или – больше. На сколько меня хватит. Нечего им, поганцам…  У всех же… Жёны, наверно, есть. Невесты. Подруги. Которые ждут… Волнуются о них, сволочах. А они – с плечевыми. От заправки – до заправки…

 

СЕРГЕЙ отрывает взгляд от плейбека и смотрит на МАРИЮ.

 

МАРИЯ

Слышь, Сергей Александрович…

(смотрит на Сергея)

Ты это… Сам запомни… И дружкам всем своим скажи. Чтобы даже не думали… С нами. Ни – с плечевыми. Ни – по вызову. Ни – на хатах. Понял, Серёжа? Нет для тебя и дружков твоих таких, как я. Дошло? Если не хочешь на тот свет загреметь. Не с трепаком, конечно. А – с той дрянью, что меня гробит нынче. А сколько таких сук, как я? Чёрт его знает. Не одна. Это уж – точно. Кто со зла мужиков косит. Кто – чтоб заработать успеть. Побольше… Кто – по дурости бабьей. Кто… Словом, даже не думай, Серёжа… На девок за бабки лезть. С женой живи. Одной. А если жены – мало… Так нормальных баб трахай. По любви. А – не за бабки…

(поднимается со стула)

Ладненько… Что-то мне… Не дышится как-то… Пойду я… Всё успели снять? И не надо меня… Как это у вас называется? Замазывать… Когда по телику показывать будете… Пусть мужики с бабами видят… Меня… Настоящую… Слышат пусть… Мой голос. А – не какой-то… Лягушачий. Пусть… Пусть видят. И думают. Если – думалки остались…

 

МАРИЯ выдыхает воздух. Медленно выходит из жёлто-белого овала света. В оглушительной тишине проходит по павильону и, тяжело открыв массивную дверь, переступает порог.

 

ОЛЕГ

Ну?

(смотрит на Сергея)

И что со всем этим мы будем делать? А, Серёж? Что молчишь? Ты со всей этой хренью собираешься завалиться в кабинет Трегубова?! Чтобы он нам всем по пятое число выдал?! Кто?! Кто всё это пустит в эфир?! Ты подумал?! Ты подумал – что потом будет?! Нас всех за это… Нас за это не просто за яйца подвесят! Нас просто всех закроют! Не студию, в смысле… Нас! Тебя. Меня. Верку. В тюрягу закроют! За пособничество! За то, что бешеную больную девку не схватили! Ментов не вызвали! Прямо – сюда! Чтобы прямо здесь её – в кандалы! И от людей живых – подальше! Хоть – куда!

 

ВЕРА

Мальчики, мальчики… Не ссорьтесь… Пожалуйста. Не надо ссориться. Надо просто подумать… Подумать – что со всем этим дальше делать… Да?

(помолчав)

О, Господи… И жалко её… И мерзко всё это… Кошмар – просто какой-то… И люди страдают… Она ведь не шутила… К чему ей шутить? Зачем? Вот сейчас… Сейчас выйдет отсюда… И снова поедет людей заражать… И как её остановить?! Чем?! Я слушала – что она говорит… И у меня самой всё внутри холодело… От ужаса…

(помолчав)

Нет… Ну, какой дурак это покажет? Трегубов?! Да – ни за что! Ни за какие коврижки! Чтоб его самого потом упекли! Студию закрыли! Лицензии лишили! Он что – идиот?!

 

СЕРГЕЙ

Короче, так…

(помолчав)

Никакой съёмки сегодня не было, ясно? Вас здесь тоже не было. Никогда. Вы ничего не видели и не слышали. Что делать с материалом… Я сам решу. Я. Один. Понятно? Я лично всё снял. Сам. Своими руками. Я потом найду – где это смонтировать. Убрать ваши голоса. Убрать из кадра Веру. И – прочее лишнее. А потом… Потом найду канал… Который захочет это показать. Это надо показать, Олег. Это нельзя не показать. Если мы это не покажем… То, возможно… Да, Вер… Возможно тогда пострадают десятки людей… Понимаете? Да, эта Мария не шутила. Сколько успеет, стольких и возьмёт с собой… И никто её не остановит… Никакие милиции… Изменит внешность… Переедет в другой город… И продолжит… Своё дело…

 

ОЛЕГ

Серёж, ты понимаешь – что несёшь?

(закашливается)

Или до тебя не доходит?! Канал он найдёт! Тебе такой канал найдут, что… Что лет пять будешь небо в клеточку видеть! Хочешь приключений на свою задницу?! Какого чёрта надо было вообще с этой психованной связываться?! Откуда она взялась?! Кто её привёл?!

 

ВЕРА

(тихо)

Я. Она позвонила. В редакцию молодёжных программ. Сказала, что видела их передачу. Про – СПИД. Помните, Олег Викторович, пару месяцев назад вышла? И хочет сказать несколько слов… Сказала, что хочет помочь людям… Не заболеть… Сказала, что знает – как не заболеть… Они там, в «молодёжке» как-то… Не знаю… Ничего не стали делать… Или просто забыли… А я… Я телефон этой девушки узнала… И сама ей перезвонила… И – вот… Она пришла…

 

ОЛЕГ

Так что сейчас-то будем делать?!

(смотрит на Сергея)

Что?!

 

СЕРГЕЙ

Сделай мне, пожалуйста, кофе, Вер…

(помолчав)

Только – покрепче…

 

ВЕРА

(опешив)

Что?

 

СЕРГЕЙ

Кофе… С одним кусочкам сахара… С одним, слышала?

(улыбнувшись)

А то я тебя уволю… Если – два кинешь… А если…

(смотрит на Олега)

И ты, Олежек… Если будешь орать на весь город… Я тебя тоже уволю… Пойдёшь вон… Свадьбы да офисные гулянки снимать…  Да выруби, наконец, этот чёртов свет!

 

Яркий жёлто-белый овал света медленно тухнет.

 

ИНТ. САЛОН МАГАЗИНА – ДЕНЬ

 

Десятки людей недвижимо смотрят на большую стену, составленную из разного диаметра работающих ЖКИ-панелей.

 

МАРИЯ

(на экранах ЖКИ-панелей,

в камеру)

Да куда уйти?

(откидывается на спинку стула)

Куда? К кому? Кто меня где ждёт? А уйти… Да… Уйду. Скоро. Чувствую, что – скоро… Уж больно тяжело становится… Внутри словно огнём жжёт… Всю… Все кишки выжигает…

(улыбается)

Все думают, что ад – это где-то… Где-то – там… Чёрт знает где… С пеклом его. Со смолой кипящей. Фигушки… Ад, он – внутри… Внутри тебя. В твоих печёнках. В твоём сердце. В мозгах твоих проклятых. И не избавиться от него. Ни днём, ни ночью. Никогда. Пока не выжжет всю тебя изнутри. Все твои чувства. Все твои радости. Все мечты…

 

ГОЛОС ВЕРЫ

(из-за кадра)

И что же… Что же – сейчас? Как – дальше?

 

МАРИЯ

А – никак.

(сминает окурок в пепельнице)

Ну, сколько мне осталось? Три месяца? Пять? Год? Или – пару недель? Ольку предупрежу. Чтобы о Дашке позаботилась. Денег ей оставлю. Хватит им. Надолго хватит. Если – не на широкую ногу жить. А я…

(помолчав)

Сколько мужиков с собой возьму… Столько и возьму. Десятков пять – ещё… Или – больше. На сколько меня хватит. Нечего им, поганцам…  У всех же… Жёны, наверно, есть. Невесты. Подруги. Которые ждут… Волнуются о них, сволочах. А они – с плечевыми. От заправки – до заправки…

Комедия (киносценарий)

Комедия

 

драма

 

 

ИНТ. ЗАВОДСКОЙ ЦЕХ – ДЕНЬ

 

САШОК, стоя на стремянке, аккуратно лезет отвёрткой в чрево открытого распределительного щитка. Звучит гулкий хлопок. Лицо человека на мгновение озаряется яркой вспышкой, сыплется ослепительный сноп искр, и САШОК кубарем летит с лестницы.

 

ИНТ. МЕДПУНКТ – ДЕНЬ

 

САШОК, лёжа на кушетке, открывает глаза. Медленно встаёт, улыбается, достаёт из кармана спецовки сигареты и, качнувшись, оседает на пол.

 

НАТ. УЛИЦЫ ГОРОДА – ДЕНЬ

 

Машина «скорой», воя сиреной и вращая синим проблесковым маячком, мчит по запруженным автомобилями улицам.

 

ИНТ. ПРИЁМНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ КЛИНИКИ – ДЕНЬ

 

Из электрокардиографа медленно выползает бумажная лента. ВРАЧ отрывает ленту от аппарата, некоторое время, двигая бумажную полосу между пальцев, смотрит на кардиограмму. САШОК, весь в присосках и проводах, неподвижно лежит на кушетке. ВРАЧ аккуратно складывает ленту и смотрит на САШКА.

 

САШОК

(не открывая глаз)

Ну, чё – там?

 

ИНТ. ПАЛАТА КЛИНИКИ – ДЕНЬ

 

В палату, громыхнув штативом, заходит медсестра. УСАТАЯ ВРАЧИХА внимательно смотрит на стрелку тонометра.

 

САШОК

(улыбаясь)

Ну, чё – там?

 

Медсестра ставит штатив возле кровати и замирает.

 

УСАТАЯ ВРАЧИХА

(снимает манжету тонометра с левой руки Сашка)

Зина, ставишь калий в левую руку, в правую – натрий хлор… Пусть пока капается…

(смотрит на улыбающегося Сашка)

Звонишь в интенсивную… Как только у них освободится место, пусть нам отзвонят… И сразу больного – под систему.

 

САШОК

(улыбаясь)

Ну, чё – там? Всё – что ли? Куда мою одёжку дели?

(смотрит на короткие больничные штаны)

В этих кальсонах мне на завод чапать? И – в тапках покоцанных? Без носков?

 

УСАТАЯ ВРАЧИХА

(складывает тонометр)

Каких – носков? Какой – завод? У тебя было поражение током. На фоне удара током – обширный инфаркт. Тебе не то, что – завод, тебе даже ходить нельзя. Сейчас начнёшь капаться… А когда место освободится, в интенсивное поедешь. После – в инфарктное отделение. На – недельки три. Потом – на этаж реабилитации: магниты, лечебная физкультура и прочее. С инфарктом не шутят, парень.

 

САШОК

(вскакивает с кровати)

Какие – магниты?! Какая – физкультура?! Какие – три недели?! Не болит у меня ничё! Всё – нормалёк! Мне на смену надо! Работать! Без меня цех встанет! Дошло?! Нет?! Одёжка моя – где?! Куда одёжку мою дели?!

 

УСАТАЯ ВРАЧИХА

(помолчав, тихо)

Домой только – сразу. Сегодня – никаких работ. Понял, парень? Поешь дома. И таблетки прими. Тебе дадут. С собой. Таблетки прими и лежи. Никуда не ходи. А завтра терапевта на дом вызови. Мы сами в районную поликлинику сообщим. По – месту жительства. Терапевт с сестрой придёт. Кардиограмму тебе сделают. Давление померят. Лекарства выпишут. Больничный откроют. Поняли меня, Александр Юрьевич? Никакой работы. Постельный режим. Ясненько? И немедленно бросайте курить. Не сужайте сосуды. И выпивать тебе нельзя. Понял?

 

САШОК

(улыбаясь)

Ага.

 

ИНТ. МЕДИЦИНСКИЙ ПОСТ ОТДЕЛЕНИЯ КЛИНИКИ – ДЕНЬ

 

На пластиковую стойку медицинского поста МЕДСЕСТРА кладёт лист бумаги и шариковую ручку.

 

МЕДСЕСТРА

(не глядя на Сашка)

Пиши, значит… В графах – только… Фамилию, имя, отчество… Домашний адрес… Телефон… Потом пиши, что добровольно, по собственному желанию, не хочешь проходить лечение в больнице…

(Сашок старательно пишет)

Написал, что ли? Внизу слева – сегодняшнее число… Справа – полностью фамилию, инициалы… И – подпись.

 

САШОК дописывает и подаёт листок МЕДСЕСТРЕ.

 

МЕДСЕСТРА

(просматривает листок и кладёт на стойку квитанцию)

Гардероб – в цокольном этаже… Спускаешься по лестнице на первый этаж и – направо… Там стрелка будет – в цокольный этаж…  Открываешь дверь и снова – направо… Там сам увидишь…

 

САШОК

(улыбаясь)

Ага.

(вдруг)

Чёрт.

(помолчав)

Девушка… Позвонить от вас можно? На работу позвонить. В цех. Меня ж… Меня ж с завода в «спецухе» сюда привезли… Как я домой поеду? В чём? В этих кальсонах, что ли? Да – в тапках галимых? Ни одёжи цивильной нет, ни обувки, ни грошей, ни ключей… Ничего нет… Можно, девушка?

 

МЕДСЕСТРА

(тихо)

Звони. Коротко – только.

 

САШОК кивает, хватает трубку телефона, набирает номер и смотрит на свои короткие больничные штаны.

 

САШОК

(медсестре, улыбаясь)

Во, какие кальсоны выдали… Мужики увидят – оборжутся… И тапки, как…

(в трубку телефона, вдруг, громко)

Михалыч?! Михалыч, слухай сюда! Как – кто?! Конь – в пальто! Я звоню! Сашок, электрик твой! Не узнал, что ли?! Ну!

(смеётся, в трубку телефона, громко)

Значит, богатым буду! Слухай, Михалыч! Пошли кого мне одёжу да туфли пригнать! Как – кого?! Витька того же напряги! Откройте чем мой шкафчик в раздевалке! Я разрешаю! И всю одёжу мою с обувкой – сюда! Как – куда?! Сюда! В больничку! Меня ж в больничку притащили! Как – какую?! В «скорую»! Я ж голый здесь сижу! «Спецуха» рабочая – только! Ну! Сделаешь?! Добре! Жду! Жду Витька! Внизу жду! На входе в больничку жду! Давай мигом!

 

САШОК аккуратно опускает трубку телефона на рычажки.

Улыбается МЕДСЕСТРЕ.

 

НАТ. ЛЕСТНИЦА КЛИНИКИ – ДЕНЬ

 

САШОК, улыбаясь, медленно спускается по лестнице. Хлопает по карману куртки. Достаёт пачку сигарет, останавливается на ступеньке и с наслаждением закуривает.

 

САШОК

(выдыхая сизый дым, улыбается, тихо)

Курить нельзя… Выпивать нельзя… Ага. Щас…

 

НАТ. ПРОЕЗЖАЯ ЧАСТЬ ПРОСПЕКТА – ДЕНЬ

 

По крайней правой полосе запруженного транспортом проспекта медленно едет троллейбус.

 

ИНТ. САЛОН ТРОЛЛЕЙБУСА – ДЕНЬ

 

САШОК сидит в чёрной куртке и синих джинсах и смотрит в окно троллейбуса.

 

САШОК

(улыбаясь, про себя, тихо)

Во… И выходной заработал… Ни с того, ни с сего… И больничный, может, ещё дадут… На рыбалку сгоняю…

(усмехается, про себя, тихо)

Инфаркт ещё какой-то придумали… Как в больничку попадёшь, сразу какую хворь выпишут… Подумаешь: током шибануло… В первый раз – что ли? Щас приеду… И полечусь… Водочкой… Капель триста приму… И пивком залакирую… И – никаких хворей.

 

ИНТ. ЛЕСТНИНАЯ ПЛОЩАДКА – ДЕНЬ

 

САШОК, улыбаясь, открывает замки двери и осторожно входит в коридор квартиры.

 

ИНТ. КОРИДОР КВАРТИРЫ САШКА – ДЕНЬ

 

На полу коридора САШОК видит мужские туфли, а из-за двери ванной слышится шорох душа. САШОК, не разуваясь, открывает дверь комнаты и видит на постели разложенного дивана голого брюхатого мужичка, который, пыхтя, пытается натянуть на заскорузлую ступню коричневый, с искрой, носок.

 

ЖЕНА САШКА

(возникая за спиной Сашка, тихо)

Ой… А чего ты – не на смене?

 

САШОК

(ласково)

Гришуня… Тебе помочь? Носочек натянуть… А то до вечера промаешься…

 

ГРИША левой рукой судорожно шарит в постели.

 

САШОК

(улыбаясь)

Вон…

(качает указательным пальцем)

Под диваном – семейные твои… Только ты их не трогай. Так пойдёшь. Как – есть. Голый.

 

ЖЕНА САШКА

(тихо)

Сашенька…

(смотрит на Гришу)

Я тебе всё сейчас объясню. Ты только ничего не делай. Я тебе сейчас…

 

САШОК

(улыбаясь)

И ты так пойдёшь…

(вытягивает из кармана куртки сигареты и закуривает)

Оба голые пойдёте. Вон отсюда. В чём мать родила…

 

ГРИША

(тихо)

Александр…

(помолчав, тихо)

Простите, запамятовал  ваше отчество…

 

САШОК

(улыбаясь, опускается в кресло)

Юрьевич…

(выпускает длинную струю дыма)

Халатик сними, сучка… Сними халат, я сказал!

 

Женщина медленно скидывает халат и прикрывает руками низ живота.

 

САШОК

(улыбаясь)

Поднимаемся…

(стряхивает пепел на ковёр)

И топаем. Вон. Оба. Носок можешь взять…

 

ГРИША

(глянув на жену Сашка, осторожно)

Александр Юрьевич…

(пожимает плечами, тихо)

Вы нас просто не так поняли. Поверьте. У нас с Оксаной Николаевной ничего не было…

 

САШОК хохочет и вновь чувствует острую боль в грудине.

 

САШОК

(морщится)

Гришка… Ну, не доводи до греха… Меня любой суд оправдает… Не в себе был… Аффект… Слыхал, небось? Надо было, конечно, вас, сук, порешить… Или сами свалите? Трусы оставь, тебе сказано… Так пойдёшь… С этой сучкой… Чтобы все ваш срам видали… Тебе ж – в соседний дом? Через двор, значит? Вот… И проветришь своё хозяйство… Или прибить вас всё-таки? А, Гришка? Что онемел? Не хочется грех на душу брать…

 

ОКСАНА

(осторожно)

Сашенька…

(смотрит на Гришу)

Я вот что предлагаю: давай мы спокойно, без нервов, всё обсудим? Оденемся, посидим, выпьем… У меня наливочка есть… Клюквенная… А, Сашуль? Мы же – взрослые люди… Нет, если ты так решил, я уйду… А – Машка? Ты о ней подумал? Девке – семнадцать… В институт поступать надо… Деньги нужны… Связи всякие… А ты меня нагую на улицу гонишь…

 

ГРИША

(вдруг, бодро)

Так я помогу! У меня и в универе – кореша, и – в политехе! И деньги есть! Поможем! Поступит ваша красавица! Какие – вопросы?! Всё решается! Только психовать не надо! Мы же – взрослые люди! В конце концов! Александр Юрьевич!

 

САШОК

(тихо смеётся)

Мать вашу… Рога мне понавесили, суки… Как – у лося… А я хожу, дурачок… Ничего не чую… Весь дом, наверно, – в курсах… Что у Сашка жёнка – блядь несусветная… Гогочут, видать, за спиной… Пальцем тычут… А Сашок хо-о-о-одит… Как – святой… Ничего не видит…

 

ГРИША

(шевелится, тихо)

Александр Юрье…

 

САШОК

(громко)

И давно это – у вас?!

(заминает сигарету о подлокотник кресла)

А, твари?!

 

ОКСАНА

(шёпотом)

Сашенька, что ж ты делаешь? Зачем же ты мебель портишь? Есть же пепельница… В конце концов… Зачем же полировку жечь? И так в доме ничего нет… Последнее загадишь…

 

САШОК

(громко)

И давно это у тебя с ним?! Отвечай, сука! Давно?!

 

ОКСАНА

(вдруг, неистово)

Давно! Давно! Понял?! Как – муж перестал мужиком быть! Как – в дурачка превратился! Все люди, как – люди! Не могут заработать – работу ищут! Не сидят сиднем! Как – приклеенные! На зарплате нищенской! На заводе этом вонючем! Фирмы открывают! Крутятся! Чтобы – деньги в доме были! Не только – на хлеб с водой! Чтобы – жена в обносках не ходила! Чтобы – копейки не считала! Чтобы – дитё всё имело!

 

ГРИША

(осторожно)

Оксана… Ну, зачем же так гово…

 

ОКСАНА

(гневно поворачивается)

И ты помолчи! Кобель чёртов! Думал: благодетель?! Большая радость – мне с тобой, пузырём?! Всю жизнь о таком мечтала! О кобеле пузатом!

 

САШОК тихонько хохочет и откидывается на спинку кресла.

 

ОКСАНА

(смотрит на Сашка)

Сашунь… Ты только сгоряча ничего не решай… Хорошо, миленький? А то потом сам жалеть будешь… Как – с теми мужиками… С которыми сцепился… У магазина… А они из прокуратуры оказались… Чуть дело на тебя не состряпали… Хорошо, что Григорий Павлович помог… Если бы не Григорий Павлович, сидел бы! Спасибо надо сказать, а не хаять! Вечно у тебя всё – не по-людски! Из очереди на квартиру выкинули! За что?! За – язык твой длинный! Не надо было баб этих профкомовских жизни учить! Они сами кого хочешь жизни научат!

 

ГРИША

(живо, громко)

Так я помогу и с улучшением!

(смотрит на Оксану)

Найдём каналы! Чего втроём в этой хрущобке ютиться?! Если что – доплатим! В новую квартиру переедешь! Улучшенной планировки! С лифтом! Со стоянкой! А то у вас тут и припарковаться негде! И потолок вон опять плесенью пошёл! Первый этаж! Слышь, Саша?!

(Сашок недвижимо, в упор, смотрит на Гришу)

И для Оксанки твоей должность присмотрим! У нас скоро вакансия главного бухгалтера открывается! Оклад – дай Боже! Премиальные! И – прочее! Зачем кого-то с улицы брать?! Она ж у тебя баба – толковая, хваткая! С высшим! Хватит ей по лавочкам всяким подрабатывать! И тебя самого пора к нормальному делу пристроить! Завод! Кому нужен этот завод?! Закроют его скоро, всё распродадут, а работяг – на улицу! Будешь куковать! Главным энергетиком в ЖРЭО согласен?! А?! Работка – не пыльная! Опять же – оклад! Доплаты всякие! Никаких тебе смен! Сам себе – птица! Бумажки подписываешь да указания даёшь: мол, так и так! Чтоб завтра было сделано! А?! Сашка?!

 

ГРИША осторожно, медленно натягивает цветастые семейные трусы. Истлевшая сигарета выпадает из пальцев САШКА и утыкается обгоревшим фильтром в ковёр.

 

ОКСАНА

(надевает халат)

Сашенька…

 

ОКСАНА на цыпочках подходит к САШКУ и истошно вопит.

Бумеранг

Бумеранг

 

драма

 

 

ИНТ. КАФЕ – ДЕНЬ

 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

У вас – не занято?

 

ИГОРЬ машинально качает чуть тронутой мягким серебром головой и глотает апельсиновый сок. И лишь секунду спустя скашивает глаза налево. Высокая, смугловатая, стройная девушка мягко опускается на коричневое сиденье стульчика и кивает бармену.

 

ДЕВУШКА

Эспрессо, пожалуйста. С собой.

 

ИГОРЬ

(тюкает дном высокого стакана о мраморную стойку бара, про себя, тихо)

Крашеная, нет, не крашеная, природная брюнетка… И почему это Танька мне трезвонить перестала на работу? Раньше – по сто звонков на день… А эта, видать, спецом лифчик под гольфиком не носит… Ишь, соски как выпирают… И что за духами от неё веет? Нет, не пойму… Что-то от лаванды, вроде… Надо Таньке к днюхе годовой абонемент в тот салон элитный подогнать, со всеми этими соляриями, скрабами, массажами, бассейнами, маникюрами-педикюрами, саунами… А то – что: готовки, уборки, стирки и прочая возня… А летом в Италию махнём, если негров там не станет больше, чем в Африке… Танька уже давно италиями этими бредит… А, может, эта дамочка ещё и без трусиков бегает под юбкой, кто её знает? Нет, вроде, на шлюшку не похожа…  Руки ухоженные, волосы…

 

ДЕВУШКА

(вдруг, тихо)

Игорь Сергеевич…

(смотрит на своё отражение в зеркальной полосе за двумя рядами разноцветных бутылок)

У меня к тебе – деловое предложение. Через минут десять подходи к скверу. Что – на той стороне площади. Окей?

 

ИГОРЬ открывает рот, но ДЕВУШКА, кинув на барную стойку купюру, аккуратно прихватывает закупоренный картонный стакан с кофе, соскальзывает с высокого стульчика и через мгновение мягко звякает колокольчиками входной двери кафе.

 

НАТ. УЛИЦЫ ГОРОДА – ДЕНЬ

 

ИГОРЬ

(медленно выходит из кафе, про себя, тихо)

Так… А это – что за фокусы средь бела дня? Что за – мадам такая? Значит, спецом ко мне подвалила. Предложение. Деловое. Шлюшки уже и так стали работать? По кабачкам мужичков снимать? Или – что? Нет, отчество моё знает. Откуда? Раньше… Нет, точно не встречал дамочку эту. Запомнил бы. Да, итальянская такая – красота. Не резкая. Не жгучая. Но – южная. Нежная. Женская. Очень. Нет – не шлюшка. Однозначно. Кто – тогда? Для меня, что ли, лифчик не надела? Ну, да… Интересно-интересно. Вот – так. Ни с того, ни с сего. Сразу. Через пару минут. Конкретно. Или… Витька Карнаухов, подлец, мне эту красотку подсунул? Он – мастак на такие приколы. Поздняковым – вон… На серебряную свадьбу что отчебучил. Подарочки подогнал, понимаешь. Прилюдно – причём. В самый разгар веселья. Ей – фаллоимитатор. Полуметровый. Ему – девку надувную. Вот с такими сиськами. Размера – пятого. Поздняковы как разодрали сто обёрток, так и… Хорошо, что Витька шампусика глотнул из чьего-то фужера и слинять успел. А то бы Славка Поздняков ему пенделей выдал. За милую душу. Век бы помнил.

(смотрит на часы, про себя, тихо)

Ну, часа полтора у меня ещё есть… До – обеда с германцами этими… Чем чёрт не шутит… Вдруг и выгорит сделка. А там ведь – под миллиона полтора… Евриков… Как говорится, санкции – санкциями, а всем кушать хочется… И еврики свои немцы – ой, как хорошо считать умеют. Лишней копейки не переплатят. И на скидочку нашу двадцатипроцентную очень даже могут клюнуть… Точно клюнут. Если кто фарт не перебьёт…  А что, если… Ну, допустим, поведусь я… С красоткой этой… Не в сквере же будем… Под кустиками… На какой-нибудь траходромчик рванём… А там… В самый ответственный момент… Ей-богу… Из-за шторы Витька выскочит… Да – не один. С Танькой моей. Ба-бах. Как обухом – по башке. Как – в этой… «Бриллиантовой руке»… А мадам как заорёт на всю Московию: «Не виноватая – я! Он сам пришёл!» Или – что? Что ещё быть-то может? Какие-такие ещё «деловые предложения» могут быть у красотки без лифчика? Да – с такими сосками, что вот-вот гольфик порвут. Ей-богу, карнауховские штучки. Не угомонится никак… Оп-паньки…

(останавливается у входа в сквер, крутит головой, про себя, тихо)

Это, типа – по Фрейду, что ли: хотел сказать «передай соль, дорогая», а вырвалось «что же ты, гадина, мне всю жизнь испоганила!» Проспект-то как перешёл? По переходу подземному? Или – по верху? Меж машинок, что ли? Не помню. Ей-богу. Чистый лист. А, может, эта – цыганка какая? Вырубила меня, может… Гипнозом цыганским своим…

(хлопает по внутреннему карману пиджака, про себя, тихо)

Нет, бумажник – на месте…

 

И тут же правый карман пиджака одушевляется божественным Вивальди.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к правому уху)

Да.

 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

(с лёгким хохотком, в смартфоне)

Игорь Сергеевич, ну что ты стоишь, головой крутишь? По аллее иди… К фонтанчику… Давай-ка быстренько…

 

ИГОРЬ

(механически)

Да. Погодите, а откуда вы знаете мой номер теле…

(в смартфоне идут короткие гудки)

Чёрт его знает – что такое…

(тихо)

А дамочка эта… Да, под меня конкретно заточена…

 

ИГОРЬ медленно идёт по аллее сквера. Останавливается. Крутит головой.

 

ИГОРЬ

(про себя, тихо)

О, фонтан-то… Вчера ещё не работал… А нынче – ишь… Засверкал… Ну, я Витьке Карнаухову устрою… Если – его работа… Но девочка – не шлюшка, явно… Тогда – кто? Что за – игрища? А, вот – она.

 

ИГОРЬ осторожно опускается на тёмно-каштановое деревянное сиденье кованной чугунной скамейки.

 

ДЕВУШКА

(звонко хохочет)

Смотри-смотри! Не терпится ухажёру! Смотри – как прыгает!

 

Надутый толстенький сизарь пытается заскочить на равнодушную маленькую голубку, что, быстро работая цепким клювиком, вдохновенно обедает рассыпанными по серой плитке чёрными семечками.

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

А ей – не до секса!

(ставит на скамейку картонный стакан с кофе и вновь брызгает высоким хохотком)

У неё – обеденный перерыв! Дурашка! Девушку сначала накормить надо! А уж потом в постельку тянуть! Правда, Игорёк?! Что ты такой каменный сидишь? У тебя ж ещё – полтора часа до немцев! Расслабься, ей-богу… Хочешь – повеселю?!

 

ИГОРЬ

(про себя, тихо)

Так… От конкурентов, что ли, работает? От «Алмаз-инвеста» распрекрасного? Хотят – в долю? Или – вообще сделку перебить? Вот это уж вам – дуля, ребятки! Договор о намерении подписан… Скидку такую, как мы, фиг «Алмаз-инвест» нарисует… Мы этих немцев месяцев восемь окучивали… Решили, значит, ко мне эту бабец подослать… Ага, сейчас. Куплюсь. На сиськи с письками. И контракт солью. На полтора миллиона.

(вслух, сухо)

Извините, у меня ещё – много дел. Что вы хотели?

 

ДЕВУШКА

(поворачивается к Игорю)

Повеселить! Только ты… Слышь, Игорёк… Веди себя хорошо… Культурно, да? Без психов… Телодвижений глупых… Криков каких-то… Да? Договорились, Игорь Сергеевич? У тебя – мало времени. Мне скоро – пора. Давай – по-деловому. Без эмоций. Без нервов. Хорошо?

 

ИГОРЬ

(пожимает плечами, тихо)

Я, собственно, ничего не пони…

 

ДЕВУШКА

(кивает)

Так, смотри, Игорь Сергеевич…

(вытягивает из красной кожаной сумочки айфон)

Ничего пока не говори. Просто смотри. Я буду говорить. А ты смотри и слушай.

 

На дисплее айфона возникает мужчина, выходящий из подъезда дома.

 

ДЕВУШКА

(весело)

Это наш дорогой Игорёк… Идёт утречком на работу. Как – штык: в 7.30. Правильно. Заранее. Потому как часика полтора надо, чтоб по утренним пробкам до Вернадского к 9.00 успеть.

(большой пальчик девушки проводит по мультитачному дисплею)

Это Игорёчек в свою машинку садится… Дальше – паркуется… На стояночке… Вот – выходит… Ныряет в свой замечательный «цветик-самоцветик»… Начальствовать… До 18.00. Ну, выходы, посадки пропускаем… А вот наш Игорёша – в субботних Сандунах… Ничего, так… Несмотря – на свой полтинник с гаком… Жирка почти нет… Грудь, руки, ноги – не обвисшие… Молодец. Надо быть – в форме…

 

ИГОРЬ

(опомнившись)

Позвольте… Я не… Я не понимаю… По какому праву вы… Что это, вообще, – такое?! По какому праву меня…

 

ДЕВУШКА

(округляет карие очи)

Тихо, тихо, тихо, тихо… Мы же с тобой договорились, Игорь Сергеевич: не шумим, не дёргаемся, не глупим… Ты же – разумный парень. Трезвый. С головой. А не только – с головкой. Всё сейчас поймёшь. И будем решать: как быть. Или – не быть. Да? Ну? Остыл? Хочешь кофейку глотнуть?

 

ИГОРЬ

Нет.

(помолчав)

Что вам угодно?

 

ДЕВУШКА

(улыбнувшись)

Жить хочешь? А? Или – не хочешь? Если – не хочешь, то иди. К своей. Этой. Татьяне Борисовне. И когда в ночку будешь её иметь, так, между нежностями телячьими, спроси: дорогая жёнушка, а сколько, собственно, ты заплатила, чтобы меня грохнули? А то мне, понимаешь, суть озвучили, а цифры назвать забыли. Весёлый фонтанчик, да, Игорёк? Правда? Мы, когда малые были, по московским фонтанам шустрили: монетки со дна тырили. А что? За три-четыре фонтана можно было и четвертак мелочи насобирать. Для девчонки пятилетней – целое состояние.

 

ИГОРЬ

(опомнившись)

Что за бред вы несёте? Что за – чушь собачья? Что за – хрень несусвет…

 

ДЕВУЩКА

(звонко хохочет)

Жизнь – прекрасна, когда – разнообразна, да? А то – что: сидишь, тухнешь месяцами в своей этой ювелирной конторе… Света белого не видишь… Да и вообще… Особо ничего и никого вокруг себя не видишь… Одни – караты, унции, пробы, огранки… Вечная грызня с этим… «Алмаз-инвестом» вашим… Прочие напряги… По тебе, Игорь Сергеевич, уже месяца четыре работают… Ты, слава Богу, – не Березовский какой… И – не Старовойтова с Немцовым… Никто по серьёзному твою внезапную и случайную кончину и мурыжить не станет… Ни в каких МУРах. Но. Мы ж тоже – не пальцем деланные… Как на тебя заказ пришёл, пробивать стали: кто – таков, чем дышит, за что хотят грохнуть, что за – заказчик, каковы – мотивы и так далее… Так вот. Хорошим ты мужиком оказался, Игорёк. Умным. Дельным. С совестью – к тому ж. Что нынче – редкость. Проще в Москве на брусчатке Красной площади золотой самородок нарыть… Чем – человека совестливого встретить в столичке нашей… Вон, два года тому назад… Когда у твоей драгоценной Татьянушки Борисовны онкологию обнаружили, ты… Помнишь, да? Ты чуть Москву с Германиями да Япониями вверх дном не перевернул… И деньги был готов последние отдать… Чтобы только жёнушка не ёкнулась… Та онкология, правда, доброкачественной оказалась… А через пару-тройку месяцев и сама испарилась… Как – не было… Так я это – к чему. К тому, что…

 

ИГОРЬ

(мотает головой)

Нет. Я больше ничего не хочу слышать. Весь этот бред собачий… Таня… Таня – это святой человечек… Святой… Чтобы она… Хоть кого-то… Я даже не помню, чтобы Танечка…

 

ДЕВУШКА

(резко)

Твоя Танечка вот уже год резво подмахивает заместителю генерального директора совместного предприятия «Алмаз-инвест» Дробышеву Алексею Владимировичу. В разных позах и конфигурациях. У него – на даче. На вашей даче. На съёмной хатке по адресу Миклухо-Маклая, 24, квартира 146. Он же, Дробышев Алексей Владимирович, собственно, и оплатил задаток. Чтоб ты, Игорёк, под машинку, скажем, случайно угодил. Или со своим митральным клапаном в Сандуновской парилке загнулся. Или… Способов – масса. Уж поверь. Ненасильственно человека кокнуть.

 

ИГОРЬ

(глупо улыбается)

Лёшка? С Танькой? Да не… Не может быть такого… Вы что-то не то гово… Мы же с Лёшкой сколько лет дружи… Ли… Пока… Он… Нет, не мо…

 

ДЕВУШКА

(смотрит на бледное лицо мужчины)

Игорёк? Тебе что – плохо? А? Игорь Сергеич? «Скорую», может, подогнать? Ты чего такой белый-то стал? На, глотни-ка кофейку… Давай, давай… Живенько… Открывай ротик… Ещё… Во-о-от… И – молодцом… Глотай, глотай… Ещё глотай… Молодчинка… Ещё – пару глотков… Ну, как? Отпустило малость?

 

ИГОРЬ

(кивает, тихо)

Да. Спасибо. Как-то вдруг… Стало… Не по себе… Не знаю…

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

Во-о-о-от…

(промокает платочком губы мужчины)

Порозовел уже… Клапан митральный это тебе – не шутки… Так, Игорь Сергеевич. Давай-ка закругляться. Чтоб мозги твои прочистились… Послушай. Потом с этим переспи где. Желательно – не с заказчицей. Грохнуть она дома тебя, конечно, не грохнет, но… Бережённого, как говорится… После подписания контракта вы ведь едете с немцами в загородный мотель, так? Обмывать это дело. Вот и обмывайте. Хотя ты не пьёшь, но будь в кампании… На виду, так сказать. Это – твоё алиби. Никуда с мотеля не уезжай. Повторяю: никуда. Сиди там. До завтра. А завтра тебе перезвонят и скажут…

 

ИГОРЬ

(мотает головой, тихо)

Я ничего не понимаю… Какое – алиби… Алиби – чего?

 

ДЕВУШКА вставляет штекер гарнитуры в гнездо айфона, а один из чёрных наушников – в правое ухо мужчины.

 

ДЕВУШКА

Слушай, Игорёк. Сиди и слушай. Молчи и слушай.

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(внятный)

Так. По задатку всё – правильно. Если я верно вас поняла, заказ должен быть исполнен после 23-го числа этого месяца. Не раньше, так?

 

ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ ИЗ НАУШНИКА

(глуховатый и несколько испуганный)

Да, да, да… После… Только – после 23-го… Я просто не знала раньше… Алексей Вла… Ой… Это, короче… Это только на днях выяснилось… До 23-го ничего делать не надо… Ни в коем случае… Я вас умоляю… Ни в коем случае…

 

ИГОРЬ

(оторопело смотрит на девушку)

Да… Это – она… Танька… Это – её голос… Её… И – ваш… Не может быть…

 

ДЕВУШКА

(медленно закуривает длинную тонкую сигарету)

Ты дальше, дальше слушай, Игорёк… Внимательно слушай… Очень – внимательно…

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(внятный)

Хорошо. Требование заказчика для нас – закон. Больше у вас ничего не поменялось?

 

ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ ИЗ НАУШНИКА

(глуховатый и несколько испуганный)

Нет.

(помолчав)

Нет… Только… Об этом уже говорилось… Но это – очень важно. Всё должно выглядеть, как несчастный случай. Только – как несчастный случай. Не знаю – какой: инфаркт, авария, что-то ещё… У него – больное сердце… Он быстро водит машину… Хотя на сердце не жалуется… Ходит в бассейн… А в бассейне ведь можно утонуть, правда? Случайно. Хотя там – кругом… Словом… Вы сами должны придумать… Вам за это платят. И… Мы с Алексе… Я должна быть уверена… Вы должны предоставить… Я должна своими глазами увидеть… Да, пусть – в морге… Но – своими глазами… Что его больше нет. Как только мы… Как я своими глазами увижу, только тогда вы получите остальную сумму… А иначе…

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(спокойный, внятный)

Да. Конечно. Вы лично убедитесь в том, что ваш муж мёртв. Скорее всего, это будет на опознании. Не волнуйтесь. Мы всё придумаем. Вам просто перезвонят. Уже – из полиции. И пригласят на опознание. Процедура эта – не из приятных. Но её нужно будет пройти. Я потом научу вас – как…

 

ИГОРЬ

(вырывает наушник из уха, тихо)

Я больше не могу… Я больше не могу этого слышать… Весь этот… Весь этот кошмар…

 

ДЕВУШКА

Завтра…

(подушечкой большого пальца касается дисплея айфона)

Ну, вот… Ничего и нет. Ничего и не было. Завтра, Игорёк, вы подписываете контракт. Плюс неделька-полторы на проводку денег. Если – с запасом, то, в аккурат, число 23-е вырисовывается. Твоя благоверная вместе с твоим бывшим дружком подсчитали верно… После 23-го мы тебя ненасильственно грохаем… Дробышев Алексей Владимирович живенько прибирает к рукам ваш «цветик-самоцветик» с полутора миллионным наваром на бюджете, а несчастная вдова становится совладельцем всего твоего бизнеса, а также – свободной и весьма состоятельной госпожой…

 

ИГОРЬ стеклянными глазами смотрит на сверкающий фонтан.

 

ДЕВУШКА

(хохочет)

Только этого не будет, Игорёша! Не парься, слышь?

(помолчав)

Знаешь… Тебе, наверно, странно будет это слышать от меня… После всего, что… Словом, после того, как ты узнал: кто – я, чем на жизнь зарабатываю и прочее… Да? А сперва, наверно, решил, что поблядушка какая-то к тебе липнет в кафешке, да? Я по твоим глазам поняла… Решил, мол, молодая сучка мужичка решила подцепить… Точно? Ну, не хочешь – не говори… Так вот, Игорёк. Это в «Леоне» как там говорилось: кроме женщин и детей? Да, деток мы, конечно, не трогаем… Упаси Боже… Да и баб беременных на заказ не берём… С мужиками же… Ну, вот ты, например, – второй, которого мы лично на тот свет отправлять не будем. Первый – музыкантик был. Скрипач. Чеканутый чуть. Но даровитый – жуть. Там такая заваруха вокруг него закрутилась в своё время, что – мама, не горюй… Его коллеги по оркестру кипятком писались… От зависти… Да – злобы гремучей… Я тогда только начинала в этом бизнесе… И когда заказ на этого еврейчика пришёл… Короче, аж прослезилась… Ну, дитя ж – совсем… Но уже по всем европам-япониям-штатам летает… Копеечку большую заколачивает… Словом, мозгами мы с коллегами пораскинули… От парня беду отвели да особо ретивых музыкантиков из его оркестра на нары усадили… А скрипач… Да, по дурости своей, видать… В какую-то девку замужнюю втюхался… А муж этой девки бандюком оказался… Да и грохнул скрипача. Восемнадцать пуль, я слышала, в него всадил… Кстати, Игорь… Я тебя сразу узнала… Хотя прошло уже… Двадцать лет… Нет, больше даже… А ты меня не узнал, нет? Не помнишь?

 

ИГОРЬ

(механически)

Что? Я не…

 

ДЕВУШКА

(улыбается)

Меня, спрашиваю, не узнал? Совсем-совсем? Ну, правильно, конечно… Мне ж тогда семь годиков всего было… А ты – здоровый такой дядька… Ну? Не вспомнил? Алушта? Море? Я вечерком от отчима с мамкой убежала… Поплавать… На пляже уже – никого… Одни – лежаки да зонты… Не вспомнил, нет?

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Погоди-ка… Это ты про… Да не может быть… Это ты тогда утопнуть собралась, что ли? Ты – та пичужка худенькая?! Что в море одна барахталась?! Да чуть…

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

Ага! Я! Я хотела плавать научиться! Чтобы никто не видел! Чтоб не ржал никто, как я топориком плаваю! Чтобы, как все, плавать! Чтобы мамка из воды не тянула… Чтобы отчим меня не стерёг… Вот и научилась! Нет, поплыла, вроде… А потом как воды глотнула солёной… И волной меня накрыло… Испугалась – жуть! И тонуть стала… А тут меня вдруг кто-то – дёрг! Сильно – так! И – наружу! И – на берег! Забыл?!

 

ИГОРЬ

(улыбается)

Ты, когда отдышалась… Когда – кошмар прошёл… Только мамке не говорите, дядя, только мамке не говорите… Меня мамка убьёт… Я больше не буду, дядя… Вы только никому не говорите, дядечка…

 

ДЕВУШКА

(звонко хохочет)

Точно! Я больше мамки боялась с отчимом! Чем – утопнуть! Боялась, что к морю больше не пустят! Никогда!

 

ИГОРЬ

(качает головой)

Я не узнал тебя… Ни за что бы не узнал… Если бы ты не сказала… Такой заморыш – тогда… Худенький… Испуганный… С гусиной кожей… А нынче – красавица… Просто – прелесть… Вот – чудеса… Ей-богу…

 

ДЕВУШКА

(тихо)

А я тебя сразу узнала…

(помолчав)

Давно и забыла про тот случай… Малая ж совсем была… А как твоё лицо увидела – мигом вспомнила… А отца родного никогда не видела… Он от нас ушёл, когда… Когда я и не родилась даже… Да, они с мамкой мне жизнь дали… А ты, Игорь, мне тогда её подарил… Благодаря тебе я сейчас живу…

(смотрит на запястье)

О-о-о… Пора мне, Игорёчек. Ты меня хорошенько понял? Всё запомнил, мой спасатель? Подписывай контракт свой, гуляй это дело с немцами вашими, коллегами, веселись, ни о чём не думай, не тужи, выспись хорошенько, никто тебя убивать не будет…

(поднимается со скамейки)

Ну, а что с жёнкой да дружком твоим случится – после узнаешь…

 

ИГОРЬ

А что с Таней случится?

(поднимается со скамейки)

Я ничего не понимаю…

 

ДЕВУШКА

(тихо)

Не надо тебе больше ничего понимать…

(суёт в правую руку мужчины стакан с эспрессо)

Добивай… Холодный – уже, наверно…

 

НАТ. СТОЯНКА МОТЕЛЯ – УТРО

 

Все восемь припаркованных автомобилей взрываются оглушительными рёвами, переливами да воями.

 

ИНТ. НОМЕР МОТЕЛЯ – УТРО

 

ИГОРЬ открывает глаза, скатывается с просторной, широкой деревянной кровати, подлетает к распахнутому окну и замирает. Медленно оборачивается и только тогда понимает, что, верещит на все лады его же смартфонное Вивальди.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к уху)

Да…

(откашливается)

Да… Да. Кто? Я? Да, я – Внуков Игорь Сергеевич… Да, именно… Кто? Внукова Татьяна Борисовна? Да, моя же… Что?! Как?! Когда?!

 

ИГОРЬ медленно опускает смартфон. Утирает запястьем мокрый лоб. Осторожно опускается на край гостиничной кровати. И некоторое время смотрит на квакающий едва слышимым человеческим голосом телефон.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к уху)

Где… Где это… Где это случилось? Я? В мотеле… В номере мотеля! За городом! Я не знаю – во сколько! Что?! Я повто… Как?! Да. Да. Да. Да. За рулём. Да. Да. Да. Не надо. Да. Буду.

 

НАТ. ЗАГОРОДНЫЙ УЧАСТОК – УТРО

 

Возле дымящихся на обугленном фундаменте дома головешек ходят несколько людей, за бордовыми лентами – по периметру участка – толпятся зеваки, а поодаль от пожарища, вся в жирной саже и копоти, одиноко чернеет легковая «Ауди» и стоят две красные пожарные машины. К ИГОРЮ подходит высокий, с бледным, чуть вытянутым лицом, человек.

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

Игорь Сергеевич? Внуков Игорь Сергеевич?

 

ИГОРЬ

(проглатывает тугой комок в горле)

Что… Это… Такое…

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

У вас – при себе документы, гражданин? Паспорт, права, прочие удостоверения личности…

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Да. Права. Есть. В машине.

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

Следователь прокуратуры Московской области Шихт. Предъявите ваши документы, Игорь Сергеевич.

 

ИГОРЬ, как сомнамбула, проходит к БМВ. Наклоняется. Забирается в салон. Вылезает. Разгибается и в ту же секунду выплескивает из себя желтоватый гейзер рвоты.

 

ШИХТ

(подаёт Игорю клетчатый квадрат носового платка)

С вами всё – нормально? Игорь Сергеевич?

 

ИГОРЬ

(тихо)

Что…

(медленно вытирает влажный рот)

Что… Здесь… Случилось…

 

ШИХТ

По предварительным данным…

(внимательно изучает водительское удостоверение и техпаспорт)

Предварительно… Как установили пожарные… Очаг возгорания находился в комнате первого этажа… Какого рода был очаг, расследование выяснит… Короткое замыкание проводки… Неосторожное обращение с огнём… Например, курение в постели… Или же – умышленный поджог… В комнате первого этажа обнаружено два трупа… В характерных для пожара позах – позах боксёра… Судя по тому, что дом принадлежит вам и вашей супруге Внуковой Татьяне Борисовне, а возле дома был обнаружен автомобиль «Ауди» с документами на её имя, можно предположить, что один из трупов и есть ваша жена. Второй труп, очевидно, – мужской. Пока – не идентифицированный.

(возвращает Игорю водительское удостоверение и техпаспорт)

Скажите, Игорь Сергеевич: ваша жена… У вашей жены… Поймите меня правильно, но здесь погибли люди, и нам надо выяснить обстоятельства их гибели. Поэтому постарайтесь отвечать предельно искренне. Это пока – не допрос, Игорь Сергеевич. Всего-навсего – предварительное дознание.

(помолчав)

У вашей жены были любовники? Вы знали об этом?

(пристально смотрит на бледное лицо Игоря)

Я прошу вас отвечать предельно честно. В жизни бывает всё. И ваше содействие в данном случае намного облегчит расследование… Несчастного случая… Или же… Быть может… Чьего-то злого умысла… Вы, как нам известно, в эту ночь были в другом месте… Но, возможно, каким-то образом сможете пролить свет на случившееся… И помочь следствию… Ещё – до получения результатов судебно-медицинской, криминалистической, пиротехнической и прочих экспертиз…

(помолчав)

Вы знали, Игорь Сергеевич, что ваша жена вам изменяла с другими мужчинами?

 

ИГОРЬ

(помолчав, тихо)

Да, конечно. Знал. Давно. И я жене изменял. С другими женщинами. И она об этом тоже знала. Простите… Я сейчас… Я сейчас не могу говорить… Проводка? Бред… Да, Таня курила… Я не могу сейчас говорить…

 

ШИХТ

(разделяя каждое слово, тихо)

С кем ваша жена могла быть в эту ночь? Подумайте. Не спешите. Кто мог быть этот мужчина?

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Не знаю.

(помолчав)

Кто угодно. Не знаю и знать не хочу. У меня болит голова. Я могу идти? Я больше не хочу об этом говорить. Оставьте меня в покое. Что вам от меня нужно? В чём мне надо признаться? В том, что моя жена – блядь? Да, блядь. Курила? Да, курила. Я ей изменял? Да, изменял. Я хотел её смерти? Нет, никогда. Я её этой ночью убил? Да, убил…

Бумеранг

ИНТ. КАФЕ – ДЕНЬ

 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

У вас – не занято?

 

ИГОРЬ машинально качает чуть тронутой мягким серебром головой и глотает апельсиновый сок. И лишь секунду спустя скашивает глаза налево. Высокая, смугловатая, стройная девушка мягко опускается на коричневое сиденье стульчика и кивает бармену.

 

ДЕВУШКА

Эспрессо, пожалуйста. С собой.

 

ИГОРЬ

(тюкает дном высокого стакана о мраморную стойку бара, про себя, тихо)

Крашеная, нет, не крашеная, природная брюнетка… И почему это Танька мне трезвонить перестала на работу? Раньше – по сто звонков на день… А эта, видать, спецом лифчик под гольфиком не носит… Ишь, соски как выпирают… И что за духами от неё веет? Нет, не пойму… Что-то от лаванды, вроде… Надо Таньке к днюхе годовой абонемент в тот салон элитный подогнать, со всеми этими соляриями, скрабами, массажами, бассейнами, маникюрами-педикюрами, саунами… А то – что: готовки, уборки, стирки и прочая возня… А летом в Италию махнём, если негров там не станет больше, чем в Африке… Танька уже давно италиями этими бредит… А, может, эта дамочка ещё и без трусиков бегает под юбкой, кто её знает? Нет, вроде, на шлюшку не похожа…  Руки ухоженные, волосы…

 

ДЕВУШКА

(вдруг, тихо)

Игорь Сергеевич…

(смотрит на своё отражение в зеркальной полосе за двумя рядами разноцветных бутылок)

У меня к тебе – деловое предложение. Через минут десять подходи к скверу. Что – на той стороне площади. Окей?

 

ИГОРЬ открывает рот, но ДЕВУШКА, кинув на барную стойку купюру, аккуратно прихватывает закупоренный картонный стакан с кофе, соскальзывает с высокого стульчика и через мгновение мягко звякает колокольчиками входной двери кафе.

 

НАТ. УЛИЦЫ ГОРОДА – ДЕНЬ

 

ИГОРЬ

(медленно выходит из кафе, про себя, тихо)

Так… А это – что за фокусы средь бела дня? Что за – мадам такая? Значит, спецом ко мне подвалила. Предложение. Деловое. Шлюшки уже и так стали работать? По кабачкам мужичков снимать? Или – что? Нет, отчество моё знает. Откуда? Раньше… Нет, точно не встречал дамочку эту. Запомнил бы. Да, итальянская такая – красота. Не резкая. Не жгучая. Но – южная. Нежная. Женская. Очень. Нет – не шлюшка. Однозначно. Кто – тогда? Для меня, что ли, лифчик не надела? Ну, да… Интересно-интересно. Вот – так. Ни с того, ни с сего. Сразу. Через пару минут. Конкретно. Или… Витька Карнаухов, подлец, мне эту красотку подсунул? Он – мастак на такие приколы. Поздняковым – вон… На серебряную свадьбу что отчебучил. Подарочки подогнал, понимаешь. Прилюдно – причём. В самый разгар веселья. Ей – фаллоимитатор. Полуметровый. Ему – девку надувную. Вот с такими сиськами. Размера – пятого. Поздняковы как разодрали сто обёрток, так и… Хорошо, что Витька шампусика глотнул из чьего-то фужера и слинять успел. А то бы Славка Поздняков ему пенделей выдал. За милую душу. Век бы помнил.

(смотрит на часы, про себя, тихо)

Ну, часа полтора у меня ещё есть… До – обеда с германцами этими… Чем чёрт не шутит… Вдруг и выгорит сделка. А там ведь – под миллиона полтора… Евриков… Как говорится, санкции – санкциями, а всем кушать хочется… И еврики свои немцы – ой, как хорошо считать умеют. Лишней копейки не переплатят. И на скидочку нашу двадцатипроцентную очень даже могут клюнуть… Точно клюнут. Если кто фарт не перебьёт…  А что, если… Ну, допустим, поведусь я… С красоткой этой… Не в сквере же будем… Под кустиками… На какой-нибудь траходромчик рванём… А там… В самый ответственный момент… Ей-богу… Из-за шторы Витька выскочит… Да – не один. С Танькой моей. Ба-бах. Как обухом – по башке. Как – в этой… «Бриллиантовой руке»… А мадам как заорёт на всю Московию: «Не виноватая – я! Он сам пришёл!» Или – что? Что ещё быть-то может? Какие-такие ещё «деловые предложения» могут быть у красотки без лифчика? Да – с такими сосками, что вот-вот гольфик порвут. Ей-богу, карнауховские штучки. Не угомонится никак… Оп-паньки…

(останавливается у входа в сквер, крутит головой, про себя, тихо)

Это, типа – по Фрейду, что ли: хотел сказать «передай соль, дорогая», а вырвалось «что же ты, гадина, мне всю жизнь испоганила!» Проспект-то как перешёл? По переходу подземному? Или – по верху? Меж машинок, что ли? Не помню. Ей-богу. Чистый лист. А, может, эта – цыганка какая? Вырубила меня, может… Гипнозом цыганским своим…

(хлопает по внутреннему карману пиджака, про себя, тихо)

Нет, бумажник – на месте…

 

И тут же правый карман пиджака одушевляется божественным Вивальди.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к правому уху)

Да.

 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

(с лёгким хохотком, в смартфоне)

Игорь Сергеевич, ну что ты стоишь, головой крутишь? По аллее иди… К фонтанчику… Давай-ка быстренько…

 

ИГОРЬ

(механически)

Да. Погодите, а откуда вы знаете мой номер теле…

(в смартфоне идут короткие гудки)

Чёрт его знает – что такое…

(тихо)

А дамочка эта… Да, под меня конкретно заточена…

 

ИГОРЬ медленно идёт по аллее сквера. Останавливается. Крутит головой.

 

ИГОРЬ

(про себя, тихо)

О, фонтан-то… Вчера ещё не работал… А нынче – ишь… Засверкал… Ну, я Витьке Карнаухову устрою… Если – его работа… Но девочка – не шлюшка, явно… Тогда – кто? Что за – игрища? А, вот – она.

 

ИГОРЬ осторожно опускается на тёмно-каштановое деревянное сиденье кованной чугунной скамейки.

 

ДЕВУШКА

(звонко хохочет)

Смотри-смотри! Не терпится ухажёру! Смотри – как прыгает!

 

Надутый толстенький сизарь пытается заскочить на равнодушную маленькую голубку, что, быстро работая цепким клювиком, вдохновенно обедает рассыпанными по серой плитке чёрными семечками.

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

А ей – не до секса!

(ставит на скамейку картонный стакан с кофе и вновь брызгает высоким хохотком)

У неё – обеденный перерыв! Дурашка! Девушку сначала накормить надо! А уж потом в постельку тянуть! Правда, Игорёк?! Что ты такой каменный сидишь? У тебя ж ещё – полтора часа до немцев! Расслабься, ей-богу… Хочешь – повеселю?!

 

ИГОРЬ

(про себя, тихо)

Так… От конкурентов, что ли, работает? От «Алмаз-инвеста» распрекрасного? Хотят – в долю? Или – вообще сделку перебить? Вот это уж вам – дуля, ребятки! Договор о намерении подписан… Скидку такую, как мы, фиг «Алмаз-инвест» нарисует… Мы этих немцев месяцев восемь окучивали… Решили, значит, ко мне эту бабец подослать… Ага, сейчас. Куплюсь. На сиськи с письками. И контракт солью. На полтора миллиона.

(вслух, сухо)

Извините, у меня ещё – много дел. Что вы хотели?

 

ДЕВУШКА

(поворачивается к Игорю)

Повеселить! Только ты… Слышь, Игорёк… Веди себя хорошо… Культурно, да? Без психов… Телодвижений глупых… Криков каких-то… Да? Договорились, Игорь Сергеевич? У тебя – мало времени. Мне скоро – пора. Давай – по-деловому. Без эмоций. Без нервов. Хорошо?

 

ИГОРЬ

(пожимает плечами, тихо)

Я, собственно, ничего не пони…

 

ДЕВУШКА

(кивает)

Так, смотри, Игорь Сергеевич…

(вытягивает из красной кожаной сумочки айфон)

Ничего пока не говори. Просто смотри. Я буду говорить. А ты смотри и слушай.

 

На дисплее айфона возникает мужчина, выходящий из подъезда дома.

 

ДЕВУШКА

(весело)

Это наш дорогой Игорёк… Идёт утречком на работу. Как – штык: в 7.30. Правильно. Заранее. Потому как часика полтора надо, чтоб по утренним пробкам до Вернадского к 9.00 успеть.

(большой пальчик девушки проводит по мультитачному дисплею)

Это Игорёчек в свою машинку садится… Дальше – паркуется… На стояночке… Вот – выходит… Ныряет в свой замечательный «цветик-самоцветик»… Начальствовать… До 18.00. Ну, выходы, посадки пропускаем… А вот наш Игорёша – в субботних Сандунах… Ничего, так… Несмотря – на свой полтинник с гаком… Жирка почти нет… Грудь, руки, ноги – не обвисшие… Молодец. Надо быть – в форме…

 

ИГОРЬ

(опомнившись)

Позвольте… Я не… Я не понимаю… По какому праву вы… Что это, вообще, – такое?! По какому праву меня…

 

ДЕВУШКА

(округляет карие очи)

Тихо, тихо, тихо, тихо… Мы же с тобой договорились, Игорь Сергеевич: не шумим, не дёргаемся, не глупим… Ты же – разумный парень. Трезвый. С головой. А не только – с головкой. Всё сейчас поймёшь. И будем решать: как быть. Или – не быть. Да? Ну? Остыл? Хочешь кофейку глотнуть?

 

ИГОРЬ

Нет.

(помолчав)

Что вам угодно?

 

ДЕВУШКА

(улыбнувшись)

Жить хочешь? А? Или – не хочешь? Если – не хочешь, то иди. К своей. Этой. Татьяне Борисовне. И когда в ночку будешь её иметь, так, между нежностями телячьими, спроси: дорогая жёнушка, а сколько, собственно, ты заплатила, чтобы меня грохнули? А то мне, понимаешь, суть озвучили, а цифры назвать забыли. Весёлый фонтанчик, да, Игорёк? Правда? Мы, когда малые были, по московским фонтанам шустрили: монетки со дна тырили. А что? За три-четыре фонтана можно было и четвертак мелочи насобирать. Для девчонки пятилетней – целое состояние.

 

ИГОРЬ

(опомнившись)

Что за бред вы несёте? Что за – чушь собачья? Что за – хрень несусвет…

 

ДЕВУЩКА

(звонко хохочет)

Жизнь – прекрасна, когда – разнообразна, да? А то – что: сидишь, тухнешь месяцами в своей этой ювелирной конторе… Света белого не видишь… Да и вообще… Особо ничего и никого вокруг себя не видишь… Одни – караты, унции, пробы, огранки… Вечная грызня с этим… «Алмаз-инвестом» вашим… Прочие напряги… По тебе, Игорь Сергеевич, уже месяца четыре работают… Ты, слава Богу, – не Березовский какой… И – не Старовойтова с Немцовым… Никто по серьёзному твою внезапную и случайную кончину и мурыжить не станет… Ни в каких МУРах. Но. Мы ж тоже – не пальцем деланные… Как на тебя заказ пришёл, пробивать стали: кто – таков, чем дышит, за что хотят грохнуть, что за – заказчик, каковы – мотивы и так далее… Так вот. Хорошим ты мужиком оказался, Игорёк. Умным. Дельным. С совестью – к тому ж. Что нынче – редкость. Проще в Москве на брусчатке Красной площади золотой самородок нарыть… Чем – человека совестливого встретить в столичке нашей… Вон, два года тому назад… Когда у твоей драгоценной Татьянушки Борисовны онкологию обнаружили, ты… Помнишь, да? Ты чуть Москву с Германиями да Япониями вверх дном не перевернул… И деньги был готов последние отдать… Чтобы только жёнушка не ёкнулась… Та онкология, правда, доброкачественной оказалась… А через пару-тройку месяцев и сама испарилась… Как – не было… Так я это – к чему. К тому, что…

 

ИГОРЬ

(мотает головой)

Нет. Я больше ничего не хочу слышать. Весь этот бред собачий… Таня… Таня – это святой человечек… Святой… Чтобы она… Хоть кого-то… Я даже не помню, чтобы Танечка…

 

ДЕВУШКА

(резко)

Твоя Танечка вот уже год резво подмахивает заместителю генерального директора совместного предприятия «Алмаз-инвест» Дробышеву Алексею Владимировичу. В разных позах и конфигурациях. У него – на даче. На вашей даче. На съёмной хатке по адресу Миклухо-Маклая, 24, квартира 146. Он же, Дробышев Алексей Владимирович, собственно, и оплатил задаток. Чтоб ты, Игорёк, под машинку, скажем, случайно угодил. Или со своим митральным клапаном в Сандуновской парилке загнулся. Или… Способов – масса. Уж поверь. Ненасильственно человека кокнуть.

 

ИГОРЬ

(глупо улыбается)

Лёшка? С Танькой? Да не… Не может быть такого… Вы что-то не то гово… Мы же с Лёшкой сколько лет дружи… Ли… Пока… Он… Нет, не мо…

 

ДЕВУШКА

(смотрит на бледное лицо мужчины)

Игорёк? Тебе что – плохо? А? Игорь Сергеич? «Скорую», может, подогнать? Ты чего такой белый-то стал? На, глотни-ка кофейку… Давай, давай… Живенько… Открывай ротик… Ещё… Во-о-от… И – молодцом… Глотай, глотай… Ещё глотай… Молодчинка… Ещё – пару глотков… Ну, как? Отпустило малость?

 

ИГОРЬ

(кивает, тихо)

Да. Спасибо. Как-то вдруг… Стало… Не по себе… Не знаю…

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

Во-о-о-от…

(промокает платочком губы мужчины)

Порозовел уже… Клапан митральный это тебе – не шутки… Так, Игорь Сергеевич. Давай-ка закругляться. Чтоб мозги твои прочистились… Послушай. Потом с этим переспи где. Желательно – не с заказчицей. Грохнуть она дома тебя, конечно, не грохнет, но… Бережённого, как говорится… После подписания контракта вы ведь едете с немцами в загородный мотель, так? Обмывать это дело. Вот и обмывайте. Хотя ты не пьёшь, но будь в кампании… На виду, так сказать. Это – твоё алиби. Никуда с мотеля не уезжай. Повторяю: никуда. Сиди там. До завтра. А завтра тебе перезвонят и скажут…

 

ИГОРЬ

(мотает головой, тихо)

Я ничего не понимаю… Какое – алиби… Алиби – чего?

 

ДЕВУШКА вставляет штекер гарнитуры в гнездо айфона, а один из чёрных наушников – в правое ухо мужчины.

 

ДЕВУШКА

Слушай, Игорёк. Сиди и слушай. Молчи и слушай.

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(внятный)

Так. По задатку всё – правильно. Если я верно вас поняла, заказ должен быть исполнен после 23-го числа этого месяца. Не раньше, так?

 

ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ ИЗ НАУШНИКА

(глуховатый и несколько испуганный)

Да, да, да… После… Только – после 23-го… Я просто не знала раньше… Алексей Вла… Ой… Это, короче… Это только на днях выяснилось… До 23-го ничего делать не надо… Ни в коем случае… Я вас умоляю… Ни в коем случае…

 

ИГОРЬ

(оторопело смотрит на девушку)

Да… Это – она… Танька… Это – её голос… Её… И – ваш… Не может быть…

 

ДЕВУШКА

(медленно закуривает длинную тонкую сигарету)

Ты дальше, дальше слушай, Игорёк… Внимательно слушай… Очень – внимательно…

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(внятный)

Хорошо. Требование заказчика для нас – закон. Больше у вас ничего не поменялось?

 

ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ ИЗ НАУШНИКА

(глуховатый и несколько испуганный)

Нет.

(помолчав)

Нет… Только… Об этом уже говорилось… Но это – очень важно. Всё должно выглядеть, как несчастный случай. Только – как несчастный случай. Не знаю – какой: инфаркт, авария, что-то ещё… У него – больное сердце… Он быстро водит машину… Хотя на сердце не жалуется… Ходит в бассейн… А в бассейне ведь можно утонуть, правда? Случайно. Хотя там – кругом… Словом… Вы сами должны придумать… Вам за это платят. И… Мы с Алексе… Я должна быть уверена… Вы должны предоставить… Я должна своими глазами увидеть… Да, пусть – в морге… Но – своими глазами… Что его больше нет. Как только мы… Как я своими глазами увижу, только тогда вы получите остальную сумму… А иначе…

 

ГОЛОС ДЕВУШКИ ИЗ НАУШНИКА

(спокойный, внятный)

Да. Конечно. Вы лично убедитесь в том, что ваш муж мёртв. Скорее всего, это будет на опознании. Не волнуйтесь. Мы всё придумаем. Вам просто перезвонят. Уже – из полиции. И пригласят на опознание. Процедура эта – не из приятных. Но её нужно будет пройти. Я потом научу вас – как…

 

ИГОРЬ

(вырывает наушник из уха, тихо)

Я больше не могу… Я больше не могу этого слышать… Весь этот… Весь этот кошмар…

 

ДЕВУШКА

Завтра…

(подушечкой большого пальца касается дисплея айфона)

Ну, вот… Ничего и нет. Ничего и не было. Завтра, Игорёк, вы подписываете контракт. Плюс неделька-полторы на проводку денег. Если – с запасом, то, в аккурат, число 23-е вырисовывается. Твоя благоверная вместе с твоим бывшим дружком подсчитали верно… После 23-го мы тебя ненасильственно грохаем… Дробышев Алексей Владимирович живенько прибирает к рукам ваш «цветик-самоцветик» с полутора миллионным наваром на бюджете, а несчастная вдова становится совладельцем всего твоего бизнеса, а также – свободной и весьма состоятельной госпожой…

 

ИГОРЬ стеклянными глазами смотрит на сверкающий фонтан.

 

ДЕВУШКА

(хохочет)

Только этого не будет, Игорёша! Не парься, слышь?

(помолчав)

Знаешь… Тебе, наверно, странно будет это слышать от меня… После всего, что… Словом, после того, как ты узнал: кто – я, чем на жизнь зарабатываю и прочее… Да? А сперва, наверно, решил, что поблядушка какая-то к тебе липнет в кафешке, да? Я по твоим глазам поняла… Решил, мол, молодая сучка мужичка решила подцепить… Точно? Ну, не хочешь – не говори… Так вот, Игорёк. Это в «Леоне» как там говорилось: кроме женщин и детей? Да, деток мы, конечно, не трогаем… Упаси Боже… Да и баб беременных на заказ не берём… С мужиками же… Ну, вот ты, например, – второй, которого мы лично на тот свет отправлять не будем. Первый – музыкантик был. Скрипач. Чеканутый чуть. Но даровитый – жуть. Там такая заваруха вокруг него закрутилась в своё время, что – мама, не горюй… Его коллеги по оркестру кипятком писались… От зависти… Да – злобы гремучей… Я тогда только начинала в этом бизнесе… И когда заказ на этого еврейчика пришёл… Короче, аж прослезилась… Ну, дитя ж – совсем… Но уже по всем европам-япониям-штатам летает… Копеечку большую заколачивает… Словом, мозгами мы с коллегами пораскинули… От парня беду отвели да особо ретивых музыкантиков из его оркестра на нары усадили… А скрипач… Да, по дурости своей, видать… В какую-то девку замужнюю втюхался… А муж этой девки бандюком оказался… Да и грохнул скрипача. Восемнадцать пуль, я слышала, в него всадил… Кстати, Игорь… Я тебя сразу узнала… Хотя прошло уже… Двадцать лет… Нет, больше даже… А ты меня не узнал, нет? Не помнишь?

 

ИГОРЬ

(механически)

Что? Я не…

 

ДЕВУШКА

(улыбается)

Меня, спрашиваю, не узнал? Совсем-совсем? Ну, правильно, конечно… Мне ж тогда семь годиков всего было… А ты – здоровый такой дядька… Ну? Не вспомнил? Алушта? Море? Я вечерком от отчима с мамкой убежала… Поплавать… На пляже уже – никого… Одни – лежаки да зонты… Не вспомнил, нет?

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Погоди-ка… Это ты про… Да не может быть… Это ты тогда утопнуть собралась, что ли? Ты – та пичужка худенькая?! Что в море одна барахталась?! Да чуть…

 

ДЕВУШКА

(смеётся)

Ага! Я! Я хотела плавать научиться! Чтобы никто не видел! Чтоб не ржал никто, как я топориком плаваю! Чтобы, как все, плавать! Чтобы мамка из воды не тянула… Чтобы отчим меня не стерёг… Вот и научилась! Нет, поплыла, вроде… А потом как воды глотнула солёной… И волной меня накрыло… Испугалась – жуть! И тонуть стала… А тут меня вдруг кто-то – дёрг! Сильно – так! И – наружу! И – на берег! Забыл?!

 

ИГОРЬ

(улыбается)

Ты, когда отдышалась… Когда – кошмар прошёл… Только мамке не говорите, дядя, только мамке не говорите… Меня мамка убьёт… Я больше не буду, дядя… Вы только никому не говорите, дядечка…

 

ДЕВУШКА

(звонко хохочет)

Точно! Я больше мамки боялась с отчимом! Чем – утопнуть! Боялась, что к морю больше не пустят! Никогда!

 

ИГОРЬ

(качает головой)

Я не узнал тебя… Ни за что бы не узнал… Если бы ты не сказала… Такой заморыш – тогда… Худенький… Испуганный… С гусиной кожей… А нынче – красавица… Просто – прелесть… Вот – чудеса… Ей-богу…

 

ДЕВУШКА

(тихо)

А я тебя сразу узнала…

(помолчав)

Давно и забыла про тот случай… Малая ж совсем была… А как твоё лицо увидела – мигом вспомнила… А отца родного никогда не видела… Он от нас ушёл, когда… Когда я и не родилась даже… Да, они с мамкой мне жизнь дали… А ты, Игорь, мне тогда её подарил… Благодаря тебе я сейчас живу…

(смотрит на запястье)

О-о-о… Пора мне, Игорёчек. Ты меня хорошенько понял? Всё запомнил, мой спасатель? Подписывай контракт свой, гуляй это дело с немцами вашими, коллегами, веселись, ни о чём не думай, не тужи, выспись хорошенько, никто тебя убивать не будет…

(поднимается со скамейки)

Ну, а что с жёнкой да дружком твоим случится – после узнаешь…

 

ИГОРЬ

А что с Таней случится?

(поднимается со скамейки)

Я ничего не понимаю…

 

ДЕВУШКА

(тихо)

Не надо тебе больше ничего понимать…

(суёт в правую руку мужчины стакан с эспрессо)

Добивай… Холодный – уже, наверно…

 

НАТ. СТОЯНКА МОТЕЛЯ – УТРО

 

Все восемь припаркованных автомобилей взрываются оглушительными рёвами, переливами да воями.

 

ИНТ. НОМЕР МОТЕЛЯ – УТРО

 

ИГОРЬ открывает глаза, скатывается с просторной, широкой деревянной кровати, подлетает к распахнутому окну и замирает. Медленно оборачивается и только тогда понимает, что, верещит на все лады его же смартфонное Вивальди.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к уху)

Да…

(откашливается)

Да… Да. Кто? Я? Да, я – Внуков Игорь Сергеевич… Да, именно… Кто? Внукова Татьяна Борисовна? Да, моя же… Что?! Как?! Когда?!

 

ИГОРЬ медленно опускает смартфон. Утирает запястьем мокрый лоб. Осторожно опускается на край гостиничной кровати. И некоторое время смотрит на квакающий едва слышимым человеческим голосом телефон.

 

ИГОРЬ

(подносит смартфон к уху)

Где… Где это… Где это случилось? Я? В мотеле… В номере мотеля! За городом! Я не знаю – во сколько! Что?! Я повто… Как?! Да. Да. Да. Да. За рулём. Да. Да. Да. Не надо. Да. Буду.

 

НАТ. ЗАГОРОДНЫЙ УЧАСТОК – УТРО

 

Возле дымящихся на обугленном фундаменте дома головешек ходят несколько людей, за бордовыми лентами – по периметру участка – толпятся зеваки, а поодаль от пожарища, вся в жирной саже и копоти, одиноко чернеет легковая «Ауди» и стоят две красные пожарные машины. К ИГОРЮ подходит высокий, с бледным, чуть вытянутым лицом, человек.

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

Игорь Сергеевич? Внуков Игорь Сергеевич?

 

ИГОРЬ

(проглатывает тугой комок в горле)

Что… Это… Такое…

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

У вас – при себе документы, гражданин? Паспорт, права, прочие удостоверения личности…

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Да. Права. Есть. В машине.

 

ЧЕЛОВЕК

(внимательно смотрит на Игоря)

Следователь прокуратуры Московской области Шихт. Предъявите ваши документы, Игорь Сергеевич.

 

ИГОРЬ, как сомнамбула, проходит к БМВ. Наклоняется. Забирается в салон. Вылезает. Разгибается и в ту же секунду выплескивает из себя желтоватый гейзер рвоты.

 

ШИХТ

(подаёт Игорю клетчатый квадрат носового платка)

С вами всё – нормально? Игорь Сергеевич?

 

ИГОРЬ

(тихо)

Что…

(медленно вытирает влажный рот)

Что… Здесь… Случилось…

 

ШИХТ

По предварительным данным…

(внимательно изучает водительское удостоверение и техпаспорт)

Предварительно… Как установили пожарные… Очаг возгорания находился в комнате первого этажа… Какого рода был очаг, расследование выяснит… Короткое замыкание проводки… Неосторожное обращение с огнём… Например, курение в постели… Или же – умышленный поджог… В комнате первого этажа обнаружено два трупа… В характерных для пожара позах – позах боксёра… Судя по тому, что дом принадлежит вам и вашей супруге Внуковой Татьяне Борисовне, а возле дома был обнаружен автомобиль «Ауди» с документами на её имя, можно предположить, что один из трупов и есть ваша жена. Второй труп, очевидно, – мужской. Пока – не идентифицированный.

(возвращает Игорю водительское удостоверение и техпаспорт)

Скажите, Игорь Сергеевич: ваша жена… У вашей жены… Поймите меня правильно, но здесь погибли люди, и нам надо выяснить обстоятельства их гибели. Поэтому постарайтесь отвечать предельно искренне. Это пока – не допрос, Игорь Сергеевич. Всего-навсего – предварительное дознание.

(помолчав)

У вашей жены были любовники? Вы знали об этом?

(пристально смотрит на бледное лицо Игоря)

Я прошу вас отвечать предельно честно. В жизни бывает всё. И ваше содействие в данном случае намного облегчит расследование… Несчастного случая… Или же… Быть может… Чьего-то злого умысла… Вы, как нам известно, в эту ночь были в другом месте… Но, возможно, каким-то образом сможете пролить свет на случившееся… И помочь следствию… Ещё – до получения результатов судебно-медицинской, криминалистической, пиротехнической и прочих экспертиз…

(помолчав)

Вы знали, Игорь Сергеевич, что ваша жена вам изменяла с другими мужчинами?

 

ИГОРЬ

(помолчав, тихо)

Да, конечно. Знал. Давно. И я жене изменял. С другими женщинами. И она об этом тоже знала. Простите… Я сейчас… Я сейчас не могу говорить… Проводка? Бред… Да, Таня курила… Я не могу сейчас говорить…

 

ШИХТ

(разделяя каждое слово, тихо)

С кем ваша жена могла быть в эту ночь? Подумайте. Не спешите. Кто мог быть этот мужчина?

 

ИГОРЬ

(помолчав)

Не знаю.

(помолчав)

Кто угодно. Не знаю и знать не хочу. У меня болит голова. Я могу идти? Я больше не хочу об этом говорить. Оставьте меня в покое. Что вам от меня нужно? В чём мне надо признаться? В том, что моя жена – блядь? Да, блядь. Курила? Да, курила. Я ей изменял? Да, изменял. Я хотел её смерти? Нет, никогда. Я её этой ночью убил? Да, убил…

Кадры (эссе)

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,

Излишние средь жалких нужд земных,

Незыблемой мечты иероглифы,

Вы говорите: «Вечность — мы, ты — миг…»

Афанасий Фет

 

Так случилось, что недавно из одного сугубо континентального места жительства я безвозвратно выехал, а в другое, субтропическое, пока окончательно не въехал.

Где нынче живу?

В сердцах одних, в душах других, в памяти третьих, в мечтах четвёртых, в надеждах пятых, в чаяньях шестых, в гостях седьмых, в отчаянье восьмых, в гостиницах девятых, в безразличии прочих.

Словом, бомжую.

Так и запишите, граждане полицейские, если наткнулись своими очами на сии строки.

 

маяк стоял

хоть моря не было

и каждой ночью сущей

маяк моргал исправно в небо

маяк мерцал на суше

 

и маяка смотритель

право

не чокнутый

хоть пьющий

и верою служил и правдой

ночному небу с сушей

 

и небо с цветником созвездий

и море это высохшее

не ждали никаких известий

от маяка

но бывшего

 

а он мерцал упрямо в небо

а он моргал на суше

хоть моря пять веков как не было

скалистые лишь пустоши

 

но вот песчаной бурей ветер

шалит

в стакане сухо

и маяка смотритель встретил

костлявую старуху

 

и попросил лишь об одном он

старушку

только чтобы

зажгли маяк бы ночью тёмной

взамен его усопшего

 

хоть моря никакого не было

маяк стоит поныне

мерцая в креповое небо

моргая средь пустыни

 

А вестибулярный аппарат за тобой не успевает. Ты и так состоишь на семьдесят процентов из воды, а тут вода ещё – под тобой и над, и возле, и вокруг. Капли дождя – такие крупные, что, кажется, кто-то специально их соорудил на небесах, собрал в незримый резервуар, проделал в извиве душа огромные дырочки и повернул краник с холодной водой. Или мир просто перевернулся, и обратным ходом бытия венецианская водичка бесконечных каналов выливается нынче на наши головы? Или мы уже плывём по свинцовому бесконечному небу, а на нас сквозь какое-то огромное решето выливается этот странный водянистый город.

 

Отсырела даже улыбка гондольера.

 

Так вот.

 

Невесомость.

 

Поскольку вода – везде, суша воспринимается только тактильно: столб, стена дома, фонарь. Но и они растворяются под твоими ладонями: столб становится ватным, и ты проваливаешься в мокрый металл; каменная чёрная стена на ощупь подобна дну моря, к которому я как-то нырнул и упёрся всеми конечностями в твёрдую холодную планету – какую-то неведомую мне отполированную плиту, что никак не кончалась; а тусклый фонарь освещал только самого себя.

Даже в гостиничном номере было темно и сыро. В вязком плотном вакууме комнаты шарахались два нагих существа, душ чихнул затхлой влагой, засипел, и мы не нашли ничего лучшего, как закутаться в простыни. И застыли. Словно привидения. У тёмного полукруглого окна.

– Смотри… – прошелестел девичий шёпот. – Дождь идёт снизу вверх… Видишь?

И точно: крупные капли, казалось, не плюхались сверху, а рождались в этих глянцевых пузырях на рябой зыби канала и вольно возносились в свинцовые венецианские небеса. И уже там хором впадали в тучные тучи.

А, может, и мы нынче, голые и мокрые, выпорхнем из этого тусклого каменного неба, что почему-то именуется землёй, и медленно упадём вверх – прямо в мшисто-пепельную мягкость океана, который мы по привычке называем небом?

 

а глубь голубизны

в разреженности бездны

напоминает сны

бездонности небесной

 

возвышенность глубин

гуашевая тишь лишь

в которых ты один

паря

ничем не дышишь

 

в которых ты един

с морскою бирюзою

с бурунами седин

и шёпотом прибоя

и проблеском зари

багровым предзакатным

по глади водной и

зарницами раскатами

грозы далёкой

 

сны

есть явь и суть спряженья

небесной глубины

и сонма отражений

где сновидений путь

есть воспаренье в толщи

неведомого

чуть

волнительно

на ощупь

 

Кстати, когда стоишь вниз головой, то кажется, что ногами упираешься в небеса, а руками держишь Землю. И стоит тебе пятками чуть сильней оттолкнуться от молочного облака, как планета мягко сойдёт со своей орбиты, и голубовато-сливочный шарик оторвётся от твоих рук и медленно, очень медленно поплывёт в зияющую миллиардами блёсток креповую темноту. А ты так и останешься висеть – нелепый, удивлённый, одинокий – словно тот пляжный волейболист, что, мягко спружинив пальцами, отпасовал мячик через сетку, а он, минуя земное притяжение, замер на несколько мгновений в искрящихся лучах южного солнца и стремительно унёсся вверх, в лазурную высь…

 

я увидел окончание ночи

перламутровое утро

а потом расщепление света

на летние краски спектра

и зеркале неба электро

магнитную копию Света

записанную кем то на случай

его внезапной кончины

 

и сразу началось быстрое

движение дневного плюша

и появились актёры

путаясь в складках материи

простите появились люди

с ночными потухшими искрами

под майками

и неуклюже

стали преодолевать заторы

матёрой земной материи

 

движение нарастало

и вскоре перешло границы

разумного

сила трения

рождала огонь который

подстёгиваемый ветром

бросался на крылья птицам

и красным им пачкал перья

 

километр за километром

торжественно и упорно

Светило вползало из за

и я на одно мгновение

превратившись в горящую птицу

терял ощущение низа

терял осязание верха

любое терял представление

кроме наверно присутствия

на светопредставленческом фокусе

 

а потом спустя многомильёнье

перед самым исходом планеты

записанный на гибком миньоне

мне кадр прокрутили этот

 

и я оказался не в фокусе

 

Ах, граждане, вы не представляете себе – каково это проснуться на утреннем убранном тающими августовскими сумерками черноморском пляже. В самую сизо-фиолетовую, подсвеченную сонным дыханием солёной воды, утрь. Есть в русском языке такое слово «утрь»? Нет – ещё? Неужели? Значит, ввожу. Пользуйтесь. На здоровьице. В этом «утрь» – и лёгкая зыбкая зябкость, и прозрачная свежесть, и йодисто-капельная взвесь южного летнего бриза, и колкие полчища малюсеньких мурашечек по нашему общему телу: не по моему громадному отдельно и по хрупкому девичьему, а переплетённому руками, ногами, сердцами, душами – одному. На двоих. Нашему. Общему. Под лёгким – одетым в мягкую, ворсистую непромокаемую ткань тёплым тонким поролоном – тёмно-зелёным пледом. Мы любили засыпать на пляже. Под шелест мягкого вкрадчивого прибоя и плеск далёких волн. Под разноголосый стрекот цикад. Под аппетитный цукат ночного солнышка – на иссиня-чёрном небе, которое миллиардами звёздных миров ныряло в море, а на поверхности спокойной воды – от берега до самого горизонта – серебрилась упоительная лунная дорожка. Да, и – и под бульканье перистальтики в нашем общем животике: хинкали, сациви и тёплый лаваш под свежий гранатовый сок уже давно – за четыре-то часика безостановочного бодрствования – из наших могучих сил переплавились в блаженную истому.

 

А какие сегодня, вообще, – день, год, век? А – планета? Впрочем, знаю: никакие. Ни день, ни год, ни век.

 

А планета…

 

Да – любая.

 

Пусть хоть – на орбите звезды Бетельгейзе в созвездии Ориона – Alpha Orionis, BD +7 1055.

 

в движенье или без движения

с рожденья до одра холодного

всё в нашей жизни отражения

отображенья мимолётного

 

пусть отраженья искажения

сквозь прозу праздности иль призмы

мы есть друг друга возрождения

как вырожденье прежних жизней

 

не умножение спряжения

любви божественной иль бесов

мы есть лишь головокружение

над бездной пропасти небесной

 

Да, обязательно наступит такой день, когда мы придём к самим себе, позвоним в дверь, но никто нам не откроет. Потому что никого не будет дома. Или грянет волшебная ночка, когда все струны нервов, кроме одной, порвутся с дребезжащим звоном, и непременно найдётся какая-нибудь настырная виртуозная паганинша, которая на этой одной-единственной уцелевшей струне сыграет звонкое пиццикато. Да, скрипкой становиться не стоит. Равно как и – барабаном: обязательно кто-то настучит по голове. Быть может, прикинуться кирпичом? Нет. Непременно нарисуется доморощенный Чак Норрис и примется лупить тебя рёбрами своих ладоней. Лучше быть ветром. В диапазоне от штиля до урагана. Хотя… Штиль и есть оборотная сторона бури. Но какие, спрашивается, паруса могут выдержать полный штиль? И – пережить десятибалльный шторм? Или стать огнём? Который никто не рискнёт потушить… Какой идиот полезет в жерло Везувия или Кракатау? Нет, всё-таки буду водой. Вода, несмотря на все глупые литературные ярлыки, не терпит пустоты. Она мгновенно заполняет собой все пустоты. Не оставляя ни единого шанса пустоте. Землёй становиться не хочу. Не желаю, чтобы по мне всё время кто-то топал своими ножищами.

 

Да, лучше не приходить к самим себе.

 

Никогда.

 

И не трезвонить в собственную запертую дверь.

 

Ни в коем случае.

 

И знать, что у тебя все – дома.

 

море открыто

небо безбрежно

дыба не пытка

пыточна нежность

 

дерево ёлка

смерть только дверца

хищники волки

мышца лишь сердце

 

жизнь бесконечна

лютик цветочек

утро не вечер

время песочек

 

P,S.

 

И вот что я тебе, дорогой мой зритель, ещё скажу в этот погожий летний денёк: любовниц без жены не бывает. Ну, никак. Жёны без любовниц встречаются. Иногда. Как – исключение. А вот любовницы без жён – чёрта с два. Просто не существуют. Как – вид.

Правда, если чуть продлить тему, порой случаются отменные весёлости. Жена, узнав об изменах мужа, сгоряча разводится с ним, и её место правдами и неправдами занимает бывшая любовница. А уже бывшая жена, осознав под вискарь, – что натворила, теми же правдами и неправдами становится любовницей бывшего мужа. В конце концов, обе женщины из состояния придурковатой эйфории переходят в тремор клинической остервенелости и затем в стервозную осатанелость, из которой непременно вытекает классический хэппи-энд: дамы грохают мужика старинным бронзовым канделябром и на его грошики улетают на какие-нибудь там Багамы, где, создав в безвоздушии нынешнего разноцветного времени гетеросексуальную пару, счастливо живут-поживают вплоть до исчезновения всех гендеров, то есть, до конца Света.

 

Отсюда – вывод: никогда никому ни при каких обстоятельствах не признавайтесь в любви.

 

Пусть вызывают.

 

Повесткой.

 

И доказывают.

Надька+Вадька=

Короче, когда весной 86-го, Вадька Провоторов вернулся из армии, его Надюха была на сносях. На месяце пятом. Но не замужем. Папочку Вадька вычислил быстро и, не снимая десантской «парадки», заявился на автобазу. Дождался, пока рослый веснушчатый парень в синей спецовке, улыбаясь, отделится от группы работяг, и мощным хуком уронил его на разноцветный масляными пятнами асфальт. Мужики кинулись было на Вадьку, но увидев на армейском кителе орден «Красной Звезды» и медаль «За Отвагу», остановились. А Вадька поймал такси, взял в охапку плачущую Надюху, и машина рванула к ЗАГСу. Как ни странно, молодых расписали сразу. В тот же день и без очереди. Свидетелями послужили водила такси и продавщица кваса в киоске.

Отец Вадьки посмотрел на беременную жену сына и ничего не сказал, а мать перекрестилась. Впрочем, вечером заявились родители Надюхи и старший брат. Вадька ловко натянул тельняшку и прикрыл дверь в комнату.

– Да она ж с другим спала! – забрызгал слюной мрачный, долговязый юноша. –

Она ж – опозоренная!

– Позор – это когда на задаче струсил….– тихо сказал Вадька. – Пацанов подвёл… А дитя зачать – не позор… А – счастье…Родим этого, других наделаем…

Вадька помолчал.

– Позор нашли… Вот обмылка того, что дитя заделал да слинял, позорьте… А Надьку на трогайте… Рожать ей скоро…

Вадька глянул на молчавших мужчину и женщину.

– Здесь будем жить… Пока – не родит… И ничего нам от вас не надо…

А вечером на кухню протиснулся Вадькин отец.

– Ты это, сын… – мужчина закурил. – Не хотел ворошить прошлое… Но знать тебе надо… Короче… Ну, словом, не один Колька с автобазы у жёнки твоей был…

– Батя… – заговорил Вадька. – Ну, чего поминать? Что было, то про…

– А вот не прошло! – мужчина с силой забычковал сигарету. – Раз гуляла без тебя, значит, и при муже гулять будет! Я тебе не напраслину толкую! Почитай, с десяток парней твою Надьку имели! Вот родит и пойдёт сызнова гулять! Не проходит такое! Уразумей мозгой своей!

– Жена она – мне! – Вадька открыл форточку. – Жена, батя! Все – не без греха! Родит – образумится! Я, что ли, – святой?! Да на мне – такое, что никаких попов не хватит замолить…

– Ты Родине служил, сынок… – мужчина тяжело поднялся с табурета. – Кровь свою проливал… Твоё – дело, парень… Локотки себе потом кусать станешь… Да поздно будет… Когда – ребяток настругаете… Э-эх…

Отец Вадьки остановился в дверях кухни.

– Мог бы себе такую кралю найти… Вон… Сотни бегают…И у нас, на стройке… И – кругом… Молодые, задорные, без дитёв… Дурень – ты,  Вадька… Хоть и воевал… Как есть – дурень…

– Мне не надо – сотни… – парень помолчал. – Мне нужна – одна… Одна – на всю жизнь…

– Я эту «одну» хорошо знаю… – мужчина вновь закурил. – Пока ты служил, в продмаге работала… За углом… На – Вишневского…

Отец Вадьки присел на табурет и понизил голос.

– Так вот: попёрли её оттудова… То ли – недостача, то ли – намухлевала что… Я слыхал, что дело даже сшили… Подсудное… Хотели срок впаять за мухлёж… Но, вроде, откупилась от ментов… Натурой… А потом…

– Ну, как вам не стыдно, Михал Вадимович?! – прозвенел вдруг девичий голос.

Мужчины обернулись. На пороге кухни в красной маечке стояла босая Надюха.

– Зачем же напраслину на меня возводить? – девушка помолчала. – Ну, да… Работала я в бакалее… Три месяца… До – училища… Когда – работы никакой не было… А когда в текстильное на очное поступила, ушла… На стипуху мизерную… А потом в ателье нашем заработала… Закройщицей… До сих пор работала… Пока – в декрет не отправили… Да вы же у нас сами костюм шили! Забыли? Синий! Двубортный! На – три пуговицы!

Девушка переступила босыми ножками, потрогала живот и улыбнулась.

– Ой, опять детка пихается … Сильно так пихается…

Вадька встал из-за стола.

– Надюха… Ты это… Не стой на сквозняке… Босая… Иди, ложись… Я – сейчас…

– И не недостача в магазине была, Михал Вадимович… – обернулась в дверях кухни Надюха. – А по накладным неправильным товар получили… Дирекция наша что-то там нахимичила… Потому и ревизия была…

Девушка помолчала.

– И не надо, Михал Вадимович… Не надо нас с Вадичкой сорить… Не надо, дядя Миша… Вы же – хороший… И жена ваша, Мария Владимировна, – хорошая… Вы же мне, как – родные…

Надюшка глянула на мужа

– Вы не бойтесь, Михал Вадимович… Мы скоро съедем… Вадичке на работе квартиру обещали… Сразу обещали… Как – герою… Не новую – конечно… Но – свою…

– Да Господи! – развёл руки мужчина. – Живите! Хоть – сто лет! Кто ж вас гонит?! Не хоромы, но поместимся! И дитя поместится! На сорока квадратах-то! Мы с матерью, значит, – в гостиной, а вы – в спальне. Или – как?! Наоборот? Вы с дитём – в большой? Дочка!

Вскоре Вадька устроился охранником. И, действительно, получил квартиру. Панельную «однушку», правда. Через три месяца Надюха родила. Миленькую рыженькую девочку. А когда в торговом центре, который охранял Вадька, случился пожар, никто, в общем-то, и не понял толком – почему рухнули бетонные перекрытия первого этажа: то ли строители напортачили, то ли бетон был не той марки, то ли сдетонировали бочки с краской, которыми было забито под завязку всё правое крыло подвального помещения здания.

Надюшка же… Всплакнула на похоронах над тем, что осталось от Вадьки. И укатила из города. Через месяц после трагедии. С миленькой девочкой и рослым веснушчатым механиком с автобазы. А куда – неизвестно…